Как в кино не будет

Глава 8. Скажи мне, кто твой друг…

Тысяча девятьсот девяносто второй год ознаменовался для дома в Чистом переулке состоянием «повышенной тревожности». Никто ничего не знал, никто ничего не понимал. Новых жильцов в постепенно освобождавшиеся комнаты не подселяли, но и занимать эти комнаты никому официально не разрешали. Загадочное тогда еще явление «приватизации» тоже не имело к старому московскому дому никакого отношения — он этой самой приватизации не подлежал по причине «крайней ветхости и аварийного состояния». Хотя «аварийного состояния», как такового, не наблюдалось, дом просто требовал капитального ремонта. Как, впрочем, больше половины домов в первопрестольной.

Никита предупредил меня и Лидию Эдуардовну, чтобы мы без него не предпринимали никаких шагов по изменению жилищных условий, даже если нам предложат по отдельному особняку каждой.

— В лучшем случае получите по однокомнатной хрущобе у черта на куличках. В худшем — по комнате в коммуналке же, но тоже не в центре. И в любом случае вас обманут.

Лидия Эдуардовна иронически усмехнулась:

— Если бы мне предложили тот особняк, где я родилась, тогда, пожалуй, согласилась бы. Сейчас это становится модным — возвращать отобранное когда-то. К сожалению, на месте моего дома — цековские хоромы о двенадцати этажах.

Я промолчала. Для меня любой переезд представлялся трагедией. Одна я не выживу — избаловалась, а какие соседи попадутся, неизвестно. Оставалось только молиться, чтобы «баронесса» прожила подольше. При ней я, как ни странно, ощущала себя в относительной безопасности.

Ибо от того, что происходило в нашей квартире, мы обе были, мягко говоря, не в восторге. Подруги Никиты менялись чуть ли не еженедельно, причем критерий отбора был достаточно загадочен. Изысканную интеллектуалку-филолога сменяла приемщица из районной прачечной, а среди бела дня, дыша духами и туманами, на пару часов заезжала роскошно одетая и увешанная драгоценностями дама со смутно знакомым по теле- и киноэкрану лицом. Телефон звонил практически круглосуточно, причем отличить деловые звонки от личных было невозможно. В общем, жизнь била ключом.

— Никита, — спросила я как-то своего беспокойного соседа, — скажи мне все-таки, зачем тебе столько женщин? Ты что, решил побить рекорд Казановы? Или это у тебя спорт такой?

Ответ оказался несколько неожиданным:

— Милая моя, рекорд Казановы я, как ты изволишь выражаться, «побил» давным-давно. У меня в жизни было уже больше тысячи женщин. И, надеюсь, будет еще несколько… десятков.

— Зачем столько?

Никита был в прекрасном настроении: то ли какая-то сделка удалась, то ли удалось без особых хлопот избавиться от очередной партнерши. И поэтому разговорчив больше, чем обычно.

— Видишь ли, девочка, для меня интересен сам факт победы. И чем неприступнее кажется женщина, тем слаще миг торжества. Дай мне двадцать четыре часа и возможность уединиться — и любая, понимаешь, любая будет моей. И никогда от меня не уйдет, если я сам этого не захочу…

— Значит, ты хотел избавиться от Иры?

— Скажем так: я ее не удерживал. Во многих отношениях она меня устраивала, но это ее навязчивое желание во что бы то ни стало уехать из прекрасной квартиры в центре в общем-то раздражало. А со временем я здесь устрою квартирку по европейским стандартам: со спальней, кабинетом, столовой, гостиной, спальней для гостей. Кухню отделаю, как картинку, ванную комнату переоборудую. Дворец!

— А мы с Лидией Эдуардовной?

Никита слегка замялся. Я поднажала:

— Ну, «баронесса», допустим, может не дожить до этого светлого будущего. Но я-то, скорее всего, доживу. И — что?

— Ну, ты же в какой-то степени мой секретарь… И есть комната в квартире… поменьше, чем эта твоя, конечно, но зато практически с отдельным выходом…

— Ты имеешь в виду бывшую комнату для прислуги? То есть нынешнюю кладовку?

— Но ты же будешь там только спать. А работать — в кабинете. В общем, мы же не сегодня этот вопрос будем решать. И вообще, сегодня у меня одна встреча… Я как раз хотел тебя попросить. Мне нужно отбежать на пару часов, а должна позвонить одна женщина…

— Только одна? Что-то мало для одного дня.

— Не вредничай, пожалуйста. Может, их десяток позвонит, но одна из них обещала сегодня прийти ко мне в гости. Ее зовут Наташей, Натальей Алексеевной. Скажи ей, что я с пяти вечера буду ее ждать, что я все дела отложил…

— Даже по контрразведке? — съехидничала я.

— Я же сказал: все дела! А для остальных я на срочном задании и раньше завтрашнего вечера меня не будет. Чтобы не трезвонили понапрасну.

— Двадцать четыре часа и возможность уединиться?

— Вот именно. Я ее целый месяц обхаживаю.

— Красавица?

— Увидишь. Ее называют «Снежной королевой» или «миледи». За три года работы никому не позволила кончики пальцев поцеловать…

— Сладость неприступности?

— Ну ты же умница, Регина. Все понимаешь.

Никита убежал по своим делам, а я осталась отвечать на телефонные звонки и с длинным списком других поручений: найти в газете нужную статью, перепечатать набело пару страниц, перевести свою «норму» для научного журнала.

Голос «Снежной королевы» «вычислила» как-то сразу. Надменный, но с оттенком паники, как если бы женщина делала что-то опасное, непривычное, но пыталась убедить самое себя, что все в порядке, просто деловой звонок знакомому человеку.

— Никиты Сергеевича сейчас нет дома, — вежливо ответила я. — А кто его спрашивает?

— Наталья Алексеевна, — оттенок паники в голосе стал яснее, но и надменность соответственно увеличилась.

— Он просил вам передать, что с пяти часов ждет вас и отложил все дела.

— С пяти?

— Что-нибудь не так? — спросила я, глянув на будильник. Было ровно четыре.

— Просто оказалась рядом и думала… В общем, еще позвоню.

— Лучше заходите и дождитесь здесь. Сегодня холодно?

— Да… Нет… Не знаю. Но это же неудобно!

— Неудобно болтаться час по улицам. Заходите, попьем чаю, побеседуем…

— А вы его?..

— Нет, не жена, — рассмеялась я. — Соседка и секретарь по совместительству. Сами увидите.

Через минуту раздался звонок в дверь. «Она от подъезда, что ли, звонила?» — удивилась я и отправилась отпирать дверь. Но это оказалась не таинственная незнакомка, а Слава.

— Сам-то дома? — спросил он, поздоровавшись.

— И самого нет, и дама сейчас пожалует, так что заходи, поможешь вести светскую беседу.

— Лучше бы с тобой одной посидеть. Или вообще пойду, если у Никиты свидание. Помешаю.

— Да она, может, и не придет, какая-то пугливая.

Слава по-хозяйски направился на кухню, поставил чайник на плиту и стал готовить какую-то закуску. Очевидно, опять что-то произошло у него в семье, а в таких случаях он «просил политического убежища» у Никиты. И когда почти все было готово, в дверь робко позвонили.

— Сам открою, — поднялся Слава. — Отдыхай.

Но меня распирало от любопытства, и я выехала в коридор следом за Славой. Там стояла худенькая женщина, среднего роста, в черном пальто и черном же бархатном берете. Она смотрела на Славу с тем же смешанным выражением надменности и испуга, которые были и в ее голосе. А когда перевела взгляд на меня, то я ахнула:

— Наташа! Наташа Трегубова из девятого «А»! Ты меня не узнаешь?

— Регина? Господи, теперь узнала, конечно. Двадцать лет прошло… То-то мне номер телефона показался знакомым. Как же тесен мир!

— Ну, не зря, значит, я тебя пригласила зайти. Да, познакомьтесь: Наталья Алексеевна — Станислав… ха, Алексеевич!

— Нет уж, никаких отчеств! А то потом до скончания века так и будем церемонии разводить! — возмутился Слава. — Вы вместе с Региной в школе учились, Наташа, да? Да вы снимайте пальто, проходите, мы как раз собирались чай пить. А то вы вся дрожите.

Наташу действительно била дрожь, но не от холода, а от волнения. Первый раз в жизни она по собственной воле ввязывалась в какой-то сомнительный роман. Хотя о собственной воле можно было говорить с большой натяжкой. Никита ворвался в ее жизнь, размеренную, отлаженную, без особых страстей и горестей, как торпеда в бок пассажирского судна. Месяц назад ей, старшему преподавателю на кафедре истории одного из московских вузов, замужней женщине, матери четырнадцатилетней дочери, и в голову не могло прийти, что она будет после работы встречаться с мужчиной, старше ее на пятнадцать лет, ждать его звонков, непрестанно о нем думать. И бороться с собой не ежечасно — ежеминутно, чтобы не сорваться, не бросить все и не отправиться с ним… да куда угодно! Но месяц прошел в невинных прогулках, посиделках в кафе и в общем-то тоже невинных поцелуях в подъезде при расставании.

И вот «Снежная королева», похоже, растаяла. Муж повез дочку на весенние каникулы к друзьям в Ригу, сама же она освободиться на работе не могла. Но не смогла и умолчать о том, что осталась одна в Москве на десять дней. Пригласить Никиту к себе? Нет уж, достаточно она слышала анекдотов о том, как муж не вовремя возвращается домой из командировки. Пойти к нему в гости? Да, пожалуй, но только днем, только днем! На чашку чая. На час, не больше.

И вот не выдержала, примчалась раньше срока, позвонила, пришла. Теперь не он ее ждет, а она его, да еще оказалось, что соседка по квартире — знакомая школьных лет. Не близкая подруга, но гуляли в одной девчоночьей компании, ходили вместе на лыжах, бегали на коньках. И смотрит на нее Регина как-то странно: не то осуждающе, не то с сочувствием. И еще этот седой красавец, то ли друг ее, то ли родственник.

Зазвонил телефон, и я сняла трубку:

— Да? Ах, это ты… Звонила. Баранки гну, сколько раз просить тебя не нукать. Через полчаса? Прекрасно. Здесь Слава, будешь говорить?

И, повернувшись к Славе, сказала:

— Пойди, возьми трубку там, в телефонной. Наташа, Никита Сергеевич будет через полчаса, ты, конечно, подождешь?

Наташа неуверенно кивнула, а Слава вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Я подождала, прислушиваясь к звукам в трубке, потом аккуратно положила ее на рычаг.

Наташа открыла рот, чтобы о чем-то спросить, но тут из телефона отчетливо, хотя и тихо, донесся разговор двух друзей.

— Никита, я, похоже, приперся не вовремя, но могу и с Региной посидеть, не помешаю.

— Ты извини, Слава, но эту девушку я месяц обхаживал, причем пока почти на чистой платонике. Как-нибудь, со временем познакомлю. Из таких ледышек получаются настоящие Мессалины, уж поверь моему опыту.

— Она, кстати, уже здесь, и мы познакомились. Мила, очень мила, и если бы не ты…

— Подожди, если хочешь, потом уступлю. Как обычно. Когда ты научишься сам с женщинами знакомиться?

— У тебя это лучше получается. Значит, мне можно остаться?

— С Региной — безусловно. А я сегодня…

— Все понял, приезжай.

В комнате у меня Наташа словно оцепенела. И смотрела на школьную подругу с немым вопросом.

— Если ты скажешь, что здесь слышно каждое слово, произнесенное по телефону там, мне будет плохо, — быстрым шепотом произнесла я. — Но мой тебе совет — уноси ноги. Или настройся на то, что тебя ждет захватывающее, но короткое — поняла, короткое! — приключение. Тогда оставайся и поступай, как считаешь нужным. А я… я, как видишь, слишком завишу от своего соседа, чтобы портить с ним отношения.

— Я ничего не поняла, — жалобно сказала Наташа. — Ледышка, Мессалина, кого-то кому-то уступят, кто-то с кем-то познакомится. О чем они говорили?

«О тебе, дуреха!» — хотела я сказать, но передумала. Ну, спасу эту наивную до неприличия женщину, та убежит и больше не вернется. Или… или Никита, уязвленный нечаянной неудачей, убедит ее в кристальной чистоте своих намерений и… все равно добьется своего, только позже. И в любом случае она непременно расскажет ему о том, что в моей комнате слышно каждое слово, произнесенное по телефону на другом конце квартиры. Предсказать свою судьбу в этом случае — легче легкого. Нет уж! Пусть решают свои проблемы сами — взрослые, здоровые люди, у которых ноги ходят нормально, и поэтому они ходят по одиноким мужикам и ищут приключений на свою голову. А я, запертая в четырех стенах мрачного, запущенного дома, буду наблюдать за всем этим со стороны — как по телевизору.

— Я не слышала ничего, Наташа, извини, задумалась. Наверное, обсуждали очередной сценарий Никиты Сергеевича. Только прошу тебя, не говори о телефоне ничего, иначе затеют менять аппарат, а у меня нет таких денег, да и растянется все на полгода как минимум: Никита страшно занят, а больше этим никто заниматься не будет.

— Раз ты просишь, конечно, не скажу, — уже спокойнее отозвалась Наташа. — А этот Слава, значит, друг Никиты? Очень интересный мужчина.

— Да уж точно интереснее, чем мой сосед!

— Он тебе нравится? Слава, я имею в виду.

— Наташа, посмотри на меня, — усмехнулась я. — Даже если мне кто-то и нравится, лучше держать это при себе и не смешить людей. Я же калека, подружка, ты что, не видишь?

Наташа, которая была вся в своих переживаниях, страшно смутилась, залепетала что-то о душевной красоте и духовной близости, поняла, что говорит в общем-то ерунду, совсем смешалась. И тут вернулся Слава.

— Ну, милые дамы, сейчас придет наш гостеприимный хозяин. Регина, тебе придется сегодня поскучать в моем обществе: Никита мне объяснил, что им с Наташей нужно обсудить массу деловых вопросов…

— Я, правда, собиралась вечером на танцы, — недобро хохотнула я, — но раз ты сегодня одинок и заброшен, так и быть, посижу дома, поскучаю, как ты говоришь, с тобой. Главное, чтобы тебе со мной было не слишком тоскливо…

Никита ворвался в квартиру как вихрь, нагруженный свертками и пакетами. Они со Славой в четыре руки мгновенно соорудили импровизированный банкет («За знакомство, Наташенька, за ваш первый приход сюда, за праздник, который вы нам подарили»), открыли шампанское и за час уболтали «прекрасных дам» до полуобморока. А потом Никита увлек Наташу в свою комнату, что-то нашептывая ей на ухо. Та лишь один раз беспомощно оглянулась на меня, но Никита пресек эту робкую попытку замедлить естественный ход событий:

— Все нас поймут и простят, Наташенька, мы же с вами первый раз можем спокойно посидеть и поговорить вдвоем. Здесь только свои, все всё понимают…

Оставшись наедине со Славой, я разрыдалась.

— Да что с тобой? — опешил он. — Болит что-нибудь? Нервы разгулялись?

— Нет! Просто я поступила как последняя дрянь и не предупредила Наташку, во что она лезет.

— А во что, собственно, она лезет? — искренне изумился Слава. — Не девочка, слава Богу, замужняя женщина. Надеюсь, предохраняться она умеет, а все остальное…

— Я думала, ты другой, Слава. А ты…

— А что я? Детей ем? Малолетних совращаю?

— Ты же женат!

— Более того, не собираюсь разводиться. Ну и что дальше?

— Ничего. Еще одной иллюзией меньше, вот и все. В общем, все как в пословице: «Скажи мне, кто твой друг, и я тебе скажу, кто ты». Я же видела, как ты смотрел на эту Наташу. Она тебе понравилась!

— И что в этом плохого? Как ты могла заметить, она понравилась не только мне. Но мы с Никитой женщин друг у друга не отбираем.

— О, да, вы же друзья! Вы ими просто меняетесь. Смотри, не надорвись в этой гонке за лидером. Никита мне как-то рассказывал, что у него было больше тысячи женщин. А у тебя?

— А у меня меньше, — усмехнулся Слава, — И вот что я тебе скажу, малыш, не трави ты себе душу понапрасну. Честное слово, я к тебе отношусь гораздо лучше, чем ты думаешь. Просто…

— Просто я — урод и калека, да?!

— Нет. Просто тебя нельзя обижать. И не плачь, прошу.

Слава подошел, приподнял мое лицо за подбородок и очень нежно поцеловал сначала в лоб, как ребенка. А потом — в губы.