Трое Бодлеров и двое Квегмайров сидели в Сиротской лачуге, которая еще никогда не выглядела менее непривлекательной. Все пятеро надели изобретенные Вайолет шумные башмаки, поэтому отстаивающих территорию крабов было не видать. Соль высушила капающую светло-коричневую плесень, превратив ее в твердую бежевую корку. Вид у корки был не слишком приятный, но по крайней мере детям не приходилось то и дело увертываться от плюхающей жидкости. Поскольку с появлением Учителя Чингиза им пришлось сосредоточить свою энергию на борьбе с его коварством, пятеро сирот так ничего и не предприняли по поводу зеленых стен с розовыми сердечками. Но в остальном у Сиротской лачуги с появлением в ней Бодлеров несколько поубавилось слоновьего и прибавилось мышиного. Для того чтобы превратиться в уютное жилье, ей было еще далеко, но как место для разрабатывания в критическую минуту плана она вполне годилась.
А для Бодлеров критическая минута, несомненно, настала. Если они проведут еще одну изнурительную ночь, бегая по кругу, они не справятся с общеобразовательными экзаменами и секретарской работой, тогда Учитель Чингиз увезет их из Пруфрокской подготовительной школы неизвестно куда, и при мысли об этом они буквально ощущали, как костлявые пальцы Чингиза выдавливают из них жизнь. Квегмайры так волновались за своих друзей, что тоже ощущали себя как в тисках, хотя им прямая опасность не угрожала — так они, во всяком случае, думали.
— Не могу понять, как мы не сумели разгадать план Чингиза раньше, — мрачно проговорила Айседора, перелистывая записную книжку. — Мы с Дунканом провели такое тщательное расследование и все-таки не сообразили, в чем дело.
— Не расстраивайся, — ободрил ее Клаус. — Мы с сестрами столько раз имели с ним дело, и всегда разгадать его умысел было очень трудно.
— Мы пытались выяснить биографию Графа Олафа, — добавил Дункан. — В Пруфрокской библиотеке накопилось большое количество старых газет. Нам пришло в голову, что, если мы узнаем про какие-то прежние его деяния, мы разгадаем и нынешний план.
— Неплохая идея, — задумчиво протянул Клаус. — Я о таком и не подумал.
— Мы исходили из того, что Олаф совершал злодейства и до встречи с вами, — продолжал Дункан, — поэтому и взялись за старые газеты. Подходящих статей нашлось не так много, ведь он, как вы знаете, каждый раз действует под новым именем. И все же мы нашли одного человека, похожего по описанию на Олафа, в «Бангкокской газете», его арестовали за то, что он задушил епископа. Но он тут же бежал из тюрьмы.
— Очень похоже на него, — подтвердил Клаус.
— И еще в веронской «Дейли ньюз», — продолжал Дункан, — какой-то тип сбросил со скалы богатую вдову. На щиколотке у него был вытатуирован глаз. Ему, однако, удалось ускользнуть из рук полиции. Потом мы нашли газету вашего родного города, там говорилось…
— Мне не хотелось бы тебя прерывать, — вмешалась Айседора, — но, по-моему, пора перестать думать о прошлом и начать думать о настоящем. Перерыв на ланч подходит к концу, нам до зарезу нужен план действий.
— Ты не заснула? — спросил Клаус старшую сестру, которая давно молчала.
— Нет, что ты, — ответила Вайолет. — Просто я сосредоточенно размышляю. Кажется, я могу изобрести кое-что для изготовления скобок. Но не могу сообразить, как мне одновременно сооружать приспособление и готовиться к экзаменам. С тех пор как начались ОСПА, я не записала как следует ни одного рассказа мистера Реморы, так что не имею возможности их вспомнить.
— Ну, об этом не беспокойся. — Дункан поднял вверх свою темно-зеленую записную книжку. — Я записывал все его истории. Тут у меня сплошь скучные подробности.
— А я записывала длину, ширину и высоту всех предметов, которые приносила миссис Бас. — Айседора показала свою записную книжку. — Ты можешь учить по моей книжке, Клаус, а ты, Вайолет, — по Дункановой.
— Спасибо, — сказал Клаус, — но вы кое-что забываете. Мы вечером должны делать пробежки. Мы не сможем читать ваши записи.
— Таркур, — подтвердила Солнышко. Что означало: «Ты, конечно, прав. ОСПА всегда продолжаются до рассвета, а экзамены начнутся прямо с утра».
— Вот бы нам помог кто-нибудь из великих изобретателей, — сказала Вайолет. — Интересно, как поступил бы Никола Тесла.
— Или кто-то из великих журналистов, — подхватил Дункан. — Как бы вела себя Дороти Паркер в этой ситуации?
— Интересно, чем бы помог нам древний вавилонянин Хаммурапи? — продолжил Клаус. — Он был одним из величайших исследователей.
— Или великий поэт лорд Байрон, — сказала Айседора.
— Акула. — Солнышко с задумчивым видом постучала зубами об зубы.
— Кто знает, как все эти люди или рыбы поступили бы на нашем месте? — подытожила Вайолет.
Дункан прищелкнул пальцами, но не потому, что подзывал официанта, и не потому, что вспомнил любимый мотив, а потому, что в голову ему пришла мысль.
— На нашем месте! — сказал он. — Вот оно!
— Что — оно? — осведомился Клаус. — Чем тебе понравилось наше место?
— Нет-нет, — ответил Дункан, — не об этом речь. Когда Вайолет сказала «на нашем месте», у меня возникла идея. Я знаю, ты имела в виду «в нашем положении». Но что если действительно кто-то другой займет ваше место? Что если мы выдадим себя за вас? Тогда мы стали бы делать пробежки, а вы готовиться к общеобразовательным экзаменам.
— Выдадите себя за нас? — удивился Клаус. — Вы двое — копия друг дружки, но вы совсем не похожи ни на кого из нас.
— Ну и что? — не сдавался Дункан. — Ночью будет темно. Когда мы следили за вами из-за арки, то видели только две бегущие темные фигуры и одну ползущую.
— Это верно, — подтвердила Айседора. — Если я возьму у тебя, Вайолет, ленту, а Дункан возьмет у Клауса очки, то, спорим, Учитель Чингиз издали не различит, кто это.
— Мы даже обменяемся обычными башмаками, так что звук шагов на траве будет такой же, — добавил Дункан.
— А как быть с Солнышком? — спросила Вайолет. — Двое никак не могут выдать себя за троих.
Лица у Квегмайров вытянулись.
— Если б только Куигли был здесь… — сказал Дункан. — Я точно знаю, он бы с радостью переоделся малышкой, чтобы помочь вам.
— А что если взять небольшой куль с мукой? — предложила Айседора. — Солнышко ведь не выше куля муки. Не обижайся, Солнышко.
— Денада. — Солнышко пожала плечами.
— Мы украдем муку в столовой, — сказала Айседора, — и будем таскать куль за собой, когда будем бегать по кругу. Издалека он, возможно, сойдет за Солнышко и не вызовет подозрений.
— Все-таки выдать себя за нас — чрезвычайно опасный план, — с сомнением произнесла Вайолет. — Если он провалится, то не только мы попадем в беду, но и вы тоже. Кто знает, что с вами тогда сделает Учитель Чингиз?
Именно этот, как позднее выяснилось, вопрос будет неотступно преследовать Бодлеров в течение долгого времени. Но Квегмайры почти не обратили на ее слова внимания.
— Об этом не беспокойся, — заявил Дункан. — Главное — чтобы вы не попали ему в руки. План, может, и рискованный, но только это мы и смогли придумать — занять ваше место.
— И придумывать что-то другое времени у нас не остается, — добавила Айседора. — Надо спешить, если мы хотим стянуть в столовой куль муки и не опоздать в класс.
— Нам еще понадобится веревка или что-то вроде, чтобы тащить за собой куль, как будто это ползет Солнышко, — добавил Дункан.
— Мне тоже надо кое-что раздобыть, — сказала Вайолет, — чтобы сделать приспособление для выделки скобок.
— Нидоп, — заключила Солнышко, что означало нечто вроде: «Тогда пошли».
Дети вышли из Сиротской лачуги, предварительно сняв шумные башмаки и надев обычные, и двинулись через лужайку к столовой. Они шли и нервничали — прежде всего потому, что не полагается тайно прокрадываться в столовую и похищать разные предметы, и еще потому, что их план в самом деле был очень рискованный. Нервничать — неприятное занятие, и я не пожелал бы никаким маленьким детям нервничать больше, чем нервничали Бодлеры и Квегмайры, когда шли в столовую. Однако, должен сказать, нервничали они недостаточно. И это относится не к тому, что им предстояло прокрасться в столовую, что делать запрещалось, и не к тому, что им предстояло стащить разные разности, тем более что их не поймали. Нет, им следовало нервничать гораздо больше из-за своего плана и из-за того, что случится ночью, когда сядет солнце, на бурой лужайке станет темно и засветится фосфоресцирующий круг. Сейчас, когда каждый был на своем месте, им следовало здорово нервничать из-за того, что случится, когда они поменяются местами.