Как мы писали роман - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора (ч. 3)

MacShaughnassy, "I can believe in the ability of our spirit friends to give the quaint entertainments

Его благотворное влияние смягчило суровые черты наших лиц, а к ужину мы все, - как надлежит истинным англичанам и

англичанкам, желающим наслаждаться жизнью, - больше не думали о погоде.

credited to them much easier than I can in their desire to do so." "You mean," added Jephson, "that you cannot understand why a spirit, not compelled as we are by the exigencies of society, should care to spend its evenings carrying on a laboured and childish conversation with a room full of abnormally uninteresting people." "That is precisely what I cannot understand," MacShaughnassy agreed. "Nor I, either," said Jephson. "But I was thinking of something very different altogether. Suppose a man died with the dearest wish of his heart unfulfilled, do you believe that his spirit might have power to return to earth and complete the interrupted work?" "Well," answered MacShaughnassy, "if one admits the possibility of spirits retaining any interest in the affairs of this world at all, it is certainly more reasonable to imagine them engaged upon a task such as you suggest, than to believe that they occupy themselves with the performance of mere drawing-room tricks. But what are you leading up to?" "Why, to this," replied Jephson, seating himself straddle-legged across his chair, and leaning his arms upon the back. "I was told a story this morning at the hospital by an old French doctor. The actual facts are few and simple; all that is known can be read in the Paris police records of sixty-two years ago. "The most important part of the case,

however, is the part that is not known, and that never will be known. "The story begins with a great wrong done by one man unto another man. What the wrong was I do not know. I am inclined to think, however, it was connected with a woman. I think that, because he who had been wronged hated him who had wronged him with a hate such as does not often burn in a man's brain, unless it be fanned by the memory of a woman's breath. "Still that is only conjecture, and the point is immaterial. The man who had done the wrong fled, and the other man followed him. It became a point-to-point race, the first man having the advantage of a day's start. The course was the whole world, and the stakes were the first man's life. "Travellers were few and far between in those days, and this made the trail easy to follow. The first man, never knowing how far or how near the other was behind him, and hoping now and again that he might have baffled him, would rest for a while. The second man, knowing always just how far the first one was before him, never paused, and thus each day the man who was spurred by Hate drew nearer to the man who was spurred by Fear. "At this town the answer to the never-varied question would be:-- "'At seven o'clock last evening,

M'sieur.' "'Seven--ah; eighteen hours. Give me

something to eat, quick, while the horses are being put to.' "At the next the calculation would be

sixteen hours. "Passing a lonely chalet, Monsieur puts his head out of the window:-- "'How long

since a carriage passed this way, with a tall, fair man inside?' "'Such a one passed early this morning, M'sieur.' "'Thanks, drive on, a hundred francs apiece if you are through the pass before daybreak.' "'And what for dead horses, M'sieur?' "'Twice their value when living.' "One day the man who was ridden by Fear looked up, and saw before him the open door of a cathedral, and, passing in, knelt down and prayed. He prayed long and fervently, for men, when they are in sore straits, clutch eagerly at the straws of faith. He prayed that he might be forgiven his sin, and, more important still, that he might be pardoned the consequences of his sin, and be delivered from his adversary; and a few chairs from him, facing him, knelt his enemy, praying also. "But the second man's prayer, being a thanksgiving merely, was short, so that when the first man raised his eyes, he saw the face of his enemy gazing at him across the chair-tops, with a mocking smile upon it. "He made no attempt to rise, but remained kneeling, fascinated by the look of joy that shone out of the other man's eyes. And the other man moved the high-backed chairs one by one, and came towards him softly. "Then, just as the man who had been wronged stood beside the man who had wronged him, full of gladness that his opportunity had come, there burst from the cathedral tower a sudden clash of bells, and the man, whose opportunity had come, broke his heart and fell back dead, with that mocking smile still playing round his mouth. "And so he lay there. "Then the man who had done the wrong rose up and passed out, praising God. "What became of the body of the other man is not known. It was the body of a stranger who had died suddenly in the cathedral. There was none to identify it, none to claim it. "Years passed away, and the survivor in the tragedy became a worthy and useful citizen, and a noted man of science. "In his laboratory were many objects necessary to him in his researches, and, prominent among them, stood in a certain corner a human skeleton. It was a very old and

much-mended skeleton, and one day the long-expected end arrived, and it tumbled to pieces. "Thus it became necessary to purchase another. "The man of science visited a dealer he well knew--a little parchment- faced old man who kept a dingy shop, where nothing was ever sold, within the shadow of the towers of Notre Dame. "The little parchment-faced old man had just the very thing that

Monsieur wanted-- a singularly fine and

well-proportioned 'study.' It should be sent round

and set up in Monsieur's laboratory that very afternoon. "The dealer was as good as his word. When Monsieur entered his laboratory that evening, the thing was in its place. "Monsieur seated himself in his high-backed chair, and tried to collect his thoughts. But Monsieur's thoughts were unruly, and inclined to wander, and to wander always in one direction. "Monsieur opened a large volume and commenced to read. He read of a man who had wronged another and fled from him, the other man following. Finding himself reading this, he closed the book angrily, and went and stood by the window and looked out. He saw before him the sun-pierced nave of a great cathedral, and on the stones lay a dead man with a mocking smile upon his face. "Cursing himself for a fool, he turned away with a laugh. But his laugh was short-lived, for it seemed to him that something else in the room was laughing also. Struck suddenly still, with his feet glued to the ground, he stood listening for a while: then sought with starting eyes the corner from where the sound had seemed to come. But the white thing standing there was only grinning. "Monsieur wiped the damp sweat from his head and hands, and stole out. "For a couple of days he did not enter the room again. On the third, telling himself that his fears were those of a hysterical girl, he opened the door and went in. To shame himself, he took his lamp in his hand, and crossing over to the far corner where the skeleton stood, examined it. A set of bones bought for three hundred francs. Was he a child, to be scared by such a bogey! "He held his lamp up in front of the thing's grinning head. The flame of the lamp flickered as though a faint breath had passed over it. "The man explained this to himself by saying that the walls of the house were old and cracked, and that the wind might creep in anywhere. He repeated this explanation to himself as he recrossed the room, walking backwards, with his eyes fixed on the thing. When he reached his desk, he sat down and gripped the arms of his chair till his fingers turned white. "He tried to work, but the empty sockets in that grinning head seemed to be drawing him towards them. He rose and battled with his inclination to fly screaming from the room. Glancing fearfully about him, his eye fell upon a high screen, standing before the door. He dragged it forward, and placed it between himself and the thing, so that he could not see it--nor it see him. Then he sat down again to his work. For a while he forced himself to look at the book in front of him, but at last, unable to control himself any longer, he suffered his eyes to follow their own bent. "It may have been an hallucination. He may have accidentally placed the screen so as to favour such an illusion. But what he saw was a bony hand coming round the corner of the screen, and, with a cry, he fell to the floor in a swoon. "The people of the house came running in, and lifting him up, carried him out, and laid him upon his bed. As soon as he recovered, his first question was, where had they found the thing--where was it when they entered the room? and when they told him they had seen it standing where it always stood, and had gone down into the room to look again, because of his frenzied entreaties, and returned trying to hide their smiles, he listened to their talk about overwork, and the necessity for change and rest, and said they might do with him as they would. "So for many months the laboratory door remained locked. Then there came a chill autumn evening when the man of science opened it again, and closed it behind him. "He lighted his lamp, and gathered his instruments and books around him, and sat down before them in his high-backed chair. And the old terror returned to him. "But this time he meant to conquer himself. His nerves were stronger now, and his brain clearer; he would fight his unreasoning fear. He crossed to the door and locked himself in, and flung the key to the other end of the room, where it fell among jars and bottles with an echoing clatter. "Later on, his old housekeeper, going her final round, tapped at his door and wished him good-night, as was her custom. She received no response, at first, and, growing nervous, tapped louder and called again; and at length an answering 'good-night' came back to her. "She thought little about it at the time, but afterwards she remembered that the voice that had replied to her had been strangely grating and mechanical. Trying to describe it, she likened it to such a voice as she would imagine coming from a statue. "Next morning his door remained still locked. It was no unusual thing for him to work all night and far into the next day, so no one thought to be surprised. When, however, evening came, and yet he did not appear, his servants gathered outside the room and whispered, remembering what had happened once before. "They listened, but could hear no sound. They shook the door and called to him, then beat with their fists upon the wooden panels. But still no sound came from the room. "Becoming alarmed, they decided to burst open the door, and, after many blows, it gave way, and they crowded in. "He sat bolt upright in his high-backed chair. They thought at first he had died in his sleep. But when they drew nearer and the light fell upon him, they saw the livid marks of bony fingers round his throat; and in his eyes there was a terror such as is not often seen in human eyes." * * * * * Brown was the first to break the silence that followed. He asked me if I had any brandy on board. He said he felt he should like just a nip of brandy before going to bed. That is one of the chief charms of Jephson's stories: they always make you feel you want a little brandy.

CHAPTER VI

"Cats," remarked Jephson to me, one afternoon, as we sat in the punt discussing the plot of our novel, "cats are animals for whom I entertain a very great respect.

ГЛАВА VI

- Кошки, - сказал Джефсон как-то вечером, когда мы сидели в понтонном домике, обсуждая сюжет романа, - кошки внушают мне огромное уважение.

Cats and Nonconformists seem to me the only things in this world possessed of a practicable working conscience.	Кошки и неконформисты представляются мне единственными существами в мире, у которых совесть практически влияет на поступки.
Watch a cat doing something mean and wrong--if ever one gives you the chance; notice how anxious she is that nobody should see her doing it; and how prompt, if detected, to pretend that she was not doing it—that she was not even thinking of doing it—that, as a matter of fact, she was just about to do something else, quite different.	Понаблюдайте за кошкой, совершающей что-либо низкое и плохое, - если она когда-нибудь даст вам случай подглядеть за нею; заметьте, как она старается, чтобы никто не застал ее в это время; и как быстро она прикинется, будто вовсе не делала этого, что она даже и не собиралась это делать, что, напротив, она хотела сделать нечто совсем другое.
You might almost think they had a soul.	Иной раз можно подумать, что у кошек есть нравственное начало.
"Only this morning I was watching that tortoise-shell of yours on the houseboat.	Сегодня утром я наблюдал за вашей полосатой кошкой.
She was creeping along the roof, behind the flower-boxes, stalking a young thrush that had perched upon a coil of rope.	Она ползла вдоль крыши каюты, позади ящиков с цветами, подкрадываясь к молодому дрозду, сидевшему на бунте каната.
Murder gleamed from her eye, assassination lurked in every twitching muscle of her body.	Жажда крови сверкала в ее глазах, убийство таилось в каждой судорожно напряженной мышце ее тела.
As she crouched to spring, Fate, for once favouring the weak, directed her attention to myself, and she became, for the first time, aware of my presence.	Судьба - в виде исключения покровительствуя слабому - внезапно направила ее внимание на меня, и тут она впервые обнаружила мое присутствие.
It acted upon her as a heavenly vision upon a Biblical criminal.	На нее это подействовало, как небесное видение на библейского преступника.
In an instant she was a changed being.	В мгновение ока она превратилась в совершенно другое существо.
The wicked beast, going about seeking whom it might devour, had vanished.	Хищный зверь, ищущий, кого бы сожрать, вдруг исчез.
In its place sat a long-tailed, furry angel, gazing up into the sky with an expression that was one-third innocence and two-thirds admiration of the beauties of nature.	На его месте сидел длиннохвостый, покрытый шерстью ангел, глядевший в небо с выражением, в котором была одна треть невинности и две трети восхищения красотами природы.
What was she doing there, did I want to know?	Ах, мне угодно знать, что она делает здесь?
Why, could I not see, playing with a bit of earth.	Так неужели я не вижу, что она играет комочками земли?
Surely I was not so evil- minded as to imagine she wanted to kill that dear little bird--God bless it.	Разумеется, я не так испорчен, чтобы вообразить, будто она хотела убить эту прелестную маленькую птичку, - да благословит ее господь!
"Then note an old Tom, slinking home in the early morning, after a night spent on a roof of bad repute.	Теперь представьте себе старого кота, пробирающегося домой рано утром после ночи, проведенной на крыше сомнительной репутации.

Can you picture to yourself a living creature less eager to attract attention?	Можете ли вы вообразить живое существо, которое в меньшей мере стремилось бы привлечь к себе внимание?
'Dear me,' you can all but hear it saying to itself, 'I'd no idea it was so late; how time does go when one is enjoying oneself.	"О, - словно слышите вы его слова, обращенные к самому себе, - я и понятия не имел, что уже так поздно; как быстро летит время в приятной компании.
I do hope I shan't meet any one I know--very awkward, it's being so light.'	Надеюсь, что не встречу никого из знакомых, -ужасно досадно, что так светло".
"In the distance it sees a policeman, and stops suddenly within the shelter of a shadow.	В отдалении он замечает полисмена и внезапно останавливается, спрятавшись в тени.
'Now what's he doing there,' it says, 'and close to our door too?	"Что ему нужно, этому полисмену, да еще так близко от нашей двери? - думает кот.
I can't go in while he's hanging about.	- Пока он торчит здесь, мне нельзя войти.
He's sure to see and recognise me; and he's just the sort of man to talk to the servants.'	Он наверно увидит и узнает меня. И он способен рассказать обо всем слугам".
"It hides itself behind a post and waits, peeping cautiously round the corner from time to time.	Кот прячется за тумбой для афиш и ждет, время от времени осторожно выглядывая из-за угла.
The policeman, however, seems to have taken up his residence at that particular spot, and the cat becomes worried and excited.	Однако полисмен, видимо, прочно обосновался на этом месте, и кот начинает тревожиться и волноваться.
"'What's the matter with the fool?' it mutters indignantly; 'is he dead?	"Что ему там надо, этому дураку? -презрительно бормочет он, - скончался он, что ли?
Why don't he move on, he's always telling other people to.	Отчего он не двигается с места? Ведь он постоянно предлагает другим проходить дальше.
Stupid ass.'	Тупой болван!"
"Just then a far-off cry of 'milk' is heard, and the cat starts up in an agony of alarm.	Издали слышится крик: "Молоко!" - и котом начинает овладевать смертельная тревога:
'Great Scott, hark at that!	"Господи! какая мерзость!
Why, everybody will be down before I get in.	Все успеют проснуться и спуститься вниз прежде, чем я попаду домой.
Well, I can't help it. I must chance it.'	Ничего не поделаешь, приходится рискнуть!"
"He glances round at himself, and hesitates.	Кот осматривается и колеблется.
'I wouldn't mind if I didn't look so dirty and untidy,' he muses; 'people are so prone to think evil in this world.'	"Куда ни шло, если бы я не был таким грязным и лохматым, - размышляет он. - В этом мире люди склонны видеть во всем только дурное".
"'Ah, well,' he adds, giving himself a shake, 'there's nothing else for it, I must put my trust in Providence, it's pulled me through before: here goes.'	"Что делать, - добавляет он, встряхнувшись, -ничего другого не придумаешь, придется положиться на провидение: до сих пор оно не подводило меня. Вперед!"
"He assumes an aspect of chastened sorrow, and trots along with a demure and saddened step.	Он напускает на себя вид возвышенной печали, бросается вперед, сохраняя на морде скорбное и задумчивое выражение.

It is evident he wishes to convey the idea that he has been out all night on work connected with the Vigilance Association, and is now returning home sick at heart because of the sights that he has seen.	Он явно стремится внушить людям мысль, что отсутствовал всю ночь по случаю работы, связанной с Комитетом общественного призрения, и теперь возвращается домой подавленный зрелищем, которое ему пришлось увидеть.
"He squirms in, unnoticed, through a window, and has just time to give himself a hurried lick down before he hears the cook's step on the stairs.	Он незаметно проскальзывает в дом через окно и едва успевает поспешно облизать себя языком, как на лестнице раздаются шаги кухарки.
When she enters the kitchen he is curled up on the hearthrug, fast asleep.	Когда кухарка входит в кухню, кот крепко спит, свернувшись комочком на коврике перед камином.
The opening of the shutters awakes him.	Стук открываемых ставен будит его.
He rises and comes forward, yawning and stretching himself.	Он поднимается и делает шаг вперед, зевая и потягиваясь.
"'Dear me, is it morning, then?' he says drowsily.	"Господи! Уже утро? - полусонно говорит он.
'Heigh-ho! I've had such a lovely sleep, cook; and such a beautiful dream about poor mother.'	- О, я превосходно выспался, кухарка, и какой чудесный сон я видел про мою бедную маму".
"Cats! do you call them?	А вы говорите "кошки"!
Why, they are Christians in everything except the number of legs."	Это не кошки, а истинные христиане, только ног у них больше, чем у человеку.
"They certainly are," I responded, "wonderfully cunning little animals, and it is not by their moral and religious instincts alone that they are so closely linked to man; the marvellous ability they display in taking care of 'number one' is worthy of the human race itself.	- Несомненно, - отвечал я, - кошки изумительно смышленые зверьки и похожи на людей не только добродетелью и нравственными побуждениями; изумительная ловкость, проявляемая ими в заботе о собственной персоне, вполне достойна человеческого рода.
Some friends of mine had a cat, a big black Tom: they have got half of him still.	У моих друзей был большой черный кот. Он и сейчас у них, - правда, только наполовину.
They had reared him from a kitten, and, in their homely, undemonstrative way, they liked him.	Они взяли его котенком и по-своему, не афишируя, любили его.
There was nothing, however, approaching passion on either side.	Однако ни с той, ни с другой стороны не было ничего, похожего на страсть.
"One day a Chinchilla came to live in the neighbourhood, under the charge of an elderly spinster, and the two cats met at a garden wall party.	По соседству от них поселилась серая кошка, за которой ухаживала пожилая старая дева, и обе кошки встретились, гуляя по стене сада.
"'What sort of diggings have you got?' asked the Chinchilla.	"Ну, как вы здесь устроились?" - спросила серая кошка.
"'Oh, pretty fair.'	"О, как будто неплохо".
"'Nice people?'	"Ну, а хозяева? Милые люди?"
"'Yes, nice enough--as people go.'	"Довольно милые, насколько это доступно людям".
"'Pretty willing?	"Стараются угодить?
Look after you well, and all that sort of thing?'	Хорошо заботятся о вас и все, такое?"

"'Yes--oh yes.	"О да.
I've no fault to find with them.'	Мне не на что жаловаться".
"'What's the victuals like?'	"Как с харчами?"
"'Oh, the usual thing, you know, bones and scraps, and a bit of dog-biscuit now and then for a change.'	"Как обычно, знаете ли, - кости да обрезки, порой для развлечения кусочек собачьей галеты".
"'Bones and dog-biscuits!	"Кости и собачьи галеты?
Do you mean to say you eat bones?'	Неужто вы хотите сказать, что едите кости?"
"'Yes, when I can get 'em.	"Да, когда они перепадают мне.
Why, what's wrong about them?'	Что в этом плохого!"
"'Shade of Egyptian Isis, bones and dog-biscuits!	"О тень египетской Изиды! Кости и собачьи галеты!
Don't you ever get any spring chickens, or a sardine, or a lamb cutlet?'	А вы никогда не получаете цыплят, или сардины, или телячью котлетку?"
"'Chickens!	"Цыплята?
Sardines!	Сардины?
What are you talking about?	О чем вы говорите?
What are sardines?'	Что такое сардины?"
"'What are sardines!	"Что такое сардины!
Oh, my dear child (the Chinchilla was a lady cat, and always called gentlemen friends a little older than herself 'dear child'), these people of yours are treating you just shamefully.	О дорогое дитя (это кошка, будучи особой женского пола, всегда называла своих друзей-котов, которые были немного старше ее, "дорогое дитя"), - да это просто позор, как с вами обращаются!
Come, sit down and tell me all about it.	Садитесь и расскажите мне все.
What do they give you to sleep on?'	На чем вы спите?"
"'The floor.'	"На полу".
"'I thought so; and skim milk and water to drink, I suppose?'	"Я так и думала! А пьете молоко, разбавленное водой, не так ли?"
"'It _is_ a bit thin.'	"Г оворя по правде, его действительно разбавляют".
"'I can quite imagine it.	"Воображаю.
You must leave these people, my dear, at once.'	Вы должны немедленно покинуть этих людей, дорогой мой".
"'But where am I to go to?'	"А куда же мне идти?"
"'Anywhere.'	"Куда угодно".
"'But who'll take me in?'	"Но кто меня примет?"
"'Anybody, if you go the right way to work.	"Любая семья, если вы только возьметесь за дело.

How many times do you think I've changed my people?	Как вы думаете, скольких я переменила хозяев?
Seven!--and bettered myself on each occasion.	Семерых! И каждый раз улучшала условия жизни.
Why, do you know where I was born?	А знаете, где я родилась?
In a pig-sty.	В свинарнике.
There were three of us, mother and I and my little brother.	Нас было трое - мама, я и мой маленький брат.
Mother would leave us every evening, returning generally just as it was getting light.	Мама уходила каждый вечер и возвращалась только с рассветом.
One morning she did not come back.	Как-то утром она не вернулась.
We waited and waited, but the day passed on and she did not return, and we grew hungrier and hungrier, and at last we lay down, side by side, and cried ourselves to sleep.	Мы ждали и ждали, но день проходил, а ее все не было, и мы становились все голоднее и голоднее, и наконец легли рядышком и плакали, пока не заснули.
"'In the evening, peeping through a hole in the door, we saw her coming across the field.	Вечером, выглянув через отверстие в двери, мы увидели ее в поле, она приближалась к нам.
She was crawling very slowly, with her body close down against the ground.	Она ползла очень медленно, и ее тело волочилось по земле.
We called to her, and she answered with a low "crroo"; but she did not hasten her pace.	Мы позвали ее, и она тихо мяукнула в ответ, но не ускорила шаг.
"'She crept in and rolled over on her side, and we ran to her, for we were almost starving.	Она вползла в свинарник и свалилась на бок, а мы сразу подбежали к ней, оттого что почти умирали с голоду.
We lay long upon her breasts, and she licked us over and over.	Мы припали к ее соскам, а она все лизала и лизала нас.
"'I dropped asleep upon her, and in the night I awoke, feeling cold. I crept closer to her, but that only made me colder still, and she was wet and clammy with a dark moisture that was oozing from her side.	Я заснула возле нее, а ночью, проснувшись от холода, теснее прижалась к ней, но мне стало еще холоднее: она была влажная и липкая от темной жидкости, вытекавшей у нее из бока.
I did not know what it was at that time, but I have learnt since.	Тогда я не знала, что это такое, но потом узнала.
"'That was when I could hardly have been four weeks old, and from that day to this I've looked after myself: you've got to do that in this world, my dear.	Это произошло, когда мне было не больше месяца, и с того дня и до настоящего времени я сама заботилась о себе; это неизбежно, мой дорогой.
For a while, I and my brother lived on in that sty and kept ourselves.	Некоторое время мы с братом продолжали жить в том же свинарнике и кормились сами.
It was a grim struggle at first, two babies fighting for life; but we pulled through.	Сначала это была жестокая борьба - два детеныша боролись за жизнь. Но мы выстояли.
At the end of about three months, wandering farther from home than usual, I came upon a cottage, standing in the fields.	Прошло около трех месяцев, и я, отойдя как-то дальше обычного от дома, набрела на коттедж, стоявший среди полей.

It looked warm and cosy through the open door, and I went in: I have always been blessed with plenty of nerve.	Дверь была открыта, изнутри веяло теплом и уютом, и я вошла, так как никогда не могла пожаловаться на недостаток смелости.
Some children were playing round the fire, and they welcomed me and made much of me.	Дети играли перед огнем и ласково встретили меня, - я им понравилась.
It was a new sensation to me, and I stayed there.	Для меня это было ново, и я осталась там.
I thought the place a palace at the time.	В то время их дом казался мне дворцом.
"'I might have gone on thinking so if it had not been that, passing through the village one day, I happened to catch sight of a room behind a shop.	Может быть, я продолжала бы думать так, если б, проходя по деревне, случайно не увидела жилую комнату, расположенную позади лавки.
There was a carpet on the floor, and a rug before the fire.	Пол был застлан ковром, мохнатый коврик лежал перед камином.
I had never known till then that there were such luxuries in the world.	До этого времени я не подозревала, что существует, подобная роскошь.
I determined to make that shop my home, and I did so.'	Я решила, что поселюсь в этой лавке, и выполнила свое намерение".
"'How did you manage it?' asked the black cat, who was growing interested.	"Как это вам удалось?" - спросил черный кот, который все живее интересовался рассказом.
"'By the simple process of walking in and sitting down.	"Попросту вошла и села.
My dear child, cheek's the	Дорогое дитя, дерзость - вот пароль, отпирающий любую дверь лучше всякого
"Open sesame" to every door.	"Сезам, откройся!".
The cat that works hard dies of starvation, the cat that has brains is kicked downstairs for a fool, and the cat that has virtue is drowned for a scamp; but the cat that has cheek sleeps on a velvet cushion and dines on cream and horseflesh.	Кошка, которая усердно трудится, околевает от голода, кошку, обладающую мозгами, считают дурой и спускают с лестницы, а добродетельную кошку топят, ославив мошенницей, но нахальная кошка спит на бархатной подушке, а на обед получает сливки и конину.
I marched straight in and rubbed myself against the old man's legs.	Я смело вошла и потерлась о ноги хозяина.
He and his wife were quite taken with what they called my "trustfulness," and adopted me with enthusiasm.	Его и жену очень растрогало то, что они назвала моей "доверчивостью", и оба с восторгом приняли меня.
Strolling about the fields of an evening I often used to hear the children of the cottage calling my name.	Вечерами, бродя по полям, я часто слышала, как дети из коттеджа зовут меня по имени.
It was weeks before they gave up seeking for me.	Прошло много недель, прежде чем они перестали искать меня.
One of them, the youngest, would sob herself to sleep of a night, thinking that I was dead: they were affectionate children.	Одна из них, самая младшая девочка, перед сном все плакала и засыпала в слезах: она думала, что меня нет в живых. Это были ласковые детишки.

"'I boarded with my shopkeeping friends for nearly a year, and from them I went to some new people who had lately come to the neighbourhood, and who possessed a really excellent cook.	Я пробыла у моих друзей-лавочников около года; от них я перешла к другим людям, недавно поселившимся по соседству, у которых была поистине превосходная кухарка.
I think I could have been very satisfied with these people, but, unfortunately, they came down in the world, and had to give up the big house and the cook, and take a cottage, and I did not care to go back to that sort of life.	Думаю, что вполне удовлетворилась бы ими, но, к несчастью, они разорились и им пришлось, отказавшись от большого дома и кухарки, переехать в убогий домишко, а я не желала возвращаться к подобной жизни.
"'Accordingly I looked about for a fresh opening.	Итак, мне пришлось искать новое пристанище.
There was a curious old fellow who lived not far off.	Неподалеку жил забавный старик.
People said he was rich, but nobody liked him.	Про него говорили, что он богат, но никто не любил его.
He was shaped differently from other men.	Он не походил на других.
I turned the matter over in my mind for a day or two, and then determined to give him a trial.	Я обдумала все в течение дня или двух и решила попробовать.
Being a lonely sort of man, he might make a fuss over me, and if not I could go.	Он был одинок и мог без ума полюбить меня, а в противном случае я всегда могла уйти.
"'My surmise proved correct.	Мое предположение оправдалось.
I have never been more petted than I was by "Toady," as the village boys had dubbed him.	Никто никогда так не баловал меня, как "Старый гриб", - это была его кличка у местных мальчишек.
My present guardian is foolish enough over me, goodness knows, but she has other ties, while "Toady" had nothing else to love, not even himself.	Моя теперешняя опекунша, право же, достаточно носится со мной, ко у нее имеются другие родственные связи, а моему "Грибу" некого было любить, кроме меня, - даже себя самого он не любил.
He could hardly believe his eyes at first when I jumped up on his knees and rubbed myself against his ugly face.	Сначала он не поверил своим глазам, когда я вскочила к нему на колени и стала тереться об его уродливое лицо.
"Why, Kitty," he said, "do you know you're the first living thing that has ever come to me of its own accord."	"Кошечка, - сказал он, - знаешь, ты первое живое существо, которое приблизилось ко мне по собственному побуждению".
There were tears in his funny little red eyes as he said that.	И когда он это говорил, на его забавных красноватых глазках появились слезы.
"'I remained two years with "Toady," and was very happy indeed.	Я прожила с "Грибом" два года и была очень счастлива.
Then he fell ill, and strange people came to the house, and I was neglected.	Потом он заболел, в доме появились чужие люди, и мною стали пренебрегать.
"Toady" liked me to come up and lie upon the bed, where he could stroke me with his long, thin hand, and at first I used to do this.	"Гриб" любил, чтобы я приходила к нему и лежала на его кровати, - тогда он мог гладить меня своей длинной, худой рукой. Вначале я и делала это.

But a sick man is not the best of company, as you can imagine, and the atmosphere of a sick room not too healthy, so, all things considered, I felt it was time for me to make a fresh move.	Но больной - не очень приятное общество, как вы понимаете, а атмосфера комнаты больного не слишком полезна для здоровья. Учтя все это, я решила, что мне пора снова двинуться в путь.
"'I had some difficulty in getting away.	Не так-то легко было уйти.
"Toady" was always asking for me, and they tried to keep me with him: he seemed to lie easier when I was there.	"Гриб" постоянно справлялся обо мне, и меня пытались удержать возле него: в моем присутствии он, казалось, чувствовал себя лучше.
I succeeded at length, however, and, once outside the door, I put sufficient distance between myself and the house to ensure my not being captured, for I knew "Toady" so long as he lived would never cease hoping to get me back.	Однако в конце концов я добилась своего, а когда очутилась за дверью, постаралась удалиться на значительное расстояние, чтобы меня не могли поймать, - ведь я знала, что, пока жив "Гриб", он никогда не перестанет надеяться заполучить меня обратно.
"'Where to go, I did not know.	Я не знала, куда направиться.
Two or three homes were offered me, but none of them quite suited me.	Мне предлагали два или три дома, но ни один из них не удовлетворял меня полностью.
At one place, where I put up for a day, just to see how I liked it, there was a dog; and at another, which would otherwise have done admirably, they kept a baby. Whatever you do, never stop at a house where they keep a baby.	В одном месте, где я пробыла только день, чтобы проверить, понравится ли мне там, имелась собака; в другом месте, вообще-то вполне подходящем, завели ребенка.
If a child pulls your tail or ties a paper bag round your head, you can give it one for itself and nobody blames you.	Если мальчишка постоянно дергает вас за хвост или натягивает вам на голову бумажный кулек, вы можете сами расправиться с ним и никто не станет упрекать вас.
"Well, serve you right," they say to the yelling brat, "you shouldn't tease the poor thing."	"По заслугам тебе, - говорят тогда ревущему пащенку, - не надо было дразнить бедняжку".
But if you resent a baby's holding you by the throat and trying to gouge out your eye with a wooden ladle, you are called a spiteful beast, and "shoo'd" all round the garden.	Но когда младенец душит вас и пытается деревянным черпаком выковырять вам глаза и это вам не нравится, вас обзывают злобной скотиной и, крича "к-ш-ш", гоняют по саду.
If people keep babies, they don't keep me; that's my rule.	С этим нельзя мириться. Или я, или младенец -таков мой принцип.
"'After sampling some three or four families, I finally fixed upon a banker.	Перепробовав три или четыре семьи, я наконец остановилась на одном банкире.
Offers more advantageous from a worldly point of view were open to me.	У меня были предложения, более выгодные с житейской точки зрения.
I could have gone to a public-house, where the victuals were simply unlimited, and where the back door was left open all night.	Я могла пойти в трактир, где еды вдоволь и где заднюю дверь оставляют отпертой всю ночь.
But about the banker's (he was also a churchwarden, and his wife never smiled at anything less than a joke by the bishop) there was an atmosphere of solid respectability that I felt would be comforting to my nature.	Но банкир (он был также церковным старостой, и его жена никогда не улыбалась, если только острота не была пущена самим епископом) окружил свой дом атмосферой солидной респектабельности, которая - я это чувствовала - будет благотворна для меня.

My dear child, you will come across cynics who will sneer at respectability: don't you listen to them.	Дорогое дитя, вы встретитесь с циниками, и они будут издеваться над респектабельностью; не слушайте их.
Respectability is its own reward--and a very real and practical reward.	Людское уважение само заключает в себе награду, - вполне реальную и практическую награду.
It may not bring you dainty dishes and soft beds, but it brings you something better and more lasting.	Оно, быть может, не принесет вам лакомых блюд и мягкой постели, но даст вам нечто лучшее и более постоянное.
It brings you the consciousness that you are living the right life, that you are doing the right thing, that, so far as earthly ingenuity can fix it, you are going to the right place, and that other folks ain't.	Респектабельность даст вам сознание того, что вы живете праведной жизнью, что вы поступаете правильно, что, насколько это возможно для земного разума, вы направляетесь туда, куда не всем суждено попасть.
Don't you ever let any one set you against respectability.	Не позволяйте никому настраивать вас против респектабельности.
It's the most satisfying thing I know of in this world--and about the cheapest.	Она приносит самое большое удовлетворение, какое ведомо мне в этом мире, - и стоит недорого.
"'I was nearly three years with this family, and was sorry when I had to go.	Я прожила в этой семье около трех лет и пожалела, когда пришлось уйти.
I should never have left if I could have helped it, but one day something happened at the bank which necessitated the banker's taking a sudden journey to Spain, and, after that, the house became a somewhat unpleasant place to live in.	Я никогда не покинула бы дом, если бы это зависело от меня, но в банке вдруг произошло нечто такое, что принудило банкира внезапно предпринять путешествие в Испанию, а вслед за тем жизнь в доме сделалась слишком беспокойной.
Noisy, disagreeable people were continually knocking at the door and making rows in the passage; and at night folks threw bricks at the windows.	Шумные, неприятные люди беспрестанно стучались в двери и спорили в коридоре, а по ночам кто-то бросал в окна кирпичи.
"'I was in a delicate state of health at the time, and my nerves could not stand it.	В то время я была не совсем здорова и мои нервы не могли это выдержать.
I said good-bye to the town, and making my way back into the country, put up with a county family.	Я распростилась с городом и, возвратясь в деревню, устроилась в одной помещичьей семье.
"'They were great swells, but I should have preferred them had they been more homely.	Члены этой семьи вели светский образ жизни, но я предпочитала, чтобы они были домоседами.
I am of an affectionate disposition, and I like every one about me to love me.	У меня привязчивый характер, и мне нравится, когда окружающие любят меня.
They were good enough to me in their distant way, but they did not take much notice of me, and I soon got tired of lavishing attentions on people that neither valued nor responded to them.	Мои хозяева достаточно хорошо относились ко мне, но были чужды мне и не обращали на меня особого внимания. Мне скоро надоело заботиться о людях, которые не ценят внимания и не отвечают на него.
"'From these people I went to a retired potato merchant.	От них я перебралась к бывшему торговцу картофелем.

It was a social descent, but a rise so far as comfort and appreciation were concerned.	Я, конечно, немного опустилась по общественной лестнице, но зато достигла высшей степени комфорта и уважения.
They appeared to be an exceedingly nice family, and to be extremely fond of me. I say they "appeared" to be these things, because the sequel proved that they were neither.	Эти люди казались исключительно милой семьей и как будто очень привязались ко мне, Я говорю "казались" и "как будто" оттого, что, как выяснилось в дальнейшем, на самом деле ничего этого не было.
Six months after I had come to them they went away and left me.	Спустя полгода, после того как я пришла к ним, они уехали и бросили меня.
They never asked me to accompany them.	Они даже не попросили меня сопровождать их.
They made no arrangements for me to stay behind.	Они не отдали никаких распоряжений на мой счет.
They evidently did not care what became of me.	Их, очевидно, нисколько не заботила моя судьба.
Such egotistical indifference to the claims of friendship I had never before met with.	До тех пор я никогда не сталкивалась с подобным эгоистическим безразличием к голосу дружбы.
It shook my faith--never too robust--in human nature.	Это поколебало мою веру - а она никогда не была слишком твердой - в человеческую природу.
I determined that, in future, no one should have the opportunity of disappointing my trust in them.	Я решила, что в будущем не позволю никому обмануть меня.
I selected my present mistress on the recommendation of a gentleman friend of mine who had formerly lived with her.	Я выбрала нынешнюю хозяйку по рекомендации одного джентльмена, моего друга, который прежде жил у нее.
He said she was an excellent caterer.	Он утверждал, что она совершенный образец кошатницы.
The only reason he had left her was that she expected him to be in at ten each night, and that hour didn't fit in with his other arrangements.	Он покинул ее дом единственно вследствие требования хозяйки, чтобы он возвращался не позже десяти часов вечера, что заставило бы его манкировать другими обязанностями.
It made no difference to me--as a matter of fact, I do not care for these midnight _reunions_ that are so popular amongst us.	Меня подобные запреты не пугают, так как я нисколько не заинтересована в ночных сборищах, столь излюбленных в нашей среде.
There are always too many cats for one properly to enjoy oneself, and sooner or later a rowdy element is sure to creep in.	Там всегда бывает слишком много кошек, а потому невозможно искренне наслаждаться, и, рано или поздно, туда обязательно проникают хулиганствующие элементы.
I offered myself to her, and she accepted me gratefully.	Я предложила хозяйке свою кандидатуру, и она с благодарностью приняла ее.
But I have never liked her, and never shall.	Но мне она не нравилась и никогда не будет нравиться.
She is a silly old woman, and bores me.	Она вздорная старуха и надоедает мне.
She is, however, devoted to me, and, unless something extra attractive turns up, I shall stick to her.	Однако она мне предана, и, если только не подвернется что-либо сверхпривлекательное, я останусь с нею.

"'That, my dear, is the story of my life, so far as it has gone.	Такова, мой дорогой, история моей жизни - по сей день.
I tell it you to show you how easy it is to be "taken in."	Я рассказала ее, чтобы показать вам, как легко "быть принятым".
Fix on your house, and mew piteously at the back door.	Выберите дом и помяукайте жалобно у черного хода.
When it is opened run in and rub yourself against the first leg you come across.	Когда откроют дверь, вбегайте и тритесь о первую попавшуюся ногу.
Rub hard, and look up confidingly.	Тритесь изо всех сил и доверчиво смотрите вверх.
Nothing gets round human beings, I have noticed, quicker than confidence.	Я заметила, что ничто так не действует на людей, как доверчивость.
They don't get much of it, and it pleases them.	У них самих ее не так много, и она им нравится.
Always be confiding.	Будьте всегда доверчивы.
At the same time be prepared for emergencies.	Но вместе с тем будьте готовы к неожиданностям.
If you are still doubtful as to your reception, try and get yourself slightly wet.	Если вы не совсем уверены в том, как вас примут, попробуйте слегка промокнуть.
Why people should prefer a wet cat to a dry one I have never been able to understand; but that a wet cat is practically sure of being taken in and gushed over, while a dry cat is liable to have the garden hose turned upon it, is an undoubted fact.	Почему люди предпочитают мокрую кошку сухой - этого я никогда не могла понять, но совершенно неоспоримо, что промокшую кошку немедленно впустят в дом и дадут ей погреться, тогда как сухую кошку могут окатить из садового шланга.
Also, if you can possibly manage it, and it is offered you, eat a bit of dry bread.	И еще съешьте кусок черствого хлеба, - если только вы в состоянии сделать это и если вам предложат.
The Human Race is always stirred to its deepest depths by the sight of a cat eating a bit of dry bread.'	Представители человеческого рода всегда бывают потрясены до глубины души при виде кошки, которая ест черствый хлеб".
"My friend's black Tom profited by the Chinchilla's wisdom.	Черный кот, принадлежавший моим друзьям, воспользовался мудрыми советами серой кошки.
A catless couple had lately come to live next door.	Незадолго до того в соседнем доме поселилась бескошатная чета.
He determined to adopt them on trial.	Он решил попытать счастья.
Accordingly, on the first rainy day, he went out soon after lunch and sat for four hours in an open field.	Поэтому в первый же дождливый день он вышел из дому вскоре после завтрака и четыре часа просидел в открытом поле.
In the evening, soaked to the skin, and feeling pretty hungry, he went mewing to their door.	Вечером, промокнув насквозь и чувствуя сильный голод, он стал мяукать у двери.
One of the maids opened it, he rushed under her skirts and rubbed himself against her legs.	Одна из служанок отворила, он вбежал, забился под ее юбки и стал тереться о ее ноги.
She screamed, and down came the master and the mistress to know what was the matter.	Она закричала, и тогда спустились сверху хозяин и хозяйка, желая узнать, что случилось.

"'It's a stray cat, mum,' said the girl.	"Бездомная кошка, мэм", - сказала служанка.
"'Turn it out,' said the master.	"Гоните ее", - заявил хозяин.
"'Oh no, don't,' said the mistress.	"Нет, нет, не гоните", - возразила хозяйка.
"'Oh, poor thing, it's wet,' said the housemaid.	"О бедняжка, она совсем мокрая", - сказала горничная.
"'Perhaps it's hungry,' said the cook.	"Может быть, она голодна", - сказала кухарка.
"'Try it with a bit of dry bread,' sneered the master, who wrote for the newspapers, and thought he knew everything.	"Дайте ей кусочек черствого хлеба, посмотрим, станет ли она есть", - издевательски заявил хозяин, который писал в газетах и воображал, будто все знает.
"A stale crust was proffered.	Принесли черствую корку.
The cat ate it greedily, and afterwards rubbed himself gratefully against the man's light trousers.	Кот жадно съел ее, а потом стал благодарно тереться о светлые брюки хозяина.
"This made the man ashamed of himself, likewise of his trousers.	Это заставило хозяина дома устыдиться за себя и испугаться за брюки.
' Oh, well, let it stop if it wants to,' he said.	"Ладно, пусть остается, если хочет", - сказал он.
"So the cat was made comfortable, and stayed on.	Таким образом кота приютили, и он остался в доме.
"Meanwhile its own family were seeking for it high and low.	Тем временем его бывшие хозяева начали поиски.
They had not cared over much for it while they had had it; now it was gone, they were inconsolable.	Пока кот жил у них, они не обращали на него особого внимания; теперь, когда кот ушел, они были безутешны.
In the light of its absence, it appeared to them the one thing that had made the place home.	Его отсутствие заставило их понять, что единственно он придавал уют их дому.
The shadows of suspicion gathered round the case.	Вокруг происшествия сгущались тени подозрения.
The cat's disappearance, at first regarded as a mystery, began to assume the shape of a crime.	Исчезновение кота, первоначально овеянное тайной, начало принимать форму преступления.
The wife openly accused the husband of never having liked the animal, and more than hinted that he and the gardener between them could give a tolerably truthful account of its last moments; an insinuation that the husband repudiated with a warmth that only added credence to the original surmise.	Жена открыто обвиняла мужа в том, что он никогда не любил животное, и даже намекала, что он и садовник могли бы многое рассказать о его последних мгновениях; муж отвергал эту инсинуацию с таким жаром, что лишь усиливал веру жены в ее гипотезу.
"The bull-terrier was had up and searchingly examined.	Вызвали в комнаты бультерьера и осмотрели его с пристрастием.
Fortunately for him, he had not had a single fight for two whole days.	К счастью для него, последние два дня он ни разу на дрался.
Had any recent traces of blood been detected upon him, it would have gone hard with him.	Если бы на нем обнаружили свежие следы крови, ему пришлось бы плохо.
"The person who suffered most, however, was the youngest boy.	Больше всего пострадал младший мальчик.

Three weeks before, he had dressed the cat in doll's clothes and taken it round the garden in the perambulator.	За три недели до пропажи Тома он нарядил его в кукольное платье и катал вокруг дома в детской колясочке.
He himself had forgotten the incident, but Justice, though tardy, was on his track.	Мальчик забыл об этом инциденте, но Правосудие, хотя и с опозданием, настигло злодея.
The misdeed was suddenly remembered at the very moment when unavailing regret for the loss of the favourite was at its deepest, so that to box his ears and send him, then and there, straight off to bed was felt to be a positive relief.	О его проступке вспомнили в тот час, когда тщетные сожаления об утраченном любимце достигли апогея, а потому дать мальчику несколько оплеух и приказать ему немедленно отправиться в постель было для родителей некоторого рода разрядкой.
"At the end of a fortnight, the cat, finding he had not, after all, bettered himself, came back.	Спустя две недели кот, придя к выводу, что нисколько не улучшил своего положения, вернулся обратно.
The family were so surprised that at first they could not be sure whether he was flesh and blood, or a spirit come to comfort them.	Семейство было так изумлено, что сначала никто не мог разобрать, действительно ли это существо из плоти и крови, или же призрак, явившийся, чтобы их утешить.
After watching him eat half a pound of raw steak, they decided he was material, and caught him up and hugged him to their bosoms.	Но после того, как Том съел пол фунта сырой говяжьей вырезки, хозяева признали его живым, взяли в комнаты и всячески ласкали.
For a week they over-fed him and made much of him.	Целую неделю его закармливали и носились с ним.
Then, the excitement cooling, he found himself dropping back into his old position, and didn't like it, and went next door again.	Но когда все успокоилось, Том увидел, что все снова идет по-старому; ему это не понравилось, и он опять улизнул к соседям.
"The next door people had also missed him, and they likewise greeted his return with extravagant ebullitions of joy.	Соседи тоже соскучились без него и точно так же приветствовали его возвращение живыми проявлениями радости.
This gave the cat an idea.	Это внушило коту блестящую мысль.
He saw that his game was to play the two families off one against the other; which he did.	Он понял, что тактика должна заключаться в том, чтобы играть на чувствах обоих семейств: так он и действовал в дальнейшем.
He spent an alternate fortnight with each, and lived like a fighting cock.	В каждом семействе он проводил по две недели и катался как сыр в масле.
His return was always greeted with enthusiasm, and every means were adopted to induce him to stay.	Его возвращение всегда приветствовалось криками восторга, и в ход пускалось все, чтобы побудить его остаться.
His little whims were carefully studied, his favourite dishes kept in constant readiness.	Все его прихоти старательно изучались, любимые им блюда всегда имелись наготове.
"The destination of his goings leaked out at length, and then the two families quarrelled about him over the fence.	Со временем стало известно, куда он уходит, и тогда обе семьи принялись спорить из-за него через забор.
My friend accused the newspaper man of having lured him away.	Мой друг обвинял газетчика, что тот сманил его кота.

The newspaper man retorted that the poor creature had come to his door wet and starving, and added that he would be ashamed to keep an animal merely to ill-treat it.	Газетчик возражал, что несчастное создание появилось у его дверей, вымокнув насквозь и умирая с голоду, и прибавил, что стыдно держать в своем доме животное для того, чтобы тиранить его.
They have a quarrel about him twice a week on the average.	Они ссорились из-за кота в среднем дважды в неделю.
It will probably come to blows one of these days."	В ближайшем будущем, возможно, дело дойдет до потасовки.
Jephson appeared much surprised by this story.	Джефсона очень поразил этот рассказ.
He remained thoughtful and silent.	Он задумался и молчал.
I asked him if he would like to hear any more, and as he offered no active opposition I went on. (Maybe he was asleep; that idea did not occur to me at the time.)	Я спросил его, желает ли он послушать еще что-нибудь, и так как он не выразил решительного протеста, я продолжал. (Может быть, он спал, - эта мысль тогда не пришла мне в голову.)
I told him of my grandmother's cat, who, after living a blameless life for upwards of eleven years, and bringing up a family of something like sixty-six, not counting those that died in infancy and the water-butt, took to drink in her old age, and was run over while in a state of intoxication (oh, the justice of it! ) by a brewer's dray.	Я рассказал ему о бабушкиной кошке, которая, прожив безупречно более одиннадцати лет и поставив на ноги семью из шестидесяти шести котят, не считая тех, которые околели в младенчестве в бочке с водой, сделалась на старости пьянчужкой и погибла в состоянии крайнего опьянения под колесами телеги пивовара (о, как это справедливо!).
I have read in temperance tracts that no dumb animal will touch a drop of alcoholic liquor.	Я читал в антиалкогольных брошюрах, что ни одно бессловесное животное не может проглотить и капли алкоголя.
My advice is, if you wish to keep them respectable, don't give them a chance to get at it.	Мой совет, - если вы желаете, чтобы животные сохраняли порядочность, - никогда не давайте им случая даже вкусить алкоголя.
I knew a pony--But never mind him; we are talking about my grandmother's cat.	Я знавал одну лошадку... Впрочем, это не к месту: речь идет о кошке моей бабушки.
A leaky beer-tap was the cause of her downfall.	Плохо закрывавшийся кран пивного бочонка был причиной грехопадения этой кошки.
A saucer used to be placed underneath it to catch the drippings.	Под кран обычно ставили блюдце, куда стекали капли.
One day the cat, coming in thirsty, and finding nothing else to drink, lapped up a little, liked it, and lapped a little more, went away for half an hour, and came back and finished the saucerful.	Однажды кошка, которую мучила жажда, вошла в кухню и, не найдя другого питья, полакала немножко; ей понравилось, и она полакала еще немного, ушла на полчаса, а возвратясь, прикончила все, что оставалось в блюдце.
Then sat down beside it, and waited for it to fill again.	Потом она села возле него и стала ждать, когда оно снова наполнится.
From that day till the hour she died, I don't believe that cat was ever once quite sober.	С этого дня и до часа своей смерти эта кошка, как мне кажется, ни разу не была трезвой.
Her days she passed in a drunken stupor before the kitchen fire.	Целые дни проводила она перед кухонным очагом в пьяном отупении.

Her nights she spent in the beer cellar.	По ночам она торчала в погребе, где хранилось пиво.
My grandmother, shocked and grieved beyond expression, gave up her barrel and adopted bottles.	Бабушка, потрясенная и огорченная сверх всякой меры, отказалась от хранения пива в бочонках и перешла на бутылки.
The cat, thus condemned to enforced abstinence, meandered about the house for a day and a half in a disconsolate, quarrelsome mood. Then she disappeared, returning at eleven o'clock as tight as a drum.	Кошка, обреченная тем самым на вынужденную трезвость, целых полтора дня в безутешном и весьма сварливом настроении бродила по дому, потом исчезла и вернулась домой в одиннадцать часов пьяная в стельку.
Where she went, and how she managed to procure the drink, we never discovered; but the same programme was repeated every day.	Г де она была и как ей удалось добыть хмельного, нам так и не удалось узнать, но то же самое повторялось ежедневно.
Some time during the morning she would contrive to elude our vigilance and escape; and late every evening she would come reeling home across the fields in a condition that I will not sully my pen by attempting to describe.	Иногда по утрам ей удавалось обмануть нашу бдительность и удрать, а вечером она, пошатываясь, брела домой, и я не желаю осквернять мое перо, пытаясь описать ее состояние.
It was on Saturday night that she met the sad end to which I have before alluded.	Как-то в субботу вечером ее настиг печальный конец, о котором я уже упоминал.
She must have been very drunk, for the man told us that, in consequence of the darkness, and the fact that his horses were tired, he was proceeding at little more than a snail's pace.	Вероятно, она была очень пьяна, так как возчик сказал нам, что из-за темноты и усталости его лошади едва плелись.
I think my grandmother was rather relieved than otherwise.	Полагаю, что бабушка вздохнула с облегчением.
She had been very fond of the cat at one time, but its recent conduct had alienated her affection.	Когда-то она очень любила свою мурлыку, но беспутное поведение кошки заставило бабушку изменить отношение к ней.
We children buried it in the garden under the mulberry tree, but the old lady insisted that there should be no tombstone, not even a mound raised.	Мы, дети, закопали труп кошки в саду под тутовым деревом. Однако почтенная старушка настояла на том, чтобы мы не насыпали холмика над могилой.
So it lies there, unhonoured, in a drunkard's grave.	Так она и покоится там, без почестей, всеми забытая пьянчужка.
I also told him of another cat our family had once possessed.	Я рассказал Джефсону и про другую кошку, которая некогда принадлежала нашей семье.
She was the most motherly thing I have ever known. She was never happy without a family.	Она была воплощенным чувством материнства и все свое счастье видела в детях.
Indeed, I cannot remember her when she hadn't a family in one stage or another.	И действительно, я не помню, чтобы у нее когда-нибудь не было семьи - большой или маленькой.
She was not very particular what sort of a family it was.	Ее не очень беспокоило, что у нее за семья.
If she could not have kittens, then she would content herself with puppies or rats.	Если не было котят, она довольствовалась щенками или крысятами.

Anything that she could wash and feed seemed to satisfy her.	Любое существо, которое она могла мыть и кормить, по-видимому, вполне устраивало ее.
I believe she would have brought up chickens if we had entrusted them to her.	Полагаю, что она могла бы вырастить цыплят, если бы ей их доверили.
All her brains must have run to motherliness, for she hadn't much sense.	Вероятно, все ее умственные способности были поглощены материнством, ибо особого ума она не проявляла.
She could never tell the difference between her own children and other people's.	Она никогда не могла отличить своих детей от чужих.
She thought everything young was a kitten.	Она воображала, что всякое молодое существо -котенок.
We once mixed up a spaniel puppy that had lost its own mother among her progeny.	Мы как-то поместили среди ее потомства щенка-спаниеля, потерявшего собственную мать.
I shall never forget her astonishment when it first barked.	Я никогда не забуду ее удивления, когда он впервые залаял.
She boxed both its ears, and then sat looking down at it with an expression of indignant sorrow that was really touching.	Она отодрала его за уши и потом сидела, уставившись на него с поистине трогательным выражением негодования и горести.
"You're going to be a credit to your mother," she seemed to be saying "you're a nice comfort to any one's old age, you are, making a row like that.	"Много же радости ты принесешь своей маме, -каралось, говорила она, - нечего сказать, хорошенькое утешение на старости лет! Только и знаешь, что шуметь и безобразничать!
And look at your ears flopping all over your face.	И погляди-ка на свои уши; они же закрыли тебе все лицо!
I don't know where you pick up such ways."	Не знаю, откуда ты набрался всего этого".
He was a good little dog.	Спаниель был добрый песик.
He did try to mew, and he did try to wash his face with his paw, and to keep his tail still, but his success was not commensurate with his will.	Он пытался мяукать, и мыть лапой морду, и не вилять хвостом, но результаты не соответствовали его усилиям.
I do not know which was the sadder to reflect upon, his efforts to become a creditable kitten, or his fostermother's despair of ever making him one.	Не знаю, что было печальнее - его ли старания сделаться почтенной кошкой, или отчаяние его приемной матери, когда из этого ничего не получалось.
Later on we gave her a baby squirrel to rear.	Потом мы дали ей на воспитание малютку белку.
She was nursing a family of her own at the time, but she adopted him with enthusiasm, under the impression that he was another kitten, though she could not quite make out how she had come to overlook him.	В то время кошка вскармливала собственную семью, но с восторгом приняла белочку, воображая, что это еще один котенок, хотя и не совсем понимала, как могла проглядеть его.
He soon became her prime favourite.	Вскоре белочка стала ее любимицей.
She liked his colour, and took a mother's pride in his tail.	Кошке нравилась расцветка белочки, и она по-матерински гордилась ее хвостом.

What troubled her was that it would cock up over his head.	Смущало ее лишь то, что хвост норовил задираться на голову.
She would hold it down with one paw, and lick it by the half-hour together, trying to make it set properly.	Кошка придерживала его одной лапой и не переставая лизала полчаса подряд, пытаясь привести его в порядок.
But the moment she let it go up it would cock again.	Но стоило только кошке отпустить беличий хвостик, как он тут же опять задирался вверх.
I have heard her cry with vexation because of this.	Я слышал, как несчастная мать плакала с досады.
One day a neighbouring cat came to see her, and the squirrel was clearly the subject of their talk.	Однажды соседская кошка пришла проведать нашу, и белочка была главным предметом их беседы.
"It's a good colour," said the friend, looking critically at the supposed kitten, who was sitting up on his haunches combing his whiskers, and saying the only truthfully pleasant thing about him that she could think of.	"Расцветка хороша", - сказала приятельница, разглядывая предполагаемого котенка, сидевшего на корточках и разглаживавшего свои подусники; гостья сказала о белочке единственную приятную вещь, какую могла придумать.
"He's a lovely colour," exclaimed our cat proudly.	"Восхитительная расцветка!" - с гордостью воскликнула наша кошка.
"I don't like his legs much," remarked the friend.	"Мне не очень нравятся ее ноги", - заметила приятельница.
"No," responded his mother thoughtfully, "you're right there. His legs are his weak point.	"Да, - задумчиво промолвила кошка-мать, - вы правы, ноги - ее слабое место.
I can't say I think much of his legs myself."	Не скажу, чтобы я сама была высокого мнения об ее ногах".
"Maybe they'll fill out later on," suggested the friend, kindly.	"Быть может, они потом пополнеют", - любезно предположила гостья.
"Oh, I hope so," replied the mother, regaining her momentarily dashed cheerfulness.	"Надеюсь, - ответила мать, вновь обретая утраченное хорошее настроение.
"Oh yes, they'll come all right in time.	- О да, со временем они исправятся.
And then look at his tail.	А кроме того, поглядите на этот хвост.
Now, honestly, did you ever see a kitten with a finer tail?"	Скажите по правде, разве вы когда-нибудь видели котенка с более пышным хвостом?"
"Yes, it's a good tail," assented the other; "but why do you do it up over his head?"	"Очень хороший хвост, - согласилась другая, - но почему вы зачесываете его на голову?"
"I don't," answered our cat.	"Я здесь ни при чем, - отвечала наша кошка.
"It goes that way. I can't make it out.	- Он сам задирается.
I suppose it will come straight as he gets older."	Надеюсь, он выправится, когда котенок подрастет".
"It will be awkward if it don't," said the friend.	"Очень неудобно будет, если этого не произойдет", - сказала приятельница.
"Oh, but I'm sure it will," replied our cat.	"Я уверена, что все будет хорошо, - ответила наша кошка.
"I must lick it more.	- Только мне нужно больше лизать его.

It's a tail that wants a good deal of licking, you can see that."	Этот хвост нуждается в том, чтобы его усердно лизали, как вы сами видите".
And for hours that afternoon, after the other cat had gone, she sat trimming it; and, at the end, when she lifted her paw off it, and it flew back again like a steel spring over the squirrel's head, she sat and gazed at it with feelings that only those among my readers who have been mothers themselves will be able to comprehend.	И в тот день, после ухода соседской кошки, она целые часы сидела, приводя в порядок непослушный хвост; наконец, когда она отвела от него свою лапу и он снова взлетел вверх подобно стальной пружине и задрался на голову белочки, наша кошка взглянула на него с чувством, понятным только тем из моих читательниц, которые сами были матерями.
"What have I done," she seemed to say--"what have I done that this trouble should come upon me?"	"В чем я провинилась, - казалось, говорила она, - в чем я провинилась? За что на меня свалилось такое горе?"
Jephson roused himself on my completion of this anecdote and sat up.	Джефсон поднялся, когда я закончил этот анекдот, и сел.
"You and your friends appear to have been the possessors of some very remarkable cats," he observed.	- У тебя и у твоих друзей, - сказал он, - были, по всей видимости, весьма необыкновенные кошки.
"Yes," I answered, "our family has been singularly fortunate in its cats."	- Да, - ответил я, - нашей семье удивительно везло на кошек.
"Singularly so," agreed Jephson;	- И еще как везло! - согласился Джефсон.
"I have never met but one man from whom I have heard more wonderful cat talk than, at one time or another, I have from you."	- Мне довелось знать только одного человека, который за один присест мог выложить больше кошачьих историй, чем ты рассказал мне за все время нашего знакомства.
"Oh," I said, not, perhaps without a touch of jealousy in my voice, "and who was he?"	- О, - сказал я, и в моем голосе прозвучали нотки ревности, - а кто этот человек?
"He was a seafaring man," replied Jephson.	- Он был моряк, - ответил Джефсон.
"I met him on a Hampstead tram, and we discussed the subject of animal sagacity.	- Я встретил его в Хэмпстэде в трамвае, и мы с ним обсуждали вопрос об уме животных.
"'Yes, sir,' he said, 'monkeys is cute. I've come across monkeys as could give points to one or two lubbers I've sailed under; and elephants is pretty spry, if you can believe all that's told of 'em. I've heard some tall tales about elephants.	"Да, сэр, - говорил он, - обезьяны умны; я встречал обезьян, которые могли бы дать сто очков вперед тем болванам, под чьим командованием я плавал, да и слоны не такие уж простаки, если верить всему, что о них рассказывают, - я слышал невероятные истории про слонов.
And, of course, dogs has their heads screwed on all right: I don't say as they ain't.	И, разумеется, у собак головы тоже на месте, -не стану спорить.
But what I do say is: that for straightfor'ard, level-headed reasoning, give me cats.	Но скажу вам одно: нужен вам образец здравого, разумного подхода к жизни - посмотрите на мою кошку.
You see, sir, a dog, he thinks a powerful deal of a man--never was such a cute thing as a man, in a dog's opinion; and he takes good care that everybody knows it.	Видите ли, сэр, - собака, она слишком высокого мнения о человеке. Собаке кажется, что нет никого умнее человека, и собака изо всех сил старается довести это до всеобщего сведения.

Naturally enough, we says a dog is the most intellectual animal there is.	Поэтому-то мы, люди, и говорим, что собака самое разумное из животных.
Now a cat, she's got her own opinion about human beings.	А вот кошка, - она держится особого мнения о человеческих достоинствах.
She don't say much, but you can tell enough to make you anxious not to hear the whole of it.	Она помалкивает, но может наговорить такого, что вы не захотите слушать до конца.
The consequence is, we says a cat's got no intelligence.	А в результате мы заявляем, что у кошки нет ума.
That's where we let our prejudice steer our judgment wrong.	Вот эти-то предрассудки и уводят нас с правильного курса.
In a matter of plain common sense, there ain't a cat living as couldn't take the lee side of a dog and fly round him.	Что касается житейского здравого смысла, то нет такой кошки, которая не могла бы обойти любого пса с подветренной стороны и удрать от него.
Now, have you ever noticed a dog at the end of a chain, trying to kill a cat as is sitting washing her face three-quarters of an inch out of his reach?	Приходилось ли вам когда-либо видеть, как цепной пес пытается расправиться с кошкой, умывающей мордочку в трех четвертях дюйма за проделом досягаемости?
Of course you have.	Разумеется, видели.
Well, who's got the sense out of those two?	Так кто же из них умнее?
The cat knows that it ain't in the nature of steel chains to stretch.	Кошка-то знает, что стальным цепям несвойственно растягиваться.
The dog, who ought, you'd think, to know a durned sight more about 'em than she does, is sure they will if you only bark loud enough.	А пес, которому следовало бы, как вы сами понимаете, лучше разбираться в цепях, убежден, что они поддадутся, если лаять погромче.
"'Then again, have you ever been made mad by cats screeching in the night, and jumped out of bed and opened the window and yelled at them?	Теперь скажите, случалось ли вам, проснувшись от кошачьего концерта, вскакивать ночью с постели и, распахнув окно, орать на кошек? Наверно, случалось.
Did they ever budge an inch for that, though you shrieked loud enough to skeer the dead, and waved your arms about like a man in a play?	Но отходят ли они хоть на дюйм, - если даже вы кричите так громко, что впору разбудить покойников, и размахиваете руками, как актер на сцене?
Not they.	Ничуть не бывало.
They've turned and looked at you, that's all.	Повернув головы, кошки поглядывают на вас -вот и все.
"Yell away, old man," they've said, "we like to hear you: the more the merrier."	"Ори себе на здоровье, старина, - думают они, -нам нравится слушать тебя: чем больше, тем веселее".
Then what have you done?	А как вы поступаете после этого?
Why, you've snatched up a hair-brush, or a boot, or a candlestick, and made as if you'd throw it at them.	Вы хватаете щетку для волос, или башмак, или подсвечник и делаете вид, будто собираетесь швырнуть их.
They've seen your attitude, they've seen the thing in your hand, but they ain't moved a point.	Кошки все видят: и как вы замахнулись рукой, и что у вас в руке.

They knew as you weren't going to chuck valuable property out of window with the chance of getting it lost or spoiled.	Но они даже не пошевельнутся, так как знают, что вы не станете бросать из окошка ценные предметы, рискуя, что они пропадут или поломаются.
They've got sense themselves, and they give you credit for having some.	Кошки разумные существа и воздают вам должное, считая, что и у вас имеется ум.
If you don't believe that's the reason, you try showing them a lump of coal, or half a brick, next time--something as they know you _will_ throw.	Если, по вашему мнению, причина тут другая, попробуйте в следующий раз показать кошкам кусок угля или даже полкирпича - что-нибудь такое, что, по их мнению, вы можете швырнуть в них.
Before you're ready to heave it, there won't be a cat within aim.	Прежде чем вы успеете поднять руку, в вашем поле зрения не останется ни одной кошки.
"'Then as to judgment and knowledge of the world, why dogs are babies to 'em.	Что касается верности суждений и знания жизни, здесь собаки - невинные дети по сравнению с кошками.
Have you ever tried telling a yarn before a cat, sir?'	Пробовали вы, сэр, плести какую-нибудь небылицу в присутствии кошек?"
"I replied that cats had often been present during anecdotal recitals of mine, but that, hitherto, I had paid no particular attention to their demeanour.	Я отвечал, что кошки часто присутствовали при том, как я рассказывал всякие анекдотические случаи, но что до сих пор я не обращал особого внимания на их поведение.
"'Ah, well, you take an opportunity of doing so one day, sir,' answered the old fellow; 'it's worth the experiment.	"Тогда непременно воспользуйтесь первым же случаем, сэр! - воскликнул старик. - Право, вы не пожалеете.
If you're telling a story before a cat, and she don't get uneasy during any part of the narrative, you can reckon you've got hold of a thing as it will be safe for you to tell to the Lord Chief Justice of England.	Если вы начнете рассказывать какую-нибудь историю в присутствии кошки и она не станет выражать беспокойства во время вашего повествования, можете быть уверены, что напали на сюжет, о котором можете спокойно говорить в присутствии председателя верховного суда Англии".
"'I've got a messmate,' he continued; 'William Cooley is his name.	"Есть у меня однокашник, - продолжал старик, -зовут его Вильям Куули.
We call him Truthful Billy.	Мы всегда зовем его Правдивый Биль.
He's as good a seaman as ever trod quarter-deck; but when he gets spinning yarns he ain't the sort of man as I could advise you to rely upon.	Он лучший из моряков, когда-либо ступавших по палубе, но, когда он начинает плести всякие истории, я не посоветовал бы вам верить его словам.
Well, Billy, he's got a dog, and I've seen him sit and tell yarns before that dog that would make a cat squirm out of its skin, and that dog's taken 'em in and believed 'em.	Так вот, у Биля был пес, и я видел, как Биль в присутствии этого пса рассказывал такое, что у кошки вылезли бы глаза на лоб, а пес принимал все на веру.
One night, up at his old woman's, Bill told us a yarn by the side of which salt junk two voyages old would pass for spring chicken.	Как-то вечером у себя дома Биль рассказывал нам такую бородатую историю, что по сравнению с нею кусок солонины, совершивший два кругосветных путешествия, сошел бы за цыпленка.

I watched the dog, to see how he would take it.	Я наблюдал за псом, чтобы увидеть, как он будет реагировать.
He listened to it from beginning to end with cocked ears, and never so much as blinked.	Пес слушал от начала до конца, насторожив уши, и за все время даже глазом не повел.
Every now and then he would look round with an expression of astonishment or delight that seemed to say:	Время от времени он осматривал присутствующих с выражением удивления или восторга и, казалось, говорил:
"Wonderful, isn't it!"	"Замечательно, не правда ли!
"Dear me, just think of it!"	Подумать только!
"Did you ever!"	Слыхали вы когда-нибудь что-либо подобное?
"Well, if that don't beat everything!"	Вот это здорово!"
He was a chuckle-headed dog; you could have told him anything.	Он был на диво глупый пес; ему можно было рассказывать все что угодно.
"'It irritated me that Bill should have such an animal about him to encourage him, and when he had finished I said to him,	Меня злило, что возле Биля торчит животное, которое потакает ему во всем, и, когда он умолк, я сказал:
"I wish you'd tell that yarn round at my quarters one evening."	"Хочется мне, чтобы ты как-нибудь повторил эту историю у меня дома".
"'Why?' said Bill.	"Зачем?" - спросил Биль.
"'Oh, it's just a fancy of mine,' I says.	"Просто так. Хочется, и все тут", - говорю я.
I didn't tell him I was wanting my old cat to hear it.	Я не сказал ему, что желаю, чтобы моя старая кошка послушала его рассказы.
"'Oh, all right,' says Bill, 'you remind me.'	"Ладно, - сказал Биль, - напомни мне при случае".
He loved yarning, Billy did.	Он любил рассказывать, этот Биль.
"'Next night but one he slings himself up in my cabin, and I does so.	Через день он заявляется, так сказать, в мою каюту и располагается поудобнее. Ну, и я поступаю так же.
Nothing loth, off he starts.	И тут он начал.
There was about half-a-dozen of us stretched round, and the cat was sitting before the fire fussing itself^up.	Нас было человек шесть, а кошка сидела перед огнем и занималась своим туалетом.
Before Bill had got fairly under weigh, she stops washing and looks up at me, puzzled like, as much as to say,	Биль еще не успел распустить все паруса, как она перестала умываться и взглянула на меня с удивлением, словно желая сказать:
"What have we got here, a missionary?"	"Это что еще за миссионер объявился?"
I signalled to her to keep quiet, and Bill went on with his yarn.	Я знаком предложил ей сохранять спокойствие, и Биль продолжал свою историю.
When he got to the part about the sharks, she turned deliberately round and looked at him.	Когда он добрался до случая с акулами, кошка демонстративно повернулась и поглядела на него.
I tell you there was an expression of disgust on that cat's face as might have made a travelling Cheap Jack feel ashamed of himself.	Уверяю вас, ее лицо выражало такое отвращение, что, взглянув на него, даже бродячий торговец провалился бы от стыда.

It was that human, I give you my word, sir, I forgot for the moment as the poor animal couldn't speak. I could see the words that were on its lips:	В этот миг кошка так походила на человека, что, клянусь вам, сэр, я позабыл, что бедное животное не в состоянии говорить; я видел собственными глазами, как на ее губы просились слова:
"Why don't you tell us you swallowed the anchor?" and I sat on tenter-hooks, fearing each instant that she would say them aloud.	"Почему же ты не скажешь, что ты самолично проглотил якорь? Говори, не стесняйся!" Я сидел как на иголках, боясь, что она выскажет это вслух.
It was a relief to me when she turned her back on Bill.	Я вздохнул с облегчением, когда она повернулась к Билю спиной.
"'For a few minutes she sat very still, and seemed to be wrestling with herself like.	Несколько минут она сидела неподвижно, и видно было, что в ней происходит внутренняя борьба.
I never saw a cat more set on controlling its feelings, or that seemed to suffer more in silence.	Мне никогда не приходилось видеть кошку, которая до такой степени владела бы собой или умела молча переносить страдания.
It made my heart ache to watch it.	При виде ее у меня просто сердце разрывалось.
"'At last Bill came to the point where he and the captain between 'em hold the shark's mouth open while the cabin-boy dives in head foremost, and fetches up, undigested, the gold watch and chain as the bo'sun was a- wearing when he fell overboard; and at that the old cat giv'd a screech, and rolled over on her side with her legs in the air.	Наконец Биль добрался до того места, когда он и капитан открывают акуле пасть, а юнга ныряет туда головой вперед и достает золотые часы с цепочкой, которые были на боцмане, когда тот свалился за борт. И тут старая кошка издала вопль и повалилась на бок, задрав лапы в воздух.
"'I thought at first the poor thing was dead, but she rallied after a bit, and it seemed as though she had braced herself up to hear the thing out.	Я было подумал, что бедняжка скончалась, но спустя некоторое время она пришла в себя и стало ясно, что она хотела собраться с силами, чтобы дослушать до конца.
"'But a little further on, Bill got too much for her again, and this time she owned herself beat.	Однако вскоре Биль ляпнул нечто такое, чего она не могла стерпеть, и на этот раз ей пришлось сдаться.
She rose up and looked round at us:	Она поднялась и оглядела нас.
"You'll excuse me, gentlemen," she said--leastways that is what she said if looks go for anything--"maybe you're used to this sort of rubbish, and it don't get on your nerves.	"Простите меня, джентльмены, - сказала она, по крайней мере сказала взглядом, если вообще взгляд способен говорить что-нибудь, - возможно, что вы привычны к подобной брехне и она не действует вам на нервы.
With me it's different.	Со мною дело обстоит иначе.
I guess I've heard as much of this fool's talk as my constitution will stand, and if it's all the same to you I'll get outside before I'm sick."	Я вдоволь наслушалась речей этого болвана, и больше мой организм не в состоянии выдержать, так что, с вашего разрешения, я уйду, пока меня не начало тошнить".
"'With that she walked up to the door, and I opened it for her, and she went out.	Тут кошка направилась к выходу, я распахнул перед ней дверь, и она ушла.
"'You can't fool a cat with talk same as you can a dog.'"	Вам не удастся одурачить кошку пустой болтовней, как какую-нибудь собаку, нет, сэр!"
CHAPTER VII	ГЛАВА VII

Does man ever reform?	Может ли человек измениться к лучшему?
Balzac says he doesn't.	Бальзак утверждает, что не может.

So far as my experience goes, it agrees with that of Balzac--a fact the admirers of that author are at liberty to make what use of they please. When I was young and accustomed to take my views of life from people who were older than myself, and who knew better, so they said, I used to believe that he did. Examples of "reformed characters" were frequently pointed out to me--indeed, our village, situate a few miles from a small seaport town, seemed to be peculiarly rich in such. They were, from all accounts, including their own, persons who had formerly behaved with quite unnecessary depravity, and who, at the time I knew them, appeared to be going to equally objectionable lengths in the opposite direction. They invariably belonged to one of two classes, the low-spirited or the aggressively unpleasant. They said, and I believed, that they were happy; but I could not help reflecting how very sad they must have been before they were happy. One of them, a small, meek-eyed old man with a piping voice, had been exceptionally wild in his youth. What had been his special villainy I could never discover. People responded to my inquiries by saying that he had been "Oh, generally bad," and increased my longing for detail by adding that little boys ought not to want to know about such things. From their tone and manner I assumed that he must have been a pirate at the very least, and regarded him with awe, not unmingled with secret admiration. Whatever it was, he had been saved from it by his wife, a bony lady of unprepossessing appearance, but irreproachable views. One day he called at our house for some purpose or other, and, being left alone with him for a few minutes, I took the opportunity of interviewing him personally on the subject. "You were very wicked once, weren't you?" I said, seeking by emphasis on the "once" to mitigate what I felt might be the disagreeable nature of the question. To my intense surprise, a gleam of shameful glory lit up his wizened face, and a sound which I tried to think a sigh, but which sounded like a chuckle, escaped his lips. "Ay," he replied; "I've been a bit of a spanker in my time." The term

"spanker" in such connection puzzled me. I had been hitherto led to regard a spanker as an eminently conscientious person, especially where the

shortcomings of other people were concerned; a person who laboured for the good of others. That the word could also be employed to designate a sinful party was a revelation to me. "But you are good now, aren't you?" I continued, dismissing further reflection upon the etymology of "spanker" to a more fitting occasion. "Ay, ay," he answered, his countenance resuming its customary aspect of resigned melancholy. "I be a brand plucked from the burning, I be. There beant much wrong wi' Deacon Sawyers, now." "And it was your wife that made

В меру моего собственного опыта я согласен с мнением Бальзака, - факт, из которого поклонники этого писателя вольны делать какие угодно выводы.

you good, wasn't it?" I persisted, determined, now that I had started this investigation, to obtain confirmation at first hand on all points. At the mention of his wife his features became suddenly transformed. Glancing hurriedly round, to make sure, apparently, that no one but myself was within hearing, he leaned across and hissed these words into my ear-- I have never forgotten them, there was a ring of such evident sincerity about them-- "I'd like to skin her, I'd like to skin her alive." It struck me, even in the light of my then limited judgment, as an unregenerate wish; and thus early my faith in the possibility of man's reformation received the first of those many blows that have resulted in shattering it. Nature, whether human or otherwise, was not made to be reformed. You can develop, you can check, but you cannot alter it. You can take a small tiger and train it to sit on a hearthrug, and to lap milk, and so long as you provide it with hearthrugs to lie on and sufficient milk to drink, it will purr and behave like an affectionate domestic pet. But it is a tiger, with all a tiger's instincts, and its progeny to the end of all time will be tigers. In the same way, you can take an ape and develop it through a few thousand generations until it loses its tail and becomes an altogether superior ape. You can go on developing it through still a few more thousands of generations until it gathers to itself out of the waste vapours of eternity an intellect and a soul, by the aid of which it is enabled to keep the original apish nature more or less under control. But the ape is still there, and always will be, and every now and again, when Constable Civilisation turns his back for a moment, as during "Spanish Furies," or "September massacres," or Western mob rule, it creeps out and bites and tears at quivering flesh, or plunges its hairy arms elbow deep in blood, or dances round a burning nigger. I knew a man once--or, rather, I knew of a man--who was a confirmed drunkard. He became and continued a drunkard, not through weakness, but through will. When his friends remonstrated with him, he told them to mind their own business, and to let him mind his. If he saw any reason for not getting drunk he would give it up. Meanwhile he liked getting drunk, and he meant to get drunk as often as possible. He went about it deliberately, and did it thoroughly. For nearly ten years, so it was reported, he never went to bed sober. This may be an exaggeration--it would be a singular report were it not--but it can be relied upon as sufficiently truthful for all practical purposes. Then there came a day when he did see a reason for not getting drunk. He signed no pledge, he took no oath. He said, "I will never touch another drop of drink," and for twenty-six years he kept his word. At the end of that time a combination of circumstances occurred that made life troublesome to him, so that he desired to be rid of it altogether. He was a man accustomed, when he desired a thing within his reach, to stretch out his hand and take it. He reviewed the case calmly, and decided to commit suicide. If the thing were to be done at all, it would be best, for reasons that if set forth would make this a long story, that it should be done that very night, and, if possible, before eleven o'clock, which was the earliest hour a certain person could arrive from a certain place. It was then four in the afternoon. He attended to some necessary business, and wrote some necessary letters. This occupied him until seven. He then called a cab and drove to a small hotel in the suburbs, engaged a private room, and ordered up materials for the making of the particular punch that had been the last beverage he had got drunk on, six- and-twenty years ago. For three hours he sat there drinking steadily, with his watch before him. At half-past ten he rang the bell, paid his bill, came home, and cut his throat. For a quarter of a century people had been calling that man a "reformed character." His character had not reformed one jot. The craving for drink had never died. For twenty-six years he had, being a great man, held it gripped by the throat. When all things became a matter of indifference to him, he loosened his grasp, and the evil instinct rose up within him as strong on the day he died as on the day he forced it down. That is all a man can do, pray for strength to crush down the evil that is in him, and to keep it held down day after day. I never hear washy talk about "changed characters" and "reformed natures" but I think of a sermon I once heard at a Wesleyan revivalist meeting in the Black Country. "Ah! my friends, we've all of us got the devil inside us. I've got him, you've got him," cried the preacher--he was an old man, with long white hair and beard, and wild, fighting eyes. Most of the preachers who came "reviving," as it was called, through that district, had those eyes. Some of them needed "reviving" themselves, in quite another sense, before they got clear out of it. I am speaking now of more than thirty years ago. "Ah! so us have--so us have," came the response. "And you carn't get rid of him," continued the speaker. "Not of oursel's," ejaculated a fervent voice at the end of the room, "but the Lord will help us." The old preacher turned on him almost fiercely:-- "But th' Lord woan't," he shouted; "doan't 'ee reckon on that, lad. Ye've got him an' ye've got ta keep him. Ye carn't get rid of him. Th' Lord doan't mean 'ee to." Here there broke forth murmurs of angry disapproval, but the old fellow went on, unheeding:-- "It arn't good for 'ee to get rid of him. Ye've just got to hug him tight. Doan't let him go. Hold him fast, and--LAM INTO HIM. I tell 'ee it's good, healthy Christian exercise."

We had been discussing the subject with reference to our hero.	Мы обсуждали этот вопрос применительно к нашему герою.
It had been suggested by Brown as an unhackneyed idea, and one lending itself, therefore, to comparative freshness of treatment, that our hero should be a thorough-paced scamp.	Браун высказал оригинальную мысль, которая позволила подойти к теме по-новому: он предложил сделать нашего героя законченным мерзавцем.
Jephson seconded the proposal, for the reason that it would the better enable us to accomplish artistic work.	Джефсон стал вторить Брауну, утверждая, что это предложение позволит нам создать подлинно художественный образ.
He was of opinion that we should be more sure of our ground in drawing a villain than in attempting to portray a good man.	Он придерживался того мнения, что нам легче описать злодея, чем пытаться дать портрет порядочного человека.
MacShaughnassy thirded (if I may coin what has often appeared to me to be a much-needed word) the motion with ardour.	Мак-Шонесси поддакнул Джефсону, и тоже поддержал это предложение.
He was tired, he said, of the crystal-hearted, noble-thinking young man of fiction.	Ему, по его словам, надоели неизменно фигурирующие в романах молодые люди с кристально чистым сердцем и благородным образом мыслей.
Besides, it made bad reading for the "young person." It gave her false ideas, and made her dissatisfied with mankind as he really is.	Кроме того, не надо писать специально "для юношества": у молодых людей создается превратное представление о жизни, и они переживают разочарование, узнав человечество таким, каково оно есть на самом деле.
And, thereupon, he launched forth and sketched us his idea of a hero, with reference to whom I can only say that I should not like to meet him on a dark night.	Потом Мак-Шонесси принялся излагать нам свое представление о герое, - о последнем я могу только сказать, что не хотел бы встретиться с ним с глазу на глаз темной ночью.
Brown, our one earnest member, begged us to be reasonable, and reminded us, not for the first time, and not, perhaps, altogether unnecessarily, that these meetings were for the purpose of discussing business, not of talking nonsense.	Браун, единственный из нас троих, кто принимал все всерьез, попросил нас сохранять благоразумие и напомнил (не в первый раз и, быть может, не без оснований), что целью наших встреч было обсуждать дело, а не болтать глупости.
Thus adjured, we attacked the subject conscientiously.	Получив нагоняй, мы не шутя принялись за дело.
Brown's idea was that the man should be an out-and-out blackguard, until about the middle of the book, when some event should transpire that would have the effect of completely reforming him.	Предложение Брауна заключалось в том, что наш герой должен быть отпетым негодяем примерно до середины книги, когда произойдет некое событие, в результате которого он в корне изменится.
This naturally brought the discussion down to the question with which I have commenced this chapter: Does man ever reform?	Это, естественно, привело нас к обсуждению вопроса, с которого я начал главу: может ли человек измениться к лучшему?

I argued in the negative, and gave the reasons for my disbelief much as I have set them forth here. MacShaughnassy, on the other hand, contended that he did, and instanced the case of himself--a man who, in his early days, so he asserted, had been a scatterbrained, impracticable person, entirely without stability.	Я стоял на отрицательной точке зрения и поддерживал ее примерно теми аргументами, которые привожу здесь. С другой стороны, Мак-Шонесси настаивал на том, что человек может измениться, и в качестве примера привел самого себя, как человека, который в юности был глуп, непрактичен и абсолютно лишен постоянства.
I maintained that this was merely an example of enormous will-power enabling a man to overcome and rise superior to the defects of character with which nature had handicapped him.	Я утверждал, что в данном случае мы имеем дело лишь с проявлением огромной силы воли, делающей человека способным побороть врожденные недочеты характера.
"My opinion of you," I said, "is that you are naturally a hopelessly irresponsible, well-meaning ass.	- Что касается тебя, - сказал я, обращаясь к Мак-Шонесси, - ты и сейчас всего-навсего безответственный и безнадежный болван, хотя и нашпигованный добрыми намерениями.
But," I continued quickly, seeing his hand reaching out towards a complete Shakespeare in one volume that lay upon the piano, "your mental capabilities are of such extraordinary power that you can disguise this fact, and make yourself appear a man of sense and wisdom."	Но, - поспешил я добавить, заметив, что его рука тянется к увесистому тому Шекспира, лежавшему на пианино, - но твои умственные способности столь необычны, что ты в состоянии скрыть это от людей и внушить им веру в твой здравый смысл и мудрость.
Brown agreed with me that in MacShaughnassy's case traces of the former disposition were clearly apparent, but pleaded that the illustration was an unfortunate one, and that it ought not to have weight in the discussion.	Браун согласился с тем, что в данном конкретном случае, то есть в характере Мак-Шонесси, явно проступают следы прежних свойств, однако нашел пример неудачным, а потому - заявил он - его не следует принимать в расчет в нашем споре.
"Seriously speaking," said he, "don't you think that there are some experiences great enough to break up and re-form a man's nature?"	- Говоря со всей серьезностью, - продолжал он, -не полагаете ли вы, что в жизни могут произойти события, достаточно значительные, чтобы переломить и полностью изменить натуру человека?
"To break up," I replied, "yes; but to re-form, no.	- Переломить, - отвечал я, - но не изменить!
Passing through a great experience may shatter a man, or it may strengthen a man, just as passing through a furnace may melt or purify metal, but no furnace ever lit upon this earth can change a bar of gold into a bar of lead, or a bar of lead into one of gold."	Значительное событие может сломить человека или закалить его, точно так же как пребывание в печи может расплавить или закалить металл, но ни одна печь, когда-либо зажженная на земле, не в состоянии превратить брус золота в брус свинца или брус свинца в брус золота.
I asked Jephson what he thought.	Я спросил Джефсона, каково его мнение.
He did not consider the bar of gold simile a good one.	Аналогия с брусом золота не показалась ему уместной.
He held that a man's character was not an immutable element.	Он настаивал на том, что характер человека может измениться.

He likened it to a drug--poison or elixir--compounded by each man for himself from the pharmacopoeia of all things known to life and time, and saw no impossibility, though some improbability, in the glass being flung aside and a fresh draught prepared with pain and labour.	Джефсон уподобил характер некой смеси, пагубной или живительной, которую каждый человек приготовляет сам, заимствуя составные части из безграничной фармакопеи, предоставленной в его распоряжение жизнью и эпохой. - Нет ничего невозможного в том, -сказал он, - что готовое снадобье выплеснут, а затем, ценою неимоверного труда, приготовят новое, но это, впрочем, случается редко.
"Well," I said, "let us put the case practically; did you ever know a man's character to change?"	- Вот что, - сказал я, - давай поставим вопрос практически: известен ли тебе случай, когда характер человека совершенно изменился?
"Yes," he answered, "I did know a man whose character seemed to me to be completely changed by an experience that happened to him.	- Да, - ответил он, - я действительно знаю человека, чей характер, как мне кажется, изменился полностью в результате одного события.
It may, as you say, only have been that he was shattered, or that the lesson may have taught him to keep his natural disposition ever under control. The result, in any case, was striking."	Вы, возможно, скажете, что этот человек просто пережил потрясение или научился подчинять себе свои врожденные наклонности, Как бы то ни было, результат был поразительный.
We asked him to give us the history of the case, and he did so.	Мы попросили его рассказать нам этот случай, что он и сделал.
"He was a friend of some cousins of mine," Jephson began, "people I used to see a good deal of in my undergraduate days.	- Речь идет о друге одного из моих двоюродных братьев, - начал Джефсон, - с которым я часто встречался на последних курсах университета.
When I met him first he was a young fellow of twenty-six, strong mentally and physically, and of a stern and stubborn nature that those who liked him called masterful, and that those who disliked him--a more numerous body--termed tyrannical.	Когда мы познакомились, это был парень лет двадцати шести, здоровый телом и духом, суровый и упрямый по натуре, и те, кто его любил, называли его характер властным, а те, кому он не нравился (более многочисленные), - тираническим.
When I saw him three years later, he was an old man of twenty-nine, gentle and yielding beyond the border-line of weakness, mistrustful of himself and considerate of others to a degree that was often unwise.	Когда я встретился с ним три года спустя, он походил на старика, был кроток и уступчив до слабости, не верил в себя и так прислушивался к чужим мнениям, что это переходило все границы.
Formerly, his anger had been a thing very easily and frequently aroused.	Прежде он легко приходил в ярость.
Since the change of which I speak, I have never known the shade of anger to cross his face but once.	После перемены, происшедшей с ним, я только один раз увидел выражение гнева на его лице.
In the course of a walk, one day, we came upon a young rough terrifying a small child by pretending to set a dog at her.	Как-то во время прогулки мы увидели, что молодой шалопай дразнил ребенка, делая вид, что хочет натравить на него собаку.
He seized the boy with a grip that almost choked him, and administered to him a punishment that seemed to me altogether out of proportion to the crime, brutal though it was.	Мой знакомый схватил верзилу за шиворот и едва не задушил его, учинив над ним расправу, которая показалась мне непропорциональной проступку, как бы жесток он ни был.
"I remonstrated with him when he rejoined me.	Я попенял ему, когда он снова подошел ко мне.

"'Yes,' he replied apologetically; 'I suppose I'm a hard judge of some follies.'	"Да, - ответил он уступчиво, - вероятно, я слишком сурово отношусь к таким дурачествам".
And, knowing what his haunted eyes were looking at, I said no more.	Я знал, какая картина всегда стояла перед его неподвижным взором, и промолчал.
"He was junior partner in a large firm of tea brokers in the City.	Он был младшим компаньоном крупной оптовой фирмы по торговле чаем, помещавшейся в Сити.
There was not much for him to do in the London office, and when, therefore, as the result of some mortgage transactions, a South Indian tea plantation fell into the hands of the firm, it was suggested that he should go out and take the management of it.	В лондонской конторе для него почти не было дела, а потому, когда в результате каких-то ипотечных сделок фирма приобрела чайные плантации на юге Индии, его решили отправить туда управляющим.
The plan suited him admirably. He was a man in every way qualified to lead a rough life; to face a by no means contemptible amount of difficulty and danger, to govern a small army of native workers more amenable to fear than to affection.	Он был очень доволен, так как ему нравилось вести суровую жизнь: сталкиваться с трудностями и опасностями, командовать множеством туземных рабочих, на которых надо было действовать не добротой, а страхом.
Such a life, demanding thought and action, would afford his strong nature greater interest and enjoyment than he could ever hope to obtain amid the cramped surroundings of civilisation.	Подобная жизнь, требующая находчивости и энергии, манила его властную натуру, суля ему труды и удовольствия, которых нельзя найти в тесных рамках цивилизованного мира.
"Only one thing could in reason have been urged against the arrangement, that thing was his wife.	Лишь одно препятствовало этому плану - его жена.
She was a fragile, delicate girl, whom he had married in obedience to that instinct of attraction towards the opposite which Nature, for the purpose of maintaining her average, has implanted in our breasts--a timid, meek-eyed creature, one of those women to whom death is less terrible than danger, and fate easier to face than fear.	Она была хрупкой деликатной молодой женщиной, и он женился на ней, повинуясь тому инстинктивному влечению к противоположностям, которое природа вложила в нас, стремясь к равновесию. Робкое создание с большими покорными глазами, она была из тех, кому легче встретиться лицом к лицу со смертью, чем ожидать опасность, и кого гибель не так пугает, как муки страха.
Such women have been known to run screaming from a mouse and to meet martyrdom with heroism.	Известно, что подобные женщины с визгом убегают при виде мыши, но могут героически встретить мученическую смерть.
They can no more keep their nerves from trembling than an aspen tree can stay the quivering of its leaves.	Они так же не в силах превозмочь нервную дрожь, как осина не в состоянии помешать своим листьям трепетать.
"That she was totally unfitted for, and would be made wretched by the life to which his acceptance of the post would condemn her might have readily occurred to him, had he stopped to consider for a moment her feelings in the matter.	Полная неприспособленность жены к той жизни, на которую его согласие принять новый пост обрекло эту несчастную женщину, стала бы очевидной для него, если бы он хоть на мгновение посчитался с ее чувствами.
But to view a question from any other standpoint than his own was not his habit.	Но не в обычае этого человека было рассматривать вопрос с чужой точки зрения - он заботился только о собственной.

That he loved her passionately, in his way, as a thing belonging to himself, there can be no doubt, but it was with the love that such men have for the dog they will thrash, the horse they will spur to a broken back.	И хотя он страстно любил свою жену - как личную собственность, - его любовь к ней была подобна любви, которую хозяин испытывает к собаке или лошади, когда одну избивает хлыстом, а другую пришпоривает, пока та не сломает себе хребет.
To consult her on the subject never entered his head.	Ему никогда даже в голову не приходило посоветоваться о чем-нибудь с женой.
He informed her one day of his decision and of the date of their sailing, and, handing her a handsome cheque, told her to purchase all things necessary to her, and to let him know if she needed more; and she, loving him with a dog-like devotion that was not good for him, opened her big eyes a little wider, but said nothing.	Он сообщил ей свое решение и дату их отъезда; вручив ей чек на крупную сумму денег, он просил ее приобрести все необходимое и сообщить, если ей не хватит денег. Она, любя мужа с той собачьей преданностью, которая могла только портить его, немного шире раскрыла свои большие глаза, но ничего не сказала.
She thought much about the coming change to herself, however, and, when nobody was by, she would cry softly; then, hearing his footsteps, would hastily wipe away the traces of her tears, and go to meet him with a smile.	Про себя она много думала о предстоящей в ее жизни перемене и, оставшись одна, тихо плакала. Но, заслышав его шаги, быстро вытирала следы слез и встречала его улыбкой.
"Now, her timidity and nervousness, which at home had been a butt for mere chaff, became, under the new circumstances of their life, a serious annoyance to the man.	Ее робость и нервозность, над которыми на родине только добродушно подшучивали, теперь, в новой обстановке, стали серьезно раздражать мужа.
A woman who seemed unable to repress a scream whenever she turned and saw in the gloom a pair of piercing eyes looking out at her from a dusky face, who was liable to drop off her horse with fear at the sound of a wild beast's roar a mile off, and who would turn white and limp with horror at the mere sight of a snake, was not a companionable person to live with in the neighbourhood of Indian jungles.	Женщина, не способная подавить крик испуга, когда с темнокожего лица на нее смотрит пара горящих глаз; женщина, готовая соскочить с лошади, услышав рев дикого зверя на расстоянии мили, бледнеющая и цепенеющая от ужаса при виде змеи, - такая женщина была неподходящей спутницей жизни по соседству с индийскими джунглями.
"He himself was entirely without fear, and could not understand it. To him it was pure affectation.	Мужу был неведом страх, он не понимал его и считал чистым притворством.
He had a muddled idea, common to men of his stamp, that women assume nervousness because they think it pretty and becoming to them, and that if one could only convince them of the folly of it they might be induced to lay it aside, in the same way that they lay aside mincing steps and simpering voices.	Он, подобно многим мужчинам того же типа, внушил себе глупую уверенность, что женщины прикидываются нервными, воображая, будто робость и впечатлительность им к лицу. Но если показать им, насколько это нелепо, можно заставить женщин отказаться от "нервов", как они отказываются от семенящей походки и хихиканья.
A man who prided himself, as he did, upon his knowledge of horses, might, one would think, have grasped a truer notion of the nature of nervousness, which is a mere matter of temperament.	Человек, который знал лошадей и гордился этим, мог, казалось бы, более верно судить о нервозности, являющейся признаком темперамента.
But the man was a fool.	Но он был глупцом.
"The thing that vexed him most was her horror of snakes.	Больше всего его раздражало то, что она боялась змей.

He was unblessed--or uncursed, whichever you may prefer--with imagination of any kind.	К счастью или к несчастью, он был лишен воображения.
There was no special enmity between him and the seed of the serpent.	Между ним и потомством Змея-искусителя не было никакой вражды.
A creature that crawled upon its belly was no more terrible to him than a creature that walked upon its legs; indeed, less so, for he knew that, as a rule, there was less danger to be apprehended from them. A reptile is only too eager at all times to escape from man.	Для него существо, ползающее на брюхе, было не страшнее существа, передвигающегося с помощью ног. Пресмыкающиеся даже казались ему менее страшными, ибо он знал, что они грозят меньшей опасностью, так как всегда стремятся уклониться от встречи с человеком.
Unless attacked or frightened, it will make no onset.	Если на змею не напали или не испугали ее, она не нападет первая.
Most people are content to acquire their knowledge of this fact from the natural history books. He had proved it for himself.	Большинство людей удовлетворяется тем, что приобретает эти сведения из книг по естествознанию, но он знал это на собственном опыте.
His servant, an old sergeant of dragoons, has told me that he has seen him stop with his face six inches from the head of a hooded cobra, and stand watching it through his eye-glass as it crawled away from him, knowing that one touch of its fangs would mean death from which there could be no possible escape.	Его слуга, старый сержант драгунского полка, рассказал мне, что сам видел, как голова королевской кобры находилась в шести дюймах от лица его хозяина, который, надев очки, спокойно следил за уползающей змеей, зная, что одно прикосновение ее клыков означает верную смерть.
That any reasoning being should be inspired with terror--sickening, deadly terror--by such pitifully harmless things, seemed to him monstrous; and he determined to try and cure her of her fear of them.	Тот факт, что страх - тошнотворный смертельный страх - может охватить разумное существо при виде жалкого пресмыкающегося, казался ему невероятным; он решил излечить свою жену от страха перед змеями.
"He succeeded in doing this eventually somewhat more thoroughly than he had anticipated, but it left a terror in his own eyes that has not gone out of them to this day, and that never will.	Ему действительно удалось это сделать, и даже более радикально, чем он предполагал, но в его глазах навсегда застыл ужас, который не изгладился по сей день и не исчезнет никогда.
"One evening, riding home through a part of the jungle not far from his bungalow, he heard a soft, low hiss close to his ear, and, looking up, saw a python swing itself from the branch of a tree and make off through the long grass.	Как-то вечером, возвращаясь домой верхом и проезжая по джунглям неподалеку от своего бунгало, он услыхал низкий свист у самого уха и, подняв голову, увидел питона, который, соскользнув с ветки дерева, уползал в высокую траву.
He had been out antelope-shooting, and his loaded rifle hung by his stirrup.	Заряженное ружье висело у стремени всадника.
Springing from the frightened horse, he was just in time to get a shot at the creature before it disappeared. He had hardly expected, under the circumstances, to even hit it. By chance the bullet struck it at the junction of the vertebrae with the head, and killed it instantly.	Соскочив с испугавшейся лошади, он успел выстрелить в питона, не надеясь даже ранить его, но, к счастью, пуля попала в место соединения спинного хребта с головой и убила змею наповал.
It was a well-marked specimen, and, except for the small wound the bullet had made, quite uninjured.	Это был превосходный экземпляр, неповрежденный, если не считать небольшого отверстия от пули.

He picked it up, and hung it across the saddle, intending to take it home and preserve it.	Подобрав питона, он перекинул его через седло, чтобы отвезти домой и сделать чучело.
"Galloping along, glancing down every now and again at the huge, hideous thing swaying and writhing in front of him almost as if still alive, a brilliant idea occurred to him.	Поглядывая на огромную страшную змею, которая раскачивалась и болталась впереди него словно живая, он скакал домой, и тут ему в голову пришла блестящая мысль.
He would use this dead reptile to cure his wife of her fear of living ones.	Он воспользуется этим мертвым пресмыкающимся для того, чтобы излечить свою жену от страха перед живыми змеями.
He would fix matters so that she should see it, and think it was alive, and be terrified by it; then he would show her that she had been frightened by a mere dead thing, and she would feel ashamed of herself, and be healed of her folly.	Он устроит так, чтобы она, увидев питона, приняла его за живого и испугалась; потом он покажет ей, что она испугалась всего лишь мертвого питона. Тогда жене станет стыдно и она излечится от своего глупого страха.
It was the sort of idea that would occur to a fool.	Подобная мысль могла прийти в голову только безумцу.
"When he reached home, he took the dead snake into his smoking-room; then, locking the door, the idiot set out his prescription.	Вернувшись домой, он отнес мертвую змею к себе в комнату; потом этот идиот запер дверь и взялся за осуществление своего плана.
He arranged the monster in a very natural and life-like position. It appeared to be crawling from the open window across the floor, and any one coming into the room suddenly could hardly avoid treading on it.	Он придал чудовищу естественную позу: казалось, питон выползает из открытого окна и движется наискось по полу, так что человек, внезапно вошедший в комнату, непременно должен наступить на него.
It was very cleverly done.	Все это было инсценировано весьма искусно.
"That finished, he picked out a book from the shelves, opened it, and laid it face downward upon the couch.	Закончив приготовления, он взял с полки книгу, раскрыл ее и положил на диван переплетом вверх.
When he had completed all things to his satisfaction he unlocked the door and came out, very pleased with himself.	Устроив все, как ему хотелось, он отпер дверь и вышел из комнаты, очень довольный собой.
"After dinner he lit a cigar and sat smoking a while in silence.	После обеда он закурил и некоторое время сидел молча.
"'Are you feeling tired?' he said to her at length, with a smile.	"Ты не устала?" - спросил он жену, улыбаясь.
"She laughed, and, calling him a lazy old thing, asked what it was he wanted.	Она засмеялась и, назвав его старым лентяем, спросила, что ему нужно.
"'Only my novel that I was reading.	"Всего лишь роман, который я читал.
I left it in my den. Do you mind? You will find it open on the couch.'	Книга в моей берлоге лежит раскрытой на диване".
"She sprang up and ran lightly to the door.	Жена вскочила и легко побежала к двери.
"As she paused there for a moment to look back at him and ask the name of the book, he thought how pretty and how sweet she was; and for the first time a faint glimmer of the true nature of the thing he was doing forced itself into his brain.	Когда она задержалась на мгновение, чтобы спросить у него название книги, он залюбовался ею: смутная догадка о возможной беде мелькнула в его сознании.

"'Never mind,' he said, half rising,	"Не трудись, - сказал он, поднимаясь, - я сам..."
'I'll--'; then, enamoured of the brilliancy of his plan, checked himself; and she was gone.	Потом, ослепленный великолепием своего плана, осекся, и она вышла из столовой.
"He heard her footsteps passing along the matted passage, and smiled to himself.	Он слышал ее шаги вдоль застланного циновкой коридора и улыбался про себя.
He thought the affair was going to be rather amusing.	Он думал, что все это будет превесело.
One finds it difficult to pity him even now when one thinks of it.	Даже теперь, когда представляешь себе эту картину, он не внушает сожаления.
"The smoking-room door opened and closed, and he still sat gazing dreamily at the ash of his cigar, and smiling.	Дверь его комнаты отворилась и захлопнулась, а он продолжал сидеть, лениво глядя на пепел своей сигары и улыбаясь.
"One moment, perhaps two passed, but the time seemed much longer.	Прошла секунда, быть может две, но ему показалось, что время тянется невыносимо медленно.
The man blew the gray cloud from before his eyes and waited.	Он дунул на облачко дыма, стоявшее перед глазами, и прислушался.
Then he heard what he had been expecting to hear--a piercing shriek.	И тут он услышал то, чего ждал, - пронзительный вопль.
Then another, which, expecting to hear the clanging of the distant door and the scurrying back of her footsteps along the passage, puzzled him, so that the smile died away from his lips.	Еще вопль... Но он не услыхал ни ожидаемого хлопанья отдаленной двери, ни стремительно приближающихся шагов жены по коридору. Это смутило его, и он перестал улыбаться.
"Then another, and another, and another, shriek after shriek.	Потом снова и снова вопли за воплями.
"The native servant, gliding noiselessly about the room, laid down the thing that was in his hand and moved instinctively towards the door.	Слуга-туземец, неслышно скользивший по комнате, поставил на место поднос, который держал в руках, и инстинктивно двинулся к двери.
The man started up and held him back.	Хозяин удержал его.
"'Keep where you are,' he said hoarsely.	"Не двигайся, - сказал он хриплым голосом.
' It is nothing.	- Ровно ничего не случилось.
Your mistress is frightened, that is all.	Твоя хозяйка испугалась, вот и все.
She must learn to get over this folly.'	Необходимо отучить ее от этих глупых страхов".
Then he listened again, and the shrieks ended with what sounded curiously like a smothered laugh; and there came a sudden silence.	Он снова прислушался, и ему показалось, что вопли перешли в какой-то сдавленный смех. Внезапно наступила тишина.
"And out of that bottomless silence, Fear for the first time in his life came to the man, and he and the dusky servant looked at each other with eyes in which there was a strange likeness; and by a common instinct moved together towards the place where the silence came from.	И тогда из глубины этого бездонного молчания впервые в его жизни пришел к нему страх. Теперь он и темнокожий слуга смотрели друг на друга до странности похожими глазами. Потом, повинуясь одному и тому же импульсу, одновременно двинулись туда, где царила тишина.

"When the man opened the door he saw three things: one was the dead python, lying where he had left it; the second was a live python, its comrade apparently, slowly crawling round it; the third a crushed, bloody heap in the middle of the floor.	Отворив дверь, они увидели сразу три вещи: мертвого питона, лежавшего на том же месте, где его оставили, живого питона - вероятно, подругу первого, - медленно ползущего вокруг него, и раздробленную кровавую груду на полу.
"He himself remembered nothing more until, weeks afterwards, he opened his eyes in a darkened, unfamiliar place, but the native servant, before he fled screaming from the house, saw his master fling himself upon the living serpent and grasp it with his hands, and when, later on, others burst into the room and caught him staggering in their arms, they found the second python with its head torn off.	Он не помнил больше ничего вплоть до того мгновения, когда спустя несколько месяцев открыл глаза в затемненной незнакомой комнате. Но туземец-слуга видел, как его хозяин, прежде чем с воплем убежать из дома, набросился на живого питона и стал душить его голыми руками. А когда позднее другие слуги вбежали в комнату и, содрогаясь, подхватили своего хозяина, они обнаружили, что у второго питона оторвана голова.
"That is the incident that changed the character of my man--if it be changed," concluded Jephson.	- Вот происшествие, которое изменило характер этого человека, - закончил Джефсон.
"He told it me one night as we sat on the deck of the steamer, returning from Bombay.	- Он сам рассказал мне все это как-то вечером на палубе парохода, возвращаясь из Бомбея.
He did not spare himself. He told me the story, much as I have told it to you, but in an even, monotonous tone, free from emotion of any kind.	Не щадя себя, он рассказал мне эту историю почти в том же виде, как я пересказал ее вам, но ровным, монотонным голосом, не окрашенным какими-либо эмоциями.
I asked him, when he had finished, how he could bear to recall it.	Когда он кончил рассказывать, я спросил его, как он может вспоминать об этом.
"'Recall it!' he replied, with a slight accent of surprise; 'it is always with me.'"	"Вспоминать! - повторил он с легким оттенком удивления. - Это всегда во мне".
CHAPTER VIII	ГЛАВА VIII
One day we spoke of crime and criminals.	Однажды мы заговорили о преступности и преступниках.
We had discussed the possibility of a novel without a villain, but had decided that it would be uninteresting.	Мы обсуждали, можно ли написать роман без злодея, и пришли к заключению, что это было бы неинтересно.
"It is a terribly sad reflection," remarked MacShaughnassy, musingly; "but what a desperately dull place this earth would be if it were not for our friends the bad people.	- Ужасно грустно сознаться, - задумчиво произнес Мак-Шонесси, - но каким безнадежно скучным был бы этот мир, если бы не наши друзья правонарушители.
Do you know," he continued, "when I hear of folks going about the world trying to reform everybody and make them good, I get positively nervous.	Знаете, - продолжал он, - когда мне говорят о людях, которые непрерывно стараются всех и каждого исправить и превратить в совершенство, то я просто расстраиваюсь.
Once do away with sin, and literature will become a thing of the past.	Исчезни грех, и литература отойдет в область предания.
Without the criminal classes we authors would starve."	Без преступного элемента мы, сочинители, умрем с голоду.

"I shouldn't worry," replied Jephson, drily; "one half mankind has been 'reforming' the other half pretty steadily ever since the Creation, yet there appears to be a fairly appreciable amount of human nature left in it, notwithstanding.	- А по-моему, - сухо возразил Джефсон, -беспокоиться не о чем. С самого сотворения мира одна половина человечества упорно старается "исправить" другую, и все же никому не удалось изжить человеческую природу: она проявляет себя везде и всюду.
Suppressing sin is much the same sort of task that suppressing a volcano would be--plugging one vent merely opens another.	Подавлять зло - это то же самое, что подавлять вулкан: заткни его в одном месте, он прорвется в другом.
Evil will last our time."	На наш век греха еще хватит.
"I cannot take your optimistic view of the case," answered MacShaughnassy.	- Нет, я не разделяю твоего оптимизма, - отвечал Мак-Шонесси.
"It seems to me that crime--at all events, interesting crime--is being slowly driven out of our existence.	- Мне кажется, что преступления, во всяком случае интересные преступления, почти совсем перевелись.
Pirates and highwaymen have been practically abolished.	Пираты и разбойники с большой дороги фактически уже уничтожены.
Dear old 'Smuggler Bill' has melted down his cutlass into a pint-can with a false bottom.	Любезный нашему сердцу старый контрабандист Биль перековал свою саблю на полупинтовую кружку с двойным дном.
The pressgang that was always so ready to rescue our hero from his approaching marriage has been disbanded.	Распущены отряды вербовщиков, в былые времена всегда готовые освободить героя от грозящих ему брачных уз.
There's not a lugger fit for the purposes of abduction left upon the coast.	У берега не найдешь уже парусного суденышка, на котором можно было бы увезти похищенную красотку.
Men settle their 'affairs of honour' in the law courts, and return home wounded only in the pocket.	Мужчины решают "дела чести" в суде, откуда выходят здравы и невредимы, а от ран страдают одни их кошельки.
Assaults on unprotected females are confined to the slums, where heroes do not dwell, and are avenged by the nearest magistrate.	Нападение на беззащитных женщин стало возможным только в трущобах, где не бывает героев и где роль мстителя выполняет ближайший мировой судья.
Your modern burglar is generally an out-of-work green-grocer.	Наш современный взломщик - это обычно какой-нибудь безработный зеленщик.
His 'swag' usually consists of an overcoat and a pair of boots, in attempting to make off with which he is captured by the servant-girl.	Его "добыча" - пальто или пара сапог, но и их он не успевает унести, так как обыкновенная горничная захватывает его на месте преступления.
Suicides and murders are getting scarcer every season.	Самоубийства и убийства становятся с каждым годом все реже.
At the present rate of decrease, deaths by violence will be unheard of in another decade, and a murder story will be laughed at as too improbable to be interesting.	Если так пойдет дальше, то через какой-нибудь десяток лет насильственная смерть станет неслыханным делом и рассказ об убийстве будут встречать смехом, как нечто слишком неправдоподобное, а потому совсем неинтересное.

A certain section of busybodies are even crying out for the enforcement of the seventh commandment.	Некоторые досужие люди заявляют, что седьмой заповеди следует придать силу закона.
If they succeed authors will have to follow the advice generally given to them by the critics, and retire from business altogether.	Если они добьются своего, то авторам придется последовать обычному совету критиков и удалиться от дел.
I tell you our means of livelihood are being filched from us one by one. Authors ought to form themselves into a society for the support and encouragement of crime."	Повторяю, у нас отнимают одно за другим все средства к существованию; писатели должны были бы организовать общество по поддержанию и поощрению преступности.
MacShaughnassy's leading intention in making these remarks was to shock and grieve Brown, and in this object he succeeded.	Высказывая эти соображения, Мак-Шонесси хотел главным образом возмутить и огорчить Брауна, и это ему прекрасно удалось.
Brown is--or was, in those days--an earnest young man with an exalted--some were inclined to say an exaggerated--view of the importance and dignity of the literary profession.	Браун - серьезный молодой человек, во всяком случае он был таким в описываемое время, и он чрезвычайно высоко - многие сказали бы, что даже слишком высоко, - ставил значение литератора.
Brown's notion of the scheme of Creation was that God made the universe so as to give the literary man something to write about.	По мнению Брауна, бог создал вселенную для того, чтобы писателям было о чем писать.
I used at one time to credit Brown with originality for this idea; but as I have grown older I have learned that the theory is a very common and popular one in cultured circles.	Сначала я думал, что эта оригинальная идея принадлежит самому Брауну, но с годами понял, что она вообще очень распространена и популярна в современных литературных кругах.
Brown expostulated with MacShaughnassy.	Браун стал спорить с Мак-Шонесси.
"You speak," he said, "as though literature were the parasite of evil."	- По-твоему, выходит, - сказал он, - что литература является паразитом, существующим за счет зла.
"And what else is she?" replied the MacShaughnassy, with enthusiasm.	- Да, именно, и ничем иным, - продолжал, увлекаясь, Мак-Шонесси.
"What would become of literature without folly and sin?	- Что стало бы с литературой без человеческой глупости и без греха?
What is the work of the literary man but raking a living for himself out of the dust-heap of human woe?	И что такое писательская работа? Ведь быть писателем - это значит добывать себе пропитание, роясь в мусорной куче людского горя.

Imagine, if you can, a perfect world--a world where men and women never said foolish things and never did unwise ones; where small boys were never mischievous and children never made awkward remarks; where dogs never fought and cats never screeched; where wives never henpecked their husbands and mothers-in-law never nagged; where men never went to bed in their boots and sea-captains never swore; where plumbers understood their work and old maids never dressed as girls; where niggers never stole chickens and proud men were never sea-sick! where would be your humour and your wit?	Представьте себе, если можете, идеальный мир, мир, в котором взрослые люди никогда не говорят глупостей и не поступают безрассудно, где маленькие мальчики никогда не шалят и дети не делают неловких замечаний; где собаки никогда не дерутся и кошки не задают ночных концертов; где муж никогда не бывает под башмаком у жены и свекровь не ворчит на невестку; где мужчины никогда не ложатся на постель в ботинках и моряки не ругаются; где водопроводчики исправно выполняют свою работу и старые девы не одеваются как молоденькие девушки; где негры никогда не крадут кур, а человек, полный чувства собственного достоинства, не страдает морской болезнью! Без всего этого - что останется от вашего юмора и острот?..
Imagine a world where hearts were never bruised; where lips were never pressed with pain; where eyes were never dim; where feet were never weary; where stomachs were never empty! where would be your pathos?	Представьте себе мир, где сердца никогда не болят от ран и губы не кривятся от боли; где глаза никогда не туманятся слезами, ноги не устают и желудки не бывают пустыми! Без всего этого -что останется от ваших патетических излияний?
Imagine a world where husbands never loved more wives than one, and that the right one; where wives were never kissed but by their husbands; where men's hearts were never black and women's thoughts never impure; where there was no hating and no envying; no desiring; no despairing! where would be your scenes of passion, your interesting complications, your subtle psychological analyses?	Представьте себе мир, где мужья всегда любят только одну жену, и притом именно ту, которую нужно; где женщины позволяют целовать себя только своему мужу; где сердца мужчин никогда не бывают жестокими, а мысли женщин - нечистыми; где нет ни ненависти, ни зависти, ни вожделения, ни отчаянья! Куда денутся все ваши любовные сцены, запутанные ситуации, тонкий психологический анализ?
My dear Brown, we writers--novelists, dramatists, poets--we fatten on the misery of our fellow-creatures.	Мой милый Браун, все мы - прозаики, драматурги, поэты - живем и нагуливаем себе жирок за счет горя наших братьев-людей.
God created man and woman, and the woman created the literary man when she put her teeth into the apple.	Бог создал мужчину и женщину, а женщина, вонзив зубки в яблоко, создала писателя.
We came into the world under the shadow of the serpent.	Итак, мы вступили в этот мир, осененные самим змием.
We are special correspondents with the Devil's army. We report his victories in our three-volume novels, his occasional defeats in our five-act melodramas."	Мы, специальные корреспонденты при армии Лукавого, описываем его победы в своих трехтомных романах и его случайные поражения в своих пятиактных мелодрамах.
"All of which is very true," remarked Jephson; "but you must remember it is not only the literary man who traffics in misfortune.	- Все это справедливо, - заметил Джефсон, - но нельзя забывать, что не одни только писатели имеют дело с людскими несчастьями.
The doctor, the lawyer, the preacher, the newspaper proprietor, the weather prophet, will hardly, I should say, welcome the millennium.	Врачи, юристы, проповедники, владельцы газет, предсказатели погоды вряд ли, мне кажется, обрадовались бы наступлению "золотого века".
I shall never forget an anecdote my uncle used to relate, dealing with the period when he was chaplain of the Lincolnshire county jail.	Я никогда не забуду случая, о котором рассказывал мой дядя, священник окружной тюрьмы в Линкольншире.

One morning there was to be a hanging; and the usual little crowd of witnesses, consisting of the sheriff, the governor, three or four reporters, a magistrate, and a couple of warders, was assembled in the prison.	Однажды утром должны были повесить осужденного и в тюрьме собрался обычно присутствующий при этом круг лиц - шериф, начальник тюрьмы, три или четыре газетных корреспондента, судья и несколько надзирателей.
The condemned man, a brutal ruffian who had been found guilty of murdering a young girl under exceptionally revolting circumstances, was being pinioned by the hangman and his assistant; and my uncle was employing the last few moments at his disposal in trying to break down the sullen indifference the fellow had throughout manifested towards both his crime and his fate.	Палач и его помощник уже начали связывать смертника, грубого негодяя, осужденного за убийство молодой девушки, совершенное при особо отягощающих обстоятельствах, и мой дядя старался использовать последние имевшиеся в его распоряжении минуты для того, чтобы разбить угрюмое безразличие, с которым осужденный относился к своему преступлению и к своей судьбе.
"My uncle failing to make any impression upon him, the governor ventured to add a few words of exhortation, upon which the man turned fiercely on the whole of them.	Однако дяде не удалось произвести на него никакого впечатления, и начальник тюрьмы решил прибавить еще и от себя несколько слов увещания. Тогда этот малый вдруг резко повернулся ко всем собравшимся.
"'Go to hell,' he cried, 'with your snivelling jaw.	"А пошли вы все к черту, сопливые болтуны! -закричал он.
Who are you, to preach at me? _You're_ glad enough I'm here--all of you.	- Как вы смеете поучать меня? Вы-то все рады небось, что я здесь!
Why, I'm the only one of you as ain't going to make a bit over this job.	И один небось ничего не выиграю на этом дельце!
Where would you all be, I should like to know, you canting swine, if it wasn't for me and my sort?	И что бы вы, грязные лицемеры, делали, если бы не было меня и таких, как я?
Why, it's the likes of me as _keeps_ the likes of you,' with which he walked straight to the gallows and told the hangman to 'hurry up' and not keep the gentlemen waiting."	Я и такие, как я, вот кто кормит вас и вашего брата". - Затем он пошел прямо к виселице и велел палачу "валять скорей" и "не задерживать джентльменов".
"There was some 'grit' in that man," said MacShaughnassy.	- А ему нельзя отказать в выдержке, этому парню,- сказал Мак-Шонесси.
"Yes," added Jephson, "and wholesome wit also."	- Да и в здоровом чувстве юмора тоже, - прибавил Джефсон.
MacShaughnassy puffed a mouthful of smoke over a spider which was just about to kill a fly.	Мак-Шонесси выпустил клуб дыма прямо на паука, который готовился поймать муху.
This caused the spider to fall into the river, from where a supper-hunting swallow quickly rescued him.	Паук упал в реку, откуда его сейчас же "спасла" ласточка, пролетавшая мимо в поисках ужина.
"You remind me," he said, "of a scene I once witnessed in the office of _The Daily_--well, in the office of a certain daily newspaper.	- Вы напомнили мне, - сказал он, - сцену, свидетелем которой я был однажды в редакции газеты "Ежедневное..." - ну, в общем, в редакции одной из наших ежедневных газет.
It was the dead season, and things were somewhat slow.	Был мертвый сезон, и работа шла вяло.
An endeavour had been made to launch a discussion on the question	Мы сделали попытку открыть дискуссию на тему:

'Are Babies a Blessing?'	"Следует ли считать детей благословением божиим?"
The youngest reporter on the staff, writing over the simple but touching signature of 'Mother of Six,' had led off with a scathing, though somewhat irrelevant, attack upon husbands, as a class; the Sporting Editor, signing himself 'Working Man,' and garnishing his contribution with painfully elaborated orthographical lapses, arranged to give an air of verisimilitude to the correspondence, while, at the same time, not to offend the susceptibilities of the democracy (from whom the paper derived its chief support), had replied, vindicating the British father, and giving what purported to be stirring midnight experiences of his own.	Младший из наших репортеров, который подписывался просто и трогательно "Мать шестерых детей", открыл кампанию едкой, хотя не совсем относящейся к делу атакой на мужей, как таковых. Редактор нашего спортивного отдела подписывался "Рабочий" и поэтому уснащал свои статьи орфографическими ошибками; эти ошибки он мучительно и тщательно обдумывал, для того чтобы, с одной стороны, придать своим письмам больше правдоподобия, а с другой - не задеть обидчивых демократических читателей, от которых газета получала свои основные средства. Так вот этот "Рабочий" встал на защиту британских отцов, приводя в виде волнующего примера свое собственное поведение.
The Gallery Man, calling himself, with a burst of imagination, 'Gentleman and Christian,' wrote indignantly that he considered the agitation of the subject to be both impious and indelicate, and added he was surprised that a paper holding the exalted, and deservedly popular, position of _The_ — should have opened its columns to the brainless vapourings of 'Mother of Six' and 'Working Man.'	Театральный рецензент, который в пылу воображения избрал себе псевдоним "Джентльмен и Христианин", с возмущением ответил, что считает обсуждение подобной темы нечестивым и неделикатным, и прибавил, что он удивлен, как это газета, занимающая столь высокое положение и пользующаяся столь заслуженной популярностью, могла поместить на своих страницах безмозглые фантазии "Матери шести детей" и "Рабочего".
"The topic had, however, fallen flat.	Дискуссия, однако, на том и заглохла.
With the exception of one man who had invented a new feeding-bottle, and thought he was going to advertise it for nothing, the outside public did not respond, and over the editorial department gloom had settled down.	Отозвался на нее только один человек, который изобрел новый рожок для молока и думал найти у нас даровую рекламу. Больше никто не откликнулся, и в редакции воцарилось уныние.
"One evening, as two or three of us were mooning about the stairs, praying secretly for a war or a famine, Todhunter, the town reporter, rushed past us with a cheer, and burst into the Sub-editor's room.	Однажды вечером, когда двое или трое из нас бродили, как сонные, по лестнице, втайне мечтая о войне или голоде, Тодхантер, корреспондент отдела городской хроники, промчался мимо нас с радостным криком и ворвался в комнату к помощнику редактора.
We followed.	Мы бросились за ним.
He was waving his notebook above his head, and clamouring, after the manner of people in French exercises, for pens, ink, and paper.	Он размахивал над головой записной книжкой и требовал перьев, чернил и бумаги.
"'What's up?' cried the Sub-editor, catching his enthusiasm; 'influenza again?'	"Что случилось? - крикнул помощник редактора, заражаясь его возбуждением. -Опять вспышка инфлюэнцы?"
"'Better than that!' shouted Todhunter. 'Excursion steamer run down, a hundred and twenty-five lives lost--four good columns of heartrending scenes.'	"Подымайте выше, - орал Тодхантер, - потонул пароход, на котором была целая экскурсия, погибло сто двадцать человек, - это четыре столбца душераздирающих сцен!"

"'By Jove!' said the Sub, 'couldn't have happened at a better time either'--and then he sat down and dashed off a leaderette, in which he dwelt upon the pain and regret the paper felt at having to announce the disaster, and drew attention to the exceptionally harrowing account provided by the energy and talent of 'our special reporter.'"	"Клянусь Зевсом, - вырвалось у помощника, - в более подходящий момент это не могло случиться!" Он тут же сел и набросал короткую передовую, в которой распространялся о том, с какой болью и сожалением газета обязана сообщить о несчастье, и обращал внимание читателей на душераздирающий отчет, которым мы обязаны энергии и таланту "нашего специального корреспондента".
"It is the law of nature," said Jephson: "we are not the first party of young philosophers who have been struck with the fact that one man's misfortune is another man's opportunity."	- Таков закон природы, - сказал Джефсон, - не воображайте, что мы - первые философы, пораженные тем, что несчастье одного человека часто оказывается источником счастья для другого.
"Occasionally, another woman's," I observed.	- А иногда для другой, - заметил я.
I was thinking of an incident told me by a nurse.	Я имел в виду случай, рассказанный мне одной медицинской сестрой.
If a nurse in fair practice does not know more about human nature--does not see clearer into the souls of men and women than all the novelists in little Bookland put together--it must be because she is physically blind and deaf.	Если сестра с хорошей практикой не познала человеческую природу лучше, не проникла взглядом в души мужчин и женщин глубже, чем все писатели нашего книжного мирка вместе взятые, то она, очевидно, физически слепа и глуха.
All the world's a stage, and all the men and women merely players; so long as we are in good health, we play our parts out bravely to the end, acting them, on the whole, artistically and with strenuousness, even to the extent of sometimes fancying ourselves the people we are pretending to be.	Весь мир - подмостки, а люди лишь актеры; пока мы в добром здоровье, мы смело играем свою роль и доводим ее до конца. Мы играем ее обычно с большим искусством и усердием и иногда даже начинаем воображать, что мы в действительности те, кого представляем.
But with sickness comes forgetfulness of our part, and carelessness of the impression we are making upon the audience.	Но приходит болезнь, и мы забываем свою роль и перестаем заботиться о том, какое впечатление производим на зрителей.
We are too weak to put the paint and powder on our faces, the stage finery lies unheeded by our side.	Мы становимся слишком слабыми, чтобы румянить и пудрить лицо, и сброшенный нами пышный театральный наряд валяется в пыли у наших ног.
The heroic gestures, the virtuous sentiments are a weariness to us.	Г ероические поползновения и возвышенные чувства становятся обременительным грузом.
In the quiet, darkened room, where the foot-lights of the great stage no longer glare upon us, where our ears are no longer strained to catch the clapping or the hissing of the town, we are, for a brief space, ourselves.	В безмолвной, затемненной комнате, где рампа огромной сцены уже не освещает нас, где наше ухо не стремится уловить рукоплесканья или шиканье толпы, мы на короткое время становимся сами собой.
This nurse was a quiet, demure little woman, with a pair of dreamy, soft gray eyes that had a curious power of absorbing everything that passed before them without seeming to look at anything.	Сестра, о которой я говорю, была спокойной, выдержанной маленькой женщиной с мечтательными и кроткими серыми глазами. Казалось, она ни на что не смотрит, а между тем глаза ее имели удивительное свойство схватывать все, что совершалось кругом.

Gazing upon much life, laid bare, had given to them a slightly cynical expression, but there was a background of kindliness behind.	Им так часто приходилось наблюдать жизнь, лишенную своих внешних покровов, что они приобрели слегка циничное выражение, но в глубине их светилась доброта.
During the evenings of my convalescence she would talk to me of her nursing experiences.	По вечерам, пока длилось мое выздоровление, она рассказывала мне о своей практике.
I have sometimes thought I would put down in writing the stories that she told me, but they would be sad reading.	Иногда мне приходило в голову записать то, что она говорила, но эти рассказы было бы грустно читать.
The majority of them, I fear, would show only the tangled, seamy side of human nature, and God knows there is little need for us to point that out to each other, though so many nowadays seem to think it the only work worth doing.	Боюсь, что большинство из них показало бы только изнанку человеческой природы, которую, право, нам нет особой нужды обнажать друг перед другом, - хотя многие в наше время думают, что именно это и стоит описывать.
A few of them were sweet, but I think they were the saddest; and over one or two a man might laugh, but it would not be a pleasant laugh.	Некоторые из ее рассказов были очень милы, но это были, мне кажется, как раз самые печальные. Один или два могли бы даже вызвать желание смеяться, но я не думаю, чтоб это был хороший, здоровый смех.
"I never enter the door of a house to which I have been summoned," she said to me one evening, "without wondering, as I step over the threshold, what the story is going to be.	"Каждый раз, когда я переступаю порог дома, куда меня призывает профессия, - сказала она однажды вечером, - я невольно думаю о том, что я там встречу, какая история развернется передо мной.
I always feel inside a sick-room as if I were behind the scenes of life.	В комнате больного я всегда чувствую себя так, словно нахожусь за кулисами жизни.
The people come and go about you, and you listen to them talking and laughing, and you look into your patient's eyes, and you just know that it's all a play."	Люди приходят и уходят, и вы слышите, как они разговаривают и смеются, но, глядя в глаза своему пациенту, вы знаете, что все это лишь игра".
The incident that Jephson's remark had reminded me of, she told me one afternoon, as I sat propped up by the fire, trying to drink a glass of port wine, and feeling somewhat depressed at discovering I did not like it.	Тот случай, который я вспомнил в связи с замечанием Джефсона, она рассказала мне однажды после обеда, когда я сидел у огня, пытаясь выпить стакан портвейна.
"One of my first cases," she said, "was a surgical operation.	Меня огорчало то, что я, казалось, потерял вкус к вину.
I was very young at the time, and I made rather an awkward mistake--I don't mean a professional mistake--but a mistake nevertheless that I ought to have had more sense than to make.	"Одним из моих первых пациентов, - начала сестра, - оказался больной, перенесший хирургическую операцию. Я была тогда еще очень молода и сделала довольно большую неловкость. Я имею в виду не профессиональную ошибку, но все же ошибку, которой, будь я несообразительней, легко было бы избежать.

"My patient was a good-looking, pleasant-spoken gentleman. The wife was a pretty, dark little woman, but I never liked her from the first; she was one of those perfectly proper, frigid women, who always give me the idea that they were born in a church, and have never got over the chill.	Мой пациент был красивым, приятным молодым человеком, но жена его, хорошенькая темноволосая маленькая женщина, с самого начала мне не понравилась. Это была одна из тех идеально приличных, равнодушных женщин, которые как будто родились в церкви и так до конца и не освободились от церковного холода.
However, she seemed very fond of him, and he of her; and they talked very prettily to each other--too prettily for it to be quite genuine, I should have said, if I'd known as much of the world then as I do now.	Казалось, однако, что она любила своего мужа, а он ее; они так ласково говорили друг с другом -слишком ласково для того, чтобы это могло быть искренним, сказала бы я себе, если бы знала тогда жизнь так, как знаю ее сейчас.
"The operation was a difficult and dangerous one.	Операция была трудной и опасной.
When I came on duty in the evening I found him, as I expected, highly delirious.	Когда я пришла вечером на дежурство, то нашла больного, как и ожидала, в бреду.
I kept him as quiet as I could, but towards nine o'clock, as the delirium only increased, I began to get anxious.	Я делала все возможное, чтобы успокоить его, но часам к девяти бред усилился, и я не на шутку встревожилась.
I bent down close to him and listened to his ravings. Over and over again I heard the name 'Louise.' Why wouldn't 'Louise' come to him?	Склонившись к нему, я старалась понять, о чем он бредит, и услышала, что он все время зовет к себе Луизу, Почему Луиза не идет к нему?
It was so unkind of her--they had dug a great pit, and were pushing him down into it--oh! why didn't she come and save him?	Как это жестоко с ее стороны... Они вырыли большую яму и толкают его туда, почему же она не идет, чтобы спасти его?
He should be saved if she would only come and take his hand.	Стоит ей только прийти и взять его за руку - и он спасен.
"His cries became so pitiful that I could bear them no longer.	Он стонал все громче и громче, и в конце концов я не выдержала.
His wife had gone to attend a prayer-meeting, but the church was only in the next street.	Жена его отправилась на молебен, но церковь находилась на соседней улице.
Fortunately, the day-nurse had not left the house: I called her in to watch him for a minute, and, slipping on my bonnet, ran across.	К счастью, дневная сестра не успела уйти. Я попросила ее присмотреть за больным еще минутку, а сама, надев шляпу, выбежала на улицу.
I told my errand to one of the vergers and he took me to her.	Я сказала одному из церковных служителей, кого я ищу, и он провел меня к жене моего больного.
She was kneeling, but I could not wait.	Она стояла на коленях, опустив голову и закрыв лицо руками. Но я не могла ждать.
I pushed open the pew door, and, bending down, whispered to her,	Я подошла к ее скамейке и, наклонившись, прошептала:
'Please come over at once; your husband is more delirious than I quite care about, and you may be able to calm him.'	"Прошу вас, пойдемте сейчас же домой, у вашего мужа усилился бред, и мне кажется, что вы сможете успокоить его".
"She whispered back, without raising her head,	Не поднимая головы, она тихо ответила:
'I'll be over in a little while. The meeting won't last much longer.'	"Я приду немного погодя, молебен скоро кончится".

"Her answer surprised and nettled me.	Этот ответ смутил и рассердил меня.
'You'll be acting more like a Christian woman by coming home with me,' I said sharply, 'than by stopping here.	"Вы поступили бы более по-христиански, если бы сразу пошли со мной, вместо того чтобы оставаться здесь, - заметила я сухо.
He keeps calling for you, and I can't get him to sleep.'	- Ваш муж все время зовет вас, и я не могу заставить его заснуть, а ему надо уснуть".
"She raised her head from her hands:	Она отняла руки от лица и подняла голову.
'Calling for me?' she asked, with a slightly incredulous accent.	"Он зовет меня?" - спросила она, и в ее голосе послышался легкий оттенок недоверия.
"'Yes,' I replied, 'it has been his one cry for the last hour: Where's Louise, why doesn't Louise come to him.'	"Да, целый час он твердит одно и то же: где Луиза, почему Луиза не идет?"
"Her face was in shadow, but as she turned it away, and the faint light from one of the turned-down gas-jets fell across it, I fancied I saw a smile upon it, and I disliked her more than ever.	Лицо ее было в тени, но когда она повернула голову, мне показалось в слабом свете прикрученных газовых рожков, что она улыбнулась. И она стала мне еще менее симпатичной.
"'I'll come back with you,' she said, rising and putting her books away, and we left the church together.	"Я пойду с вами", - сказала она, вставая. Она убрала молитвенник, и мы вместе вышли из церкви.
"She asked me many questions on the way: Did patients, when they were delirious, know the people about them?	По дороге она расспрашивала меня, узнают ли больные в бреду окружающих, рассказывают ли они о том, что с ними действительно было, или их бред это просто бессвязные, бессмысленные слова?
Did they remember actual facts, or was their talk mere incoherent rambling? Could one guide their thoughts in any way?	Можно ли направить их мысли в каком-либо определенном направлении?
"The moment we were inside the door, she flung off her bonnet and cloak, and came upstairs quickly and softly. "She walked to the bedside, and stood looking down at him, but he was quite unconscious of her presence, and continued muttering.	Как только мы вошли в дом, она сбросила пальто и шляпу, быстро и неслышно ступая поднялась наверх, подошла к кровати и долго стояла, глядя на больного, но он не узнал ее и продолжал бредить.
I suggested that she should speak to him, but she said she was sure it would be useless, and drawing a chair back into the shadow, sat down beside him.	Я посоветовала ей заговорить с ним, она не захотела и, поставив стул так, чтобы оставаться в тени, села рядом с постелью.
"Seeing she was no good to him, I tried to persuade her to go to bed, but she said she would rather stop, and I, being little more than a girl then, and without much authority, let her.	Тогда я поняла, что ее присутствие не принесет больному никакой пользы, и стала уговаривать ее идти спать, но она обязательно хотела остаться, и так как я была тогда еще очень молода и не могла иметь настоящего авторитета, я больше не настаивала.
All night long he tossed and raved, the one name on his lips being ever Louise--Louise--and all night long that woman sat there in the shadow, never moving, never speaking, with a set smile on her lips that made me long to take her by the shoulders and shake her.	Всю ночь больной метался и бредил, и с его уст не сходило: "Луиза, Луиза..." И всю ночь эта женщина просидела у его постели, в тени, не двигаясь, молча, с застывшей улыбкой на губах. О, как мне хотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть!

"At one time he imagined himself back in his courting days, and pleaded,	В бреду воображение больного унесло его в прошлое, к тем дням, когда он был влюблен.
'Say you love me, Louise. I know you do. I can read it in your eyes.	"Скажи, что ты любишь меня, Луиза, - молил он, -я знаю, что это так, я читаю это в твоих глазах.
What's the use of our pretending? We _know_ each other.	Зачем нам притворяться, ведь мы же понимаем друг - друга.
Put your white arms about me.	Обними меня своими белыми руками.
Let me feel your breath upon my neck.	Я хочу чувствовать твое дыхание на моем лице.
Ah! I knew it, my darling, my love!'	Ах, я знал, я ждал этого, моя дорогая, моя любовь".
"The whole house was deadly still, and I could hear every word of his troubled ravings.	Весь дом спал мертвым сном, и мне ясно слышно было каждое слово его беспокойного бреда.
I almost felt as if I had no right to be there, listening to them, but my duty held me.	Иногда я думала, что не имею права слушать, но мой долг приказывал мне оставаться.
Later on, he fancied himself planning a holiday with her, so I concluded.	Потом ему представилось, что он собирается ехать куда-то вместе с ней на каникулы.
'I shall start on Monday evening,' he was saying, and you can join me in Dublin at Jackson's Hotel on the Wednesday, and we'll go straight on.'	"Я выеду в понедельник вечером, - говорил он, -ты приедешь ко мне в Дублин, в Джексон-отель, в пятницу, и мы сразу же двинемся дальше".
"His voice grew a little faint, and his wife moved forward on her chair, and bent her head closer to his lips.	Голос его стал слабеть, и жена подалась вперед, наклонив голову к самым губам больного.
"'No, no,' he continued, after a pause, 'there's no danger whatever.	"Нет, нет, - продолжал он после недолгого молчания, - тебе нечего бояться.
It's a lonely little place, right in the heart of the Galway Mountains--O'Mullen's Half-way House they call it--five miles from Ballynahinch.	Это уединенное местечко, глубоко в горах Голуэй. Оно называется О-Мюлленз-хаус и лежит в пяти милях от Боллинах-инча.
We shan't meet a soul there. We'll have three weeks of heaven all to ourselves, my goddess, my Mrs. Maddox from Boston--don't forget the name.'	Мы не встретим там ни души и проведем вместе три блаженные недели, о моя богиня, моя миссис Мэддокс из Бостона, не забудь этого имени".
"He laughed in his delirium; and the woman, sitting by his side, laughed also; and then the truth flashed across me.	Он засмеялся, и женщина, сидевшая у его постели, засмеялась тоже, и только тут истина осенила меня.
"I ran up to her and caught her by the arm.	Я бросилась к ней и схватила ее за руку.
'Your name's not Louise,' I said, looking straight at her.	"Вас зовут не Луиза", - сказала я, глядя ей прямо в лицо.
It was an impertinent interference, but I felt excited, and acted on impulse.	Это было дерзко, но я была вне себя.
"'No,' she replied, very quietly; 'but it's the name of a very dear school friend of mine.	"Нет, - спокойно ответила она, - но так зовут одну мою очень близкую школьную подругу.
I've got the clue to-night that I've been waiting two years to get.	Сегодня я наконец узнала то, что пыталась разгадать в течение двух лет.

Good-night, nurse, thanks for fetching me.'	Прощайте, сестра, спасибо за то, что позвали меня".
"She rose and went out, and I listened to her footsteps going down the stairs, and then drew up the blind and let in the dawn.	Она встала и вышла из комнаты. Я слышала, как она спустилась вниз по лестнице. Потом я подняла ставни и увидела, что уже рассвело..."

"I've never told that incident to any one until this evening," my nurse concluded, as she took the empty port wine glass out of my hand, and stirred the fire. "A nurse wouldn't get many engagements if she had the reputation for making blunders of that sort." Another story that she told me showed married life more lovelit, but then, as she added, with that cynical twinkle which glinted so oddly from her gentle, demure eyes, this couple had only very recently been wed--had, in fact, only just returned from their honeymoon. They had been travelling on the Continent, and there had both contracted typhoid fever, which showed itself immediately on their home-coming. "I was called in to them on the very day of their arrival," she said; "the husband was the first to take to his bed, and the wife followed suit twelve hours afterwards. We placed them in adjoining rooms, and, as often as was possible, we left the door ajar so that they could call out to one another. "Poor things! They were little else than boy and girl, and they worried more about each other than they thought about themselves. The wife's only trouble was that she wouldn't be able to do anything for 'poor Jack.' 'Oh, nurse, you will be good to him, won't you?' she would cry, with her big childish eyes full of tears; and the moment I went in to him it would be: 'Oh, don't trouble about me, nurse, I'm all right. Just look after the wifie, will you?' "I had a hard time between the two of them, for, with the help of her sister, I was nursing them both. It was an unprofessional thing to do, but I could see they were not well off, and I assured the doctor that I could manage. To me it was worth while going through the double work just to breathe the atmosphere of unselfishness that sweetened those two sick-rooms. The average invalid is not the patient sufferer people imagine. It is a fretful, querulous, self-pitying little world that we live in as a rule, and that we grow hard in. It gave me a new heart, nursing these young people. "The man pulled through, and began steadily to recover, but the wife was a wee slip of a girl, and her strength--what there was of it--ebbed day by day. As he got stronger he would call out more and more cheerfully to her through the open door, and ask her how she was getting on, and she would struggle to call back laughing answers. It had been a mistake to put them next to each other, and I blamed myself for having done so, but it was too late to change then. All we could do was to beg her not to exhaust herself, and to let us, when he called out, tell him she was asleep. But the thought of not answering him or calling to him made her so wretched that it seemed safer to let her have her way. "Her one anxiety was that he should not know how weak she was. 'It will worry him so,' she would say; 'he is such an old fidget over me. And I _am_ getting stronger, slowly; ain't I, nurse?' "One