Как же быть?

Глава двенадцатая НАСЛЕДСТВО РУГО

Убийство Руго потрясло Лори. Он сидел неподвижно, с застывшим лицом, но голова его лопалась от переполнявших её мыслей. Мысли бешеным вихрем неслись в его тяжёлой, сжатой горячим обручем голове.

Значит, всё же убили! Значит, это была не пустая болтовня пьяного старика, не кошмары, не мания преследования. Руго знал, что его должны убить, он ждал этого. Но не бежал, не скрывался, не просил защиты. Он никому ничего не говорил. Только вот ему, Лори, несколько случайных, непонятных фраз. Почему Лори? Кто его убил? За что? Как? Ритон, Руго… Кто следующий?

О господи, как страшен мир! Значит, гангстеры, убийства — это не только на экранах да в журнале «Детектив». В его городе, в его стране — это жизнь, обыкновенная, повседневная жизнь. Вчера Ритона, сегодня Руго, завтра, быть может, его, Лори…

Он вспоминал опухшее, небритое лицо Руго тогда, в ресторане «Зодиака», его костлявый кулак, стучавший по столу, его странные слова: «Я тебе задам вопросик… Посмотрим, как ты на него ответишь… Жаль, меня тогда уже не будет…» Вот его уже нет. Он погиб, так и не успев задать своего вопроса. Что это был за вопрос? Как бы Лори ответил на него? А потом он представил себе пронизывающий, холодный взгляд господина Леви, страшный взгляд. Вспоминал все слухи, всё, о чём шептались.

Ему вдруг стало страшно. Руки покрылись гусиной кожей. Боже мой, боже мой, как всё ужасно! Ведь он тайный агент, а Лори достаточно начитался шпионских романов, чтоб знать о судьбе тайных агентов. Вот не выполнит поручение господина Леви до конца, или тот подумает, что Лори болтает лишнее, или сочтёт его опасным свидетелем…

Бежать! Надо бежать!

Лори даже вскочил. Но тут же вновь опустился на стул. А Кенни? Как быть с ней? Он ведь не может без неё. Да и куда бежать? «Они» всюду достанут его. На краю света тоже. Или… Или… Ну зачем его убивать? Он же предан господину Леви душой и телом. Он для него всё сделает, всё на свете — украдёт, предаст… (разве он уже не делает этого?) Только бы не лишиться его поддержки, его покровительства. Господин Леви должен знать, что Лори сделает для него всё, он должен ценить его, как самого преданного слугу, как своего вечного раба! Уж Лори не обманет его, не предаст. Разве можно предать такого человека, как господни Леви, — человека, который властен над твоей жизнью и смертью!

Нет, единственный выход — это на каждом шагу доказывать свою преданность. Может быть, пойти рассказать о намёках Руго? О его непонятных словах?

Но тут же Лори представил себе господина Леви, его сухой вопрос: «Ну и что? Какое это имеет отношение ко мне? На что ты намекаешь сам?»

— Эй, эй, проснись!.. — Арк изо всей силы тряс Лори за плечо.

Лори пришёл в себя. Ему казалось, что он думал час — нет, год, а прошло лишь несколько секунд.

— Что с тобой? — встревоженно спрашивал Арк.

— Да так, ничего, — хрипло ответил Лори. — Мы с Кенни видели эту катастрофу, когда те двое разбились. И Руго я этого знал, которого убили. Вместе в «Утренней почте» работали.

— Грешен мир, грешен… — вздохнул Арк.

Всю следующую неделю Лори ходил сам не свой. Он даже побледнел и осунулся.

Он специально, под каким-то предлогом, явился к господину Леви, пытливо вглядываясь в холодное, непроницаемое лицо. Но тот был как всегда, даже обласкал Лори.

— Так, значит, скоро состоится «разоблачительная передача». Ха! Ха! Посмотрим, посмотрим, Чем скорей, тем скорей ждём тебя обратно. И премия от тебя не убежит. Хороших работников я никогда не забываю.

Лори покинул господина Леви успокоенный С этой стороны ему ничего не грозило.

А Кенни? Оказалось, что и тут его ждут одни радости. Во время очередной воскресной прогулки, когда они лежали в траве, подперев подбородки руками и глядя на сверкающее озеро, Кенни вдруг сказала:

— Лори, ты ведь меня очень любишь, правда? И, не дав ему ответить, продолжала: — И я тебя. Мы же решили быть вместе. Так чего ждать? Нам уж скоро девятнадцать. Чего ждать? пока Леви тебе свою станцию завещает, а я собственный ресторан куплю? Мне жалко каждой минуты, что мы не вместе. Ну просто жалко… Оба работаем, зарабатываем, к нам хорошо относятся. Снимем комнату… Мы же взрослые.

— Ты хочешь стать моей женой? — Лори, сияя, смотрел в глаза подруги.

— Хочу. — Кенни не опускала глаз.

— Решено, — твёрдо сказал Лори и поднялся — до рождества…

Кенни тоже легко вскочила с травы и, крепко обняв Лори, поцеловала его.

До рождества! — торжественно повторила она, словно произносила слова клятвы.

Вот и всё! Вот и исполнилась её мечта!

Вернувшись домой, Кенни, не раздеваясь, бросилась на кровать. Заложив руки за голову, устремив взгляд в потолок, она думала.

Значит, пробил час, которого она ждала с первой своей встречи с Лори. Впрочем, тут же Кенни признавалась себе, что несколько преувеличивала. Наверное, всё же не с первой встречи, Да разве это важно? Важно, что теперь она будет вместе с человеком, которого любит. Каждый день, каждый час.

Кенни представляла себе, как будет встречать Лори на пороге их квартиры, как будет готовить ему обед…

Правда, квартиры не было, а в поварском искусстве познания её были весьма ограниченными, но в мечтах ведь всё позволено.

И потом, в крайнем случае, можно пойти в кафетерий. А комнату снять поскромней.

Придёт время, и они пробьются. Они молодые, энергичные, любят друг друга. За Лори не приходится беспокоиться. Он знает, чего хочет в жизни, он прямой и сильный, его всегда и везде будут уважать, а она постарается быть ему достойной подругой. Во всём помогать, поддерживать, Ничего, пробьются.

Ссориться они не будут, у них нет для этого причин. Сколько общего в их характерах, в их судьбе. Оба весёлые, работящие оба одинокие. Для обоих материальные блага, как ни важны они дело второстепенное. Оба не способны на дурное.

А раз так, не может быть ни ссор, ни недоразумений, Слишком много и так вокруг гадкого и подлого, трудностей и несправедливостей, чтоб ещё дома причинять друг другу огорчения.

Уж она, во всяком случае, не сделает этого никогда. И он тоже. Он ведь любит её.

… Вне себя от восторга, Лори примчался домой.

— Женюсь, — сказал он Арку как можно небрежней, будто делал это каждый день.

— Сочетаешься святыми узами? — недоверчиво улыбнулся Арк, но, поняв, что его друг говорит серьёзно, протянул ему руки. — Поздравляю! Благословил бы, но сана но не имею… Когда?

— До рождества, Арк, до рождества! Ох и устроим мы… А это что? — перебил Лори сам себя, показав на большой, обшитый брезентом пакет, лежавший на столе.

— Тебе, — усмехнулся Арк. — Из бюро «Угождаем всем».

— Откуда?

— Бюро «Угождаем всем», которое всякие поручения выполняет. Не знаешь? Что им прикажешь, то и делают. Можешь заказать океанский пароход с доставкой на дом… Час назад принесли, И письмо.

Лори схватил письмо, разорвал конверт и, бросив Арку: «Открывай посылку!» — начал читать.

После первых строк он чуть не выронил бумагу, да и сам вынужден был сесть, чтобы не упасть.

На плотной бумаге, с маркой и названием бюро — «Угождаем всем» — в верхнем углу, было напечатано:

Уважаемый господин Рой!

В соответствии с инструкциями, полученными от нашего уважаемого клиента господина Руго, переправляем Вам сданный им нам на хранение пакет. (Просим проверить пломбы на упаковке. Спасибо!)

Господин Руго дал указание переслать в случае его смерти пакет Вам, независимо от причин таковой. Узнав о прискорбной кончине нашегоклиента (хранит господь его душу!), мы выполняем его волю.

Воля клиента — закон для бюро «Угождаем всем».

С уважением и надеждой, что и Вы будете пользоваться услугами нашего бюро,

заместитель директора.

Далее следовала подпись удивительной красоты и сложности.

— Чудеса! — удивился Арк, извлекая из брезентовой упаковки большую кожаную папку и с удивлением разглядывая её. — Наверняка наследство!

Лори вырвал папку, открыл её, высыпал на стол содержимое.

Увидев взволнованное лицо друга, его дрожащие пальцы, Арк пожал плечами и деликатно вышел из комнаты. Лори даже не заметил этого, он явился глазами в бумагу. Ну конечно, он так и знал! Так вот оно, наследство, о котором говорил ему Руго! Наследство, которое принесло старому журналисту смерть!

Бухгалтерские книги, документы, фотокопии, счета и тетради разлетелись по столу. Среди них Лори заметил конверт.

Это был обыкновенный жёлтый конверт, но Лори сразу узнал его: такими пользовались в «Утренней почте». Да вот и штамп умершей газеты в углу. Каким образом он сохранился так долго у Руго? Зачем?

Лори торопливо и неаккуратно разорвал конверт, выхватил несколько листков, исписанных крупным неровным почерком Руго, впился в строки глазами.

Получай моё наследство, парень! — писал Руго. — Я ведь обещал тебе его. Оно твоё, и никого больше. Раз держишь письмо в руках — порядок. Значит, старый Руго сдох и сидит где-нибудь в раю с рюмочкой в крыльях. Мне ведь там никак не меньше ангельской должности дадут за то, что на грешной земле я был подонком…

Лори читал письмо, и за неровными, прыгающими буквами перед ним вставало усталое лицо, лысый лоб, горький взгляд слезящихся глаз. Ему казалось, что он слышит хриплый голос старого репортёра, хриплый смех знакомые слова, знакомые выражения в устах человека, который никогда уже ничего не промолвит.

Удивился, парень, почему Я посылаю это тебе? А кому? У старого Руго никого нет. С тобой-то мы хоть пивка вместе попили. И вообще, честно говоря, пришёлся ты мне по душе. Тоже вот, как я, одинокий. Только я уж спустился с горы, а ты ещё поднимаешься, Вот и хочется мне, чтоб ты до верхушки долез. А как, это уж ты сам смотри. Я тебе две дороги укажу. Выбирай. Может, ты подлей меня окажешься или как раз честней. И в том и в другом случае моё наследство пригодится тебе. Но сначала я растолкую, что это такое. А ты, парень, развесь уши.

Мы с этим Ритоном, налоговым инспекторишкой, случайно познакомились и немного сдружились, Хоть он святой, а я пропойца. Потому что ни у него, ни у меня никого! А? Вот фокус!

Так-то из него клещами ничего не вытянешь, но постепенно он мне кое-что рассказал, конечно, Я ему тоже. Я ведь говорил тебе, что много чего про наш дорогой Сто первый знаю. Недаром столько лет вокруг полиции околачиваюсь. Уж будь покоен. Так вот, когда вылетели мы все с этой тонущей посудины, «Утренней почты», здорово обозлился я на них. («На кого на них»?» — спросишь, Не хитри! Сам знаешь!) Ну, думаю, вы так, тогда и я так! И грязное, парень, дело задумал. Соберу, прикину всё, что знаю про того, про другого, а потом ленточной перевяжу, цветочек приложу и в дверь позвоню. Вот, мол, подарочек — вся ваша подлость, всё ваше свинство, все ваши чёрные дела! Пожалуйста! А в благодарность за доставку уж не пожалейте кто сколько может: с кого по тысчонке, с кого и по десять! Вот как я решил. Думаешь, парень, совесть меня беспокоила? Нет! Ты ведь, если клопа или паука давишь, слёз потом полночи не льёшь?

Так? Вот и я тоже.

Однажды в разговоре Ритон сболтнул мне кое-что про Леви. Самую малость. Но я уж взялся за дело. Немного знал, немного ещё раскопал, Ритону подсказал. Словом, собрал он такой материал, что, представь его всуд, Леви миллиончиков десять бы в налог смахнули и десять лет в обмен дали, чтоб в следующий раз не забывал интересы нашего налогового ведомства. Ну, а миллион ведь меньше, чем десять. Коли арифметику не забыл, то как раз в десять раз. Значит, если Леви не дурак (а ты лучше меня знаешь, что у него ума больше, чем у нас всех вместе), он мне за те материалы с благодарностью миллион отвалит. И Ритону тоже.

Только Ритон из другого теста оказался. Когда у нас с ним вышел откровенный разговор — мы уж столько оба знали, что друг от друга не скрывались, — он мне так сказал:

«Я понимаю, Руго, что мы с тобой мир не переделаем, но если каждый из нас будет переделывать один квадратный метр, а честных людей на свете миллиард, то придёт время, когда переделку всё же закончим. Так давай мы и начнём. Всё, говорит, понимаю: и что такое миллион, и что мы на него приобрести можем, и что получить нам его ничего у Леви не стоит, а вот не могу! Не могу на ворованное жить, а тем более, на дважды ворованное. Так что извини, но все эти материалы передаю в наше ведомство. Уж такой, говорит, я старомодный, такие у меня взгляды смешные».

А сам смотрит на меня так, что дрожь по коже пробирает. Сначала я его уговаривал, потом грозил, просил… Ничего не помогло. И тогда я сделал открытие, парень, открытие, которое, может, ты ещё когда-нибудь тоже сделаешь. Я понял, что есть на свете люди, для которых деньги не всё, которых нельзя купить, нельзя запугать, если они делают дело, в правоту которого верят, — благородное дело. Потом-то я и другое понял, что таких людей не так уж мало у нас. Да, парень, не так уж мало…

И знаешь, когда его убили, то я тоже стал таким. Смешно, правда? Ты небось долго будешь смеяться. Поздновато, скажешь, стал я таким. Что верно, то верно. И делу благородному я послужить не успел. А может, успел?

Когда Ритон в ту ночь меня вызвал, он сказал: «Руго, мне ясно — за мной охотятся. Но голыми руками меня не возьмёшь. Я вооружён, и, вот видишь, ещё один специальный замок приладил. Всё же рисковать не хочу. Возьми спрячь папку, у тебя её не найдут, они о нашейдружбе не знают. Подержи у себя. Через пять дней я еду столицу, возьму все материалы с собой. Здесь я своему начальству не доверяю, оно, наверное, тоже у Леви на жалованье, иначе давно бы вскрыло то, что я обнаружил. А что ты моими материалами не воспользуешься я верю. Я тебе верю, Руго. Много на тебе шелухи, но душа у тебя человечья».

Попрощались. А когда я к нему снова пришёл, то меня только чёрт спас. Чуть-чуть в лапы к убийцам не попался, да вовремя заметил — не зря же я всё-таки столько лет полицейской хроникой, всякими преступлениями и бандитами занимаюсь.

И стал я думать, что делать с папкой. Я, парень, всё понимал. Всё. Я понимал, что Леви ещё перед одним убийством не остановится, но понимал и другое: если он сможет откупиться деньгой, он это сделает. Ритона он знал — знал, что там и сто миллионов не помогут.

Поверишь, парень, три раза я с папкой доходил до его дома и три раза возвращался. Я всё не мог забыть, как мне Ритон сказал, что душа у меня человечья. Этого мне Никто не говорил, никто во мне души не видел, а я ещё меньше других. Он разглядел.

И я решил не обманывать его. Я с ним потом, после его смерти, много спорил. Выпью хорошо, домой на карачках, доберусь, свалюсь ни пол и спорю с ним.

Крепко спорили.

Долго я всё не знал, не решался, как поступить. Ну, а они тем временем не сидели сложа руки — искали. Я ведь когда выпью, могу лишнее сболтнуть. Вот они меня и нащупали. Но не трогали. Они всё следили, всё хотели узнать, где я папку храню. Квартиру без меня перерыли. Ловко, незаметно для любого, только не для меня. Ходили за мной тоже ловко. Всё ждали, что я себя выдам. Но старый Руго, парень, не лыком шит. Я нашёл верное место. А когда понёс папку в бюро «Угождаем всем», по дороге сумел от них смыться, Потеряли они в тот день мой след. Потеряли и поняли — теперь уже документы не найдут, я их в надёжное место переправил. Тогда-то я себе приговорчик и подписал. Не могут они в живых оставить единственного, кто ведает, где материалы. Уж не знаю, сколько мне осталось жить, только знаю, что недолго. Это я тебе верно говорю, парень.

За себя не беспокойся. Видишь, я даже твоего имени ни разу не упомянул, а то ещё потеряешь письмо. О том что я тебя своим наследником сделал, они никогда не догадаются — ты ведь в верных холуях у Леви числишься, я это уже пронюхал. К тому же я два три ложных следа подпустил. Ловко, можешь мне верить. Пока они по ним пройдут, считай, месяц, а то и два у тебя есть пораскинуть мозгами.

Что касается бюро «Угождаем всем», тут тоже можешь быть спокоен — это железная штука. За всю их историю, что в больших, что в малых делах, они тайн своих клиентов ни разу не разглашали. И никогда этого не сделают, ни за какие деньги. Потому что их репутация — это их бизнес, а он им побольше десяти миллионов в год приносит, можешь мне поверить.

Вот так.

Остаётся последнее. Ты скажешь. «Ну ладно, этот старый пьяница Руго вдруг (наверное, в припадке белой горячки) решил под конец жизни стать порядочным. Вместо того чтобы заработать миллион, хочет изобличить жулика. Так и отправлял бы свою папку в налоговое ведомство, в столицу, с помощью тех же «Угождаем всем», А он зачем-то присылает её мне. Зачем?»

Отвечу, парень. Отвечу.

Мне что-то очень эта папка понравилась. Ты рассмотри её получше. Какая кожа хорошая! А! И отделений много. Я подумал: может: она волшебная? Может, у кого в руках побывает, того порядочным человеком делает? А? Вот Ритон — уж честней не сыщешь. Я тоже подержал её, и видишь, каким стал: от миллиона отказался, А заодно и от жизни, наверное (хотя моя и мало чего стоит)…

Теперь вот тебе переслал. Если ты уже отравленный, если ты такой, как они, если ты правда у Леви в этих… тогда послушай меня — сожги всё. Сейчас же сожги! Не неси ему (он всё равно тебя уберёт: подумает, что ты всё знаешь) — сожги! ну, а если в тебе ещё не всё вытравили, если ты уже узнал, что такое правда, совесть, честность, — уже узнал, но ещё не выкинул их на помойку, чтоб не мешали по жизни идти, — тогда ты отправишь эти документы в столицу. А ещё лучше — отнесёшь их в «Правдивые вести». Там настоящие люди, парень. Я подумал: может, ты у них кое-чему научился. Может, кое-что понял. Тебе ведь двадцати нет. Ты с такими, как Леви, совсем недавно столкнулся. Неужели успели уже у тебя и душу вынуть, и сердце? Или ты ещё под наркозом, усыпили тебя? К операции готовятся. Смотри, сам не заметишь, как без сердца останешься. Такие, как Леви, опытные доктора, и скальпели у них острые. Смотри…

Вот и всё.

Вопросик я обещал тебе задать как-то. Не помнишь?

Ответа я, конечно, не узнаю, а вопрос свой всё-таки задам. Так ты скажи: окажется та папка волшебной или нет? Как ты поступишь, когда прочтёшь моё письмо?

Как?..

Сумерки уже давно заполнили комнату.

С улицы через открытое окно доносились вечерние запахи, вечерние шумы. На столе белели листы, тетради, счётные книги. На полу валялось письмо, которое Лори выронил из рук…

Он сидел на стуле, устремив в темноту пустой взгляд. Но если б даже перед ним был самый яркий экран «Плазы», самая оживлённая передача «Запада-III», синее море или белоснежные вершины, зелёные пальмы или жёлтые пески пустыни, Лори ничего бы этого всё равно не увидел.

Он видел сейчас совсем другие картины.

Он видел Рибара с его детски обиженным ртом и суровым взглядом, его мать, перекладывавшую бусинки из полной коробки в почти пустую, и две увитые трауром фотографии на её столе.

Он видел Шора, взъерошенного, озабоченного, в его старой дешёвой машине; Роберта, размахивающего руками, и молчаливого Марка; Капа, того самого, что предпочёл отказаться от ста тысяч, нежели предать товарищей; Латерна, с весёлыми, умными глазами, который, наверное, мог бы зарабатывать большие деньги где-нибудь в «Западе-III» и который ежедневно рисковал тем немногим, что у него было, но оставался в «Правдивых вестях»…

Лори вспомнил перевёрнутую вверх ногами комнату и неподвижный труп Ритона, и огромного полицейского лейтенанта, который кричал о взятках и других тёмных делах умершего; и однорукого Хога, его безучастный взгляд, его последнюю медную монетку, валявшуюся на полу…

Потом он видел господина Леви, похлопывавшего его по плечу: «Хороших работников я никогда не забываю… премия от тебя не уйдёт…» Да у него и так уже приличная сумма в банке и готовое тёплое местечко. Но сразу же перед ним возникал Лукач со своей неизменной доброй улыбкой. Лукач, который останется теперь на улице, потому что его место займёт Лори.

А должен был бы занять место за решёткой. И он вспоминал Попеску, его сильные руки и полосатую куртку смертника, и Гелиора, вынимавшего виски из холодильника, властным жестом отсылавшего надзирателя…

Калейдоскоп людей, событий, встреч мелькал перед его мысленным взором.

Затем он подумал о Кенни.

Кенни! Их последний разговор. Ведь совсем немного, и они будут вместе Он и она? самая красивая, самая умная, самая благородная девушки на свете.

И самая честная. Честная… Покриви он хоть немного душой? и всё будет кончено.

Кенни никогда не будет с ним, если она узнает…

О, он хорошо изучил её глаза, весёлые и лукавые, радостные и влюблённые, нежные и озорные. И беспощадные, неумолимые, какими он их ещё не видел, но увидит, если она узнает. Он хорошо представлял себе их.

Так почему же всё так? Почему?

Почему он не может просто жениться на девушке, которую любит, иметь машину и деньги, заработанные честным трудом, работу, которую заслужил способностями и усердием?

Почему за всё надо платить предательством и обманом, отдавать душу и сердце, кого-то бояться, перед кем-то унижаться, а кого-то обрекать на гибель?

Вот лежат документы. Эти пачки листков уже стоили двух жизней. Да? наверное? не двух, а больше. Разве не его долг немедленно отнести их в «Правдивые вести»? Через день-два состоится передача, после которой в тюрьму безвинно попадут честные, благородные люди, которых он уважает и — зачем бояться слов? — которых любит, а другие будут мыкаться в поисках куска хлеба. Его товарищи, его друзья, те, кто доверяют ему. Разве он не должен сейчас же бежать, всё рассказать Латерну, предупредить их, спасти?

Но если он сделает это, то уже никогда не будет иметь машины, домика, счета в банке — всего того, ради чего стоит жить.

Или стоит жить и ради другого?

Сможет ли он быть счастлив с Кенни в своём домике, зная какой ценой приобрёл его?

И потом, если он откроет всю правду, Леви не пощадит его — он всем расскажет о деньгах, которые Лори получал, может быть, потребует их обратно.

Ну и что? Руго же отказался от миллиона.

Леви, быть может, упрячет его в тюрьму. Ну и что? Рибар же пошёл туда, а не отрёкся от того, что считал правильным.

Когда там, в «Правдивых вестях», все узнают, они, наверное, будут презирать его.

Ну и что? Ведь Кап полжизни боролся за чистоту своего имени перед товарищами и добился справедливости.

А Кенни?

Кенни поймёт. Она не может не понять. Вот если она двадцать лет проживёт с ним счастливой женой, а потом узнает, каков он в действительности, чем добыто их счастье, она уйдёт от него, не колеблясь ни секунды. Но если она всё узнает сейчас, увидит, чем он пожертвовал, от чего отказался ради того, чтобы снова стать честным, достойным её, она поймёт. Поймёт и простит.

Так как же он должен поступить?

Как он ответит на посмертный вопрос Руго?

Кто подскажет ответ? Может быть, его подскажет бог? Вот Арк всегда ищет ответа у бога. Но честный Шор не ходит в церковь, а подлец Леви каждое воскресенье на обедне. Нет, бог не подсказчик людям в их земных делах.

Или совет может дать старый, опытный человек? Но как знать, кто будет прав?

Наверное, Руго дал бы один совет, а Кап — другой, а Лукач — третий.

Быть может, верный путь укажет любимая? Но разве может он прийти к ней за советом в таком деле? Прийти и спросить, «Оставаться мне подлецом или стать честным?» Нет, к любимой приходят с чистой совестью.

Ответ ему никто не подскажет. Никто. Только его совесть, его сердце. Лишь сам он может дать ответ.

Как всё сложно. Почему так сложно? Почему нельзя скользить по жизни спокойно и легко? Почему надо всё время бороться? С препятствиями, с врагами, с трудностями, а главное — и это самое сложное — с собой?

Лори вдруг вспомнил загородное кафе, старинную белую дорогу, аромат степных трав, изумрудную зелень холмов. Вот они бредут с Кенни, сняв туфли, погружая ноги в мягкую белую пыль…

Дорога раздваивается. Одна её ветка уходит вверх на холм, она камениста, и идти по ней тяжело. Другая спускается в лощину, по ней ноги сами несут.

Они постояли с Кенни, так и не решив тогда, куда идти дальше, В конце концов повернули назад. На дороге это можно сделать.

А в жизни нет. В жизни всегда приходится делать выбор…