И теперь совсем другую песню
Пропоет молоденький джигит —
Он споет об озере чудесном,
Что далеко в ледниках лежит.
Вот какую он споет нам песню.
Гусев нашел нас на расстоянии одного перехода от озера. Было утро. Мы лежали в мешках, накрывшись палаткой, не имея сил двинуться дальше.
Два дня, не переставая, шипел наш примус. Кашу сменял чай, потом жарилась козлятина, потом варился компот, потом снова чай — и так без конца. Это была настоящая оргия, лукулловское пиршество.
Силы прибывали с каждым часом. Теперь мы могли вдоволь наговориться обо всем. Гусев рассказал нам, как они подошли к озеру и увидели, что воды за эти дни прибыло очень много. Плыли на лодке, торопясь как можно скорее переправиться.
Загрубский с Горцевым выяснили, что ледник летом движется со скоростью трех метров в сутки в своем среднем течении и около двух у берегов. Горцев поверил, наконец, Загрубскому, заметив, что сложенные нами на леднике пирамиды действительно продвинулись вниз. Как только были доставлены к озеру продукты, Гусев вышел на ледник.
Все эти новости выкладывались обстоятельно, со всеми подробностями. Так приятно было лежать в мешке, удобно положив под голову свой рюкзак, и слушать под веселое фырканье примуса этот дружеский энергичный голос.
На третий день мы двинулись к озеру. Несмотря на мои протесты, Гусев снял с меня рюкзак и пустил «порожняком». Отдохнув и набравшись сил, я прыгал по камням как тау-теке. Сорокин шел осторожно, но споро.
— Лодку придется надувать заново, — озабоченно говорил Гусев. — Плыть ведь теперь очень далеко. Появился у ледника залив почти в километр длиной.
— Поплывем!
Скоро должно было показаться и озеро. Я ускорил шаги, стараясь прийти первым, но Гусев не отставал от меня.
— Вот сейчас мы его увидим, — сказал он. — Вот с того холма. А ну, нажмем!
Мы бегом поднялись на высокий моренный конус.
Вопль изумления вырвался у нас почти одновременно. Впереди неожиданно раскинулась огромная котловина. Все дно ее было усеяно большими и маленькими льдинами. Но воды в котловине не было ни капли. Случилось то, чего не ожидал никто из нас.
Озеро прорвалось в долину.
Проводив Гусева за озеро, наши товарищи остановились на «зеленой поляне», где их ждал с лошадьми Орусбай. Теперь только один переход отделял их от главной базы в лесистой долине Иныльчека.
Старый Орусбай заплакал, слушая рассказ Горцева о наших злоключениях.
— Старый стал. Дурной как марджа[22] сказал он, сердито вытирая слезы. — Надо песни петь, а он плачет…
Орусбай пригнал верховых лошадей к указанному сроку и ждал здесь уже два дня.
Утром заседлали коней и двинулись вниз по леднику. Лошади теперь довольно уверенно продвигались по знакомой дороге. Это было их четвертое путешествие по леднику, и кое-где попадавшийся навоз или след подковы успокоительно действовал на них.
Но вот, когда караван вытянулся вдоль ледника, направляясь к базе, Орусбай первый заметил что-то неладное.
Непрерывный гул подледного потока усиливался все больше и больше. Ледник содрогался, словно пытаясь приподняться со своего ложа. В одном месте из трещины вода била фонтаном, с оглушительным ревом поднимаясь надо льдом.
Лошади начали нервничать и упрямиться. Чем ближе подходил караван к концу ледника, тем заметнее и слышнее становились вздрагивания льда. Тяжелые биения, похожие по своей ритмичности на удары пульса, сотрясали грандиозную ледяную толщу.
— Озеро прорвалось! — сообразил Загрубский и, оставив упрямившуюся лошадь, заспешил к языку.
Долина была залита водой. Яростные потоки рвались из-под ледника, с грохотом перекатывая тяжелые камни. Глыбы льда вырывались изредка вместе с водой и стремительно уносились в хлопьях грязной пены; то в одном, то в другом месте вдруг раздавался грохот обвала. Подмытые водой, рушились своды ледника, закупоривая невидимые тоннели. Так вот как выглядит прорыв озера! Скоро подошли все остальные. Переправляться через долину сейчас было невозможно.
Четыре дня пришлось ждать, пока не сошла вода. К этому времени подоспели и мы.
Мы прошли все озеро по его дну, у самого берега. Внизу, под памятной расщелиной, мирно лежал поржавевший ледоруб Сорокина. По утрам серый ил, покрывавший мощным слоем дно озера, смерзался и отлично выдерживал тяжесть человека. Мы смогли обстоятельно осмотреть Северный Иныльчек у его впадения в озеро. Здесь был язык этого огромного ледника. По всем признакам в древние времена он соединялся с южным рукавом. Теперь же он медленно, но верно отступал.
В образовавшейся котловине, подпруженной Южным Иныльчеком, стала ежегодно собираться вода. Весной, во время бурного таяния снегов, и в конце лета, когда снова набиралось достаточно талой воды, это озеро прорывалось в долину. Вода находила себе дорогу в продольных трещинах ледника, а там, где трещин не было, она пробивала себе путь, ломая и круша все препятствия.
Решился спор и о ледяных «минах». Эти подводные айсберги, вырывавшиеся на поверхность, не были обломками ледника, проходившего, по предположениям Сорокина, по дну озера. Теперь мы ясно видели, что плавучие льдины собирались там, куда увлекала их вода, и садились на дно опустошенного озера.
Хаос и разрушение царили среди оставшихся на мели ледяных обломков. С грохотом валились они один на другой, образуя большие, бесформенные груды. Ночи были здесь в сентябре очень холодные, и лед, очевидно, крепко смерзался. Зима быстро приближалась. Льдины, примерзшие ко дну, сидели спокойно до тех пор, пока их не покрывала талая вода. Тогда они начинали всплывать, производя непонятное и устрашающее впечатление на тех немногих людей, кому довелось увидеть это интересное явление.
Большой костер зажгли мы в последний вечер на нашей базе.
С заставы к нам заехали пограничники и несколько джигитов из соседнего колхоза.
А наутро, когда мы тронулись в обратный путь, нам навстречу попались всадники. Они неслись, крича и размахивая руками.
Потом показался караван. Нескончаемой цепью тянулись всадники и вьючные лошади. Это новая альпинистская экспедиция направлялась к Южному Иныльчеку на решительный штурм «Повелителя Духов».
И мы от всей души пожелали им удачи.