Как в кино не будет

Глава 10. Превратности любви

В январе, сразу после рождественских праздников, в квартиру позвонили. Я была дома одна и потащилась отпирать дверь, проклиная Никиту за то, что он сделал из квартиры проходной двор. Но, справившись с замком, я решила, что ошиблись дверью. На лестничной площадке стояла такая дама, каких не бывало даже у великого знатока женщин Никиты. В собольей шубе, немыслимой красоты сапогах на высоком и тонком каблуке и с роскошной сумкой через плечо. У ног дамы стояли два чемоданы, тоже не из дешевых, а за нею маячила мужская фигура. Как потом выяснилось — шофера.

— Здравствуй, Регина, — сказала дама, — ты совершенно не изменилась. Не узнаешь?

И тут я узнала свою бывшую соседку Верочку Сергееву, ставшую по безумно-благотворительной прихоти Семена Френкеля его женой и уехавшей с ним и с его родителями из России. Но вместо прежней юной и чуть вульгарной красотки вернулась ухоженная, уверенная в себе молодая красавица. Пребывание в цивилизованных странах явно пошло ей на пользу.

— Надеюсь, мою комнату не заняли? — как ни в чем не бывало осведомилась она, жестом указав шоферу внести чемоданы. — Ни от подданства, ни от жилплощади я не отказывалась, так что решила обойтись без гостиницы. Ностальгия, наверное. Потянуло в этот сарай — и все тут.

Я, наконец, обрела дар речи:

— Вера, как ты изменилась! Я бы тебя первая ни за что не узнала. Как у нас говорится, богатая будешь. Впрочем…

Верочка довольно рассмеялась:

— Я и сейчас не жалуюсь. Комната-то действительно свободна?

— Нас в квартире вообще двое осталось — бывший муж Ирины да я. Так что можешь даже выбирать, где… поменьше грязи. Сказать «где почище» не могу: мой сосед уборку делает только по настроению и в жилых помещениях. Остальное…

Я махнула рукой. Впрочем, Вера все и так видела: пыльную лампочку без абажура в коридоре, затоптанный пол, захламленные углы. Она заглянула в свою комнату, где на потолке сохранились темные разводы от протечки, потом в комнату Френкелей, так и оставшуюся с проломанным полом. Увиденное ее мало устроило, зато комната Елены Николаевны, где Никита оборудовал себе что-то вроде кабинета и где обычно ночевал Слава, если задерживался допоздна, понравилась:

— Может, здесь?

— Тут живет Никита Сергеевич. У него две комнаты.

— Тогда — к бабе Маше. Там, помню, комната побольше.

— Там, кстати, стоит часть вашей мебели. Перетащили после потопа.

Вера посмотрела на не слишком шикарную обстановку и передернула плечами:

— Ладно, для начала сойдет, да собственно, и не имеет значения. Ты на сегодня свободен, — обратилась она к шоферу, — а завтра, часиков в одиннадцать, позвонишь мне сюда. Может быть, понадобишься. Запиши номер телефона.

Когда шофер ушел, Вера скинула наконец шубку и осталась в черном платье из тонкой шерсти. Таком простом, что даже мне, неискушенной, стало ясно: за такую простоту заплачены немалые деньги. А Вера раскрыла один из чемоданов и начала доставать оттуда какие-то вещи, переодеваться и одновременно задавать мне бесчисленные вопросы. Оно и понятно: за пять лет ее отсутствия в квартире, мягко говоря, многое переменилось.

— Ох, я тебя заболтала! — спохватилась она наконец. — Давай я поставлю чайник, попьем кофейку, перекусим, а потом буду дальше устраиваться. Жаль, что наши бабки не дожили, я ведь им кое-что привезла. Ну да ничего не поделаешь, все мы там будем. А вот это — тебе.

Она положила мне на колени большой пластиковый пакет. Конечно, я была похожа на бедную родственницу, но прослезилась я не из-за восторга от заграничных сувениров. Просто после смерти мамы мне никто не делал никаких подарков.

— От Семена тебе привет. Мы с ним, правда, в разводе, но лучшие друзья. Второй муж — американец, но такой сволочью оказался — не лучше наших мужиков. Спасибо Семе — он тоже, кстати, в Штаты перебрался, — надоумил меня перед свадьбой брачный контракт составить, как это там принято. А по нему я, в том случае, если развод пройзойдет не по моей вине, кое-что получала. Да и свое дело у меня там есть, небольшое, но… Называется «Магазин маленькой Веры». Скупаю и продаю всякие ювелирные изделия. Ну, это неинтересно.

Я слушала и машинально рассматривала вещи из пакета. Таких я не то что в руках никогда не держала, даже по телевизору не видела. Красивое длинное платье-халат из какой-то мягкой, нежной материи, тонкое белье, крохотный кассетный магнитофон с приемником, какие-то флаконы, коробочки, сверточки. Толком я рассмотреть ничего не могла, слезы продолжали капать.

— Что с тобой? — испугалась Вера. — Я тебя чем-то расстроила?

— Ну что ты, это я от неожиданности, наверное. Не думала, что вы там обо мне помните.

— Это я от тети Ривы и от Семена научилась. Они вечно о ком-то беспокоятся, кто-то у них под опекой. И Софа, Семкина сестра, точь-в-точь такая же. Красивая, ей уже за пятьдесят, а больше сорока никогда в жизни не дашь, трое детей, куча внуков. И все равно своих забот мало, обязательно чужими делами надо заниматься. Со мной она несколько месяцев возилась, пока из арбатской «прости господи» человека сделала. Они с мужем оба врачи, причем такие, что к ним в клинику за деньги очередь чуть ли не на полгода. Жаль только, что Моисей Семенович быстро умер — всего полгода пожил, как человек… Магнитофон, кстати, тебе от Семки.

За чашкой кофе с импровизированной закуской Вера постепенно узнала от меня все, что случилось в нашей квартире за последнее время. Разумеется, некоторые особенно мрачные подробности я опустила, но и без того картина получалась невеселая. Правда, гибель Марии Степановны и самоубийство Елены Николаевны особого впечатления на Веру не произвели: они никогда не были в добрых отношениях. Но смерть Лидии Эдуардовны, история неудачного замужества Ирины и трагедия с Наташей привели в ярость.

— Ну, я ему устрою, этому красавцу, он у меня за все заплатит!

— Верочка, ради Бога, не надо! — взмолилась я. — Если он узнает, что я тебе рассказала…

— А ты мне ничего и не рассказывала. Ты ведь не знаешь, зачем я приехала. Я хочу купить этот дом. И не просто хочу, а куплю, в принципе уже все решено и нужно только уладить формальности. Так что получит твой Никита вместо этой квартиры в лучшем случае двухкомнатную. И то, если доплатит и будет хорошо себя вести. А за Ирку я с ним рассчитаюсь, есть способы.

— Зачем тебе это старье? Если есть деньги, купи себе квартиру или особняк в Подмосковье.

— Милая, мне нужно не жилье покупать, а капитал вложить, причем не только мой. Эти развалины выпотрошим и сделаем отличную гостиницу. А еще тут будет магазин со всякими штучками из Америки. Поняла? Кстати, и Ирине можно будет помочь, если захочет заработать.

— Захочет, наверное, — машинально отозвалась я. — Ты лучше скажи, что же будет со мной?

— С тобой? — словно бы растерялась Вера. — А что с тобой может быть? Я же тебе все написала…

— Я не получала никаких писем очень давно. У нас это бывает.

Вера всплеснула руками и за несколько минут пересказала мне содержание недошедшего письма. Оказывается, Семен поднял волну на полстраны и добился того, что за счет какой-то благотворительной организации меня поместят в американскую клинику. Вера тоже поможет. Вероятность излечения достаточно высокая, но даже если ничего нельзя будет сделать — случай-то запущенный! — то я останусь жить там, где инвалидная коляска никого не удивляет и не пугает и где инвалидов считают обычными людьми, а не «убогими».

— А если ты вылечишься, — закончила Вера, — и захочешь вернуться сюда, то квартирка у тебя будет, обещаю. И работу найду — хотя администратором в моем отеле. Только вот что я тебе скажу. Во-первых, перестань реветь, это глупо. А во-вторых, поклянись, что ничего никому не скажешь о моих планах. Да и о себе тоже.

— Хорошо, не скажу. Но почему?

— Ты мне так обрисовала своего соседа, что хочется обрадовать его по полной программе. Чтобы он меня на всю жизнь запомнил.

В этот момент в замке повернулся ключ, и появился сам Никита. Я выехала в коридор: конечно, он был не один. Но, к сожалению, не со Славой, а с дамой, которую тут же и представил:

— Это Катя.

Высокая, щедро накрашенная Катя небрежно кивнула мне и потянула воздух носиком:

— Дорогими духами пахнет.

И тут Никита заметил, что в кухне кто-то есть. Он вошел и самым натуральным образом остолбенел, увидев Веру. А та не спешила представляться, от души наслаждаясь произведенным эффектом.

— Здравствуй… те, — наконец выдавил из себя Никита. — Вы к кому?

Соотнести появление этой красавицы со мною он просто не мог.

— Я ни к кому, — мило улыбнулась Вера. — Я здесь жила когда-то, и вот вернулась домой. Так что я ваша старая новая соседка. Прошу любить и жаловать.

На лице Никиты так ясно отразилась готовность немедленно полюбить и всячески жаловать, что я сочла нужным вмешаться:

— Никита, ты забыл о своей гостье. А мы с Верой и без тебя разберемся, она у себя дома.

— Ах, ну да, конечно, — спохватился Никита. — Но мы, собственно, пришли просто посидеть, поболтать, чаю попить. А то на улице холодно. Может быть, составите компанию, милые дамы?

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — самым светским тоном ответила ему Вера. — Мы только что пили кофе, и потом нам с Региной так много нужно друг другу рассказать…

— Разумеется, разумеется, — заторопился исправить положение Никита. — Вам нужно отдохнуть с дороги, устроиться. Если что-то нужно, то я…

— Благодарю вас, у меня все есть, — тон Веры явно давал понять, что разговор закончен.

И Никита нехотя убрался из кухни, прихватив разобиженную Катю, которая начала опасаться, что вечер закончится совсем не так, как предполагалось еще пять минут тому назад.

Как выяснилось, не напрасно опасалась. Как только зазвонил телефон, Никита коршуном бросился к нему и после короткого разговора вернулся в комнату. Десять минут спустя он уже помогал Кате надеть дубленку и одевался сам.

— Регина! — крикнул он. — Будь добра, если мне будут звонить, то я буду только завтра, и неизвестно когда.

— Он вернется самое позднее через полчаса, — сказала я Вере. — Избавится от своей Дульцинеи и прибежит совершать вокруг тебя свои пассы.

— Тем хуже для него, — пожала плечами Вера. — Для начала он поможет мне вымыть в комнате полы и переставить мебель. Потом приготовит нам с тобой ужин. А я ему, так и быть, разрешу тоже поесть за компанию с нами. Моя комната запирается изнутри? Дивно.

Я хорошо изучила своего соседа. Двадцать восемь минут спустя он вернулся. А еще через десять минут я с тихим злорадством наблюдала, как Никита выполняет Верину программу.

Свою же партию Вера разыгрывала просто виртуозно. Чуть-чуть кокетства, но самого невинного, ни к чему не обязывающего. Откровенное равнодушие к авансам и комплиментам Никиты. Никакой информации ни о своем прошлом, ни о своей нынешней деятельности. Для чего она приехала в Москву и чем занимается целыми днями, до последней минуты оставалось для Никиты загадкой.

Мне было очень трудно удержаться и не рассказать обо всем Славе, когда тот после довольно долгого перерыва появился у нас в квартире. Но я прекрасно понимала: понятие дружбы перевесит все клятвы и все морально-этические соображения, и Слава все расскажет Никите. Так что сообщила только одно: Вера и ее друзья приглашает, меня, Регину, в Америку, чтобы попробовать вылечить и поставить на ноги.

— Но ведь это, наверное, страшно дорого? — засомневался Слава. — Они что, миллиционеры, эти самые друзья?

— Нет, просто хотят мне помочь. Вера сказала, что через месяц я уже смогу уехать. Раньше не получится из-за паспорта.

— Эта твоя Вера — просто добрая фея какая-то. Значит, уедешь?

— У тебя есть другой вариант?

Слава покачал головой.

— Просто думаю, что скоро здесь никого не останется. Хорошо бы, конечно, чтобы Вера вышла замуж за Никиту. Он о такой женщине всю жизнь мечтал.

Я от души расхохоталась:

— Да она ему в дочери годится! И вообще, по-моему, наш Дон Жуан зря старается. Этот орешек ему не по зубам.

— На моей памяти не было случая, чтобы какая-то женщина отказала Никите во взаимности. Разве что Лидия Эдуардовна.

А Вера, похоже, получала настоящее наслаждение от затеянной ею игры в кошки-мышки. Причем мышка не подозревала об этом и вела себя так, будто кошка — это как раз она. То есть, конечно, кот. Никита приглашал Веру в ресторан — она отвечала, что кабаки ей осточертели в Америке и она предпочитает домашнюю еду. Никита покупал продукты, готовил, мыл после ужина посуду, получал за это милое «спасибо», но не более того. Приносил цветы — Вера говорила, что от их запаха у нее болит голова и оставляла дорогие букеты на кухне. От попыток перейти к менее платоническим отношениям уворачивалась блистательно, как бы не понимая, чего добивается потерявший голову пятидесятилетний мужик. Через три недели такой политики из Никиты можно было вить веревки.

Слава наблюдал за происходившим с сочувствием, но посоветовать мог только одно: сделать официальное предложение руки и сердца. Тем более, что для Никиты ничего нового и необычного в этом не было. По-видимому, он внял совету приятеля, да и влюбился не на шутку, потому что в один прекрасный вечер постучал в дверь Веры, и его, наконец, впустили. Разговор был недолгим, и после него Никита, сияя и прямо-таки ликуя и трубя, понесся за шампанским, каковое и было распито в тот же вечер.

Во время его недолгого отсутствия я спросила у Веры:

— Сделал предложение?

— Обязательно.

— А ты?

— А я не маленькая девочка. Сказала, что сначала нужно попробовать, подходим ли мы друг другу…

— И что теперь?

— Теперь наберись терпения. Уже скоро.

И действительно, несколько часов спустя, поздно вечером, Вера проскользнула в мою комнату, заходясь от тихого хохота. А отсмеявшись, сказала:

— Запоминай, пригодится, когда вылечишься. Отличный способ дать любому мужику не только по мозгам, но и… В общем, мой потенциальный жених старался как мог. Выложился до предела. Честно говоря, мне даже трудно было сдерживаться и притворяться, что я ничего не испытываю. Два часа это продолжалось. Наконец он рухнул без сил, а я его спрашиваю: «Как, и это все?!!» Абзац. Теперь он к женщине полгода близко не подойдет. Может, для разнообразия еще его друга соблазнить? И потом сказать Никите, что вот это класс…

— Не надо, — тихо сказала я, разом перестав смеяться.

Вера внимательно взглянула и кивнула головой:

— Не буду, поняла. Довольно и этого. Завтра завершаю свои дела, точнее, устраиваю банкет по случаю удачной покупки. Еще один сюрприз твоему соседу. А ты через неделю улетаешь — вот твой паспорт и билет. Начинай собираться.

Я схватила Веру за руку:

— Послушай, мне надо тебе что-то сказать. Точнее, показать или отдать, в общем, не знаю. Сама поймешь. Никита из комнаты не выйдет?

— До утра точно нет.

И тогда я покатила свою коляску в кухню, а оттуда — в комнатку для прислуги, давно заваленную всяким хламом и заставленную пустыми бутылками. А там попросила отодрать от стены железный лист. Вере это удалось не без труда, но наконец усилия увенчались успехом, и из образовавшейся в стене дыры она вытащила большую жестяную банку, залитую воском.

Запершись в моей комнате, мы вскрыли жестянку, и оттуда на кровать посыпались с мягким звоном золотые кружочки. Пять тысяч царских червонцев. Наследство бабы Фроси.

— Милая моя, — потрясенно сказала Вера, — да ты миллионерша! Теперь ты можешь все оплатить сама — и лечение, и свою жизнь здесь, когда вернешься, или там, если останешься. Неужели у тебя не было никого, кому бы ты могла довериться, кто мог бы тебе помочь?

Я покачала головой.