Александр стоял в другой комнате, в изорванном мундире, часто дыша, с кровью на руках.
– Что случилось? – требовательно спросил он. – Я его убил?
– Нет. – Вскинув голову, Мин пристально посмотрел на великого герцога.
Юлий тряхнул головой и объяснил:
– Нет, австрияк только намочил штаны. Вы бы его убили, но Мин остановил вовремя. – Юлий старался держаться стоически – мол, телохранителя ничем не запугаешь, – но у него побелели костяшки пальцев, сжимавших кинжал. Нвенгарийцы иногда демонстрируют необузданную ярость – вот и все, что думал Юлий о случившемся.
– Я изменялся? – спросил он у Мина.
– Нет.
– Брось свою чертову загадочность, говори, что я делал?
– Вы почти изменились. Остановили себя сами.
– Не специально. Я ничего не помню.
Мин пожал плечами.
Александр осмотрел окровавленные руки.
– Я не могу себя контролировать! Я должен уметь это делать. – Он перевел взгляд на Мина: – Научи меня еще. Научи меняться, и помнить о том, что делал.
Мин подумал и кивнул.
Юлий, не понимавший, о чем они говорят, забеспокоился.
– Ваша светлость, что делать с фон Гогенцалем?
– Следить за ним. – Александр старался сохранять хладнокровие великого герцога. – Выдели на это столько людей, сколько нужно, но не забирай ни одного охранника великой герцогини. Мне доставь новый мундир, потом вернись домой и скажи моей жене, что я буду поздно.
– Поздно, – машинально повторила Миган за Юлием. Телохранитель Александра с каменным лицом стоял в Индийской гостиной, куда они с Иганом вернулись после экскурсии. – Он сказал, насколько поздно?
– Нет, ваша светлость. С ним этот логош, Мин.
– Понятно.
На самом деле ей ничего не было понятно, но Юлий ждал ответа. Иган Макдональд, растянувшись в кресле со стаканом виски, с сочувствием посмотрел на нее:
– Похоже, леди, вам придется несколько дольше терпеть мое общество.
– Почему вы не с ним, Юлий? Вы же его личный телохранитель!
Юлий как будто смутился – насколько может выглядеть смущенной кирпичная стена.
– Он послал меня домой, ваша светлость.
– Любопытно зачем? Он всегда говорит о том, как опасно быть великим герцогом.
Юлий промолчал, но по глазам было видно, что ему самому не нравится, что его отослали.
– Иган…
Иган быстро поднял руки вверх.
– И не просите, леди. Не просите меня трястись по дождливому, темному Лондону в поисках вашего мужа.
Миган моргнула.
– Я знаю, вы с ним не самые лучшие друзья, но…
– Не имеет никакого значения, что я о нем думаю, просто он велел мне позаботиться о вас. Если я помчусь за ним и Бог поможет мне его найти, он не раздумывая сдерет с меня шкуру за то, что я оставил вас одну.
Миган посмотрела на Юлия, тот хмуро кивнул:
– Вас надо охранять любой ценой. Вас и сына его светлости. С его светлостью остался логош, а он сильнее всех, кого мне приходилось видеть.
– Это правда, – сказала Миган, – но безопасно ли Александру находиться с Мином?
Беспокойство в глазах Юлия возросло. Миган потерла пальцы, ей не нравился холодок, поселившийся в животе. Что-то было не так.
– И нечего так смотреть, – сказал Иган. – Вам никто не позволит рыскать по Лондону и искать Александра под каждым кустом. Думаю, наш дражайший великий герцог отослал своего охранника как раз для того, чтобы удержать вас дома. – Он встал и покачнулся, сказалось выпитое виски. При виде шахматной доски в углу у него загорелись глаза. – Сыграем в шахматы? Посмотрим, сумеете ли вы разгромить пьяного шотландца.
– Разгромлю, – мрачно пообещала Миган. – Отец научил меня играть.
– Тогда давай.
Он на неустойчивых ногах подобрался к шахматному столику и сел. Миган присоединилась к нему, так и не высказав, к великому облегчению Доминика и Юлия, все, что она думает.
Миган решила, что позже все скажет Александру. Когда муж вернется, она даст волю своим эмоциям.
– Где мы? – спросил Александр. Мин пожал плечами.
– В лесу.
Они были далеко от Лондона, он это чувствовал по звенящему воздуху и отсутствию мерзких запахов, присущих городу. Его принес сюда Мин, логоши могут преодолевать расстояния по воздуху, как птицы. Александр ничего не помнил о путешествии, не знал, становился ли он на это время логошем. Видимо, нет, потому что одежда сидела на нем как обычно, запасной мундир не разорвался по швам.
Николай в любые поездки давал ему запасную рубашку и мундир. Вдруг какой-нибудь неуклюжий слуга прольет вино или капнет воском на великого герцога, а он, всегда должен выглядеть безупречно. Александр признавал, что предосторожность Николая не повредит его репутации совершенства.
Правда, со времени приезда в Лондон его всего раз облили вином, и это была Миган.
Александр вдруг вспомнил, как они занимались любовью перед отъездом на бал, как приятно было погрузиться в нее, в ее запах, ее нежность. Сколько бы неудобств ни доставлял ему любовный приворот, благодаря ему он приобрел то, чего никогда раньше не было, – ощущение полного счастья от близости с женщиной.
Никогда еще он не терял головы, никогда не был так уверен, что женщина его не предаст. Его любовные связи касались только вдов и куртизанок, но не девственниц, и длились не более одной ночи. Александру была нужна гарантия, что никакой враг не использует против него дам, которых он выбирал, ни до, ни после свидания.
Некоторые женщины написали книги о свидании с ним, эти книги очень хорошо распродавались. Александр всегда заранее прочитывал рукопись, вычеркивая все опасное, и никто не смел ему противоречить. Его репутация как любовника выросла, писательницы стали в некотором роде престижны и были ему странным образом благодарны: великий герцог их выбрал! Это помогало дамам сделать карьеру.
Все изменилось в тот момент, когда на него посмотрела Миган Тэвисток.
Вот почему он попросил у Мина помощи. Он хотел пойти к Миган без малейшего риска, что может травмировать ее, и не доверял себе. Ему необходим контроль. Александр ничуть не жалел, что накинулся на фон Гогенцаля и напугал негодяя до смерти, но не мог позволить себе потерять контроль, когда будет с Миган. Он жаждал ее с такой силой, что его неистовство могло спровоцировать превращение в логоша.
Мин пристально посмотрел на Александра и без стеснения стал раздеваться. Александр сбросил ботинки, распустил шнуровку мундира.
– Николай не простит, если я повешу одежду на дерево, – сухо сказал он.
Мин то ли не понял, то ли ему было все равно. Логош стянул с себя штаны, рубашку, бросил их поддерево и ушел в темноту.
«Что лондонские газеты раздуют из истории о том, как великий герцог Александр ходит по лесу голый с человеком своей свиты?» – с улыбкой подумал Александр, вообразив, как бы обрадовались журналисты такому поводу. Он должен быть чертовски уверен, что его никто не видит.
Он помедлил, привыкая к прохладе, потом скатал в рулон одежду и пошел за Мином. Идти босиком по темному лесу – рискованное занятие, но тело почему-то знало, как избежать острого камня или ветки, которыми был усыпан лес.
Александр видел в темноте, как кот. Лунный свет был бледный, луну то и дело закрывали тучи, но оставался серебряный круг, а все чувства Александра так обострились, что он видел каждый лист на дереве, и свечение глаз животных, и контур Мина, направлявшегося к маленькой полянке.
Он положил сверток с одеждой на сухое место, упер руки в бока и оглядел полянку, слыша биение сердца и частое дыхание каждой мыши и каждого кролика под кустом. Неужели животные так чувствуют? Неужели волки знают каждый вздох своей жертвы?
– Как управлять изменением? – спросил он. – Я хочу делать это по своей воле, а не просыпаться в недоумении, что со мной было, черт подери.
– Ты не можешь.
– Что?
Мин смотрел на поляну, он тоже ощущал копошение маленьких жизней в подлеске.
– Ты не можешь управлять своей логошской стороной. Она управляет тобой.
– Я управлял ею тридцать два года. Даже в худшие времена она не высовывалась. До сих пор.
– Из-за любовного приворота.
– Любовный приворот ее включил. – Александр согнул руки; почему-то хотелось бежать – не в панике, а ради физической радости бега. Бежать и охотиться.
– Любовный приворот обрушил стены и выпустил из заточения твое истинное «я». Ты не контролировал в себе логоша, ты его игнорировал. Как только умер человек, которого ты ненавидел и боялся больше всего на свете, стена начала осыпаться. Любовный приворот ее окончательно разрушил.
– Это самая длинная речь за всю твою жизнь, Мин. Но ты ошибаешься, я контролировал.
– Нет. – Глаза Мина поголубели еще сильнее. – Зверь, сидящий внутри, убьет тебя, если ты ему не подчинишься. Ты логош, вот кто ты есть.
– Я только наполовину логош.
– Тем труднее тебе будет.
Александр сжал кулаки.
– Я не хочу навредить Миган. Ты понимаешь? Я не могу навредить ей.
– Тогда подчинись.
Воздух вокруг Мина заколебался, и его форма изменилась. Он стал демоном, одним из тех гигантских сильных существ, которые ворвались в тронный зал в день, когда принц Деймиен и Пенелопа вернулись в Нвенгарию. Они чуть не убили Александра, и сама Пенелопа вытащила его из лап смерти.
С того дня логоши преданы принцессе Пенелопе; они следуют старой сказке, где говорится о принцессе, которая подружилась с логошем и завоевала преданность его племени. Александр разделял эту преданность, зная, что обязан Пенелопе жизнью.
У Александра сильнее забилось сердце, в позвоночнике зазвенело.
– Я никогда не хотел быть демоном.
«Ты уже демон». Мин этого не сказал, но Александр читал его мысли.
Мин опять задрожал и плавно преобразился в волка, в образе которого являлся на бал. «Ты демон, но ты можешь предъявить миру такую форму, какую пожелаешь».
Подчиниться – это слово Александру не нравилось. Он подчинялся принцу Деймиену, но только условно, поскольку был уверен, что Пенелопа удержит Деймиена под контролем. И любовному привороту он не подчинялся – тот просто его захватил.
Александр вспомнил медитацию, которой его научил Мин. Вытянув руки, он пристально смотрел на кулаки, отмечая каждое сухожилие, каждый волосок на пальце. Руки были смуглые, темнее, чем у англичан, – в цвете кожи отразилось происхождение. В древности мадьяры, восточноевропейские воины, пришли из российских степей и осели в долине Дуная; они просочились на север Нвенгарии и смешались с немногими турецкими, племенами, которые мигрировали туда раньше. От них у нвенгарийцев темная кожа и дикие нравы.
Он любил смотреть, как Миган клала свою руку ему на руку, белые пальчики гладили его так трепетно, словно она находила чарующим все, что касалось ее возлюбленного.
Ради Миган, ради ее безопасности он подчинился.
На какой-то миг мир оставался таким, как обычно, но потом все вдруг переменилось. Тени стали резкими, в природе появились небывалые цвета – средний между синим и зеленым, более глубокий, чем пурпурный.
Александр видел каждую травинку, каждый листок, каждую песчинку. Он слышал, как бьется сердце у животных, они испугались, почуяв рядом хищника. Он слышал ровное биение сердца Мина и мог, не глядя на него, точно указать, где он находится.
Изменились руки Александра: теперь твердые мускулы покрывала шкура демона, но это не было ему противно, это было естественно.
Но Миган испугается. Он помнил, что парень-логош, приехавший в Англию за Пенелопой, привел в ужас всех домочадцев, включая Миган. Александр не хотел, чтобы Миган смотрела на него со страхом.
Тогда можно принять другую форму, ведь Мин говорил, что он может являть миру любое обличье! Когда ему понадобится измениться, он выберет что-нибудь не столь пугающее.
Александр сосредоточился. Он опять изучал свои руки и чуть не подпрыгнул, когда увидел, что они покрываются гладким черным шелковистым мехом. Пальцы укоротились, превратились в когти, он ощутил позыв и встал на четвереньки.
Когда он приземлился, мир опять был другим, все вокруг стало черно-белым, но по-прежнему отчетливо видимым и вогнуто-выгнутым, без прямых линий. В горле загрохотало, вырвался рык, и зайцы кинулись врассыпную искать более безопасные места.
Александр поставил одну лапу впереди другой, чувствуя силу в гладких сухожилиях, плечи легко держали вес длинного тела. Он облизнулся и почувствовал странное ощущение, когда язык коснулся торчащих усов и меха.
Он пустился рысцой, не сознавая этого, просто двинулся на волчий запах Мина. Луна вышла из-за туч и осветила опустевшую поляну, ветер трепал брошенную одежду и ленту великого герцога Нвенгарийского.
Александр не возвращался домой до рассвета. Иган Макдональд с шотландским упрямством не уходил, сколько бы Миган ни обыгрывала его в шахматы.
– Я уже выиграла у вас сто гиней, – сказала она, когда Иган в очередной раз положил на доску короля. Первые лучи пробились в щель между шторами и коснулись почти догоревших свечей.
– Я жадный до наказаний. – Он снова расставил шахматы. – Еще разок?
– О Боже, нет! – Миган встала, нетерпеливо тряхнула юбками – она уже устала от нарядного платья. – Неужели вам нечего делать? Есть какие-то дела у Дикого Горца?
Он поднял на нее глаза, зажав в толстых пальцах белую королеву.
– Если я уйду, чтобы заняться делами Дикого Горца, вы обещаете лечь спать?
– Нет.
– Тогда я остаюсь. В любом случае Александр…
– Я знаю, приказал вам заботиться обо мне. Черт бы его побрал.
– Миган, он…
Она подняла руку:
– Если вы скажете, что он очень значительный человек, я закричу.
– Дайте мне закончить предложение, леди. Я хотел сказать, что он непредсказуемый человек. Никогда нельзя быть уверенным, что он собирается делать. Когда прошлым летом я приехал в Нвенгарию с Деймиеном и Пенелопой, Александр был совершенно спокоен, запихнул нас в тронный зал и вообще вел себя как заботливый хозяин. А сам в это время собирался при первой же возможности казнить Деймиена, а может, и меня заодно. Вы никогда не узнаете о его делах, если только он сам не расскажет.
– Я его спрошу.
– Бог в помощь, крошка. Я восхищаюсь этим человеком, он предан своей стране, необходим Деймиену и Пенелопе, но никто не держит свои карты ближе к груди, чем Александр Нвенгарийский. Новый король дрожит в своем Бате, когда Александр приближается.
– Вы его боитесь?
– Еще не решил. Я счастлив, что он нашел себе такую дивную невесту, но иногда ловлю на себе его холодный взгляд…
Он вдруг замолчал и резко повернулся. Александр стоял, прислонившись к дверному косяку, и демонстрировал тот самый холодный взгляд.
Сколько он так стоял, Миган не знала. Она опрокинула фигуру, которую поправляла на доске, и кинулась к нему.
Мундир у него был расстегнут, ленту он держал в руке, распахнутая рубашка образовала коричневое V на груди.
– Александр! – Она повисла у него на шее, уткнулась лицом в плечо; от него пахло лесом, ветром, зеленью.
Он легонько прижал ее к себе и отпустил.
– Макдональд, – сказал он.
Иган сложил руки, изображая покорность.
– Ваша светлость, не смотрите на меня так, я просто составил компанию вашей жене… э-э… развлекал ее… э-э… черт возьми, старик, мы всю ночь играли в шахматы, она меня побила, так что я промок от слез. Проиграл сто гиней.
– Которые вам не надо платить, – быстро сказала Миган. – Вы были очень добры.
– Мужчина платит долг чести, даже если это Дикий Горец, – сказал Иган с осуждающей улыбкой. – Я пришлю деньги со слугой, надо же лентяю что-то делать.
Он отвесил Миган поклон и протиснулся мимо Александра в холл. Оба не отрывали глаз друг от друга.
Александр проследил, как Иган обошел галерею и сбежал по лестнице, и только тогда закрыл дверь.
Миган не знала, что ей делать: целовать или ругать его? Хотелось и того и другого.
– Где ты был? Ты убил фон Гогенцаля?
Вместо ответа Александр сгреб ее в объятия, губы обожгли ее, и какое-то время она не возражала, что он не отвечает.
Потом он ее выпустил и нахмурился, как бы не понимая, о ком она говорит.
– Фон Гогенцаля? Нет. Он дурак. Он думал, что я ослаб, а я стал еще сильнее. Думаю, он больше не представляет угрозы, во всяком случае, в ближайшее время.
– Тогда где ты был? – Она хотела понять его загадочные слова. Что сделало его сильнее? Женитьба? Вряд ли он об этом. Но кто тогда? Или что-то такое, что не положено знать жене, тем более великой герцогине?
Александр выглядел каким-то другим, глаза стали мягче, задумчивее, словно он разгадал какую-то тайну.
– Скоро я тебе все расскажу. Это хороший секрет, любимая, честное слово.
– Нагромождение лжи, – сказал она, вспомнив слова, что он говорил, когда делал предложение – если можно назвать предложением требование все бросить и стать его женой.
Он покачал головой:
– К Анастасии это не имеет никакого отношения.
– Знаешь, в свете все с ума посходили, когда ты улизнул с ней, а меня бросил на Игана.
Он вошел в гостиную усталой походкой, рассеянно посмотрел на шахматную доску.
– Ты слышала их сплетни? Я думал, ты никуда не заходила от французского посла.
– Нет, я просто представляю себе, что они говорят. Когда завтра придет мать, она все расскажет.
Он повернулся к ней, держа в руке черного короля. Такой расслабленной позы она у него еще не видела.
– Я оставил Анастасию в отеле и поехал на встречу с Гогенцалем. Даю слово.
Миган засмеялась:
– Знаешь, если бы кто другой сказал, что он не имеет ни малейшего интереса к красивой женщине с чудесными глазами, я бы назвала его лжецом, но тебе я верю.
– Благодарю за доверие.
Миган подошла к нему – любовный приворот не желал отпускать даже на расстоянии, невидимым магнитом ее притягивало к мужу.
– Это не доверие, просто я поняла, как устроен твой мозг. Ты все и всех раскладываешь по ячейкам, особенно людей. Куда-то поместил жену, может быть, в отдельный ящик. – Она поставила белую королеву на черный квадрат. – Ради тебя она очаровывает людей, сообщает тебе информацию, которую от них получила, как-то раз снабдила сыном. – Она поставила черную королеву на белую клетку и нежно сказала: – Иногда ее зовут Сефронией, иногда Миган.
Нависло тяжелое молчание; он смотрел на нее в упор, и в глазах горел какой-то необычный огонь, который он раньше гасил в себе.
Иногда Миган думала, что она не боится Александра потому, что его ум всегда отчасти занят чем-то другим, но сейчас он все свое внимание сфокусировал на ней, и она поняла всю мощь его власти – и дело было вовсе не в титуле великого герцога.
Это был человек, который негласно правил Нвенгарией. Человек, который сровнял с землей часть города, чтобы избавить его от порчи. Если иногда он казался ручным, то потому, что специально обращал к людям доверчивое лицо с целью их обезоружить. За внешностью цивилизованного человека скрывался варвар, и Миган его пробудила.
– Я женился на тебе не потому, что хотел другую жену. Меньше всего я нуждался в другой жене. Я женился на тебе потому, что испортил тебя и не хотел оставлять валяться в пыли на дороге. Я женился на тебе потому, что хотел тебя. – Он махнул рукой по шахматной доске и сбросил фигуры на пол. – Я хочу от всего избавиться, иметь тебя, и ничего больше. Вот чего я хочу.
Миган переплела пальцы. Она почувствовала себя эгоистичной и расстроилась. Она не хотела выходить замуж за такого грозного человека, жить в его аляповатом доме и улыбаться герцогиням и женам послов, раздираемым завистью.
– Ты сделал меня великой герцогиней и думаешь, что я стану могущественной, как ты? Но это не одно и то же, что надеть нарядное платье. За маской осталась я, простая девушка из Оксфордшира. Я в ящике, Александр, независимо от того, хотел ты меня туда посадить или нет.
Он ласково погладил ее по голове.
– Но это нарядное платье, как ты сказала. Ты надеваешь маску великой герцогини, и все ее видят, все забывают о девушке из Оксфордшира и видят только высокопоставленную женщину, красивую и могущественную – насколько ты сама хочешь быть могущественной.
– Красивая, – задумчиво сказала она. – Высокопоставленная. Эти слова никогда не относились ко мне. Не знаю, могу ли я играть эту роль, дражайший муж. У меня не такой изощренный ум. Раскладывая людей по ячейкам, ты прикидываешь не меньше пяти способов, как их использовать. – Она ткнула в него пальцем. – И не говори, что это не так. Я наблюдала, как ты это делаешь.
– Я делаю то, что должен.
Она засмеялась:
– Но это ненормально, Александр. Когда мы встречаемся с людьми, то спрашиваем, как им понравилась последняя постановка в «Ковент-Гардене» или как вчера сыграли в вист. Не спрашиваем: «Как он может мне помочь в манипуляциях с кабинетом министров?» или «Как бы ее использовать в шпионаже против Пруссии?».
Он мягко накрыл рукой ее обвиняющий палец.
– Я великий герцог Нвенгарийский. Такая у меня работа – все время наблюдать, решать, кому доверять, кого использовать. Это просто работа, Миган, – повторил он мягче.
– Беда в том, что ты никогда не перестаешь быть великим герцогом. Мне ты велишь надевать маску, а свою никогда не снимаешь.
– Потому что не могу. – Он поднес ее палец ко рту и лизнул подушечку. – Я никогда не смогу снять маску. Я навсегда надел ее, увидев, как человек, которому я безоговорочно доверял, убил моего отца и потом ждал, что я его обниму и поцелую. Мне пришлось стать великим герцогом; я не мог быть просто Александром, потому что умер бы в тот же момент. Если бы я остался Александром и делал то, чего хочет Александр, принц-император ежедневно подвергал бы меня пыткам, изощренным и медленным, чтобы я молил о смерти. Но я должен был жить, чтобы отомстить за отца.
Ее ранила грусть в его голосе. Она представила себе тринадцатилетнего мальчишку, заставившего себя холодно смотреть на казнь отца. Она видела в нем решимость: что бы ни случилось, его сын никогда не будет свидетелем того, что выпало на долю Александру.
– Скажи мне, что надо делать, – тихо сказала она. – Я сделаю все, что хочешь, буду такой, какой ты хочешь, лишь бы уберечь от этого Алекса. Обещаю.
Он долго смотрел на нее, тиская перевязь, символ его высокого положения.
– Когда мы встретились, я понятия не имел, кто ты и в какую ячейку тебя поместить, как ты это назвала. Я не лгал, когда говорил, что не хочу жениться, но теперь я ничуть не жалею, что ты моя жена, Миган. Мне фантастически повезло с тобой.
– Знаешь, это может быть всего лишь любовный приворот, – тихо сказала она.
Он погладил ее тыльной стороной руки; жесткая лента терла щеку.
– Ты думаешь, я не нашел бы средства разрушить чары? Если бы я захотел, мои люди уже давно нашли бы Черную Анну. Ее бы допросили и даже по-тихому убили, и никто бы ничего не узнал. Но этот приворот дал мне что-то такое, чего у меня никогда не было. Я не спешу с ним расстаться…
– Я тоже не хочу от него избавляться, – сказала Миган, подумав, – Хотя от него много неудобств. Как можно стоять и вежливо разговаривать с герцогиней Гауэр, когда я воображаю, что держу тебя? Я имею в виду, держу не тебя, а твою специфическую часть.
Он улыбнулся, и у нее потеплело в груди.
– Значит, вот о чем ты думала на балу? А я решил, ты была довольна вниманием джентльменов.
– Нет, конечно; они, кажется, поверили, что в моей голове нет ни единой мысли, кроме как о состоянии погоды. Меня хорошо научили говорить о погоде, но это любому надоест. – Миган засмеялась.
– Обещаю тебе, жена, про погоду ты от меня не услышишь. А теперь о том, что ты хотела подержать в руках. – Александр запрокинул ей голову и приблизил губы к ее губам.
Целовал он как-то по-другому. Миган подумала, что изменился вкус его губ. Через несколько вдохов она поняла, что он теплый – кожа, рот, дыхание были теплыми. Не горящими от любовного приворота, не холодными, как положено великому герцогу, а просто настоящими. Александр – просто мужчина.
– Что с тобой случилось этой ночью?
Он улыбнулся, грубо, нецивилизованно, эмоционально, как истинный нвенгариец.
– Нечто замечательное. Я это победил.
– Победил что? – Она просунула руки под расстегнутый мундир, положила их на теплую грудь. – Александр, ты сводишь меня с ума.
Он поцеловал ее в лоб, потом опять в губы.
– Подожди здесь ровно десять минут, потом иди в сад.
Она испугалась:
– В сад? Там холодно и сыро.
Его улыбка больше была похожа на оскал, такого она у него никогда не видела.
– Обуйся, закутайся. Я тебе кое-что покажу, моя герцогиня.