Александр положил руку на талию мисс Тэвисток. Ее лицо пылало, глаза мерцали, но она избегала смотреть на него.
Вокруг вальсировали пары, дамы держали юбки на отлете и порхали, порхали, как бабочки. Мисс Тэвисток тоже приподняла юбку, но так, как будто увидела на полу крысу и боялась на нее наступить.
Она была абсолютно, ошеломляюще красива. Рыжие волосы скручены в тугой пучок, из которого выбиваются непослушные кудряшки. Александр поймал себя на мысли, что если распустит ей волосы, то увидит, что они длинные, густые и вьются сами по себе.
Он хотел, чтобы они стекали по его рукам, по лицу, по голому телу. Он хотел обхватить ее личико, повернуть к себе и поцеловать. Он хотел уложить ее на кровать, встать на колени, раздвинуть ей ноги и погрузить пальцы в нежную поросль между ними. Ее лоно будет влажным, он вытащит пальцы и слижет с них мед…
Да, крепко она захватила его этим приворотом и не собирается выпускать. От ее близости становится только хуже.
– Кто вы? – хрипло спросил он.
Мисс Тэвисток наконец подняла на него глаза – золотисто-карие, опушенные густыми ресницами.
– Я мисс Тэвисток, как вам уже сказала леди Федерстон.
Милый уклончивый ответ.
– Вы знаете, о чем я говорю. Кто вы? И зачем вы сюда пришли?
Ее взгляд пробежался по нему от лба до талии, внимательно изучая. Но если леди Федерстон и миссис Брейтуэйт смотрели на медали, ленту и общий облик герцога, то Миган Тэвисток оценивала Александра-мужчину.
Она видела черные волосы над высоким лбом, бронзовое лицо, красиво изогнутые брови, рубиновую серьгу, которую он всегда носил. Какое-то время она смотрела на рот, потом на шею в том месте, где она уходит под высокий воротник мундира. Ее взгляд проследовал вниз, к медалям, но у него было ощущение, что она смотрит сквозь одежду.
– Ответьте на мой вопрос, мисс Тэвисток, – резко сказал он.
Ее глаза смотрели настороженно, и все-таки в них были упорство и жизнерадостность, которую доселе он ни у кого не видел – ни у женщин, ни у мужчин.
– Я пришла танцевать, ведь это бал. Если вам так уж надо знать: мачеха притащила меня сюда искать мужа, по ее мнению – это необходимо.
Он сжал ей пальцы, и она поморщилась.
– Ваше подтрунивание очень забавно, но со мной вы зря тратите силы на шутки подобного рода. Я хочу знать, кто вас надоумил воспользоваться любовным приворотом и зачем. Вам придется мне все рассказать.
Ее глаза слегка расширились, потом она сделала судорожное глотательное движение. Что ж, он правильно понял, эта девушка лишена хитрости и скорее всего не заговорщица, а невинный инструмент, средство. Она приведет его к тому, кто ею манипулирует, он заставит ее это сделать.
– Ваша светлость, вы с ума сошли. Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Понимаете. Это опасная игра, мисс Тэвисток, и с вашей стороны будет мудро проинформировать меня. На кого вы работаете и что они вам обещали за то, что вы заманите меня в ловушку?
Ее рыжие кудряшки задрожали, лицо стало розовым, отчего высветились веснушки на носу.
– Я ни на кого не работаю. Это была просто глупость, вот и все, ваша светлость. Вам, не стоит беспокоиться, даю слово.
Она дает слово. В Нвенгарии дать слово – значит связать себя до гробовой доски, но он не думал, что английская мисс так же смотрит на вещи.
– Скажите мне, а я сам решу, стоит или нет.
Мисс Тэвисток отвела взгляд. В посадке головы, в линии рта читалось, что она не только не назовет имя того человека, но и не боится Александра. Это только выдавало ее невежество – и невиновность. Александр не расправлялся с пешками всего лишь ради того, чтобы доказать, что он это может. Но ему нужно было знать, кто ею манипулирует, и он применит любые доступные средства.
– Вы хорошо танцуете, ваша светлость, – вдруг сказала она, меняя тему. – Я иначе думала о нвенгарийцах. Я думала, что вы держите друг друга за талию и двигаетесь в ряд.
– Так танцуют крестьяне. У аристократов танцы более интимные.
При слове «интимные» ее губы приоткрылись, тело качнулось к нему.
Ему вдруг представилось, как он и эта рыжая красавица танцуют в причудливом бальном зале его дома на Беркли-сквер, кружатся под красным с позолотой потолком. Он прижимает ее к себе. Из дальнего окна на них светит солнце, музыки нет, а они танцуют, танцуют, танцуют.
Александр с пронзительной остротой ощущал ее талию под своей ладонью, видел, как колышется юбка Миган, и их губы находятся на расстоянии шепота друг от друга.
У мисс Тэвисток нежные глаза; взгляд уже не настороженный и не уклончивый. Она открыто смотрит на него, на Александра, как будто за холодным фасадом видит его душу.
– У нас с вами было одинаковое видение, мисс Тэвисток, и его вызвал приворот, – сказал он, напомнив себе об опасности.
– Да, я тоже так думаю.
– Хоть это вы признаете. Где талисман?
Мгновение она колебалась, потом приподняла руку, на которой висел маленький шелковый мешочек, расшитый розочками.
И в тот же миг Александр оказался в выложенной мрамором ванной комнате в своем доме на Беркли-сквер.
По стенам горели свечи в канделябрах, отблески плясали на воде, укрывающей ее дивное тело. Она сидела в уголке огромной римской ванны – бледное круглое лицо, карие глаза, полные губы, зовущие к поцелую, голые плечи. Миган удивленно посмотрела на него, словно недоумевая, как он здесь оказался, а потом без тени смущения стала изучать его голое тело с преувеличенным интересом.
Александр захотел ее так страстно и неожиданно, что захватило дух. Руки как будто уже лежали на ее теле, он раздвигал ей ноги и проталкивался в нее, а она его приветствовала, двигалась под ним, издавала легкие сладострастные звуки.
Он погрузился в горячую ванну. Над водой поднимался пар, накрывал их обоих, у Миган на лбу появились мелкие рыжие завитушки. Он улыбнулся, любуясь ее красотой.
– Любимая, потрешь мне спинку?
Ее глаза расширились, грудь поднялась. Он сделал в ванне несколько скользящих шагов, встал на мраморную скамью коленями по обе стороны от нее, коснулся ног напряженным членом. Погладил по щеке, нагнувшись, провел губами по губам…
Она ахнула, и внезапно ванна куда-то бесшумно провалилась, а он остался стоять в ярко освещенном зале, держа ее в руках. Оба стояли без движения, другие танцующие пары с изумлением на них поглядывали.
Александр быстро взглянул на свою партнершу и по округлившимся глазам и ее неровному дыханию понял, что мисс Тэвисток видела то же, что он.
Он сжал ей локоть, пробормотав:
– Мисс Тэвисток, кажется, вам плохо, давайте выйдем на воздух, – и, не дожидаясь ответа, вытолкнул ее в ближайшую дверь.
Миган дрожала всем телом и боролась с тошнотой. Рука герцога в перчатке больно впилась в ее предплечье, Александр силой вытащил ее за стеклянную дверь на мраморную террасу.
Она с трудом дышала. Как и в прошлый раз, видение было таким реальным, что она чувствовала горячий пар ванны, жесткое мраморное сиденье, ускорение сердцебиения при виде того, что он приближается к ней, и вода вокруг него волнуется, пар завивается и танцует, и вот наконец он наклоняется над ней…
Когда он коснулся ее губ, она вскрикнула и видение исчезло. Но он тоже все это чувствовал, видел, и его глаза кипели страстью и злостью одновременно.
На террасе никого не было, мартовские ночи слишком холодны для бальных платьев. Александр затащил Миган в угол балюстрады, прямо на пронизывающий ветер.
– Дайте талисман, – приказал он тоном, не допускающим возражений.
Миган спустила ридикюль с дрожащей руки, Александр схватил его и вытащил пучок перьев, обмотанных проволокой. Он его разглядывал, а она стояла на цыпочках, на грани обморока. На его лице появилось отвращение.
– Любовный приворот, вот и все. Волосы мои?
– Думаю, да.
– Как вы их достали? – Голос рокотал от злости.
– Это не я. Пожалуйста, отдайте.
Она обязана отдать талисман ему. Пусть уничтожит, и Дейдре лишится пятидесяти гиней. Но Миган почему-то потянулась за ним.
– Не отдам.
Александр был гораздо выше ее и держал талисман так, что ей было не достать.
– Если волосы мои, значит, у меня в доме предатель, и я должен узнать кто.
– Если я скажу, вы отдадите?
– Нет.
Она опять потянулась, и он схватил ее за руку.
– Пожалуйста, отдайте, – взмолилась она. – Я его уничтожу, обещаю вам.
– Только после того, как скажете, кто его изготовил и кто в моем доме вам помогал. – Он сжал ее руку так жестоко, что наверняка останутся синяки.
– Отпустите! – закричала Миган. Она попыталась вывернуться и одновременно выхватить талисман, но поскользнулась на мраморных плитах и чуть не разбилась о балюстраду; он ее удержал, и в этот момент ее рука сдавила талисман.
Яркая вспышка осветила их и сразу погасла.
– Что это было? – спросила она.
– Ад, – сказал он и выпалил что-то по-нвенгарийски; слова звучали напористо и грозно.
Внезапно Миган охватило желание – того же рода, что в видении, но в сто раз сильнее. Вопреки холодному ветру в ее теле разгорелся жар, дыхание участилось. Она смотрела в голубые с черными крапинками глаза, на обольстительные изгибы желанных губ. Во время схватки узел его галстука ослаб, и стала видна смуглая шея. О, если бы он лежал рядом с ней, если бы она могла лизнуть его в шею, насладиться его теплом!
Руки Александра легли ей на спину, и Миган опустила голову ему на грудь. От него пахло шерстяной тканью, мускусом и свежим ветром. Красивые джентльмены и раньше кружили ей голову, но то слабое возбуждение не шло ни в какое сравнение с охватившей ее страстью. Между ногами стало горячо и влажно, по опыту прежнего видения она знала, что это значит: она его хочет, хочет, чтобы он был внутри.
– Александр, – с мукой в голосе взмолилась Миган.
– Не здесь. – Он обхватил ее за талию и вытолкнул в следующую дверь; они попали в коридорчик, идущий вдоль бального зала. – Мы найдем место.
Они прошли вдоль всего зала, никого не встретив; Александр привел ее в крохотную приемную, где стояли два низких кресла, турецкий диван и полукруглый стол. По стенам рисованные боги гонялись за голыми богинями и нимфами; картины были в рамах с золотыми завитушками, и от избытка позолоты и несовместимых красок у Миган могла бы закружиться голова, но она ничего не видела вокруг, кроме Александра.
Великий герцог закрыл дверь и порывисто обнял Миган. Его поцелуй был ненасытным, язык внедрился вглубь, и хотя Миган думала, что станет сопротивляться, она радостно заиграла с ним, узнавая его пьянящий и возбуждающий вкус.
Руки легли ей на локти, разорвали тонкий шелк на пути к голым плечам, рванули вниз лиф. Миган прижалась к широкой груди, лизнула его подбородок и ощутила колючую щетину. Ей понравился вкус мужской кожи.
В глубине сознания разум Миган Тэвисток сопротивлялся: «Что ты делаешь? Ты себя компрометируешь, дурочка!» Но попытки вразумить себя оказались тщетными, разум стих, уступив место эмоциям.
Только Александр имел для нее значение.
Он покусывал мочку ее уха, и когда Миган издала протестующий звук, укусил больнее. Его волосы выбились из-под шнурка, упали ей на шею; от них пахло одеколоном и пряностями. Она смяла его перевязь, знак власти, жесткую и холодную.
– Хочешь, я ее сниму, любовь моя? – пробормотал он. – Да.
Миган помогла ему снять ленту с плеча, Александр поднял ее над головой и уронил на пол. Потом он сиял перчатки, сел на позолоченный стул, скинул мундир. На нем осталась легкая рубашка, облегавшая крепкие мышцы, смуглая кожа груди мелькнула в распахнутом вороте.
– Повернись, – сказал он. – Я расшнурую.
Миган с готовностью повернулась к нему спиной, как будто это было самое обычное дело – великий герцог расстегивает крючки, скрепляющие ее лиф. Отдавшись странному моменту, она не видела причин, почему бы не позволить ему раздеть ее. Казалось, обоих захватило незнакомое, дикое чувство, что они давно уже были любовниками. Интимность отношений, свойственная мужу и жене, казалась вполне естественной.
Пальцы поиграли у нее за спиной, и лиф раскрылся. Он пробежался по разрезу корсета, раздвинул края и быстро расшнуровал его. Под конец развязал тесемки рубашки и стянул ее вниз, погладив жесткой рукой нежную спину и ягодицы.
Миган стояла лицом к двери, по пояс голая, тяжело дыша. Почувствовав на спине его язык, она издала слабый стон.
Губы проследовали по позвоночнику, по пути сталкивая рубашку, пока та не улеглась шелковой лужицей вокруг ног на полу. Теплые губы прижались к впадинке, Миган затаила дыхание, испытывая невероятное блаженство.
– Раздвинь ноги, – тихо приказал он.
Она послушалась; ее не смущало, что она стоит голая, только в чулках и туфлях, перед мужчиной, с которым познакомилась четверть часа назад. Его язык покрутился на каждой ягодице и спустился ниже.
Она чуть шире раздвинула ноги, трепеща, желая его, готовая умолять. Опережая одна другую, странные мысли туманили голову, повторялись видения, являвшиеся ей в спальне и в бальном зале.
Он соскользнул с кресла и, стоя на коленях, раздвинул ей ноги, чтобы дотянуться языком до ее лона, потрогал завитки волос, и она вскрикнула от нового ощущения.
– Что со мной происходит? Александр, что ты делаешь?
– Люблю тебя. – Он положил руки ей на ягодицы. – Повернись. Хочу тебя видеть.
Миган с трудом проглотила ком в горле и, сделав полукруг, выступила из кучи одежды. Он смотрел на нее горящими голубыми глазами; в черных волосах сверкал рубин.
Его руки поднялись от бедер к талии, потом на грудь.
– Ты прекрасна. – Голос стал низкий, глубокий, акцент усилился, как будто ему было трудно выговаривать английские слова. – Ты великолепна, соблазнительна, как богиня.
Она коротко засмеялась, но смех был, пожалуй, истерический.
– Разве есть богиня Миган?
– Мы ее изобретем. Скульптор вылепит тебя такой, какая ты сейчас. Или я найму портретиста, и он изобразит тебя лежащей на кровати в ожидании меня, в одних только чулках и туфлях.
Она задрожала, но постаралась сделать вид, что это нарочно.
– Я буду глупо выглядеть.
Александр посмотрел на нее с улыбкой и сказал, что вовсе не считает, что она будет глупо выглядеть. Он взял ее руки и приложил к грудям.
– Стой так. Потри для меня соски. Получай от этого удовольствие.
Нагнувшись, он поцеловал ее в живот, по кругу обцеловал пупок, коснулся его языком. Миган легонько сдавила соски и ахнула – они как будто зазвенели.
Александр поиграл темными кудрями внизу живота – «Прекрасно», – накрыл рукой холмик, поцеловал его.
– Александр, – прошептала она.
Его язык скользнул туда, где у нее всего сильнее болело, нашел шишечку; он знал, что и как надо делать, чтобы Миган получила то, чего жаждала.
Она хотела бы податься ему навстречу – и в то же время оставаться неподвижной, чтобы не спугнуть его; хотела его трогать – и вместо этого гладила свои соски, потому что он так велел. У нее было безумное, странное желание во всем ему подчиняться. Безумие охватило обоих, магия кружила и толкала их друг к другу.
Ей хотелось закричать, хотелось выплакать свое темное наслаждение тем дикарским богам и богиням, которые ее мучили. Она чувствовала, что они это делали нарочно.
Но тут у нее за спиной скрипнула ручка двери. Миган отшатнулась от Александра и чуть не потеряла равновесие.
– Давайте зайдем, вы мне расскажете, что говорят эти чертовы дураки из кабинета министров.
Дверь начала открываться, но второй мужчина сказал:
– Нет, давай лучше удерем ко мне на Маунт-стрит; мой человек нас покормит, а то на этих балах ужины такие тощие, да и нам не помешает подогреть кровь портвейном.
Первый сказал, что это отличная мысль, и со стуком захлопнул дверь.
Миган смогла дышать. Они чуть не попались! Она посмотрела на него – и была ошеломлена. Он улыбался, дикие глаза разгорелись. Его возбуждало то, что их чуть не застали. Он встал, подложил руку ей под спину и глубоко поцеловал. Его язык ласкал ее нёбо, кольца на пальцах ледышками вдавились в кожу.
Он оборвал поцелуй, пошел к двери и запер ее на ключ. На обратном пути развязал галстук, снял рубашку. Потом расстегнул брюки и без всякого стеснения спустил их и сел в кресло.
Она огромными глазами смотрела на объект, вздымавшийся у него между ног.
– Иди ко мне.
– Что ты будешь делать?
– Любить тебя. Иди ко мне, Миган, остальное за мной.
Как можно не сделать то, о чем он просит? Где-то в глубине сознания Миган протестовала, но ее голос был слабым, далеким, с ним можно было не считаться.
Она подошла к креслу. Он за бедра притянул ее к себе.
– Будет больно? – прошептала она.
– Может быть. Я постараюсь быть нежным. Ты уже влажная, это хорошо.
Она понимала, о чем он говорит, это уже было в ее видениях. Она помнила те ощущения и понимала, что сейчас испытает их наяву.
Миган уловила момент, когда лишилась девственности – все тело сжалось в точку, а потом раскрылось, как будто лопнула струна, державшая ее на привязи, и отныне она свободна.
– Ты моя, – прорычал он голосом дикаря.
– Да, – прошептала она. – Я принадлежу тебе.
Он что-то заговорил по-нвенгарийски, как будто в одно мгновение забыл чужую речь, все английские слова. Он заполнил ее собой, но это было не больно, а так естественно, словно только для этого была она рождена – для встречи с этим мужчиной.
Александр был прекрасен, и если уж надо кого-то рисовать, то его, голого, лежащего на смятой кровати в ожидании ее.
«Мне нужен этот мужчина. Нужно, чтобы он был во мне, любил меня, трогал».
Ей показалось, что она услышала тихий смех Черной Анны.
Александр пробормотал по-нвенгарийски: «Шенген дем, ми коура сел».
– Что это значит? Переведи.
Он с усилием открыл глаза.
– Я хочу тебя, мое сердце.
Ее сердце неистово колотилось в груди.
– Я тоже хочу тебя.
Он сдвинул брови, словно что-то обдумывал. А потом, запрокинув голову, вонзался в нее до тех пор, пока горячее семя не вырвалось и не влилось в нее, Миган извивалась, билась, смеялась.
– Миган, – выдохнул он. – Черт побери!
– Только не говори, что ты сожалеешь.
Он поцеловал ее горячо и властно – в этом не было ничего от извинения.
– Мое сердце, – прошептал он.
– Скажи это по-нвенгарийски. Я хочу услышать, как ты это скажешь.
– Ми коура сел.
Когда он протянул «л», она впилась в него губами. Он довершил поцелуй, потом притянул ее к себе; она положила голову ему на плечо, а он поглаживал ее по спине.
– Какое счастье, – прошептала она, вдыхая его запах. – Мой Александр.
– Миган, – пробормотал он, продолжая ее гладить. – Рыжий – прекрасный цвет. Теплый, похожий на огонь.
Она улыбалась. Ничего в мире не осталось, только он и она, и комната, и это было прекрасно.
Рассудительная молодая женщина внутри ее застонала: «О, Миган, что ты наделала?»