Каждый день, каждый час

ГЛАВА 1

Лука появился на свет, издал едва слышный крик и затих до тех пор, пока не ощутил на коже воду. Это произошло в 1959 году в Макарске, маленьком спокойном портовом городке в Хорватии. Акушерка Анка была их соседкой и немедленно отреагировала на панические крики будущего отца, трижды проверила все ли в порядке, подумав: «Что за странный ребенок?» Она слегка покачала головой. Что же получится из такого тихого и задумчивого малыша, который выглядит так, будто ему восемьдесят лет и он уже видел этот мир. А сам-то еще слепой, как котенок. Изнуренная Антика, мама Луки, обеспокоенно спросила: если с мальчиком действительно все в порядке, то почему же он больше не плачет? Успокоившись, акушерка ответила его маме, с которой за время их знакомства выпила не один литр крепкого турецкого кофе, что все прекрасно, а теперь Антике необходимо отдохнуть и набраться сил для ее маленького сынишки, здорового парня, которого она еще услышит. Антика попросила, чтобы ей дали подержать малыша. Его зовут Лука, сказала она, гордо и немного смущенно. Анка уже знала его имя и кивнула, так как, глядя на младенца, сразу становилось ясно, что он настоящий Лука. Затем она передала матери молчаливого мальчика, чьи глаза были так широко распахнуты, словно были окнами в мир. Слепой котенок, снова подумала акушерка. В мгновение ока оба заснули. Мать и сын. Был теплый ноябрьский день. Безветренный и ясный. Зима еще не до конца вступила в свои права.

Луке исполнилось три года, когда отец, Зоран, впервые взял его на рыбалку. У него была небольшая лодка, которую Лука называл своей собственной. В таких случаях Зоран всегда смеялся, подмигивал жене, и она тоже начинала улыбаться. Отец брал сына за руку, и они отправлялись к гавани. Правой рукой Лука крепко держался за папу, в левой — сжимал маленький рюкзачок с цветными карандашами и альбомом. Лука обожал рисовать, поэтому никуда не ходил без своего рюкзачка. Сегодня он, прежде всего, хотел порыбачить.

По дороге им постоянно кто-нибудь попадался навстречу. На центральной площади, где их все знали, люди здоровались, улыбались и спрашивали Луку, куда же он направляется. От гордости малыш едва мог говорить. Громко ответив, что идет на рыбалку, Лука спрятал свой рюкзачок за спину. Вокруг все смеялись. Некоторые, напротив, возмущались, что он слишком мал, что так нельзя, что они бы ему никогда не разрешили. Лука боялся, что ему могут запретить идти на рыбалку, но в то же время его переполняло негодование, что кто-то осмелился ставить под сомнение решения его отца. Тот, правда, только делал серьезное лицо и крепче сжимал вспотевшую ладошку малыша: всё в порядке, можно ни о чем не волноваться. Они отправились дальше. Пока они шли вдоль берега, Лука старался держаться ближе к морю, вглядываясь в воду. Каждую рыбку он встречал едва слышным возгласом. Так продолжалось всю дорогу. Для его отца путь до причала был недлинный, а для трехлетнего мальчика это было целое путешествие. Левая рука болела. Рюкзачок был тяжелый. Так много карандашей!

Лодка покоилась рядом с другими такими же небольшими ботами. МА 38. Ее отличительной чертой был красный цвет. Почти все остальные были белыми. Некоторые с тонкой голубой полосой по краю. Лука легко узнавал папину лодку. Мальчик приходил сюда миллион раз, а может, даже чаще. Правда, на рыбалку его никогда раньше не брали. Лука любил море, а лодку особенно. «Когда я вырасту, то буду моряком», — говорил он. А быть может, рыбаком. Отец проворно забрался в бот. Он поднял Луку высоко над водой и поставил рядом с собой. Лодка была небольшая, зато с маленькой каютой. Лука уселся и смотрел, как папа выводит судно из гавани. Когда-нибудь он станет таким же, как отец. Они взяли курс в открытое море, проплыв между полуостровом Святого Петра и мысом Осеява. Когда отец заглушил мотор, Лука мог еще видеть развалины церкви Святого Петра, пострадавшей во время землетрясения, которое длилось дольше всего, что ему приходилось видеть. Дом дрожал, мама плакала, отец увел их всех в подвал. Луке было очень страшно, но они справились, и ничего не случилось — только мягкие игрушки рассыпались, — ведь папа обо всем позаботился. Лодка покачивалась на воде. «Как называется остров на той стороне?» — спросил Зоран. Лука любил эту игру. У него хорошо получалось. «Брач», — сказал он. Его голос дрожал, хотя он был уверен в ответе. «Хорошо, а позади нас?». — «Фар», — выпалил Лука. Отец рассмеялся: «Почти правильно, это остров Хвар. Трудное слово, даже я не всегда могу выговорить его с первого раза». Лука задумался, надеясь, что его ошибка ничего не испортила. Зоран принес удочку. Итак, все в порядке. Лука сглотнул от волнения. Он свесился через край и принялся выискивать рыбу, которая должна поторопиться и приготовиться к его приходу. Мальчик запустил крохотную ручку в воду. «Сюда, сюда, маленькие рыбешки», — шептал он. Лука поднял голову и встретился взглядом с отцом. «Сегодня самый прекрасный день в моей жизни», — подумал он и закрыл глаза. Морские обитатели начали покусывать его пальчики.

Пока Лука приманивал рыбу, Дора только появилась на свет. Ее пронзительный плач заставил акушерку Анку рассмеяться. Это произошло в 1962 году в родильном отделении больницы францисканской обители. «Какая крепкая, сильная девочка», — сказала Анка. Утомленная мать Доры, Хелена, не могла произнести ни слова. Даже улыбаться не было сил. Она могла только радоваться тому, что всё наконец закончилось. Наконец-то. «Первый и последний ребенок», — подумала Хелена. Она закрыла глаза и заснула. Громкий голос Доры ничуть ей не мешал. Акушерка не переставала удивляться жизненной силе этой малышки. Анка с нежностью посмотрела на девочку, а затем ласково погладила ее головку и дрожащее тельце. Женщина была уже немолода, хотя по сравнению с этой крошкой любой показался бы старым, и достаточно опытна. За годы работы Анка приняла множество младенцев. Но эта девочка! Постоянно оглушительно кричащая малютка запала ей в душу. Напрямик, без всяких заблуждений. Акушерка чувствовала, как подступают слезы. Своих детей у нее не было. Замужем она никогда не была. Ее жених погиб на войне: его застрелили итальянцы. Больше мужчин в ее жизни не было. В то время так было принято. А теперь, после январского землетрясения, когда от ее дома осталась только восточная стена, ей пришлось переехать к младшей сестре и терпеть ее пьяного мужа, который любил отпускать комментарии по поводу ее одиночества. Пошлые и бестактные шуточки. Анка согнула указательный палец и дотронулась до маленького круглого рта девочки. Малышка умолкла и удивленно уставилась почти слепыми глазами на акушерку. Уже было известно, что малютку назовут Дора.

В два года Дора была очень резвой девчушкой. Мама говорила, что она дикая. Дора не понимала ее слов. Ей было все равно, ведь ее мама при этом смеялась. А папа сажал Дору на плечи и бегал с ней, как будто он ее лошадка. «Когда ты смеешься, город ходуном ходит», — повторяла Хелена. Уже в два года Дора так хорошо говорила, что ее легко можно было принять за пятилетнюю. «Кроме того, она все прекрасно понимает», — с гордостью говорила ее мама. Уверенно держась на ногах, девочка никогда не падала, правда, никогда и не бегала, только быстро-быстро ходила. Было забавно наблюдать, какие широкие шаги делает эта маленькая девчушка. Прыгать Дора тоже не хотела. Она слезала с городской стены, смело шагая в пустоту. «Тебе страшно?» — спрашивала ее мама. Дора отводила взгляд, молчала, но не прыгала.

Когда Луке исполнилось пять лет, у него появилась сестра. Ее назвали Аной, она была маленькая и очень много плакала, его мама чуть не падала от усталости, отец начал работать как никогда много, и Лука видел его все реже. Мальчик постоянно рисовал, по всему дому висели его рисунки. Несмотря на то, что его мама не работала, Луку отдали в детский сад, где его порой так обижали, что он прятался в туалете. Там, пока его никто не видел, даже тетя Пера, что присматривала за ними и любила его больше других детей, Лука плакал и рисовал. Вера гладила его по полосам, ласково улыбалась, порой подмигивала и читала на слух его любимые истории, даже когда другие дети кричали, что им скучно, и они их знают наизусть. По правде, Лука готов был проводить в садике целый день и вообще не ходить домой, где тупая ревущая сестра, вечно уставшая мама и отец, которого постоянно нет. Хоть волком вой, даже если он старался подавить в себе это чувство. Лука был несчастлив — и хотел, чтобы все было как раньше, когда папа еще ходил с ним на рыбалку и они уплывали на лодке далеко в море, где он мог ловить и рисовать рыбу, отец задавал ему смешные, а порой трудные вопросы — например, если у белой коровы молоко белое, то какое молоко дает черная корова. Иногда они плавали до захода солнца, потому что им всегда было очень хорошо вместе.

Дора все понимала. Ее мама говорила четко, тихо и грустно. Девочка ничуть не расстроилась, что теперь ей придется три раза в неделю ходить в детский садик, потому что маме снова нужно много работать, а за ней некому присматривать. Бабушка с дедушкой жили далеко. Дора часто их навещала. В большом городе. «В столице, только и всего», — говорила мама; папа сердился и поправлял ее. Столица в Белграде, а Загреб просто большой город. В Белграде живет президент. Мама бормотала что-то себе под нос. Дора видела, что мама несчастлива. И дело вовсе не в президенте, которого все любят, который окружен цветами и детьми, а в городе, где он живет. Поэтому, когда они оставались с мамой вдвоем, Дора говорила: мы едем к бабушке с дедушкой в столицу. Мама смеялась, но тут же быстро оглядывалась. Загреб. Нужно долго ехать на машине, чтобы туда добраться. За это время девочка успевала не один раз заснуть. Дора помнила все. В ее голове было полно картинок, которые пахли, звучали и даже имели вкус. И все она могла описать словами. «Вот память у девочки», — говорила мама, сама едва веря в это. «Как у слона», — удивлялся папа. Про себя многие считали ее поразительным ребенком. Дору это ничуть не беспокоило. Она подолгу стояла перед зеркалом и рассматривала свое отражение. Ей нравилось, как меняется ее лицо, словно сотня разных масок. Вот такая она. Дора с радостью ожидала встречи с детсадовскими ребятами, которых никогда раньше не видела. Хотелось посмотреть и на новые игрушки. Ей было совсем не страшно. «Для Доры жизнь одно сплошное приключение», — говорила ее мама, подняв брови. Она выглядела так забавно, что Дора не могла удержаться от смеха. А папа продолжал читать газету.

Лука увидел новую девочку. Она только что пришла. У нее были длинные темные волнистые волосы. Блестящие, словно рыбья чешуя. Девочка была маленькая, худенькая и очень шустрая. Она была младше других детей. Лука не мог отвести от нее глаз. Мать девочки держала в руках ее бело-синюю полосатую сумку, которая очень понравилась Луке, несмотря даже на то, что он не смог распознать большую желтую рыбу, которая была на ней изображена. У самого Луки был черный рюкзак, который он не только не выбирал, но даже порезал ножницами, чтобы получить новый. Из этого ничего не вышло, стало только хуже. Теперь рюкзак был не только уродливый, но и рваный. Лука прятал его в пакет, и все время носил с собой. Никто этого не замечал. Если бы у него была такая сумка, как у новенькой! Он уже видел себя с этой самой сумкой, внутри которой лежали бы его принадлежности для рисования. Видел, как ему все завидуют. Как он идет через главную площадь, медленно прогуливается по набережной Маринета, где собрались люди, чтобы увидеть его самого и его новую потрясающую сумку. От него никто не может отвести глаз. Возможно, тогда его мама снова улыбнется, поцелует папу и, как раньше, тихо произнесет его имя, много раз повторяя: Зоран, Зоран, Зоран. А отец довольно усмехнется и отправится с ним на рыбалку. Да, именно так он сделает и снова начнет задавать трудные вопросы. Например, если у ребенка родители белые, но он родился в Африке, какого цвета будет у него кожа. Нелегкий вопрос, но Луке все равно, ведь он знает ответы. Если бы только у него была такая сумка! Как у новенькой девочки! Он не мог отвести от нее глаз!

Полная надежд, Дора вошла в детский сад и осмотрелась. Высокий мальчик стоял около книжной полки и смотрел на нее. Доре это ничуть не мешало. Она сняла курточку. Ей не хотелось, чтобы мама ей помогала, пока высокий мальчик за ней наблюдает. Возможно, в садике так принято. Может быть, нужно стоять целый день и смотреть на других ребят, вот такая игра. Дора не могла поверить, что сможет играть с кем-то. Ботинки она тоже хотела снять сама. «Что с тобой, Дорис?» — удивилась мама. Она ее не понимала. Ведь мама не знала, что это такая новая игра, что мальчик за ней наблюдает, и она должна быть смелой, если хочет играть вместе с ним и точно так же стоять около книжной полки. Во всяком случае, ей этого хочется. Дора покачала головой и ничего не сказала. Внезапно ее голова стала полной, пустой, надутой как воздушный шарик, горячей, легкой и прозрачной. Она закрыла глаза. Левая нога была без ботинка. Так она и сидела. «Что с тобой, солнце мое?» — переспросила мама. Дора посмотрела на нее. Мама того гляди собиралась заплакать. Моя Дорис!

Лука не двигался с места. Он прислонился к большой книжной полке и затаил дыхание. Он боялся, что стоит ему вдохнуть или расслабить хоть один мускул, как сумка исчезнет. Лука так пристально смотрел, что ему стало больно, а из глаз потекли слезы. Мальчик начал считать: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь... Мир рассыпался на части, он медленно сполз на пол. Вокруг было тихо. Он медленно исчезал. Словно картинки в книге, которую он только что перелистывал.

Дора первой подошла к мальчику, который был без сознания. Она присела на корточки и сделалась совсем крохотной. Ее глаза расширились. Казалось, что на бледном лице нет ничего, кроме этих глаз. Дора склонилась над мальчиком и, прежде чем женщина, которая опустилась перед ним на колени с другой стороны, смогла ее отстранить, поцеловала его в губы. «Дора!» — в ужасе воскликнула ее мама. Было уже не до церемоний!

Лука слышал нежный голосок возле своего лица: «Ты мой спящий красавец, только мой, проснись, мой принц, только мой...» Постепенно до него начали доходить другие голоса, он смущенно открыл глаза и...

...она видела его медленно открывшиеся глаза, растерянный взгляд, беззвучно шевелящиеся губы...

...но он не мог сказать ни слова, поэтому просто слегка улыбнулся...

...она тоже ему улыбнулась...

...он нерешительно поднял руку, скользнул ладонью по ее лицу, а затем коснулся длинных, темных волос, спрашивая себя, где же осталась сумка, и может ли он теперь убедить девочку, чтобы она ему ее подарила и...

...она еще раз едва слышно прошептала одними губами: «Мой принц, только мой».