Глава 8

По Кутузовскому проспекту в крайнем левом ряду летел синий «опель-вектра» последней модели. Бешено мигая дальним светом, он то и дело выезжал на разделительную полосу, чтобы обогнать всякую пузатую мелочь, не желавшую его пропускать.

В машине зазвонил мобильный телефон. Водитель, молодой парень в костюме и блестящем галстуке, на скорости сто сорок километров выудил трубку из кармана и, выслушав приветствие, с кислым видом произнес:

— А, это ты…

Машина снизила скорость и вывернула в правый ряд — водитель держался за руль одной рукой.

Трубка что-то взволнованно защебетала. Водитель небрежно бросил:

— Нет, сегодня не могу. Выслушав вопрос, он добавил:

— Нет, не могу, а не не хочу. Завтра? Может быть…

Его спутник, сидевший на переднем сиденье, молодой мужчина с резкими восточными чертами лица, негромко подсказал:

— Завтра у тебя таможня…

— А, точно, — обрадованно подхватил водитель, — совсем забыл… А тут мне один умный подсказал — завтра я целый день на таможне. Вечером? Не знаю… Сама понимаешь, вечером я никакой после таможни. Полно дел.

Трубка что-то возмущенно зашкварчала.

— Ну, киска, не надо обижаться… Послезавтра давай. Ну сказал же, послезавтра, значит, без обману… Послезавтра не сможешь? Ну тогда через два дня. Заметано! Что приготовить? Да мне все равно. Ну хорошо, приготовь себя… Ну, целую! Куда-куда… Куда хочешь, туда и поцелую…

Возмущенно подняв к небу глаза, он дал отбой, спрятал телефон в карман и в сердцах заметил:

— Достала…

Пассажир на переднем сиденье сочувственно хмыкнул:

— Что, любовь ушла, завяли помидоры?

Разгоняясь, машина опять прыгнула в левый ряд и замигала фарами, требуя уступить дорогу. Маневр отвлек водителя, и ответ последовал с запозданием на несколько секунд:

— Не то слово…

Пассажир понимающе кивнул и с кривой ухмылкой спросил:

— Не можешь расплеваться?

— Сам попробуй… А если она меня заложит?

— Ей же хуже будет!

— А мне? — вздохнул водитель. — А меня, думаешь, по головке погладят? Черт знает что у него на уме…

Пассажир кивнул:

— Да, ситуация не сахар. Но ты же понимаешь, тянуть еще хуже…

— Да я надеюсь еще пару месяцев прокантоваться кое-как, а потом… — Он бросил беглый взгляд в сторону пассажира. — А потом мы с тобой отсюда свалим!

— А надо ли сваливать? — пожал плечами тот. — С большими бабками и здесь неплохо…

— Неплохо — это не значит хорошо! И потом, подумай — пальмы, песочек, девочки… М-м-м! И никаких проблем на всю оставшуюся жизнь!

— Сдохнуть можно от скуки — всю жизнь под пальмами и на девочках! Жрать и трахаться, трахаться и жрать…

— А ты когда-нибудь пробовал так? — запальчиво возразил водитель.

— Не-а! Но могу предположить.

— Вот сначала попробуй, а потом говори… И потом, можно изменить имя, фамилию, документы, сделать, наконец, пластическую операцию…

— Ну знаешь, мне моя физиономия пока нравится!

— Да ты ее разве видишь! Сидишь целыми днями уставившись в монитор!

Помолчали. Машина притормозила на светофоре. Тихо канючила музыка в салоне.

— Это «Ногу свело»? — спросил пассажир.

— Нет, это «Текила-djazzz». Тоже мне специалист…

Машина плавно тронулась с места.

— После этого въезд в любую приличную страну будет заказан, — упорствовал пассажир, возвращаясь к разговору.

— Какого хрена тебе в тех приличных странах? — возмутился водитель. — Чего ты в них забыл? Есть куча нормальных государств, которые будут счастливы принять приятных молодых ребят с мозгами и с туго набитыми карманами, — Аргентина, Чили, Бразилия, почти вся Африка, Юго-Восточная Азия, острова! Это же почти полмира! Выбирай любой континент и наслаждайся жизнью. Можешь построить себе дом и заняться разведением павлинов, можешь купить нефтяные вышки и стать бизнесменом — тогда все вокруг вообще заткнутся в тряпочку.

— А хватит на нефтяные вышки-то? — иронично спросил пассажир.

— Это уж как постараемся!

— Говорят, ФАПСИ сейчас отбивает все попытки проникновения на серверы.

— Ерунда, глушилку поставим.

— Хорошо бы найти своего человечка в банке… — осторожно намекнул пассажир. — Вернее будет.

Тем временем машина подъехала к кольцевой автодороге. Водитель задумался, почесал за ухом и нехотя произнес:

— Есть у меня такой человечек на примете…

— Откуда?

— Одна знакомая трепала, у нее племянница в «Прима-банке»…

— Это не очень большой банк.

— Да, зато у него большие связи с иностранцами.

— А какой там «софт» стоит?

— Черт его знает!

— Хорошо бы узнать, прежде чем начинать дело… Не всякую систему можно достаточно быстро и качественно взломать…

— Для этого нам и пригодится эта девчонка. Пара встреч, цветочки подарить, переспать — и все, что хочешь, у нас в кармане! Может быть, удастся даже пароли из нее вытянуть.

— Знаешь, впутывать девчонку в это дело…

— А что такое?

— Несерьезно это как-то… Кроме того, бабы не умеют язык за зубами держать. Если попадемся — через нее мгновенно на тебя выйдут. После пяти минут допроса.

— Плевать! Меня-то уже в этой стране не будет!

— Это еще неизвестно…

Помолчали. За окном мелькали зеленые елочки, облетевшие голые деревья, рыжий ковер опавшей листвы на земле, пятна подтаявшего снега.

— Кроме того, девчонку могут за решетку посадить, да вообще жизни лишить за выдачу служебной тайны.

— Бред какой-то!

— Да нет, точно… Если банк контролирует бригада братков, то они церемониться не будут.

— Ладно, я узнаю, кто у «Прима-банка» «крыша».

— Лучше найди какого-нибудь знающего мужика, — посоветовал пассажир.

— Тебе что, девчонку жалко? Да ты ее даже ни разу не видел!

— А ты видел?

— Видел!

— Ну и как?

— Классная девка! Мне будет приятно выполнить свою часть работы, — ухмыльнулся водитель.

— Мужика бы найти, — упрямо твердил свое пассажир.

— Ну найдешь ты его, ну и что? С какой стати будет он тебе свои секреты выкладывать? За красивые глаза? Он тоже может и с работы полететь, и жизни лишиться!

Пассажир вздохнул:

— Ладно, делай как знаешь… Я набросаю тебе примерный список вопросов, будешь из нее вытаскивать потихоньку. Только учти, она может оказаться далеко не дурой и догадаться. Будь осторожен!

— Ладно, не учи…

— Ответы запоминай дословно, а лучше бы все ваши базары на диктофон писать, чтобы потом вопросов не было.

— Как ты себе это представляешь, интересно? Мы с ней лежим в постели… Я ее спрашиваю, она отвечает, а на самом интересном месте я ей говорю: «Прости, милая, погоди чуть-чуть, мне надо кассету перевернуть». Прикинь!

— Думай сам, — вздохнул пассажир. — Я больше в это дело не лезу. Это твоя часть работы.

Снова помолчали, машина резво бежала по шоссе, порывистый ветер бросал на лобовое стекло ржавые березовые листья, и они порой намертво приклеивались к стеклу, цепляясь за «дворники».

Вскоре машина въехала в Славгород.


После разговора лечащего с завотделением дозу Ивану увеличили. К старому препарату добавили еще новый, неизвестный. Чудовищный коктейль нейролептиков бушевал в крови, обессиливая тело, делая все его движения словно бы происходящими в безвоздушном пространстве сна. Порой ночью ему казалось, что он встает с постели, осторожно приоткрывает дверь палаты — она почему-то не заперта, сторожко озираясь, выходит в коридор, где на сестринском посту спит над чулком старенькая нянечка в очках с увеличительными линзами. Крадучись, он проходит коридор, бесшумно отжимает язычки замков — петли двери скрипят, медленно отворяясь в ночь. В лицо дышит пряный воздух воли — то ли это морозный обжигающий дух зимы, то ли тоскливая горечь осеннего увядания… А может быть, мартовский дурманный запах почек или летний травостойный дух? Ведь он не помнил, не знал или не хотел знать, какой сейчас месяц, какое время года.

…Но вот он выходит в ночь, и сзади него остаются слабо горящие окна четвертого отделения.

Он идет все быстрее и быстрее. В деревне недалеко мелькают редкие огоньки, светятся робко, подслеповато. Лают собаки, заслышав его шаги. Он не думает о том, что его могут заметить. На деревне привыкли к психам. Разве что подумают — это кто-то из «легких» решил прогуляться на сон грядущий. Он знает, что должен сделать. Нужно добыть одежду, немного денег, чтобы хватило на билет до Москвы. Одежда и деньги — они там, где светятся подслеповатые окна. Нужно войти в дом и просто взять их.

Потом он переоденется, пойдет на станцию и купит билет на поезд. К утру он будет у мамы, милой ласковой мамы с темными всепрощающими глазами и сеточкой ранних морщин на лице. Она обнимет его, прижмет к себе, и все будет по-прежнему, так, как было раньше… Все будет хорошо!

…Следующим утром он проснулся, как обычно, в семь, и, как обычно, его взгляд наткнулся на обтянутую голубенькой пижамой спину спящего на соседней койке. Иван вспомнил свои ночные видения. Они так были похожи на правду — вот что делают препараты! Он сместил взгляд и увидел лечащего врача. Тот стоял возле его постели и внимательным взглядом ловил каждое движение его зрачков.

— Ну, как нам спалось? — заботливо спросил Трахиров, присаживаясь на краешек кровати.

В его голосе звучала такая участливая, чуть ли не соболезнующая заботливость, что Иван чуть было не поверил в искреннее желание помочь ему. И поверил бы, кабы не тот вчерашний, случайно подслушанный разговор.

— Ну, как мы себя сегодня чувствуем? — немного переиначив, повторил вопрос лечащий врач.

Иван шумно втянул в легкие воздух. От врача исходил еле слышный небольничный вольный дух — запах табака, здорового пота, запах утренней яичницы с луком, туалетного мыла, человеческого жилья… Как волк, удирающий от погони, Иван чувствовал этот дух. Аромат воли, он его пьянил.

— Голова не болит? Что снилось?

— Снилось… — Пересохшие губы еле разжались. — Поле, ночь… Собаки лаяли… Я шел домой…

Он не решился врать. Не было сил придумывать что-нибудь правдоподобное, пришлось говорить правду.

— Значит, сбежать от нас, батенька, решили? — игриво подмигнул Трахиров, сам, очевидно, не веря в возможность этого желания. — Далеко не уйдете, смею вас уверить…

— Найдут? — с тоской в голосе спросил Иван.

— Нет, сами вернетесь. Куда ж вы без нас? Без лекарств, без еды, а? Без уколов-то?

Иван промолчал.

— То-то, батенька, — мягко произнес лечащий врач. — Выкиньте немедленно из головы всякие глупости. Кушайте, спите, набирайтесь сил. И не сомневайтесь — мы вас вылечим! Обязательно вылечим!


«Голый подвязался, да уж и собрался», — говорила обычно моя бабушка о быстрых сборах. Так и я. Бросила в чемодан пару свитеров, джинсы, кое-какое бельишко, присела на кушетке возле двери и задумалась: что еще может пригодиться во время выполнения важного и ответственного задания по борьбе с наркомафией за жизнь бедной богатой девушки Маши? Пистолет? У меня его нет. Одолжить у Мишки — так ведь не даст.

Кроме пистолета, ничего более оригинального мне в голову не пришло, поэтому я натянула куртку, повесила сумку на плечо и захлопнула за собой дверь. Возле подъезда меня уже ждала машина.

«Шикарная тачка!» — со стоном и придыханием произнес Ненашев, когда повествовал о транспортном средстве нашего работодателя. Шикарная тачка, по моему мнению, напоминала не легковой автомобиль, а небольшой передвижной сарай на колесах. Я взобралась на переднее сиденье, и мы тронулись в путь — навстречу ветру и приключениям.

— Вас уже ждут в Славгороде, — произнес Чипанов, выезжая со двора. — Я не стал говорить домашним, для чего вас наняли. Для Маши, как и для остальных, вы — дочь моего старинного друга. У вас временные трудности с жильем, и я вас пригласил пожить у себя. И помните, никто, никто, кроме нас с вами, не должен знать правды… Вы прочитали Машин дневник? Значит, вы знаете, чего можно от нее ждать… Она в таком состоянии, что способна на все, когда ей что-то нужно.

— Я поняла, что именно…

— Тогда, летом, я, конечно, перегнул палку, — признался Чипанов. — Думал, что это меры оправданные. Устроил чуть ли не тюремный режим. А вышло только хуже…

— А сейчас?

— Сейчас немного полегче… Но все равно Маша из дому выходит только в сопровождении охраны. Ей всегда сопутствует один из телохранителей. Особенно часто — Сергей. Я ему доверяю безоговорочно — он, собственно говоря, спас Машу, когда она отравилась… Если бы не он… Проблема в том, что Сергея Маша ненавидит. С Валерой, другим охранником, у нее отношения более ровные, но ему я не очень-то доверяю по ряду причин…

Мы замолчали. В машине стало жарко. Я развязала шарф, расстегнула куртку.

— А как вы выяснили, что Маша и сейчас… — Я замялась, не зная, как бы помягче выразиться.

Но мой собеседник понял меня с полуслова.

— Это видно, — с трудом произнес он. — Это слишком хорошо видно…

Машина вылетела на загородное шоссе. По обе стороны ровной как стрела асфальтовой ленты тянулся лес, еще недавно рыжий и веселый, а теперь серо-коричневый, унылый, с белыми лишайными пятнами недавно выпавшего снега. Я молча наблюдала, как то и дело к дороге подскакивали кирпично-красные роскошные особняки, как за ними испуганно жались друг к дружке покосившиеся домики подмосковных деревень, как светились в сгущавшемся ранней темнотой воздухе огни придорожных кафе, заправок, магазинов…

— Итак, подведем итоги, — произнесла я, нарушив молчание. — Хочется знать, насколько я вникла в суть отношений, существующих в вашем доме. Кроме ваших сына и дочери, в доме бывает только домработница, круглосуточно дежурит охрана. Телохранителей двое — Валера, к, которому Маша относится более-менее лояльно, и Сергей, с которым у нее отвратительные отношения. Кроме того, как следует из дневника Маши, Сергей является геем…

— Меня это не касается, — быстро произнес Чипанов. — Тем лучше для меня — меньше вероятность, что между ними возникнет определенного рода связь.

— Ясно. — Я кивнула. — Далее… Отношения Маши и Стасика — напряженно-нейтральные. С вашей женой отношений у нее нет. Правильно я поняла ситуацию?

— Абсолютно!

Примерно через полчаса мы свернули с трассы на менее оживленную боковую дорогу, которая вела к претенциозной гранитной стеле с аршинными буквами «Славгород». Надпись была настолько велика и помпезна, как будто возвещала о волнующей близости к крупному центру мировой культуры.

Еще минут через пять мы подъехали к мрачно-кирпичному особняку, вольготно раскинувшемуся на пригорке у причудливо петлявшей реки. Сразу же за домом начинался светлый сосновый лес. Особняк напоминал не то готический собор, не то средневековый рыцарский замок — башенки, башенки, башенки… Стрельчатые окна, тускло блестевшая, похожая на надраенный сосновый ствол, медная крыша, флюгер на центральной башне, параболическая антенна, нелепо прилепившаяся с южной стороны здания… Плюс робкая попытка фруктового сада перед домом — сад походил больше на чахоточную поросль после пожара. Кованый забор со сложноцветными виньетками и кружевами, несколько напоминающий решетку Летнего сада в Петербурге, пустая глазница спущенного бассейна во дворе…

Как только машина въехала на металлические направляющие возле ворот, так сразу же сработали чувствительные элементы. Створки разъехались в стороны, и мы въехали во двор. Хлопнула дверь в доме — на фигурном крыльце показалась неясная фигура.

— Приехали, — произнес Чипанов.

Я вышла из машины и огляделась. Не то оттого, что сгущались сумерки, не то оттого, что кирпичное великолепие дома давило на психику своей псевдосредневековой массой, я испытала внезапный приступ ипохондрии и плохого настроения. Зачем я сюда приехала? Кому я здесь нужна? Впереди меня ждала пугающая неизвестность.

— Знакомьтесь, Танюша, это Наталья Ивановна, она помогает нам по хозяйству.

К машине, проворно семеня на коротеньких ножках, подбежала невысокая женщина с аккуратно заколотым на затылке пучком седоватых волос — она напоминала не то стервозную учительницу средней школы, не то восставшую из гроба супругу вождя мирового пролетариата, которая на старости лет вдруг подалась в домработницы.

— Здравствуйте, — принужденно улыбнулась я и протянула «супруге вождя» руку.

Но рука повисла в воздухе — не глядя на меня, Наталья Ивановна спешно вынимала из багажника мою потрепанную сумку с вещами.

Я пожала плечами и отвернулась. И сразу же напоролась на наглый взгляд рыже-зеленоватых глаз, которые тщательно обследовали каждый сантиметр моей фигуры, напоминая дружественные разглядывания прозектора в анатомичке. Незнакомая физиономия заметила мое неудовольствие и сразу же расплылась в оскорбительно-слащавой улыбке. Фыркнув, я отвернулась. Терпеть не могу вот таких смазливых типов, которые считают, что если уж природа сделала их чуть симпатичнее обезьяны, то все девушки должны простираться ниц, пораженные их мужским совершенством.

— А где же Маша? — между тем спросил Чипанов.

— Они с Сергеем отправились в город, — ответила псевдо-Крупская, отправляясь с моей сумкой в дом.

Я с облегчением выдохнула — томительная минута знакомства с подопечной откладывалась на неопределенный срок. Следовательно, на неопределенный срок откладывался момент моего вступления в должность охранницы, психотерапевта, воспитательницы и кого-то там еще… Что ж, значит, можно расслабиться и исследовать местность, на которой мне предстоит демонстрировать свои лучшие человеческие качества.

Итак, Маша со своим охранником Сергеем («гориллой», как она нелюбезно называла его в своем дневнике) отсутствовали. Следовательно, нуждалась в опознании личность, которая продолжала буравить меня своими наглючими глазами, точно намереваясь просверлить сквозную дыру. Этот тип стоял в вольготной позе провинциального бандита: одной рукой небрежно опираясь на крышу синего автомобиля, ткнувшегося в закрытую дверь гаража, а другой — выразительно позвякивая ключами.

После небольшого мыслительного штурма я пришла к выводу, что скорее всего это второй охранник Маши, Валера, личность темная и нуждающаяся в исследовании, поскольку ее внутренняя сущность после прочтения дневника оставалась для меня за семью печатями. Меня смущало только то, что для телохранителя он слишком развязно держался.

Путь в дом лежал мимо смазливого типа возле автомашины. Я сделала шаг вперед.

— Привет! — Примерно пятьдесят четыре отличнейших фарфоровых зуба ослепили меня в сумерках, как вспышка фотоаппарата. — Как дела?

— Вашими молитвами, — с максимальной суровостью ответила я. Не в моих правилах завязывать дружеские отношения с охранниками.

— Тебя зовут Таня, — полуутвердительно-полувопросительно заявил мой визави.

— А мы уже на «ты»? — тоном оскорбленного достоинства ответила я.

— Ага! — ответил тип. — А я Стасик… Просекаешь?

— Просекаю. — Я действительно начала «просекать» ситуацию.

Конечно, сказывается естественное волнение и усталость, но принять хозяйского отпрыска за охранника — это позор для моей проницательности! Между тем взгляд Стасика, завершив в целом изучение лица и фигуры, уже принялся расстегивать верхнюю кнопку моей рубашки. Такими темпами он, того и гляди, до джинсов доберется…

— А знаешь, — поведал мне смазливый тип, — наши комнаты рядом!

— Да? — Я с сожалением качнула головой. — Значит, тебе не повезло.

— Почему? — Количество сияющих зубов постепенно снизилось с пятидесяти четырех примерно до сорока девяти.

— Я страшно храплю по ночам. Даже моя глухая бабушка, которая последний звук слышала в 1970 году (это был взлет реактивного самолета), и та не может находиться рядом — ей кажется, что она слышит звуки ада.

— Никогда еще не спал с девушкой, которая храпит, — произнес Стасик, заинтересованно глядя на меня. — Кажется, стоит попробовать…

— Не советую, — парировала я. — Можно лишиться кое-каких органов… Органа слуха, например!

В это время из конуры возле забора, напоминающего внешним видом уменьшенную в несколько раз копию дома, вылезла псина ростом с небольшого теленка и неторопливо направилась к нам. Из ее пасти капала слюна, свисая по бокам кружевной бахромой. Глаза были сонные, но заинтересованные. Собака — прекрасный случай сменить тему разговора. Каждый хозяин обожает своего четвероногого питомца и считает, что беседа прошла даром, если его собеседник не удосужился отвалить комплимент животному.

Неслышно ступая лапами, псина подошла к нам и уселась позади Стасика.

— О! — не замедлила отреагировать я. — Какая прелесть! Если не ошибаюсь, кобель… Превосходные физические данные, уши купированы, возраст примерно два года. Как его зовут?

По мере перечисления собачьих достоинств количество зубов, сияющих в темноте, еще более снизилось — кажется, сынок хозяина принял мое положительное мнение на свой счет.

— Кого? — удивленно спросил он. Псина лениво зевнула и ласково ткнулась ему в ладонь. — А, это Стеффи, клубная сука, мастино неаполитано…

— Какая миляга! — Я протянула ладонь, но тут же предусмотрительно отдернула ее — псина ощерилась и грозно приподняла уголки висячих губ. И сразу же где-то внутри ее родилось утробное рокотание, напоминающее близкое извержение вулкана.

— Стеффи, иди сюда, моя девочка…

Псина два раза лизнула широким, как розовая тряпка, языком физиономию хозяина и вопросительно уставилась на меня, как бы спрашивая: а что делать с этой мамзелью? Разорвать ее на мелкие кусочки и тряпочки или сделать вид, что она ее, Стеффи, лучшая подруга?

— Это Танюха. — Своим фамильярным тоном Стасик развеял ее сомнения. — Знакомьтесь, девчонки…

На его слова я не успела отреагировать должным образом — черная протобестия взвилась в воздухе и обрушилась на меня весом своих семидесяти взращенных на свежем воздухе и экологически чистой еде килограммов. Наши весовые категории были не равны — куда мне со своим организмом, обескровленным выхлопными газами и синтетической колбасой…

Точно оловянный солдатик, я повалилась назад. Еще несколько минут мое лицо напоминало попавшую в стиральную машину резиновую куклу — Стеффи старательно вылизывала его языком, стоя надо мной на четырех лапах, а Стасик тщетно пытался оттащить ее от павшего тела.

Так состоялось мое первое знакомство с местными обитателями…


У жившего в поселке художников на Соколе, историческом и архитектурном памятнике Москвы тридцатых годов, бизнесмена Самвела Тер-Карапетянца остался от одной из его многочисленных любовниц сын.

Вокруг Самвела всегда было много женщин. Они тянулись к нему, летели как мухи на мед, влюблялись с первого взгляда, даже еще не подозревая, кем он является на самом деле. Он умел ухаживать. Он привораживал широтой натуры, искренним восхищением (без показного, грубого, назойливого желания сразу же затащить женщину в постель), умением широко и без оглядки тратить деньги на их прихоти, будь то ужин в самом шикарном ресторане для бедной инженерши, пикник с оркестром для дочери его компаньона или норковое манто для симпатичной студентки медучилища, всегда надевавшей под брюки колготки со стрелкой. Самвел любил красивых женщин, любил их всех — и рыжих, и брюнеток, и шатенок, однако отдавал предпочтение ярким натуральным блондинкам с голубыми глазами.

От одной такой блондинки, дочери генерала военно-воздушных сил, с которой он познакомился на южном курорте, у него и родился в середине семидесятых годов сын Армен, или, в русском варианте, Артем. Девушка оказалась самолюбивой и властной, как настоящая генеральская дочь. Она долго ждала, что быстро охладевший Самвел вернется к ней и с букетом белых лилий предложит ей свою руку и сердце. Однако, осознав, что придется ждать этого до глубокой старости, она благоразумно исчезла с горизонта удачливого цеховика. Ее отца, тогда еще полковника, перевели в Военно-воздушную академию имени Жуковского, в столицу. С ним уезжала и зареванная Аня, уже нося в себе ребенка.

Мальчик Артем явился на свет в столице и еще в роддоме поразил всех пронзительным и умным взглядом черных глаз, смуглой кожей и хищным профилем, выдававшим его генетическую близость к южным народам. Но это не повлияло на любовь матери и деда к мальчику. Артем рос избалованным генеральским внучком, не знающим слова «нет», но вместе с тем всегда казался умным не по годам — маленьким старичком с печальным взглядом, ощущавшим свое особенное стыдное инородство. Впрочем, это не наложило на него особо пагубного отпечатка. Он был тихим книжным мальчиком, любящим математику.

Артем учился блестяще. А закончил институт без красного диплома только потому, что много времени отдавал любимому хобби — компьютерам. Папочка Самвел не успел порадоваться успехам сына — он погиб в своем «мерседесе» вместе с телохранителем и очередной шикарной блондинкой от пули наемного убийцы, оставив своему сыночку только воспоминание об их нечастых встречах и изрядно потрепанный к тому времени автомобиль «пятерку».

После окончания вуза Артем почти год работал в одном из оборонных НИИ в вычислительном центре — целыми днями писал программы, рассчитывавшие, куда, должна падать болванка от танка. Он был из той породы людей, которые работают не за зарплату, а за удовольствие работать. Его мать наконец-то вышла замуж, лишь к концу жизни смирив свои требования насчет принца на белом коне (или в белом «линкольне») с жестокими реалиями действительности.

В оборонном НИИ младшего Тер-Карапетянца и откопал Чипанов, предложив юноше должность «главного по компьютерам» и очень соблазнительный для неоперившегося юнца оклад. Виталий Васильевич вовсе не был похож на доброго дядю, который будет заботиться о человеке без особого на то резона. Но пригласив на работу Артема, он не прогадал — во-первых, парень был действительно умным и грамотным специалистом, а во-вторых, сам Чипанов получил ежедневный повод наслаждаться своей тайной радостью — он покровительствует сыну своего «заклятого друга», кормит его, поит, одевает… Захочет — деньжат подкинет, захочет — по миру пустит. Вот, значит, как он, Чипанов, нынче высоко поднялся…

А Артем в это время и работал, и наслаждался жизнью — портил девчонок на пару с сыночком хозяина, с которым с первого же дня свел дружбу, ездил с ним же отдыхать на юга, по ночам безвылазно сидел в Интернете, болтаясь по всяким чатам в надежде разжиться самыми свежими версиями и обмениваясь актуальными новостями из мира компьютеров, потихоньку хакерствовал: на первых порах, баловства ради, ломал лицензионные продукты, а позже, опять-таки ради баловства, подпорчивал чужие программы, подпуская в них написанные им самим вирусы.

В Интернете он взял себе кличку Мегазоид, с которой вскоре и стал известен в узких кругах московских хакеров. Люди, которые знали ему действительную цену, предлагали ему сумасшедший оклад в валюте и работу за рубежом на его условиях. Артем отказывался. Ему нравилось жить здесь. Денег на жизнь хватало, хватало ему и удовольствий, особенно плотских, — в молодости они стоят гораздо дешевле, чем в зрелости, да и достаются зачастую почти даром, за банку пива «Хенекен» с орешками.

О будущем своем он почти не думал. Зато о нем подумали другие. Кое-кто знал ему действительную цену…

Загрузка...