Каин еще не родился

8. Подготовительный этап

В течение нескольких следующих дней ничего примечательного не случилось. Я жевал ананасы, вволю спал, в те ночи, когда Авель не являлся домой, ходил с Адамом на его странные рыбалки, а все остальное время бродил по окрестностям да грелся на солнышке. Оно меня почему-то не брало, и я оставался таким же белым, как и до прибытия сюда. С Адамом мы объяснялись уже почти свободно. Ева и Авель в разговорах почти не участвовали, но, как вскоре выяснилось, ни одно из произнесенных мною слов не миновало их ушей. Способностью к языкам они обладали ничуть не в меньшей степени, чем глава семьи. Это заставило меня призадуматься (теперь я часто думал и днем, все равно никакой другой работы не было). Без причины в природе ничего не бывает. Почему у волка быстрые ноги, понятно всем. Для чего растениям красивые цветочки, тоже понятно. А зачем людям такая ненормальная способность к языкам? Выходит, кому-то это надо. Выходит, понадобились природе люди-полиглоты, чтобы заткнуть ими какую-то дыру. Вопрос только в том — какую именно?

А может, все это просто моя фантазия? Борода Адама, например, не имеет никакой практической пользы, тем не менее, он ее таскает.

Выбрав удобное время, я приступил к выполнению своих планов. Наедине переговорил с каждым из членов приютившего меня семейства. Прощупал, так сказать, почву. А кое-где и семена сомнения в эту почву посеял.

Первый разговор состоялся с Адамом. Обстановка, значит, такая: жаркий полдень, все только что откушали. Адам лежит в тенечке, поглаживая живот. Как всегда после обеда, он пребывает в добром расположении духа. Я тут как тут — змей-искуситель.

Я: Эх, еще бы по кусочку, — говорю. Поскольку Адам никак не реагирует на эти мои слова, продолжаю: — Попросил бы ты у дуба добавки.

Он: Зачем? Ты что, с голода помираешь?

Я: Нет, но попросить ведь нетрудно. Что он, интересно, скажет?

Он: Скажет, что нельзя.

Я: Так ведь у него рта нет. Как он может сказать?

Он: Видишь небо? Что оно говорит?

Я (несколько озадаченно): Ничего оно не говорит.

Он: Плохо смотришь. Оно говорит, что к вечеру может пойти дождь. Что ночью надо ждать тумана. Так и Дуб. Кто умеет его слушать, тот все поймет. Если бы не Дуб, тебя разорвали бы волки. Дуб все видел и сказал мне.

Я: Что именно он сказал?

Он: Сказал, что пришел чужой человек. Странный. Похожий на подземника (оказывается, именно так переводится слово «тсуг»). Но вроде не подземник. Пусть волки его пока не трогают.

Я: Кто такие подземники?

Он: Не знаю. (Врет!) Я их не видел.

Я: А дуб их видел?

Он: Дуб стоял тут еще при моем отце. Он все видел.

Я: Твой отец, наверное, тоже дуба слушался?

Он: Почему слушался? Советовался. Дуб плохого не скажет. Я ведь отсюда и уйти могу. Волки — тем более. А Дуб на месте стоит. Ему ошибаться никак нельзя.

Я: А с волками дуб разговаривает?

Он: Как же он с ними может разговаривать? Волк есть волк. Ты вот человек, и то понять ничего не можешь. Если Дубу что-то от волков или от других зверей понадобится, он скажет сначала нам. А мы уже передадим куда надо. (Хоть и звучит как сказочка, но все концы здесь сходятся. Это может объяснить способность людей к языкам и звукоподражанию. Тогда, если верить Адаму, люди здесь не что иное, как средство связи между различными существами.)

Я: Скучно так жить. Там, откуда я пришел, все не так.

Он: А как?

Я: Ну, к примеру, просить милостыню у какого-то дуба мы не стали бы. Отрясли бы в два счета и взяли столько ананасов, сколько нам надо.

Он: Волки не позволят.

Я: Будем мы у волков спрашивать! Кишки вон, и все разговоры. (Адам в растерянности пожимает плечами. Молчит. Хочет возразить, но не может подобрать слова. Я тем временем перехожу в наступление.) А зачем ты рыбу по ночам ловишь?

Он: Так надо.

Я: А самому ее есть нельзя?

Он: Нельзя.

Я: Кто это тебе сказал?

Он: Никто. Я знаю. (Раздраженно.) Раз нельзя — значит, нельзя!

Я: А сеть где ты взял?

Он: От отца досталась. (Встает и уходит с несвойственной ему торопливостью.)

Беседа с Евой состоялась несколькими днями позже, под вечер, когда она отправилась за водой к источнику. Я вызвался помочь. Несу горшки. На мои вопросы Ева вначале отвечает неохотно, скованно. Чувствуется, что она растеряна. Ей такое галантное отношение незнакомо. Начинаю издалека.

Я: Хороший у тебя муж.

Она (кивает головой): Хороший.

Я: Любишь его, наверное?

Она: Он мой муж. Как же его не любить?

Я: А как вы познакомились?

Она: Никак. Отец с матерью ушли куда-то и больше не вернулись. Тогда Дуб, возле которого мы жили (опять этот дуб!), послал меня сюда. Муж — правда, тогда еще он мне не был мужем — тоже один остался. С тех пор мы и живем вместе. (Интересно — дуб в роли свахи! Такого в фольклоре землян, кажется, нет.)

Я: Ну, и нравится тебе такая жизнь?

Она: Нравится.

Я: Тут же тоска зеленая!

Она: Тебе тоска. А мне нет. Вот если бы я попала туда, где раньше жил ты, мне была бы тоска. Зеленая.

Я: Ты так говоришь только потому, что ничего о нас не знаешь. А была бы моей женой, все бы имела. Холодильник, телевизор, стиральную машину, дубленку.

Она: Я не знаю, о чем ты говоришь. Но если я сейчас без всего этого обхожусь, значит, оно мне совсем не нужно.

Я: Но ведь так жить нельзя, как вы живете. Развиваться надо, учиться! Вы же про самих себя ничего не знаете!

Она: А ты про нас знаешь еще меньше. Ко всему подходишь только со своей меркой. Откуда ты взял, что мы не учимся? Ведь я говорю на твоем языке.

Я: Дело не в этом…

Она: В этом! Мы учимся. Если считаем это нужным. Твоему языку я научилась. А учиться у тебя жить не хочу.

Я: Интересно, почему?

Она: Для тебя главное в жизни — собственные желания. Разве не так?

Я: Можно подумать, у вас по-другому.

Она: По-другому.

Я: Что-то не заметил.

Она: Ты многого не замечаешь. Иногда ты похож на глупого ребенка. Но ребенок хоть любопытен. А ты нет.

Я: Давай не будем переходить на личности. Причем здесь я? Разговор был о вас. О том, как скучно и убого вы живете. И ничего не хотите делать, чтобы эту жизнь изменить. Не развиваетесь. Не пытаетесь узнать что-то новое.

Она: Пока нам вполне хватает того, что мы знаем. Узнаешь что-то новое и обязательно попробуешь этим воспользоваться. А конец может оказаться печальным. Если и не сейчас, то через много лет. Разве, начиная какое-нибудь дело, знаешь, как оно обернется? Чем угодно, но только не тем, чего ты ожидал. (Да она прямо мыслитель! Философ от горшков и веников!)

Я: Если так думать, ничего вообще не добьешься. Так и останешься навсегда голым и босым. А мы добились всего, чего хотели.

Она: Всего-всего?

Я: Ну, почти всего.

Она: Значит, вы стали счастливыми?

Я: Ну, так вопрос ставить нельзя.

Она: Можно. Так вы стали счастливыми или нет?

Я: В двух словах не скажешь.

Она: Да или нет?

Я: Ну хорошо — нет.

Она: Так чего же ты от нас хочешь? А я счастлива. Мне здесь хорошо. У меня есть муж и сын. И другого счастья мне не надо. Ведь ты же не знаешь, как бывает плохо, когда ты совсем один.

Я: А если тебя еще кто-нибудь полюбит?

Она: Кто меня может полюбить?

Я: Ну я, к примеру.

Она: Ты? (Очень спокойно и, кажется, даже без удивления.) Зачем?

Я: Откуда я знаю — зачем! (Страстным шепотом.) Полюблю и все!

Она: Хорошо. Ты полюбишь меня, я тебя. А как же муж?

Я: Ну… Я не знаю, как это у вас делается. Дашь ему развод. Пусть уходит куда-нибудь.

Она: Куда? Он все время жил здесь. У нас с ним все общее. Даже сын. Зачем ему уходить? А ты чужой. Как пришел, так и уйдешь.

Ее ноги заскользили по крутой песчаной осыпи. Я поддержал Еву под локоток. Наши глаза встретились. Родился я не вчера, и кое-что в этих делах смыслю. Любое другое выражение ее глаз: любопытство, сочувствие, жалость, даже страх могли дать мне надежду на успех. Любое другое, но только не это снисходительное равнодушие.

— Я пошутил, — пробормотал я. — Извини, если что не так. Больше не буду.

— Будь, — ответила она. — Мне то что!

Дольше всего я искал контактов с Авелем. Он все время куда-то исчезал. А когда появлялся, к разговорам был явно не расположен. На его предварительную обработку ушло больше недели. Беседа наша продлилась недолго, но, говоря официальным языком, оказалась весьма плодотворной.

Я: Какие трудности, дорогой?

Он: Никаких, вроде.

Я: А что ты такой хмурый?

Он: Не хмурый я, вроде.

Я: А где гуляешь по ночам?

Он: Ищу, где бы пристроиться. Я уже взрослый. Здесь мне больше жить нельзя.

Я: А почему нельзя?

Он: Отец с матерью еще одного ребенка хотят завести. (Неужели Каина?)

Я: Ну и пусть заводят на здоровье. Ты то чем мешаешь?

Он: Есть нечего будет.

Я: Неужто дуб всех не прокормит?

Он: Нет, вроде.

Я: Просто смешно! Ну ладно, родится у тебя брат, но ты отсюда не ушел. Что будет?

Он: Волки, вроде, должны прогнать.

Я: А ты все равно не уходишь. Что они могут тебе сделать?

Он: Разорвут, вроде. Или меня, или брата. А может, отца.

Я: А говорили, что волки людей не трогают.

Он: Так то людей. Люди ничего такого, за что волки разорвать могут, никогда не делают.

Я: А если сделают?

Он: Значит, они не люди. (Ну и логика!)

Я: Ничего себе делишки! Разве вы на волков управу найти не можете?

Он: Где же ее найдешь?

Я: А рук у вас нет? Волки не заколдованные. Что их — перебить нельзя?

Он (испуганно): Как перебить? Совсем убить?

Я: Можно и совсем. Пускай не лезут!

Он: Про такое я, вроде, даже не слышал. Чтобы убить кого-нибудь. Разве можно? Мы же не подземники. Людям нельзя никого убивать.

Я: Волки — хищники. Их жалеть нельзя. Обвели вас всех вокруг пальца. Запугали. Где это видано, чтобы волки людей разрывали! Правильно я говорю?

Он (задумчиво): Правильно, вроде… Но, вроде, и неправильно. Если бы не волки, мать хоть каждый год по ребенку рожать могла бы. Так мы все на свете съедим.

Я: Не съедите. На дубе ананасов много. Потом новые дубы посадите. Огород разведете. Каких-нибудь животных приручите. Охотой займетесь, рыбалкой. Хватит еды.

Он: Выходит, мы животных есть будем? И рыб? (Смотрит на меня так, словно я, по меньшей мере, предлагаю ему стать людоедом.)

Я: Конечно! Зубки-то у тебя вон какие! Острые. Как у волка. Выходит, дед твой не одни только ананасы ел. Их можно и без зубов есть.

Он (трогает свои зубы): Острые. Но у волка вроде острее.

Я: Ты же с волками не зубами будешь драться. Возьми палку подлиннее, привяжи к ней что-нибудь острое, камень или кость — копье получится. Очень красиво им колоть. Р-раз — и волку каюк! Понял меня?

Он: Понял, вроде. (Авель явно в растерянности. Мои слова переворачивают все его представления о жизни. Слава богу, они у него еще не очень прочные.)

Я: Ну признайся, ведь не хочется тебе отсюда уходить?

Он: Нет, вроде…

Я: Ну и не уходи. А я против волков что-нибудь придумаю.

Он: А отец с матерью что скажут?

Я: Ты им пока ничего не говори. Тяни время. Не торопись. А потом я все на себя возьму. Договорились?

Он (тихо): Вроде…

Встаю. Пойду прогуляюсь. А он пусть посидит, подумает. Переварит мои слова. Для его травоядного мозга пища, конечно, непривычная. Отхожу, потом возвращаюсь. Есть еще один вопрос.

— Слушай, а кто такие подземники?

— Подземники? Ну… просто подземники и все.

— Кто они — люди, звери?

— Не знаю.

— Как они хоть выглядят?

— Ну… как все подземники. Вроде, как из земли сделаны. И пахнут землей.

— Ты их сам видел?

— Если бы видел, меня бы здесь уже не было. Они такие — чуть что, сразу каюк! (Молодец, запомнил мое словечко.)