Как раз в дни, предшествующие финалу трагедии СССР, который должен был стать прологом к новым трагедиям народов СССР, в № 8 журнала МИДа ещё СССР «Международная жизнь» за 1991 год была опубликована статья Джозефа Колба «Психологическое бремя советской приватизации». Её автор не относился к марксистам, он был старшим вице-президентом компании «Секьюрити пасифик-Сикор груп», действовавшей в сфере развития глобального бизнеса и маркетинга.
Если бы идеи Колба были приняты в СССР в 1991 году как руководство к действию, то в СССР вряд ли смогли бы пойти все те разрушительные процессы, которые реально определили дальнейший кризис. Безусловно, именно поэтому идеи американского бизнесмена в 1991 году не могли быть приняты в разваливаемом СССР как реальный государственный и общественный план. Но план этот был любопытный, с хорошим потенциалом, и знать о нём надо.
Вот что предлагал Колб в 1991 году:
«Основная часть собственности в Советском Союзе принадлежит народу (выделение курсивом везде моё. – С. К.), то есть обезличенному государству. Управление этой собственностью возложено на отдельных лиц, которые распоряжаются этой собственностью от имени народа, но в значительной степени подотчётны союзным министерствам. Поскольку основная часть собственности создавалась общими усилиями народа в течение 74 лет, то право собственности можно сделать индивидуальным и передать каждому гражданину Советского Союза».
Колб сообщал, что в формировании его идеи приватизации «помогли встречи в Москве и Ленинграде, включая встречи в Министерстве финансов СССР, Министерстве финансов России, Московской международной бирже, а также встречи с вице-мэром Ленинграда и сотрудниками Ленинградской биржи»…
По плану Колба каждый из жителей СССР с 1 сентября 1991 года должен был получить индивидуальный сертификат на собственность с указанием причитающейся доли общенациональной собственности с пятью гарантиями (долгосрочными правами): акции его предприятия, вклады во взаимные инвестиционные фонды и т. п. При этом сертификат капиталовложений в национальное богатство (СКНБ) составлял бы для граждан в возрасте: до 7 лет – 150 тысяч рублей; 7…14 лет – 300 тысяч рублей; 15…18 лет – 500 тысяч рублей; 19…20 лет – 600 тысяч рублей, 21… 56 лет – 1 миллион рублей, старше 56 лет – 500 тысяч рублей. В ценах 1991 года! Нынешний переводной коэффициент можно принять равным примерно 150 и никак не ниже 100.
Колб признавался:
«В развитие этой идеи можно написать целую книгу. Дело в том, что в истории практически нет прецедентов справедливой и эффективной передачи права собственности в таких масштабах, в каких это существует в СССР…»
Итак, как видим, американский бизнесмен был готов сделать каждую среднюю советскую семью обладательницей собственности на два с лишним миллиона рублей в ценах начала 1991 года, или не менее чем на двести миллионов рублей (!!!) в ценах 2011 года. И к тому были реальные возможности, обеспеченные всем тогдашним достоянием СССР.
Во всех странах мира класс собственников формировался столетиями, в тяжелейших и для имущих, и для неимущих социальных битвах, а в СССР он мог возникнуть почти мгновенно, фактически – в одночасье. Причём – в объёме всего общества!
Класс собственников в бывшем СССР и возник. Но мы все знаем, как он возник. И именно потому, что он возник так – не по Колбу, а с «точностью до наоборот», этот квази-«класс» «собственников» не имеет на «свою» собственность никаких прав, как не имеет он и никаких долгосрочных исторических перспектив.
О «плане Колба» я знал с момента его публикации, поскольку в том же номере мидовского журнала была опубликована и моя статья. Но лишь через двадцать лет, из книги бывшего «ближнего» ельцинца Михаила Полторанина, я узнал о том, что в то время имелся и другой подобный, чисто отечественный, план тогдашнего заместителя Председателя Совета Министров РСФСР, председателя Госкомитета РСФСР по управлению государственным имуществом с 21.11.1990 г. по 10.11.1991 г. Михаила Малея.
Полторанин пишет об этом так:
«Предполагалось безвозмездно передать государственное имущество по справедливости всему населению, наделить каждого гражданина его долей, именным приватизационным чеком. Он стоил бы примерно в 600 раз дороже, чем чубайсовский ваучер (надо сказать, всего в 600 раз – тоже не бог весть что, однако… – С. К.). Вовлечение чеков в продажу не допускалось – мера против приватизации. На них можно было купить акции приватизируемых объектов и получать дивиденды. Отсекались дельцы, набившие мешки денег на махинациях в горбачёвское безвременье…»
«Команда» Малея за год подготовила целый пакет законов и подзаконных актов по переводу советского государственного капитализма в «народный», скандинавского типа, в ходе приватизации, рассчитанной на 15 лет.
Михаил Малей родился в селе Волынцы Верхнедвинского района Витебской области 9 октября 1941 года – во время суровое, хотя семя его жизни было брошено в эпоху во время мирное. Дитя войны, Малей прошёл в СССР путь от рядового инженера-электротехника до директора крупного московского НИИ, и хотя после 1991 года подвизался среди ельцинских управленцев, особо ко двору не пришёлся – видно, помешали остатки гражданской совести. На посту председателя Госкомитета РСФСР по управлению государственным имуществом Малея заменил 10 ноября 1991 года не кто-нибудь, а Чубайс.
Впрочем, от идей Малея я не прослезился – уже потому, что после знакомства с ними в 2011 году возникает естественный вопрос и к обнародовавшему его план Михаилу Полторанину, и к самому Михаилу Малею: «А что же вы, якобы настоящие русские патриоты, не боролись тогда за свой план всеми возможными и невозможными средствами?»
Американец Колб нашёл возможность как-то довести до советских людей свой план прямо в 1991 году – в реальном масштабе времени. А два, по уверению Полторанина, «настоящих русских патриота», один из которых был профессионалом в сфере средств массовой информации, а другой – заместителем Председателя Совета Министров, «не сумели» найти возможностей завалить Москву и страну миллионами листовок с тезисами плана Малея и с сообщением о том, кто и как ему противодействует.
(Сам Полторанин свидетельствует, что наиболее активными противниками были «народные» депутаты Сергей Красавченко и Пётр Филиппов – очень подозрительные, как считаю уже я сам, по части их принадлежности к номерным агентам влияния Запада).
Что ж, два Михаила не архангела? В реальном масштабе времени духу не хватило? Не решились ссориться с Ельциным?
Эх!
Лишь через двадцать лет, после того как стала реальностью олигархическая «Россияния», Полторанин заявил, что если бы план Малея был реализован, то народ на деле превратился бы в хозяина страны, был бы кровно заинтересован в эффективном управлении на всех уровнях и власти пришлось бы иметь дело, как он пишет, «не с наёмным быдлом, а с нацией заинтересованных собственников».
В 2011 году Полторанин признаёт, что в этом случае народ относился бы к чиновникам как к нанятым менеджерам: не справились с делом – пошли вон, наймём других. Украли – пошли в тюрьму.
«При таком варианте, – заключает Полторанин, – Россию ждала бы судьба процветающих демократических государств».
Всё, конечно же, здесь не так просто – процветать Россия могла и может лишь как подлинно социалистическое государство. Однако сама по себе идея посмотреть на социалистическую экономику как на огромную сверхкорпорацию, акционерами которой должны юридически, с оформлением соответствующих документов, являться все граждане страны, была вполне верной, здравой и плодотворной идеей. Если у России будет будущее, социально-экономическая база нового социализма должна будет выстраиваться с учётом плана Колба и плана Малея.
А сейчас вернёмся к вопросу: «Почему пал социализм и как крали Россию у её народов?» Между прочим, этот вопрос прямо связан с тем, о чём только что было сказано.
Кому-то может показаться, что ниже я в чём-то повторяюсь и говорю то, о чём уже говорилось. Что ж, не буду спорить – в чём-то я и повторюсь, но повторюсь сознательно. Недаром говорят: «Прочесть раз – не прочесть ни разу», а также: «Повторение – мать учения». А наши не выученные в прошлом веке уроки нам надо выучить хотя бы в новом веке.
К 80-м годам прошлого века СССР по разным позициям развития занимал места от первого до пятого, чаще всего имея второе после США и редко третье (после США и ещё кого-то типа Японии или Франции) место.
По каким-то позициям мы отставали от лидера (лидеров) на три-пять, по каким-то – на семь-десять лет, по каким-то – и побольше… Так, энерговооружённость советского сельского хозяйства в 80-е годы была примерно на уровне, достигнутом США в 50-е или 60-е годы. Соответственно и производительность нашего сельского хозяйства была на том же уровне, то есть здесь мы отставали от лидера лет на двадцать.
Но вот в одной сфере жизни мы в СССР в 60–80-е годы отстали от развитого Запада лет на пятьдесят, а то и на добрых сто лет. Это была сфера управления.
Да, было бы глупо отрицать очевидный факт – подбирать руководящие кадры и обеспечивать их отсев и замену Запад научился давно. Причём не один век этому учились как «верхи», так и «низы».
Между прочим, сегодня эту науку начинает забывать сам Запад. Руководство западным миром всё более вырождается на всех уровнях – как зримом, политическом уровне, так и незримом для масс уровне «теневых» клубов мировой «элиты».
Кретинизируется сегодня и экономический уровень западного руководства – концептуально он становится всё более гнилым. Однако выше, говоря об эффективности управления на Западе, я имел в виду прошлые, «классические», времена 40–70-х годов.
В СССР Сталина быстро сформировалась система подбора и эффективной подготовки кадров. Здесь имелось много провалов, но в целом система работала и развивалась. Большинство тех, кто оказывался непригоден к руководящей работе, так или иначе, рано или поздно, но отсеивалось.
Однако после убийства Сталина и Берии, после разгрома «антипартийной» группы Молотова – Маленкова – Кагановича положение стало всё более ухудшаться, достигнув пика неблагополучия в брежневский и постбрежневский период. Если на Западе откровенно провалившийся менеджер тут же отстранялся, то в хрущёвско-брежневском СССР он мог даже подняться выше – методом «ударной возгонки» или за счёт «волосатой лапы», то есть протекции родственных связей и т. д.
В результате уже к концу брежневского периода основную часть руководящих кадров во всех сферах жизни составляли или глупцы, или подлецы. Тот, кто не понимал, что происходит, был глупцом. Кто понимал – подлецом.
Это обстоятельство тоже стало одним из факторов обрушения социализма, но оно само было производным от более фундаментального отрицательного фактора – прекращения развития с конца 50-х годов основ социалистической демократии как механизма воздействия масс на руководящий слой. Речь о всё тех же нереализованных обратных связях.
Сталин в послевоенное время в узком кругу прямо говорил об отсутствии пока что в СССР социалистической демократии, потому что вся предыдущая история СССР была вынужденно мобилизационной и не позволяла полноценно развивать социалистические демократические институты. Но к 1953 году Сталин задачу такого развития уже ставил как насущную. Ведь, как уже говорилось ранее, с системной точки зрения реальному социализму для подтверждения его состоятельности и дальнейшего развития не хватало только законодательно, в Конституции закреплённых обратных связей.
Если бы намеченная Сталиным в 1953 году коренная реформа общества и управления в СССР была проведена, то СССР мог бы далее развиваться и жить даже без ярко выраженного лидера, потому что СССР населяли бы миллионы всё более развитых граждан. И они образовывали бы свободную и могучую ассоциацию свободных индивидуумов. Ведь человек обретает подлинную свободу лишь в свободном коллективе друзей и единомышленников. И такой коллектив непобедим!
Если бы законодательные и административные принципы в СССР исходили из приоритета удаления от руководства людей, к нему не способных (или утративших такую способность), то ни о какой деградации советского общества не могло бы быть и речи. Уже в перестроечные годы «космический» академик Раушенбах – как раз специалист в области технических систем управления – якобы шутливо замечал в интервью «Литературной газете», что всё, что надо СССР для успешного существования и развития, это две Коммунистические партии, чтобы одна могла поправлять и критиковать другую.
Заметим, что Борис Викторович не отрицал, что обе партии должны быть Коммунистическими, то есть – стоять на платформе социализма, общественной собственности и Советской власти. Что же до идеи относительно двух Компартий, то это был тот случай, когда в шутке имеется доля шутки.
Между прочим, однажды и Сталин – ещё до войны – посетовал на то, что у нас одно-, а не двухпартийная система.
КПСС полностью выполнила бы свою историческую роль, если бы, подготовив со временем соответствующую эпохе правовую и организационную базу для введения в жизнь обратных связей и развития социалистической демократии, она передала бы постепенно все свои управленческие функции в органы государственного и хозяйственного управления, оставив за собой роль идейного авангарда советского общества.
Было бы лишь логично и естественно, если бы по мере развития социализма руководящий авангард общества перемещался бы туда, где ему в разумном обществе и положено быть: в экономические и культурно-просветительные структуры. Соответственно, советское общество продвигалось бы к фактической беспартийности.
Беспартийность – несомненный признак развитого, сполна удовлетворяющего потребности граждан общества.
В этом отношении уместно присмотреться к США. Формально в США – двухпартийная система, но фактически там нет партий. Что значит реальная партийность? Это значит, что если у власти партия А, то общество идёт одним курсом. Если к власти приходит партия Б, то курс меняется или кардинально – вплоть до разворота на 180°, или хотя бы существенно – хотя бы на 20–30°. А в США смена демократов на республиканцев и наоборот давно означает изменение курса на 2–3°, много – на 5°. В принципе курс всегда остаётся неизменным – империалистическим, своекорыстным, лицемерным и наглым.
Благоденствие американского общества давно обеспечено фактически бандитскими (или мало отличающимися от них) действиями США по отношению к внешнему миру. Но именно поэтому в пределах национальных границ американское общество имеет вид (другой вопрос – надолго ли ещё) развитого общества, неплохо удовлетворяющего потребности основной части своих граждан в фактически беспартийном режиме.
Понимая это, можно понять и то, что заботливое к своим членам общество в партиях не нуждается. И в нормально развивающемся социалистическом обществе управляющий авангард, управляющая часть общества должны быть сосредоточены в государственных, хозяйственных и культурно-просветительных структурах. Если бы политическая система СССР изменялась в этом направлении, то советское общество быстро и окончательно закрепило бы тот фактически беспартийный характер, который оно уже имело.
Судя по всему, Сталин, анализируя ход, достижения и просчёты предыдущего социалистического строительства, прекрасно осознал всё вышесказанное. Однако попытка Сталина исправить положение в 1953 году привела к устранению Сталина хрущёвцами.
В итоге не просто состоятельная, но единственная глобально состоятельная социальная система была доведена до всеобъемлющего кризиса, поставившего под вопрос саму состоятельность этой системы.
Кроме того, на послевоенное развитие нашего общества роковым образом повлиял такой отрицательный фактор, как наличие мировой капиталистической системы. Чтобы выжить, она должна была любыми средствами пытаться уничтожить СССР и мировой социализм. Она это реально и предприняла, перенеся классовую борьбу из сферы борьбы классов в сферу межгосударственных отношений.
С этим внешним фактором был связан и внутренний отрицательный фактор – созданная Западом «пятая колонна» внутри СССР, для чего именно в России существовали особо благоприятные условия. В либеральной «интеллигентной» среде в России задолго до Октябрьской революции 1917 года сложились традиции злопыхательства, низкопоклонства перед Западом и, соответственно, увлечённого предательства национальных интересов России.
В советском обществе давняя либеральная традиция так и не была изжита полностью. Авторы планов психологической войны против СССР это знали и на это сделали ставку, как оказалось – верную.
То есть проект скрытой войны против СССР был задуман давно, задуман очень давними врагами России и задуман умно. Сегодня об этом много сказано самими авторами этих планов, но достаточно чисто логического анализа послевоенной советской истории в свете событий 80–90-х годов, чтобы выстроилась простая и верная схема. И она хорошо объясняет все «экспериментальные» точки подготовленного спецслужбами Запада либерального эксперимента над СССР и его народами.
Схема эта такова…
Победа в Великой Отечественной войне создала совершенно новое положение Советского Союза. Мы быстро восстанавливали свой народно-хозяйственный потенциал по всем направлениям и талантливо развивали его. Так, например, в 40–50-е годы по всей степной зоне Европейской части СССР были созданы мощные ветрозащитные лесополосы. Грандиозное, но так и не понятое во всём своём значении свершение советского народа.
Одно из многих…
На глазах вырастали не только новая мощная экономика мирового класса, но и вообще новое общество с сотнями миллионов человек, осознающих себя, своих детей и внуков хозяевами Державы и собственной судьбы. В итоге советская социалистическая Россия могла стремительно и неудержимо уйти в отрыв. И если в начале века старую Россию удалось втянуть в уничтожившую её войну, то в середине века подобная попытка успехом не увенчалась.
Требовались иные методы.
Собственно, оставалось одно: разворачивание многообразной и долговременной деятельности по подрыву Советской России изнутри – при помощи тщательно отыскиваемых, отбираемых и протежируемых отступников, перерожденцев и подлецов.
Успеху способствовало отсутствие обратных связей и связанное с ним почти полное отсутствие социального иммунитета к внешней социальной инфекции, вносимой малыми дозами и исподтишка.
Параллельно с формированием, так сказать, штатной, сознательной «пятой колонны» капитализма в хрущёвско-брежневском СССР шло формирование безыдейной, карьеристской, живущей лишь личным интересом «элиты». Этот количественно значительный шкурнический слой должен был стать со временем и стал бессознательной опорой для относительно немногочисленной «пятой колонны», состоящей из сознательных агентов влияния Запада.
Так, упомянутые выше коренной москвич Сергей Красавченко (1940 г. р.) и уроженец Одессы Пётр Филиппов (1945 г. р.), пустивший потом корни в Ленинграде (!), по сравнению с членами Политбюро ЦК КПСС и с тем же Борисом Ельциным были – с видимой стороны – политической мелочью как в конце 80-х годов, так и в 1991–1992 годах.
Казалось бы, они «мелко плавали» – даже в 1991 году – даже по сравнению с Михаилом Малеем и Михаилом Полтораниным. А вот же, сумели сорвать принятие «плана Малея», который мог дать России действительно гражданское, а не олигархическое общество.
Причём высоко Филиппов и Красавченко не поднялись и потом, однако в острые моменты конца 1991 года повлияли на ситуацию решающе…
Почему сумели сделать это Сергей Красавченко и Пётр Филиппов?
Кем они были на самом деле – с невидимой стороны?
Точного ответа я не знаю.
Но о верном ответе догадываюсь.
А ведь таких красавченко и филипповых к 1991 году в СССР было не два, и не два десятка, и не две даже сотни, а не менее двух-трёх тысяч.
Сила!
Но – до поры до времени – невидимая сила.
Детальный анализ жизни в СССР со второй половины 50-х годов, проведённый с позиций оценки влияния на неё бесстыдных тайных действий западного мира, сегодня показывает в истинном свете многое…
Можно по-новому взглянуть на «целинную эпопею» 1954 года, на «разоблачение культа личности» 1956 года, на июньский Пленум ЦК 1957 года, на «экономическую реформу» 1965 года, на якобы идиотизм «планирования» брежневского Госплана СССР, на «твердолобое» идеологическое начётничество аппарата ЦК КПСС, на «неперспективные» деревни и «посадку» СССР на «нефтяную иглу», на разорительные, тупиковые ирригационные и мелиоративные проекты Минводхоза СССР, и т. д. и т. п.
Только сознательной работой, проводимой внутри формально всё еще социалистических органов государственного управления, можно объяснить и формирование к 1990 году огромной «теневой», фактически – частнособственнической, экономики. Её годовой оборот составлял не менее 150 миллиардов тогдашних рублей при объёме денежных накоплений народного хозяйства СССР в 1986 году в 301 миллиард рублей.
Конечно, нельзя объяснять все общественные и экономические просчёты последних десятилетий СССР только злым умыслом, но сегодня не будет преувеличением сказать, что удельный вес этого злого умысла в общем «идиотизме» брежневщины преобладал!
После того, как студенты, референты, аспиранты и курсанты 50–60–70-х годов стали крупными партийными секретарями, зав. отделами ЦК, профессорами, генералами, академиками и «идеологами», можно было начинать «перестройку» и раскройку Советского Союза, превращая его в некий СНГ.
Желаемый результат был обеспечен постольку, поскольку к тому времени практически вся советская «элита» (в основном – брежневского образца) состояла из нескольких поколений шкурников, а то и предателей, зато в этой «элите» почти напрочь отсутствовали люди идейные и принципиальные… Недаром тогда бытовал анекдот, в котором дед-генерал в ответ на вопрос внука-суворовца, может ли тот стать маршалом, вздыхал: «Нет, внучок! Генералом станешь. А у маршалов свои внуки есть».
Маршалы и генералы, академики и профессора, члены Политбюро и первые секретари обкомов и горкомов, министры и директора заводов и НИИ – все они, за редчайшим исключением, бестрепетно или не без некоторых колебаний, но нарушили присягу СССР и предали его.
Если не считать ряда трагических фигур ГКЧП, то среди крупных партийных деятелей со стажем можно назвать лишь бывшего главного редактора теоретического журнала ЦК КПСС «Коммунист» Ричарда Косолапова и последнего первого секретаря МК КПСС Юрия Прокофьева, а среди крупных военных деятелей – лишь генерала Альберта Макашова как тех, кто Советскому Союзу остался верен.
Рядом с этими именами можно поставить мало кого…
Предательство «элиты» было беспримерным и массовым. Сегодня всё чаще звучат те или иные откровенные признания на сей счёт, начиная с самого Горбачёва. Но уже в 1998 году советник президента Буша по национальной безопасности Брент Скаукрофт признавался:
«Моей первой реакцией на окончательный спуск советского флага над Кремлём было чувство гордости за ту роль, которую мы сыграли в достижении этого…
Если бы у Горбачёва была… сталинского типа политическая воля и решимость его предшественников, то мы бы и сейчас имели Советский Союз.
Это был бы обновлённый и усиленный Советский Союз…»
К этому можно добавить одно: если бы у всего лишь первой тысячи (да что там «тысячи» – у одной-двух сотен!) высших партийных, государственных и особенно военных руководителей СССР имелось чувство подлинного патриотизма и решительности, то никакие горбачёвы и ельцины и никакие ЦРУ и иже с ними не смогли бы сделать того, что они смогли сделать в 1991 и 1992 годах.
В 1991 году народам СССР было внушено убеждение, что социализм – это бесхозяйственность, что социализм не может дать им устойчивых социальных и материальных благ, а переход к капитализму, когда появится-де «хозяин», сразу даст народу, живущему «на талоны», то изобилие, которое якобы характерно для капитализма.
Шахтёры в Кузбассе и Донбассе стучали касками по асфальту площадей и кричали, что они хотят работать на хозяина и ездить на Канары.
Что ж, прошло двадцать лет, и те же шахтёры, оглядываясь в страхе, как бы их не услышал кто-то «не тот», жалуются, что хозяева, ездящие на Канары, не считают их за людей.
Поделом!
Кое-где на находящихся в дальнем плавании советских судах в августе 1991 года кричали: «Где тут коммунисты? За борт их!»
Прошло двадцать лет, и когда-то великая морская торговая держава имеет лишь жалкие остатки флота, а бывшие крикуны рады хотя бы временному половинному заработку на судах чужих стран.
Поделом!
Схожие процессы проходили накануне 1991 года и в европейских социалистических странах. Однако это, как и в СССР, были не естественные процессы распада, а неестественные процессы гибели здорового от природы, но сознательно отравляемого организма.
По сути, Запад и его бесспорный лидер США ответственны за умысел, подготовку и организацию политического убийства целой общественной системы. И если даже безуспешные попытки политических убийств отдельных личностей расцениваются в США как тягчайшее преступление, то как же, спрашивается, должна быть оценена успешная попытка политического убийства многих государств?
Совокупное действие отрицательных факторов – объективных и субъективных – и привело к нынешнему кризису социализма и его падению. Однако ситуацию хорошо описывает мысль, высказанная однажды: «Говорят, что коммунизм умер. Нет, он ещё не родился!»
А Россия? Что ж, современная Россия вступает в самый ответственный этап своей более чем тысячелетней истории. Сегодня Россия подошла к последнему историческому рубежу, за которым может быть или гибель, или окончательное решение всех многовековых российских противоречий.
На Украине говорят: «Бачили очi, що купували, їште тепер досхочу, хоч повилазiть» («Видели очи, что покупали, ешьте теперь досыта, хоть вылезайте»). Грустная правда наших дней заключается и в том, что народы СССР и России не видели, что «покупали», не видели, что им подсовывали и подсунули. А купить – купили.
И при этом – «купились».
Но хоть теперь-то в этом надо разобраться, не обращая внимания на вой, лай, стенания и уверения «россиянской интеллигенции» – самозваного «мозга нации», от которого уже давно несёт давно загустевшим дерьмом.
Задолго до возникновения на планете СССР – страны, где чувство гражданской ответственности стало этической и даже юридической нормой, – великий буржуазный демократ (впрочем, явственно эволюционировавший в сторону социалистических идей) Марк Твен писал:
«Гражданин, который видит, что политические одежды его страны износились, и в то же время молчит, не агитирует за создание новых одежд, не является верным родине гражданином, – он изменник. Его не может извинить даже то, что он, быть может, единственный во всей стране видит изношенность её одежд. Его долг – агитировать, несмотря ни на что…»
Несмотря ни на что! Но ведь с самого начала, с первого «россиянского» дня политические одежды ельцинской «Россиянии», наброшенные на Россию с чужого плеча, были давно заношены и насквозь пропитаны миазмами живого трупа капитализма. И уже тот, кто не говорил об этом с самого начала, был – по определению великого американца – изменником России.
А как надо определять тех, кто и сегодня уверяет нас в том, что политические одежды нынешней «Россиянии» – это не «новое платье короля» из сказки Андерсена, а модный костюм от Кардена?
В своё время немецкий интеллектуал Шпеер был очарован и увлечён некой «сильной» политической личностью по имени Адольф Гитлер. Он стал к нему близок, был министром вооружений Третьего рейха и потом, на Нюрнбергском процессе, чудом ускользнул от петли.
Уже сидя в тюрьме, Шпеер написал достаточно откровенные мемуары, где признавал следующее (выделение курсивом везде моё):
«…Как интеллектуал, я должен был (в начале 30-х годов, с момента увлечения Гитлером. – С. К.) со всей тщательностью собрать документы и изучить разные точки зрения без всякой предвзятости, так, как я рассматривал архитектурные проекты…
…Не продумать этого самостоятельно, не прочитать, принимая во внимание моё образование, книг, газет и журналов разных направлений… само по себе уже было преступлением…»
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы уловить перекличку мыслей Марка Твена и Альберта Шпеера и понять – что они имели в виду. Но я поясню…
Не продумать, принимая во внимание полученное образование, того, что происходило с нашей Родиной, Союзом Советских Социалистических Республик, в разные периоды его истории, не проанализировать со всей тщательностью документы и не изучить разные точки зрения без всякой предвзятости, а бросаться в авантюры восхваления Горбачёва и затем – тем более – Ельцина, не понять к лету 1991 года, что они и «их» политика собой представляют, что несут они России, не понять этого и не сообщить о своих выводах широким народным массам было для советской интеллигенции к лету 1991 года не чем иным, как преступлением!
Преступлением и по Марку Твену, и – по раскаявшемуся Альберту Шпееру, и – по здравому смыслу, и – по совести, человеческой и гражданской.
Сегодня нам далеко до открытого процесса нюрнбергского типа по делу об убийстве СССР, хотя, может быть, и не так далеко, как это многим представляется. Но если общественные условия для чего-то подобного в России создадутся, то я заранее предлагаю меру наказания для всех, всё ещё не покаявшихся и не вставших на колени перед оболганным и преданным ими Советским Союзом, – не пуля (много чести), не петля, а сотня розог.
С конфискацией преступно нажитого имущества, конечно.