Каждому по заслугам

– Здравствуйте, Павел Игоревич, – сказал он, бросив взгляд на экран.

Звонил Глушко, врач клиники «Пульс», и Зимина кольнуло нехорошее предчувствие. Не должен был ему звонить доктор, вроде бы как незачем. Но тем не менее именно голос Глушко звучал сейчас в трубке, и был он напряженным донельзя.

– Сейчас приеду, – коротко бросил Зимин, когда собеседник закончил свой рассказ. – Ничего там не трогайте. Вы правильно сделали, что сразу мне позвонили.

Спрятав телефон в карман, он коротко бросил Малахову:

– Поехали.

– Куда? – спросил Костя, вскакивая со стула.

– В «Пульс». Глушко нашел в шкафчике Вакулина четыре мобильных телефона. Сечешь?

Малахов присвистнул:

– Это могут быть телефоны жертв?

– Может, да. Может, нет. Сейчас узнаем. Ребят бери. И криминалиста. Изъятие нужно провести по всем правилам.

Через десять минут они уже входили в медицинский центр. Зимин бросил тоскливый взгляд с крыльца на свой дом, который виднелся сквозь пышную листву деревьев в парке напротив. Как было бы хорошо оказаться сейчас дома, поцеловать Снежану, погладить ее огромный живот, убедиться, что все в порядке. Но нельзя. Работа. Трудная, ответственная, временами невыносимая, но любимая.

Глушко они нашли в его кабинете. Он вел прием и знаками дал понять, что скоро освободится.

– Мы еще двух пациентов перенесли по просьбе Павла Игоревича, – пояснила Зимину регистратор. – Он так разнервничался, что попросил отменить запись. А эта пациентка уже была здесь, поэтому ему пришлось ее принять. Она такая, знаете, немного скандальная. Подождите немного.

– Да, мы подождем. Скажите, – он покосился на бейджик на кармашке белой курточки, потому что не помнил, как эту медсестру зовут, и едва заметно поморщился. Стареет. Раньше он не забывал имена людей, с которыми пересекался даже на долю секунды. – Скажите, Оля, а Вакулин сегодня работает?

– Илюша? Нет, он почему-то на смену не вышел. Павел Игоревич ему несколько раз звонил, и я тоже набирала, но телефон отключен. Собственно говоря, Павел Игоревич именно поэтому в его шкафчик и полез.

– А покажите нам эти ваши шкафчики. Мы трогать ничего не будем, пока с Павлом Игоревичем не поговорим. Просто посмотрим.

В отдельной комнате, предназначенной для персонала, стояли ряды металлических шкафов, устроенных по тому же принципу, что и в спортивных залах. Запирались они на маленькие ключики, и в них сотрудники центра оставляли одежду, переодеваясь в белые медицинские костюмы.

– Я правильно понял, что у каждого свой? – спросил Зимин у медсестры. – Не то, чтобы, приходя на работу, все просто свободный занимали?

– Да. У каждого свой. Там же можно и на длительное время что-то оставить. У кого-то запасные костюмы хранятся, на тот случай, если экстренно переодеться нужно будет. Кто-то чай держит или кофе. Ну и вообще что-то важное.

– Например, заначку от жены, – скрипуче рассмеялся криминалист Вадим Фадеев.

Зимин вдруг порадовался, что сегодня дежурит именно он. Фадеев, которого все звали просто Федорыч, был профессионалом в своем деле, которого когда-либо знала их область.

Освободился с приема Глушко, пришел в комнату для персонала.

– Спасибо, что приехали, Михаил Евгеньевич, – хмуро начал он. – Так мне не нравится вся эта история, вы даже представить себе не можете.

– Вакулин так и не нашелся?

– Нет, телефон вне зоны действия сети. Я заволновался, поскольку, сами знаете, в городе нехорошие вещи происходят, а Илья никогда себе не позволял на работу не прийти. Он очень ответственный человек.

– То есть вы считаете, что с ним могло что-то случиться?

– Я не знаю, – нервно ответил Глушко. – Просто человек не вышел на работу, дозвониться до него невозможно. Я зачем-то решил проверить его шкафчик. Даже не знаю, что именно я собирался там найти. Не записку же с объяснением, куда он подевался. Открыл, а там под комплектом спецодежды коробка, а в ней четыре телефона мобильных.

– Вы их трогали?

– Нет, конечно, нет. Только крышку с коробки снял, а как мобильники увидел, так сразу положил крышку обратно и пошел вам звонить.

– А шкаф вы как открыли?

– Да они ногтем открываются. Их запирают больше для проформы. У нас же тут все свои.

Соблюдая все процессуальные нормы, следственная группа вскрыла шкаф, принадлежащий Илье Вакулину, обнаружила четыре телефона и оформила их изъятие. После этого аппараты попали в руки Фадеева, обработавшего их на наличие отпечатков пальцев.

– Ничего нет. Стерильно, – вынес свой вердикт тот.

– Надо будет предъявить телефоны на опознание родственникам жертв, – задумчиво сказал Зимин. – А еще включить и симки проверить. Сдается мне, что это аппараты, принадлежавшие убитым и исчезнувшие с мест преступления. Хотя я не понимаю, зачем их надо было забирать и уж тем более хранить. Да еще и на работе, в шкафчике, открывающемся ногтем, потому что тут все свои.

Он покосился на Глушко:

– Доктор, как вы считаете, где может находиться Вакулин?

– Я не знаю. Дома. У кого-то из клиентов, которым он делает массаж. У девушки. У друзей. Я не в курсе, правда. Мы просто работали вместе, но отнюдь не дружили.

К концу дня стало понятно, что поиск Ильи по всем возможным адресам ничего не дал. Были установлены и обзвонены все его клиенты, с которыми массажист в последний год работал на дому. Никто из них его не видел. Мама молодого человека тоже не знала, где он. Только тихо плакала, не вытирая слез. Они скатывались по ее худенькому лицу, обильно смачивая кофточку на груди.

Костя Малахов позвонил Нюсе и Толику Болонину, но те тоже ничего не знали. По возвращении из Малодвинска никто из них Илью не видел. Проведенный в его квартире обыск тоже ничего не дал, за исключением одной маленькой детали. В одежном шкафу была найдена упаковка медицинских катетеров и с десяток пластиковых контейнеров для медицинских растворов. С одной стороны, в этом не было ничего странного, ведь Вакулин часто ходил по вызовам ставить капельницы и делать инъекции, в том числе внутривенные. С другой стороны, с помощью этих катетеров вполне можно было откачать кровь из яремной вены жертв.

– И что? Получается, что все-таки он и есть наш маньяк? – спросил Костя у Зимина.

– Понятия не имею, – честно признался следователь. – Необходимые для нанесения такого удара навыки у него имеются. Помимо медицинского образования он еще, как выяснилось, и в спецназе служил. Но вот мотива у него никакого. С большей частью жертв он незнаком. Как-то же он их подбирал для своего чудовищного эксперимента. И еще. Если телефоны он хранил в своем шкафу на работе, то где он прячет пакеты с кровью? Два литра с каждой жертвы. Это много. Просто в холодильник не сложишь. Или сложишь?

– Холодильник у него дома я проверил, – ответил Малахов. – Нет там ничего, кроме упаковки куриных окорочков и нескольких пакетов с замороженной черной смородиной. Но почему-то же он сбежал. Что его напугало? Почему он не вышел на работу? Где скрывается? И значит ли это, что жертв больше не будет? Вот чуяло мое сердце, что не зря он не поехал в Малодвинск, а послал вместо себя друга. Да еще и соврал про подписку о невыезде. Он уже тогда планировал совершить четвертое убийство и исчезнуть.

– Разберемся, – сказал Зимин, хотя особой уверенности в этом не испытывал. Проклятое какое-то дело. Ничего не понятно. – Мы обязательно разберемся. А пока надо объявлять Вакулина в розыск.

Нюся сидела в гостях у Насти Пальниковой, с удовольствием поглощая маленькие эклеры, приготовленные Денисом. Сам Менделеев, несмотря на выходной день, был на работе – в ресторане «Буррата» отмечалась какая-то большая и важная свадьба, так что без шеф-повара не обойтись.

– Большинство моих знакомых поедом бы ели своих мужей за то, что их в субботу нет дома, – заметила Нюся. – А ты даже глазом не ведешь.

– Счастье не зависит от дня недели. Зато зависит от готовности воздерживаться от поедания собственных мужей. Кроме того, ты тоже часто работаешь по выходным, так что уж кого-кого, а тебя не должен удивлять подобный график.

– Работаю. Когда есть заказы или вдохновение, – согласилась Нюся. – Ладно, расскажи лучше, как ты в Новосибирск съездила.

Рассказ подруги она слушала внимательно, почему-то все случившееся было для Анны Бесединой очень личным делом.

– Так что, этот Карпов так и не признался, что в последнее время начал общаться с отцом? – спросила она, когда Настя замолчала.

– Нет, в том-то и дело. Заверил, что никакой связи между ними не появилось и отцу он не звонил. Так что Зимин полагает, что тем самым Ванечкой, с которым общался Гольцов, вполне мог быть Дубинин. Слушай, Нюся, а ты действительно хорошо знакома с Ильей Вакулиным?

– Знакома, но не знаю, насколько хорошо. Несколько раз мы вместе в Подкаминское ездили. На вездеходах кататься, зимой на снегоходах, шашлыки жарить.

– И что? Может он быть убийцей?

– Странный вопрос для юриста, – подколола подругу Нюся. – Вину человека признает суд, а так любой человек в определенных обстоятельствах способен убить. И ты, и я. Если нашей жизни, например, что-то будет угрожать. Или жизни наших близких. Для меня, например, перечень этим исчерпывается, но для кого-то угроза репутации – повод для убийства. Или деньги. Или карьера. И заранее никогда не скажешь, какой триггер сработает, какая ситуация станет достаточной для того, чтобы сработал спусковой крючок. Так что вину Ильи пусть доказывает следствие. А я ни государственным обвинителем, ни защитником становиться не собираюсь.

– А я бы, кстати, на таком процессе поработала, – мечтательно призналась Настя. – Вот только Ветлицкий в нашу адвокатскую контору чистую уголовщину если и берет, то за очень большие деньги. А у этого Ильи, как я понимаю, денег лишних не водится. Правда, его, чтобы защищать, еще найти надо, а в этом правоохранительные органы точно не преуспели.

У нее зазвонил телефон.

– Да, Марина, – сказала она в трубку. – Что? Вы хотите со мной встретиться? Именно сегодня? Нет, разумеется, я не в офисе. Знаете что, если хотите, приезжайте ко мне домой. Я вам сейчас скину адрес. Хорошо, я буду ждать.

– К тебе клиентка приедет? Мне уходить? – спросила чуткая Нюся.

Она не любила неловких ситуаций. Лучше самой уйти, чем ждать, пока попросят.

– Что? Нет. Оставайся. Это Марина Лукьянова. Девушка Тимофея Лопатина, то есть почти невеста. Она все мечтает доказать, что убийца специально охотился именно за ее Тимофеем. Я взялась проверить эту версию, но вынуждена признать, что, скорее всего, она ошибается. Если преступление и было тщательно спланировано, то избавиться хотели либо от Гольцова, либо от Дубинина. Только они связаны с ворованными картинами.

Марина появилась на пороге через полчаса. Нюся рассматривала ее с жалостливым интересом. Она очень сочувствовала девушке, потерявшей жениха и горящей желанием найти убийцу. Настя провела ее в кухню, усадила за стол, налила чай и пододвинула вазу с эклерами. К сладостям гостья так и не притронулась, видимо из-за отсутствия аппетита.

– Анастасия, я тут вспомнила одну деталь, которая может быть важна. У Тимофея была флешка. Такая, знаете, очень заметная. Точнее, это была моя флешка. Нам их на работе дарили к юбилею фирмы и заказали в виде мастерков для ремонта. А сейчас же флешками редко пользуются, в основном все по электронной почте пересылают. Ну и она у меня валялась на рабочем столе. А Тим как-то попросил, я ему ее и дала.

– Принесли с работы по его просьбе? – уточнила Настя.

– Нет. Он же всегда после первой смены ко мне приходил, чтобы дождаться окончания моего рабочего дня. Вот однажды флешку и попросил. А сейчас мы с его мамой нигде ее найти не можем. В вещах, которые… – она запнулась, – нам отдали, ее не было. Дома тоже нет. И на работе ребята пакет со всеми вещами собрали, ее тоже нет. Вдруг это имеет значение?

В глазах у нее светилась такая надежда, что Нюся чуть не заплакала.

– Может быть, на месте преступления выпала? А ребята при осмотре ее просто не заметили. Трава-то там высокая была, – предположила она. – А хотите, я на фотографиях посмотрю. Я хоть и в шоке была, а машинально начала все вокруг фотографировать. Я потом все фотографии напечатала и полиции отдала. Но в телефоне они у меня остались.

– Вы фотографировали место преступления? – голос Марины упал до шепота.

Нюся вдруг спохватилась, что Настина гостья ее не знает. Господи, и кто ее за язык тянул, сейчас придется объясняться. Правда, к чести Лукьяновой, информация о том, что именно Нюся нашла тело Тимофея, не лишила девушку самообладания. Она лишь немного побледнела и попросила самой посмотреть на фото.

– Марина, не надо. Вдруг вам плохо станет.

– Нет. Не станет, – она замотала головой так яростно, что Нюся на мгновение испугалась, что голова сейчас оторвется. – Мне в полиции несколько фото показывали. Мама Тимошина не стала смотреть, а я смогла. Так что, пожалуйста, покажите мне.

Нюся достала телефон. Встав рядом с гостьей, она листала фотографии так, чтобы видеть их и самой. Тело Тимофея было только на нескольких первых снимках. Марина выдержала их просмотр стоически, не заплакала и не упала в обморок, лишь вцепилась белыми закостеневшими пальцами в край стола.

На остальных фотографиях Нюся снимала сломанные кусты, примятую траву, валяющийся в ней пакетик с собачьими твистерами, тот самый, что выпал у нее из кармана, видимо, когда она нагибалась проверить у Тимофея пульс. На еще одной фотографии чуть в стороне валялся кошелек. Да, полицейские нашли его при осмотре и удивились, что преступник его не забрал, а отбросил в сторону. Флешки ни на одном из фото не оказалось. Неудивительно, это было бы слишком большим везением.

– Может, Тимофей успел кому-то ее отдать? – предположила Настя.

Марина снова замотала головой, правда, на этот раз не так сильно.

– Нет, в том-то и дело, что она была у него с собой в тот вечер. Лежала в заднем кармане джинсов. Он вытаскивал оттуда телефон и зацепил цепочку.

– Какую цепочку? – не поняла Нюся.

– Флешка была в виде мастерка на застегивающейся цепочке из маленьких шариков. Тимофей нечаянно достал ее и тут же убрал обратно. Но я успела заметить.

В голове у Нюси что-то щелкнуло, и она снова быстро перелистала фотографии. Точно. Вот оно. На одной из них, сделанной машинально в тот момент, когда она проверяла, как себя чувствует привязанный в отдалении к кусту Тобик, у лап пса что-то блестело. Она увеличила фотографию, на чуть размывшемся изображении отчетливо виднелась порванная цепочка из маленьких металлических шариков. Флешки на ней не было.

Она протянула телефон с увеличенной фотографией Насте под нос. Та поглядела и длинно присвистнула.

– Получается, что убийца обыскал карманы Тимофея. Телефон забрал, кошелек отшвырнул в сторону за ненадобностью, а флешку унес с собой, сорвав с цепочки, которую отбросил в сторону.

– Она могла порваться, когда он ее доставал.

– Но это было неосмотрительно, ее могли найти.

– Ну и что? – удивилась Нюся. – Кошелек тоже нашли, и ничего. Кроме того, в перечень улик, найденных на месте преступления, цепочка не попала. Я это точно знаю. Я не стала привязывать собаку рядом с трупом. И Тобик бы с ума сошел, и с точки зрения криминалистики это было неправильно, я отвела его в сторону. Так что думаю, что цепочка до сих пор там лежит. А вот флешка зачем-то понадобилась убийце. А это возможно только в том случае, если он заранее знал о ее существовании. И что такого важного на ней могло быть?

– Я не знаю, – сказала Марина горько. – Я даже не сразу про нее вспомнила. Только сегодня. Попросила на всякий случай Тимошину маму посмотреть в его комнате и сразу позвонила вам. А вдруг его убили именно из-за этой флешки?

– Может, там был файл с перечнем украденных картин, – предположила Нюся.

– Вряд ли, – задумчиво не согласилась Настя. – Нет ни малейшей связи между Тимофеем и Гольцовым. Он никак не мог знать о картинах. И ему совершенно негде было взять их перечень.

– Хорошо, пойдем от обратного, – согласилась Нюся. – Какие файлы и где Тимофей мог скопировать? В своей автомастерской? На вашей, Марина, работе? Где еще?

– Да, пожалуй, нигде, – подумав, ответила девушка. – Про автомастерскую я ничего не знаю, может быть, там и было что-то такое, что имело смысл записывать на флешку и носить с собой. Но на моей работе… Вряд ли его могли заинтересовать марки бетона.

Про марки бетона Нюся уже где-то слышала, только сейчас не могла вспомнить, где именно. Впрочем, не важно. Настя пообещала рассказать про пропавшую флешку следователю Зимину, после чего Марина попрощалась и ушла, и подруги снова остались вдвоем.

– Странное дело, – произнесла Настя, помолчав.

– Что?

– Я говорю, что Зимин прав. Это очень странное дело. В нем, как в «Наполеоне», который мастерски печет мой Дэн, множество отдельных тонких слоев, которые практически невозможно отделить друг от друга. Есть Гольцов и его картины. Есть его сын Иван Карпов, когда-то укравший Левитана со своим другом Никитой Дубининым, и есть младший Дубинин, узнавший о существовании картины незадолго до своей смерти и при этом собиравшийся разбогатеть.

Есть Тимофей Лопатин, у которого, оказывается, в момент убийства пропала какая-то флешка, и тоже собиравшийся получить непомерную сумму денег из какого-то неизвестного источника. И есть этот четвертый, Евгений Мазин, про которого мы вообще ничего не знаем, кроме того что он занимается ремонтами.

– У Кости есть теория, что Дубинин, Лопатин и Мазин как-то связаны между собой именно ремонтом.

– И что?

– Ничего. Он рассказал про это Зимину, но тот велел не натягивать сову на глобус.

– Да. Сову на глобус натягивать не надо, и без того все очень запутано. Слушай, а как ты думаешь, твой Толик может знать, где прячется Илья Вакулин? Или вообще его прятать?

– Зачем? – не поняла Нюся. – Ты что, подозреваешь Болонина в том, что он может иметь отношение к происходящему?

– Да ни в чем я его не подозреваю, – отмахнулась Настя. – Болонин такой никчемный, что просто не способен на поступок.

– Ты хочешь сказать, что совершить четыре убийства – это поступок?

– А ты считаешь, что нет? – Настя подняла свои совершенные брови.

Нюся невольно залюбовалась подругой. Та действительно была красивой, а еще стильной до невозможности. Породистой. Нюся рядом с ней чувствовала себя простушкой. Да еще и стриженной под мальчика. Безразмерные штаны, свободные футболки, с началом осени тяжелые ботинки и куртки-косухи. Ей в такой одежде удобно работать, да и вообще комфортно.

А Анастасия Пальникова спокойно рассекает по жизни на высоких шпильках и длинных юбках в облипочку. Что ж, как говорится, каждому свое. Тем более что Косте, кажется, нравится именно Нюсин неформальный стиль. И вообще она ему нравится. При мысли о Косте Малахове Нюся привычно улыбнулась.

– Наверное, большое зло требует концентрации определенных черт характера, – ответила она на заданный Настей вопрос. – Чтобы планировать и совершить четыре подобных убийства, нужно иметь нечеловеческую концентрацию, волю, логику и железные нервы. Но от этого убийство все равно не становится поступком. Ты уж извини.

– Ладно, это софистика, – махнула рукой Настя. – Мы сейчас говорим о Болонине, который, теперь ты меня извини, не обладает ни одним из перечисленных тобой качеств. Слизняк и ничтожество, способное только ныть и жаловаться на гнет своего папочки. Но вот спрятать у себя друга, обвиняемого в совершении четырех жестоких убийств, он как раз способен.

Нюся не успела ответить, потому что у нее зазвонил телефон. Звонил «слизняк и ничтожество», и она даже вздрогнула от такого совпадения.

– Да, Толь, – сказала она, нажав кнопку.

Настя с интересом воззрилась на нее, и Нюся, чтобы удовлетворить подругино любопытство и не отвечать потом на кучу вопросов, включила громкую связь, одновременно прижав палец к губам. Не нужно было Толику знать, что она разговаривает с ним публично.

– Нюсь, ты представляешь, а ко мне полиция приходила. В лице этого твоего… Кости. Серьезный такой, удостоверение мне в лицо и спрашивает: «Болонин Анатолий Сергеевич?», как будто он не знает, что я – это я.

– Толь, ну ты ж все-таки юридическую академию окончил, должен понимать, что есть определенная процедура. – Нюся тут же грудью встала на защиту человека, который успел стать ей дорогим и близким.

– Да все я понимаю. Но все равно смешно. Ты представляешь, они проверяли, не у меня ли скрывается Илюха. Они думают, что я его прячу, прикинь.

В голосе Толика слышался сдерживаемый смех.

– А что в этом смешного?

– Не, ну вообще прикол.

– Толь. У полиции есть к Илье вопросы, а он взял и скрылся. Разумеется, они отрабатывают круг его общения. А кто его бабке в Малодвинск продукты возил? Мы с тобой. И тебе кажется странным, что Костя пришел к тебе с вопросами? Они к тебе не только у Кости возникают, между прочим.

– А еще у кого? – в голосе Болонина звучало веселое изумление.

– У меня, – с вызовом парировала Нюся. – А что? У меня не может быть к тебе вопросов?

– Могут, – легко согласился он. – Так ты их, может, задашь, Беседина? Я на вопросы Кости ответил и на твои отвечу. Зачем оставлять недосказанность между друзьями.

– Ладно, – Нюся вздохнула, потому что отчего-то начала злиться.

Она и сама не знала, что именно вызывает мощную волну раздражения, поднимавшуюся у нее внутри. Пренебрежение к Косте, сквозившее в голосе Толика, неуместное в ситуации с четырьмя трупами веселье или откуда-то вдруг взявшееся превосходство над ней самой.

– Тогда скажи мне, друг мой Толик, почему ты скрываешь тот факт, что регулярно общался с Алексеем Аркадьевичем?

– С кем? – голос в трубке поперхнулся и зашелся в кашле, как будто хватил слишком много воздуха.

– С Гольцовым. Я же знаю, что ты у него бывал.

Толик наконец справился с приступом кашля. Теперь голос в трубке звучал возмущенно.

– Беседина, так и ты у него тоже бывала! И что? С тех пор сто лет прошло. Мы с тобой оба занимались у него в кружке и таскались к нему домой, а потом он уволился, кружок накрылся медным тазом, и мы перестали к нему ходить.

– Это я перестала к нему ходить, – возмущалась Нюся с напором на слово «я». – О чем, кстати, жалею. Но он действительно чуть было не спустил меня с лестницы, поэтому я решила не рисковать. Но ты продолжал с ним общаться, хотя стараешься это скрыть. Почему, Толик?

– Да с чего ты это взяла?! – теперь он уже кричал.

– Да с того, что я пару раз видела тебя выходящим из подъезда, где жил Гольцов! – Нюся тоже повысила голос. – В первый раз это было весной. В марте, кажется, у меня в соседнем подъезде съемка была, и я подошла к окну и увидела тебя выходящим на улицу. А во второй раз совсем недавно. Недели за две до того, как начался весь этот кошмар. Я делала фотографии для сайта «Пульса», шла пешком, потому что от моего дома туда на машине ехать глупо, срезала часть пути через двор Гольцова и увидела, как вы с ним вместе вышли из подъезда и еще какое-то время стояли и разговаривали. Я хотела подойти, но уже опаздывала. Ты же знаешь, я не люблю заставлять людей ждать.

– Беседина… Ты что, шпионила, что ли? – теперь в голосе Толика звучала непонятная Нюсе эмоция. Не злость, не растерянность, не удивление… Она не могла дать этой эмоции точного определения.

– Нет, я же тебе объяснила, что это произошло случайно. Но когда я у тебя спросила, давно ли ты видел Гольцова в последний раз, ты почему-то соврал. Сказал, что не видел его сто лет.

– А ты бы стала признаваться, что общалась с человеком, которого только что убили при непонятных обстоятельствах? Сама подумай, зачем полиции знать, что мы были хорошо знакомы?

– Да, если бы я с ним общалась, то обязательно бы про это рассказала, – твердо заявила Нюся. – Ты что, не понимаешь, что это может быть важным. Ты мог что-то видеть или слышать, что помогло бы вычислить убийцу.

– Беседина, ты невыносима, – простонал Толик в трубку. – Я с ним общался раз в пару месяцев. Иногда он звонил, чтобы я помог ему вбить какой-нибудь гвоздь или вкрутить лампочку. Так повелось еще со времен, когда у нас был кружок, и иногда он обращался ко мне за помощью. Редко. Никого я у него не видел и ничего не слышал. Иначе бы рассказал, я же не тупой. Но неприятности на пустом месте мне ни к чему. Вот и все мое прегрешение. И что теперь? Побежишь Косте своему рассказывать? Так валяй, мне не жалко. Меня сегодня уже один раз допросили. Второй тоже вытерплю. Ничего страшного.

– Толя, ты должен сам рассказать следователю о том, что бывал в доме Гольцова, – с усталой убежденностью заявила Нюся. – Особенно сейчас, когда в его доме нашли картины.

– Да не знал я ничего об этих картинах! – заорал вдруг Толик. – Да если бы я о них знал, то…

Он вдруг замолчал, оборвав себя на полуслове.

– То ты бы что?

– Ничего, – голос в трубке потух. – Ладно, Беседина. Можешь говорить, что я забивал у старика гвозди, кому хочешь. Мне не жалко. Вообще-то я тебе совсем по другому поводу позвонил.

– Только не говори, что тебе опять надо пристроить ко мне свою собаку.

– Нюсь, на одну ночь только. Мне к родителям нужно съездить с ночевкой. А ты же знаешь, отец Тобика терпеть не может. И одного я его оставить не могу. Меня соседи за его вой со свету сживут. Нюсь, ну, пожалуйста.

Нюсе стало стыдно, что она упирается. В конце концов, Тобик – прекрасная собака. Умная и воспитанная. Не виноватая в том, что у нее тонкая душевная организация. И в том, что ее хозяин не может наладить отношения с отцом.

– Ладно, пусть ночует, – сдалась она на уговоры. – Ты его когда привести собираешься? Просто я пока не дома.

О том, что она в соседнем подъезде, у Насти Пальниковой, Нюся говорить не стала. Их нелюбовь была обоюдной. И если Настя считала Толика ничтожеством и слизняком, то он был убежден, что Пальникова – выскочка, карьеристка и редкая стерва.

– Нюсь, это вторая часть проблемы, – деловито сообщил Толик, выключивший драму в голосе. Зачем, если Нюся уже согласилась взять собаку. – Дело в том, что я уже уехал. Мне там надо кое-что сделать, пока отец в спортзале. Он по субботам ходит, ты же знаешь. В общем, Тоб дома. Ты его забери, когда сможешь, только не очень поздно. Ты же знаешь, он днем не воет в одиночестве, только ночью.

Такой расклад Нюсю, в принципе, устраивал. Ей все равно еще нужно было съездить в магазин, чтобы запастись продуктами на неделю. Что ж, сейчас она попрощается с Настей и отправится в супермаркет, а потом занесет домой продукты, распихает их в холодильнике, возьмет ключи от Толикиной квартиры, которые хранятся у нее, и заберет несчастного пса. Как раз настанет время вечерней прогулки, так что по дороге к ее дому Тобик заодно и справит все свои дела.

Заверив Толика, что она все сделает, Нюся нажала на «отбой» и виновато посмотрела на Настю.

– Что? Ругать будешь?

– Да не буду я тебя ругать. Тебя уже не переделаешь. Болонин сел тебе на шею, а ты еще и позволяешь себя понукать. Вот как часто ты остаешься с его собакой?

– За последнее время четыре раза, – призналась Нюся, подумав. И даже точные даты зачем-то назвала. И зачем они, спрашивается, хранятся в ее голове? – Сегодня пятый. Тобик не может ночевать один. Воет, соседи недовольны. Да и собаку жалко.

– Замуж тебе надо, подруга. Точнее, не замуж, а просто с кем-то жить, чтобы проводить вечера не с болонинской собакой. У тебя просто нереализованная потребность о ком-то заботиться, а наш однокурсничек этим пользуется.

Надо было признать, что доля истины в Настиных словах присутствовала. Еще месяц назад Нюсю бы они расстроили, но сейчас в ее жизни появился Костя Малахов, которого можно кормить вечерами. Просто сегодня у Кости суточное дежурство, иначе Нюся ни за что не согласилась бы забрать Тобика.

Выйдя от подруги, Нюся реализовала свой план на остаток дня. Съездила в супермаркет, разложила продукты, купленные по списку, чтобы завтра пригласить Костю Малахова на обед, перетекающий в ужин и прекрасную ночь, переоделась в спортивный костюм, в котором всегда гуляла с собакой, и отправилась за Тобиком.

Неприятных соседок в этот раз во дворе не наблюдалось. Нюся вошла в нужный подъезд, поднялась в квартиру, отперла дверь. Ей под ноги выкатился искренне радующийся пес. Нюся наклонилась и потрепала его по морде.

– Сейчас пойдем, маленький. Опять тебя твой папка бросил. Вот ведь негодник.

Надев на собаку шлейку, она прицепила поводок и собралась уходить, но вовремя вспомнила, что в прошлый визит у Тобика закончились его любимые куриные твистеры. Сняв кроссовки, чтобы не наследить, Нюся велела Тобику ждать у двери и прошла в комнату, чтобы поискать собачье лакомство.

В квартире друга она бывала десятки раз, а потому хорошо знала, где лакомство хранится. В коробке, стоящей на подоконнике, рядом с компьютерным столом. Толик заядлый геймер, поэтому компьютер у него современный, очень мощный, и кресло перед столом тоже дорогое и качественное, удобное для многочасовой игры.

Нюся потянула крышку коробки, в которой лежали пакетики с твистерами двух видов: зеленые и бежевые, от разных фирм-производителей. В прошлый раз, Нюся помнила, Толик приносил бежевые пакетики. Она протянула руку, достала пакетик, сунула в карман куртки. Летом, когда куртка не носилась, пакетик с твистерами, как и телефон с ключами, приходилось складывать в маленькую сумку, которую она надевала через голову.

Нюся закрыла коробку крышкой и повернулась, чтобы идти к переминающемуся у двери Тобику. Пес слегка поскуливал, не понимая, чем вызвана задержка с выходом на улицу, ведь он же уже в шлейке. Взгляд ее упал на рабочую поверхность стола, где царил невероятный бардак. Рядом с компьютерной клавиатурой и беспроводной мышкой громоздилась гора из пакетов с чипсами, там же несколько пустых чашек, полупустая бутылка с тоником и яблочные огрызки.

Толик не был чистюлей, это Нюся знала, но подобный бардак ее угнетал. Посредине мусора лежала книжка, точнее, какое-то научное пособие с солдатом в камуфляже на обложке, рядом стояла подставка под ручки и карандаши, а в ней, Нюся глазам своим не поверила, флешка в виде строительного мастерка на цепочке из металлических шариков.

Совершенно неожиданно для себя Настя ехала в гости к семье Ивана Дубинина. Жена третьей жертвы неуловимого маньяка сама нашла ее через адвокатскую контору и пригласила приехать.

– Вы были первой, кто предположил, что Ваню убили не случайно, – сказала она. – Там, на кладбище. И хотя мы все рассказали полиции, как вы и велели, нам кажется, что они не спешат во всем разобраться. Вы знаете, снова приехал Никита, старший брат Вани. Ему необходимо с вами встретиться. Он сказал, что вы были у его друга Вани Гольцова, и теперь он тоже хочет с вами поговорить.

Разумеется, Настя согласилась. Ее собственное расследование после поездки в Новосибирск немного забуксовало, а разрозненные факты в голове смешались в такую кашу, что разложить их по полкам казалось совершенно невозможным.

Сначала она хотела предупредить о своем визите к Дубининым Зимина, но, подумав, не стала. Вряд ли ей что-то угрожало прямо в их квартире, поэтому сначала она решила раздобыть новую информацию, а уже потом решать, что с ней делать.

Никита Дубинин оказался высоким, крепким, подтянутым мужиком с отличной военной выправкой. Короткий седой ежик на голове, открытый прямой взгляд, крепкое рукопожатие… Он располагал к себе, но Настя знала, что первое впечатление может быть весьма обманчивым.

В конце концов, именно этот человек двадцать с лишним лет назад участвовал в налете на картинную галерею, и пусть даже он считал, что это нападение «понарошку», сути это не меняло. Насте было очень любопытно узнать, как военный, офицер, человек, живущий по уставу, вообще умудрился оказаться втянутым в подобную авантюру, и она не сомневалась, что в ходе знакомства сможет получить ответ на этот вопрос.

– Здравствуйте, Никита, – сказала она, протягивая руку для знакомства. – Я – адвокат Анастасия Пальникова. Мне сказали, что вы хотите со мной поговорить.

– Да. Мой друг Иван рассказал мне, что вы все знаете. При этом вы произвели на него крайне благоприятное впечатление, и мне бы хотелось обсудить все с вами, а не с полицией. Думаю, что вы понимаете почему.

– С ограбления картинной галереи минуло почти четверть века, – улыбнулась Настя. – Все сроки давности уже прошли, да и уголовного дела никакого возбуждено не было. Алексей Гольцов скрыл ваше с его сыном преступление, так что вам нечего опасаться.

– Вы знаете, чем больше я об этом думаю, тем больше удивляюсь, что вообще мог на это согласиться. Конечно, это было полным безумием: стащить из галереи ценную картину. То обстоятельство, что нами двигала вовсе не жажда наживы, мало меня оправдывает. Но я был уверен, что это полотно много лет назад благополучно вернулось в музей, а уж того, что мой поступок спустя годы приведет к гибели моего младшего брата, я и представить не мог.

– То есть вы считаете, что эти события взаимосвязаны?

– Я в этом убежден. Видите ли, Анастасия, по всей вероятности, это я послужил тем спусковым механизмом, который запустил всю эту цепочку несчастий. Дело в том, что это я рассказал Ивану про тот наш давний дурацкий поступок.

– Вы? Но когда? И зачем? После стольких лет молчания…

– Случайно…

Он попросил разрешения закурить, и, хотя Настя терпеть не могла сигаретного дыма, она согласилась потерпеть, такая неприкрытая боль была написана на лице собеседника. Иногда сигарета значит гораздо больше, чем просто сигарета, и сейчас Никита Дубинин держался за нее практически как за соломинку. Настя понимала – он считает себя виноватым в смерти брата.

Закурив и выпустив первый клуб дыма, Дубинин начал рассказывать.

В конце июня он приехал в родной город, чтобы проведать мать и брата, а заодно помочь на даче. В один из вечеров вся семья собралась там, чтобы пожарить шашлыки. Разумеется, к мясу была открыта и бутылка водки, а потом и вторая.

То ли от излишнего алкоголя, то ли по еще какой неведомой причине, но Никиту вдруг потянуло на откровенность. Вообще-то речь зашла о подростковом кризисе, который семья брата проходила с пятнадцатилетним старшим сыном. Парень творил несусветную дичь, родители не могли с ним справиться, и Иван Дубинин сказал что-то в духе «скорее бы восемнадцать лет, вся эта дурь сама пройдет».

В ответ на это Никита почему-то и рассказал историю про то, что иногда дурь проявляется и в двадцать восемь лет, когда ради солидарности с другом вдруг отправляешься грабить музеи. Иван к рассказу старшего брата отнесся со всей серьезностью, задавал уточняющие вопросы, в частности, о том, куда именно они спрятали картину.

Никита рассказал и о том, как на почве этого похищения отношения его друга с отцом совсем расстроились. Он правда был уверен, что перед отъездом в Новосибирск Гольцов-младший вернул картину в музей. Но Иван Дубинин, немного подумав, засомневался.

Украденная двадцать с лишним лет назад старшим братом картина Левитана стала его наваждением, идеей фикс. Иван Дубинин решил проверить, а не лежит ли она по-прежнему в том самом месте, в которое ее определили горе-грабители. Однако не будешь же привлекать к себе внимание, средь бела дня расколупывая кирпичную кладку.

– Я думаю, что Ванька отправился к дяде Леше, то есть Алексею Аркадьевичу Гольцову, чтобы обсудить с ним судьбу картины.

– Думаете или знаете наверняка? – уточнила Настя.

– Знать я не могу. Я понятия не имел, что они начали общаться. Но это объясняет, о каких деньгах говорил Ванька перед смертью. Он вполне мог сговориться с дядей Лешей, что вернет картину. За деньги.

– А зачем Гольцову Левитан? – задумчиво спросила Настя. – В отличие от Репина и Филонова в его тайнике акварель числится в розыске. Продать ее на черном рынке, разумеется, можно, но за гораздо более скромную цену. И вернуть ее в галерею он бы тоже не смог. Не объяснить бы было, откуда она взялась.

– Но можно было бы сделать так, чтобы кладка рассыпалась и картину нашли якобы случайно. При таком раскладе она бы вернулась в музей, а связь с этим Гольцова или нас с его сыном было бы вообще не доказать. Считалось же, что ее украл совсем другой человек. Понимаете, а что, если Ванька не собирался красть Левитана, а просто рассказал Гольцову о местонахождении пропажи, а тот придумал способ, как ее вернуть, не привлекая внимания. И пообещал заплатить Ваньке за это, – предположил Никита.

Настя задумалась. А что? Вполне похоже на правду. Особенно если учесть, что Гольцов-то с Иваном Дубининым действительно общался. По телефону он говорил с неким Ванечкой, и это был не его родной сын. Значит, Дубинин. Больше некому. Итак. Подведем итог. Иван узнает от старшего брата про историю кражи картины и заточения ее в стене. О том, что отец и сын Гольцовы не общаются много лет, он и так знает.

Дубинин-младший отправляется к Гольцову, говорит, что знает, где картина, и готов рассказать о месте захоронения за вознаграждение или сообщит куда следует. Алексей Аркадьевич, подумав, соглашается на это предложение. С одной стороны, ему невыгодно привлекать к акварели внимание, потому что невольно встанет вопрос, когда и при каких обстоятельствах она пропала.

С другой, доказать ничего невозможно, срок давности давно истек. Нашлась картина, и слава богу. Кроме парочки неприятных вопросов, которые он переживет, старику ничего не угрожает. Ну репутация подпортится, но зато в истории, ставшей причиной мучительной ссоры с сыном, будет поставлена точка.

Понимая, что стареет, Гольцов давно задумывается о примирении с сыном. От Ивана Дубинина он узнает, то тот поменял имя, и пишет завещание на имя Ивана Карпова, используя уже новые паспортные данные.

Да, похоже на правду. Очень похоже на правду, хотя доказать это теперь невозможно. Но что случилось дальше? К тому моменту, как дворник нашел акварель в разрушенной стене, Алексей Гольцов был мертв уже неделю. Допустим, Иван Дубинин этого не знал, а потому просто разрушил кладку в установленный договором срок, а спустя несколько дней тоже был убит.

Но почему именно в ту ночь, когда Дубинин отправился «на дело», был убит Тимофей Лопатин? При чем тут Евгений Мазин? И кто тот человек, который с особой жестокостью напал на четырех жертв? Имеют убийства отношения к искусству или нет? И почему у всех убитых преступник слил кровь, оказавшуюся именно первой группы?

Собиравшийся разбогатеть Лопатин и пропавшая у него флешка в схему вообще не укладывались. Настя вдруг поняла, что у нее начала болеть голова. Тяжело, надсадно, как бывало крайне редко.

– Никита, вы не обвиняйте себя в смерти брата, – сказала она мягко. – Все, что мы с вами придумали, возможно, всего лишь плод нашего воображения. Конечно, двадцать лет назад вы с Ваней Гольцовым совершили редкостную глупость. Я уверена, что вы оба это понимаете. И если у него имелось хотя бы одно смягчающее обстоятельство – он был шокирован тем, что его уважаемый отец попросту вор, выносящий произведения искусства из вверенных ему фондов, – то у вас даже такого оправдания быть не могло. Дружба – дело хорошее, но не когда она идет вразрез с Уголовным кодексом.

– Мы не собирались ничего воровать, – печально ответил Никита. – По плану Ивана, согласен, что дурацкому, картина вернулась бы в музей в тот же день. Мы не виноваты в том, что все пошло совсем не так. И я не могу перестать думать о том, что прошлое бумерангом вернулось и моя тогдашняя глупость сегодня убила моего брата. И не успокаивайте меня, что это не так.

– Мы этого не знаем, Никита. Но думаю, что скоро следствие во всем разберется. Осталось потерпеть совсем немного.

– Это все, что нам остается, – в голосе Дубинина звучала горечь. – Терпеть и надеяться.

Распрощавшись с Дубиниными, Настя села в машину и позвонила Зимину.

– Михаил Евгеньевич, поговорить бы, – коротко сообщила она, когда следователь взял трубку. – Есть информация.

– Приезжай в управление, – так же коротко ответил Зимин и положил трубку.

Спустя пятнадцать минут Настя уже пересказывала ему и Косте Малахову содержание разговора с Никитой Дубининым.

– Похоже на правду, – повторил ее собственные слова следователь. – Пожалуй, эта информация помогает ответить на все вопросы, связанные с Иваном Дубининым и Алексеем Гольцовым, кроме одного. Кто все-таки их убил? Надо с Никитой Дубининым, пока он в городе, поговорить и мне… И все же, кто их убил?!

– Если мы исходим из того, что убийство как-то связано с похищенными шедеврами, то на подозрении в первую очередь остаются Арина Морозова и писатель Вершинин, – быстро сказала Настя. – Они оба бывали в доме Гольцова, а потому могли знать о существовании тайника. Или о Левитане.

– О том, что именно сын Гольцова стащил Левитана, Вершинин точно знал. Мог Гольцов рассказать ему, что нашелся человек, который знал о местонахождении картины? Мог. И массажисту своему Илье Вакулину он тоже мог об этом рассказать. А почему нет? Так что этот парень у нас по-прежнему подозреваемый номер один. Со своим медицинским образованием и службой в спецназе.

– Его так и не нашли?

– Нет, – с досадой махнул рукой Зимин. – Как сквозь землю провалился.

– И все-таки версию, что все это простое совпадение, живопись вся эта заумная тут ни при чем, а убийства совершаются по какой-то другой причине, я бы отметать не стал, – упрямо стоял на своем Костя. – Вы не забывайте, что у Лопатина пропала флешка. Что на ней было, по-вашему?

– А по-твоему? – Зимин улыбнулся.

Настя видела, что въедливость молодого оперативника ему нравится. Ей Костя тоже нравился, особенно тем, что у них с Нюсей дела явно шли на лад. Ей было обидно за подругу, которая, несмотря на все свои достоинства, продолжала оставаться одинокой. Конечно, Нюся – максималистка. Всегда такой была. Ей подавай мужчину, которого она сможет уважать, а для этого нужно, чтобы он ей соответствовал, что, мягко говоря, непросто. Она же талантливая. И сильная. И самостоятельная. Соответствовать такой женщине может далеко не каждый мужчина.

Настя улыбнулась. Ей также очень непросто соответствовать. Но в ее жизни нашелся человек, которому эта задача оказалась вполне по плечу. Сильный, уверенный в себе, талантливый Денис Менделеев, спец в своем деле. Что ж, Костя тоже профессионал в своем, и характер у него сильный, уделает строптивицу Нюсю одной левой.

– Я не знаю, но если мы поймем, что там была за информация, то найдем убийцу.

– Скажи мне лучше, вы список людей с заболеваниями крови полностью отработали?

– Да. Нет среди них никого подозрительного, кто бы мог вдруг настолько поехать крышей, – отрезал Костя. – Надо признать, что путь тупиковый. И искать другую связь.

– Ну, этот тупиковый путь твоя свидетельница предложила, – голос Зимина звучал довольно миролюбиво. – Это же нам Анна Беседина первая рассказала про болезнь Шегрена и чудо-сыворотку для ее лечения.

– Ага. А Лилия Лаврова – про болезни, которые лечат трупной кровью, – невинно заметила Настя. – Михаил Евгеньевич, не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Нюся тут ни при чем. Ей только пятерку с плюсом можно поставить за внимательность. Ладно, я пошла. Тем, что рассказал Дубинин, я поделилась, дальше уж сами решайте, что с этим делать.

По дороге домой Настя решила заехать в магазин. Вообще-то за покупку продуктов у них отвечал Денис. Как повар, он лучше знал, что и когда может понадобиться для приготовления его волшебных блюд, но Настя периодически вносила свою лепту, когда ей хотелось чего-нибудь вкусненького. К примеру, сейчас ей хотелось салата из авокадо, а для этого его еще нужно купить. Дома авокадо не было, это она точно помнила.

В супермаркете, расположенном в двух кварталах от ее дома, она быстро покидала в корзину все, на что упал ее заинтересованный взгляд, расплатилась на кассе, вышла на улицу, помахивая довольно легким пакетом, и неожиданно увидела Арину Морозову. Женщина явно тоже только что вышла из супермаркета, в ее руках было четыре очень тяжелых пакета, которые она несла с большим трудом.

Почему-то Насте вдруг стало ее жалко. Она знала, что у Морозовой больные суставы. Такие сумки ей были явно противопоказаны, особенно с учетом, что тащить их предстояло четыре квартала.

– Арина Романовна, – окликнула она ее. – Давайте я вас подвезу.

Морозова остановилась и поставила пакеты на землю, с видимым усилием разогнулась.

– Простите, а мы знакомы?

– Да. Я была у вас в гостях вместе с Еленой Золотаревой, – напомнила Настя. – Меня зовут Анастасия Пальникова, я адвокат, немного участвую в деле по убийствам. Вы знаете, о каких убийствах я говорю.

К ее удивлению, после этих совершенно невинных слов Морозова поменялась в лице. На нем отразилась паника. Интересно, отчего бы это.

– Да, теперь я вас узнала. Что вам нужно?

– Мне ничего не нужно, – заверила Настя. – Я просто знаю, что вы не очень здоровы, поэтому хотела предложить помощь и довезти вас до дома с тяжелыми сумками.

– С чего такое человеколюбие?

Настя слегка пожала плечами:

– Ну, я вообще считаю, что человек человеку товарищ и брат. Мама так воспитала. Вы что, так редко сталкиваетесь с простым человеческим отношением? Помогать старшим, уступать место в автобусе, вот это вот все. Если не хотите, то я ведь не навязываюсь.

На лице пожилой женщины отразилась вся испытываемая ею внутренняя борьба.

– А с какой стороны вы участвуете в этом деле?

– Меня наняла девушка убитого Тимофея Лопатина. – Настя всегда исходила из того, что говорить правду – самый беспроигрышный способ вести дела. – Так мы едем или прощаемся?

– Едем, – решилась Морозова. – Простите мне мою недоверчивость, милая. Просто какое-то время меня считали чуть ли не подозреваемой. А это в моем возрасте довольно неприятно. И да, я как-то отвыкла от того, что люди могут совершенно бескорыстно предлагать помощь. Спасибо вам.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Настя. – Вон стоит моя машина. Давайте я вам с пакетами помогу.

Она наклонилась и подняла с земли два пакета, оказавшихся довольно тяжелыми. Ставя их в багажник, Настя невольно увидела их содержимое. Два пакета макарон, две пачки пельменей, три упаковки сарделек, одна курица, пакет с картошкой, лук, морковка, бутылка растительного масла и довольно большой шмат мяса. Неплохо питаются одинокие пенсионерки. И зачем ей столько?

Впрочем, это совсем не Настино дело, поэтому она выкинула мысль из головы, захлопнула багажник и жестом предложила Морозовой садиться. До дома пожилой женщины они доехали за три минуты. Доставая пакеты из машины, Настя предложила донести их до квартиры, но Морозова так категорически отказывалась, что настаивать она не стала.

– Вы и так мне помогли, – с горячностью убеждала ее пенсионерка. – Дальше я сама.

Сама так сама. С чувством выполненного долга Настя села в машину и поехала домой.

Найденная в квартире Толика флешка жгла Нюсе карман. Придя домой, она первым делом вытащила ее и долго разглядывала, держа на ладони. Посмотреть, что на ней, или не надо? Будучи юристом, она понимала, что совершит правонарушение, но и без юридического образования ясно, что читать чужие письма и смотреть чужие флешки стыдно и неприлично. А вдруг Толик держит там какие-то интимные снимки или видео?

Но флешка в виде мастерка явно не простое совпадение. Ее нужно отдать следствию, чтобы найти и обезвредить опасного преступника. В этом месте Нюся усмехнулась, хотя ситуация мало располагала к веселью. «Найти и обезвредить»[5]. Был такой советский детектив, снятый задолго до того, как она родилась. Нюсин папа любил советские детективы, а она, маленькая, любила смотреть их вместе с ним.

Они вместе залезали с ногами на диван, открывали пакет с чипсами, или мыли целую миску винограда, или насыпали полную тарелку сушеных яблок, чернослива и кураги, наливали горячий чай, а иногда вместо него сваренный мамой какао и наслаждались сценами погонь и ходом расследования.

Нюся иногда думала, что именно старые детективы породили у ее отца желание, чтобы дочь получила юридическое образование. Она и получила, вот только дальше строить свою судьбу в соответствии с отцовскими желаниями отказалась. И кто бы мог подумать, что детектив догонит ее в реальной жизни.

Да. Найти и обезвредить. Это главная задача Кости Малахова и его коллег. Успевшего стать ее Костей. И Нюся должна ему помочь, даже если для этого нужно переступить через мораль. Нельзя трогать чужое, но все-таки она забрала флешку со стола Толика. Нельзя читать чужие письма и файлы. И все-таки она вынуждена будет это сделать.

Тобик деловито обследовал ее квартиру, привычно залез на диван, откуда смотрел умильно, не дадут ли вкусного. Нюся смилостивилась и достала из упаковки куриный твистер. Ее опять кольнуло какое-то несоответствие. С упаковкой совершенно точно что-то не то. Но она опять не смогла понять, что именно.

Пройдя к своему рабочему столу, Нюся включила компьютер и решительно вставила в него стащенную у Толика флешку. Уж если надо совершить что-то плохое, так лучше покончить с этим побыстрее. Несколько кликов мышкой, и содержимое электронного носителя было выведено на экран. Там обнаружился с десяток папок и в каждой из них отдельные файлы, представляющие собой что-то типа каталога различных строительных материалов. В одной папке содержимое касалось видов ламината и других напольных покрытий. Вторая папка была посвящена кафелю, третья – обоям, четвертая – сортам фанеры, пятая – маркам бетона.

Марки бетона. Про них упоминала Марина Лукьянова, и о них же как-то говорил Толик. Флешка в виде мастерка. Получается, они что знакомы? Больше ничего подозрительного на флешке не было. Самая обычная рабочая информация, которую может скинуть на носитель сотрудник фирмы, торгующей стройматериалами. За такое точно не убивают.

И что? Отдавать флешку Косте или нет? Вспомнив про своего нового возлюбленного, Нюся бросила взгляд на часы. Что-то он давно не звонит. Хотя на дежурстве всякое может случиться. Это новое чувство постоянного волнения за другого человека было Нюсе Бесединой внове.

Словно почувствовав ее ожидание, на телефоне высветился звонок от Малахова.

– Да, Кость, – выпалила Нюся, схватив трубку. – У тебя все в порядке?

– Конечно, – засмеялся он. – А у тебя?

Рассказывать про флешку или не рассказывать? Нет, до разговора с Толиком нельзя, это выглядит предательством по отношению к давнему другу. В конце концов, на флешке нет ничего подозрительного. И вряд ли Тимофея Лопатина убили для того, чтобы ее забрать.

– У меня тоже все в порядке, – сказала Нюся. – Мне опять Тобика подкинули, так что я сегодня, что называется, «на собаке», без тебя не скучаю, меня развлекает другой в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил.

– Ладно, к этому мужчине я не ревную. – Костя снова засмеялся. – Передавай Тобику привет, за то, что он тебя развлекает, я куплю ему печенек.

– Тобик ест только специальные собачьи лакомства, – Нюся в ответ снова рассмеялась. – А они стоят, как чугунный мост, так что особо не раздавай обещания. Кроме того, у него этих вкусняшек полный ящик, так что за Тобика можно не переживать. Ужинать не приедешь?

– Нет, не смогу. Завтра увидимся. Я с дежурства приду, чуть-чуть посплю и приеду. Хочешь – можем в кино сходить или погулять где-нибудь.

– Вот выспишься и решим, – согласилась Нюся. – Спокойного дежурства тебе и будь, пожалуйста, осторожен.

Она погуляла с Тобиком, немного подумав, приготовила обед и ужин назавтра, чтобы спокойно провести время с Костей, около двух часов провела за работой, обработав фотографии с последней фотосессии, отправила их заказчице и собралась выключить компьютер. Начало одиннадцатого, можно отправиться в постель и почитать перед сном.

Тобик во сне вдруг громко и протяжно завыл. От неожиданности Нюся дернулась, курсор компьютерной мышки сдвинулся с кнопки выключения на проводник папок, и на экран снова вывалились фотографии с места убийства Тимофея Лопатина. Машинально Нюся перебрала их все, щелкая мышкой.

Какая-то смутная мысль, причем знакомая, уже встречавшаяся, но так и недодуманная до конца пришла в голову. Нюся замерла, пытаясь ухватить ее за ускользающий кончик. Нет, не получается. Но что-то там было такое на месте преступления, на что нужно обратить внимание. Вот только на что?

Так и не придя ни к каким выводам, она отправилась в постель, благоразумно решив, что утро вечера мудренее.

Встать, несмотря на воскресный день, пришлось в половину седьмого утра. Разбудило Нюсю негромкое поскуливание. Открыв глаза, она обнаружила сидящего у постели Тобика с поводком в зубах. Вот ведь умная собака.

– Сейчас пойдем, – пообещала Нюся, бросив взгляд на часы и подавив вздох.

Что ж, сама согласилась опять присмотреть за собакой, чего теперь жаловаться. Выгуляв Тобика и накормив его завтраком, Нюся сварила кофе, сделала бутерброд и расположилась на диване, включив открытый недавно для себя детективный сериал, снятый по мотивам произведений Агаты Кристи. Главными действующими лицами в нем были французский полицейский, его секретарша, разумеется, влюбленная в шефа, и вездесущая журналистка, чем-то напоминавшая маму Насти Пальниковой.

Вспомнив про Настю, Нюся решила рассказать подруге о найденной в квартире Толика флешке. Все-таки они вели совместное расследование, и Настя делилась с ней информацией, явно ожидая от Нюси ответной честности. И что с того, что она не любит Болонина? В предвзятости Настю точно обвинить нельзя, у нее системный ум и умение четко раскладывать все по полочкам.

Да, решено, надо позвонить Насте. Нюся взялась за телефон, но, увидев на экране время – семь часов двадцать минут, – отложила его в сторону. Приличные люди не звонят в такую рань по воскресеньям. Наверняка Настя с Денисом еще спят, а если и нет, то у них могут найтись более приятные способы проведения воскресного утра, чем общение с Нюсей Бесединой. Позвоним после девяти. Время терпит.

Приняв такое решение, Нюся снова вернулась к перипетиям французского сериала, от которого ее оторвал звонок в дверь. И кто это в такую рань? У двери радостно повизгивал Тобик, а за ней оказался Толик.

– Собака… Ты по мне скучал? – Он присел и потрепал виляющего хвостом пса по загривку. – Привет, Беседина. Тебе я подобного вопроса не задаю. Сам знаю, что не скучала. Она другому отдана и будет век ему верна.

Он шагнул через порог и прошел в квартиру, предоставив Нюсе возможность запереть за собой дверь.

– Ты откуда в такую рань? – спросила Нюся, проходя в кухню, где гость уже вольготно расположился за столом.

– Из Подкаминского. Ты же знаешь, я не могу долго находиться в одном помещении со своим отцом. Так что встал пораньше и свалил, пока он не проснулся. Нет никакого желания выслушивать очередной поток оскорблений.

– Толь, мы много раз обсуждали, что в твоих силах выстроить отношения с родителями иначе.

– Да, для этого просто нужно найти другую работу. Поверь, я предпринимаю усилия в этом направлении, так что вскоре все изменится. Надо только немного подождать. Завтраком накормишь?

– Могу поджарить яичницу.

– Давай. Только с ветчиной, сыром и помидорами. Я зверски голоден. Маман, конечно, приготовила субботний ужин, но я предпочел довольствоваться гамбургером и бутылкой пива в своей комнате.

– Зачем ты туда вообще ездил с ночевкой, если тебе там так невыносимо?

– Были некоторые дела.

Нюся быстро поджарила свою фирменную яичницу, поставила перед другом тарелку, подала вилку и хлеб.

– Слушай, Толик, мне надо с тобой поговорить.

– Валяй.

Он с удовольствием принялся за еду.

– Когда я вчера забирала Тобика, то случайно увидела у тебя на столе одну вещь.

Толик вдруг перестал жевать и заметно напрягся.

– Какую вещь? – голос у него был какой-то чужой, противный.

– Флешку. Очень необычную. В виде мастерка на металлической цепочке.

Он снова принялся жевать, как будто сначала ждал чего-то другого, а теперь успокоился. Известие о найденной флешке его совершенно не взволновало.

– И чего?

– Откуда она у тебя?

Толик снова перестал жевать и воззрился на Нюсю в изумлении.

– Беседина, ты чего? Белены объелась? Это наша корпоративная флешка. Мы заказали такие и раздаривали сотрудникам на Новый год, кажется. Я ее с работы принес. Да ты и сама наверняка это поняла. Насколько я тебя знаю, ты цапнула эту флешку со стола и сунула в нее свой любопытный нос. А потому в курсе, что на ней обычная рабочая информация. И с чего тогда вопросы?

Нюся покраснела. Все-таки друг детства очень хорошо ее знал.

– Толь, я, конечно, не имела никакого права ее брать и лезть в твои личные записи тоже не должна была, но просто у одного из убитых, у Тимофея Лопатина, была такая же флешка, и она пропала.

Толик с аппетитом доел яичницу и отодвинул пустую тарелку.

– Нюся, мы заказали триста таких флешек, и было это девять месяцев назад. Ты что правда на основании того, что у кого-то был подобный предмет, решила, что я могу иметь отношение к убийству? Ты что, совсем с ума сошла? Это на тебя так общение с ментом влияет?

– Не смей оскорблять Костю! – тут же вспыхнула Нюся.

– Да кому он нужен. Нет, ты скажи, ты что, правда считаешь, что я могу быть убийцей?

Краска теперь заливала Нюсе не только щеки, но еще и шею. Господи, как же стыдно. Но надо прояснить все до конца.

– Толя, ты знаешь Марину Лукьянову?

Ее друг снова удивился.

– Знаю. Это сотрудница моего отдела. И почему тебя волнует факт нашего знакомства?

– Она – девушка Тимофея Лопатина. Это она дала ему флешку, которая потом пропала.

– Возможно. – Толик вдохнул и вдруг протяжно зевнул, как будто ночью совсем не выспался. – Про то, что у Маринки убили жениха, я, разумеется, знаю. Она все это время ходит с опрокинутым лицом и не может нормально работать. Даже если она давала ему флешку, при чем тут я? Моя флешка – у меня. Точнее, у тебя, потому что ты ее сперла. Беседина, я тебя не узнаю.

Внезапно Нюсю осенило. Ну, конечно, какая же она глупая. Мастерок, который она взяла у Толика со стола, был на цепочке из металлических шариков. А тот мастерок, который убийца забрал у Тимофея, без цепочки. Она осталась лежать в траве на месте преступления. То есть это были две совершенно разные флешки. Толик ни при чем. Испытанное Нюсей облегчение было таким сильным, что она чуть не заплакала.

– Толь, ты прости меня, – повинилась она покаянно. – Разумеется, ты не мог никого убить. Это другая флешка. Она же на цепочке. Я просто сразу об этом не подумала. И про то, что Гольцов хранил в тайнике подлинники, ты не знал.

– Не знал, – согласился Толик. Лицо его снова помрачнело. – Слушай, Нюся, ты завязывай меня подозревать. То ты находишь причины, по которым я Гольцова убил, то этого Лопатина. Может, у тебя еще какие факты имеются? Ты уж не стесняйся, вываливай сразу. Давай только еще скажи, с кем ты еще поделилась своими подозрениями. Кому я еще должен теперь доказать, что я не убийца?

– Да ни с кем я не делилась! – выпалила Нюся. – Я сначала решила с тобой поговорить. Извини, конечно, но что я должна была подумать, когда эту флешку увидела?

– Что это просто такая же флешка! – заорал Толик. – Что еще?

– Ты работаешь в магазине строительных материалов. Марина Лукьянова – твоя сослуживица, и ее жених Тимофей регулярно приходил к вам офис после работы, потому что его рабочие смены заканчивались раньше. Ты его там видел. Евгений Мазин занимался ремонтами. Он вполне мог приезжать в ваш магазин. А Иван Дубинин тоже собирался делать ремонт в своей квартире. И у Гольцова ты бывал.

– Слушай, Беседина, ты точно ненормальная, – процедил Толик с отвращением в голосе. – Тебя реально лечить надо. Ты берешь какие-то разрозненные факты и пытаешься сшить их вместе, совершенно не понимая, что выходит что-то уродливое. А за что я их всех, по-твоему, убил? И зачем мне их кровь? У меня, извините, нет болезни Шегрена. Или, может, ты считаешь, что я ее пью?

– Толь, хватит. Перестань. Да, я сморозила глупость. Но я же никому, кроме тебя, про это не сказала. Потому что ты – мой друг. И я решила, что лучше будет поговорить с тобой.

– И на том спасибо, – мрачно съязвил Толик. – Хотя бы перед другими не выставила ни меня чудовищем, ни себя идиоткой. Ладно, спасибо, что присмотрела за Тобиком. И за завтрак тоже. Но мы лучше пойдем. Потому что, если честно, я ужасно на тебя зол.

– Я понимаю, – уныло согласилась Нюся. – Есть за что.

Она проводила гостя в прихожую и теперь смотрела, как он надевает кроссовки.

– Кстати, не знаешь, Илюху так и не нашли? – неожиданно спросил Толик.

Нюся покачала головой:

– Нет. Как сквозь землю провалился. Неужели это действительно он?

– А тебе бы хотелось, чтобы это был я, – снова съязвил он.

– Ты же знаешь, что мне бы этого не хотелось, – начала Нюся, но тут у нее зазвонил телефон.

Она глянула на экран и радостно заулыбалась:

– Да, Костя.

Малахов звонил сообщить, что пришел домой с дежурства, несколько часов поспит и приедет к ней. Они назначили встречу на четыре часа и попрощались. Толик все это время вежливо переминался с ноги на ногу.

– Ладно, Беседина, – бросил он, когда Нюся закончила разговор, – мы с Тобиком пошли. Сказать, что я обалдел от нашего разговора, это ничего не сказать. Мне нужно подумать, как теперь вообще с тобой общаться.

Он ушел, уводя на поводке Тобика. Нюся заперла дверь и прошла на кухню, чтобы убрать посуду. Голова у нее была тяжелая, а во рту скопилась горечь, как будто она наелась червей. Неприятный у нее получился разговор с другом детства. Тяжелый. Что ж, она сама во всем виновата. Напридумывала сто бочек арестантов, и все из-за какой-то флешки.

Толик прав. У него нет ни малейшей причины для четырех убийств. А без мотива любое обвинение рассыпается, и не такое беспочвенное, как то, что она себе придумала. Так что все это действительно бред. Надо будет вечером рассказать Косте, как она опозорилась. Вот он над ней посмеется.

Для вечернего свидания у Нюси все уже готово, поэтому оставшееся время она могла использовать с толком. Несколько дней назад фотограф Беседина снимала очередную свадьбу, и теперь ее ждал долгий процесс отбора и обработки фотографий. Время, конечно, было. Но Нюся не любила его терять. Поэтому, включив компьютер, она углубилась в работу. Сегодняшний день обещал теперь только приятные события.

Ночное дежурство выдалось беспокойным, а недосып в последнее время Зимин переносил с трудом. Он теперь все чаще старался брать дежурства в ночь на выходные, чтобы иметь возможность хотя бы несколько часов поспать.

Вот и сегодня он, вернувшись домой в начале девятого утра, сдав дела и оформив кучу необходимых бумаг, виновато посмотрел на встретившую его в коридоре жену, с которой проводил преступно мало времени.

Жена, понимающая специфику его работы, к подобному положению дел относилась спокойно, искренне радуясь редкой возможности побыть вместе. Зная, как важна для него служба, она не ныла и не жаловалась, тратя свободное время на процветание своего ателье, кружевное творчество и воспитание ребенка.

Его Снежана самодостаточна и не нуждается в постоянном присутствии мужа, но Зимин знал, что она его любит, и чувствовал эту любовь, которая окутывала его с головы до ног, являясь, по сути, оберегом. Он был уверен, что пока Снежана его любит, с ним никогда ничего не случится.

Целуя нежную щеку, Зимин отметил, что жена немного бледна, но не придал этому особого значения. Она вот-вот должна родить, и он знал, что вторая беременность вымотала ее, хотя она держалась стоически и никогда не жаловалась. Не такой у нее характер, у его Снежинки.

– Как ты, душа моя? – спросил он, снимая ботинки и больше всего на свете мечтая добраться до кровати и уснуть.

– Нормально, – коротко ответила она. – Миша, ты есть будешь или сразу спать?

Зимин прислушался к себе. Есть хотелось, но усталость была такой огромной, что на ее фоне голод сдавал позиции.

– Посплю сначала, – ответил он. – Ирина Григорьевна и Танюшка на даче?

Осень в этом году выдалась теплая, поэтому теща старалась больше времени проводить на свежем воздухе, уверяя, что внучке это полезно. Зимин и Снежана не спорили. Чем плохо на даче, где вечерами можно запечь яблоки из своего сада, днем полакомиться поздней малиной, а утром послушать пение птиц. Да и Снежане полезно иногда отдохнуть от неугомонной и очень подвижной дочки.

– Да. Остались вчера ночевать. Если сможешь, вечером съезди за ними.

– Съезжу, – пообещал Зимин, сладко зевая. – Сейчас посплю, потом поем и вместе поедем. Погуляем по лесу, тебе полезно.

– Да что-то мне не до гуляний, – ответила Снежана.

Он услышал, но не вдумался в смысл ее слов, потому что хотел спать так сильно, что еще немного, и сон стал бы похож на обморок. Зимин быстро разделся, улегся в постель и через мгновение уже крепко спал. В такие моменты у него никогда не бывало сновидений. Организм выключался полностью, чтобы за короткий период максимально восстановить силы. На отдых было часов шесть, не так уж и много.

Из состояния глубокого сна Зимина вывел телефонный звонок. Он вынырнул в действительность, словно всплыл с большой глубины, чувствуя, как от стремительности перехода от сна к яви моментально заложило уши. Взяв с тумбочки телефон, бросил взгляд на часы. Десять утра. Поспать удалось всего два часа. Немного, надо признать.

Надпись на экране гласила, что звонит Анастасия Пальникова. Зимин даже застонал сквозь крепко сжатые зубы. Если бы его разбудили по работе, он бы понял, но никакие сентенции этой барышни, вдруг возомнившей себя бывалым детективом, не стоили потери столь необходимого ему отдыха.

Он сбросил звонок, откинулся обратно на подушку, зная, что уснет снова и досадуя, что уже не так крепко, но телефон опять зазвонил. Анастасия была настырной девицей, вся в мать, если не хуже, и Зимин понимал, что самый лучший способ от нее отделаться – это выслушать. Отключить телефон он не мог из-за работы, да и с Пальниковой вполне бы сталось появиться на пороге его квартиры.

– Да, – коротко рявкнул он в трубку, смирившись с неизбежным. – Анастасия, что вы хотите?

– Доброе утро, Михаил Евгеньевич. – Настя соблюдала вежливость и совершенно его не боялась. Этакая шмакодявка и пигалица. – Вы знаете, мне кажется, что есть кое-что, что вам нужно знать. Это может быть важным, Михаил Евгеньевич. Понимаете, моя подруга Нюся, то есть Анна Беседина, которая проходит у вас свидетельницей по делу, периодически берет к себе собаку своего приятеля, нашего с ней однокурсника Анатолия Болонина.

– Ту самую, которую она повела выгуливать, когда ей «посчастливилось» найти тело Лопатина, – согласился Зимин. – И что?

– Да. Болонин оставляет ей свою собаку, когда не может сам ночевать дома. Дело в том, что этот пес воет, когда остается один по ночам, и, сами понимаете, соседям это не нравится.

Зимин с отчаянием посмотрел на часы. Уже три минуты бесценного сна у него были украдены. И если он сейчас не закруглится с разговором, то уснет с трудом, а значит, к вечеру будет чувствовать себя совсем разбитым, а ему нужно ехать на дачу, погулять с женой по лесу, забрать тещу и дочку и быть веселым и спокойным, как и положено отцу семейства.

– Анастасия, я теряю нить нашего разговора, – сказал он в трубку. – Вы хотите мне рассказать про особенности собачьего поведения?

– Михаил Евгеньевич, Нюся – очень системный человек. Она подмечает и запоминает детали, которые обычному человеку даже в голову бы не пришли. Так вот, благодаря этой своей особенности она точно запомнила даты, в которые Болонин оставлял у нее собаку. В первый раз это случилось в ту ночь, когда предположительно убили Алексея Гольцова, во второй – когда Нюся нашла тело Лопатина, потом пес оставался у нее в ночь, когда убили Ивана Дубинина. И только последнее убийство не совпадает по дате. В ту ночь, когда преступник зарезал Мазина, пес был дома. Но Болонин и в тот вечер пытался оставить его у Нюси под предлогом того, что ему нужно в Малодвинск. Просто Нюся отказалась, и они вместе уехали туда на следующий день, взяв собаку с собой.

– Вот видите. Настя, вы же адвокат, причем довольно успешный, хотя и начинающий. Если какой-то факт вываливается из схемы, то значит схема не действующая. То, что собака оставалась у вашей подруги в те три ночи, когда происходили убийства, всего лишь совпадение. И четвертое исключение это наглядным образом доказывает. У вас есть еще какие-нибудь основания считать этого вашего однокурсника преступником? Кроме воющей собаки.

– Он – сын владельца фирмы, торгующей строительными материалами. Той самой фирмы, где наверняка закупался Евгений Мазин. И если спросить у семьи Дубинина, то, скорее всего, выяснится, что, готовясь к ремонту, он ездил именно в этот магазин. И Тимофей Лопатин бывал на работе у своей невесты, которая работает в этой же строительной фирме. И Гольцова Болонин знал. Они с Нюсей вместе ходили в искусствоведческий кружок и бывали у старика дома. И до последнего времени он наведывался к старику, помогал что-то прибить или переставить. И с Ильей Вакулиным Болонин служил в армии и близко дружил. Вам мало совпадений? Михаил Евгеньевич, если есть хотя бы малейшая вероятность, что я права, то Нюсе может угрожать опасность.

Задурманенный недосыпом мозг выловил из всего этого потока информации нечто важное. Что именно? Так, надо сосредоточиться. А, вот. Важно то, что этот неведомый Зимину Болонин служил в армии вместе с Вакулиным. А тот проходил срочную службу в спецвойсках ГРУ. Значит, и Болонин тоже. То есть чисто гипотетически он вполне владеет техниками нанесения такого удара в яремную вену, которым были убиты жертвы. Черт, а ведь права девчонка, совпадение-то подозрительное.

– Михаил Евгеньевич, – голос Анастасии продолжал тарахтеть в ухе, и Зимин поморщился, хотя и чувствовал, что сон окончательно прошел, – я не хочу каркать, но то, что пропал Илья Вакулин, тоже выглядит подозрительно. Вполне возможно, что его уже убили, чтобы повесить на него все преступления. Живой Вакулин имеет шанс доказать, что он никого не убивал, а вот у мертвого такой возможности уже не будет.

Показалось, или Зимин услышал какой-то слабый стон, доносящийся из-за закрытой двери спальни? Он отвлекся от разговора и навострил уши, но в квартире стояла тишина, как бывало всегда, когда Снежана давала ему поспать. В такие минуты сама она отправлялась в свою мастерскую и садилась за плетение кружева. Едва слышно стучали коклюшки, создавая тихий мелодичный звон, под который спалось еще слаще.

– Ладно, Анастасия, – он с сожалением откинул одеяло и начал выбираться из кровати, понимая, что поспать не удастся. – Я приму к сведению вашу информацию и проверю ее.

Стон, теперь уже более громкий повторился, и Зимин, вдруг моментально поняв, что он означает, похолодел и бросился из спальни со всех ног, разыскивая жену. Снежана таки была в мастерской. Сидела на полу в большой луже и держалась руками за свой огромный живот.

– Снежинка, – Зимин бросился к жене, рухнул рядом на колени, чувствуя, как мокро становится голым коленям. – Снежинка, потерпи, я сейчас вызову «Скорую». Что же ты меня не зовешь?

– Будить не хотела, – сквозь зубы проговорила Снежана. – Ты прости, Миша, но выспаться не получится. Ты когда пришел, у меня уже схватки начались, просто редкие, так что я думала, что еще есть время. Но теперь у меня воды отошли. Надо ехать в роддом. А то ты ведь роды принимать не умеешь.

От охватившего его жуткого страха Зимин весь взмок. Осознав, что телефон, по которому можно позвонить в «Скорую», он держит в руке, а в нем по-прежнему находится на связи Анастасия Пальникова, он быстро проговорил в трубку:

– Все, Анастасия, у меня жена рожает. Позже договорим.

– Михаил Евгеньевич, – женский голос в трубке продолжал что-то говорить, но Зимин уже нажал отбой, дрожащими пальцами кинулся набирать единый номер службы спасения, судорожно пытаясь понять, что собирать, за что хвататься и нужно ли поднимать с пола жену.

Все, что только что говорила ему Настя Пальникова, разом вылетело из головы, потому что сейчас ничего не имело значения, кроме белого страдающего лица Снежаны с прикушенной губой.

В доме, находящемся чуть наискосок через парк и дорогу, Настя Пальникова, услышавшая равномерные короткие гудки в трубке, тоже нажала на кнопку отбоя и задумчиво посмотрела в окно, где виднелись начинающие слегка желтеть деревья. Сентябрь в этом году был теплым, чуть ли не летним, но кроны деревьев все равно уже подергивались желтой патиной, как позолотой. Осень. Уже осень.

Внутри раскручивалась тугая и словно усеянная шипами спираль тревоги. Вообще-то Анастасия Пальникова не была тревожным человеком, прокручивающим в голове апокалиптические сценарии будущего. Но сейчас она физически ощущала, что прямо сейчас, в эти самые минуты, с Нюсей происходит что-то плохое. Очень плохое.

На следователя Зимина у нее не было никакой надежды. Кажется, он ей поверил, это уже неплохо, но у него рожает жена, и в эти минуты он вряд ли способен отвлечься на Настины эфемерные предчувствия. Костя! Костя Малахов. Как же Настя сразу про него не подумала. Он влюблен в Нюсю, а значит, вполне способен кинуться на ее защиту, особо не думая.

Настя набрала его телефон. Руки почему-то противно мелко дрожали. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны доступа сети», – сообщил ей противный механический голос. Ну да. Костя пришел с суточного дежурства и лег спать, выключив телефон. Она до него не дозвонится. Черт. Черт. Надо срочно предупредить Нюсю.

Настя набрала третий за сегодняшнее утро номер. Телефон подруги работал, но трубку никто не брал. Длинные гудки ввинчивались в ухо, и на десятом Насте захотелось кричать. А может, Костя у Нюси, и они просто занимаются любовью, не думая ни о чем на свете, а она тут сходит с ума от бессильной тревоги?

Впрочем, это как раз было несложно проверить. В конце концов, они с Нюсей живут в одном доме. Сейчас она поменяет пижаму на спортивный костюм, натянет кроссовки и пробежит два подъезда, отделяющие ее от подруги, чтобы убедиться, что у той все хорошо, и рассказать ей о своих подозрениях.

Даже если у нее Костя и Настя их отвлечет друг от друга, ничего страшного. У нее будет два слушателя вместо одного. И втроем они смогут понять, насколько беспочвенны Настины подозрения, или найдут им подтверждение. Приняв решение, казавшееся вполне разумным, Настя на цыпочках прошла из кухни, где сидела с телефоном, до спальни, в которой крепко спал Денис.

Вчера у него в ресторане был очередной банкет. Гости разошлись поздно, и Денис пришел с работы лишь под утро. Пусть поспит. До того момента, как он проснется, Настя уже успеет вернуться. Быстро собравшись и захватив телефон и ключи, Настя вышла из дома и легко сбежала по лестнице.

В подружкин подъезд входила соседка, поэтому домофон не понадобился. Через минуту Настя уже жала на кнопку звонка Нюсиной квартиры. Мелькнула тень в глазке, и Настя невольно похвалила подругу за осторожность. Сама она часто забывала об осторожности, и Денис все время ругал ее за беспечность.

Дверь открылась, хоть и не очень широко. В подъездном полумраке Настя не сразу разобрала, кто именно ей открыл. Мужская фигура не вызвала у нее подозрений, поскольку она подсознательно была готова увидеть в квартире Костю Малахова, и только через мгновение глаза послали, а мозг четко переработал сигнал, заставивший громко завыть сигнал тревоги.

На пороге стоял Толик Болонин, и до того, как Настя успела отреагировать на тревогу единственно разумным образом, то есть пуститься в бегство, он резко дернул ее за руку, рывком втащил в Нюсину квартиру и захлопнул дверь, молниеносно заперев ее на все запоры.

– В комнату, – приказал Толик.

Он говорил как-то особенно, практически не разжимая губ. Настя предпочла послушаться, судорожно соображая, что делать дальше. Мышечная память моментально вернула ее в прошлое. Несколько лет назад она уже попалась в ловушку, устроенную опасным преступником. Тогда в комнате, где она пришла в себя, было темно и довольно холодно. Тот, другой, преступник тогда затопил печь, чтобы создать нужную ему декорацию, но старый дачный дом, куда он ее привез, не успел протопиться, и Настя сильно мерзла.

Вот и сейчас ее забила крупная дрожь, хотя в квартире Нюси было тепло.

Зайдя в гостиную, одновременно служившую подруге и рабочим кабинетом, она увидела саму Нюсю. Связанная, та лежала в углу дивана, похожая на нахохлившегося воробья, причем без сознания. Лодыжки и кисти рук у нее были перетянуты скотчем, и Настя вдруг подумала, что это больно, липкие полосы наверняка врезаются в нежную кожу. Останутся синяки, и это в лучшем случае.

Толик толкнул ее в спину так, что она упала на колени прямо перед диваном, бесцеремонно обыскал карманы, чтобы изъять телефон.

– Сиди тихо, – предупредил он и неприятно осклабился. – Ты же понимаешь, что если я захочу, то сделаю вам обеим крайне больно?

Настю он тоже связал, так что теперь всю прелесть скотча вокруг запястий и лодыжек она испытала на себе. Да уж, мало приятного. В прошлый раз преступник оставил ее несвязанной, просто запер. Но тогда они были за городом, в пустынном дачном поселке, а сейчас было бы достаточно просто подбежать к окну и начать кричать, вот Болонин и лишал их такой возможности.

Или недостаточно? Каков шанс, что в современном мире кто-то отреагирует на женские крики «Помогите»? В прошлый раз похититель готовил сцену для ее убийства с основательностью. Болонин вряд ли мог так же тщательно подойти к делу, особенно с учетом, что на Настин визит он явно не рассчитывал.

Если это действительно он убил тех четырех мужчин, то не сможет использовать ту же инсценировку, чтобы объяснить гибель двух молодых женщин. Их с Нюсей убийство нельзя будет списать на кровавого маньяка. Получается, для них Болонин придумал что-нибудь другое? Или пока не успел?

От ответа на этот вопрос зависела жизнь. Если Настя его не найдет, то они с Нюсей умрут. Мама будет плакать. И Денис тоже. И Нюсины родители. И листопад они в этом году не увидят, и первый снег тоже. Стоп. В прошлый раз она тоже думала о неминуемой смерти, а потом появились Денис, Феодосий Лаврецкий и полиция – и ее спасли.

Надо верить, что и в этот раз их тоже спасут. Денис, конечно, не знает, куда она пошла, да и вообще вряд ли встревожится, если, проснувшись, не найдет ее дома, но есть еще Костя Малахов, который должен встревожиться, что у Нюси не отвечает телефон. Хотя он спит после дежурства. И Денис тоже спит. А у следователя Зимина рожает жена. И они с Нюсей оставлены один на один с кровавым чудовищем, в которое превратился Толик Болонин.

Утром, когда ушел Толик, работа у Нюси спорилась. За сорок минут она успела отобрать нужное количество фотографий. В обработку она всегда пускала самые лучшие, самые выигрышные кадры, правда, заказчикам потом отдавала все, за исключением совсем уж неудачных снимков. Им виднее, как распорядиться сделанными фото.

Теперь предстояло каждую из отобранных фотографий пропустить через специальную программу, а то и не одну. Это была кропотливая работа, но Нюся любила ее не меньше, чем собственно процесс фотосъемки. В такие моменты она чувствовала себя почти художником.

Кроме того, снимала она всегда на автомате. Просто каким-то внутренним датчиком видела удачный кадр и щелкала кнопкой фотоаппарата, даже не успевая зафиксировать сознанием, что именно показалось ей таким привлекательным. И уже потом, при обработке, подолгу рассматривала кадры, отмечая каждую свою удачу и радуясь, что заметила, зацепила, сохранила для вечности особенное выражение глаз, мимолетную улыбку, летящую на заднем плане птицу, чей-то искренний восторг или невольный гнев, удивление, радость, благодарность. Анна Беседина была хорошим фотографом и знала это.

Внезапно мысли ее снова вернулись к кадрам, сделанным на месте преступления. Что-то на них не то, а она так и не удосужилась разобраться, что именно. А ведь это может быть важным. Нюся нахмурилась. «Ты уже решила, что флешка на столе Толика – это важно, а в результате села в лужу и обидела старого друга», – сказала она самой себе. Однако внутренний голос не утихал, и Нюся, закрыв папку со свадебными фотографиями, над которыми работала, снова вывела на экран фото с места убийства Тимофея Лопатина.

Клик, клик, щелк, щелк. Она листала фотографии, которые видела уже с десяток раз, не очень понимая, что именно хочет на них найти. Стоп. Вот оно. Она развернула одно фото, и теперь оно занимало весь экран ее большого, профессионального, двадцатичетырехдюймового монитора. В центре него, на траве, под кустом, лежала пачка куриных твистеров, любимого лакомства Тобика.

Ну да. В ту ночь эксперт-криминалист при осмотре места происшествия нашел эту пачку, и Нюся тогда сказала, что они выпали у нее из кармана. Но в тот раз Толик оставил ей несколько пачек с бежевыми этикетками, это Нюся точно помнила. Ну да, вечером она гуляла в шортах и майке, а бежевый пакетик положила к телефону и ключам, в сумочку, с которой ходила на прогулку с собакой летом, когда в одежде с карманами было слишком жарко. А ночью, когда Тобик неожиданно запросился на улицу, натянула велюровый спортивный костюм с карманом на животе, телефон и ключи сунула в карман спортивных штанов, а сумочку и лежащие в ней твистеры вовсе не взяла. Зачем лакомство собаке, у которой неожиданно заболел живот?

В траве же лежал пакетик с зеленой этикеткой. Нюся не могла его уронить, потому что у нее его с собой не было. Это потом, когда она сказала, что это их лакомство, она запихала упаковку в карман на животе, и он страшно ей там мешал. От догадки внезапно ее прошиб пот.

Выронить пакетик с завалявшимися в кармане твистерами случайно мог убийца. Она знала лишь одного человека, у которого твистеры были распиханы по карманам всей верхней одежды. И это был Толик. Нюся зажмурилась и с силой замотала головой, прогоняя вновь возникшие в ее голове черные подозрения.

Нет, она ни за что не наступит на эти грабли еще раз. Они же уже все обсудили. Толик не знал про картины в квартире Гольцова. У Толика была другая флешка с чисто служебной информацией. И то, что все жертвы могли быть с ним знакомы через место его работы, было всего лишь простым совпадением. Но собачье лакомство на месте преступления!

А еще книга. Нюся снова зажмурилась, вызывая в памяти картинку поверхности стола в квартире Толика, с которого она забрала флешку. Там лежала книга. «Ножевой бой спецназа ГРУ», вот как она называлась. Толик и Илья служили именно в спецназе. А там точно учат, как нанести удар в яремную вену. Следствие подозревало Илью, потому что он к тому же имел медицинское образование, но для того, чтобы точным ударом попасть в точку на шее, не обязательно быть медиком.

А еще болезнь Шегрена. Нюся рассказала следствию про встреченную ею Арину Морозову, потому что это Толик велел ей так сделать. Точно, пару месяцев назад она прочитала в интернете историю про англичанку, которой для того, чтобы не ослепнуть, нужна мужская кровь, и рассказала об этом Толику, который в тот вечер притащился к ней на ужин.

И именно он был тем человеком, который напомнил Нюсе об этой истории, да еще натолкнул на мысль, что у встреченной незнакомки, чья внешность так пугала Нюсю, может быть именно болезнь Шегрена. И в результате Нюсиных слов следствие пусть и ненадолго, но пошло по ложному следу. Потому что так захотел Толик. Но зачем он убивал? И еще сливал кровь?!

Нужно срочно звонить Косте, вместе они разберутся. К тому же чуть больше часа назад Нюся сказала потенциальному убийце, что подозревает его в совершении четырех страшных преступлений. Он высмеял ее сомнения и ушел, но это не означает, что он не вернется. На месте Толика Нюся отвела бы домой собаку, потратила время на то, чтобы придумать, как именно избавиться от чересчур догадливой подруги детства, выстроила себе алиби и вернулась, чтобы ее убить. Он же слышал, что Костя придет только в четыре, а значит, времени у него вполне достаточно.

Нюся схватила телефон и набрала Костин номер. Телефон был выключен. Ох, он же лег спать после дежурства. Раздался скрежет. Во входной двери тихо поворачивался ключ. Ну да, у нее есть ключи от квартиры Толика, а у него – от ее квартиры. Это заведено давным-давно, еще в школе. Черт, нужно срочно звонить Насте. У нее есть знакомые в полиции, и она обязательно что-нибудь придумает. Однако сделать второй звонок она не успела. Неслышно и мягко подойдя к ней, Толик вынул телефон из Нюсиных ослабевших пальцев и коротко и резко ударил ее ребром ладони по горлу.

Когда она вынырнула из глубокого обморока, то обнаружила себя связанной в одном углу дивана, а на другом углу тоже связанную скотчем Настю. Господи, а она-то тут как оказалась? Нюся попробовала спросить, но из горла вырвался лишь какой-то неразборчивый сип, да и саднило от усилий. Видимо, из-за последствий удара она потеряла голос. Что ж, закричать и позвать на помощь точно не получится.

На ее сипение отреагировали и Настя, и Толик.

– Нюся, ты как? – спросила у нее подруга.

– Ы-ы-ально, – голос по-прежнему не слушался, и Нюся вдруг испугалась, что так останется навсегда, и тут же усмехнулась нелепости этой мысли. В ее случае навсегда – это явно ненадолго. Вряд ли Толик планирует оставить их в живых.

– Итак, сейчас половина одиннадцатого, – прервал ее размышления их мучитель. – И времени у нас осталось мало, потому что в четыре часа к Бесединой придет ее трахальщик. Нет, ну это же надо, связаться с ментом. Как же низко ты, Нюсечка, пала. А ведь я предлагал тебе выйти за меня замуж, а ты все носом вертела, фифу из себя корчила. И что в итоге? Старлей из ментовки. Грязь под ногами. Быдло трамвайное. Тьфу.

Он демонстративно сплюнул.

– В общем, не важно. Важно, что вы мне сейчас подробно расскажете, до чего додумались и что навынюхивали. А потом я вас убью, вы уж не обессудьте, девки. Оставить вас в живых я не могу. И все обставлю так, чтобы все подумали, что убил вас Илюха. Я же, когда мы в Малодвинск ездили, прихватил кое-какие его вещички из дома бабки. Так что отпечатков тут его найдут с лихвой. Итак, вопрос первый. Кому вы обе успели рассказать про свои догадки? И главное, как вообще обо всем догадались? Ты как, Беседина, говорить можешь? Или тебе водички?

– И-дички, – просипела Нюся.

Он, картинно закатив глаза, ушел на кухню, откуда послышалось звяканье посуды.

– Нюська, ты только не бойся, мы что-нибудь придумаем, – пользуясь отсутствием Болонина, горячо зашептала Настя. – Ты понимаешь, это же он совершил все эти убийства.

– Я знаю, – говорить шепотом получилось, и Нюся так обрадовалась, словно пробежала олимпийскую дистанцию на золотую медаль.

Толик вернулся и сунул ей под нос стакан с водой. Нюся жадно, несмотря на боль в горле, припала к нему губами, вливая в себя прохладную воду, и даже зажмурилась, так ей было вкусно. И правда, перед смертью начинаешь ценить мелочи, на которые обычно не обращаешь внимания. Вода лилась по шее, футболка промокла, на груди появились неровные пятна, от которых становилось холодно и неуютно. Нюся задрожала. Зубы клацнули о край стакана. Толик отобрал его, поставил на стол, пододвинул к дивану стул, сел на него задом наперед, широко раздвинув ноги.

– Итак, дамы. Поехали. Начнем с тебя, Пальникова. Беседина мне свои подозрения уже высказала. Теперь твоя очередь.

Нюся с нетерпением ждала Настиного ответа. Ей тоже было интересно узнать, до чего додумалась ее умная и рассудительная подруга.

– Ты оставлял Нюсе собаку именно в те ночи, когда происходили убийства, – сообщила Настя. – Тебе нужно было уйти из дома, не привлекая внимания соседей, а твой пес воет, когда остается один. Так что ты под разными предлогами приводил его к Нюсе, а сам отправлялся убивать. Я только никак не могу понять, зачем тебе это было надо. Что ты пытался получить? Картины, которые когда-то украл из музея Гольцов?

– Нет, про картины он не знал, – возразила шепотом Нюся. – А нужна ему была флешка, которую он забрал у Тимофея Лопатина. Тимофей регулярно бывал на работе у своей невесты Марины и мог узнать что-то, что представляло для Толика опасность. Да, Толик? Что ты делал? Выводил деньги из фирмы отца, чтобы открыть собственное дело? А Тимофей это понял и решил на этом заработать. Марина мечтала о свадебном путешествии на Мальдивах, вот Тимофей и решил шантажировать Толика, чтобы побаловать любимую. Он попросил у Лукьяновой флешку и скопировал какие-то материалы из рабочего компьютера Толика, а потом предложил их выкупить. Толь, я ведь права?

– Да, ты права. Ты всегда права. Вы обе всегда правы. Лучшие студентки курса, черт бы вас обеих побрал. Ты же знаешь, как отец издевается надо мной. Я должен был уйти и получить самостоятельность, но не мог сделать это без денег. Мне нужны были средства для того, чтобы начать собственное дело. Отец никогда бы не согласился мне их дать. Я уже думал убить его, чтобы получить наследство. Я долгими ночами лежал и представлял, как именно я его убью. Но никак не мог решиться. Понятно, что я сразу стал бы основным подозреваемым. И просто придумал схему, по которой часть денег переводились на счета подставных фирм. А этот гаденыш Лопатин крутился рядом и вынюхивал. Он сообразительный оказался, а его Маринка-дуреха помогла: ответила на пару наводящих вопросов не думая… И, оказывается, пускала его за свой комп без задней мысли. И в один далеко не прекрасный день тот сказал мне, что собрал все доказательства того, что я обкрадываю отца, и готов мне их продать за два миллиона рублей.

– Немного, – грустно прошелестела Нюся.

– Миллион на свадебное путешествие и миллион для первого взноса на ипотеку. Так он мне объяснил свои аппетиты. Я не мог отдать ему деньги, не для того я почти год рисковал, боясь, что отец все узнает. И позволить себя шантажировать тоже не мог. Какие были гарантии, что этот урод, получив два миллиона, остановится?

– И тогда ты решил его убить. Но понимал, что при расследовании убийства следствие довольно легко сможет выйти на тебя. У Тимофея был крайне небольшой круг знакомых. Он бывал только дома, на работе и у своей невесты. Если бы ты совершил только одно убийство, то вероятность попасть в круг подозреваемых была довольно велика. И ты решил спрятать свою главную жертву среди других, не имеющих к Тимофею Лопатину никакого отношения. По твоему плану, это запутало бы следствие, – сказала Настя.

– Да. Как раз в это время Нюся прочитала в интернете про англичанку, которой требовалась мужская кровь, чтобы не ослепнуть от болезни Шегрена. От Илюхи я знал, что у него есть клиентка, страдающая этим заболеванием. Он иногда ходил к ней делать массаж. Нечасто, потому что у нее очень мало денег. Илюха ее жалел и иногда дарил бесплатные сеансы. Явный плюс – она знакома с Гольцовым и бывала у него. В общем, идеальный объект для подозреваемой, и я решил устроить все так, чтобы подумали, что жертв убивают, потому что охотятся за их кровью. По-моему, экзотично…

– У него на столе лежит пособие, рассказывающее про особенности ножевого боя для спецназа, – Нюся шепотом обращалась к Насте, как будто Толика и вовсе не было в комнате. Нет, он, конечно, был, и от него исходила реальная угроза, вот только человек этот ничего общего не имел с другом ее детства. – Он знает, как убить человека точным ударом в яремную вену, как слить нужное количество крови, не уронив ни капли. Оставалось только наметить список жертв, имеющих первую группу крови. И выбрать тех людей, которых на первый взгляд ничего не связывало между собой.

– Первым, кто идеально подходил на роль такой жертвы, стал старик Гольцов. – Настя подхватывала рассказ, словно они с Нюсей играли в пинг-понг, перебрасывая мячик через сетку. – Ты бывал у него дома, знал, что старик живет очень замкнуто. А про его группу крови спросил у Ильи. И, о счастье, она совпала с группой крови Тимофея. Думаю, что о ней ты узнал, задав ему простой вопрос. Вы же общались, когда Лопатин продолжал приходить к Марине. Ты кормил его завтраками, обещая собрать деньги, объяснял, что быстро вывести два миллиона не так просто. Думаю, что и дату назначил. Именно к этой дате Лопатин и приурочил покупку обручального кольца. Получив деньги, он собирался сделать Марине предложение.

– Если бы я знал про подлинники Филонова и Репина, – горько заметил Толик. – Если бы хоть догадывался. Я бы мог не затевать всю эту мутотень с выводом денег из фирмы, рискуя быть застуканным. Я бы мог избавиться от старика и забрать картины из тайника. Никто не знал, что я у него бываю. Никто. Ни одна живая душа. Только ты, ведьма, умудрилась дважды застукать, как я от него выхожу.

Во взгляде, который он бросил на Нюсю, горела такая ненависть, что она даже зажмурилась на мгновение. И как это она пропустила момент, когда из униженного отцом, так и не выросшего мальчика вдруг сформировалось готовое убивать чудовище?

– Ты не был в курсе, а потому убил старика просто для того, чтобы открыть счет. Оставил собаку у Нюси, а сам с вечера пошел к Гольцову под каким-то предлогом и убил его, опробовав удар, который потом стал твоим фирменным. Думаю, для того, чтобы первый раз слить кровь, тебе понадобилось довольно много времени. Но ты порепетировал и отточил технику, после чего ушел никем не замеченным. Наверняка ты думал, что тело найдут быстрее. Просто уж так получилось, что одинокого старика хватились только через неделю. К тому моменту ты уже совершил то самое убийство, ради которого все и затевалось. Избавился от шантажировавшего тебя Лопатина.

– Когда он в очередной раз притащился к Маринке на работу, я назначил ему встречу. Ночью. В сквере, у гостиницы. Его это вполне устраивало, потому что он поздно возвращался от этой курицы, и в его интересах было, чтобы нас никто не видел. Мы договорились, что он принесет флешку с материалами, а я – деньги, а после обмена мы будем квиты. Я поджидал его в кустах, махнул рукой, чтобы он ушел с освещенного тротуара. Этот лох даже ничего не заподозрил. Я убил его с одного удара, а потом быстро слил кровь в пластиковые системы для капельниц. У Илюхи таких были залежи, я и позаимствовал как-то раз, когда к нему пришел. Еще я сразу решил, что буду забирать у жертв телефоны. На всякий случай, вдруг пригодится, если версия с охотником за кровью не сработает. – Голос Толика как-то изменился, а взгляд затуманился, словно он получал от собственного рассказа какое-то только ему ведомое удовольствие.

– Интересно, что ты почувствовал, когда узнал, что именно Нюся нашла тело Лопатина? – спросила Настя, заметив его состояние. – Да еще с твоей собакой на поводке.

– Сначала я дико испугался. Она же могла меня видеть. Но потом выяснилось, что видела она только эту старую дуру Морозову, которая ночью поперлась кормить бездомную собаку. Да еще с бидоном. Я так внутренне хохотал, когда Нюська мне про это рассказывала. – Он прикрыл глаза. – Это как нельзя лучше работало на придуманную мной версию. Оставалось только напомнить этой дуре про наш разговор о болезни Шегрена и подтолкнуть ее к тому, чтобы она рассказала полиции.

– На месте преступления он выронил пакетик с куриными твистерами. Они же у него распиханы по всем карманам. – Нюся по-прежнему шепотом говорила о Толике исключительно в третьем лице. Не могла себя заставить обратиться к убийце напрямую. – Когда их нашли, я решила, что сама их потеряла. Но у меня дома были другие пакетики, бежевые, а не зеленые. Да и выходя ночью на улицу, я их не взяла. Зачем угощение собаке, у которой болит живот? Если бы я сразу это осознала, то Толик попал бы под подозрение с самого начала. Но я ввела полицию в заблуждение, да еще и пакетик как улику с места происшествия забрала. Просто я там все сфотографировала и сегодня утром, разглядывая снимки, все поняла.

– Это уже после моего ухода? – осведомился Толик, открыв глаза. – Тогда тем более хорошо, что я вернулся.

– Для укрепления твоей версии ты через несколько дней выбрал новую жертву. – Настя продолжала раскручивать спираль событий. То ли тянула время, то ли действительно хотела расставить все по местам. – Иван Дубинин делал ремонт, регулярно ходил в ваш магазин. Ты его заприметил, начал разговор, под каким-то предлогом узнал группу крови, а заодно и график работы. Это же просто, надо всего лишь спросить, в какое время доставить заказанные стройматериалы. Думаю, что такие, ни к чему не обязывающие разговоры ты вел со многими клиентами. Просто Дубинин подошел, потому что частенько возвращался с вечерней смены в шиномонтаже, да еще и через пустырь, на котором легко совершить убийство и остаться незамеченным. Тебе, Болонин, просто черт люльку качал, потому что ты понятия не имел, что Дубинин тоже окажется связан с Гольцовым и решит за деньги последнего вернуть похищенную картину Левитана. И что это пустит следствие по еще одному ложному следу. Ставка на историю с кровью не сработала, зато появилась версия, что убийца охотился за живописными шедеврами. Тебя это вполне устраивало.

– На какое-то время он решил, что убийств вполне достаточно. Передышка была довольно длинной, но потом следствие забуксовало. Версия с картинами тоже перестала склеиваться, а от меня Толик узнал, что Марина Лукьянова настаивает на том, что основной жертвой преступления был именно Тимофей, – подхватила Нюся, продолжая сипеть. – Нужно было срочно отвлечь внимание на новый труп, и он убил четвертую жертву, которую тоже подобрал заранее. Евгений Мазин занимался ремонтами и частенько бывал в строительном магазине фирмы Болониных. Вот он совсем никакого отношения ни к Гольцову, ни к остальным жертвам не имел, так что все запутывалось еще больше.

– Но в ночь убийства Мазина он не оставлял тебе собаку, – заметила Настя.

– Он хотел, – с усилием сглотнула Нюся. – Придумал себе алиби, мол, надо съездить в Малодвинск, чтобы отвезти продукты бабушке Ильи. Но я не согласилась оставаться с Тобиком, и тогда поездку перенесли на следующий день. Отказаться от нее совсем Толик не мог, это выглядело бы подозрительно. Кроме того, нужно было забрать те самые улики, которые он теперь собирается оставить в моей квартире, чтобы навести подозрение на Илью. А на убийство Мазина он отправился, рискнув оставить Тобика одного. Когда мы заехали за ним на следующий день, мне соседка сказала, что минувшей ночью Тобик очень сильно выл, мешая ей спать. Я сначала не обратила на это внимания, решила, что старушка что-то перепутала. Но я думаю, что она даст показания, на основании которых можно будет установить, что Толик не ночевал дома.

– Для этого нужно, чтобы полиция узнала о том, что собака выла, – зловеще улыбаясь, сообщил Болонин. – А у вас, девки, больше не будет такой возможности. Я выслушал все, что вы могли сказать. Должен признать, что мозги у вас по-прежнему работают хорошо. Только они вам больше не понадобятся. Даже если твой мент и вспомнит, как соседская бабка говорила про воющую собаку, он настолько туп, что ни за что не поймет, что именно это означает. Именно он вас найдет, когда в четыре часа явится сюда в предвкушении сладкого свидания, вкусного обеда и теплой постельки. Он найдет ваши трупы и доказательства того, что вас убил Илюха.

– А где он? Ты и его уже убил?

– Нет, только собираюсь. После всего, что он натворил, он просто обязан покончить жизнь самоубийством. И он это сделает, как только я его найду. Спрятался от правосудия, гаденыш, и телефон выключил. Но ничего. Я знаю, как его выкурить из той норы, в которую он забился. Когда-то давно мы с ним разработали систему спецсигналов на тот случай, если кому-то из нас срочно потребуется помощь. А связь с внешним миром он держит как-то. Нужно же ему что-то есть и пить, а заодно выяснять, все ли в порядке у бесценной мамаши и бабки. Вот я ему весточку и оставлю. Сам придет в условленное место, никуда не денется, а я там уже буду ждать. И все сложится. Только вы об этом уже не узнаете, кисули.

Из-за пояса он достал нож с тонким длинным лезвием и черной ручкой с неравномерными насечками. Нюся вспомнила, что какое-то время назад Толик хвастался перед ней этим ножом, у которого даже имя было. Акела. Если бы она тогда знала, что именно так будет выглядеть ее смерть, то слушала бы про нож внимательнее, но кто знал…

Глядя сейчас на Толика, она понимала, что перед ней сумасшедший. Возможно, не в клиническом смысле этого слова, но все-таки не совсем нормальный человек, совершивший четыре убийства и сейчас хладнокровно решившийся еще на два. Глаза у него горели каким-то болезненным огнем, точнее, дьявольским, потому что в друге ее детства Толике Болонине не осталось ничего человеческого. И о пощаде просить бессмысленно, потому что нет в нем больше жалости. И страха перед наказанием нет. И простой осторожности нет тоже.

Его тщательно выстроенный план давно уже посыпался и теперь имел огромные прорехи, которые не могло не заметить следствие. Да, ему долго везло, потому что жизнь подкидывала удивительные совпадения, позволяющие настоящему преступнику держаться в тени, но сейчас эта тень таяла, расползалась, лишала надежного укрытия. И каждый следующий преступный шаг приближал его к бездне. Впрочем, для них с Настей это вряд ли что-то меняло.

В подъезде послышался какой-то странный шум. Толик тоже его услышал, замер на мгновение, обернулся в сторону входной двери, навострив уши, словно волк в минуту опасности. В следующее мгновение дверь рухнула под сильным ударом, и в квартиру ворвались люди в черном камуфляже, масках и с автоматами в руках.

– Не двигаться. Работает ОМОН.

Толика сбили с ног. Он лежал на полу с заведенными за спину руками, на которые деловито надевали наручники. В комнату не спеша вошел следователь Зимин, а вслед за ним ворвались Костя Малахов и Денис Менделеев.

– Нюся…

– Настя…

– Что ж вы так долго, мальчики? – хором спросили Нюся с Настей и одновременно заплакали.

Пока Зимин ехал в роддом, его разъедало чувство тревоги. Он был уверен, что переживает за жену. Очень бледная Снежана периодически стонала сквозь стиснутые зубы. Он знал, что она держится, чтобы не пугать его еще больше, но ей больно, очень больно. Он был бы рад взять на себя хотя бы часть этой боли и мучился, что не может.

Он вдруг подумал, что все, что в этой жизни имеет значение, обязательно приходит через страдание. И любовь, и дети, и справедливость. И почему вселенная так устроена? Наверное, чтобы острее чувствовать и больше ценить счастье. Понимать, как оно хрупко, и беречь его всеми силами.

Вызванная им «Скорая» доехала до здания областного роддома, и Зимин немного расслабился, понимая, что они точно успели. Еще чуть-чуть – и у него вдобавок к дочке родится сын. Он улыбнулся и поцеловал Снежану. Она ответила слабым пожатием руки и тут же вцепилась в нее со всей силы, пережидая очередную скрутившую ее схватку. Шепнула: «Я справлюсь». Даже в такой момент его жена думала о нем и о том, чтобы он не волновался.

«Скорая» закатилась на пандус приемного покоя, Зимин шагнул туда вслед за женой, которую уже встречали две акушерки, аккуратно подхватили под руки, помогая пройти внутрь. Одна из них забрала из рук Зимина сумку с вещами. Ее Снежана собрала еще недели две назад, в шутку называя тревожным чемоданчиком. Удивительно, что в суматохе они его не забыли.

– Все, папаша, а вам тут нечего делать. Идите себе. Часа через три позвоните, узнайте, как дела. А пока не путайтесь под ногами. Или у вас партнерские роды оплачены, не дай бог?

– Что? – Зимин очумело покрутил головой, пытаясь понять, что у него спрашивают. Партнерские роды? Нет, он точно знал, что при всей своей следовательской закалке этого зрелища не вынес бы. Да и Снежана была категорически против. – Нет. Мы не заказывали.

– Вот и иди себе с богом.

– Куда?

– Да откуда ж я знаю? – удивилась акушерка. – Хочешь, на лавочке сиди во дворе. Хотя лучше домой. Только не пей много.

– Что? – Нет, у него сегодня положительно были проблемы с пониманием обращенной к нему речи. – Я вообще не собираюсь пить.

– Все вы так говорите, – акушерка неодобрительно покачала головой, – а потом напиваетесь на радостях. Ладно. Делайте что хотите. Звоните через три часа. Раньше не родит. Это я вам точно говорю.

Снежану увели. Зимин вышел на улицу и действительно сел на скамейку, стоящую неподалеку. Ноги его не держали. Все-таки поспать ему удалось совсем мало, и волнение за жену не добавляло ясности мысли. Три часа. И что прикажете делать ему в это время? Вернуться домой и попытаться еще поспать? Позвонить теще, что Снежану увезли в роддом, и ехать за ними с Танюшкой, потому что потом для этого уже не будет времени?

Ему внезапно очень захотелось, чтобы умная, ироничная и в любой ситуации сохраняющая спокойствие теща сейчас была рядом. Ирина Григорьевна сможет его успокоить. По крайней мере, когда Снежана рожала Танюшку, именно теща объясняла ничего не соображающему Зимину, что роды – это естественный процесс, через который проходят миллионы женщин, и что все обязательно будет хорошо.

Он тогда ей поверил, и она не обманула. Зимин достал телефон, и тот зазвонил в его руке. Звонила как раз теща, и Зимин вздрогнул от такого совпадения. Ведьма она, что ли? Конечно, добрая ведьма, не злая.

– Да, Ирина Григорьевна, – ответил он, стараясь скрыть внезапную слабость голоса.

– Миша, я звоню тебе сказать, что мир не рухнул и не рухнет, – задорный голос в трубке вывел из ступора. – Зная твою тонкую душевную организацию, я полагаю, что ты находишься в полуобморочном состоянии, так вот уверяю тебя, что для этого нет никаких оснований.

– Вы уже знаете? Откуда? – глупо спросил он.

– Снежана позвонила. Откуда же еще, – усмехнулась теща в трубке. – Сказала, что, когда ее уводили в предродовую палату, у тебя было такое лицо, как будто тебе срочно нужен нашатырь. И попросила меня выступить в этой роли. Миша, не убивайся. Снежинка со всем справится. Вторые роды гораздо легче первых, а главное – быстрее. Так что ждать нам предстоит недолго. Займи это время с пользой.

– Я сейчас возьму машину и за вами приеду.

– Не надо за нами пока приезжать. Мы с Таточкой пироги затеяли. Тесту еще доходить, да и в печи им потом час стоять. То есть если хочешь, то приезжай, конечно. Накормлю тебя обедом, дождемся пирогов и новостей и часика в четыре поедем в город. Завезем часть пирогов в больницу, а потом дома будем пить чай и отмечать. Как тебе такой план?

Зимин почувствовал, что сейчас заплачет. Да. Ему срочно нужно ехать на дачу. Расположиться на теплой веранде, усадить на колени Танюшку, съесть тарелку горячего супа, вдыхать аромат подходящих пирогов и наблюдать за спокойными и несуетливыми действиями Ирины Григорьевны в ожидании добрых новостей.

Внезапно у него в голове возник сбивчивый и взволнованный голос Насти Пальниковой. Девчонка звонила ему, чтобы предупредить. И то, что она сказала, действительно заслуживало проверки, а он, отвлекшись на Снежану, совершенно забыл о служебном долге. Нехорошо это. Непрофессионально. Семейный уют и пироги – это прекрасно, но у него есть три часа на то, чтобы сделать свою работу.

– Ирина Григорьевна, обедайте без меня, – заявил он и встал со скамейки. – Мне нужно по работе кое-что предпринять. Как только освобожусь, я сразу к вам приеду. Хорошо?

– Хорошо. Работай, Мишенька. Каждый, когда волнуется, должен что-то делать. Я буду печь пироги, а ты работай.

Зимин нажал кнопку отбоя, оглянулся на здание роддома, за стенами которого выполняла сейчас свое главное предназначение его жена, стиснул зубы, чтобы снова не расчувствоваться. Что ж, каждому свое. Кто-то в муках дает новую жизнь, кто-то забирает чужую, а его задача – вычислить и обезвредить преступника, возомнившего, что может творить зло безнаказанно. Так не должно быть, и так не будет.

Телефон Кости Малахова был выключен. Понятно, парень спит после дежурства. Пожалуй, надо съездить к свидетельнице Бесединой и поговорить с ней о ее друге детства, имеющем странную привычку пристраивать свою собаку именно в те ночи, когда происходят убийства. Вызвав такси, Зимин набрал номер Бесединой, но она не брала трубку.

Кажется, у Костика с ней роман. Будет неудобно, если он заявится к Бесединой и обнаружит у нее под боком своего оперативника. Хотя к черту условности. Это работа, и не надо ее путать с личной жизнью. Приехало такси. Сев в машину, Зимин набрал номер Насти Пальниковой. Та жила в одном доме с Бесединой, так что было бы неплохо, чтобы она тоже приняла участие в разговоре. В конце концов, совпадение по датам – это ее открытие.

Однако и телефон Пальниковой был вне зоны действия сети. У Зимина вдруг похолодело под ложечкой от дурного предчувствия. Человек, которого они ищут, жестокий и хладнокровный убийца, способный нанести один точный и смертельный удар, а также слить кровь, не проронив ни капли. Он не оставляет следов. И свидетелей он тоже явно не оставляет. А потому действовать надо быстро. Максимально быстро. Чтобы не было поздно. И это при условии, что он, старый дурак, уже не опоздал.

Он набрал очередной номер, вызвав к квартире Анны Бесединой оперативную группу, а также ОМОН. Если ему показалось лишнее из-за бессонной ночи и нервяка, то он потом повинится, что стреляет из пушки по воробьям. А если нет, то вполне возможно, что он дает очередной жертве убийцы крохотный шанс.

У Зимина в мобильнике был номер матери Кости Малахова. Костя сам как-то его дал. При их опасной работе это было нелишним. И Зимин тогда, помнится, оценил подобное доверие. Сейчас оно оказалось как нельзя кстати. Тамара Николаевна Малахова взяла трубку с первого гудка.

– Да, я слушаю.

– Здравствуйте. Это следователь Зимин. Скажите, Костя дома? Я не могу до него дозвониться.

– Да, здравствуйте, Михаил Евгеньевич. – Костина мама, оказывается, знала, как его зовут. – Он спит после дежурства. Мне его разбудить?

– К сожалению, да. Это срочно.

– Хорошо. Сейчас.

Зимин услышал легкие шаги в трубке, а потом приглушенный голос Малаховой: «Костя, просыпайся, сыночек. Это Зимин». Небольшая пауза, шорохи, бормотание, а потом голос Константина в трубке, немного сонный, но звонкий. Эх, молодость, молодость. Когда-то и он умел, просыпаясь, так же легко переходить от сна к бодрствованию. Сейчас на это требуется время.