Маша была у себя — полоска света под дверью и приглушенная музыка указывали, что хозяйка на месте. Я осторожно постучала — тишина в ответ. Дернула ручку двери — заперто. Странно… Может быть, она как раз занимается приемом очередной дозы? Помешать этому я не могу. Может быть, охрана сможет? Кажется, я должна это сделать…
Я спустилась на первый этаж. Сегодня… м-м-м… вроде бы сегодня дежурство Сергея. Конечно, я не выношу этого типа, но придется пойти на контакт.
Дернув ручку, я тупо замерла перед закрытой дверью. Кажется, в комнате охраны никого нет. Куда же все подевались?
Беглый взгляд на кухню — Наталья Ивановна с засученными по локоть рукавами драит пол. Лицо у нее холодное и злое. Не буду ей мешать. Тем более она, мне это яснее ясного, меня терпеть не может. Впрочем, как и остальные восемьдесят процентов обитателей этого убежища для тихопомешанных…
Куда же все подевались?.. Я накинула куртку и вышла во двор. Радостно виляя хвостом, ко мне бросилась Стеффи, намекая, что мы с ней уже часа четыре не целовались и необходимо срочно восполнить этот пробел. Едва отделавшись от нее притворно-строгими криками «фу!», я принялась бороться с гаражной дверью. Все мои расчеты основывались на том, что она не заперта. Она действительно была не заперта, но моих цыплячьих усилий хватило только на то, чтобы приоткрыть ее и сквозь узенькую щелку заглянуть внутрь. Баклажановая «шестерка», на которой разъезжала по своим делам охрана, стояла на месте. Значит, Сергей где-то в доме.
В тренажерном зале его не было. Не было ни в солярии, ни в зимнем саду. Не было его ни в комнате Стаса, ни в одной из трех спален на втором этаже. Еще оставались туалеты и душевые, их я не успела проверить. Ума не приложу, где можно пропадать в течение целого часа. Может, он вышел куда? И оставил боевой пост? Немыслимо!
Ладно, пока охраны нет, позвоню-ка я. своему шефу. Нам надо встретиться — хочу его кое о чем попросить. Не нравятся мне эти частые отлучки Маши в город… Наркотики к ней могут попадать через внешние контакты. Может быть, именно во «внешних контактах» все дело?
Я набрала номер телефона. На другом конце провода через положенные шесть длинных гудков послышался чрезвычайно вежливый голос, в котором я без труда узнала свой собственный. Это был автоответчик: «Вы позвонили в детективное агентство «Янус». Оставьте свое сообщение после звукового сигнала…»
С гневом трубка полетела на рычаг. Телефон жалобно пискнул.
Я решила немедленно двинуть в Москву, чтобы, во-первых, взять кое-какие вещи из дома, совершенно необходимые мне в загородной жизни, а во-вторых — попробовать поймать своего патрона. Перепрыгивая через ступеньку, я поднялась по лестнице — нужно было прихватить ключи от квартиры. Дверь Машиной комнаты по-прежнему светилась, и по-прежнему за ней было тихо.
Когда я, полностью одетая, с сумкой через плечо, в которой покоилась книжка с важной фотографией, спускалась вниз, во дворе послышался скрип отодвигаемых ворот, гул мотора и восторженный лай Стеффи. Я выглянула в лестничное окно — две фары светили прямо в глаза, ослепив на мгновение.
Дверь в комнате наверху хлопнула. Я оглянулась. В просвете коридора мелькнула коренастая фигура Сергея. На ходу заправляя рубашку в джинсы, он заспешил вниз по параллельной лестнице. Меня он, кажется, не заметил. Интересно, где он был? По-моему, его обязанность — встречать нежданных гостей, а он проспал, похоже… И откуда он появился, если я предварительно обшарила все комнаты?
Хлопнули дверцы, погасли фары, две темные фигуры направились по дорожке в дом, причем одна из них была в виде морковки (я сделала вывод, что это был мужчина), а другая напоминала матрешку в сарафане, то есть силуэт в общем-то женский.
Кто бы это мог быть? — подумала я. И тоже поспешила вниз.
А в холл уже входил хозяин дома под руку с моложавой дамой в роскошной шубе. Очевидно, это была его жена, которую я еще ни разу не имела чести видеть.
Супруга моего работодателя, Александра, оказалась женщиной стройной, не первой молодости, весьма ухоженной и, как мне показалось, весьма своенравной. У нее были прекрасные каштановые волосы, которые слегка вились, и миндалевидные глаза, в которых опасно посверкивали молнии. В холле сразу же распространился изысканный запах духов, в котором морозный дух полярного материка неожиданно смешался с душными ароматами Востока.
И еще, кажется, хозяйка обладала весьма специфическими представлениями о приличиях… Небрежным движением плеч сбросив шубу на руки подбежавшей домработницы, она повернула ко мне царственную голову и сверху вниз смерила презрительным взглядом.
— Это что еще за… явление природы… — со сдержанной иронией закончила она фразу. Угрюмо-красные губы гневно поджались, глаза прищурились, а тонкие пальцы с вызывающе длинными вампирскими ногтями угрожающе сжались.
— Александра, ну как не стыдно… — смущенно пробормотал Виталий Васильевич и с примирительным выражением лица произнес: — Знакомьтесь, девочки… Таня, это моя супруга, Александра… Сашенька, это Таня, сестра… то есть дочка… да, дочка моего старинного приятеля. И подруга Машеньки!
— И, очевидно, ближайшая приятельница твоего сына… — в полный голос заявила Александра, продолжая сверлить меня бесстыдно-ненавидящим взглядом.
— Слава Богу, пока нет, и даже не жажду ею стать! — дерзко заявила я и повернулась к Чипанову: — Мне нужно ехать. Если вы, Виталий Васильевич, не возражаете, я эту ночь проведу в городе…
— А где же мой любимый пасынок? — Холеная стервоза оглянулась с деланным изумлением, как бы не обнаружив необходимой мебели в интерьере. — В кои веки я собралась проведать своих детишек, а они даже не изволят встретить свою мамочку!
— Саша, ну зачем ты так… — Хозяин еще пытался в зародыше задушить семейный скандал, но напрасно.
— Зачем?! — Александра всем телом повернулась к нему (по комнате пронеслась новая волна удушливого аромата). — Просто так! Кажется, появление этой особы действует как магнитом на мужскую половину нашей семьи. Ты зачастил сюда по вечерам, дома почти не появляешься, а я прозябаю в одиночестве, умираю от тоски! К тому же твой сынок, насколько я поняла, также предпочитает находиться не на работе, а в приятной близости к новому члену семейства. Может быть, мне и ее удочерить? Что ж, я могу!
— Спасибо, я уже совершеннолетняя! — Я чувствовала себя в эпицентре разрастающегося скандала, отчего становилось неуютно. Я повернулась к Виталию Васильевичу: — Можно я пойду?
— Идите, Таня, — со вздохом облегчения произнес он. — Идите…
— И можете не возвращаться! — добавила хозяйка дома мне вслед. — А где же Стасик? И Маша? — вновь оглянулась она с нервным смешком. — Почему они не спешат расцеловать свою мамочку… Ха-ха!
— В самом деле, а где же Станислав? — спросил Виталий Васильевич, все еще находясь меж двух огней. — Он сегодня не был на работе, у нас сорвалось подписание важного контракта… Я звонил сюда, но мне отвечал только автоответчик. Мы потеряли из-за него большую сумму!
— Станислав в милиции, — произнесла я, зашнуровывая ботинки. — Уже часа три… Думаю, Наталья Ивановна вам все расскажет.
В дверях я обернулась, чтобы попрощаться. Лицо Александры показалось мне подозрительно бледным.
Поскольку Александра находилась подле своего супруга, значит, Михаил закончил на сегодня свою слежку, думала я, спеша на электричку. Мой путь пролегал между тусклыми одноэтажными домами с подслеповатыми, туманно светящимися окнами. Под ногами звонко хрустел ледок. В небе сияли колючие ясные звезды.
Хорошо, что я вовремя сбежала из дома, а то мне пришлось бы целый вечер кусать губы во время семейного скандала. Что ж, будем надеяться, что скандалистка надолго здесь не останется. Пошумит и уедет.
Зачем она заявилась? Соскучилась дома, а когда появилась прекрасная возможность потрепать родственникам нервы, никак не могла ее упустить? Ведь дети ее мужа пылают к ней такой же «любовью», как и она к ним… Или ее так расстроила сорванная сделка?
Я задумалась над ее словами, касавшимися моей персоны… Что это? Банальная ревность? Боязнь, что супруг найдет более молодую кандидатку на звание жены и соблазнится ею? Как все это странно выглядит на фоне того специфического заказа, который дал Михаилу ее муж! Неужели она не знает, что за ту неделю, что я здесь, мне довелось лицезреть хозяина не более двух раз минут по пять? А вот его сына я видела куда чаще, ведь он целыми вечерами торчал в моей комнате.
Участие в семейных сценах — вещь неблагодарная. Лучше их избегать, если есть возможность. Вот я и сбегáю, чтобы ее избежать…
Я шла примерно полчаса. Проходя мимо печально пустых остановок, то и дело оглядывалась — нет ли автобуса, который подбросил бы до станции. Но очевидно, автобусы здесь давно вымерли, как доисторические динозавры…
Вскоре тихая улочка с частными домами сменилась более оживленным проспектом с присутственными учреждениями, магазинами и ярко освещенными кафе. Далее пришлось выбирать между двумя дорогами: короткая сворачивала в сторону, в густой лесок, лежащий между шоссе и железнодорожными путями, а длинная, но более светлая, шла параллельно кромке леса. До электрички оставалось не более семи минут, и поэтому я, нимало не колеблясь, выбрала первый путь.
Тропинка нырнула в черную гущу деревьев. Внезапно стало жутко. Путь указывала только луна, на которую угрожающе надвигалось пушистое брюхо облаков, да редкие огни фонарей на платформе невдалеке. Кстати вспомнилось, что где-то здесь недавно убили девушку. Вот ведь тоже спешила куда-то, а тут ее — бац! И задушили! Да, в такой темноте это просто. Р-раз — и нету! Слабо утешала только мысль, что убитая девушка спешила с электрички, а я, наоборот, на электричку, и этим наши случаи кардинально отличались. Но если посмотреть с другой стороны, она спешила домой, и я сейчас тоже спешу домой, что в общем-то опасно сближает наши случаи…
Я прислушалась — кажется, все тихо. Еще бы, дураков нет шастать по темному лесу со скверной репутацией. Одна я только…
Голый кустарник тянул редкие ветви, цеплялся за куртку, безлистные кроны деревьев угрожающе шумели в вышине. Звонко хрустящая льдом тропинка внезапно ушла куда-то в сторону, и нога ступила на подмерзший ковер травы.
Внезапно ноги подкосились, я споткнулась о какую-то корягу, чуть не распорола носом землю и гневно выразила свое возмущение в черную пустоту: «Черт! Темно как у негра в желудке!»
Черная пустота отозвалась приветливым, почти домашним свистом приближающейся электрички, и я бешено рванула вперед, рискуя на полчаса застрять на пронизываемой ветром платформе.
В электричке я раскрыла детектив, служивший хранилищем бесценной фотографии. Но читать не стала, а вместо этого принялась разглядывать компанию студентов на снимке, которую украшал своим присутствием непонятный негр. Уставившись на лоснящуюся темно-коричневую физиономию со странным носом, я задумалась: странно, когда я споткнулась на пути к станции, мне почему-то вспомнился негр. Я вложила фотографию между страницами и наморщила лоб. Все-таки какое отношение этот тип имеет к Маше?
На загнивающем Западе любят веселиться. Там не жалеют денег, чтобы встряхнуть серые будни и превратить их в сияющий радостными красками праздник. Тем более, что праздник — это блестящая возможность выпустить пар и найти новых друзей. Вряд ли у плешивого старичка, стоящего одной ногой в могиле, еще сохранился какой-либо пар, нуждающийся в выпуске, а вот у молодежи его навалом, того и гляди, лопнет предохранительный клапан! Поэтому в скучной благопристойной Европе так любят устраивать рок-фестивали и фестивали техно-музыки. Музыка «техно» уходит корнями в черную танцевальную музыку Детройта, но со временем она завоевала весь мир, в том числе и малоподвластную ранее музыкальному авангарду одну шестую часть суши, где стала не просто музыкой, а стилем жизни, образом мышления.
У западной молодежи есть Лав-парад (Парад любви) — фестиваль в Германии, проходящий в первую субботу июля в Берлине в квартале Кудамм (Ku’damm). Несколько лет назад этот фестиваль начинался с танцев под дождем в сопровождении музыки, доносящейся из арендованного старого военного грузовика с громкоговорителями. Теперь Лав-парад превратился в пятичасовое шествие десятка грузовиков с мегафонами, из которых несется танцевальная музыка, причем мощность звука создает эффект, когда звуковые колебания воспринимаются уже на уровне вибрации тела и еще более способствуют возбуждению и без того взведенной до предела стотысячной толпы.
Среди веселящейся техно-молодежи можно встретить и нацистского вида бритоголовых молодчиков в килтах (шотландских юбках), и трансвеститов в лайкре, и «белые воротнички». Всем им меньше тридцати, и все они находятся в эйфории — под воздействием алкоголя или наркотиков. И все они танцуют. Продюсеры от музыки засылают для рекламы на фестиваль профессиональных танцоров, чьи движения после шести часов оплаченного «веселья» начинают напоминать заученные движения биороботов. Любопытствующий народ влезает на дорожные знаки, светофоры, на уличные туалеты и от восторга салютует подброшенными вверх пивными бутылками; отдельные экземпляры, не выдерживая напряжения, падают на землю, как созревшие до времени плоды, ломая отдельные части тела. Короче, все скучно и благопристойно чисто, по-европейски, в скромненьких декорациях — дешево и сердито.
Примерно то же самое происходит в Tribal Gathering в местечке Лютон под Лондоном или в Glastonbury: палатки в чистом поле и орущие «техно» динамики. Или взять хоть остров Ибицу, рейв-Мекку Европы. Никакой романтики, пошлая роскошь сытых буржуа!
То ли дело у нас на Казантипе…
Вскоре после того, как дикий полуостров облюбовали серферы и он стал культовым местом «продвинутой» спортивной молодежи, туда случайно занесло попутным ветром первых рейверов, худосочных хлипких мальчиков с фигурами, обтянутыми клепаной черной кожей, и девочек с волосами ядовитых расцветок в вызывающих кислотных одеждах. Солнце, море, дикость здешних мест и индустриальный пейзаж недостроенной Атомной станции сделали свое дело — полуостров стал ежегодным местом проведения фестиваля техно-музыки и местом паломничества постсоветской молодежи.
В институте, где училась Маша, на доске объявлений среди всевозможных «продается старый баян» и «куплю, Боже, что тебе негоже» появилось скромное объявление, гласившее: «Всем, всем, всем! Рейв-рай на Казантипе, август, билеты со студенческой скидкой. Будут все лучшие московские ди-джеи! Скинхедов (неофашистов) просьба не беспокоиться».
Туманное объявление сделало свое дело — заинтригованные поклонники клубной жизни и танцевальной музыки стаями и стадами рванули на юг.
— А помнишь? — многозначительно спросила Машу подруга Наташка, увидев странное объявление.
— Еще бы, — уныло подтвердила Маша. — Может, тряхнем стариной? — предложила нехотя.
И девчонки решили «тряхнуть стариной» и, как в былые годы, прошвырнуться на юга. Они вспомнили свою автостопную авантюру, матерящегося дядю Толю с разбитой головой, компанию фанатичных серферов, море, закатное солнце, поцелуи…
Дэн уехал в Америку. Маша все еще тосковала, предаваясь ностальгическим воспоминаниям, — это и повлияло на ее решение. Ах, как приятно, думала она, побывать в местах, где начиналась ее великая любовь, полюбоваться на белый парус у кромки горизонта, ощутить на своем лице свежее дуновение знаменитого казантипского норд-оста. Да и развеяться в веселой компании.
О главном проекте лета, фестивале «Казантип», начали трубить еще с зимы, помещая красочные рекламные развороты в глянцевых журналах и устраивая презентации на всех промежуточных этапах подготовки культового события модной молодежи. Проект «Казантип» был задуман как «Гигантский фестиваль прогрессивной молодежной культуры, съезд ее ярчайших представителей с круглосуточными пляжными вечеринками, показами известнейших молодежных кутюрье, фестивалем короткометражных фильмов «Атомное кино», чемпионатом по виндсерфингу и гиперкульминацией — глобальным рейвом на недостроенном реакторе Крымской АЭС, эдакий танцевальный смерч в апокалипсических декорациях стоимостью миллиард долларов» (старушка Европа может отдыхать)! Сюрреалистические ощущения, безостановочное двадцатичетырехчасовое движение в танце — десять суток подряд, — много солнца, море и европейский сервис были обещаны доверчивым ребятишкам со всех концов страны. И они полетели на фестиваль, как ночные мотыльки на свет яркой лампы.
За два года, прошедшие после их первой поездки на юг, девочки сильно поумнели, порастеряли щенячий задор и тягу к приключениям, и поэтому вместо романтического автостопа они выбрали вполне банальный способ перемещения в пространстве — поезд. Еще в вагоне подруги перезнакомились с добрым десятком желто-, красно— и зеленоволосых ребятишек в серебристых штанах и виниловых шортах.
— Где жить собираетесь? — с любопытством спросила Маша у одного из беззаботных «индустриальных детей», шлепавших босиком по вагону и в свободное от спанья и выпивки время резавшихся в карты до синих кругов под глазами.
— А, где-нибудь, — легкомысленно махнул рукой кряжистый парень в байкерском прикиде. Этого парня все звали между собой Пламп, что по-английски значит «пухлый», а на самом деле его звали просто Саша. Подумав, Пламп добавил: — Сейчас тепло, на берегу спать можно… В крайнем случае я знаю одного чувака из Кирова — мне его показывали на перроне в Москве, говорят, он собирался взять с собой палатку…
— Если что, мы с тобой, — сказала Маша, проявив тягу к комфорту.
— Заметано! — кивнул патлами Пламп и, внезапно проникнувшись к девушке дружескими чувствами, положил ей руку на бедро.
Когда поезд «Москва — Керчь» прибыл на станцию Семь колодезей, из плацкартного вагона посыпались гроздья разноцветной молодежи с рюкзаками. Маша спрыгнула с подножки и с наслаждением вдохнула жаркий полынный дух нагретой солнцем степи — здорово! Где-то там, вдали, за желтым горбиком земли, покрытым выцветшими пучками травы, должна быть свинцовая полоска моря, расцвеченного белыми парусами.
Парень из Кирова почему-то как сквозь землю провалился. Вспотевший в своей синтетической одежде жирноватый Пламп бегал по платформе и приставал ко всем:
— Тут есть кто-нибудь из Кирова? Из Кирова кто-нибудь есть?
Из Кирова, как назло, никого не было, а может, и были, только эти люди благоразумно молчали, скрывая место своего проживания.
— А тебе зачем? — спросил Плампа высокий патлатый парень с серьгой в ухе, молча наблюдавший за выгрузкой ящиков со звукоаппаратурой из багажного вагона.
— Да вот двух телок московских хотел к нему поселить в палатку, а этот чудак исчез.
— Симпатичные телки? — задумчиво спросил патлатый, меланхолически взирая, как двое парней уронили на землю ящик и из него посыпались провода, шестеренки, микросхемы.
— Да ничего, — одобрил Пламп.
— Покажи.
— Вон они! — Пламп указал жирным потным пальцем на Машу и Наташу в открытых маечках.
— Да, ничего, — одобрительно, но равнодушно отозвался патлатый и предложил: — Давай их сюда, у меня есть свободное место.
Мучительно отдуваясь и насмерть исходя потом, Пламп подбежал к подругам, плавившимся на солнцепеке.
— Короче, я договорился насчет вас! — задыхаясь, произнес он. — Вон, тот парень около восьмого вагона, видите? Идите, он про вас уже знает.
Подруги удивленно пожали плечами и подошли к патлатому.
— У меня коттедж, — равнодушно произнес тот, почти не глядя в сторону девчонок. Глаза у него были темные и пустые. — Точнее, половина. Хотите?
О такой удаче, как коттедж, подруги и мечтать не могли.
— Конечно согласны!
— Стив! — послышался истошный крик откуда-то сверху, из кузова крытого грузовика. — Аппаратуру погрузили, давай!
— Поехали? — небрежно бросил патлатый, направляясь к машине.
Он помог подругам влезть в кузов, где белозубые парни в джинсе и коже посадили девушек на жесткие, грозившие рассыпаться ящики, а сам уселся в кабину, и машина тронулась по грунтовой дороге в степь.
Патлатый оказался известным московским ди-джеем Стивом (в домашнем обиходе Семой Степановым). Он прибыл на фестиваль с грузовиком аппаратуры и верной командой безоговорочно подчинявшихся ему помощников. Помощников распихали где-то по хатам в Щелкино, а их руководитель поселился в отдельных апартаментах с видом на море и даже с горячей водой.
В комнате стояли две узкие односпальные кровати. На трех человек это показалось маловато.
— Как же мы будем спать? — растерянно спросила Маша.
— Ничего, сейчас устроим здесь царское ложе!
Стив сдвинул кровати вплотную друг к другу и с утомленным видом шлепнулся на постель:
— Чур, я посередине!
Подруги переглянулись. Им предстояло спать вповалку. Но деваться было некуда, поэтому они про себя решили, что утро вечера мудренее и нечего заранее бояться, вроде Стив на психа не похож.
К вечеру в их коттедж набилась целая толпа, человек двадцать парней и девчонок. Все они были самыми ближайшими друзьями и соратниками Стива, без которых он не мыслил своего существования, и все боготворили его. Одной рукой обнимая за талию Машу, а другой — Наташу, ди-джей со снисходительным видом принимал знаки поклонения.
— Мои девчонки, — представлял он их каждому вошедшему, — прошу любить и жаловать.
Компания с видимым уважением посматривала на девиц, имеющих непосредственный доступ к телу их культового героя. Особы женского пола откровенно бросали на них завистливые взгляды.
От пестротканой, гудящей, курящей молодежи у Маши зарябило в глазах. Наташка между тем чувствовала себя как рыба в воде и уже громко смеялась чему-то, окруженная неплохо прикинутыми парнями. В комнате стоял густой плотный дым, все присутствующие были как будто немного навеселе, немного под мухой, а между тем ни бутылок со спиртным, ни даже пивных банок не видать. Но этот дым… Казалось, он разъедал внутренности, вплывал в ноздри и уши, проникал в мозг, окутывал голову непрозрачной удушливой пеленой.
С сигаретой в зубах Стив приблизился к Маше и обнял ее за плечи. Его длинные волосы противно защекотали лицо, изо рта несло тухлятиной.
— Скучаешь? — благосклонно прошептал он, прикасаясь губами к ее уху и медленно водя по нему сухими губами.
Глаза у него были абсолютно бездонные. Зрачок едва угадывался в густой страшной темноте.
— Голова что-то болит. От дыма, наверное, — осторожно отстраняясь, сказала Маша.
— Голова? — задумчиво произнес Стив, как будто с трудом припоминая, что может означать это слово. — Рыжий! — громко крикнул он в сторону, перекрывая шум. — У моей девушки болит голова.
— Сделаем, шеф! — мгновенно отозвался парень с лицом землистого цвета и рыжими патлами и тут же исчез.
Через минуту он появился вновь и вручил Маше стакан воды и белую таблетку.
— Что это? — спросила она, морщась от головной боли при каждом звуке.
— Лекарство, — произнес парень. — От головы.
— Пей, — ласково шепнул Стив и снова стал водить губами по ее уху, отчего Маше становилось щекотно и как-то пусто-безразлично.
Маша решилась. Она взяла в рот таблетку и залпом выпила воду.
— Умничка! — зашептал ей на ухо Стив. — Ты мне нравишься все больше и больше. Сейчас пойдем на данс-площадку, у меня здесь работа.
Изрядно обкуренная компания, хохоча и выкрикивая что-то несуразное, вывалилась из коттеджа на улицу. От свежего соленого ветра Маше стало гораздо легче.
На фестивале ежедневно и почти круглосуточно проходили так называемые бич-пати — танцы на берегу. Музыка начинала атаковать барабанные перепонки уже с одиннадцати утра, а к десяти вечера плавно перетекала в какое-нибудь концептуальное действо: птюч-вечеринку «Ренессанс», фестиваль электронных групп — и дальше до шести утра проходила на естественном танцполе, украшенном пальмами, подвесными шалашами-бунгало и тентами из бамбука.
Маша не узнавала некогда дикого и привольного побережья. Ночное небо, волнующееся море и кусочек пляжа перед танцполом пронизывали перекрестные лучи прожектора, высвечивая громадные каменные ступени, пещеры непонятного происхождения (сохранившиеся еще от скифов, что ли?), проржавевший дырявый остов вытащенного на берег баркаса, и все это сливалось в вышине с белой полосой Млечного Пути. Сверкала неоновыми огнями светомузыка, ритмично бухали огромные динамики, сотрясая невероятными децибелами непривычную к разгулу современных техно-стихий степь. На площадке размеренно дергались в танце непонятного пола личности, они содрогались, точно в припадке эпилепсии, и светомузыка бросала на их лица мертвящий отсвет.
Маша оглянулась. Стива около нее уже не было. Подруга Наташа плавно растворилась в волнах окружающего их народа со своими новыми приятелями. Около Маши вертелся только тот рыжий парень, который принес ей таблетку.
— Потанцуем? — небрежно бросил он, перекрикивая музыку, и сразу же задвигался в танце.
— А где Стив? — проорала Маша, изо всех сил напрягая связки, чтобы перекричать музыку.
Рыжий кивнул — вопрос понял, взял ее за руку и, плавно огибая танцующие тела, порой сталкиваясь с ними, повел ее туда, откуда вырывалась эта адская, неземная, космическая музыка.
На небольшом возвышении в проблесках света, в окружении аппаратуры и прожекторов, пританцовывал Стив. Он ни на кого не смотрел, он был глубоко погружен в себя — на голове наушники, кожаная жилетка на голом теле, здоровенная клипса в ухе.
— Стив! — неожиданно для себя изо всех сил заорала Маша, замахала руками и запрыгала, чтобы он ее увидел. — Я здесь!
Но ди-джей не замечал ее, колдуя над аппаратурой.
Маше внезапно стало весело. Она заметила, что головная боль совершенно прошла, тело стало невесомым, захотелось орать, веселиться, содрогаться в танце, удивляя всех своей бесшабашной удалью.
— Здесь классно! — проорала она Рыжему, который танцевал возле нее, нелепо двигая руками.
Тот ничего не понял, не расслышал, но все же согласно закивал.
Внезапно музыка стала тише, тоньше, почти совсем прекратилась и повисла на тоненькой ниточке над пляшущим народом, то и дело грозя оборваться.
— А сейчас, — разнесся в соленом воздухе усиленный во много раз голос Стива, — для вас прозвучит новая музыкальная композиция самой забойной, самой атасной техно-группы «Soarce Time Continuum» «Why you says bye-bye», что в переводе означает «Зачем ты говоришь мне «прощай», — я, ди-джей Стив, дарю ее вам!
Колышущийся обращенными к сцене лицами танцпол заволновался, зашевелился, заорал восторженно «уау!», а потом с первыми аккордами все вновь задвигалось, затанцевало… И вместе со всеми танцевала и веселилась, восторженно кричала «уау!» Маша. Она чувствовала необыкновенную радость и подъем, она была готова выпрыгнуть из кожи, чтобы еще быстрее двигаться, еще быстрее танцевать. Она восторженно трясла головой, и ее длинные волосы то падали на лицо, то отлетали назад, как в рекламе дорогого шампуня. Она хотела быть сексуальной — игриво гладила в танце свои бедра, соблазнительно прикрывалась рукой, задорно выглядывала из-под длинной челки, падавшей на глаза. Ей было так здорово! Рыжий, заметив ее виртуозные па, показал ей большой палец: мол, во даешь!
Потом звучала группа «Chemical Brothers», потом Карл Кокс, потом Голди, потом еще кто-то, и еще, еще и еще… Маша танцевала почти без перерыва, не чувствуя усталости, не замечая времени, не обращая внимания на влажный от пота лоб и взмокшую на спине майку. Она танцевала, даже когда музыка замолкала и в паузах ди-джей бормотал в микрофон что-то английское…
…Вдруг в воцарившейся тишине она внезапно услышала собственное имя, которое микрофон разнес по всему залу:
— …А сейчас обворожительная девушка Маша из Москвы покажет нам настоящий техно-данс! Маша, где ты, ау-у?
Толпа подхватила клич, и по рядам радостно пронесся восторженный вопль: «Ау-у, Маша!»
Как будто сквозь сон Маша почувствовала, как Рыжий подхватил ее руку и помахал ею в воздухе, как рефери, представляющий публике на ринге победившего бойца. Все сгрудились, образовав просторное кольцо, захлопали в ладоши, засвистели, заулюлюкали, кто-то одобряюще заорал: «Машка, давай!» Из динамиков вырвались первые аккорды музыки. Звук становился все громче, все объемнее, будто выплывая из небытия. Звук доходил до нее волнами, гладил ее тело, подталкивал, призывая к танцу. Отдаваясь ему, Маша ритмично задвигалась, подняв руки, затрясла головой. Толпа вокруг расцвела улыбками, заплескала в ладоши, пошла рябью и волнами.
Маша танцевала, чувствуя на себе сотни восторженных глаз: они ласкали ее, они обожали ее, они раздевали ее — и она отдавалась им, чувствуя ответную любовь к ним и благодарность за их обожание. Она казалась себе центром Вселенной. Казалось, лишь специально для нее звучит музыка, танцуют люди, сияют в небе блеклые, по сравнению с неоновым светом, звезды. Она была совершенно счастлива.
Кольцо танцующих внезапно разомкнулось, вопль восхищения пронесся по толпе — но Маша ничего не замечала. Только чуть позже она увидела, что рядом с ней ритмично содрогается в пароксизмах еще одна черная фигура. Но на этот раз это был не Рыжий, это был сам сошедший с небес дискотечный бог, ди-джей Стив.
То, что он спустился в зал для совместного с Машей танца, свидетельствовало об огромном почете и уважении к ней. Сегодня она была как бы королевой дискотеки, особо отмеченной избранницей. Они танцевали вдвоем, друг напротив друга, как бы соревнуясь, кто кого перетанцует, и Маша почти физически чувствовала, как от окружавших ее людей исходит энергия восхищения и зависти…
Так продолжалось почти всю ночь. Только часа в четыре утра Маша и Стив добрались до своей кровати и повалились на нее почти без сил. Ночная эйфория прошла, Маша ощущала разбитость и какую-то странную звенящую пустоту внутри. Эта пустота точно пеленала ее тело, призывала упасть, отдаться ей, запрещала двигаться и шевелиться, убаюкивая ее странным свистящим шепотом, в котором треск ночных цикад мешался с вечным гулом прибоя.
Слабыми руками она стянула с себя одежду и рухнула на постель. Потом по ее телу шарили чьи-то жадные руки, но она уже ничего не чувствовала, провалившись в черную гудящую бездну. Но и в этой бездне не было покоя, и, летя на дно стремительно приближающейся пропасти, она все танцевала, танцевала, танцевала…