Каин еще не родился

16. Круг жухлой травы

А на другом берегу, между тем, произошла заминка. Многие животные, уже сумевшие благополучно преодолеть реку, бросались обратно в воду. С диким ржанием взвился на дыбы пегий жеребец. В шее его торчала стрела. Еще несколько стрел вонзилось в прибрежный песок. Из кустов, растянувшись редкой цепью, один за другим выходили люди в длинных балахонах. Почти каждая выпущенная стрела находила себе жертву. Подземники ножами добивали бьющихся в судорогах животных, выдергивали свои окровавленные стрелы и шли дальше, все теснее сжимая круг и отрезая нам единственный путь спасения.

Среди них я сразу узнал Авеля. Лохмотья, в которые он был одет, волочились по земле. Руки его сжимали все ту же злополучную, сделанную из моего брючного ремня пращу. На боку висел короткий меч без ножен. Авель жевал что-то на ходу и бессмысленно улыбался. Скорее всего он был пьян до бесчувствия. Ева, узнав его, слабо вскрикнула.

Подземники тоже заметили нас. Кто-то, возможно их предводитель, пальцем указал на Еву. В цепи визгливо захохотали. Весь правый фланг отряда — три или четыре человека — бегом бросились в нашу сторону.

Навстречу им метнулся волк. Ловко увернувшись от пущенных стрел, налетел на переднего подземника, каким-то чудом миновал подставленный нож, клацнул челюстями и отскочил обратно, оставив на лице подземника глубокие следы клыков. Остальные подземники тут же встали в круг и натянули луки. А волк тем временем продолжал свой отчаянный танец. Влево, вправо, вперед, назад, опять назад, вперед. Клацанье челюстей, вопль, звон тетивы. Уже три стрелы торчали в его теле. Очередной подземник взвыл, тряся прокушенной рукой, но это был последний успех старого бойца. Сразу два топора с разных сторон опустились на его череп.

И тут Ева повела себя очень странно. Она отошла к дубу и прижалась к нему спиной, постояла так немного, словно прислушиваясь к чему-то, а затем стала шагами мерить длинный толстый корень, торчащий из земли, словно хребет какого-то доисторического зверя. Уж не сошла ли она с ума от пережитого?

— Копать здесь! — сказала она и пяткой сделала углубление в земле, почти рядом с корнем.

— Зачем? — спросил я, не спуская глаз с подземников. Нас теперь разделяла только река.

— Не знаю. Так Дуб велел.

Она опустилась на колени и стала руками разгребать грунт. Я, все еще недоумевая, стал помогать ей. К счастью, копать глубоко не пришлось. Не прошло и минуты, как мы извлекли из земли увесистый продолговатый сверток.

— Эту вещь спрятал отец мужа, когда пришел сюда в первый раз, — сказала Ева, разворачивая черный, скользкий на ощупь пластик.

Тяжелая, аккуратно сработанная из хорошего металла штуковина имела довольно странный вид, и если бы не торчащая из нее короткая трубка с высокой, зловещего вида мушкой, я, пожалуй бы, и не догадался об истинном предназначении нашей находки. Смазка, покрывавшая металл, уже стала твердой, как лак. Приклад и рукоятка были отполированы чьими-то пальцами. Запасные магазины по виду напоминали банки с сардинами.

— Ты знаешь, что это? — спросила Ева.

— Оружие, — ответил я. — Машинка для убийства.

— Дуб сказал, что теперь она твоя.

— А больше он ничего не сказал?

— Он сказал, что все остальное ты знаешь сам.

— Но ведь я тоже человек. Я не хочу быть убийцей.

— Разве кто-нибудь заставляет тебя убивать? Ты должен принять решение сам.

Я вставил магазин, передернул затвор и, никуда специально не целясь, нажал на спуск. Автомат рявкнул и добрая половина магазина ушла в небо. Подземники сразу сыпанули обратно на берег и там залегли. Хоть сами они огнестрельным оружием и не пользовались (видно, давно все патроны расстреляли), но представление о нем имели. Поэтому и не паниковали. Понимали, что численное превосходство за ними, а я никуда не денусь — огонь вот-вот заставит меня сигануть с берега в речку.

— А что будет со мной потом… после всего этого?.. Если мы останемся целы?

— Тебе придется уйти. Ни один Дуб, ни одна человеческая семья не примет убийцу. Но изгнание все же лучше смерти. Люди жалеют таких, как ты, а волки не трогают.

— Круто!

Тучи клубились уже прямо у нас над головой. Все небо было мутно-желтым, тревожным, и эта муть во всем своем огромном объеме шевелилась, опалесцировала, тускло вспыхивала. В ней ощущалась дикая, почти космическая сила.

Уцелевшие животные давно разбежались. Подземники схоронились по ямам и за кустами. Один только Авель, как потерявший управление робот, бесцельно бродил по берегу.

Сзади меня треснуло так, будто рухнул небосвод. Пламя прорвало невидимую плотину и с трех сторон обрушилось на дуб. Вверх взлетел ревущий гейзер огня. Так, наверное, горят нефтяные вышки. Мне опалило спину. Волосы на затылке затрещали. Я схватил Еву за руку и потащил к воде. Подземники тоже вскочили, вскидывая навстречу нам луки, но я одной короткой очередью снова прижал их к земле.

— Плыви! — закричал я Еве. — А потом прячься и жди меня.

Она хотела что-то возразить, но я столкнул ее в воду и принялся поливать свинцом укрытия, в которых засели подземники. Пули рубили ветки, вздымали фонтанчики земли, впивались в тела мертвых животных. Я позволил Еве добежать до ближайших кустов и еще с минуту после этого не давал подземникам поднять голову. Я мог бы продержаться еще дольше, но от гибнущего дуба прямо на меня катился огненный вал.

Подняв над головой автомат с последним магазином, я ступил в воду, багровую от отблесков пожара. Пришлось плыть на боку, подгребая одной рукой. Автомат тянул на дно, и я, прежде чем добраться до берега, порядочно наглотался воды. Со всех сторон ко мне, пригибаясь, бежали подземники. Я вылил воду из ствола и нажал на спуск. Боек клацнул, но выстрела не последовало. Лапка затвора торчала в крайнем положении и не поддавалась моим усилиям. Это был конец.

И тут прямо в глаза мне блеснула молния. Почти одновременно с неба обрушился ледяной ливень. По земле запрыгали градины. Стало темно, как ночью. Дождь залеплял рот, глаза, стегал по лицу. Я совершенно потерял ориентировку, сделал несколько шагов по грудь в воде, и с головой провалился в какую-то яму. Выронив бесполезный уже автомат, я всплыл, судорожно хватая ртом воздух, и тут чьи-то руки ухватили меня поперек груди. Мокрые мягкие волосы коснулись моего лица. Помогая друг другу, мы с Евой выбрались на берег и побрели куда-то сквозь завесу дождя. Верхушки деревьев клонились к самой земле. Сыпались на траву «пьяные» ягоды. Казалось, лес превратился в дно реки, и мы как рыбы плывем сквозь ее тугие, холодные струи.

Что-то похожее на рваный черный флаг пребольно хлестануло меня по лицу. Я не сразу понял, что это мой собственный пиджак, болтающийся на сломанной ветке. Невольно я отыскал глазами круг жухлой травы — единственный, невзрачный памятник моего появления здесь. И странное дело — хотя дождевая вода доходила мне почти до щиколоток, все пространство внутри круга было совершенно сухим. Он был словно прикрыт колпаком, о который разбивались низвергавшиеся с неба потоки. Я сунулся было под этот невидимый зонтик, но сразу налетел грудью на холодную гладкую преграду.

Почти наощупь я отыскал в дожде Еву.

— Вот место, через которое я попал в ваш мир. Потрогай! Ты думаешь — это стена? Нет, это дверь. Хотя и закрытая. Еще вчера ее здесь не было. Она должна открыться. Если хочешь, пойдем со мной. Наша жизнь, конечно, не рай, но я думаю, ты сможешь понять и полюбить ее.

— Нет, — она покачала головой. — Это твоя жизнь. Иди один. А моя жизнь здесь. Я остаюсь. Не забывай, что у меня есть сын. Я должна спасти его. И еще я должна вырастить дерево. Взамен того, что сгорело. Это совсем непростое дело. Мне его хватит до конца дней.

— Пойми, это тупик! Деревья в конце концов погубят вас! Вы вырождаетесь! У вас уже исчезли желания. Скоро исчезнет и воля. Вы превратитесь в скот. Добрый, тихий, безобидный домашний скот!

— Тупик? — спокойно сказала она. — Нет… Я знаю, что такое тупик… Когда-то давным-давно на этом месте был огромный город. В нем жило много людей. Каждый владел массой вещей, но каждому хотелось еще больше. Из-за этого они постоянно враждовали друг с другом. И не только отдельные люди, но и целые народы. Как и ты, они старались переделать природу. То есть просто хапали все без разбора. А когда хапать стало нечего, вот тогда и получился тупик.

— Война, что ли?

— Может быть, — она пожала плечами. — Про те времена рассказывают много страшного. Сначала все горело. Даже то, что гореть не должно. Много дней за дымом не было видно неба. Потом стало холодно и пошел черный снег. Все реки и озера покрылись черным льдом. Целый год стояла ночь. Мало кто выжил после этого. А тот, кто выжил, стал хуже бешеного зверя. Людей убивали за кусок еды, за клочок шкуры. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не большие деревья. Вернее, если бы не тот человек, который вырастил первое такое дерево. Наверное, он был великим мудрецом. Сейчас уже никто не помнит его имени. Он сидел под своим деревом, голый, безоружный и пытался заговорить с каждым, кто проходил мимо. Много раз его пытались убить, но всякий раз что-то мешало этому. Никто не подозревал тогда, что причиной всему дерево. Каждый желающий мог получить семечко, чтобы вырастить такое же дерево для себя и своих детей. Ведь у него были такие вкусные плоды. Когда этот человек умер, по всей округе уже росли Дубы, возле которых жили бывшие подземники — голые, безоружные, но сильные своей верой в добро. Они научились понимать язык зверей и деревьев. Волки и птицы были им как братья. Постепенно деревья очистили воздух и воду от ядов и сажи. Пожарища заросли травой. Дубы защищают нас не только от врагов, но и от самих себя. Оберегают от черной тоски, злобы, чрезмерных желаний, себялюбия. Когда-нибудь Дубы будут расти везде-везде, от моря на закате, до гор на восходе. И тогда все живущие под ними люди объединятся. Но так, наверное, будет еще не скоро.

— Люди очень разные, — сказал я. — Одним нравится то, другим это… Кое-кого такая жизнь может и не устроить.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Муж был сыном подземника. Душа его еще не успела очиститься. Чтобы стать человеком, нужно прожить под деревом два-три поколения. Он не был тверд в мыслях и поступках. Потому и погиб. А сын… сын сейчас в таком возрасте, когда трудно отличить добро от зла. Тем более если это зло умеет ловко притворяться. Ты одурманил его лукавыми словами, и за это тебе никогда не будет прощения…

Сквозь мрак полыхнула длинная и прямая, словно по отвесу проведенная молния.

— Иди! — сказала Ева и слегка подтолкнула меня к краю желтого круга.

Тело мое на этот раз не встретило никакой преграды, и я, чтобы не упасть, был вынужден сделать несколько шагов назад.

Первое, что я ощутил, оказавшись в центре круга, — были запахи. Полузабытые запахи канифоли, горелой изоляции и почему-то свежего кофе. Ярко-желтая пленка стала понемногу расползаться в моих глазах.

— Ева! — закричал я. — Ева! Подожди! Я с тобой!

Стены моей прозрачной клетки были прочны и упруги. В отчаянии я снова и снова бросался на их штурм, а Ева, не спуская с меня взгляда, медленно-медленно отступала назад — во мглу, в холод, в бесконечность…