Глава 4, в которой мне не хватает только трубки и скрипки

Я сижу в кабинете с большим внутренним окном, закрытым серыми жалюзи. За окном – зал приема клиентов, очередь в кассу скопилась, как в государственном банке. Мне неудобно, но, с другой стороны, мне наплевать на то, что мой начальник, Павел Сергеевич, думает. Ему двадцать восемь лет, он молод и красив, у него все впереди. Он возглавляет наше отделение, и это – только первый шаг. У Павла Сергеевича диплом финансовой академии, зарплата в пять раз больше моей. Его девушка заезжает за ним на красном «Мерседесе», чтобы ехать в клуб. У моего начальника все хорошо.

А мне нужен отгул на вторую половину дня. Не могу больше терпеть. У меня есть план.

– Вы уже брали отгул на этой неделе, – недовольно бормочет Павел Сергеевич. – Вам не кажется, что это перебор?

– Я отработаю, – цежу сквозь зубы я. – Могу выйти дополнительно в выходной.

– Зачем вам отгул? – тянет время он. Начальнику не хочется меня отпускать, люди будут недовольны, начнут жаловаться. Разве могут быть очереди в коммерческом банке, где за все берут втрое больше!

– По состоянию здоровья, – бросаю ему я, понимая, что такая отмазка – беспроигрышная. Если Павел Сергеевич начнет давить сильнее, я начну кашлять и чихать.

– Надеюсь, ничего серьезного? – нахмурился он. Ага, понял, что я ведь могу, если что, и больничный взять, согласно трудовому законодательству. Тем более что в поликлинике в Реутове у меня работает знакомая. Она мне выпишет больничный, если надо, за пять минут.

– Нет-нет, просто нужно… анализы сдать. Именно сегодня, – пояснила я, надеясь, что этого уж точно хватит, чтобы меня отпустили с моей всецело любимой галеры. Если уж Людмила меня отпустила (и благословила), то Павлу Сергеевичу с нами уж точно не справиться.

Он откинулся в своем большом, удобном кресле и пристально посмотрел на меня, словно пытался прочесть мои мысли. Но где там ему. Детей нет, одни вечеринки на уме. Что он понимает о жизни женщины за тридцать, дочь которой считает ее неудачницей.

– Хорошо. Конечно. Идите, только кассу закройте.

– Обязательно, – кивнула я и еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Нет, оставлю кассу открытой, чтобы кто-нибудь поживился за мой счет, а на меня потом свалил. В самом деле, если ты начальник, просто необходимо сказать какую-нибудь глупость, лишь бы она прозвучала в форме распоряжения или приказа. Я поднялась с моего стульчика и пошла к дверям, расправляя примявшееся платье. И тут… Павел Сергеевич окликнул меня снова, и в голосе его прозвучало искреннее беспокойство.

– Ирина Олеговна, простите за бестактность, но… вы, случайно… ну, как бы… словом…

– Да? Что такое? – склонила голову я. Моя рука уже лежала на ручке двери. Мысленно я уже сидела в машине и рулила на скорости выше разрешенной километров на десять-пятнадцать в час в сторону Варькиной школы.

– Ну… такой вопрос… Только не обижайтесь, я просто должен понимать… Вы… вы… ваше здоровье, – мямлил он.

– Ничего смертельного, все в рамках нормы, – попыталась успокоить его я. Вот же как человек боится остаться без второго кассира в смене.

– Вы не беременны? – наконец, Павел Сергеевич решился задать вопрос, который чрезвычайно его волновал. Я не удержалась и усмехнулась.

– Беременна? Я? – само предположение было абсурдным и смешным. Беременность случается с молодыми и влюбленными женщинами. Когда-то я была такой, и тогда Павлу Сергеевичу было бы чего бояться. Беременная, я рыдала без причины и тут же начинала смеяться, лопала сыр и только сыр – без остановки, и мой муж сбил все ноги, разыскивая для меня маасдам, камамбер и горгонзолу, которые почему-то приводили меня в экстаз. Гришка тогда даже дразнился, называя меня Рокфором по аналогии с помешанным на сыре героем диснеевского мультика, потому что я могла с такими же бешеными глазами вскочить и закричать «СЫ-Ы-ЫР»!

Но это было так давно, что даже хочется сесть и пересмотреть семейные видеозаписи. Маленькая Варя кричит на руках у Гришки, и он злится, что не может ее успокоить. Первые шаги дочери. Варя заболела ветрянкой, и все ее лицо усыпано зелеными точками. Папа дразнит ее драконшей. Вот плачет и кидает в него игрушками.

Забавно, что хоть я и обожала сыр во время беременности, после родов я к нему резко охладела. А Варька – та вообще сыр терпеть не может и «корчит морду», даже если я им присыпаю запеканку «для корочки». Почему так? Хотя… Может быть, именно поэтому и не любим, что тогда мы обе его переели.

– Да или нет? – нахмурился Павел Сергеевич. Я вздрогнула и вернулась к реальности. Надо же, Павел Сергеевич спрашивает меня не в шутку, а всерьез. Моя долгая пауза была истолкована им неверно. А что, мне даже приятно. Значит, я еще произвожу впечатление женщины, которая способна выкинуть и такой «номер».

– Нет, я не беременна, – успокоила его я. В самом деле, не в том я уже возрасте. Мне бы с дочерью разобраться. Да и секса у меня не было уже лет сто. Я задумалась и принялась вспоминать, когда же у меня, в самом деле, был секс. Кажется, шел снег, и было жутко холодно. Скорее всего, в январе. Я спала. Гриша пришел с ночной смены и… Впрочем, может, мне все это приснилось. Вполне могло, ибо все прошло так, что я не особо-то и проснулась. Как-то после пятнадцати лет совместной жизни секс уже не кажется чем-то таким особенным. Так, случается иногда. Я посмотрела на Павла Сергеевича и покачала головой.

– Простите, я просто подумал… ладно, идите. – Начальника явно «отпустило», он выдохнул, расслабился и заулыбался. – Жду вас завтра утром. А о дополнительной смене мы с вами потом отдельно договоримся.

– Конечно, – заверила его я, выходя из комнаты. Нет, понять моего босса, конечно, было несложно. Он, кстати, не такой уж плохой руководитель, наш малыш Павел Сергеевич, хоть и из «мажоров», которых мы – простые женщины с долгами и проблемами – недолюбливали по естественным природным причинам.

Проблемы беременности – не такие уж абсурдные, если ты возглавляешь отделение банка, в котором кроме тебя из мужчин только пара охранников на дверях и один специалист по кредитам, которого на самом деле ты планируешь увольнять, потому что подозреваешь в мухлеже с анкетами заемщиков. Девушки работают аккуратнее, они не опаздывают и, как правило, не курят. Они исполнительны, вежливы и менее конфликтны. Работать с ними – одно удовольствие, если бы не это страшное слово «декрет». Когда приятная во всех отношениях сотрудница сначала смущенно улыбается, краснеет и принимает поздравления, а затем исчезает на год, продолжая при этом получать зарплату, – это проблема.

За последние полгода сразу три наши сотрудницы ушли в декрет. Словно эпидемия какая-то. Только мы с Людмилой, как нерушимые скалы, восседали в кассах, олицетворяя собой стабильность и отрицательную фертильность.

Бедный Павел Сергеевич, испугала я его.

Ну да ничего, переживет. Я выскочила из офиса и впрыгнула в машину. Марина Ивановна сегодня должна уходить после седьмого урока, в три часа. Можно было, конечно, отложить все на другой день, но после того, как я выслушала монолог дочери относительно моей неспособности на решительные действия, я не была намерена медлить.

И вот я уже сижу около Вариной школы. Я припарковалась напротив одной из двух открытых калиток в этот дикий «пентагон». Моя задача – пробраться в школу так, чтобы Варвара меня не заметила. Незачем ей знать о моем визите. Меньше знаешь – труднее замести следы. Я нацепила на голову Гришкину «рыболовную» бейсболку, солнцезащитные очки, старый пуховик, который не надевала уже лет сто. Не то чтобы Варя не узнала бы меня в таком наряде, просто… издалека она может и проглядеть. С ее вниманием к смартфону в руке, в который она тоже таращится чуть ли не двадцать четыре часа в сутки, шансы определенно высоки.

Я обошла хоккейную «коробку», оценивая обстановку «по ходу пьесы». Короткий взгляд на стайку малолеток, уныло ковыляющих вокруг «пентагона» на лыжах. Они не представляют опасности. Около входа в здание никого нет, но подход к школе «простреливается» изо всех окон. Я натянула бейсболку пониже и пристроилась к мамашке, выгуливающей ребенка в коляске на территории школы. Вместе с нею я дошла почти до самого крыльца, когда на ступеньки вышли незнакомые мне подростки и принялись гоготать, обсуждая что-то непереводимое. В своем разговоре они использовали множество нецензурных слов, а в нынешней обстановке школа могла быть оштрафована за одну сотую того, что они говорили в ее стенах.

Я проскользнула внутрь школы мимо беснующихся в раздевалке детей – к охраннику.

– Марина Ивановна меня ждет.

– Это какой класс?

– Девятый.

– Проходите, – лениво кивнул он, и я осторожно осмотрелась вокруг, чувствуя себя Шерлоком Холмсом. Или, по крайней мере, доктором Ватсоном на задании. Прям как спецназовец на вражеской территории, которого забросили туда для выполнения секретной операции «Буря… в стакане». Так и тянуло повернуть голову вбок и сказать в несуществующую рацию, что горизонт чист, а «объект» на месте.

Марина Ивановна сидела в опустевшем классе и просматривала журнал. Пара незнакомых мне девочек переворачивали стулья и расставляли их на партах. Затем они принялись подметать. Я покосилась на них, но Марина Ивановна только махнула рукой и посмотрела на девочек так, словно они были бессловесные маленькие рабы, о которых и говорить-то не стоило. Девочки, впрочем, тоже смотрели как бы сквозь нас и тихо переговаривались о чем-то своем. Им до нас не было дела.

– Варя не может зайти? Может быть, закрыть дверь? – прошептала я, заигравшись в сыщика. Русичка осмотрела меня удивленным взглядом, а затем кивнула и закрыла дверь в класс на щеколду.

– У нее сейчас биология, – учительница посмотрела на часы. – Уже скоро закончится. Последний урок. Так что она, скорее всего, пойдет домой. У них, кстати, сегодня была контрольная по математике. У Вари – четверка.

– Четверка? – вытаращилась я.

– Да, она не решила одну из задач, – горько кивнула русичка. – Может быть, это случайность…

– Не думаю, – покачала головой я. – Вы принесли их классный журнал?

– Да, принесла.

– Мне нужно посмотреть, была ли в прошлый понедельник в школе…

– Варя? Я же вам сказала, что ее не было целый день, – воскликнула Марина Ивановна, но я быстро остановила ее:

– Маша Гуляева.

– Маша? – удивилась учительница. – Почему?

– Давайте посмотрим, а затем, в зависимости от результатов… в смысле, от результатов… – я запуталась, но Марина Ивановна тряхнула головой, достала из-под стопки тетрадей толстый журнал с картонной обложкой и раскрыла его на нужной странице.

– Какой урок смотреть? – уточнила она.

– Все, – бросила я, оглянувшись на «рабов». Надеюсь, они не знакомы с Варей. Мне повсюду мерещились шпионы моей хитрой доченьки. Русичка провела пальцем по длинному ряду точек, задержалась на букве «Н», выставленной напротив имени Варвары Сафьяновой, затем скользнула обратно вверх и нашла фамилию Гуляевой.

– На русском она была. Это первый урок.

– Точно? Ошибки быть не может? – подскочила я.

– Не знаю. Но вот следующий урок, физика. И там Маша была. И на ОБЖ, – Марина Ивановна листала журнал, но картина была совершенно ясная. История про носовое кровотечение и благородное спасение подруги была сплошная фальсификация, и я знала это еще до прихода сюда. Но одно дело – подозревать, и совсем другое – знать наверняка. Ложь, на которой так легко поймать, – неудачная ложь. О чем это нам говорит? О том, что Варвара оказалась морально не готова к допросу, который я ей учинила. Она не позаботилась об алиби.

Вот, в моих мыслях прозвучало слово «алиби»! Теперь это официально расследование. Забавно! Итак, Шерлок, что мы имеем?

– Главный вопрос – где она была в прошлый понедельник? – сказала я, подняв вверх указательный палец. – Если мы узнаем ответ на этот вопрос, мы узнаем, что не так с Варварой.

– Идея хорошая, вот только как мы можем это узнать? – усомнилась Марина Ивановна. – Спросить еще раз?

– Нет, спрашивать бесполезно. Тем более что у Варвары было время подумать, и теперь у нее наготове есть какое-нибудь более надежное и менее проверяемое алиби. Нужны независимые источники, неопровержимые доказательства. Важно было вовсе не то, что она пропустила уроки по какой-то причине. Мало ли что бывает! А то, что она не хочет сказать, что это за причина.

– Не хочет? Или не может? – спросила Марина Ивановна и сощурилась в раздумьях.

– Что мы имеем? Чтобы не раскрыть причину ее отсутствия, Варя придумывает отмазки, оскорбляет мать, только чтобы уйти от вопроса.

– Оскорбляет мать? – бровь учительницы приподнялась. Любопытство кошку сгубило, но я все же поделилась с нею тем, как моя дочь назвала меня нерешительной неудачницей. В ответ на мою откровенность учительница рассказала, что дети сейчас вообще пошли грубые и бесчувственные, не способные на нормальные человеческие проявления. Мы потратили еще некоторое время на обсуждение того, как пали нравы и куда катятся наши дети, и уже совсем втянулись в этот, без сомнения, приятный процесс, как вдруг нас оборвал школьный звонок.

Я заткнула уши, так как вынести этот ужасный звук целых три минуты было нереально. Звонок с урока был больше похож на сигнал воздушной тревоги, чем на школьный звонок. Когда он затих, у меня еще некоторое время продолжало звенеть в ушах.

Марина Ивановна сидела как ни в чем не бывало и просматривала тетради. Она посмотрела на меня с насмешкой превосходства.

– И вы слышите такое после каждого урока?

– И перед ним тоже, – рассмеялась Марина Ивановна.

– Но что это было? Это же какое-то оружие массового поражения. Этим нужно бактерии уничтожать в инфекционных отделениях. Ни одному микробу не уйти!

– А вот наши детки на переменках не слышат звонков, если только они не обладают силой взрывной волны, – пояснила Марина Ивановна. – Смотрите, Ирина Олеговна, а вот снова вашей Вари не было в школе. Она пропустила последние два урока.

– А Маша? – зачем-то спросила я. Та покачала головой.

– А Маша была на уроках. Вы поймите, историю про Машу она сочинила на ходу. Это было первое, что пришло ей в голову. Взяла подружку, с которой живет в одном доме, и приплела бог весть что. Это никак не помогает нам. Даже если мы спросим Машу…

– Согласна, – кивнула я. – Думаю, что нужно искать в других направлениях.

– Правильно. Но какие у нас версии? – Марина Ивановна достала из принтера чистый лист бумаги и аккуратно написала в центре ближе кверху слово «версии» красивым, прекрасно поставленным почерком. Ну да, сразу ясно, что русичка.

– Версии… – тянула я. – У нее проблемы? Она кому-то денег должна?

– Это вы сериалов криминальных насмотрелись, что ли? – усмехнулась учительница. Чтобы задолжать кому-то денег, нужно их сначала заиметь.

– О, а может, Варя на какую-нибудь подработку устроилась? Чтобы достать денег? Может, она на что-то копит?

– Версия хорошая, но вы бы знали, – заметила Марина Ивановна. – Она просила у вас что-то, в чем вы ей отказали? Велосипед, скутер, поездку в лагерь летом? Может, платье?

– Нет, она ничего такого не просила. А про лето – она всегда ездит по путевке от Министерства обороны, нам знакомые достают. Ей там очень нравится.

– Н-да, – задумчиво протянула моя «Ватсонша», накручивая выбившийся волос на палец. – Но версия про деньги в целом рабочая. Телефон у нее новый?

– Телефон она бы у нас попросила. На день рождения, но она попросила котенка. Даже не знаю. Что еще? Может быть, она занимается с кем-нибудь дополнительно?

– Опять же, за деньги, – пожала плечами Марина Ивановна. Время шло, но ничего более интересного, чем потенциальные попытки моей дочери подработать, нам в головы так и не пришло. Наверное, Шерлок Холмс все-таки курил что-то специфическое. Благотворное для серого вещества. Серые клеточки… м-м-м… откуда это? Ах да, Пуаро.

Мы обсудили еще несколько версий.

– Что, если Варвара встретила свою сводную сестру, которая родилась от случайной связи Гриши с кем-то еще до того, как он встретил меня? А что? Не только же в сериалах такому происходить? Мы познакомились, когда Гришке было уже двадцать восемь, мог же кто-то залететь? Но думаю, знала бы.

– А если у Варвары нашелся настоящий отец и теперь он тайно с ней встречается? – предположила училка, но тут я уставилась на нее с осуждением. Это как же он мог у Варвары образоваться безо всякого моего участия? Вариант подмены в детдоме мы тоже отмели, уж слишком Гришины у Вари были глаза. В общем, версии оказались более чем несостоятельными, и Марина Ивановна, отведя глаза в сторону и покраснев от неудобства, предложила мне (чисто для дальнейшего расследования) обыскать комнату дочери и почитать ее почту. Электронную, конечно. Реальные, бумажные письма в конвертах дочь не смогла бы не то что прочитать – даже открыть. Она бы не поняла, куда тут нужно «кликать мышкой».

– Обыск – это подлость, – сказала я, а сама начала продумывать, как бы эту подлость организовать, да поскорее. Действительно, обыск всегда чего-нибудь да показывает. Шерлок Холмс всегда осматривал места преступлений. Я собралась, поблагодарила Марину Ивановну за сотрудничество, и мы пообещали держать друг друга в курсе происходящего и обновлять информацию в случае каких-либо изменений.

Только ради того, чтобы защитить будущее такой талантливой и хорошей девочки. Не ради сплетен, ни-ни.

Я вышла из класса, снова натянув на нос бейсболку мужа. В пуховике было жарко, поэтому я держала его в руках. Стоять в помещении в солнцезащитных очках было глупо, так что я не стала их надевать, а положила в сумку. Если бы Варя сейчас прошла мимо меня, то легко бы меня вычислила. Но мне повезло.

Я стала двигаться к выходу. Какие-то детки с продленки соревновались в том, кто дальше прокатится по лаковому полу на коленках. Видимо, это была популярная и распространенная игра в школе. Несколько раз усталые учителя прошмыгнули мимо меня и скрылись за дверями своих кабинетов. Очередной день катился к завершению, и самое страшное было уже позади. Звонок снова раздался, испугав меня и заставив подпрыгнуть. Не понимаю, как можно выносить такое каждые сорок пять минут. Я бросилась к ближайшему выходу, как животное, стремящееся убежать из горящего леса. Вылетела на крыльцо и с наслаждением вслушалась в тишину. Холод покалывал, и я поспешно натянула пуховик. А затем присела и попыталась раствориться в воздухе.

Моя Варя сидела на лавочке, на площадке с турниками и брусьями, рядом с хоккейной «коробкой». Я резко отвернулась и свернула за угол школы, благо чего-чего, а углов у здания хватало. Прислонилась спиной к стене и только после этого выдохнула и осторожно развернулась.

Видела или нет? Заметила ли, узнала?

Я ожидала, что Варя сейчас материализуется передо мной во всем своем недовольстве, и придется объясняться, отчего я тут стою, да еще в таком виде. И что я делаю снова в ее школе. Но она не появилась. Я подождала еще минутку, успокаивая дыхание, а затем выглянула из-за угла со всей возможной осторожностью.

Я зря волновалась. Она бы не заметила, даже если бы я подсела к ней на лавочку. Варя была слишком занята.

Рядом с ней, на лавочке, сидел уже знакомый мне рыжий черт, которого я видела, когда заходила в школу. Нет, не так. Он не просто сидел рядом. Они сидели вместе, прижавшись друг к другу и разделив «по-братски» одни наушники на двоих. Варя сидела без шапки, куртка расстегнута. Ее портфель валялся рядом с черной сумкой рыжего мальчишки. Как жаль, что я не могла слышать, о чем они говорят. Расстояние не позволяло, зато видела, как он говорил что-то, приближая свой наглый курящий рот к лицу моей дочери, а она заливисто смеялась, откидывая голову назад, и придерживала наушник свободной рукой.

Ох, ну и тупые же мы с Мариной Ивановной. А еще возомнили о себе черт-те что, Шерлоки недоделанные. Все версии перебрали, а самую очевидную забыли – ту, которая только и должна возникнуть при мыслях о подростке, который вдруг резко меняется, бросает учиться и огрызается, когда спрашиваешь, в чем дело.

Версия проще некуда – девочка влюбилась. О боже!

Я зажала раскрывшийся рот ладонью, чтобы не выдать себя, не дать крику вырваться на свободу. Варя влюбилась. И в кого! В этого ужасного рыжего черта, чудовищного, курящего прямо у школы. Что она в нем нашла? Он же даже не красивый?! Весь в веснушках, какой-то нелепый. Маленького роста. Наверняка хулиган.

Тут меня осенило. Барышня и хулиган! Конечно, в кого же еще влюбляться, когда тебе пятнадцать лет. Кто еще покажется тебе таким взрослым, таким смелым, способным на поступок, непримиримым и не уважающим взрослые авторитеты, как этот наверняка не слишком умный мальчик, тыкающий в свой смартфон.

Кто бы он ни был, нужно было срочно узнать, все о нем. Черт рыжий!

Загрузка...