Сцена девятая. «А может, расстрелять вас всех в столовой?»

Вольдемар Аркадьевич и Терентий.

Терентий. Я понимаю, театр — это компромисс. Я не предлагаю ставить всю пьесу, целиком, я не безумен, и понимаю, что на вас давят…

Сталин. Ты заблуждаешься, Терентий. Ты как ребёнок просто. Давят… Кто может надавить на Вольдемара? Знаешь, какого следует придерживаться принципа? Сначала думаем, потом говорим. Люди, которые делают наоборот, живут проблемно, кратко и печально.

Терентий. Хорошо! Пусть не давят.

Сталин. Да уж пусть, Терентий.

Терентий. Но не двадцать же процентов текста ставить? Хотя бы половину. Иначе уходит интонация, уходит смысл, и я перестаю понимать, о чем вы сейчас ставите, кто такой ваш… наш Сталин, зачем мы все собрались, не понимаю… Подрожать от страха и показать всем, как мы испугались? Давно умершего правителя?

Сталин. Ты все-таки ребёнок. Это плохо. Потому что ты не ребёнок.

Терентий. Вольдемар…

Сталин. Ты знаешь, как страдает наш Никита? Он только что бился головой о доску распределения ролей. Не увидел там своей фамилии и начал биться. Пробил доску. Голову пробил. (Достаёт бумагу и протягивает Терентию.) Распределение ролей. В крови Никиты. Возьми.

Терентий. Зачем?

Сталин. Чтобы ты драму ощутил. Настоящую, а не умозрительную. Приступ у Никиты был, скорую вызывали. Подозрение на инсульт у него. А он все равно в театре остался. Голову платком обвязал и остался. Надеюсь, говорит, исполнить долг актёра и гражданина. Вот так, Терентий. Ты слышал, как он поёт? Напиши ему крохотную рольку, чтобы попел со сцены наш больной человек.

Терентий. Какую роль, чтобы попел…

Сталин. Где-то на внезапной лужайке неожиданный певец услаждает слух будущего диктатора… Ты лучше меня придумаешь, где можно петь, тут я тебе не советчик, тут полная твоя власть. Только спаси Никиту.

Терентий (пожимает плечами). Тогда и Берию спасать.

Сталин. О, нет! Берия предатель. Он в карцере сейчас.

Терентий. Что-что?

Сталин. Никита предложил! В шутку поначалу, а потом все увлеклись… Никита больше всех: обязательно, кричал, закуйте его в кандалы. (Смеётся.) У нас комнатка такая есть, гримёрка давно умершего актёра, не отапливаемая. Сейчас Лаврентий там прохлаждается. Вопит. А что делать? Иначе разнесёт по городу до премьеры бог весть что. А Никиту наградить надо. Пусть поёт. Он заслужил.

Терентий. Про карцер — шутка?

Сталин. Тебе на пятом этаже ничего не нужно?

Терентий. Что мне там делать?

Сталин. Тогда шутка. (Терентий поднимается, чтобы уйти). Думай о Никите, думай о нашем певце. Об актёре и гражданине думай! (Терентий уходит, Вольдемар Аркадьевич поёт на грузинском.) Где же ты, моя Сулико… (Надевает на себя белый пиджак генералиссимуса, закуривает трубку.) Кругом ослы, козлы и землеройки. И не с кем говорить. (Входит в роль, говорит с акцентом.) Кругом ослы, козлы и землеройки. И не с кем говорить. Я одинок, как сам Господь. Кругом предатели. Нож за спиной у каждого. Знают ли они, как тяжело быть императором? И как печально видеть вокруг себя лишь рыла. Ни одного лица. (Появляется Ленин.) Да, тяжела ты, кепка Ильича… (Смеётся.)

Ленин. Иосиф, я не могу поверить.

Сталин. Что я тебя когда-то отравил? Ты верь. Не сомневайся.

Ленин. Ты и меня снял? Ты роль! Ты роль мою…

Сталин. Историческую?

Ленин. Я ухожу.

Сталин. К сожалению, до премьеры выход из театра невозможен. На ближайшие три недели мы все — одна большая, жуткая семья.

Ленин. Если не будет роли, зачем я здесь?

Сталин. Цементировать. Укреплять. Молчать.

Ленин. Уйду!

Сталин. Сомнения мои в твоём уходе равны моей печали.

Ленин. Какой печали? Да что с тобой?

Сталин. Сними ты лысину уже. Какой ты Ленин. Ты так, Захарка, и не надо притворяться…

Ленин. Какой я Ленин? Да никакой.

Сталин. Вот именно. Вот именно. Тут ни один не дотянул до своего героя. Я пока ещё решаю насчёт спектакля. Быть может, и тебе найдётся место. А пока ступай. Все ночуют в главном ресторане.

Ленин. Что? Ты что, серьёзно? В ресторане на пятом этаже?

Сталин. Нет. На пятый не ходи, там вопли неприятные. А ты у нас эстет. На шестом у нас главный ресторан. (Крестится, повернувшись к иконе.) Господи! Эти люди работают в театре десятилетиями, но так и не удосужились запомнить, что на каком находится этаже. И с такими людьми, Господи, ты предлагаешь мне создавать великий спектакль? С такими людьми ты предлагаешь мне строить лучший театр в мире? Да не вернее ли их всех расстрелять в столовой? И набрать новых людей? Чистых людей? (Поворачивается к Ленину.) Пшёл в ресторан. Я приказал бесплатный ужин разогреть всем вашим.

Загрузка...