Какого цвета страх

Поднялся со стула, и в голове сами собой возникли симоновские строчки: «Я вышел на трибуну в зал, мне зал напоминал войну…»

Я смотрел на людей, сидящих передо мной. На золотое шитье их погон. В зале было тихо…

«А тишина — ту тишину, что разрывает первый залп…»

Те, кто выходил раньше, произносили красивые, правильные слова: о нужной, мужской работе. Об Отечестве и его защитниках. Благодарили руководство МВД и Главное управление кадров за оказанную честь…И я понял, что не могу, не имею попросту права уподобляться этим людям. Слишком мало времени прошло с того майского вечера, когда тяжелая кованая дверь тюремной камеры захлопнулась за моей спиной…

— При позапрошлом министре меня посадили в тюрьму. — Я до боли сжал кулаки, чтобы не выдать волнения. — При прошлом — в сумасшедший дом. При министре нынешнем я стал лауреатом премии МВД. Значит, в системе действительно начались реформы…

На какую-то секунду в зале воцарилась глухая, тягостная тишина. Но когда замминистра, а за ним и начальник Управления кадров захлопали, зал взорвался аплодисментами, хотя сквозь канонаду хлопков я явственно услышал, как редактор ведомственной милицейской газеты сказал своему соседу: «Хинштейн — в здании МВД, лауреат! До чего мы дожили!»

И правда, до чего?

Почти три года не было для генералов МВД журналиста более ненавистного, чем я. Они пытались делать вид, что мои статьи ничего для них не значат, но я-то понимал: это не так, потому что иначе не травили бы они меня, не бросали бы за решетку, не объявляли в розыск. Маленький комар может свести с ума своим писком даже огромного медведя.

Сегодня большинства этих людей уже нет. Им на смену пришли другие: не знаю ещё — более ли честные, более ли принципиальные — будущее покажет. Но другие.

Пройдет ещё какое-то время. Эпоха правления Рушайло станет историей. Притупится острота воспоминаний, осядут на дне памяти фамилии его гауляйтеров. Но я никогда не забуду тех страшных лет. И всякий раз, заходя в здание МВД, буду вспоминать, как студеным январским вечером стояли перед ним тысячи людей, пришедшие на митинг в мою защиту. Как держали транспаранты и плакаты мои коллеги — не только из «МК» — из всех, наверное, честных, не продавшихся ещё газет: из «Совершенно секретно», из «Новой газеты», из «Комсомолки». Простые, обычные москвичи, далекие от политических разборок и интриг.

Я видел этот митинг лишь на видеокассете: мне пришлось уехать тогда далеко из Москвы, дабы избежать очередного ареста.

Веселый и пьяный, сжимая в руках подписанный министром диплом, я вышел из здания МВД, и мне неожиданно почудилось, будто перед оградой по-прежнему стоит наспех сколоченная трибуна.

Хмель и иллюзии сразу же сняло как рукой. От морозного, пропитанного табачным дымом воздуха сперло в груди. И в этот момент окончательно и явственно я понял: какие бы реформы ни проходили в МВД, место мое именно здесь, за забором, а не в теплом мраморном зале, где генералы в парадных мундирах готовы аплодировать каждому, даже своему злейшему врагу: лишь бы сдвинули ладони замминистра и начальник Управления кадров…

24.04.2000 КАКОГО ЦВЕТА СТРАХ

Теперь я знаю, какого цвета страх. Черно-коричневого. Темного-темного… Когда я закрываю глаза и вспоминаю все, что со мной происходило, эта черно-коричневая вязкая масса наваливается на меня, и я вновь начинаю тяжело сглатывать образовавшиеся в горле комки.

Еще я знаю, как пахнет страх: масляной краской покрашенных стен камеры, жидким супом психиатрической больницы, табаком и резким, удушливым потом.

Иногда мне кажется, что все это было не со мной, что я лишь наблюдал за происходящим со стороны — словно смотрел какое-то тяжелое кино, а потом вышел из душного зала на улицу.

Но нет — это было. И стоит только закрыть глаза, черно-коричневая масса спускается на меня опять…

Вообще-то по паспорту он был Мордехаем, но все звали его Матвеем; в России любят перелицовывать непривычные имена. Даже не Матвеем — Мотей.

Имя Мотя подходило ему как нельзя кстати. Маленький, аккуратный, почти игрушечный еврей с чудовищным польско-белорусским акцентом и картузом на голове. Не знаю почему, но, когда я вспоминаю Мотю, в голове сразу же всплывает цветовая ассоциация каких-то импрессионистских оттенков. Боюсь ошибиться, но, по-моему, он носил то ли бледно-салатовые, то ли нежно-розовые брюки, ничуть не считаясь с российскими представлениями об одежде и возрасте.

А почему, собственно, он должен был с ними считаться? Мотя давно уже был иностранцем. Из Союза он уехал ещё в 50-х — сразу после начала хрущевской «оттепели». Сначала к себе на родину — в портовый город Гданьск, где стоят знаменитые судоверфи имени Ленина. Оттуда, не выдержав государственного антисемитизма, — в Израиль. В Польше с тех пор он ни разу не был. В Россию же вернулся лишь в 90-м, но уже в качестве туриста. Его жена, приходившаяся двоюродной сестрой моему отцу (а Мотя, стало быть, был мне двоюродным дядей), хотела перед смертью побывать на родительских могилах и повидаться с родней.

Именно тогда я впервые и узнал о том, что у нас есть родственники за границей — долгие годы факт этот тщательно скрывался. Когда же оказалось, что Мотя не только иностранец, но ещё и политзаключенный, радости моей не было предела. В той, образца 90-го года, России иметь в роду иностранцев и репрессированных считалось столь же престижно, сколь завидно было иметь пролетарское происхождение и родственников-партийцев лет за семьдесят до того.

Правда, знакомство с Мотей сильно разочаровало меня — не такими представлялись мне узники сталинских лагерей. В рассказах Шаламова или воспоминаниях Лариной-Бухариной это были мужественные, измученные люди с грубыми руками, преимущественно — кристальные большевики. Мотя же на эту роль никак не подходил.

По профессии он был столяр. В 39-м, когда Гитлер напал на Польшу, бежал в Советский Союз. Завербовался на какую-то стройку. В начале 41-го его посадили за контрреволюционную агитацию: в кругу друзей он сказал, что война с немцами — неминуема.

Моя голова никак не хотела совмещать два этих несовместимых образа: лагеря, пересылка, лесоповал. И — розовые брюки дудочкой, смешной картуз.

Но однажды я увидел совсем другого Мотю. Помню, мы спустились в метро. На станции «Площадь Ногина», возле эскалаторов, не спеша, прогуливался милиционер — обычный московский милиционер. Завидев его, Мотя изменился прямо на глазах. Он весь съежился, став ещё меньше, вобрал голову в плечи и, развернувшись, едва не бегом, направился в противоположную сторону. На его лицо, улыбчивое и благодушное, в один миг легла печать какого-то животного страха. Да именно так: животного, потому что и сам Мотя превратился в зверя, которого егеря выгоняют прямо под ружья охотников.

«Что случилось?!» — воскликнул я.

«Тсс! Это же из органов, — почти шепотом проговорил Мотя. В эти минуты его акцент стал ещё более заметен. — Как ты не понимаешь!»

Убей бог, но я ничего не понимал. Воспитанный на «Знатоках» и «Петровке, 38», я, как и все мои сверстники, испытывал почти благоговейное отношение к милицейской форме. А уж чтобы испугаться постового в метро!..

«Подождите, — пытался я докопаться до истины. — Но что он может вам сделать? Вы же ни в чем не виноваты?»

«Ты не понимаешь, — твердил свое Мотя. — Они могут все. Понимаешь, все!»

«Но ведь это было давно — при Сталине, теперь-то все изменилось».

Мотя не ответил. Только когда мы поднялись в город, он грустно улыбнулся и промолвил:

«Запомни, в России никогда ничего не меняется. И не дай бог попасть тебе в руки к ЭТИМ. А как ЭТИ называются — НКВД или иначе, — роли не играет».

Понадобилось почти девять лет, чтобы я убедился в Мотиной правоте. Убедился на собственном опыте…

Из официальной справки:

14 мая 1999 г. обозреватель газеты «Московский комсомолец» Хинштейн А.Е. в ходе оперативной комбинации МВД с использованием спецтехники под предлогом якобы нарушения правил ПДД был остановлен сотрудниками СБ ДПС ГУ ГИБДД МВД. В ходе операции у него было изъято удостоверение сотрудника Управления уголовного розыска ГУВД г. Москвы на имя капитана милиции Матвеева А.Е. Хинштейн А.Е. был задержан и доставлен в ОВД «Покровское-Стрешнево», где в отношении него было возбуждено уголовное дело по ст. 327 УК РФ (изготовление и использование подложных документов). В порядке ст. 122 УПК РСФСР Хинштейн А.Е. был задержан и этапирован в ИВС ОВД «Хорошево-Мневники».

15 мая 1999 г. Хинштейну А.Е. было предъявлено обвинение по ст. 327, ч. 1, однако в июне 1999 г. Генеральная прокуратура РФ отменила постановление о предъявлении обвинения, как не соответствующее нормам УПК. Тем не менее уголовное дело прекращено не было. По указанию руководства МВД из Главного следственного управления при ГУВД г. Москвы дело было передано в Следственный комитет МВД, как представляющее особую опасность для общественной безопасности.

10 января 2000 г. Хинштейну А.Е. было предъявлено повторное обвинение по ст. 327, ч. 3 УК РФ (использование заведомо подложных документов) в связи с тем, что Хинштейном А.Е. было получено водительское удостоверение не по месту жительства.

28 января 2000 у здания МВД состоялся митинг в защиту Хинштейна А.Е., организованный Союзом журналистов РФ и Союзом журналистов г. Москвы, на котором присутствовало более тысячи человек. Митинг принял обращение к и.о. Президента РФ Путину В.В., в котором излагалось требование передать дело в отношении Хинштейна в независимый орган — в Генеральную прокуратуру в связи с тем, что Хинштейн А.Е. неоднократно выступал с критическими публикациями в адрес министра внутренних дел Рушайло В.Б.

В феврале 2000 г., опасаясь, что его направят на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу, в результате которой будет вынесено необъективное решение, Хинштейн А.Е. добровольно лег на обследование в НИИ психиатрии Минздрава РФ. Согласно заключению врачебной комиссии никаких признаков отклонения в психическом здоровье у него не обнаружено.

18 февраля 2000 г. Генеральной прокуратурой России данное уголовное дело было прекращено в соответствии со ст. 5, ч. 2 УПК РСФСР — за отсутствием в действиях Хинштейна состава преступления.

Через несколько дней после освобождения из тюрьмы меня остановила ГАИ.

«Вы как-то неуверенно ведете машину, — сказал капитан. — Может, употребляли?»

Нет, я не употреблял. Просто в стекло заднего обзора я видел, как за мной идет милицейский экипаж, и внутренняя неуверенность росла с каждой минутой. Вдруг это очередная провокация Рушайло? Вдруг меня снова арестуют, только на этот раз сделают все грамотно — подбросят, например, пару патронов или граммов пять анаши.

Наверное, я трус. Наверное, страх так глубоко въелся в каждого из нас, что превратился уже в особый ген, который передается по наследству и не выводится никакими реформами. Тем более что и реформы, и все прогрессивные преобразования испокон века замешивались в России на страхе (один Петр Первый чего стоит!).

Правда, чем больше времени проходит со дня моего освобождения, тем меньше во мне остается страха, ведь ничто не утомляет так, как страх. А на его место приходят злость и ещё какое-то непонятное мне до конца чувство, когда хочется до боли сжимать кулаки.

С момента моего ареста прошел почти год. Почти год, колеся по Москве, я ловил себя на мысли, что подсознательно, против воли, останавливаю свой взгляд на машинах с эмвэдэшными номерами серии «МР». Я искал ту самую «Волгу» с номером 167, на которой меня приехала брать группа МВД во главе с генералом Давыдовым — замначальника Главного управления уголовного розыска страны. Зачем? Я и сам не знал. Не таранить же мне её, в самом деле.

И нашел. Было это на Новом Арбате. 167-я «Волга» промчалась по резервной полосе, сверкая мигалками, и никто, кроме меня, не обратил на неё внимания.

Странное дело, но я не ощутил ровным счетом ничего: ни страха, ни ненависти. Только подумал о том, что во встрече этой есть какой-то скрытый внутренний смысл, некий знак. Ведь рядом сидел бывший генерал МВД, подавший в отставку сразу после того, как Рушайло стал заместителем министра.

За девять месяцев я сменил трех следователей — получается, по следователю в каждый квартал. Конечно, все они были разными — и по повадкам, и по возрасту, и даже по росту, ибо один едва доходил мне до подбородка, а другой был длиннее на полголовы. И в то же время всех их объединяло что-то неуловимо общее, делающее похожими друг на друга, как братьев-близнецов; то ли подкупающие своей искренностью улыбки, то ли напускная вежливость, то ли какая-то суетливость.

Когда я спрашивал: «Не стыдно вам творить беззаконие?», они одинаково честно смотрели мне в глаза, с одинаковой убежденностью доказывали, что служат только закону. Правда, долгого взгляда в упор не выдерживали — видимо, ещё по неопытности.

Наверное, вне стен МВД каждый из них был неплохим человеком: любящим мужем, внимательным сыном, заботливым отцом. Каждый из них читал своим детям хорошие книжки, учил добру и справедливости, и дети — я в этом совершенно уверен — гордились своими отцами, которые самоотверженно защищают закон и борются с бандитизмом.

А впрочем, что здесь удивительного? Ведь и во времена НКВД уставшие от многочасовых допросов следователи точно так же возвращались домой и садились за стол. И жены их точно так же вздыхали, глядя, как сгорают на работе мужья, а дети — втихаря — примеряли отцовские фуражки с малиновым околышем, воображая себя героями революции…

Помню, как второму по счету следователю — фамилия его была Гордиенко — подарили при мне роман Пикуля «Честь имею».

«Да-а, — задумчиво протянул следователь Гордиенко. — Понятие офицерской чести совсем деградировало».

От этих слов меня всего передернуло.

«Уж не вам рассуждать об офицерской чести».

Следователь обиделся. Он начал рассказывать, как болеет душой за Россию, признался даже, что на выборах голосовал за «Движение в поддержку армии», потому что уважает Илюхина.

«А Березовского уважаете?» — спросил я.

Конечно, Березовского следователь не уважал. Однако это не помешало ему предъявить мне совершенно абсурдное, идиотское обвинение, а потом, в нарушение всех мыслимых и немыслимых законов, попытаться отправить меня во Владимирскую психиатрическую больницу, когда, больной гриппом, я лежал дома.

«Как же так, — втолковывал я следователю Гордиенко, — в УПК ведь написано четко: принудительный привод возможен лишь в случае, если лицо не явилось на допрос без уважительной причины, но у меня же бюллетень! Вы же знаете, что в болезненном состоянии все процессуальные действия запрещены».

«Вот заодно и полечимся», — отвечал он. Когда же терпение его подошло к концу, он приказал двум оперативникам МВД выводить меня силой. И пулей выскочил из квартиры. Он не хотел смотреть, как заламывают руки.

Логика у него вообще была странной.

«Понимаете, — объяснял Гордиенко, — допустим, я откажусь от вашего дела, встану на дыбы. Для вас все равно ничего не изменится: дело отдадут другому. У меня же начнутся проблемы, к серьезным делам меня уже не допустят, и я не смогу послужить Родине. А вдруг там будет что-то серьезное?!»

Он как будто хотел быть честным в рассрочку, словно жизнь — всего лишь черновик, который можно потом переписать набело. Ему было всего двадцать пять, и его отец-генерал возглавлял российское бюро «Интерпола». (Летом 2001 года генерал Гордиенко был назначен начальником Главного управления уголовного розыска МВД России.)

Своего первого следователя — капитана Рубашкина — я увидел в изоляторе временного содержания «Хорошево-Мневники».

Уже под вечер дежурный контролер поднял меня с деревянной шконки и завел в комнату свиданий. Капитан Рубашкин, радостно улыбаясь, двинулся мне навстречу, протянул руку. Улыбка была его главной отличительной чертой. Он весь светился, словно не было для него приятней занятия, чем допрос в субботний день.

«Вы хоть понимаете, что творите?» — зло спросил я, ощущая, как проклятый запах немытого тела медленно заполняет тесную комнатку.

«Вы только не волнуйтесь, — широко улыбнулся Рубашкин, — мы во всем разберемся».

«Но я же ни в чем не виноват».

«Разберемся».

Он старательно заполнил протокол допроса. Без каких-либо эмоций написал, что обвиняемый Хинштейн отказывается от показаний в соответствии со статьей 51 Конституции РФ. Так же спокойно отреагировал, когда я вписал в протокол, что считаю возбуждение дела незаконным и инициированным замминистра внутренних дел Рушайло.

Он вообще был на редкость спокойным и выдержанным, этот капитан Рубашкин. Спокойно объявил, что мне предъявляется обвинение. Спокойно сказал, что мерой пресечения избирается подписка о невыезде. Спокойно выпустил на волю, пожелав всего самого доброго.

Только потом, уже на воле, я узнал, что начальник ГУВД Николай Куликов, прилетев из командировки на другой день после моего задержания, приказал немедленно меня освободить. Что замначальника Следственного управления ГУВД полковник Зотов, выполняя волю Рушайло, сделал все, чтобы приказ не был выполнен. Что министр Степашин, которого просто затерроризировал звонками Лужков, распорядился все же выпустить меня из тюрьмы. Что Рушайло в свою очередь запретил делать это раньше, чем будет предъявлено обвинение.

Там же, в камере, мысли мои были заняты совсем другим. Я лежал на деревянной шконке и ждал: ну когда же появятся посланцы Рушайло с интересными предложениями. И — чего уж греха таить — готов был сломаться, пойти на компромисс.

Но они не приехали. Точнее, встречу не разрешил следователь. Следователь понимал: если разговора у нас не получится и я подниму шум, отвечать придется ему.

Когда-то давно, года три или четыре назад, делая интервью с одним замминистра, арестованным по обвинению во взятке, я спросил его:

«Что вы ощутили, выйдя на свободу?»

«Я понял прелесть многих вещей, которую не понимал раньше, — ответил замминистра. — Я понял, какой это кайф — ходить, куда вздумается, какой кайф — принимать горячую ванну, встречаться с друзьями».

Эти слова показались мне тогда не то чтобы несерьезными — мелкими, что ли. Подумаешь, горячая ванна! Это как болезнь: здоровому человеку, как бы ни хотел сострадать он больному, все равно никогда его не понять. Для этого нужно заболеть самому…

Сейчас, когда я пытаюсь оживить в памяти камерные воспоминания, в голову не лезет ничего путного. Какие-то обрывки, куски. Словно негатив, на котором то проступают, то снова исчезают размытые очертания чего-то забытого.

Помню, как горела под потолком чахлая лампочка. Как через маленькое воздуховодное отверстие в окне, затянутом толстенным, чуть ли не метровым пуленепробиваемым стеклом, разглядывал я стоящую напротив двенадцатиэтажную башню. Представлял, как вот сейчас в этом доме напротив обедают или ужинают люди. Как смотрят телевизор, занимаются любовью, принимают гостей, и им нет никакого дела до меня и моей тюремной судьбы.

Еще помню, как тяжело было без газет и книг — единственный номер «Советского спорта», принесенный сердобольными надзирателями, был выучен мной наизусть, вплоть до футбольной таблицы. Потом, правда, подсаженные ко мне уголовники поделились любовным романом в мягкой обложке («Книжка за любовь», — сказали они).

Помню, как проснулся от крика контролера — на жесткой деревянной шконке, с пиджаком, подложенным под голову. Проснулся и с ужасом понял, что сон, в котором снилось мне что-то хорошее и цветное, улетучился и что нахожусь я в тюремной камере.

Помню вкус баланды — прозрачной, чуть зеленоватой водицы, в которой плавала пара горошин.

Но помню я и другое — как пахла свобода, когда вечером 15 мая я вышел из тюремных ворот. Она пахла распускающейся зеленью, вечерней прохладой, бензином, одеколоном друзей, которые пришли меня забирать, и ещё чем-то неуловимым, знакомым с детства.

Те, кто хоть раз почувствовал этот запах, совершенно по-другому смотрят на мир. Ведь для того чтобы оценить что-то по-настоящему, этого чего-то хоть на какое-то время надо лишиться…

Конечно, я мог бы выставить себя этаким бесстрашным героем. Написать, что ничего и никого не боялся и не боюсь, что все происходящее давалось мне исключительно легко.

Мог бы, но не хочу. Лучше уж вообще ничего не писать, чем врать… Страх — одно из самых сильных человеческих чувств. Некоторые философы (Ницше, например) утверждали, что страх, в принципе, двигает человечеством и прогрессом. Не знаю, может, и так…

Девять месяцев я жил под дамокловым мечом. Девять месяцев каждый звонок в дверь заставлял меня внутренне вздрагивать — не за мной ли?

Время от времени мне передавали «приветы» от моих героев. Герои рекомендовали не делать лишних движений, иначе… Но было уже поздно. Нельзя останавливаться, если мчишься на мотоцикле по отвесной стене. Затормозишь — погибнешь.

Страх приходит не сразу. Только потом, спустя какое-то время, начинаешь понимать, на грани чего ты балансировал, и тогда тебя охватывает вязкое ощущение ужаса.

Лишь на другой день после того, как меня не смогли увезти на обследование во Владимирскую психбольницу — помешали пулей приехавший адвокат и толпа коллег-журналистов, сгрудившихся на лестничной площадке, — я вдруг осознал, чего избежал. Ведь сейчас, в эту самую минуту, меня могло бы уже не быть. Точнее, я — был бы не я. Один укол — и все. И никакие Рушайло с Березовским меня бы уже не волновали.

А потом на смену страху пришла злость. И злость эта была намного сильнее. Злость сильнее страха, чего бы там ни говорил Ницше…

…Я был неправ, когда описывал своих следователей. Их всех — таких разных и непохожих — объединяли не улыбки и суетливость, а, главным образом, совсем другое: чувство власти и всесилия. Совершенно обычные, даже заурядные люди, они получили право решать человеческие судьбы. Карать и миловать. Сажать и освобождать. И право это опьяняло их.

Вы никогда не задумывались: почему чем меньше уровень начальника, тем больше значения он придает собственной персоне? Именно потому, что власть дурманит голову почище любой водки.

Я не знаю, о чем думали эти люди, мучились ли внутренним раскаянием, оттого что травят невиновного, травят по приказу сверху, или просто старались не думать об этом, ведь если закрыть глаза — ты ничего не увидишь.

Может быть, они успокаивали себя тем, что от них ничего не зависит. Откажутся они — придут другие. Скорее всего, так и было. И это самое страшное.

Мы все время вспоминаем 37-й год. Поражаемся: как это могло произойти? Именно так.

И именно поэтому один-единственный отступник намного опаснее для любого режима, чем тысяча шпионов и диверсантов, вместе взятых. Взорванные шахты можно восстановить. Взорванное, перевернувшееся сознание не восстановишь никак. Даже страхом…

Третьего по счету и, слава богу, последнего своего следователя Савинкина я видел всего дважды. Первый раз мы столкнулись в приемной директора НИИ психиатрии, куда мне пришлось лечь, дабы не очутиться в казематах Владимирской психиатрической больницы. Он приезжал проверить: правда ли, что я здесь.

«Убедились?» — спросил я.

Савинкин недовольно кивнул. Он был явно не очень рад нашей встрече, и чем шире улыбался я, тем сильнее хмурился Савинкин.

Через неделю это был уже совсем другой человек. Он примчался под вечер — часов в девять, когда все врачи ушли, и дверь в больничный корпус ему долго не хотели открывать.

«Следственный комитет предлагает вам прекратить дело в связи с переменой обстановки», — сверкая золотым зубом, радостно сообщил он.

«Почему?»

«Какая разница. От вас требуется только формальное согласие. Ну вам же самому все уже надоело…»

Следователь торопился. Его ждали в МВД. Хотя, возможно, ему не терпелось вырваться из гнетущей атмосферы психиатрической больницы. Но я не унимался:

«Так что произошло? С чего такая перемена? Помнится, всего неделю назад ваш начальник генерал Новоселов собирал специальную пресс-конференцию, обещал, что я буду сидеть».

Савинкин отводил глаза: «Произошло и произошло… Не суть важно».

Я-то знал: 15 февраля истекал девятимесячный срок следствия. МВД необходимо было его продлевать, но Генпрокуратура отказывалась — дело приобрело уже политический резонанс. Думаю, свою лепту внес и Путин, которому весь этот скандал перед выборами был не с руки. И конечно, Лужков, который встречался с Путиным и просил вмешаться в очевидный беспредел. У МВД был только один выход: прекратить дело самим — правда, по так называемым нереабилитирующим обстоятельствам. Иначе это сделала бы прокуратура.

Уже потом, много раз прокручивая в памяти тот вечер, я силился понять: правильно ли поступил, согласившись на предложение МВД? Ведь согласие на прекращение дела по этим обстоятельствам означало, что формально я соглашаюсь с тем, что совершил преступление. Конечно, будь я настоящим героем, должен был бы плюнуть следователю в лицо и отказаться от любых компромиссов. Но не сделал этого. Слишком явственно представил я себе, как спадет с плеч вся эта гора. Слишком сильно захотелось мне перестать бояться.

Я подписал. А через три дня Генеральная прокуратура полностью перечеркнула постановление МВД и вынесла свое: прекратить дело за отсутствием состава преступления. Оказывается, я ни в чем не виноват. Жалко только, что на признание этого потребовалось девять месяцев…

Поначалу я представлял себе, что, когда все закончится, я сяду в высокое кресло и буду по одному вызывать всех своих мучителей. И Рубашкина, и Савинкина, и Гордиенко, и Зотова, и начальника следственной части генерала Новоселова, и всех остальных. Я заранее предвкушал их слезы и раскаяние. Я уже видел, как, сваливая друг на друга, они будут клясться и уверять, что всего лишь выполняли приказы, рассказывать про детей и жен. И от картины этой по всему телу растекалось какое-то сладострастие.

Сегодня мне этого ничего уже не нужно — никакого возмездия. Сегодня все, чего я хочу, — собрать их вместе и просто посмотреть каждому в глаза. Долго-долго. Пристально-пристально. Я хочу прочитать, что написано в их глазах, и убедиться, что страх — самое сильное человеческое чувство.

А с другой стороны, зачем? Я и без этого знаю, что есть вещи намного сильнее страха. И именно потому не жажду отмщения, ведь месть — это тот же страх, просто с обратным знаком…

Недавно из Израиля мне позвонил Мотя.

«Шалом! — прокричал он в трубку. — С тобой все в порядке? Может быть, приедешь к нам, работу мы тебе найдем».

Я хотел сказать ему: «Мотя, я часто вспоминаю тебя и твои слова, и чем становлюсь старше, тем сильнее осознаю их правоту…» Я хотел сказать ему много хороших слов, но… не сказал.

Почему? Сам не знаю. Может, постеснялся. Может, растерялся. Вместо этого я ответил:

«Спасибо, у меня все закончилось. Все нормально».

«Ты уверен?!» — прокричал Мотя.

Уверен? Нет, Мотя, я не уверен. Не уверен. Но разве это что-то меняет?

А на другой день после его звонка я поехал на улицу Генерала Глаголева — к изолятору, в котором сидел. Я хотел найти ту двенадцатиэтажную башню, которую разглядывал через дырочку воздуховода в тюремном окне, но не нашел. Таких башен, построенных по типовым проектам, оказалось вокруг слишком много, и понять, какая из них «моя», можно было, только вновь очутившись в тюремной камере.

Слишком много вещей можно увидеть только из тюремной камеры. Мотя, ты ведь понимаешь, о чем я говорю?

Владимир Борисович Рушайло стал «хозяином» МВД ровно через неделю после моего ареста. 21 мая 1999 года.

Впереди было без малого два года его властвования, два года, которые, я уверен, непременно войдут в историю как время, по своей трагичности и жестокости сопоставимое разве что с 37-м годом.

В 37-м, впрочем, все было намного понятнее. Монополию на репрессии имело только государство. И Ежов, и Вышинский, и Берия свирепствовали не по своей собственной воле. Не за деньги и не за взятки. По приказу партии.

60 лет спустя на смену государственному беспределу пришел беспредел коммерческий. Любой следователь, опер получили право карать и миловать. Возбуждать «липовые» дела и «закрывать» в тюрьму невиновных. Опечатывать склады и изымать всю бухгалтерскую документацию.

Достаточно взять оперативные сводки ЦРУБОПа, чтобы все стало понятно: у 90 процентов задержанных найдено 0,29 грамма героина…

Уже не требовалось ни разнарядки свыше, ни директив ЦК. Увесистая пачка долларов решала любую проблему.

И так — по всей стране…

Это были годы абсолютного торжества безвластия, когда людей увольняли из органов лишь за одно неосторожное слово, за отказ выполнять «заказы». Пачками вылетали на улицу профессионалы, честные, принципиальные. Их места занимали другие — управляемые, послушные, меряющие все на деньги.

И во главе этой пирамиды стояли руководители МВД. Те, кто завершил процесс криминализации милиции. Те, кто превратил правоохранительный орган в огромную коррупционную проказу…

Иногда я вспоминаю это жуткое время. Мы жили тогда в каком-то забытьи. Казалось, ничего никогда уже не изменится. Эти люди, коммерсанты в милицейских погонах, вечны. И когда весной 2001-го объявили, что Рушайло снят с поста министра, поначалу в это даже не поверилось. Если чего-то очень долго ждешь, все чувства обязательно притупляются.

А потом из страны сбежал генерал Орлов…

Эту фамилию я впервые услышал вскоре после своего освобождения. Услышал, чтобы запомнить навсегда.

Уже позже я узнал, что именно Орлов был инициатором и организатором моего ареста — в отместку за мои антирушайловские выступления. Что, пока я сидел за решеткой, его помощник, некто Кушнарь (сейчас он служит в Совете безопасности), специально ездил в ИВС, чтобы поглядеть на меня, лежащего на шконке, и Орлов тогда радостно изрек: «Как приятно видеть этого жида сквозь глазок тюремной камеры».

Узнал и многое другое. О преступлениях. О взятках. О безграничной власти, которой пользовался в МВД этот человек.

Больше двух лет продолжалось мое расследование. Я встречался с сотнями людей — бывшими и действующими сотрудниками МВД. Перелопачивал тонны документов.

Это было небезопасное занятие. Время от времени мне передавали «приветы» от моих героев. Один раз попытались вновь посадить за решетку.

Мои телефоны прослушивались (сегодня я даже знаю, кто это делал и как оформлял). Людей, уличенных в дружбе со мной, увольняли из милиции. У охранной фирмы, которая обеспечивала мою безопасность, едва не отобрали лицензию (им было сказано четко: откажитесь от Хинштейна, и мы вас больше не тронем).

Боялся ли я? Конечно, боялся. Но я просто не мог остановиться, опять же потому, что нельзя бросить руль, когда мчишься на мотоцикле по отвесной стене. И если жизнь Кощея Бессмертного таилась в иголке, спрятанной в яйце, то моя безопасность заключалась в материалах, которые я собрал.

И я был уверен, что рано или поздно они все равно обязательно увидят свет…

18-20.09.2001 НАСЛЕДСТВО ЧЕРНОГО РЕГЕНТА

В апреле 2001 года в Главное управление кадров МВД поступил рапорт генерал-лейтенанта милиции Александра Орлова. Орлов просил отставки по состоянию здоровья.

Уволить человека из МВД, тем более высокопоставленного, дело не пяти минут. Необходимо пройти медкомиссию, соблюсти массу формальностей, условностей.

Но ничего этого сделано не было. Потому что Орлов… исчез. Скрылся в неизвестном направлении. Растворился, словно кусок рафинада в кружке горячего чая.

Время от времени, правда, находятся люди, которые встречали его в разных местах. Кто-то видел Орлова на пляже в Эмиратах. Кто-то — за барной стойкой в Германии. Кто-то — на таиландском шоу «гоу-гоу-гоу». Ни дать ни взять — папаша Мюллер.

По последним же данным, генерал-лейтенант Орлов, бывший помощник бывшего министра внутренних дел, скрывается сейчас где-то у берегов Красного моря. На обетованной земле Израиля.

Этому человеку есть чего опасаться. Этот человек — «крестный отец» милицейской коррупции. Еще недавно он был одним из самых богатых и могущественных людей в России…

Больше года я собирал материалы об Орлове. По сути, делал то, что должна делать оперативно-следственная группа. Должна, но почему-то до сих пор не делает.

Против генерала не возбуждено ни одного уголовного дела. Никто не думает объявлять его в розыск, возвращать в Россию. Такое чувство, что сегодняшнее положение вещей всех совершенно устраивает: нет человека — нет проблемы…

Александр Орлов руководил МВД без малого два года. Вы не ослышались: именно руководил, ибо в прежнем МВД Орлов выполнял те же функции, что Бирон в эпоху Анны Иоанновны или Годунов при царе Федоре. Он был регентом. Самым настоящим регентом.

Еще вчера его фамилия наводила ужас на любого человека в милицейских погонах — от Калининграда до Владивостока. Еще вчера он мог сделать все, абсолютно все — повысить или уволить, арестовать или освободить. В его руках была жизнь всего МВД, а значит, и страны.

И он делал. Назначал, увольнял. Прекращал уголовные дела. Высылал опергруппы.

Не было в те времена ничего страшнее, чем оказаться на пути у Орлова. Неугодные разом попадали в жернова милицейской машины — был бы человек, а статья найдется. И напротив: друзья генерала, его многочисленные подельники, компаньоны, соратники чувствовали себя в абсолютной безопасности. Осененные его десницей, они могли творить все что заблагорассудится, потому что знали: нет в России «крыши» надежнее и прочнее, чем «крыша» генерала Орлова.

О делах этого человека можно рассказывать бесконечно. Писать книги. Снимать фильмы.

Впрочем, из всех этих форм мне гораздо больше нравится другая — форма уголовного дела. Которое рано или поздно обязательно будет возбуждено.

Из личного дела:

Орлов Александр Леонидович. Родился 10 августа 1955 г. Окончил Московский станкостроительный институт. С 1978 г. в органах внутренних дел.

Работал в БХСС Кунцевского района, с 89-го г. — в отделе по борьбе с групповой и организованной преступностью МУРа. С 93-го — в РУОПе Москвы: помощник В.Рушайло (был оформлен как старший оперуполномоченный). В 1997 г. уволен в звании подполковника.

После назначения В. Рушайло замминистра внутренних дел в 1998 г. восстановлен в органах. Помощник замминистра (официально должность называлась — начальник отделения ГУБОП МВД).

Менее чем за полтора года от подполковника вырастает до генерал-лейтенанта. Чтобы присвоить это звание, Орлову специально придумывают должность — советник министра, секретариата руководства МВД и аппарата министра.

Весной 2001 г. Орлов, под чужим именем, нелегально покинул Россию…

— Хайдаров? — Голос в трубке был холоден, как московские батареи.

Он ещё не понимал, что происходит. Только что его вывели из тюремной камеры на допрос…

— Здравствуйте. Это генерал-лейтенант Орлов. Мы с вами уже знакомились…

На мгновение стены дрогнули, зашатались. Показалось, будто все это происходит не наяву, будто какой-то дурной сон, ночной кошмар: сейчас, через мгновение, он проснется, и все это — камера, црубоповец Денисов, голос Орлова из телефонной трубки — исчезнет, превратившись лишь в скверное послевкусие.

Но нет, не исчезло, осталось…

— Вы меня слышите? — произнес Орлов.

— Слышу, — глухо ответил Хайдаров.

— Мне доложили, у вас неприятности. Могу вам помочь… Только… — Орлов на секунду замолк, как бы обдумывая. — Вас ведь Абрамов с Махмудовым предупреждали, что надо передавать все в совместный бизнес? Предупреждали?

— Да. — Он отвечал, как робот, монотонно, лязгающе.

— Так вот. Отдаете им свои акции и выходите на свободу. Иначе — часть четвертая. До десяти лет. Знаете, что это?

Откуда он может знать? Он впервые в тюрьме.

— Вот и узнаешь. — Орлов перешел на «ты». — Есть такая Нижнетагильская зона особого режима. Оттуда не многие возвращаются. Пойдешь по этапу, вспомнишь меня. Но ещё не все потеряно… Вечером к тебе подойдет Денисов. Если надумаешь — скажешь… Все!

Противно, словно камнем по стеклу, запищали короткие гудки. Он стоял, оцепенев. Офицер ЦРУБОПа Денисов подошел, молча разжал руку, взял свой мобильник, положил в карман.

— Все понял?

Хайдаров кивнул. Вот теперь он понял действительно все. Все — от начала до конца. Это сейчас её можно купить в любом магазине. В самых разных вариациях. А в моем детстве эта игра с диковинным названием «Монополия» была под жестким идеологическим запретом.

Мы рисовали её сами: вырезали из картона карточки, чертили игровое поле. Имена неведомых английских фирм — «Роял Датшелл», «Бритиш Петролеум» — непривычно ласкали слух.

Смысл игры был простой: собрать как можно больше улиц и фирм и получать с них прибыль. Каждый, кто проходил через твою клетку, должен был платить «аренду».

Улицы и фирмы были поделены на «гарнитуры». Чем полнее гарнитур, тем больше прибыль. Если у тебя, скажем, только один вокзал, ты получал за аренду всего пятьдесят фунтов (самодельных, понятно, раскрашенных фломастером). Если все четыре — то целых двести…

Это была модель рыночной экономики — такая, какой должна она быть. Тогда мы ещё не знали, насколько жизнь отличается от игры. Что, собирая «гарнитуры», людей можно отстреливать и бросать за решетку. Что имеющим деньги не страшны ни законы, ни милиция. Что купить можно все и всех. Или — практически всех…

Качканарский горно-обогатительный комбинат (ГОК) — единственный в мире добытчик железованадиевой руды — был той жемчужиной, которой недоставало в короне «сырьевых королей». «Фирмой», столь необходимой для завершения «гарнитура».

О событиях, происходивших на ГОКе в последние два года, писалось много. О том, как сырьевой олигарх, владелец Уральской горно-металлургической компании Искандер Махмудов захватил комбинат. Как незаконно сместил он руководителей ГОКа — просто выкинул, как помоечных котов.

Не писалось лишь о главном: с чьей помощью этот захват проходил. Кто был, выражаясь современным языком, «крышей» махмудовской команды.

Александр Орлов. Именно по его приказу сотрудники качканарской милиции и нижнетагильского ОМОНа ворвались в заводоуправление ГОКа, заблокировали правление, отрезали связь с внешним миром. Председатель Совета директоров комбината вышел из здания только через сутки, под угрозой физической расправы.

Было это в январе 2000-го. А уже в феврале милиция возбудила против гендиректора ГОК Джалола Хайдарова уголовное дело. Первое по счету. Всего их будет три — хищения, попытка изнасилования — весь «комплект». В июле Хайдарова арестовали…

Из заявления в МВД учредителя компании «Дэвис Интернешнл» Джосефа Траума:

«Качканарский горно-обогатительный комбинат (ГОК) является одним из крупнейших железорудных предприятий России.

Появилось немало желающих прибрать ГОК в свои руки. Сформировалась мафиозно-коррумпированная группировка в лице Махмудова Искандера (президента УГМК), Михаила Черного, Антона Малевского (лидера измайловской криминальной группировки), Федулева П.А. (гендиректора НПРО «Урал») и др.

Непосредственным прикрытием этой группировки стали руководители Свердловской области (…) и помощник министра внутренних дел России А.Л. Орлов, являющийся партнером Махмудова и Черного по бизнесу ГОКа».

…Его взяли в ресторане. Хайдаров словно чувствовал. Как только люди в форме появились в зале, он сразу понял: это за ним.

— Ваши документы!.. — Возле столика возник один из проверяющих. Отработанным движением пролистал паспорт, положил в карман. Не таясь, при всех, достал мобильник, набрал:

— Хайдаров… Да. Понял. Есть. — И сразу же, не меняя темпа: — Вы задержаны.

Глухо защелкнулись наручники. За окном милицейской машины пролетали очертания зданий, блестящие витрины. Его увозили из центра.

Вот и отделение. «ОВД „Тропарево-Никулино“, — прочитал он на вывеске…

— Чего вы его сюда привезли? — Полковник в зарешеченной дежурке упорно отказывался понимать значимость момента. — Взяли в центре, вот и доставляйте по месту. Оформлять не буду…

— Будешь! — орал црубоповец. Его фамилию Хайдаров узнал только потом — Денисов. — Сейчас тебе позвонят из приемной Рушайло, оформишь как миленький.

— Звоните. — Дежурный демонстративно открыл тетрадь, будто ничего важнее в эту минуту для него не было…

Через полчаса, обескураженный и удивленный, он вышел в коридор. Коротко приказал:

— Оформляйте задержание до утра…

На другой день его повезли в Бутырку. В камеру, где сидел Гусинский. От этой исторической метаморфозы Хайдарову стало окончательно жутко и страшно. Словно какой-то круговорот понес, завертел, засосал. Он перестал быть человеком, гражданином. Он превратился в песчинку, в щепку, которая летит по течению, и никого не волнует, прав он или виноват. Водоворот проглатывает всех.

В его паспорте — в том, который забрали на проверку црубоповцы, — были обнаружены наркотики. Две дозы героина.

Он пытался объяснить следователю, что это полная ерунда, что никогда в жизни не баловался он никакой «дурью», что героин подбросили… Тот лишь кивал и строчил что-то в протокол.

Через пару дней этот следователь прекратит дело против Хайдарова, и его найдут в подъезде с проломленной молотком головой. Пока же офицер ЦРУБОПа Денисов протягивает Хайдарову свой мобильник: «Поговори со знакомым». На проводе — генерал Орлов…

— Что значит знакомы? — Хайдаров отвечает вопросом на мой вопрос. — Мы виделись всего один раз, после того как на меня «наехал» Малевский…

Из базы данных:

Малевский Антон Викторович, он же Антон Измайловский, 1967 г. рождения. Один из лидеров так называемой измайловской преступной группировки.

В мае 1993 г. задержан сотрудниками милиции по обвинению в незаконном ношении огнестрельного оружия. В июле освобожден под подписку о невыезде, однако от следствия скрылся. Был объявлен в международный розыск.

Проживал в Израиле. В 1998 г. был лишен израильского гражданства и выслан из страны как лицо, угрожающее безопасности государства.

Что примечательно, в ответ на запрос МВД Израиля относительно Малевского МВД России прислало официальное письмо, в котором сообщалось, что никаких претензий правоохранительные органы к нему не имеют. (Произошло это уже в период правления Орлова.)

Малевский возвратился в Россию; ЦРУБОП попытался задержать его, однако после личного вмешательства Орлова тот был отпущен.

В последние годы активно занимался сырьевым бизнесом. В печати его называют партнером таких людей, как Михаил Черной («Сибал»), Олег Дерипаска («Русал») и Искандер Махмудов (УГМК). В ноябре 2001 г. погиб: у него просто не раскрылся парашют.

— Малевский вызвал меня на встречу. В ресторан. Сказал: передай все акции Махмудову, иначе… иначе в последний раз выходишь отсюда живым… Я не знаю до сих пор, почему он меня сразу не пристрелил…

Хайдаров описывает свои злоключения взахлеб, торопливо, словно боится не успеть. Впрочем, удивляться этому не приходится: он столько пережил.

— Что мне было делать? Я решил написать заявление в МВД, передать сразу наверх. Но кому?.. Были у меня такие знакомые — Ашенбреннеры. Советские немцы. Когда-то эмигрировали, сделали бизнес в Германии, стали работать с Россией. Я знал, что у них деловые отношения с Орловым, они вместе зарабатывают деньги. Попросил нас свести…

…Орлов промокнул толстые губы салфеткой, отложил её в сторону. Поднялся из-за стола:

— Хорошо, мы разберемся.

Хайдаров смотрел на него с плохо скрываемой надеждой. В эти минуты генерал Орлов казался ему кем-то вроде наместника божьего на земле, спасителя, защитника, и заявление, которое тот уносил с собой в портфеле, было его пропуском в будущее. Охранной грамотой.

Если б вы знали, как это утомительно, жутко — постоянно думать о смерти. Просыпаться и засыпать с одной только мыслью: убьют — не убьют. Когда мир перестает быть цветным. Когда любой звонок вгоняет в дрожь…

— Орлов просил тебе передать: он сделать ничего не может. — Голос Ашенбреннера прозвучал как приговор Страшного суда, и разом в ушах застучали, зацокали копытами четыре грозных всадника. — Единственный выход — договориться с Махмудовым. Тогда Малевский тебя не тронет… Да, и еще: заявлений он рекомендовал больше не писать. Их принимать в милиции не будут…

Заявлений у Хайдарова действительно больше не брали. Все его попытки добиться у милиции защиты кончались одинаково: ничем.

А потом случился арест…

…Он уехал из России, как только вышел на свободу. Бог с ними, с деньгами, с Качканарским ГОКом. Остаться бы в живых…

Сейчас Джалол Хайдаров живет в Израиле — в уникальной стране, которая дает приют всем: и хищникам, и их жертвам. О том, что творится в его бывшей вотчине — на Качканарском ГОКе, — узнает только из газет.

Впрочем, там все осталось по-прежнему. Сегодня Качканар — один из бриллиантов в короне Искандера Махмудова. Человека, контролирующего 40 процентов российской меди. Друга генерала Орлова…

А утром я вижу опухшие лица: родная милиция спешит похмелиться.

Впереди идет ГАИ — эти пьют не на свои.

Позади шагает МУР — вечно пьян и вечно хмур.

А за ним БХСС — водка есть и бабки есть.

А вдали идет задроченный участковый уполномоченный…

Конечно, коррупция была в милиции всегда. При Союзе — в том числе. Были и взятки, и поборы, и хищения. И когда в 82-м, при Андропове, власть принялась «чистить» щелоковское наследство, число уголовных дел против людей в серой форме сразу зашкалило за тысячу.

Из органов выгоняли тогда пачками. Некоторых для острастки судили. В историю вошли сразу два показательных процесса: против всесильного зятя генсека, первого замминистра Чурбанова, и начальника ХОЗУ МВД генерала Калинина.

По тогдашним меркам эти генералы воспринимались чуть ли не как исчадие ада. По сегодняшним — они просто мальчишки.

В чем обвиняли Калинина и Чурбанова? Один — спекулировал товарами из спецмагазина. Второй — принял в дар расшитый золотом халат. На фоне миллионов, которыми ворочают их «преемники», нынешние генералы МВД, деяния эти кажутся абсолютной безделицей. Невинной детской игрой в крысу.

— Представляешь, — жаловался мне как-то Чурбанов, — в газетах тогда писали: вот Чурбанов получал свои звания по блату, досрочно. Так я ж от звания к званию ходил по три года. А нынешние? (Я сразу вспомнил Орлова, «дослужившегося» от подполковника до генерал-лейтенанта за полтора года.)

Да, все изменилось. Встало с ног на голову. Преобразилось в театр абсурда, где черное — белое, а белое — черное.

И беда не в том, что МВД сегодня коррумпировано насквозь, снизу доверху. Что здесь продается и покупается все, абсолютно все — вопрос лишь в суммах.

Беда в другом: в том, что это ведомство стало одним из элементов организованной преступности. Неразрывно срослось с криминалом.

Благословенные времена мальчиков в спортивных костюмах отступили в прошлое. Их место заняли теперь люди в милицейской форме.

Они выезжают на «разборки» и «стрелки». Они «крышуют» коммерсантов и бандитов. Они «наезжают» за деньги или, наоборот, за деньги же «отъезжают». Они, в конце концов, делают свой собственный бизнес — от бензозаправок до свечных заводиков. И это — не только в Москве. Так — по всей стране.

Товарно-денежные отношения пронизали милицию целиком. Начальники отделений собирают дань со своих подчиненных — им надо покрывать расходы, в которые они влезли, покупая должность. Начальники управлений — с начальников отделений.

Опера платят экспертам, чтобы получить акт экспертизы. Следователям — чтобы возбудить уголовное дело. А уж простые граждане… Их не обдирает только ленивый.

Я могу продолжать этот перечень ещё долго, благо примеров масса, да и страна большая. Зачем? Вы знаете все это не хуже меня, ибо каждый хотя бы раз сталкивался с подобными вещами.

Но почему это стало возможным? Почему поборы и беспредел превратились в явление обыденное, норму жизни, которая воспринимается сегодня как нечто само собой разумеющееся?

Конечно, было бы глупо обвинять во всем этом одного только Орлова. К моменту его прихода в МВД система уже прогнила насквозь. Однако именно Орлов нанес на этот холст последний мазок. Придал законченность линиям. Начертал в углу свою подпись. Вставил картину в раму.

Это его работа…

Именно Орлов систематизировал все то, что носило до него хаотичный, суетливый характер. Превратил это броуновское движение в единый механизм, замкнул его на себя.

Именно Орлов убрал из МВД большинство честных, принципиальных работников — тех немногих, кто остался от старого мира, — заменив их своими кадрами: беспринципными, готовыми выполнить любую, даже самую беспредельную команду.

Именно Орлов окончательно убил в одних людях веру в добро и справедливость, в других — страх перед законом.

Во что, скажите, верить честному «менту», ради чего лезть под пули, ловить за руку бандитов и воров, если потом каждый из них может отправиться на поклон в МВД, прихватив чемодан пообъемистей, и его в лучшем случае понизят в должности? А в худшем — уволят?

Ради чего защищать закон, если твои непосредственные командиры — те, кто сверху отдают тебе приказания, присылают директивы и нормативы, разглагольствуют о чести и родине, — плевать на этот закон хотели? Если жулики, которых ты пытаешься сажать, во сто раз честнее и чище твоих генералов, увешанных орденами и звездами?

И наоборот: чего бояться, таиться, пока есть такие генералы? Когда все говорят вслух о суммах и цифрах. Ну поймали тебя за руку, подумаешь, беда: деньги решают все…

…Еще долго, очень долго семена, брошенные Орловым, будут давать урожай. Невозможно в одночасье изменить всю систему. Невозможно за полгода, за год поменять человеческую психологию. Вырастить новую смену.

Вот если бы генетика умела клонировать людей, как было бы просто: взял клон одного честного английского «бобби», растиражировал его в сотнях тысяч экземпляров, переодел в милицейскую форму — и готово.

Но нет, так далеко наука ещё не шагнула…

В человеке, вошедшем в кабинет, не было ничего особенного. Типичное семитское лицо: плоские губы, слегка вьющиеся волосы.

— Здравствуйте, Александр Васильевич. — Он протянул руку, и Коротков собрался было её уже пожать, как услышал: — Генерал-лейтенат Орлов. Помощник министра.

Его словно током ударило. Он отдернул руку, торопливо спрятал в карман.

— Извините, товарищ генерал-лейтенант, — голосом юродивого сказал Коротков нараспев, — руки грязные. Недостоин.

Орлов насупился. Закусил губу.

— Что ж вы, Александр Васильевич, так себя ведете? Недовольство проявляете? Просьбы министерства игнорируете?

Вместо ответа Коротков повернулся к хозяину кабинета, начальнику ГУБОПа Козлову:

— Володя, — они были знакомы давно, ещё с капитанов, — выйди на секунду.

Козлов понял все в момент. Один такой случай уже был: Коротков, замученный постоянными проверками и придирками, послал в нокаут помощника замминистра Петрова. Давно, ещё при Куликове.

— Саша, — он успокаивающе взял Короткова за плечи, — перестань.

— Перестать?! — отчеканил тот. На какое-то мгновение в комнате зависла тревожная тишина.

— Вот что. — Коротков подошел к Орлову, взял его за грудки. Плотно взял, всеми своими необъятными клешнями, отбитыми-перебитыми в драках. — Ты, сука, думаешь, что всех подмял, всех купил?! Думаешь, ты хозяин?!

Орлов не пытался даже вырваться, стоял не дыша. Козлов застыл в оцепенении.

— У тебя между ног болтается крыса. Знай: я её тебе вырву… — Он откинул побелевшего от страха генерала в сторону и направился к двери.

— А рапорт? — услышал Коротков за спиной.

— Рапорта не будет. Хотите — увольняйте…

И его уволили. Начальника областного РУБОПа полковника Короткова, одного из немногих действительно честных в этой системе людей. Боевика, прошедшего не единую «горячую точку». Человека, лично ездившего брать бандитов. Уволили лишь за то, что он отказывался выполнять команды Орлова и высылать своих бойцов на «зачистки» неугодных генералу объектов — терминалов, рынков.

Но не сразу. До этого РУБОП пережил семнадцать проверок. Нужно было показать развал работы. И когда это не удалось, в ход пошли иные методы…

…Было уже поздно. Коротков собирался ложиться, но вечернюю тишину разорвал телефонный звонок.

— Васильич, — донесся из трубки голос знакомого опера, — надо срочно увидеться.

Они встретились — где-то на пустырях, попетляв предварительно минут двадцать, уходя от возможной «наружки». И опер рассказал, что рано утром у начальника РУБОП будет проведен обыск. Дома. И найдут пистолет — такую задачу поставил Орлов.

Коротков был к этому готов. Только спросил:

— Основания обыска?

— Заставили какого-то урку в камере дать показания. Будто бы ты можешь знать, где находится партия похищенных стволов…

Еще не рассвело, когда Коротков приехал в Генпрокуратуру. Написал заявление, где изложил все обстоятельства. Попросил оградить его от провокаций. После этого подбрасывать пистолет ему не решились. Просто убрали.

А на его место посадили другого — личного ставленника Орлова. Бывшего начальника Свердловского УБОПа Василия Руденко.

О Руденко в газетах писали много. Он засветился как раз во время передела уральской промышленности. Говорили о его связях с бандитами. О том, что его СОБР, к примеру, захватывал Тавдинский гидролизный завод, действуя в интересах давнего руденковского друга Павла Федулева, крупнейшего местного авторитета.

После тавдинского скандала в ситуацию вмешался начальник областного ГУВД генерал Краев. Он добился отстранения Руденко, и этого ему не простили. Не простили и попытки вникнуть в возню вокруг Качканарского ГОКа — Краев пытался положить конец бандитскому переделу.

— Мне объяснили просто, — рассказывал он мне, — либо ты увольняешься и уезжаешь из города. Либо остаешься здесь навсегда. В могиле.

Краев уехал. (Сейчас он замначальника ГУИН Минюста.) А его оппонент Руденко, напротив, пошел в гору. Был переведен в Москву. Сначала — в РУБОП. Оттуда — в Главное управление угрозыска МВД, первым замначальника. Получил генерала.

Орлову были нужны такие люди. Одним Качканаром сыт не будешь. Подобных историй на его счету — множество.

Именно он, например, координировал завершение операции «Циклон», когда с АвтоВАЗа были вытеснены одни преступные группировки, замененные вскоре на другие. Более сговорчивые.

Именно он лично занимался «очисткой» Санкт-Петербургского морского пароходства, действуя в полном контакте со многими петроградскими «авторитетами». С одним из них — Константином Яковлевым по кличке «Костя Могила» — он даже вместе колесил по Питеру, проводя в его обществе часы напролет. (Кстати, этот факт был полностью задокументирован в рамках уголовного дела по Лисовскому, которое расследовала Генпрокуратура. Не знаю, правда, что стало с этими материалами.)

И многочисленные «наезды» на кемеровскую металлургическую компанию «МИКОМ» тоже были делом рук Орлова. В 99-м для этого была даже создана специальная оперативно-следственная группа ГУБЭПа, и он лично обеспечивал её сотрудников сотовыми телефонами, даже приказал снять номера в гостинице «Москва» (в группу входили в основном иногородние).

Впрочем, в последнем факте нет ничего удивительного. Хозяин МИКОМа Михаил Живило — нынешний обитатель парижских тюрем — был едва ли не основным конкурентом орловских друзей-олигархов: Михаила Черного, совладельца «Сибала», Олега Дерипаско, главы «Русала».

Уж что-что, а дружить Орлов умел. (Бескорыстно или нет — вопрос отдельный.) И друзей было у него множество.

Борис Березовский (об этой связи я расскажу отдельно), Бадри Патаркацишвили, Герман Хан (Альфа-групп), Валерий Малкин (Роскредит), Ашот Егиазарян (Уникомбанк), Александр Абрамов (ЕАМ), Игорь Каменской (Онэксимбанк).

И это только VIP-персоны. Олигархи. А сколько коммерсантов рангом поменьше, второстепенных банкиров, владельцев терминалов прибегали к помощи Орлова. Прятались под его крылом…

…Мог ли кто-то ещё лет пять-шесть назад, глядя на этого бесцветного, суетливого человека, предположить, каких высот удастся ему достичь! Какую силу наберет он, превратившись в одного из самых могущественных в стране людей! В олигарха в погонах.

А олигарх в погонах — это намного сильнее, чем просто олигарх, особенно когда за твоей спиной двухмиллионная армия МВД.

Недаром, по самым скромным подсчетам, состояние Орлова оценивается минимум в сто миллионов долларов. Эти деньги он «заработал» всего за два года — два года службы в МВД…

…Стремительно взвизгнули тормоза. Он не успел даже тронуться, как хищный «мерседес брабус» перегородил дорогу.

«Номера синие, — машинально отметил Силин. — Ментовские. Интересно».

Но интересного было мало. Дюжие собровцы выхватили его из машины — словно пробку из бутылки, — подтащили к черному «линкольну навигатору». В салоне сидел человек в генеральской форме.

— Поговорить надо. — Генерал смотрел хмуро, буравил глазами. Под его взглядом Силину сделалось не по себе. — Вот что: Сидоров теперь наш. Понял, нет?! Никаких денег он тебе больше не должен… Исчезни. Чтобы рядом тебя с ним не было. Понял?!

Он прищурил глаза и в третий раз жестко и отчетливо повторил:

— По-нял?!

Силин торопливо кивнул.

— Еще раз забазаришь, — продолжал генерал, — мы тебя закроем. Отсюда до Шаболовки — пять минут езды…

Собровцы стояли полукругом. На спусковых крючках белели пальцы. Силину стало страшно — по-настоящему страшно. От этих людей веяло такой беспредельной силой, таким всевластием, что хотелось кричать, орать во все горло.

— Хорошо. — Он произнес это как можно покорнее и, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел на дрожащих ногах. Он чувствовал всем телом нацеленные в его спину автоматные стволы.

…Когда-то они были компаньонами. Вместе крутили дела на таможне. Но в бизнесе, как и в политике, не существует постоянных друзей — только интересы.

Вчерашние подельники стали врагами. Не поделили таможенный терминал «Мострансэкспедиция». Началась война.

Кто прав, кто виноват — неважно. Важно то, что одна из сторон сумела заручиться поддержкой генерала Орлова…

…Я с удовольствием расспросил бы этого человека о «войне» за терминал. О его встречах с «черным регентом» МВД. Увы, это невозможно. Гражданин Силин — тот, кого Орлов обещал «закрыть», — находится сейчас вне пределов досягаемости. В Бутырской тюрьме. Его подозревают в организации нападений на таможенников: одного офицера дюжие ребята избили битами в подъезде, другого пырнули ножом.

Впрочем, у меня есть кое-что другое — видеозапись его опроса, сделанная милицейскими операми. Силин не знает, что его «пишут», потому рассказывает все откровенно!

— Выходит, значит, из машины Орлов… — Силин сидит перед камерой, вольготно развалясь на стуле.

— Кто? — переспрашивает опер.

— Орлов. Помощник Рушайло.

— А ты его что, знал? — удивляется опер.

— Нет, он ксиву показал. Показывает ксиву: поговорить надо… Сидоров, говорит, теперь наш…

…Генерал МВД, лично выезжающий на «стрелки», — таких случаев в моей практике не встречалось. По крайней мере, до тех пор, пока в министерстве не появился Орлов.

Интересно, знал ли он, что человек, взятый им под защиту — Сидоров, — подозревается в целом букете преступлений. Например, в том, что «заказал» похищение некоего гражданина Шемякина. Всего за 25 тысяч долларов.

Впрочем, даже если бы и знал…

— По каким направлениям предпочитал работать Орлов? — спросил я как-то у одного замминистра внутренних дел, теперь уже бывшего. — На чем специализировался?

Тот ответил просто и сразу:

— Орлов специализировался на всем, на чем можно было делать деньги…

А ведь когда-то он подрабатывал на жизнь частным извозом…

Всей своей судьбой, карьерой, миллионами, в конце концов, Орлов обязан одному человеку: Владимиру Рушайло. Это Рушайло подобрал деревянное полено, вырезал его, обточил, сшил бумажный колпачок. Ну а то, что полено пустилось потом в самостоятельное плавание… Что ж, такова обычная участь Папы Карло.

Они познакомились в 89-м, когда Орлов пришел на Петровку. В только что созданный в МУРе отдел по борьбе с групповой и организованной преступностью — прообраз будущего РУОПа.

До этого работал Орлов в БХСС, в самой, пожалуй, коррумпированной тогда милицейской службе. Дорос до замначальника отдела в Кунцевском РУВД. Но потом между ним и начальником вышел разлад.

Дело темное. Известно лишь, что Орлову «посоветовали» подыскать себе новое место…

Был он ничем не приметным, рядовым сотрудником. И хоть называлась его должность громко — старший оперуполномоченный по особо важным делам, — занимался он в основном скучной рутинной работой: печатал на компьютере, подшивал документы.

Но потом Рушайло вдруг его приметил. Почему? Как? История умалчивает. Самая правдоподобная версия: ему понадобился расторопный помощник, а уж в чем, в чем — в науке угождать равных Орлову никогда не было. Он даже разработал целую теорию: когда можно заходить к начальнику, в какое время лучше подсовывать ему те или иные бумажки.

Орлов быстро понял, какие возможности открыло перед ним помощничье кресло. Именно он стал одним из «пионеров» ставшего популярным впоследствии руоповского бизнеса — вышибания долгов.

Но в 96-м Рушайло сняли. Вслед за ним ушел из РУОПа и Орлов. Ушел не просто так — с позором.

Управление собственной безопасности МВД схватило его за руку в тот момент, когда он пытался приватизировать две конспиративные квартиры.

Орлов плакал в кабинете у проверяющего. Просил простить… пожалеть… отпустить…

Его пожалели. А через два года, вернувшись в МВД, первым делом он добился увольнения своего «спасителя». Дважды у этого подполковника МВД делало обыск: искали «компромат». Он был вынужден даже вывозить из города свою семью. Такова была цена орловской «благодарности».

— Если бы я знал, — вздыхает этот человек теперь…

Год Орлов болтался, словно колодезное ведро. Создал какой-то благотворительный фонд «Экология и здоровье — 2000». Оформился ведущим специалистом банка «СБС-Агро»: отношения со Смоленским завязались у него ещё в РУОПе.

За этот год он многое передумал. Переосмыслил. И когда в 98-м вслед за Рушайло пришел в МВД, это был уже совсем другой человек.

Жестокий. Беспринципный. Готовый на все.

Он понимал, что долго продержаться в МВД не сумеет, и жил так, словно каждый день может стать последним. Он не гнушался ничем. «Спецталоны», запрещающие милиции досматривать машины и потому столь популярные в бандитской среде, уходили из рук Орлова сотнями. По его приказу группы захвата брали штурмом заводы и рынки, опечатывали магазины и таможенные склады.

На «прослушку» ставились коммерсанты, генералы, депутаты — нет ничего дороже информации. Напропалую продавались звания, должности — генеральские лампасы, к примеру, оценивались в 100-150 тысяч долларов. Все кадровые назначения шли только через него. «Пилились» миллионы, выданные под выкупы заложников.

Копейка к копейке, доллар к доллару… Его богатство росло на глазах. Его аппетиты увеличивались с каждым днем.

За полтора года от подполковника он дослужился до генерал-лейтенанта. Его власть в МВД была абсолютной, его приказания — обязательными для исполнения. Любое ослушание, инакомыслие подавлялись немедленно и жестоко.

Из МВД были выкинуты все, кто имел хотя бы подобие собственного мнения. Большинство начальников главков, управлений. Их места занимали в основном ставленники Орлова. Орлята.

Но почему-то никогда ни один человек не задавался простым, казалось бы, вопросом: а кто, собственно, такой генерал Орлов? По какому праву он командует и приказывает, увольняет и повышает?

Формально Орлов был никто: советник министра. Даже не помощник, советник: подай-принеси. Вся его власть зиждилась лишь на том, что он сидел в бывшем кабинете Рушайло.

Из перечня должностных полномочий генерала Орлова:

ОБЯЗАННОСТИ:

— систематизация и анализ информации о состоянии криминогенной обстановки в стране;

— изучение деятельности служб по определенным проблемам и территориям;

— вопросы взаимодействия министра со СМИ, подготовка выступлений министра.

ПРАВА:

— может запрашивать из служб МВД (по согласованию с их руководителями) необходимую информацию;

— может присутствовать на заседаниях коллегии МВД и оперативных совещаниях;

— может изучать, как выполняются на местах нормативные акты и приказы министра.

Знал ли Владимир Рушайло, что творит его помощник, его правая рука? Вариантов два: либо знал, либо нет. Впрочем, не исключаю, что Рушайло просто не верил всем рассказам об Орлове. Или не хотел верить.

Что, собственно, ответственности с него все равно не снимает…

…28 марта Рушайло был освобожден от должности. В тот же вечер Орлов покинул свой кабинет № 414, доставшийся ему по наследству: до назначения министром Рушайло сидел именно здесь. Две машины вывезли из кабинета все, даже мебель.

Орлов знал, что в Совбез не пустят. Но его мысли были уже далеко от Москвы.

С того дня генерал-лейтенант Орлов в МВД больше не появлялся. Даже рапорт на увольнение он прислал с курьером…

— Ладно, вы загнали нас в угол. — Генерал Гутин, зампред российской таможни, тряхнул головой. — Единственное, что могу вам сказать: мы действовали не по своей воле. Нам приказали вас мочить.

— Кто?

Гутин усмехнулся.

— Кто… Вы прекрасно знаете кто. Отношения с господином Орловым у вас ведь не сложились…

— Он прямо так и сказал: Орлов? — переспрашиваю я у бизнесмена Зуева, руководителя двух крупнейших в области мебельных центров — «Гранда» и «Трех китов».

Зуев кивает.

— Именно так. Таможня, мол, здесь ни при чем. Все это — дело рук Орлова.

— Но разве таможенники подчиняются МВД?

— Орлову подчинялись все…

Да, Орлову подчинялись все. Связываться с ним было все равно что попасть под паровоз. Зуев испытал это на своей шкуре…

…Люди в масках появились рано утром. 26 августа 2000 года — Зуев запомнил эту дату надолго.

— Ознакомьтесь и распишитесь. — Офицер был сух и деловит. — Вот постановление начальника Центральной оперативной таможни о закрытии «Трех китов».

— Подождите, — заволновались магазинные юристы. — На каком основании? Пусть даже мы торгуем контрабандой. Но у нас ведь и отечественная мебель! Почему мы не можем её продавать?

— Ознакомьтесь и распишитесь, — повторил офицер. Он спешил. — Все претензии — через суд…

И — понеслось…

…Я никогда не видел таких документов. Это абсолютно новое слово в юриспруденции. Новый метод, который, я уверен, будет с воодушевлением подхвачен массами.

На вид — протокол как протокол. «Я, такой-то такой-то, рассмотрев… руководствуясь… с учетом…» И вдруг в конце: «Изымаются товары без пересчета мест, веса, ассортимента».

Как это без пересчета? Этак можно теперь заявиться к любому гражданину, изъять у него все, что приглянулось, а в протоколе написать: без описи. И иди потом отсуживай свое добро, ищи ветра в поле…

Сотрудники «Трех китов» пытались объяснить таможенникам примерно то же самое, но их никто не слушал.

Через пятнадцать минут бойцы таможенного СОБРа (есть и такой!) рассеялись по торговому центру. Их было 120 человек. Как положено: с автоматами, в черных масках.

Без особых церемоний они вывели из здания всех покупателей — оттеснили даже тех, кто платил уже деньги в кассу.

— Загружай! — прозвучала команда.

Шикарную резную импортную мебель — гарнитуры ценой не в одну иномарку — кидали, как дрова. Одно на другое со звоном швыряли зеркала, штабелями укладывали полированные стенки. От брезентовых фур распространялось ядовитое амбре: ещё вчера в них перевозили скот…

Никто ничего не объяснял. Приклад автомата — самый лучший аргумент.

— Куда вы все везете? — пытались добиться юристы.

— Потом узнаете…

Бензиновые выхлопы окутали двор. «Киты» попробовали было поехать вслед за фурами, но дорогу им перегородил СОБР. Щелкнули затворы автоматов.

Семь контейнеров мебели не вернулись к ним до сих пор…

А вечером по ОРТ прошло сообщение: сотрудники Государственного таможенного комитета накрыли крупный контрабандный канал. Ворованные средства преступники направляли чеченским боевикам…

Из заявления в Генпрокуратуру гендиректора мебельных центров «Гранд» и «Три кита» С.Зуева:

На момент принятия решения о закрытии ТК «Три кита» должностным лицам таможенных органов было достоверно известно, что ООО «ЛаМакс» (фирма-учредитель магазина. — А.Х.):

— не являлось и не является участником внешнеэкономической деятельности;

— не перемещало через таможенную границу РФ товары как собственник;

— не осуществляло деятельность таможенного брокера, перевозчика.

Поэтому действия должностных лиц не являются случайными или ошибочными и направлены на неправомерное изъятие денежных средств.

Подобных нарушений будет потом ещё великое множество. Впрочем, беспредел, творимый ГТК, — это совершенно отдельная тема. Наш разговор — о другом. Об Орлове.

Именно Орлов был непосредственным мотором всей этой акции. Таможенников попросту использовали в качестве грубой рабочей силы. (Уж как заинтересовал их генерал — можно только догадываться.)

А вот дальше за дело взялась милиция. В сентябре 2000-го ГТК и МВД подписали совместный приказ: о создании межведомственной оперативно-следственной группы.

ГУВД Московской области возбудило сразу три уголовных дела. Потом их объединят в одно, передадут в Следственный комитет МВД. И лично Орлов будет присматривать за его ходом. Вызывать к себе следователей. Давать ценные указания.

Какие это были ценные указания, Генпрокуратура разобралась очень быстро. Оказалось, что милицейские следователи незаконно провели 12 (!) обысков — без ордеров, в ночное время.

Незаконно арестовали, бросили в камеры троих граждан. Никакого отношения к уголовному делу они не имели. Это были родственники подозреваемых.

Но зачем? Для чего все это делалось?

— Нам объявили «цену», — гендиректор «Трех китов» Зуев объясняет все просто, — платите три миллиона долларов — и ваш магазин будет открыт.

Переговоры от имени Орлова вел один из руководителей областного ГУВД. Его прямой ставленник. Тоже, кстати, генерал.

Что ж, ради трех миллионов можно и побросать людей за решетки…

Но беспредел не может быть вечным. За все в этой жизни надо платить. По делу, возбужденному Генпрокуратурой, проходят уже пять милицейских чиновников — те, кто проводил незаконные обыски, кто арестовывал невиновных людей. Одному из них — следователю Следственного комитета МВД Зайцеву — даже предъявлено обвинение: превышение должностных полномочий.

Вот она жизнь: кому — вершки, кому — корешки.

Одним — греться на тюремных нарах. Другим — под ласковым израильским солнцем…

Дождь нещадно хлестал Москву. Грозно вспыхивали на небе молнии. Гром выбивал барабанную дробь.

Слава богу, «мерседес» стоял прямо у входа в таможню. Под дождем надо было пробежать каких-то пару секунд. Он втянул голову в плечи, стрелой рванул вперед, но этой пары секунд вполне хватило для того, чтобы нажать на курок.

Он упал на спину, и капли дождя, смешиваясь с кровью, текли по его лицу. Они были светло-розового цвета.

Этого человека звали Виктор Кибза…

— Как это обычно бывало? — Мой знакомый, владелец одного из подмосковных таможенных терминалов, задумался. Точнее, бывший владелец. После серии «наездов» МВД его предприятие разорилось.

— Сначала — «маски-шоу». Приезжает ГУБОП или ГУБЭП, шум-гам, все опечатывают. Понятно, мы все нарушаем закон — иначе работать себе в убыток. А каждый день простоя — это обалденные потери. Ну вот… Потом появляются посредники: дескать, мы готовы снять ваши проблемы, но ежемесячно надо будет передавать в МВД деньги. На борьбу с чеченскими боевиками…

— И сколько просили у тебя? — Я перевожу разговор в конкретную плоскость.

— Немного: 100-150 тысяч в месяц. Долларов. Наличными… Меня обрабатывали трижды: поедемте, мол, к Александру Леонидычу, все решим. Но я отказался. Это не основной мой бизнес…

…Нет в стране отрасли более прибыльной, чем таможня. Это словно поле чудес: зароешь золотой, выкопаешь — пять.

По самым скромным подсчетам, теневая прибыль от работы одного только среднего терминала составляет от полумиллиона до двух миллионов долларов в месяц.

И было бы весьма глупо на месте Орлова обойти это плодоносящее дерево стороной… Сбор податей с терминалов был превращен в настоящую систему.

Ежемесячно около ста предприятий вынуждены были отдавать «на борьбу с чеченскими боевиками» немалую сумму. Попробуй не отдай: простоишь опечатанным с полгода — потом уже и платить будет нечем.

Но зато, заплатив, чувствовали они себя в абсолютной безопасности. Никто и сунуться сюда не смел. Ни на балашихинский «Стройтерминалсервис». Ни на зеленоградский «ЦВТЕ». Ни на многие другие «неприкасаемые» терминалы. И таможня, и милиция обходили их стороной. У орлов — острые когти.

Это был самый натуральный рэкет. Только милицейский. Рэкет, который проходил под непосредственным командованием Орлова.

Владелец терминала «Ютланд» Виктор Кибза, убитый в июне этого года, — один из тех, кто тоже подвергся «орловскому нашествию». В 99-м ГУБЭП МВД осадил его терминал. Тридцать трейлеров было арестовано.

Что оставалось делать Кибзе? Только платить. Но недаром говорят, что бывшие враги — это лучшие друзья. Очень скоро Кибза превратился в доверенное лицо Орлова. В форменного сборщика податей. Вполне возможно, его смерть связана именно с орловскими делами.

Роману Симандуеву повезло больше. Он остался в живых. Правда, чтобы уберечься от пули, ему пришлось два года скрываться в Германии…

Из письма Московской транспортной прокуратуры генпрокурору Устинову:

На сегодняшний день внешнеторговый бизнес в Московском регионе полностью криминализован. Его хозяевами стали отдельные преступные группы, включающие в себя как непосредственно лиц, занимающихся коммерцией в сфере внешнеэкономической деятельности, так и сотрудников таможни, МВД и ФСБ, оказывающих им услуги в пределах своей компетенции.

Последствием этого является:

1. Недополучение государством более половины подлежащих к уплате таможенных платежей.

2. Отсутствие какого-либо контроля как на внешней, так и на внутренней таможнях за тем, что ввозится на территорию страны.

3. Колоссальный оборот наличных денег, открывающих неограниченные возможности для подкупа сотрудников таможни и других правоохранительных органов.

Никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом. Как случайная встреча, знакомство могут полностью перевернуть всю твою жизнь…

Они сошлись в середине 90-х: коммерсант Симандуев и милиционер Орлов. Симандуеву нужна была защита от обнаглевших бандитов. Орлову — прибавка к скромной офицерской зарплате.

Потом — отставка. Опала. В отличие от многих других, Симандуев Орлова не бросил. Помогал чем мог. И когда Орлов вернулся в МВД, для Симандуева настали благословенные времена.

К этому моменту он уже был совладельцем терминала «Автогарант». У себя на родине, в Люберцах. И появление Орлова пришлось очень кстати.

Это был расцвет «Автогаранта». Ежедневно сотни машин проходили через его закрома. С каждой Симандуев и Орлов получали свой «гешефт».

Кроме того, Орлов наделил Симандуева неограниченными полномочиями. Тот стал связующим звеном между МВД и другими терминалами.

В те дни он появлялся в министерстве едва ли не раз в неделю. На его машине стояли милицейские номера.

Когда, например, в 99-м областной УБЭП опечатал домодедовский терминал «Комфортторг», именно Симандуев «разрулил» эту проблему. Орлов даже звонил тогдашнему первому замначальника ГУВД Чекмазову, в грубой форме приказывал «убираться восвояси». В итоге все материалы были переданы в ГТК, где бесследно и растворились.

И вознесение бывшего уже начальника областной милиции Юрия Юхмана — тоже дело рук Симандуева. Они дружили ещё с советских времен, благо жили и работали в одном городе — в Люберцах. И когда нужно было назначать кого-то в ГУВД, Симандуев назвал имя Юхмана.

Но счастье длилось недолго. В конце 99-го между Симандуевым и Орловым произошел конфликт. Они что-то не поделили. Симандуев был вынужден уехать из страны. Он слишком хорошо знал цену своему бывшему другу.

Два года спустя генерал Орлов поступит точно так же. Только, в отличие от Симандуева, он, скорее, боится не за свою жизнь. За свою свободу. Преступлений, совершенных им, хватит на пару пожизненных сроков…

«Терминалы — это лишь маленькая толика орловского бизнеса. Продажа земли, алкоголь, утилизация и переработка мусора, банки-однодневки. Все, что приносило прибыль. Орлов заявлял мне прямо: зачем воевать — денег хватит на всех».

Человек, который произнес эти слова, знает о чем говорит. Именно он курировал всю экономику Московской области. Именно его пытался «сломать» Орлов, склонить на свою сторону, втянуть в свой преступный «бизнес», предлагая на выбор деньги или шконку в тюремной камере. Он выбрал второе.

Этого человека зовут Михаил Бабич. Бывший первый вице-премьер областного правительства…

«ОРЛЯТА» УЧАТСЯ ЛЕТАТЬ.

СХЕМА РАССТАНОВКИ ЛЮДЕЙ ОРЛОВА ВНУТРИ МВД:

Александр Михайленко. Первый замначальника ГУБЭП МВД (одновременно — начальник Межведомственного центра по борьбе с легализацией незаконных доходов). Ближайшая связь Орлова, тянущаяся ещё со времен совместной службы в Москве (Михайленко работал тогда в столичном УБЭПе). В 99-м году, по протекции Орлова, переведен в ГУБЭП, против воли и за спиной начальника главка С. Тесиса. (В знак протеста Тесис ушел в отставку.)

Кстати, по утверждению иностранных коллег, с приходом Михайленко деятельность Межведомственного центра была фактически свернута.

В 2000 г. проталкивался Орловым на должность начальника столичного ГУВД.

Непосредственный начальник Михайленко — шеф ГУБЭПа Николай Нино — также являлся назначенцем Орлова.

Василий Руденко. Первый замначальника ГУУР МВД. Возглавлял Екатеринбургское УБОП. Был снят с должности со скандалом и обвинен в связях с оргпреступностью. («Последней каплей» стало участие его СОБРа в захвате Тавдинского гидролизного завода: как утверждали газеты, Руденко выполнял просьбу своего давнего друга — крупнейшего местного «авторитета» Павла Федулева.)

По рекомендации Орлова был переведен в Москву. Исполнял обязанности начальника областного РУБОПа. Затем — в ГУУР МВД. Получил генерала.

Его знание местной специфики очень пригодилось при захвате другого уральского гиганта — Качканарского горно-обогатительного комбината. Захват проходил при непосредственном участии Орлова.

По сути, руководство ГУУРа практически полностью было укомплектовано орловскими ставленниками. К их числу относятся и бывший уже начальник главка Вячеслав Трубников.

Михаил Скурчаев. Первый замначальника ГУВД Московской области и одновременно начальник службы криминальной милиции (две недели назад подал рапорт на увольнение).

Бывший сотрудник УБЭПа. Считался «смотрящим» Орлова за областью. Зачастую работал с МВД в обход своего непосредственного начальника — генерала Юхмана.

Василий Купцов. Первый замначальника ГУВД Москвы и одновременно начальник службы криминальной милиции. (Уволен.)

Был в столице тем же, кем Скурчаев в области. Кроме этого, отвечал за выкорчевывание куликовских кадров из города.

Мало кто знает, что в разгар войны между Москвой и МВД именно Купцова, а не Швидкина планировали посадить на Петровку. Помешал случай: когда требовалось в течение часа передать «наверх» фамилию кандидата, Купцова в городе не оказалось. Он был на охоте где-то в Тверской области.

Из других руководителей столичного ГУВД, помимо Купцова, в тесной связи с Орловым находился также начальник УБЭПа Андрей Дроздов.

Геннадий Губанов. Начальник Московского УВД на воздушном и водном транспорте.

Был назначен по протекции Орлова. Их отношения зародились ещё в то время, когда Губанов возглавлял ЛУВД в аэропорту Шереметьево.

После повышения Губанова начальником шереметьевской милиции был поставлен другой протеже Орлова — Михаил Суходольский. Не исключено, что при помощи именно этих людей генералу удалось беспрепятственно сбежать за рубеж.

Михаил Зотов. Заместитель начальника Следственного комитета МВД. В прошлом — замначальника Следственного управления ГУВД Москвы. Переведен в МВД по протекции Орлова. В орловской команде обеспечивал следственное направление. Курировал дела, возбужденные по команде Орлова.

Аналогичными вещами занимался и другой замначальника Следственного комитета — Сергей Новоселов. К моменту воцарения Орлова этот человек находился на пенсии. Был возвращен им в систему, получил генерала.

Свою работу в Следственном комитете ставленники Орлова начали с того, что провели ревизию всех уголовных дел. Дела, по которым проходили друзья и подельники Орлова, были немедленно прекращены.

Вячеслав Брычеев. Начальник Главного управления кадров МВД. (В настоящее время — прикомандирован к Госдуме.) В недавнем прошлом сосед Орлова: их квартиры в элитном поселке Жуковка находились в одном доме.

Отвечал за всю кадровую работу. Проводил чистки в интересах Орлова. По его указаниям снимал и назначал людей.

Именно при Брычееве в МВД заговорили о том, что звания и должности широко продаются. В частности, утверждалось, что место в создаваемых тогда комитетах федеральной милиции стоит от 50 тысяч до миллиона долларов. Кресло начальника отделения милиции в Москве оценивалось в 50 тысяч.

В МВД ходил слух, что начальник ГУБОПа Михаил Ваничкин (сейчас — начальник НЦБ «Интерпол») на вопрос, почему он до сих пор — полковник, тогда как замы у него все генералы, ответил: лучше я останусь полковником, чем буду платить деньги. После этого Ваничкин впал в немилость.

Олег Аксенов. Начальник Управления информации МВД. (Уволен.) По предложению Орлова получил генерала.

Занимался созданием благоприятного общественного мнения в отношении МВД. Принимал участие в наиболее грязных и беспринципных акциях.

Евгений Митрофанов. Начальник Управления оперативно-технических мероприятий МВД (отстранен от должности).

Был поставлен лично Орловым, при его помощи за полтора года от полковника дослужился до генерал-лейтенанта. Его подразделение прослушивало телефонные переговоры врагов Орлова и потенциальных жертв. Все расшифровки переговоров докладывались Орлову лично. Помимо Митрофанова, эту работу курировали и его заместители — Андрей Коровин и Александр Кириллов.

Аналогичной деятельностью занималось и другое управление МВД — по борьбе с преступлениями в сфере высоких технологий. Оно специализировалось в основном на перехватах разговоров с сотовых телефонов. В частности, в Москве было незаконно создано семь радиорезидентур. Начальник управления Виктор Кудинов являлся непосредственным назначенцем Орлова.

Анатолий Петухов. Первый замначальника ГУБОПа (отстранен). Был «правой рукой» Орлова в этом главке. В кратчайший срок стал генералом. Чтобы получить контроль над самым «прибыльным» направлением — экономика и коррупция, — «под» Петухова была специально придумана должность второго первого зама. Практически ежедневно появлялся в кабинете Орлова.

В этой же команде находился и другой замначальника ГУБОПа — Михаил Сунцов, ранее занимавшийся «кавказской тематикой». Именно Сунцов принимал непосредственное участие в «освобождениях» заложников по сценариям Березовского.

Юрий Данилов. Начальник ЦРУБОПа (уволен). Возглавлял РОБОП Северо-Восточного округа. В период «чистки» Москвы был замечен Орловым.

Именно ЦРУБОП являлся основной ударной силой этой команды. Когда требовались особо жесткие меры, в ход пускались люди Данилова: подбрасывались патроны, наркотики. Одновременно в структуре ЦРУБОПа (6-е отделение СОБРа) существовало подразделение, несшее личную охрану Орлова. Формально никакими приказами оформлено оно не было.

Створки черного кейса были безжалостно распахнуты. Он походил на ракушку, выброшенную морем на горячий песок.

Коновалов положил на стол последнюю, запаянную в полиэтилен пачку. Еще раз, для проформы, пересчитал, провел по ребру упаковок затупившимся карандашом. Ровно десять. Итого — миллион.

Человек, стоящий перед ним, снисходительно усмехнулся. Эту мефистофельскую улыбку Коновалов видел по телевизору много раз.

— Что будем делать, Борис Абрамович?

Вместо ответа тот достал из кармана миниатюрный мобильник, не торопясь набрал какой-то номер.

— Саша, у нас проблемы… — Коновалов даже поразился наглому спокойствию этого человека. Впрочем, когда перевозишь миллионы чемоданами, можешь позволить себе любую роскошь.

— Да, задержали… Кто? — Березовский испытующе посмотрел на Коновалова, уголки его губ презрительно дрогнули.

— Ты сам у него спроси.

Коновалов прижал трубку к уху:

— Слушаю.

— Это помощник министра генерал Орлов. — Ледяной тон был под стать холодному корпусу телефона. — Представьтесь.

— Полковник Коновалов, начальник отдела ЛУВД в аэропорту Шереметьево.

— Ты что, полковник, ох…ел? Служить надоело?! — Церемонии закончились разом. — Немедленно! Ты слышишь, б…дь, немедленно отпустить! Уничтожить все протоколы!

Еле-еле Коновалов сумел пробиться сквозь стену гнева:

— Откуда я могу знать, что вы действительно помощник министра?

Орлов рассвирепел ещё больше:

— Сейчас узнаешь! Сейчас, б…дь, все узнаешь! Жди!

Березовский стоял, смотрел в сторону, улыбался чему-то своему.

— Еще вопросы есть? — Не в пример генералу он был на редкость корректен. — Я могу идти?

Конечно же, он ушел. Не сразу, но ушел…

После этого инцидента они сделали соответствующие выводы. С того момента Березовского не отпускали больше одного: Орлов неизменно сопровождал его всякий раз, когда тот вылетал за границу.

Это было ещё в 99-м. Орлов только-только начинал расправлять крылья…

…Если большевики начали с захвата мостов, почтамтов и банков, то Орлов — с захвата ключевых должностей в МВД. Он действовал строго по правилам военной науки: брал под контроль все службы, определяющие погоду и, значит, способные приносить прибыль, расставлял там своих людей.

ГУБЭП, ГУБОП, Следственный комитет, кадры, ГУВД Москвы и области. Не было ни одного мало-мальски серьезного подразделения, которое Орлов не укомплектовал бы своими, «проверенными» кадрами. И среди этого великолепия, среди золота генеральского шитья и полированной роскоши кабинетов не последнее место занимало в активе Орлова мало кому известное управление — управление милиции в аэропорту Шереметьево…

…В августе 2000-го в ЛУВД «Шереметьево» появился новый начальник. Михаил Суходольский. Прапорщики, стоящие на дверях в МВД, хорошо знали этого человека: он приходил в министерство регулярно, чуть ли не через день. Неизменно поднимался на 4-й этаж — в кабинет, принадлежавший раньше Рушайло. Теперь там сидел Орлов — тот, кому он целиком и полностью был обязан своей карьерой.

Уже через три месяца после назначения Суходольскому дали полковника — на два с половиной года раньше срока. За особые заслуги…

Шереметьевская милиция была очень важным звеном в паутине, сплетенной Орловым. «Выход» к границе.

«Коллеги» из других ведомств не без интереса отмечали тогда, что и сам Орлов, и члены его семьи регулярно вылетали за рубеж. Шли они исключительно через VIP-зал. Никакого таможенного контроля не проходили… (Наверное, не случайно ФСБ отказала генералу в оформлении «допуска» к работе с секретными документами.)

Уже потом, когда Орлов сбежит в Израиль, многое встанет на свои места. Будут понятны и частые загранкомандировки сотрудников Межведомственного центра по борьбе с легализацией незаконных доходов МВД, возглавлял который ближайший соратник Орлова генерал Михайленко.

Командировки эти оформлялись секретными приказами: оперативники якобы вылетали для создания в Европе загранрезидентур. Но я думаю… Я даже просто уверен, что эти приказы — лишь ширма.

Орлов отлично понимал: рано или поздно ему придется покинуть Россию, и к бегству этому надо было готовиться заранее. Заранее открывать за границей счета, заранее переводить туда деньги. Не стандартным банковским переводом — то, что спецслужбы в состоянии обнаружить любые подобные операции, он знал прекрасно: сам проделывал такие штуки. Нет. Нужен был какой-то другой путь. И генерал Орлов его нашел.

Какой смысл корпеть над финансовыми схемами, создавать цепочки фирм-однодневок. Когда международные аэропорты в твоем распоряжении, все гораздо проще. Чемоданчик в руки — и вперед.

Точно такой же, с каким взяли его друга — Бориса Березовского…

…Я не случайно назвал этих людей друзьями. Их дружба замешана на крови и деньгах. На очень больших деньгах.

Они познакомились давно, ещё во времена службы Орлова в РУОПе. Березовский только-только начинал тогда свое звездное восхождение.

Они шли к высотам параллельными курсами, и когда Орлов вернулся в МВД, Березовский уже прочно восседал на Олимпе.

Выкупы заложников — вот что объединило, повязало этих людей.

В те времена торговля «живым товаром» была едва ли не самым выгодным бизнесом. Она не требовала ни затрат, ни капиталовложений: поймал себе человека, потом перепродал.

Такое положение вещей устраивало всех: ведь до чеченцев доходили далеко не все деньги. Часть оседала в карманах «освободителей».

Мне доподлинно известно, например, что на выкуп полпреда президента Власова в 99-м году было выделено 6 миллионов долларов. Из них «продавцы» получили всего четыре, да и то полмиллиона оказались фальшивыми.

И освобождение Винсента Коштеля, сотрудника комиссариата ООН по делам беженцев, похищенного во Владикавказе в январе 99-го, тоже происходило на «обоюдных» началах.

Генерал Орлов был непосредственным участником этих да и многих других операций. Именно он возил на Кавказ деньги, за что впоследствии был награжден орденом Мужества, хотя ни разу не выезжал в зону боевых действий и его охранники даже брали с собой биотуалет.

Суммы исчислялись миллионами. И любой другой на месте Орлова вполне этими цифрами удовлетворился бы. Любой другой, но не Орлов.

Этот человек обладал какой-то патологической, нездоровой алчностью. Своеобразной разновидностью клептомании. Он пытался заработать на всем, абсолютно на всем.

Спецталоны и «крыши». Телефонные прослушки и уголовные дела. Словно мифический царь Мидас, Орлов обращал в золото все, что попадалось ему в руки.

Он не гнушался даже созданием собственных фирм (через подставных лиц, разумеется) — курочка по зернышку клюет. Одна из них — «Нордавто» — посредничала при продаже товаров народного потребления. Другая — «СТАтус» — торговала ценными бумагами. Контора под названием «Систем» и вовсе занималась установкой охранной сигнализации.

Чем богаче становился он, тем сильнее охватывала его жадность. И горе тем, кто пытался встать у него на пути…

История Михаила Бабича, в недавнем прошлом вице-губернатора Московской области, подтверждает это, как нельзя лучше…

Из личного дела Михаила Бабича:

Бабич Михаил Викторович. Родился в 1969 г. Профессиональный военный. Демобилизовался в 94-м. Занимался бизнесом.

В 1998-1999 гг. — первый вице-президент ОАО «Росмясомолторг», в 1999-2000 гг. — первый зам. гендиректора Федерального агентства по регулированию продовольственного рынка при Минсельхозпроде. С февраля по декабрь 2000 г. работал вице-губернатором Московской области по экономике. В настоящее время — вице-губернатор Ивановской области.

В первый раз они увиделись в январе 2000-го. Орлов сам вышел на него. Через посредников попросил приехать в МВД.

Бабич работал тогда в Федеральном агентстве по регулированию продовольственного рынка. Занимался распределением «гуманитарной помощи».

— Одна из наших фирм-операторов, — вспоминает Бабич, — получила подряд на поставку тушенки в Северо-Кавказский округ внутренних войск. Деньги за товар в бюджет не вернулись. Семьдесят миллионов исчезло. Разумеется, мы подняли шум. Тут-то и объявился Орлов…

…Я представляю, как это было. В каком бешенстве, должно быть, пребывал Орлов. Никто, ни один человек, не смеет ему перечить. Даже замминистра заискивают, ищут его благосклонности. И тут какой-то коммерсантишка!..

— Не надо туда лезть! — Орлов и не скрывал своего недовольства, — Вернули деньги, не вернули. Это не твои проблемы.

Он встал из-за стола, прошелся по кабинету.

— Система сама знает, что ей делать. Ты понял?

Бабич с интересом посмотрел на него, покачал головой:

— Нет, не понял.

— Ах, не понял?! — На секунду генерал даже опешил от такой наглости. — Хочешь войны? Ну-ну… Честный, значит?.. А вот мы и посмотрим, какой ты честный. Сейчас проверим всю вашу «гуманитарку», как вы там воруете. Возбудим дело.

— Возбуждайте! — Бабич поднялся со стула. — Мне бояться нечего.

— Ну-ну, — ещё раз повторил Орлов. — Только учти: мы — система. Воевать с нами бесполезно. Раздавим.

Руки на прощанье он не подал… Зарылся в какие-то бумаги, давая понять, что разговор окончен.

Кто же мог представить, что ровно через две недели Бабич станет вице-губернатором Московской области. Что именно он будет отвечать за всю экономику региона, и интересы Орлова ещё не раз и не два перехлестнутся с его интересами. Вернее, с интересами области…

…От прежней власти команде Громова досталось тяжелое наследство. Область билась в конвульсиях. Надо было срочно наводить порядок, наполнять бюджет.

За работу взялись по-военному жестко. Понимали, что наступают на хвост слишком многим, но другого выхода не было.

В первую очередь занялись самыми «хлебными» отраслями — теми, что должны приносить доход, но почему-то не приносили: таможенные терминалы с миллионными оборотами платили налогов меньше, чем коммерческие ларьки.

И тут же почувствовали колоссальное, невиданное сопротивление. Люди, все эти годы обворовывавшие нищую область, готовы были разорвать всякого, кто покусится на их миллионы. Заплатить любые деньги, лишь бы не трогали их, оставили все, как было прежде.

Десятки посредников, парламентеров осаждали в те дни областную администрацию. Это были самые разные люди: бизнесмены, чиновники, уголовники. Когда их аргументы не сработали, в ход пошла тяжелая артиллерия.

— Мы встречались с Орловым раза четыре, — рассказывает Бабич. — Суть всех разговоров сводилась к одному: зачем воевать, денег хватит на всех. Орлов в открытую предлагал вступить с ним в долю. Назывались самые разные цифры.

— В чем конкретно вы перешли ему дорогу?

Бабич задумывается, хмурит лоб:

— Проще сказать, где мы не перешли. Орлова интересовало практически все: таможенные терминалы, какие-то водочные заводики, торговля землей. Громов ведь отобрал у глав районных администраций право ею распоряжаться, все централизовал. Это был лакомый кусок: коммерсанты скупали огромные площади по базовой цене, затем втридорога перепродавали. Скажем, в Одинцовском районе — там это было особо развито — цена сотки доходила до 10-12 тысяч долларов.

Или проблемные банки, — продолжает Бабич. — К моменту нашего прихода существовала стройная схема воровства. Предприятия закачивали ежеквартальные бюджетные платежи в банки-однодневки, потом банки лопались, а деньги делились пополам. Дело в том, что по закону, если налоги внесены в банк, платеж считается совершенным: неважно — дошли они до бюджета, не дошли. Таким макаром область потеряла около миллиарда двухсот миллионов. Откровенный беспредел! Мы стали наводить порядок, и Орлову это очень не понравилось. «Не ломайте схему», — говорил он. Видимо, был в доле… То же самое касалось и проблемы утилизации отходов. Люди зарабатывали на этом деле миллионы. Мы решили взять все под контроль, создать государственное предприятие. Коммерсанты же, понятно, были против: они хотели, чтобы структура эта была частная, и Орлов полностью их поддерживал. Он даже просил поставить туда своего человека…

— И что вы ему отвечали?

— На все его просьбы следовал один и тот же ответ: нет…

…Их последний разговор был в апреле.

— Ты ещё пожалеешь, — пообещал Орлов.

Через несколько дней охрана Бабича обнаружила на «хвосте» «наружку» — он вынужден был даже докладывать об этом губернатору.

А в мае против него возбудили уголовное дело. Это была месть Орлова за несговорчивость вице-губернатора. Элементарная, пошлая месть.

Бабича обвиняли в том, что в период его работы в «Росмясомолторге» в бюджет не вернулась крупная сумма денег. Он показывал документы, официальные письма, акты Счетной палаты. Доказывал, что это абсолютная клевета. Что его ведомство полностью рассчиталось с Пенсионным фондом.

Никто его не слушал. Дело вел Следственный комитет МВД, а в этой службе — это уж я знаю на своем собственном горьком опыте — истина мало кого интересует. Главное — выполнить приказ.

Под давлением обстоятельств Бабич был вынужден уйти из областной администрации.

Как только это случилось, МВД сразу же потеряло к нему интерес: он был уже больше не опасен.

Разом прекратились допросы, обыски. Еще вчера проявлявшие невиданное рвение следователи напрочь исчезли с горизонта. Однако дело прекращено не было: словно мина замедленного действия, ждало оно своего часа.

Этот час настал весной, когда Бабич вернулся на госслужбу. Он был назначен вице-губернатором Ивановской области.

Орлов понимал: это кресло — лишь трамплин перед следующим прыжком.

Пошли разговоры, что Бабич может перейти работать в правительство. Допустить этого черный регент МВД не мог. И тогда все началось по новой…

Из телеграммы губернатора Ивановской области В. Тихонова Президенту России:

У квартиры Бабича круглосуточно сидела засада. Уже был выписан ордер на его арест, но он вовремя уехал из Москвы.

В одночасье за решетку бросили троих его людей. Один из них, Вадим Новожилов, вообще никакого отношения к «Росмясомолторгу» не имел. Вся его вина заключалась в том, что он был женат на сестре Бабича.

— Я знаю, ты ни в чем не виноват, — проникновенно говорил ему следователь МВД Шантин. — Дай показания против Бабича и пойдешь домой.

Когда это не помогало, Шантин бил поддых (в фигуральном, конечно, смысле):

— Подумай о детях. Жену твою мы все равно «закроем». С кем они останутся? Одна дорога — в детдом…

Детей у Новожилова было двое. Старшему — семь. Младшему — всего год…

Никогда не забуду, как плакала у меня в кабинете его жена Алла, сестра Бабича. Днем раньше её попытались забрать прямо у Бутырки, куда она привезла передачу для мужа. К счастью, Алла вовремя заметила опасность и успела перепрыгнуть из одной машины в другую. Уехать.

Домой ей возвращаться было нельзя — вдруг засада. А дети сидели в квартире одни…

Наверное, я мог бы многое простить Орлову: и миллионы, и заложников, и налеты на терминалы. В конце концов, кто во власти сегодня не ворует? Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать.

Но слезы Аллы Поляковой, сестры Бабича, слезы матери, которая может лишиться своих детей, я не прощу ему никогда. Нет ничего подлее и гаже, ничего преступнее, чем шантажировать родителей жизнью ребенка…

Впрочем, какое было до всего этого Орлову дело. В те дни он выдавал свою дочку замуж. После шикарной свадьбы молодые улетели на Мальдивские острова…

Неизвестно, чем бы все могло закончиться, если бы не телеграмма, спешно отбитая ивановским губернатором Путину. Только вмешательство Генпрокуратуры и спасло Бабича. Ордер на его арест был отменен. Всех арестантов выпустили на свободу — даже раньше, чем закончилась санкция…

…Мне кажется, мстительность — это болезнь (как, впрочем, и жадность). Обратная сторона страха.

Число людей, пострадавших от мстительности Орлова, измеряется десятками, сотнями. Он не прощал даже старых обид. Находил тех, с кем поругался много лет назад, ещё в РУОПе. Не важно, где они теперь работали — в МВД, ФАПСИ, таможне, — орловская кара все равно настигала их.

Он жил этим: упоением собственным могуществом. Если хотя бы малейшая его просьба не выполнялась, человек, осмелившийся на это, автоматически попадал в «черный список»…

…Окна приемной выходили во внутренний двор. Генерал невидящими глазами глядел сквозь стекло на бурые пятна асфальта, на серую крышу актового зала, где каких-то три года назад министр вручал ему медаль «За отвагу».

Всего три года, а кажется, будто прошла целая вечность. И министр теперь другой, и герои — другие…

Время тянулось тягуче, нехотя, словно обойный клейстер. Уже вечерело. То и дело генерал смотрел на часы, подгонял взглядом секундную стрелку, но от этого она лишь замедляла свой бег.

Нет ничего хуже, чем такое вот обреченное ожидание, когда ты не знаешь, что впереди. Когда не понимаешь, в чем, как провинился.

Наконец двойная дверь распахнулась.

— Пойдемте со мной. — Орлов кивнул на ходу. Генерал поднялся, скосил глаза на циферблат. Было чуть больше восьми. Получалось, он провел у этого окна, в приемной Орлова, семь часов.

Они прошли через зал коллегии. Миновали длинный коридор. Вот и приемная министра.

— Обождите, — сухо бросил провожатый. Генерал снова присел на стул, всем телом ощущая ломоту. Прикрыл глаза.

Он искал слова, которые скажет сейчас министру, конструировал целые фразы, мучаясь от внезапного косноязычия. Как будто в пять минут так легко объяснить то, что составляло смысл почти 30-летней его службы. Но даже этих пяти минут ему не дали.

— Владимир Борисович сегодня вас принять не сможет.

— А когда? — Он посмотрел на дежурного. Тот профессионально отвел взгляд. Потом кивнул на Орлова.

— Связывайтесь с Александром Леонидовичем…

…Только сейчас генерал понял, насколько устал. Трясясь в машине, он снова и снова прокручивал в памяти кадры прошедшего дня, и тепло стыда расползалось по щекам. Он не прятался от пуль в Афганистане. Он не боялся бандитских ножей. Он честно жил, не вбирая голову в плечи.

А сегодня он… нет, не испугался. Он, как бы это объяснить… — вел себя, словно корова, которую ведут на убой. Покорно, что ли. Непротивленчески. И от ощущения своей беспомощности генералу становилось противно и мерзко.

Хотелось остановиться у какого-нибудь придорожного трактира, выпить, но при водителе он не имел права показывать свою слабость…

Из личного дела генерал-майора Рыжиченкова:

В органах внутренних дел с 1971 г. В 1974-1988 гг. в уголовном розыске. Год находился в Афганистане.

Награжден медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За отличие в охране общественного порядка», медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, знаками «Заслуженный работник МВД СССР» и «Почетный сотрудник МВД России», именным оружием.

Кандидат юридических наук. С 1994 г. — начальник УВД Смоленской области.

Человек с размаха открыл дверь. Широко, по-хозяйски зашел.

— Я от Орлова.

Генерала всего передернуло.

— Выйдите за дверь и войдите как положено.

Человек удивленно изогнул брови. Повторил:

— Я от Орлова! — Но, увидев, как сжались у генерала губы, нехотя подчинился. — Значит, так, — начал он через минуту. — Надо, чтобы вы возбудили дело. Тут одна тварь денег мне должна. Не отдает.

— Вы мне не указывайте, — еле сдерживаясь от бешенства, сказал Рыжиченков. — Пишите заявление…

Несколькими днями раньше ему позвонил Орлов. Просил принять — как он выразился — одного человечка. Помочь.

Он звонил и до этого. Рыжиченков был тогда в отпуске. На «хозяйстве» оставался первый зам.

— Я разобрался, — докладывал ему зам по возвращении, — чисто гражданско-правовые отношения. Нам там делать нечего…

«Ох, не к добру это, — кольнуло тогда генерала. — Быть беде».

Рыжиченков слышал об Орлове немало. Разговоры в МВД ходили всякие, что Орлов может уволить, втоптать в грязь любого и, наоборот, — приподнять, повысить. Были бы деньги…

Уголовное дело, возбужденное по заявлению «потерпевшего», прекратили через несколько дней. Статья 5.2 УПК — за отсутствием состава преступления.

Было это в 99-м, в начале осени. А в ноябре Рыжиченков поехал на коллегию в Москву. В коридоре встретил Орлова.

— Здравствуйте, Александр Леонидович.

Орлов на приветствие не ответил. Не сбавляя шага, процедил:

— Я тебе припомню…

И снова кольнуло у Рыжиченкова под ложечкой. Еще не поздно было побежать, пасть в ноги, повиниться — тогда бы не тронули, смилостивились… Только никогда потом он себе этой секундной слабости не простил бы…

Та мимолетная встреча постепенно забылась, оттесненная текучкой, рутиной, неотложными делами. Осенью на Смоленщине объявился маньяк. За три месяца — 8 убийств молодых девушек.

Только взяли, новая напасть: бандит захватил в заложники двух человек. Рыжиченков лично пошел на переговоры, хотя знал: бандит имеет две ходки, у него автомат, пистолеты и пара гранат.

Через пять часов преступник сдался. Спешно вызванная «Альфа» подъехала, когда все уже было кончено.

За эту операцию Рыжиченкова представили к ордену. Потому, когда вскоре начальник кадров МВД Брычеев срочно вызвал его в Москву, особого значения этому генерал не придал…

— Пишите рапорт на увольнение! — Брычеев в глаза не смотрел. Будто сидел в вагоне метро, а перед ним стоял нищий. Рыжиченков даже подумал тогда, что это — новый стиль руководства.

— За что? — Голос генерала от неожиданности дрогнул.

— Пишите по-хорошему, иначе будет по-плохому…

Он вышел из кабинета, ничего не понимая. Зашел к замминистра Федорову. Все рассказал.

— Ну подожди, подожди. — Бывший партработник Федоров успокаивающе прихлопнул по столу. — Поезжай домой. Там будет видно…

И он поехал. А вслед за ним из Москвы последовали министерские комиссии. Одна за одной…

Из рапорта генерала Рыжиченкова в МВД:

В связи с тем что я отказался писать рапорт, были предприняты все попытки для того, чтобы дискредитировать меня и выявить какие угодно недостатки в работе вверенного мне управления. Несмотря на отсутствие необходимости проведения проверок работы УВД (т.к. в январе-феврале 2000 г. аналогичная проверка уже проводилась), для инспектирования УВД Смоленской области было направлено несколько комиссий МВД России. Только за первое полугодие 2000 г. было отработано более 2 тыс. человеко-дней в командировках.

— Объясните мне… Хотя бы объясните, в чем дело.

Генерал Брычеев, главный кадровик, усмехнулся:

— А вы не понимаете? Вас ведь просили… По-хорошему просили: помогите человеку. А вы плевать хотели… Вот и пеняйте теперь на себя.

И — сразу за «вертушку»:

— Слушай-ка, вы проверку по Смоленску закончили? Так… Вообще ничего?! Нет, так не пойдет… Вот что — высылайте ещё одну комиссию, и без результата пусть не возвращаются. Ответят головой.

Положил трубку, повернулся к Рыжиченкову:

— Ну что, не созрели?..

Рыжиченков мотнул головой.

— Воля ваша… Вы свободны!

Свободен! Еще как свободен. Попытался пробиться на прием к министру, объясниться: ведь все эти годы его управление входило в двадцатку лучших по стране, раскрываемость растет, все проверки — удовлетворительные.

Не пустили. Отправили к Орлову, у которого просидел в приемной битых семь часов. Он было пробовал дозвониться до Рушайло уже из Смоленска, но всякий раз бесстрастный голос в приемной отвечал:

— Связывайтесь с Александром Леонидовичем…

На Смоленщину было много нашествий: и поляки, и французы, и немцы. А вот нашествие свое — милицейское — случилось, наверное, впервые. Проверки следовали друг за другом чертовым колесом. Особо никто и не скрывал: вся проблема в Рыжиченкове.

В июле «скорая помощь» забрала его прямо из дома. Предынфарктное состояние. Но это никого не впечатлило. В больницу по приказу Брычеева приехал — лично — главный терапевт МВД. Проверить — не симулирует ли. Нет, не симулирует. Главный терапевт диагноз подтвердил…

…Целыми днями он лежал на больничной койке и думал о том, что происходит. Выходит, никого не волнует ни борьба с преступностью, ни вообще милицейская работа. Плохой, хороший — не важно. Был бы управляемый, гуттаперчевый.

Вспоминалось все то, что слышал об Орлове раньше. Он тогда не хотел в это верить. Искал забытье в делах, пытался отгородиться от реальности, замкнуться в своем иллюзорном мирке. Но жизнь заставила — пришлось поверить. Особенно когда в палате появились кадровики из министерства.

— Напишите рапорт. Вам же будет легче.

Господи, до чего докатились. Хуже фашистов, ей-богу. Еле живому, больному человеку выкручивают руки.

— Владимир Иванович, зачем же вы написали? — спрашиваю я Рыжиченкова.

Он молчит. Вздыхает:

— А что мне оставалось делать? Из-за меня вся работа в управлении встала. Житья никому не давали… Я ж не на увольнение писал. Просил министра временно отстранить от должности, разобраться во всем…

И министр «разобрался». Рыжиченкова даже не перевели в распоряжение МВД — как положено: оставили за областным УВД. А потом тихо уволили. Без проводов на пенсию. Без обязательного в таких случаях, пусть формального, но «спасибо». Несмотря на письма в его защиту: и губернатора, и смоленских милиционеров. (Последнее — случай уникальный, его подписали 22 начальника райотделов, 7 начальников горотделов и 12 руководителей УВД.)

Ему даже не предложили три равнозначные должности на выбор — по закону.

И орден, понятно, не дали. Ордена давали тогда совсем за другие вещи…

Все то время, что я писал эти материалы, на моем столе лежала фотокарточка Орлова: маленькая, черно-белая, снятая для загранпаспорта.

Иногда я отрывался от текста, вглядывался в это гладкое лицо, в миндалевидные глаза с чуть припухшими веками. Я хотел найти в этом человеке что-то демоническое, сверхъестественное. Понять, что заставляло тысячи людей цепенеть перед ним, словно кроликов перед удавом.

Видимо, дело не в физиогномических особенностях (у многих диктаторов, кстати, были хорошие, добрые лица). Просто на этой фотографии не видно рук.

Рук, которыми мертвой хваткой два года он держал все МВД. Рук, которыми он душил неугодных. Рук жадных, цепких, которые накладывал он на все, на чем их можно было нагреть.

…Иногда мне кажется, что этих двух лет «орловщины» не существовало вообще. Что это было какое-то наваждение, массовый гипноз.

В голове не укладывается: КАК человек трусливый, испытывающий животный страх даже перед врачами (знаю, что он боялся элементарных медицинских процедур), сумел поставить на колени два миллиона человек? Многие из них не страшились пуль, а поди ж ты, трепетали от одного только звука его голоса.

Наверное, причина не в Орлове. Совсем в другом. Если система позволяет таким, как Орлов, оседлывать себя, эта система больна. И сколько ещё трудов предстоит новой власти, чтобы вылечить её, избавиться от орловских метастазов…

…На этом я пока закончу. Я говорю «пока», потому что в блокноте моем материалов осталось ещё с избытком.

Да, материалов осталось с избытком. Хватит ещё на много страниц. Или — уголовных дел.

После публикации статьи об Орлове Госдума — случай беспрецедентный — единогласно приняла парламентский запрос к Генпрокуратуре. Депутаты требовали проверить обнародованные мной факты.

А дальше случилось ещё одно чудо (иначе и не скажешь): Генпрокуратура возбудила против Орлова сразу два уголовных дела — превышение должностных полномочий и вымогательство.

Сейчас, когда я пишу эти строки, расследование только-только начинает набирать обороты.

Чем оно закончится? Будет ли Орлов объявлен в розыск или же дело это, подобно сотням других, спустят на тормозах и отправят в архив? Не знаю.

Но как бы там ни было, это все равно — победа. Победа не моя лично. Победа сотен, тысяч честных людей в милицейских погонах, тех, кто пал жертвой орловской коррупции, тех, кто не мог спокойно смотреть на творящийся беспредел, ведь ещё год назад даже подумать о подобном — чтобы против самого Орлова! Уголовное дело! — никто не смел.

Хотя… Разве мало подобных уголовных дел было до этого? Только ни одно до суда не дошло.

В том числе и дело, едва не стоившее Владимиру Рушайло всей карьеры. Если бы тогда, в 97-м, его довели до конца, не было бы никакого Орлова, «орлят», да и МВД было бы, наверное, другим… Но… Как всегда в уголовщину вмешалась политика.

Мне неприятно об этом говорить с бывшим генпрокурором Юрием Скуратовым, нас связывают самые близкие отношения, но, к сожалению, это так. Именно с санкции Скуратова это уголовное дело было затянуто, а потом и прекращено.

Уже позднее, когда я спрашивал Скуратова об этом, он корил себя, ругал последними словами. Все мы крепки задним умом.

Тогда генпрокурору казалось, что Рушайло — ещё не министр, не замминистра — скромный советник председателя Совета Федерации — может оказаться для него полезным. Наивный Скуратов не понимал, что это не он вербует сыщика экстра-класса: сыщик вербует его…

31.03.2000 ВОЛШЕБНАЯ ЛАМПА РУШАЙЛО

Ударными темпами возле здания МВД на Житной улице возводится новая церковь. Может статься, нынешний министр, Владимир Рушайло, ещё успеет побывать в ней. Впрочем, замолить грехи можно и в любом другом месте. Слава богу, церквей в Москве — хоть отбавляй. Их у нас гораздо больше, чем тюрем и изоляторов временного содержания…

Судьба — штука интересная. Еще вчера ты был кандидатом на нары. Сегодня — отвечаешь за борьбу с преступностью в масштабах всей страны.

Вчера — тебя чудом не выгнали со службы. Сегодня — ты выгоняешь других, получая все новые и новые ордена и звезды на погоны.

А может, дело не в судьбе, а в чем-то ином? В том, что почему-то принято считать «особым путем России»?

Владимир Рушайло не любит ворошить прошлое. Не мудрено: прошлое министра внутренних дел кишмя кишит малоприятными для него эпизодами. Кажется, по науке это называется экзистенциализмом: жить настоящим…

…В 1996 году Владимир Рушайло — начальник Московского РУОПа и гроза преступных авторитетов — неожиданно был снят с повышением. Его перевели в МВД — заместителем начальника Главного управления по оргпреступности. Но не прошло и десяти дней, как разразился непривычный по тем временам скандал.

22 октября против воли руководства МВД Рушайло вышел на пресс-конференцию и заявил, что отказывается работать с начальником ГУОП МВД Петровым, обвинив последнего в некомпетентности и нечистоплотности. Рушайло сообщил, что уже подал рапорт с просьбой вернуть его обратно в РУОП, но министр Куликов в просьбе отказал, предупредив, что уволит отступника, если тот проведет пресс-конференцию. («Есть определенные силы в верхах, а также в финансовых структурах, которые заинтересованы в тех или иных кадровых перестановках», — намекнул основатель РУОПа, не преминув, напротив, сделать реверанс в сторону Лужкова — тогда он ещё любил мэра Москвы.)

Рушайло министра не послушался, однако уволен не был. Почему?

Причины этой метаморфозы впервые объясняет в интервью «МК» экс-министр внутренних дел, депутат Государственной думы Анатолий Куликов:

«Мне стало известно, что Рушайло собрался давать пресс-конференцию. „Знаешь, — сказал я ему, — мы сейчас в таком трудном положении, любой подобный всплеск будет воспринят как внутренняя разборка в МВД. Я просто прошу тебя этого не делать“. Мне показалось, что я Рушайло убедил. Тем не менее, выйдя из моего кабинета, он тут же провел эту пресс-конференцию, которая, кстати, никакого общественного резонанса не имела.

Как единоначальник я, конечно, не мог потерпеть такого игнорирования и дал команду направить его на военно-врачебную комиссию на предмет увольнения со службы. Но в это время появились ходоки и ходатаи. Первым пришел Березовский и открытым текстом сказал: «Мы с Рушайло друзья, он мне много помогал, я прошу вас его вернуть».

Мой ответ был четкий: «Я дважды своих приказов не подписываю». Однако буквально через несколько дней мне позвонил Строев — к нему, видимо, тоже кто-то обратился — и попросил откомандировать Рушайло в аппарат Совета Федерации. Я пытался ему объяснить, что это нецелесообразно, говорил, что есть много вопросов, но Строев настоял. Естественно, мне было неудобно отказать третьему человеку в государстве, тем более я посчитал: может, для Рушайло это будет какой-то школой — ведь работник он на самом деле неплохой».

Интересная вырисовывается картина, правда? Подозрительного толка бизнесмен ходит, хлопочет за грозу оргпреступности, самого честного человека в МВД.

«Мы друзья», — не скрывая, признавался Березовский. Рискну добавить — не только друзья…

Сам Рушайло, правда, дружбы с олигархом отчего-то стесняется. Со стороны это выглядит некрасиво. Как можно отказываться (пусть даже на словах) от человека, который помог сделать тебе карьеру?

На первый вопрос: почему Рушайло не был уволен? — мы ответили. Но остается вопрос второй: зачем следовало переводить его в МВД, толкать на верный скандал, если начальник РУОПа столь блестяще справлялся со своими прежними обязанностями?

Вновь — слово Анатолию Куликову:

«В МВД не было единства — следует ли сохранять такие структуры, как РУОП. Даже мои замы говорили, что они превратились в бандитские формирования, делают „крыши“ для различных преступных группировок. Честно говоря, меня подмывало выйти с предложением к президенту и расформировать РУОПы, но я все же решил сперва подробно разобраться в проблемах. Поручил заниматься этим Управлению собственной безопасности.

Вскоре мне доложили, что в некоторых РУОПах — и в первую очередь в московском — не все гладко. Шло неправильное распределение, присвоение внебюджетных средств из фонда, имела место контрабанда оружия. Сигналы были и на самого Рушайло — в частности, по незаконному получению квартир.

Эти обстоятельства и стали одной из причин, чтобы переместить Владимира Борисовича по службе. Я решил отодвинуть его от РУОПа, чтобы впредь не возникало никаких вопросов, и в то же время использовать его опыт и профессионализм в «мирных целях». К сожалению, этого не произошло».

Зато произошло другое. По материалам, собранным собственной безопасностью, были возбуждены уголовные дела. (Не потому ли, вернувшись в МВД, первым делом Рушайло разогнал все УСБ?) Одно из них касалось хищений из внебюджетного фонда РУОПа.

В 1993 году при РУОПе был создан общественный фонд «Содействия социальной защите профессиональных групп повышенного риска».

Возглавил его близкий друг Рушайло, отставной полковник милиции Александр Качур. (Настолько близкий, что Рушайло оформил его даже младшим инспектором канцелярии — на сержантскую должность — и выдал сразу два табельных пистолета. Это пенсионеру-то!)

Собственно, то, что многие (если не сказать больше) сотрудники спецслужб держат «крышу» коммерсантам — секрет Полишинеля. Но Рушайло и Качур пошли ещё дальше: они узаконили «крышевание».

Сотрудники РУОПа приходили к коммерсантам и вежливо просили: не могли бы вы подкинуть пару сольдо на борьбу с преступностью? Коммерсанты, естественно, не отказывались, тем более что взамен они получали бесценную поддержку самого грозного милицейского подразделения. Да и как откажешься, если директор фонда носит с собой два пистолета!

«Спонсорами» РУОПа стали многие структуры: банки «Российский кредит», «Альфа», Элексбанк, Промрадтехбанк; всякие ЗАО, АОЗТ и ТОО. Деньги набегали приличные — с 93-го по 96-й год на расчетный счет фонда поступило 16,4 миллиарда неденоминированных рублей и 1,8 миллиона долларов.

Здесь-то и начинается самое интересное. Значительная часть «благотворительных» средств растворилась в карманах борцов с преступностью.

Сам Рушайло получил в виде «благотворительной помощи» 90,9 миллиарда (неденоминированных) рублей — это примерно 20 тысяч долларов. Еще 130 миллионов начальник РУОПа забрал на очень нужные для борьбы с преступностью вещи — парфюмерию, цветы, сувениры, банкеты.

Командир — пример во всем. Другие руководители РУОПа от Рушайло не отставали. Досталось всем. И то верно: преступность когда ещё победишь! А деньги нужны сразу…

Я уж не говорю о такой чепухе, как финансовая дисциплина: до января 97-го РУОП не имел своих счетов и даже финчасти — все расчеты необходимо было вести через ГУВД. О том, что не взымался подоходный налог. О том, что вспоможения некоторые сотрудники получали через лицевые счета в «СБС-Агро» — у многих имелись открытые фондом кредитные карточки.

Война — войной, а обед — по распорядку…

Наверное, Рушайло очень удивился, когда УСБ МВД заинтересовалось «черной кассой» РУОПа и стало задавать дурацкие вопросы. Он-то, наивный, думал, что в поборах с коммерческих структур и шикованиях за чужой счет нет ничего постыдного. Никто ведь силой деньги не отбирал — все по доброй воле. Раз дают — надо брать.

Впрочем, судьба разработки, которую начала собственная безопасность МВД, равно как и уголовного дела, возбужденного прокуратурой, была заранее обречена. Когда вмешивается Борис Абрамович Березовский, Фемида ещё плотнее натягивает повязку на глаза…

Как и всякий настоящий мужчина, Владимир Рушайло неравнодушен к оружию. Впрочем, любовь у него не простая — с интересом.

Злые языки утверждают — оговорюсь сразу, это не более чем слух, — что году в 93-м руководство РУОПа решило всерьез заняться оружейным бизнесом. Порядка в стране не было, налогов не платил никто, с таможней тоже договориться было легче легкого. Делай что хочешь.

Вскоре в страну контрабандно было ввезено 1119 единиц огнестрельного оружия. (Не знаю, успели ли добраться сотрудники прокуратуры до Шереметьевской таможни и узнать, как и кто забирал эти ружья?)

Дальнейшая судьба ружей — по крайней мере большинства — покрыта мраком неизвестности. Однако кое о каких «стволах» мы все же знаем.

Цитирую справку по уголовному делу:

«В период с 1993 по 1994 год неустановленными лицами через таможенную границу с сокрытием от таможенного контроля перемещены в г. Москву свыше 45 ружей (1119 — это, кстати, тоже „свыше 45“) импортного производства марки „Мосберг-500“ и „Германика“, которые поступили в РУОП по г. Москве.

Факт незаконного ввоза огнестрельного оружия в г. Москву подтверждается тем, что сотрудники РУОПа по г. Москве пытались легализовать огнестрельное оружие, получив в магазинах бестоварные накладные».

Когда уж там с оргпреступностью бороться — только успевай ружья легализовывать!

Кстати, потом выяснилось, что оружие это было частично оплачено со счета знакомого нам руоповского фонда, но это никого уже не интересовало. Рушайло вновь пошел в гору, и ссориться с ним было не с руки.

Кто и какую контрабанду ввозил в Россию, так и осталось невыясненным. А жаль…

Руоповский фонд процветал вплоть до ухода Рушайло. Процветал до такой степени, что его директор Качур, как писала газета «Сегодня», после нескольких лет работы на благотворительной ниве сумел купить себе недурственный особняк в кипрском местечке Ороклини. Возможно, впрочем, что два эти обстоятельства — не более чем совпадение.

Клеветники — их хлебом не корми, дай человека дискредитировать, — правда, утверждают, что по соседству с качуровской виллой расположился ещё один особняк, владел которым некий милиционер, друг Качура. Но мы им, конечно, не верим.

А вот настырные сотрудники МВД и прокуратуры пытались поверить. И даже проверить.

Вскоре после перехода Рушайло в Совет Федерации Управление собственной безопасности МВД передало в Генпрокуратуру собранные материалы. Были возбуждены уголовные дела. Интересовало следствие многое.

«Был ещё материал, — свидетельствует Юрий Скуратов, — связанный с проверкой деятельности Московского РУОПа. Мы вскрыли страшные факты, когда люди незаконно содержались в помещениях РУОПа, как применялись незаконные методы для выбивания показаний. Как РУОП встревал в гражданско-правовые конфликты на стороне одной из фирм, чтобы выбить деньги с другой». (Не удивлюсь, если фирмы, сторону которых принимал РУОП, исправно вносили средства в благотворительный фонд.)

Коли есть состав преступления — должен быть и виноватый. И он был.

Анатолий Куликов:

«Я сказал Скуратову, что, с точки зрения наших специалистов, в „делах РУОПа“ есть состав преступления, причем речь идет даже о лишении свободы. Правда, я не говорил, что нужно арестовывать самого Рушайло, но в перспективе, если бы удалось вину его доказать, возможности ареста я не исключал».

Юрий Скуратов:

«МВД ставило вопрос о том, что есть основания взять Рушайло под стражу, но работники прокуратуры посчитали, что такая мера преждевременна. Впрочем, Рушайло проявлял большое беспокойство. Он несколько раз обращался ко мне…»

Станешь тут беспокоиться! Машина правосудия — это танк, который не остановить. Раз уж она разогналась, все, пиши пропало. Будут вскрываться все новые и новые дела. А дружба с Березовским — сами понимаете, ко многому обязывает.

И если бы не стремительная смена политических декораций, будущее Рушайло представало бы явно не в розовом свете.

Но покровители Владимира Борисовича не собирались бросать его на произвол судьбы. К 98-му году их с Березовским, например, связывали уже самые тесные взаимоотношения.

В Совете Федерации между тем Рушайло чувствовал себя не в своей тарелке. Тогда Березовским опять была предпринята попытка перевести его на новое место — для начала в Совет безопасности. Иван Петрович Рыбкин неоднократно выходил на Куликова, но на этот раз министр стоял твердо.

В 98-м Куликова сняли. Еще не успели хозяйственники переставить новую мебель в министерском кабинете, как Рушайло вернулся в родные пенаты. Он стал первым заместителем Степашина, чтобы ровно через год занять кресло главного полицейского страны.

Знал ли Степашин о связи Рушайло с Березовским, о темном прошлом «прославленного» генерала? Бесспорно, знал.

«Весной 98-го года, — рассказывает Анатолий Куликов, — я был у Степашина и услышал о том, что Рушайло планируют назначить первым замом. „Смотри, — сказал я, — чтобы потом не было неприятностей. Там ещё со старыми делами не разобрались“. В последующем у меня были разговоры и со Скуратовым, и с Ковалевым (директором ФСБ. — А.Х.). Они согласились со мной, что нельзя назначать Рушайло до тех пор, пока во всех делах не будет поставлена точка».

Согласиться-то они согласились, но что толку? Вопреки всякой логике и здравому смыслу Рушайло занял очередной плацдарм.

«Я не исключаю, что на это мог повлиять Борис Абрамович Березовский, — считает Куликов. — Он, повторяю, не скрывал, что находятся они в дружеских отношениях. Допускаю, что как раз по ходатайству Березовского это и было сделано».

Лично я в этом практически не сомневаюсь. И дело здесь не столько в дружеских чувствах, сколько в прагматизме Бориса Абрамовича. Взять под контроль целое МВД — об этом можно только мечтать. Правда, поначалу Березовский пытался поставить Рушайло на ещё более серьезную должность — директора ФСБ. К счастью, этого не случилось. (Интересно, знает ли об этом Путин?)

Меньше чем за год Рушайло сумел плотно закрепиться на отвоеванном пятачке. Человек жесткий и властный, знающий систему изнутри, он очень быстро подмял МВД под себя. На ключевые места были поставлены люди из его команды — надежные, проверенные электроникой. Они знают, кому обязаны всем, а потому служат министру верой и правдой. В свою очередь, наиболее сильные, но независимые профессионалы незаметно оказались оттесненными от горнил, а потом и вовсе выброшенными за борт.

Так произошло, например, с одним из кандидатов на министерский портфель — первым заместителем главы МВД Владимиром Васильевым (после прихода Грызлова Васильев возвращен в МВД на прежнюю должность). Написать рапорт был вынужден и другой первый зам — Владимир Колесников, общепризнанный профессионал высшего класса (сейчас он работает советником генпрокурора).

Безжалостно расправились с руководством Следственного комитета, сняли начальников ГУУРа, ГУБЭПа, других ключевых подразделений.

Собственно, назначение Рушайло министром внутренних дел было актом, скорее, формальным. Он и до этого ощущал себя первым среди равных. Слишком мощные силы стояли за его спиной.

«Семье» Рушайло пришелся по душе. Он не задавал лишних вопросов, не занудствовал насчет соцзаконности и правопорядка, беспрекословно выполняя все выданные команды. (Недаром его всерьез рассматривали как одного из претендентов на пост премьер-министра.)

На общем фоне чиновников Рушайло, вне всякого сомнения, выделяется сильно. В условиях тотальной импотенции он один из немногих, кто способен на резкие действия, кто не боится брать на себя ответственность и готов идти на риск. Эх, если бы эту энергию да в мирных целях…

Владимир Рушайло отлично знает о своих уголовных делах. Как никто другой, он понимает: уголовное дело столь же легко возобновить, как и прекратить. Было бы желание.

Рушайло повязан этими делами по рукам и ногам. Фактически сам себе он не принадлежит. Он — раб волшебной лампы. А, как известно, кто владеет лампой, тот владеет джинном.

Мы и не заметили, как МВД постепенно стало приобретать угрожающие очертания НКВД. Во главу угла ставился не закон, а политические интересы. Человек, попадавший в эмвэдэшные жернова, был виноват уже априори.

Преступность в Москве выросла на 40 процентов. После чистки, организованной Рушайло в ГУВД, три тысячи сотрудников подали рапорты на увольнение. Это не случайное совпадение, а вполне осмысленная закономерность. Министр не мог не понимать, к чему приведет развязанная им травля. И тем не менее жизнь города была поставлена на карту во имя политической игры.

Вспомним дело Бабицкого. Ведь поддельный паспорт, с которым задержали журналиста, был за неделю до этого выписан в МВД и сознательно ему подкинут. Нет человека — нет проблемы. (Кстати, до сих пор не последовало официальной реакции на этот счет МВД. Странно.)

Все прелести политического сыска испытал на себе и экс-министр Куликов. Когда он избирался в Думу, к нему в округ, в Ставропольский край, из МВД приехала специальная комиссия. Никто и не скрывал, какие задачи перед комиссией поставлены: «найти и обезвредить»…

Опасность Рушайло заключается не в том, что он дружит с Березовским. Опасность его в том, что ради друга он готов пойти на все. А главное — может пойти на все.

Не забывайте: МВД — самая сильная служба страны. Под её присмотром находятся абсолютно все стороны жизни.

Нет больше в МВД Рушайло. Отсиживается где-то за кордоном Орлов. Объявлен в розыск «политэмигрант» Березовский.

Однако недостаточно выкорчевать «баобабы», не трогая их корней. А корни эти пустили они слишком глубоко.

За два с лишним года правления Орлова и Рушайло было заменено абсолютное большинство руководителей. На все ключевые места встали их назначенцы.

Они цепляются за свои должности зубами. Они делают все, чтобы усидеть, пересидеть, ибо могущество их закончится в тот самый миг, когда на стол придется положить волшебную красную «корочку»…

Генерала Купцова я видел всего несколько раз, на каких-то милицейских пьянках. Низкий лоб питекантропа, какая-то всепоглощающая мрачность.

Он был тогда в немилости: замначальника ГУВД, отвечающий по сути ни за что — за пожарную охрану и тюремные изоляторы.

В 99-м, после прихода Орлова, все изменилось. О недавней опале само собой забылось.

Но люди — те, что помнили его прошлые дела, — люди-то никуда не исчезли. И документы уголовного дела тоже не испарились в воздухе…

С каким трудом находил я их — свидетелей, очевидцев! Однажды в багажнике своей машины привез куда-то в Тмутаракань, на конспиративную точку, редакционный ксерокс, чтобы, после долгих уговоров и убеждений, переснять наконец документы из дела.

Каким образом Купцов узнал, что я иду по его следу, мне неясно до сих пор. Вроде бы телефон бывшего начальника ГУВД Куликова стоял на «прослушке» и наш с ним разговор попал Купцову на стол.

На какие только ухищрения не шел этот человек, чтобы помешать мне, лишь бы материал о его связях с бандитами никогда не увидел свет! Он по своей дурости (или наивности) искренне надеялся, что ему удастся удержаться в милиции, а моя статья могла ему помешать.

Так, впрочем, и вышло. Уже на другой день после публикации новый начальник ГУВД Пронин вызвал Купцова и «порекомендовал» написать рапорт об отставке. Увы, такова обычная сегодняшняя практика: уголовное дело в обмен на рапорт…

23.07.2001 ПИСТОЛЕТ ГЕНЕРАЛА КУПЦОВА

«Проводи его, Шарапов… До автобуса…»

Откуда эта цитата — объяснять не надо. Все знают, что случится потом, после того, как Шарапов «проводит» Ручечника до автобуса: муровцы найдут заветный телефончик Ани… Возьмут Фокса… Обезвредят банду.

А теперь — ну-ка — попробуем представить прямо противоположное: не «проводить до автобуса» прикажет Жеглов Шарапову, а совсем наоборот — отпустить. Что тогда?

Жеглов не поедет в «Асторию» за Фоксом, не будет мчаться за ним по ночной Москве («он в Сокольники рвется, гад»), стрелять по бандитской машине.

Не станет брать «Черную кошку», когда вся банда, в полном составе, попадет в западню — в складской подвал («а теперь — Горбатый»). Или, того пуще, позволит убийцам и грабителям вырваться из засады.

Труса и предателя Соловьева («ты всех нас — и тех, кто умер, но пули бандитской не испугался, всех, гад, предал») сделает своей правой рукой…

Даже на секунду, на мгновение представить такое невозможно. Это что-то из области абсурда, запредельности, которая попросту выше человеческого разумения. Добро по определению не может служить злу…

Но это в кино. А в жизни?

А в жизни, к сожалению, бывает всякое…

«Черная кошка» — не вымысел братьев Вайнеров. Банда такая на самом деле существовала в послевоенной Москве, и сотрудники МУРа действительно её обезвредили. Конечно, не Жеглов с Шараповым — их-то как раз авторы придумали, — настоящие, живые муровцы.

За эти полвека многое изменилось. На смену «Черной кошке» пришли новые, куда более жестокие и опасные бандиты.

Изменились и Жегловы. Конечно, не все. Большинство милиционеров — я в этом просто уверен — искренне делают свою работу, борются с преступностью, лезут под пули. Но есть и другие…

Генерал-майор Василий Купцов. Своего рода Жеглов нашего времени. Жеглов совершенно нового типа. Жеглов, который ходит с бандитами в баню. Принимает от них «подарки». Жеглов, который покрывает убийц и грабителей, вытаскивает их из камер, спасает от суда и следствия.

Шесть лет, целых шесть лет бесчинствовала в Москве одна из самых страшных банд последнего времени — «гольяновская» преступная группировка. На её совести — более сорока жизней.

Эти жизни можно было бы спасти. Будь банда обезврежена не в 98-м, а раньше, когда она ещё только зарождалась. Если бы не генерал Купцов.

Помните: «Проводи его, Шарапов, до автобуса…»?

Из досье:

Василий Николаевич Купцов — первый заместитель начальника ГУВД Москвы, начальник службы криминальной милиции. Генерал-майор милиции.

В органах внутренних дел с 1974 г. Работал начальником 51-го отделения милиции, служил в МУРе, занимал руководящие должности в Первомайском РУВД г. Москвы, был замначальника столичного УБХСС, замначальника МУРа. В 1994-1996 гг. — начальник МУРа, в 1996-1999 гг. — замначальника ГУВД г. Москвы. В результате проведенных в московской милиции «чисток» в ноябре 1999 г. назначен первым замначальника ГУВД.

О коррупции в милицейской среде написано немало. (Надо думать, будет написано ещё больше: после двухлетнего правления Рушайло нам досталось богатое наследство.)

Но такого, кажется, ещё не было. Чтобы милицейский генерал, один из руководителей столичного ГУВД, прикрывал банду — не каких-то связанных с криминалом коммерсантов, не таможенные терминалы или магазины, — а натуральную банду убийц и грабителей…

Поверить в это трудно. Но поверить придется. Каждое написанное мной слово, каждый приведенный факт я готов доказать — документами, свидетельскими показаниями, рассказами очевидцев… И не только я, ведь об удивительной дружбе генерала Купцова с «гольяновской» братвой знают десятки сотрудников милиции, прокуратуры, ФСБ. О дружбе, которая обошлась в сорок с лишним человеческих жизней…

Из материалов уголовного дела № 034814-А:

…6 марта 1996 г. Бурий, выполняя указание главаря банды Шенкова М.Н., произвел три выстрела из пистолета калибром 6,35 мм в голову Кочеткова С.В. Труп Кочеткова члены банды вывезли в лесной массив у деревни Елево Можайского района Московской области, облили бензином и подожгли…

…Дождавшись прихода Маковского Р.Л., когда тот сел в принадлежащий ему автомобиль марки «Мицубиси Паджеро» (госномер К 645 НС 77), с целью убийства Шенков и Бурий произвели по Маковскому не менее восьми выстрелов. От полученных ранений Маковский скончался на месте…

…12 апреля 1995 г. члены банды Макаров, Бурий, Богачев пронесли самодельное взрывное устройство в кафе «Тур» (Москва, Щелковское шоссе, 6), где Макаров заложил указанное СВУ за обрешетку батарей отопления и, выдернув чеку, привел его в готовность к взрыву…

…28 октября 1996 г., на пересечении ул. Мишина и Б.Коленчатого переулка, Шенков М.Н., Бурий и Солоненко, с целью убийства, маневром своего автомобиля перекрыли дорогу двигающейся автомашине, в которой находился Карташов С.П. Бурий нанес не менее восьми ударов ножом водителю Горбунову Н.Е. в область грудной клетки. В это же время Шенков и Солоненко нанесли сидевшему в салоне Карташову не менее чем по три ударом ножом каждый…

То, что вы прочитали, — лишь малая толика преступлений, совершенных «гольяновской» бандой. Их гораздо больше: убийства, теракты, похищения людей, вымогательства.

Десятки следственных томов. Несколько параллельных уголовных дел. За шесть лет своего существования «гольяновские» успели немало.

К ним пытались подобраться не раз. Всякий раз — безуспешно. Разваливались уголовные дела. Исчезали вещдоки и следственные документы. Бандиты, арестованные с поличным, ещё не успев попасть в камеру, тотчас же выходили обратно на волю. Словно какая-то таинственная, но очень могущественная сила оберегала их покой, словно существовало вокруг них этакое защитное поле.

Для того чтобы развеять эти волшебные чары, потребовалось личное вмешательство руководства МВД и ФСБ.

Почему? Сейчас узнаете….

…Наверное, рано или поздно это все равно бы вскрылось. Шила в мешке не утаишь. Правда, произошло это скорее поздно, чем рано….

О существовании «гольяновской» преступной группировки в МВД знали давно. Но до поры до времени особо её не трогали: мало ли группировок бесчинствует в столице.

Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Только когда по Восточному округу прокатилась серия заказных убийств, терпение министерского руководства наконец-то закончилось.

Сначала, в октябре 96-го, был расстрелян проректор по капстроительству Академии физкультуры и спорта Михаил Бодин (на территории академии находится один из крупнейших в округе вещевых рынков). В декабре 97-го киллеры убили начальницу территориального объединения Москомзема по Восточному округу Антонину Лукину.

Убийства эти объединяло многое: во-первых, общий почерк, во-вторых, мотивы. Ведь от каждого из погибших зависела работа вещевых рынков, коих расплодилось в Восточном округе превеликое множество, а рынки — это всегда огромные и никем не контролируемые деньги. «Черный нал».

Кто «держал» окружные рынки? Кто собирал дань с торговцев, наводил и устанавливал здесь свои порядки? В МВД это знали прекрасно: «гольяновская» преступная группировка.

Накануне нового, 98-го года, сразу после убийства Лукиной, приказом врио министра внутренних дел Маслова создается оперативный штаб для расследования «земельных» убийств и ликвидации «гольяновской» ОПГ. В него вошли сотрудники МВД, ГУВД, прокуратуры и ФСБ. Эта срочность объяснялась ещё и тем, что, по оперативной информации, «гольяновская» банда была причастна к покушению на вице-мэра Москвы Валерия Шанцева.

Последний факт, впрочем, доказать так и не удалось. Но сыщики с лихвой компенсировали это «упущение». В считанные месяцы банда была разгромлена, большинство её членов оказались за решеткой.

Почему она бесчинствовала так долго? Почему все это время никто не пытался её остановить?

Ответы на эти вопросы члены штаба получили скоро, как только задержанные начали давать показания. Фамилия бандитского покровителя всплыла буквально на втором или третьем допросе…

Я не знаю, что испытали члены штаба, когда услышали эту фамилию, — следователи, опера, большинство из которых всю свою жизнь посвятили борьбе с такими вот «гольяновскими». Мне трудно это представить и не дай бог когда-нибудь ощутить нечто подобное.

Наверное, это очень страшно. Как будто рушится все.

Все, что составляло смысл твоей жизни.

Все, что казалось таким простым и понятным..

По-моему, нет ничего страшнее, чем предательство. Оно убивает то, что возродить невозможно, — веру. Правда, за это у нас не судят. Даже, напротив, отправляют на повышение…

Но тогда ещё члены штаба по наивности думали иначе. Получив первые же показания на Купцова, следователи штаба направили в адрес начальника Управления собственной безопасности МВД письмо, где сообщили о странной дружбе милицейского генерала с бандитами и убийцами.

Однако фурора это письмо в МВД не произвело. О дружбе этой здесь уже знали давно…

Что объединяло милицейского генерала и «гольяновских» бандитов? На чем основывалась и в чем выражалась их дружба?

Прежде чем рассказать об этом, следует сперва хотя бы в двух словах поведать, что собой представляла знаменитая «гольяновская» ОПГ…

…Все началось с карате. Именно в кружке карате пересеклись в далеком уже 82-м году дорожки будущих создателей банды — Игоря Вугина и Максима Шенкова. Первый тренировал второго.

На какое-то время они потеряли друг друга из вида. Встретились лишь в конце 80-х. Вугин уже вовсю занимался бизнесом. Шенков только-только демобилизовался. Парень он был крепкий, служил в десанте, такие ребята его бывшему тренеру были нужны позарез.

«Вугин предложил мне создать банду, — покажет потом на следствии Шенков. — Вначале ко мне примкнули мои школьные друзья и друзья, с кем я занимался спортом, впоследствии к нам присоединились другие. Оружие доставали стихийно, деньги на содержание банды давал Вугин».

Первое время группа Шенкова занималась в основном охраной Вугина, перевозкой ценностей, разборками с другими «бригадами». Но аппетит, как известно, приходит во время еды. Постепенно «шенковцы» перешли к делам более серьезным. Обложили данью лоточников на Тверской. Стали прибирать к рукам других коммерсантов.

А потом и вовсе пустились в одиночное плавание. Теперь это была уже не какая-то «бригада», а профессиональная, хорошо вооруженная преступная группировка с огромными возможностями. Под контроль были взяты вещевые рынки в Восточном округе, магазины, коммерческие структуры.

Во многом, если не сказать больше, своим «взлетом» бандиты были обязаны счастливым знакомством с полковником ФСБ Игорем Кушниковым. Произошло это в 92-м .

Кушников, как и подобает чекисту, мыслил масштабно. Он предложил создать на базе банды частное охранное предприятие. Ход нетрадиционный, но очень удачный. Во-первых, бандиты получали возможность контролировать рынки не только фактически, но и юридически; между ЧОПом и администрацией спорткомплекса «Измайлово», на территории которого располагался один из крупнейших в округе вещевых рынков, был заключен договор об охране. Во-вторых, отныне они без боязни могли носить оружие, упражняться в стрельбе, изучать боевые искусства — да мало ли какие ещё возможности открываются перед ЧОПом.

Почему кадровый чекист, замначальника отдела Информационно-аналитического управления ФСБ Игорь Кушников стал идеологом банды — вопрос отдельный. Оборотней хватает везде, даже на Лубянке. Впрочем, сейчас не об этом.

Кушников принимал самое непосредственное участие в организации и подготовке многих преступлений. Он снабжал бандитов спецталонами, которые запрещают ГАИ досматривать машины, выдавал им удостоверения сотрудников ФСБ и МВД, оснащал спецтехникой. На своем автомобиле лично доставлял оружие — нередко прямо к месту преступления. Помогал беспрепятственно проходить таможенный контроль в Шереметьево, когда преступники вывозили на Запад крупные суммы денег.

Если бы не полковник Кушников, «гольяновские» никогда не стали бы теми, кем стали. Правда, в этом заслуга не только его одного…

Банда Макса Гольяновского — так именовал себя Шенков — отличалась невиданной жестокостью. С людьми, отказывавшимися платить им дань, или с теми, кто пытался конфликтовать с их «подопечными», преступники расправлялись зверски. Когда один из коммерсантов — некто Казанджян — из-за аренды повздорил с фирмой «Сирин», «крышевали» которую «гольяновские», бандиты попросту расстреляли его.

К счастью, Казанджян выжил. Выжил и другой коммерсант, Карташов, осмелившийся заявить в милицию о фактах вымогательства. Бандиты изрезали его ножами. А вот бизнесмену Кочеткову повезло меньше. Он был похищен прямо у дома, вывезен на территорию «Лужников» и расстрелян. И подобных примеров множество…

12 ноября 1993 года в районе Дербеневской набережной сотрудники ГАИ остановили проехавший на красный свет «вольво».

«Все нормально, свои». Сидящий за рулем человек открыл окно и помахал красной книжечкой с тисненной золотом надписью «Министерство безопасности». От чекиста за версту разило перегаром.

Инспектора были люди опытные. Конечно, с «соседями» связываться себе дороже, но что-то подозрительное показалось им в этом человеке. На всякий пожарный они попросили документы на машину. И тут произошло удивительное. Чекист вытащил из кармана увесистую пачку долларов.

Гаишники переглянулись. Подобное в их практике встречалось впервые. Если уж сотрудник спецслужбы показал удостоверение, откупаться ему и в голову не придет.

Водитель был доставлен в ближайшее отделение — в ОВД «Павелецкий». При личном досмотре у него обнаружили пистолет «ПМ» и 3 тысячи долларов. «Сонис Александр Маркович», — было написано в его служебном удостоверении…

Не буду интриговать вас дальше. Скажу сразу, что гражданин Сонис никакого отношения к Лубянке не имел. Это был один из активнейших членов «гольяновской» ОПГ по кличке «Малыш». Удостоверение ему выписал уже известный нам сотрудник ФСБ Кушников.

Фальшивку милицейские опера почувствовали с ходу. Удостоверение было заполнено не каллиграфическим, как положено, почерком, а чуть ли не каракулями. Несмотря на все крики «чекиста», изъятый пистолет они тут же отправили на Петровку, для проверки, а самого Сониса задержали на трое суток. Следователь ОВД «Павелецкий» возбудил уголовное дело по статье 218 Уголовного кодекса — незаконное ношение оружие.

И сидеть бы Сонису как миленькому, если бы не начались дальше совершенно фантастические события. Буквально через пару часов бандит Сонис был выпущен на свободу вместе с пистолетом и фальшивым удостоверением. Из отделения его забрал чекист Кушников.

Я читал объяснения милиционеров из ОВД «Павелецкий». В подобные «сказки» может поверить только ребенок. Якобы они освободили задержанного, потому что контрразведчик уверил их, что Сонис — тоже чекист.

Это при том, что в своих показаниях Сонис путался с самого начала. Утверждал, например, что является сотрудником Службы охраны Президента (хотя удостоверение-то было МБ!). Одно это уже должно было насторожить милиционеров. Не насторожило. Почему-то они не удосужились проверить по милицейской картотеке и пистолет, изъятый у лжечекиста. А ведь достаточно было потратить всего полчаса, чтобы узнать, что пистолет этот был похищен ещё в конце 80-х у сотрудника МВД Армении.

Впрочем, без протокола начальник отделения честно признался следователям, как было дело (это произошло уже в период разгрома «гольяновских», когда следственная группа поднимала из небытия все уголовные дела, связанные с бандой). Ему позвонил один из руководителей ГУВД, потребовал немедленно выпустить бандита и закрыть дело. Разумеется, человек этот сейчас от своих слов откажется, поэтому ссылаться на него я не буду, тем более что пять лет спустя, в 98-м, уже сидя в СИЗО, Сонис расскажет обо всем сам.

Из заявления А.Сониса в ФСБ России:

В 1993 г. в СЗК «Измайлово» Шенков через гендиректора СЗК Хмеля Л.П. познакомился с нач. УУР ГУВД Купцовым В.Н. Позже он (Шенков) познакомил с ним и Кушникова. Возможно, что в некоторых случаях Купцов оказывал помощь Кушникову и Шенкову.

Когда меня отпустили из милиции по факту удостоверения и оружия, то через некоторое время я тоже познакомился с Купцовым и я передавал ему через Хмеля Л.П. 2 тыс. долларов США в конверте в коридоре СЗК «Измайлово» за помощь в освобождении.

Две тысячи долларов… Что ж, недорого стоит генеральская честь. А ведь если бы ещё тогда, в 93-м, Сониса посадили, повторю, не было бы этих сорока трупов. Банду уничтожили бы в самом начале: надо было только чуть прижать «чекиста», но… «Проводи его, Шарапов, до автобуса…»

На этом история с изъятым пистолетом не закончилась. Истина известная: висящее на стене ружье обязательно в 4-м акте стреляет…

В марте 94-го сотрудники 1-го отделения милиции ЦАО задержали некоего гражданина Иванова. При нем был обнаружен уже известный нам пистолет Макарова (№ ГЕ 1434), с которым годом раньше попался Сонис. Как этот ствол оказался в руках Иванова — дело темное. Это и не суть важно. Важно другое: дотошные следователи «пробили» пистолет и вышли на историю с арестом Сониса.

Запахло жареным. Ведь стоило лишь чуть-чуть копнуть вглубь, как выяснится, что никакого отношения к Лубянке бандит Сонис не имеет, и пойдет-поедет… Но тут — о, чудо!

Как только следователь вызвал чекиста Кушникова на допрос, ему немедленно пришло письмо с Петровки. Официальный запрос, подписанный лично начальником МУРа Купцовым:

«Прошу предоставить в Управление уголовного розыска ГУВД материалы по факту получения сотрудником МБ Кушниковым И.Л. материалов на Сониса А.М.»

Дальнейшее преудугадать нетрудно. Естественно, материалы тут же были отосланы на Петровку и эпизод с освобождением Сониса выпал из уголовного дела. Навсегда…

Я спрашивал у многих муровцев, у сотрудников ГУВД: как часто начальник МУРа — сам, лично — запрашивает материалы по такому незначительному поводу: незаконное ношение оружия?

Подобного не помнит никто. Начальник МУРа зачастую не выезжает даже на убийства. А ношение оружия? Так это даже не уровень окружного УВД, — обычного отделения милиции.

Нет, формально, конечно, Купцов мог затребовать любой материал: на то он и начальник МУРа. Но тогда возникает следующий вопрос: а что сталось с этими материалами потом? Как реализовал их Купцов?

В том-то и дело, что никак. Они попросту осели в его кабинете, никакого развития не получив. Купцов элементарно прятал концы в воду.

Он будто бы не знал, что все тайное рано или поздно становится явным…

Итак, мы подошли к самому волнительному в нашей истории моменту: к истокам дружбы генерала Купцова и «гольяновских» бандитов. Ларчик открывается просто. Они были земляками.

Именно в Первомайском районе (теперь это земля Восточного округа) начиналась карьера бывшего водителя троллейбуса Василия Купцова. Он работал в здешнем РУВД, начальствовал в местном 51-м отделении.

Лучше бы он водил троллейбусы…

Тогда-то, ещё в 80-е, и подружился Купцов с бессменным директором спорткомплекса «Измайлово» Леонидом Хмелем. Хмель — человек интересный. Из тех советских директоров, что сумели быстро «перестроиться».

Как вы помните, именно на подведомственной Хмелю территории и располагался крупнейший в округе вещевой рынок, контролировали который «гольяновские». Под видом частного охранного предприятия «Беркут-1». Договор на охрану с ним, заключала опять же администрация СЗК.

Мог ли Хмель не знать об истинных делах своих охранников? Сомневаюсь. Достаточно сказать, что его заместитель Ефимов был теснейшим образом связан с бандой, через него арендаторы рынка держали контакт с «гольяновскими».

Вот она, ниточка: Купцов-Хмель-Шенков-Кушников. Стоит только потянуть…

«Я видел Купцова В.Н., когда он вместе с Шенковым М.Н. был в бане СЗК „Измайлово“. Они беседовали о проблемах Измайловского рынка. С Купцовым В.Н. постоянный контакт поддерживал Кушников И.Л.», — покажет на допросе член банды Сонис по кличке «Малыш».

А вот другие показания, сотрудника Академии физкультуры Александра Блеера. Его осведомленность объясняется просто: на территории академии тоже находится вещевой рынок, который «гольяновские» долго пытались взять под контроль. Блеер же отвечал как раз за вопросы безопасности:

«Хмель, по-моему, в 1994-1995 году познакомил Купцова с братьями Шенковыми, и после этого Шенков стал пользоваться услугами Купцова, а за эти услуги Купцов получал от Хмеля и Шенковых денежные вознаграждения».

«Денежные вознаграждения» — это понятно. Бесплатно только птички поют. Впрочем, одними деньгами дело не ограничивалось.

«Я знаю, что Шенков передал ему (Купцову. — А.Х.) бразильский пистолет „Таурус“ в подарок», — заявил на следствии бандит Сонис.

«В июле или августе 1995 г. я и Макаров (еще один член группировки. — А.Х.) прикрывали встречу Шенкова М.Н. с генералом из МУРа, — подтверждает другой член банды, а ныне обвиняемый Руслан Богачев. — Генерал приехал в гражданской одежде. На данной встрече Шенков М.Н. подарил генералу хромированный пистолет „Таурус“.

В МУРе есть только один генерал — его начальник. Летом 95-го им был Василий Николаевич Купцов…

Будь на месте Купцова любой другой человек — министр, академик, народный артист, — он мог бы ещё объяснить свою дружбу с Шенковым тем, что знать ничего не знал об истинном его лице.

Но Купцов — не писатель и не ученый. Он — профессиональный сыщик. Когда начиналась эта дружба, как раз возглавил МУР. Купцов просто должен, обязан был знать, кто такой Максим Шенков — Макс Гольяновский. Он не мог не знать о «гольяновской» ОПГ.

Я слышал о Купцове многое. Не скрою — разное. Но все, абсолютно все говорят о нем как о профессионале высокого класса. И именно это страшнее всего.

Есть в юриспруденции такой термин: умысел на преступление. То есть сознательно ли человек идет на конфликт с уголовным кодексом.

Кстати, на суде обстоятельство это тоже учитывается… Надеюсь, господин Купцов, вы понимаете, что я имею в виду…

Читать обвинительное заключению по этому делу очень интересно. Будто держишь в руках книжку, в которой не хватает страниц.

Именно тех, что о генерале Купцове. Следователи попросту вымарали из обвинения все, что касается этого человека. Не по своей, понятно, воле. По команде первых лиц Московской прокуратуры. А вот кто приказал столичным прокурорам вывести Купцова из-под удара, остается только гадать. Вариантов масса.

Ведь кто-то же закрыл глаза на все собранные в ходе следствия материалы, на то, что на Купцова была заведена оперативная разработка. И помог ему стать первым замначальника ГУВД, начальником службы криминальной милиции…

Если не знать о Купцове, многое, очень многое в обвинительном заключении кажется удивительным, непонятным. Почему, например, одни эпизоды расписаны здесь подробно, чуть ли не поминутно, а другие смазаны, затушеваны? Почему многие совершенные бандой преступления не раскрывались сразу же, хотя и заявления потерпевших, и все доказательства имелись, а расследования затягивались, прекращались?.. Если не знать… Но мы-то о Купцове знаем…

1 июля 1997 года более 15 членов банды, вооруженные палками, кусками труб, монтировками и ножами, ворвались на территорию мелкооптового рынка «Риком». Предводительствовал ими Максим Шенков.

Бандиты накинулись на администраторов рынка Тарасенко и Эйнуллаева, начали избивать их и резать ножами (впоследствии врачи насчитают на теле Эйнуллаева 20 колото-резаных ран, на теле Тарасенко — 8). Если бы не охранники рынка, подоспевшие на крик, Тарасенко и Эйнуллаев отправились бы наверняка к праотцам.

Уже потом бандиты признаются, что в самом деле хотели убить администраторов. Зачем? Те помешали «гольяновским» обкладывать рыночных торговцев данью.

Казалось бы, все понятно. Эйнуллаев и Тарасенко написали заявления в милицию. Найти и опознать преступников — дело пяти минут.

Однако снова начинаются удивительные вещи. В милиции уголовное дело возбуждать почему-то не захотели (его возбудят только через 10 дней, да и то после вмешательства окружной прокуратуры). Никто и не думал искать «шенковцев». До тех пор, пока МВД не объявило банде войну, дело так и числилось в «висяках».

Наверное, не надо объяснять, в чем здесь причина. Сотрудник Академии физкультуры Блеер, показания которого я уже цитировал, все объясняет просто:

«После покушения на Эйнуллаева и Тарасенко через несколько дней произошла встреча около гаражей в районе Преображенской площади Хмеля с Купцовым, безопасность обеспечивал Ефимов с охранниками „Беркут-1“.

Хмель попросил Купцова закрыть вопрос с покушением на Эйнуллаева и Тарасенко. При этом Хмель разъяснил, что «наши ребята на территории рынка наводили порядок», попросил замять это дело, что и было сделано».

Ефимов, на которого указывает Блеер, был тогда замдиректора спорткомплекса «Измайлово». С бандой он поддерживал самые тесные отношения. Показания Блеера Ефимов подтверждает полностью.

«Через несколько дней после покушения на убийство Тарасенко и Эйнуллаева я находился в кабинете Хмеля. — расскажет он на допросе. — Хмель договорился о встрече с Купцовым В.Н. Я, Хмель и несколько человек на 3 автомашинах поехали в гараж к Купцову В.Н.»

На месте бандитов я просто бы молился на Купцова. Каждый день ставил бы ему в церкви свечки. Вот ещё одна выдержка из протокола допроса Блеера:

«Зимой этого (1998-го. — А.Х.) года сотрудники милиции задержали автомашину „шевроле таху“. В этой автомашине находились водитель и Шенков Илья; кто был третьим, я точно сказать не могу. Шенкова Илью с водителем привезли в местное отделение милиции, там же в автомашине нашли оружие. В отделении милиции хотели возбудить уголовное дело, но получили звонок от з/начальника ГУВД г. Москвы Купцова выпустить их и прекратить против них уголовное преследование».

Единственное, в чем ошибается Блеер, так это в количестве. В машине было не трое бандитов, а четверо: Шенков, Шаров, Маршани и Мигин. Последний — пикантная деталь — находился на тот момент в розыске. Годом раньше в клубе «Белый таракан» он тяжело ранил из пистолета двух милиционеров.

Все остальное — сущая правда. Четверо членов банды, в том числе и родной брат главаря, Илья Шенков, были задержаны сотрудниками ДПС. Доставлены в ближайшее, 88-е отделение милиции. После чего их… отпустили восвояси. Несмотря на изъятое оружие. (Кстати, оружие это потом бесследно пропало.) Несмотря на Мигина, находящегося в розыске. Разумеется, ни о каком уголовном деле и речи не шло.

Уже после выяснится, что из отделения бандиты позвонили чекисту Кушникову. Тот… К кому же ещё мог побежать Кушников? Естественно, к Купцову.

Это не предположение, не домыслы. Достоверный факт. К этому времени Управление собственной безопасности ФСБ уже вовсю разрабатывало Кушникова. Его телефоны стояли на контроле.

К материалам уголовного дела приобщены стенограммы телефонных разговоров Кушникова. Есть там и запись его беседы с Купцовым, датированная 15 января. Кушников просит замначальника ГУВД помочь в освобождении общих друзей. Бандитов, убийц.

Остальное, как говорит спортивный комментатор Владимир Маслаченко, вы видели сами…

Они не долго будут гулять на свободе. Через пару месяцев их начнут брать: одного за одним. В мае арестуют и Кушникова. Уже сидя в «Лефортово», через адвоката, Кушников попытается переправить на волю записку — «маляву». «Поговори с Купцовым», — просил он свою жену.

О чем? Объяснять это следователю — записка была перехвачена — Кушников отказался. Надо думать, не о новинках театрального сезона.

В октябре 97-го бандиты попали в очередной переплет: ворвались в магазин «Диета» на Люсиновской, избили администратора, полчаса держали продавцов силой — все те же «крышные» дела. Кушников вышел на милицейских оперов. Тех, кто работал по заявлению «Диеты».

«Кушников предложил мне, если я помогу ему закрыть дело по факту хулиганства в магазине „Диета“, помощь в переводе меня в МУР», — покажет потом сотрудник 1-го отделения милиции Кищенко. Он расскажет, как для наглядности Кушников даже повез его на Петровку.

«В ГУВД г. Москвы Кушников И.Л. зашел в кабинет к Купцову В.Н., а я ожидал его в коридоре, — давал показания Кищенко. — Кушников И.Л. вышел через 10 минут от Купцова В.Н. и объявил мне, что вопрос с моим переводом решен». Напарник Кищенко, оперуполномоченый Маликов, полностью подтвердил слова своего коллеги.

Впрочем, под началом генерала Купцова послужить этим людям не удалось. К их чести надо сказать, что ни на какие сделки они не пошли. Отказались даже от взятки в 20 тысяч долларов.

Были бы в милиции все такими… Правда, о чем бы я тогда писал?

Это стало уже традицией. Едва ли не после каждого заказного убийства милицейские чины рассказывают журналистам: погибший был активным членом «коптевской»… «солнцевской»… «балашихинской» преступной группировки… Подождите: но если вы знаете все про всех: кто к какой ОПГ относится — адреса, имена, клички, — почему же вы не разгромите их? Не посадите? Не остановите? (Уверен, подобным вопросом задавалось и большинство читателей.)

Может быть, потому, что эти ОПГ не могут существовать сами по себе, в безвоздушном пространстве? Без поддержки, подпитки людей в погонах? Может быть, потому, что на каждую такую «черную кошку» приходится свой генерал Купцов?

Мне очень хочется надеяться, что это не так. И все же… Я мог бы написать ещё о многом.

О том, как на одной съемной квартире был изъят арсенал банды, сделавший бы честь любому спецподразделению (9 автоматов, 19 пистолетов, 1 карабин, 1 пистолет-пулемет, 2 противотанковые и 2 дымовые гранаты, 3 взрывпакета, несчетное количество боеприпасов). О том, как это уголовное дело было приостановлено, как из него исчезли многие документы и даже (!) протокол выемки.

О том, как в апреле 98-го генерал Купцов избил следователя УВД Восточного округа лейтенанта Заботкина — просто так, случайно встретив на улице, — а потом приказал «закрыть» его в местном, 65-м отделении милиции. (В отделении Заботкин потерял сознание и с диагнозом сотрясение мозга был доставлен в 36-ю больницу.)

О том, что сотрудникам УВД Восточного округа по-прежнему выкручивают руки, когда они пытаются прийти с проверками на вещевые рынки.

О том, что в последнее время Купцов регулярно разносит начальника УВД Смирнова на совещаниях и коллегиях.

О том, как при таинственных (и довольно прозрачных) обстоятельствах сразу после ареста сбежал главарь банды Шенков. По приказу лучшего друга и ставленника Купцова, нынешнего начальника МУРа Максимова, Шенкова повезли в ИВС на Петровку. Без охраны. Почему-то не в автозаке, а в джипе, принадлежащем одному из муровцев. Они заехали по дороге в ресторан «Булгаков» — якобы Шенков захотел в последний раз поесть по-человечески. Один из конвоиров будто бы пошел в туалет, а второй отвернулся… Шенков находится в розыске до сих пор.

О другом бандите — члене «тульской» ОПГ Владимире Барданове, — который, как и Шенков, тоже числится в розыске по подозрению в убийстве. Год назад сотрудники МУРа и Западного УВД задержали его с наркотиками, но той же ночью, после звонка известного вам генерала, отпустили.

О том, как по приказу Купцова группа сотрудников МУРа, в нарушение всех мыслимых и немыслимых приказов, была направлена в Иркутскую область, чтобы раскрыть убийство кого-то из купцовских родственников.

В конце концов, о том, что творится сегодня в столичной милиции. Как уходят профессионалы — десятками, сотнями. Как разваливают и без того истерзанную Петровку её нынешние кормчие: купцовы, максимовы — те, кого в иные времена давным-давно выгнали бы уже из органов поганой метлой…

Я мог бы написать о многом, ибо вел это расследование долго, почти полгода, по крупицам, по обрывкам собирая доказательства, факты. И, надеюсь, ещё напишу.

Если, конечно, останусь в живых… Мне передавали уже угрозы, исходящие якобы от Купцова. Обещали отомстить за серию статей, обличающих его ближайшего друга, начальника МУРа Максимова.

Где сорок трупов, там и сорок один…

Впрочем, я не боюсь генерала Купцова. Скорее, бояться надо ему. Суд по делу шенковской банды уже начался. Пока на скамье подсудимых — семеро.

Будь Купцов настоящим офицером, после моей статьи о нем он знал бы, что делать. Благо хромированный пистолет «Таурус», подаренный бандитами, всегда под рукой.

Но этого — я уверен — не случится. Купцов хочет стать начальником ГУВД. Ради этого стоит забыть о многом.

Какие времена, такие и генералы…

«Проводи его, Шарапов, до автобуса…»

Сначала я не знал почти ничего. Знал лишь, что начальник МУРа избил и отправил в камеру какого-то человека, — мне шепнули об этом ребята с Петровки. И знал фамилию этого человека. На мое счастье, она была не особо распространенной: Дианов. По крайней мере, по ЦАБу Диановых значилось не много.

Хорошо помню, как мы встретились с ним в первый раз — на Ленинградке, у бывшей школы КГБ . Было уже темно, но лицо этого человека я рассмотрел хорошо. И запомнил навсегда. Сегодня в живых этого человека больше нет…

Наверное, знай, чем закончится все дело, я не стал бы «раскручивать» эту историю. Начальник МУРа Максимов получил бы генерала. Может, служил бы в милиции по сей день. Но не это главное. Главное, что Дианов был бы жив и я не слышал бы в трубке, как плачет его вдова, у которой отняли не только мужа. Самое главное, то, без чего жизнь теряет смысл, превращается в простое существование: веру и надежду…

Евгений Максимов стал начальником МУРа по протекции Купцова. Именно Купцов, куратор угрозыска, сделал все, чтобы снять максимовского предшественника Голованова (он не мог простить, что в 95-м тот занял его, купцовское, кресло).

Максимов же вошел в доверие к Купцову как раз благодаря «гольяновскому» делу. Он работал тогда заместителем Голованова по МУРу, и когда бандиты стали давать первые показания против Купцова, Максимов немедля доложил ему об этом. Доложил, несмотря на строжайший запрет Голованова: сохранять все в тайне.

И побег одного из главарей «гольяновских», Максима Шенкова (муровцы упустили его именно после разговора с Максимовым) тоже сыграл немалую роль.

Эти люди строили свою карьеру на крови. Но вот она — гримаса судьбы: та же самая кровь и разрушила их карьеру.

«Максимов не будет работать в милиции» — это были первые слова, сказанные генералом Прониным, когда он вышел на свою опять-таки первую пресс-конференцию в качестве начальника ГУВД…

Впрочем, это будет лишь осенью 2001-го. Пока же на дворе стоял ноябрь 2000-го…

12.10.2000 ДВОЙНОЙ ОБГОН

От террористов не застрахован сегодня никто — даже президент. Чего уж там говорить о милицейских чинах! Пусть даже ты возглавляешь самое прославленное подразделение московского ГУВД…

Летом 2000 года на начальника МУРа полковника Максимова было совершено злодейское нападение. Двое террористов подкараулили Максимова в глухом, медвежьем углу — в 100 километрах от Москвы, перекрыли трассу и вытащили полковника из машины. А потом… Потом началось страшное.

Злодеи били Максимова слаженно и задорно, с двух рук. Когда начальник МУРа уворачивался от первого террориста, за дело принимался второй.

Со стороны картина эта, наверное, напоминала сцены из транслируемых ныне по телевидению боевиков с участием артиста Джекки Чана. Да и чем, собственно, полковник Максимов хуже знаменитого мастера единоборств? Без единого выстрела, без единого удара он сумел выстоять в этом жестоком бою. Вскоре преступники были задержаны.

Вы спросите: почему же об этом происшествии не писали газеты? Очень просто. Как и подобает настоящему герою, полковник Максимов — человек скромный и даже застенчивый. Он не любит распространяться о своих подвигах. Так испокон века принято в МУРе — в самом элитном и легендарном подразделении московской милиции.

Впрочем, должен сразу заметить: МУР и полковник Максимов — это не совсем одно и то же. Скорее, совсем не одно и то же.

…возможно, этой истории и не случилось. Никто ни на кого бы не нападал. Никто бы не оказался ни в тюрьме, ни в больнице, а мне, соответственно, пришлось бы писать совсем на другие темы. Но была жара…

В воскресный летний день с дачи в Москву возвращалась обычная московская семья — папа, бывший балалаечник из оркестра Центрального телевидения, а ныне простой водитель, мама, сын мамы от первого брака и собака породы мастино. Поскольку семья была обычная, дача у них стояла не на Рублево-Успенском шоссе, а черт знает где — под Волоколамском, возле деревни Кутьино, где нет ночных клубов и казино, но зато есть разбитые проселочные дороги с рытвинами и ухабами. А тут еще, как на грех, жара.

Конечно, все окна в машине были открыты (на кондиционер семья, увы, не заработала), но это не помогало. У мамы все сильнее прихватывало сердце, папа с сыном пунцовели. Впрочем, труднее всех приходилось собаке. «Скорей бы в Москву», — думала семья, и собака, понятно, в первую очередь.

Но тут, поднимая клубы пыли, похожие на ядерный гриб, их машину обогнала роскошная иномарка — джип «субару форестер». Не просто обогнала — нагло подрезала. Разумеется, папа, сидевший за рулем, возмутился и начал сигналить, на что «субару» принялась выделывать кренделя, знакомые каждому автолюбителю. Джип то резко тормозил, то, наоборот, так же резко набирал скорость, обволакивая узкую дорогу ядерным грибом.

Это продолжалось километра два, пока они не выехали на Ново-Рижскую трассу. Обе машины остановились. Возмущенный папа, выскочил на дорогу и…

Сразу оговорюсь: то, что произошло затем, обе стороны трактуют по-разному. Впрочем, скоро вы, наверное, поймете, почему я доверяю словам папы больше, чем словам водителя джипа.

Папа же рассказывает следующее (цитирую его жалобу в прокуратуру):

«Мужчина тоже вышел из машины с агрессивным видом и с поднятыми руками. Испугавшись удара с его стороны, я схватился за его руки, которые были у меня над головой, и не давал ему ударить меня. Однако он вырвался и нанес мне удар кулаком в область правого глаза, причинив мне кровоподтек, и поцарапал щеку, при этом он наносил мне удары ногами по моей ноге. Мой пасынок Антон, когда увидел, что меня бьют, вышел из машины».

Потом 18-летний пасынок Антон признается: выскочив на дорогу, он подбежал к мужчинам и ударил обидчика ногой по ноге. Да и как ему было не признаться — на допросах «с пристрастием» кто хочешь «расколется», тем более 18-летний пацан. Но удар этот оказался роковым.

«Вы хотели неприятностей? Вы их получите!» — крикнул водитель джипа и прыгнул в машину. Драться с двумя он не стал — можно ведь и сдачи получить… Он не врал. Неприятности начались уже очень скоро…

Из показаний инспектора 11-го спецбатальона УГИБДД ГУВД Московской области капитана милиции Сукманова:

…примерно в 18 часов я находился на рабочем месте — на посту № 2 49-й км автодороги Москва-Рига, когда получил сообщение от дежурного по батальону о том, что при появлении а/м «фольксваген пассат» темного цвета г/н №№, остановить её и сообщить в дежурную часть.

Через некоторое время инспектором ДПС Куриловым данная автомашина около поста была остановлена. Я сообщил дежурному, а также спросил, какие должны быть наши дальнейшие действия. Дежурный ответил, чтобы автомашину не отпускали до приезда оперативной группы из Москвы.

Водитель был в возбужденном состоянии, на лице в области левой щеки я заметил небольшую ссадину.

…появилась довольно быстро — где-то в половине восьмого. Двое в штатском и двое в черной форме с автоматами наперерез.

«Проедемте с нами», — сказала опергруппа.

«Куда? За что?»

«Там разберемся».

Папа, мама и сын мамы от первого брака поняли, что начинается что-то страшное. Этого не понимала только глупая собака.

На часах было без чего-то девять, когда семья в сопровождении милицейского «доджа» подъехала к легендарному дому № 38 на Петровке. Дом этот раньше они видели только в фильмах про «Знатоков» и инспектора Лосева, правда, в кино люди, работающие тут, боролись с преступниками, были добрыми, чуткими и вежливыми.

Процитирую вновь заявление папы — Сергея Дианова:

«…двое штатских меня и Антона ввели в здание ГУВД через центральную проходную, подняли на лифте на 3-й этаж (на 3-м этаже расположен МУР. — А.Х.), после чего взяли у автоматчиков наручники, сковав ими нам руки сзади, поместили нас между двойными дверями (внутренняя дверь — глухая, наружная — в виде решетки) в помещении рядом с комнатой дежурного. Помещение представляло собой камеру без стульев и стола».

Вообще-то по закону надевать наручники кому ни попадя запрещено. Это спецсредство, и применяют его только в двух случаях: при задержании опасных преступников или при сопротивлении.

Ни первый, ни второй вариант к нашей истории не относятся. Впрочем, реальная жизнь так же отличается от прописанной в законе, как отдельно взятые полковники от полковников киношных.

«Из камеры, — рассказывает Сергей Дианов, — меня вывел какой-то мужчина в штатском. Пока мы шли по коридору, он со всей силой хлопал меня ладонями по ушам, бил кулаком по голове (удары по ушам — излюбленный милицейский метод, очень болезненный и в то же время не оставляющий следов. — А.Х.). В коридоре нас уже ждал водитель „субару“.

«На колени, падла!» — заорал конвоир. Я не подчинился. Тогда они насильно поставили меня на колени, ударив кулаком в живот.

«Твое счастье, сука, ты попал на доброго человека! — продолжал кричать конвоир. — Благодари его. Если бы не он, мы бы тебя вообще убили». Водитель «субару» сказал, что вполне мог меня застрелить, но пожалел, хотя таких, как я, надо душить. Что теперь меня с сыном «закроют» в камере и «опустят» у параши. При этом они не прекращали наносить удары. Я не сопротивлялся и просил только об одном — не бейте сына…»

Из жалобы в прокуратуру 18-летнего Антона Точилина:

Меня вывели из камеры. В коридоре я увидел водителя «субару форестер». Он приказал мне встать на колени, другой сотрудник подсек меня под ноги сзади и поставил на колени. Водитель «субару форестер» стал угрожать мне, что он посадит меня и моего отчима Дианова С.В. куда захочет и на сколько он захочет. При этом, выражаясь нецензурной бранью, он нанес мне сильный удар кулаком по голове и приказал, чтобы я смотрел ему в глаза…

…Сергея Дианова выводили ещё дважды. Сначала — втолкнули в кабинет, где во главе стола сидел обладатель роскошного джипа «субару»:

«В руках он держал уголовный кодекс. „Выбирай, мразь, какую статью тебя припаять. Хочешь — на пять лет закроем. Хотя нет — пять маловато, лучше восемь… Нет, десять…“ Потом бил меня руками и ногами и требовал, чтобы я признался в том, что избил его на шоссе».

Затем с Дианова начали снимать показания. Правда, происходило это довольно специфически.

«В комнату вошел плотный мужчина, похожий на кавказца, в штатской одежде. Он говорил, что в Волоколамском СИЗО меня „опустят“ и заставят жить около „параши“. Одновременно он наносил мне удары кулаками по голове и ладонями по ушам». (Впоследствии эти «показания» будут оформлены как якобы полученные в отделе милиции «Тверской».)

Только в два часа ночи — через шесть часов после задержания — Дианова привезли на освидетельствование в 59-ю больницу. Он хотел было пожаловаться врачу на боли в голове и ушах, но тот не стал даже слушать закованного в наручники «пациента»: с бандитами не о чем разговаривать.

Из больницы под конвоем отправились в отдел милиции «Тверской» — в тамошний обезьянник. Оттуда — обратно, в Волоколамск. За «особо опасными преступниками» из района специально прислали машину с дознавателем, которого начальник волоколамской милиции среди ночи поднял с постели.

«Вы задерживаетесь на 72 часа по подозрению в хулиганстве, совершенном группой лиц по предварительному сговору, — объявил Дианову и Точилину дознаватель. — Статья 213, пункт „а“, часть 2. — И вздохнул: — Надо же было вам с таким человеком сцепиться».

«Да кто он?» — не выдержали «хулиганы».

«Вы разве не знаете?! Начальник Московского уголовного розыска полковник Максимов».

…выглядит совсем иначе. Значит, так:

«25.06.2000 года примерно в 17 ч. 30 мин. от дежурного по МУРу я получил сообщение об убийстве неизвестной девушки в лесопарке в р-не Юго-Западного округа. Получив сообщение, я поехал на работу на Петровку, 38. Поехал на своей машине ВАЗ-2108 госномер 196.

Выезжая из деревни Кутьино, я совершил обгон автомашины марки «Пассат». Не доезжая трассы, меня обогнала вышеуказанная автомашина. Обойдя мою автомашину, водитель автомашины «пассат» перегородил моей автомашине дорогу, вынудив меня остановиться.

Остановившись, двое мужчин подошли ко мне, т.е. к моей автомашине с левой стороны, открыли дверь, схватили меня за руки, вытащили из автомашины и, ругаясь нецензурной бранью, они оба стали бить меня.

Я пытался выяснить у мужчин, в чем дело, но мужчины, ругаясь, наносили мне удары по лицу и телу.

Я на некоторое время потерял сознание и присел на землю, схватился руками за голову. После этого мужчины говорили какие-то угрозы в мой адрес, после чего они сели в свою автомашину и поехали».

Такие показания дал на допросе «потерпевший» полковник Максимов. Он не скрывал, что действительно после «дорожной сцены» позвонил по мобильному на работу и приказал задержать «преступников».

Есть и доказательства — справка из поликлиники № 8 об осмотре «избитого» начальника МУРа с диагнозом — гематома губы и ушиб левой руки. Если верить документу, Максимов обратился к врачам в тот же день — 25 июня. В 19 часов 20 минут.

Тут-то и начинается самое интересное, ибо ко всем прочим своим безусловным достоинствам полковник Максимов обладает, оказывается, ещё и магической способностью бывать одновременно в разных местах, подобно Ходже Насреддину.

В 19.20 он обращается в поликлинику № 8. А уже в 19.57 в книге учета отдела милиции «Тверской» регистрируется собственноручно написанное полковником Максимовым, проживающим по адресу Петровка, 38 (!), заявление. И в это же самое время, по словам Дианова и Точилина, их ставят перед Максимовым на колени в здании ГУВД. Жалко Эйнштейн не дожил до наших дней. Старик так и не узнал, что начальнику МУРа удалось воплотить его мечту — преодолеть скорость света.

Кстати, о скорости. По версии Максимова, он мчался, словно комета, потому что спешил на «убийство неизвестной девушки». В тот день такое убийство действительно было. Только вот незадача — труп женщины в районе Севастопольского проспекта обнаружили в 13 часов 11 минут. К тому моменту как Максимов сорвался в Москву, все уже было сделано — на место выехали сотрудники окружного УВД, труп направили в морг. Какой смысл был начальнику МУРа мчаться в город — непонятно (обычно, кстати, он на подобные преступления в принципе не ездит). Да и сомневаюсь, чтобы дежурный звонил ему по этому поводу — через четыре-то с лишним часа после происшествия. Но, согласитесь, — одно дело лихачить просто так. И совсем другое, потому что «мы все время на посту».

Это не единственные несостыковки в максимовском заявлении. Как мы помним, и Дианов и Точилин категорически утверждали: их обгонял «субару форестер», госномер С 370 ЕУ. Та же роскошная иномарка упомянута и в материалах следствия. Однако Максимов пишет: «Я поехал на своей машине ВАЗ-2108 госномер 196». Почему?

Может быть, потому, что «субару форестер», госномер С 370 ЕУ 99 с марта 2000 года… числится в угоне? Верится в это с трудом, но факты — вещь упрямая, ибо передо мной лежит карточка учета автотранспорта, где черным по белому набрано — «внимание!!! в угоне» — именно так: три восклицательных знака.

Но ещё поразительнее то, что записана эта машина… на 19-летнюю дочь Максимова Екатерину. Просто ум за разум заходит. Получается, начальник МУРа ворует сам у себя. В чем причина такого абсурда?

Ответить на этот вопрос трудно, поскольку Максимов, как и все неординарные люди, не укладывается в привычные нам рамки.

Надеюсь, товарищ Максимов не обидится на меня за эпитет «неординарный». Вряд ли ведь ординарный полковник милиции может заработать на «субару форестер», цена которого колеблется от 29 до 37 тысяч долларов. Не удивлюсь, кстати, если выяснится, что именно здесь кроется разгадка тайны. На резонный вопрос — «откуда дровишки?» — Максимов всегда может возразить: какой джип? у меня ничего нет…

…когда я начал работать над этим материалом, у меня были определенные сомнения. «Не трогай МУР, — говорили мои друзья в милицейских погонах. — МУР — есть МУР».

Да, МУР — это МУР. Легендарное, овеянное славой времен управление столичного ГУВД. Здесь раскрываются самые сложные и запутанные преступления. А главное, самые важные для нас, простых смертных. Что (в глобальном, конечно, масштабе) изменится, если УБЭП не задержит очередного взяточника или расхитителя соцсобственности? Но попробуй не обезвредь серийного убийцу или насильника. Банду грабителей или автоугонщиков.

Однако не надо объединять Максимова и МУР в одно целое. Скорее, это вещи разного порядка.

Обстановку, царящую в управлении, трудно назвать здоровой. За полгода, пока Максимов руководит МУРом, не выдержав нового стиля работы (а с этим стилем вы смогли познакомиться из рассказов Дианова и Точилина), ушли уже пять начальников отделов из семнадцати. Уволились начальники 1-го отдела Кургузов, 6-го — Савицкий и 11-го — Симонов. Перевелись в МВД начальники 4-го отдела Абрамов и 9-го — Сорокин. Стал пенсионером замначальника МУРа Хапин. Перешел в службу криминальной милиции ГУВД замначальника МУРа Заботкин. И это не предел. Несколько десятков оперов либо уже покинули управление, либо собираются подавать рапорта. Они не могут служить под началом Максимова.

Я не буду приводить слова этих людей: в каких выражениях общается с подчиненными начальник МУРа. Во-первых, не смогу этого доказать. Во-вторых, употребление нецензурной лексики в печати запрещено. В-третьих, вы и сами это можете представить.

А ведь ещё совсем недавно — при прежнем начальнике МУРа Голованове — все было по-другому…

…Полковник Максимов возглавил МУР в атмосфере массовой неразберихи и хаоса, когда кадровая политика в московской милиции строилась по принципу — лишь бы снять, а там посмотрим. После отстранения Голованова, пострадавшего в общем-то ни за что, ибо политикой он не занимался и особой близостью к Лужкову не «страдал», в МУРе были уверены, что на свободное место придет какой-то «варяг». Каково же было всеобщее удивление, когда это кресло предложили Максимову, своей карьерой целиком обязанному Голованову.

А потом человека словно подменили. Власть — это такая штука, за которую не жалко поступиться и бывшими друзьями, тем более если друзья эти объявлены «врагами народа».

«МУР умирает, — сказал мне один старый опер, переживший на своем веку многих начальников. — Когда нас заставляют заниматься „заказами“… Когда все управление поднимают по тревоге, чтобы найти украденный из галереи начальников МУРа портрет Купцова, и не находят, это уже не МУР».

…Однако вернемся к нашим террористам.

… — без обиняков заявил адвокату Точилина и Дианова дознаватель Волоколамского ОВД Фотин — тот самый, поднятый ночью с постели.

«Я пытался убедить дознавателя, что никакого состава преступления нет, что в деле масса несостыковок, — рассказывает адвокат Евгений Алхимов. — Но он посмотрел на меня, как на дурака. „Вы что же, не понимаете? Я получил команду и выполню её любой ценой“.

Лишь после похода к районному прокурору ситуация изменилась. Через трое суток и Дианов, и его пасынок вышли на свободу. На руках у них были заключения эксперта: адвокат-таки настоял на медосмотре подзащитных.

Встреча с начальником МУРа закончилась для Сергея Дианова черепно-мозговой травмой с явлениями сотрясения мозга 1-й степени и разрывом барабанной перепонки. Для Точилина — сотрясением мозга, гематомами затылочной области. Плюс — ворох синяков и кровоподтеков на каждого…

…Мы сидим с Диановым в его машине — том самом злополучном «пассате» без кондиционеров. Правда, окна на этот раз закрыты.

«Обидно, — говорит Дианов. — Даже если я в чем-то виноват, ну разобрался бы со мной по-мужски. А вот так — использовать власть, ставить на колени… Главное — ребенка избивать… Хуже иного бандита, честное слово…»

«Почему же вы не дали ему сдачи, если он действительно начал драку первым?» — допытываюсь я.

Дианов смущенно улыбается.

«Я ведь музыкант, балалаечник. Нас всю жизнь учили беречь пальцы… Да и не умею я драться».

Оказывается, у музыканта и начальника МУРа есть одно общее: им можно не уметь драться. Ведь мордовать закованных в наручники людей, которые не в силах тебе ответить, — это совсем не драка…

Мы часто спорим: откуда в 37-м брались всякие Хваты, измывавшиеся над «врагами народа», получавшие удовольствие от пыток? Оттуда же — от безграничной и бесконтрольной власти над людьми. От осознания того, что ты можешь сделать с человеком что угодно — кинуть за решетку, поставить на колени, избить. От уверенности, что тебе ничего за это не будет. От наслаждения этим..

Хотя почему не будет? Уголовное дело против Дианова и Точилина прекращено. По Дианову — за отсутствием состава преступления. По Точилину — в связи с изменением обстановки. Было это ещё в августе, когда Максимов ушел в отпуск.

Все материалы лежат сейчас в прокуратуре Москвы — в том числе и жалобы несостоявшихся уголовников. Насколько мне известно, в ближайшее время против Максимова может быть возбуждено уголовное дело (если уже не возбудили). Вариантов масса — от злоупотребления должностными полномочиями до незаконного задержания и принуждения к даче показаний.

Работа прокуратуре предстоит большая — ведь история с Диановым и Точилиным не единственный «подвиг» Максимова. Надеюсь, следствие во всем разберется. Хотя кое о чем можно спросить уже сейчас.

Например: правда ли, что несколько лет назад Максимов устроил драку с двумя мужчинами у подъезда собственного дома, после чего засадил их в местное отделение?

Или: правда ли, что на одной из бензоколонок Москвы он вместе со своим водителем, Авериным, безо всякого повода зверски избил человека, ставшего в итоге инвалидом первой группы?

Правда ли, что максимовский шофер Аверин в июле 99-го года принял самое активное участие в «воронежском вооруженном восстании»? В печати об этом говорилось много — группа водителей ГУВД с боем ворвалась в здание мэрии Воронежа и попыталась выкинуть главу города Цапина, чтобы посадить на его место депутата горсовета Кочергина.

Вопросов много…

«…Если бы не было жары, — написал я в начале материала, — возможно, этой истории не случилось». Нет, не так. Дело не в жаре. Совсем в другом. В том, что происходит сейчас в милиции. В том, что такие люди, как Максимов, приходят к власти. Точнее, уже пришли…

«Субару форестер» н/з С 370 ЕУ. ВАЗ-2108 н/з 196. Запомните эти номера хорошенько. И если, неровен час, они встретятся вам на дороге — сразу сворачивайте в сторону. От греха подальше.

Ведь неделю назад, 5 октября, в день МУРа, полковник Максимов получил от МВД наградной пистолет. Уже второй по счету.

Будьте осторожны!

Р.S. Когда материал был уже написан, стало известно, что в отдел милиции «Сокольники», на территории которого живет семья Диановых, приходили сотрудники МУРа. Они живо интересовались, нет ли на Дианова и его пасынка какого-то компромата.

История продолжается?

Да, история продолжалась, ибо в тот самый день, когда этот материал увидел свет, прокуратура объявила о возбуждении уголовного дела. Не против Максимова, нет. В отношении «неустановленных сотрудников ГУВД» — тех, что избивали Дианова и его пасынка.

Мне же не давала покоя одна вещь, так и оставшаяся для меня загадкой: зачем, какого рожна начальнику МУРа следовало объявлять свою машину в розыск?

Может, думал я, он хотел таким изощренным образом подстраховаться от лишних вопросов? Но нет, куда легче Максимову было оформить «субару» на кого-то из знакомых и ездить по доверенности.

Тогда возникла другая версия: начальник МУРа хотел получить страховку и сам у себя её «угнал». Но и эта версия вскоре отпала.

Истина же, как водится, оказалась куда как проще…

…Зимой 2000 года Одинцовская таможня возбудила уголовное дело в отношении некоего гражданина Семочкина. Он обвинялся в том, что в 98-м незаконно ввез на территорию Россию джип «субару форестер», не растаможив его и не заплатив причитающихся налогов.

В подобных случаях таможня обычно действует одинаково жестко: «контрабандную» машину объявляют в розыск, а потом отбирают у владельца. Неважно: виноват этот человек или нет. Главное — возместить ущерб государству.

Было так и на этот раз. 2 марта по запросу Одинцовской таможни Зонально-информационный центр (ЗИЦ) областного ГУВД ввел «субару форестер» в «черную» базу данных машин, объявленных в розыск. Через сутки, 4 марта, аналогичную операцию проделал и столичный ЗИЦ.

Оставалась сущая безделица — найти владельца «субару» и конфисковать её, однако случилось удивительное. В тот же самый день — 4 марта — в другой милицейской базе появляется сообщение, что машину эту… угнали. Все, концы обрублены…

Нетрудно догадаться: речь идет именно о машине начальника МУРа. Сомневаюсь, чтобы он писал заявление об угоне. Человеку такого уровня вполне достаточно одного телефонного звонка.

Так вот для чего нужен был Максимову весь этот «театр»: слишком уж не хотелось расставаться с любимым джипом. Гаишников же и милиции бояться ему было просто смешно: кто будет проверять машину, за рулем которой — начальник МУРа.

Все эти детали я выяснил через своих людей в таможне. А заодно узнал и ещё одну любопытную подробность: джип Максимову продал (хотя продал ли?) некий Вадим Валерьевич Орлов (снова Орлов!). Ранее гражданин этот привлекался к уголовной ответственности за… участие в групповом угоне автомобилей.

Мой материал об этом был опубликован за неделю до Дня Советской армии (защитника отечества, как называют этот праздник теперь). Я торопился, ведь 23 февраля начальнику МУРа должны были присвоить генеральское звание. Вопрос был уже решенным, и подхалимы с Петровки даже обращались к Максимову: «товарищ генерал».

Наверное, в масштабах всей страны — это мелочь. Ерунда. Но когда подписанный уже президентский указ, с подколотой к нему моей статьей, положили под стекло, ни с чем не сравнимое чувство победы охватило меня. Конечно, это была далеко ещё не победа, но даже одно выигранное сражение чего-то да стоит…

Генералом Максимов не станет уже никогда. Полгода спустя, после смены власти, ему придется уйти из милиции.

Справедливость восторжествовала. Правда, досталась она слишком дорогой ценой. В один из жарких летних дней умер Сергей Дианов. Уже потом я узнал, что за сутки до смерти ему домой позвонил неизвестный и сказал: «Если не оставишь, падаль, Тимофеича в покое, мы тебя с твоей сукой и щенком…»

Максимова звали Евгением Тимофеевичем.

13.07.2001 СОВЕСТЬ НАЧАЛЬНИКА МУРа

Начальник МУРа не убивал этого человека. И тем не менее этот человек мертв.

Похоронили здорового, 45-летнего мужика. Не выдержало сердце. Как полагается, были поминки. Говорили много и только об одном — самом главном — старались не вспоминать: ЧЕГО не выдержало сердце Сергея Дианова. Бывшего балалаечника из оркестра Центрального телевидения, в одночасье превратившегося в особо опасного преступника.

Об этом деле я писал много раз. Впрочем, тогда я не мог даже на секунду себе представить, чем в итоге оно закончится. И Дианов, и я до последнего были уверены, что справедливость восторжествует…

К неудовольствию Максимова, дело попало к приличному следователю — такое бывает, — который вскоре его прекратил. Наверное, если бы Дианов этим удовлетворился, тут бы все и закончилось, но он, по наивности, тогда ещё верил в справедливость. Дианов забросал жалобами все инстанции — от МВД до прокуратуры, и Максимов понял: единственный способ защиты — это нападение. А тут ещё — мой первый газетный материал…

Я хорошо помню, как радовался Дианов, когда прокуратура Центрального округа Москвы возбудило уголовное дело «по факту причинения сотрудниками ГУВД телесных повреждений» ему и пасынку. Правда, радость эта продолжалась недолго.

Что может сделать даже самый принципиальный следователь против всемогущего начальника МУРа? В итоге дело это было прекращено, а другое, по обвинению Дианова и его пасынка в хулиганстве, вытащено из небытия и реанимировано.

«Господи, если б я только знал, — говорил тогда Дианов, — слова бы дурного не сказал. Избили, поставили на колени — да и ладно…»

С каждого допроса он возвращался чернее тучи. Следователь без обиняков заявлял ему: «Будешь сидеть». И слово свое сдержал.

Неделю назад Сергей Дианов был приговорен к 2 годам и 2 месяцам лишения свободы. Правда, условно. Только это уже ровным счетом ничего не меняло…

Есть в физике такой термин: усталость металла. Чего уж говорить о простом смертном. Наверное, в какой-то момент в Дианове что-то надломилось. Он устал. Разуверился в жизни.

А потом не выдержало и сердце…

Его похоронили на одном из московских кладбищ. Стояла жара. Такая же, как и год назад, в тот день, когда он впервые повстречался с начальником МУРа Максимовым.

Конечно, Максимова на похоронах не было. Скорее всего, он даже не знает, что Дианов умер. Он ведь не убивал его.

И тем не менее смерть Дианова полностью лежит на совести Максимова. Я уверен в этом абсолютно. Я не уверен в другом: а есть ли она вообще у начальника МУРа? Совесть…

То, что творилось в московской милиции, творилось и по всей стране. Разница — только в фамилиях.

Из разных концов России везли в Москву чемоданы с деньгами: на руководящие посты назначали по конкурсу. Бандитам и тороватым коммерсантам нечего было бояться — кто обедает девушку, тот её и танцует.

Один из типичных тому примеров — ситуация в Московской области, где у руля встали посланцы нового времени: генералы Юхман и Скурчаев.

29.08.2001 ВЕРТИКАЛЬ БЕЗВЛАСТИЯ

Знаете ли вы, кто такой генерал Юхман? Как?! Вы не знаете, кто такой генерал Юхман?!

Один из самых влиятельных в МВД генералов. «Хозяин» всей Московской области. Начальник ГУВД.

Пока ещё — «хозяин». Сегодня над головой Юхмана сгустились серьезные тучи. Руководство МВД не желает его больше видеть в кресле начальника областной милиции.

И это не просто каприз. Не кадровая чехарда. Это — вполне закономерный итог.

За все в этой жизни надо платить. И не только за назначения…

— Подойдите сюда!

Грозный оклик старшего целиком, без остатка заполнил собой коридор, и эхо гулко повторило:

— Да, да, да.

На какую-то секунду тот, кого окликнули, оцепенел. Рука, державшая увесистый, завернутый в полиэтилен сверток, дрогнула. Мужчина смешно моргнул глазами и… бросился наутек.

Окажись в этот миг где-то поблизости легендарный чемпион мира Валерий Борзов, даже он был бы поражен, с какой скоростью мчался этот человек. Метеором пролетел коридор, кубарем скатился вниз. Вот он — спасительный двор.

Не выпуская свертка из рук, человек прыгнул в «семерку». Мгновение — и машина, заурчав, рванула с места. Только этого мгновения вполне хватило, чтобы преследователи выбежали вслед за ним во двор. Выхода не оставалось. И тогда он направил «семерку» прямо на них…

Эти события, похожие скорее на похмельный сон, чем на реальность, происходили в августе 2001 года в 1-м отделении милиции г. Одинцово. Бригада МВД России проверяла работу своих подчиненных.

Собственно, ничего сверхъестественного в этом нет: аналогичные проверки проводятся регулярно по всей стране. Только вот заканчиваются они обычно по-другому. Никогда ещё проверяемые не убегали от проверяющих. И уж тем более — не давили их машинами.

Впрочем, когда речь идет об областной милиции, удивляться не приходится. В «хозяйстве» генерала Юхмана возможно все. И результаты проведенной проверки это только лишний раз подтверждают.

Перечислять вскрытые нарушения можно долго — от укрывательств преступлений до незаконно задержанных граждан. Однако не буду вас утомлять. Перейду сразу к сути.

Юрий Юхман руководит областным ГУВД без малого два года. За эти два года изменилось многое.

Конечно, и раньше в работе милиции бывало всякое: и взятки, и поборы. Однако до прихода Юхмана явления эти носили характер хаотичный. Теперь же, после воцарения его команды, превратились в систему.

Все знают, кто и за что «берет». Все знают, что в ГУВД можно решить любой, даже самый щекотливый вопрос: от постановки на учет ворованных машин (случай такой месяц назад вскрылся в Ногинске: здесь было зарегистрировано 94 угнанных автомобиля) до уголовного дела. (В распоряжении редакции есть, например, показания руководителя одного из крупнейших торговых центров. Он утверждает, что один из замов начальника ГУВД предлагал ему за 2 миллиона долларов (!) прекратить дело против этого центра.)

Ставленникам Юхмана не до стеснений. Все они прекрасно понимают: их время подходит к концу. Надо торопиться. Какая там борьба с преступностью! Не до нее!

Область ещё долго будет лихорадить от людей, приведенных Юхманом с собой. От новых начальников районных УВД (о двух из них я расскажу чуть позже). От руководителей главка. А может статься, и от самого Юхмана.

Генерала нетрудно понять: кому охота расставаться с неограниченной, необъятной властью. С просторным кабинетом. С шикарным 430-м «мерседесом» ценой 42 тысячи долларов («мерседес» этот был приобретен специально для Юхмана из средств, выделенных на закупку «жигулей» для личного состава ГУВД. Это в нищей-то области!).

Потому-то и делает он сейчас все возможное, чтобы уцелеть, пересидеть. Несмотря на твердое решение МВД от него избавиться.

Рано или поздно это должно было произойти: беспредел ведь не может продолжаться вечно. «Перестройка» милицейской системы, начатая Грызловым, идет вовсю. Снято большинство «замаранных» замминистра, начальников главков МВД. Разрублен наконец гордиев узел Петровки.

Теперь — пришел черед области. После проведенных проверок стало понятно: изменить ситуацию без кадровых перемен невозможно. Однако Юхман пускается во все тяжкие. Дошло уже до абсурда.

По результатам проверок генералу прозрачно намекнули, что самое лучшее в его ситуации — написать рапорт на увольнение. Он согласно кивнул. И сразу после этого попытался уйти в отпуск.

В отпуск министр его не отпустил. Тогда Юхман оформил больничный. А больного человека, как известно, уволить нельзя.

Чего выжидает Юхман? Поговаривают, что кто-то из высокопоставленных кремлевских товарищей пообещал отстоять его перед Путиным. Надо лишь потянуть время… Как будто что-то можно ещё изменить.

Должность начальника ГУВД — это не только «мерседесы» и победные реляции. Это ещё и ответственность. Кто-то должен ведь отвечать за развал работы. За коррупцию. За взятки. Кто, если не Юхман?

Я с огромной радостью задал бы эти вопросы самому генералу, если бы не его внезапная хворь… Впрочем, ответ понятен и так…

…Мы стоим с офицерами вокруг стола. В одноразовых стаканчиках — минеральная вода.

Я задаю вопросы, слушаю, а параллельно в голове бьется мысль: за что они борются? Ведь после того как эти люди пошли на встречу со мной, в милиции им уже не служить. Юхман им не простит. И только потом понимаю: рано или поздно у каждого человека наступает предел, когда все — страх, опаска, осторожность — отходит на второй план, становится не важным. Главное — добиться правды, пусть маленькой, пусть невыгодной для самого себя, но правды…

Все началось в марте. Ровно за одиннадцать дней до назначения Грызлова в подмосковной Балашихе тоже произошли кадровые перемены. Новым начальником районного УВД стал подполковник Извощик.

Старый — полковник Пикалов, руководивший балашихинской милицией девять лет, — лежал в этот момент в госпитале. Для него, как и для большинства сотрудников УВД, назначение это стало абсолютно неожиданным.

Разумеется, Пикалов возмутился: по закону человека на больничном нельзя отстранять. Сначала он пытался пробиться на прием к Юхману: объясниться. Юхман его не принял. Тогда Пикалов подал на ГУВД в суд… Впрочем, этому резкому шагу предшествовали определенные события.

— Если бы речь шла только обо мне, — вздыхает Пикалов, — конечно, никуда бы я не обращался. Но за моей спиной — все УВД. Кто, кроме меня, защитит ребят…

Тут следует объяснить некоторые метаморфозы, которые начали происходить в районе сразу после прихода нового начальника. За рекордно короткий срок подполковник Извощик обескровил практически все УВД. Чисток такого масштаба не было в милиции с 30-х годов.

Из района ушли (или находятся на грани) более двадцати руководителей: все заместители начальника УВД, начальник угрозыска, начальник лицензионно-разрешительного отдела, изолятора, ОВИРа, отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, отдела дознания. «Обезглавлено» в полном составе руководство Железнодорожного ОВД.

— Знаете, с чего началась первая оперативка Извощика? — вспоминает замначальника УВД по милиции общественной безопасности Валентин Верещагин. — С мата. Прямо в открытую, при женщинах, никого не стесняясь. У вас, говорит, не управление, а скотник. Я всех вас научу работать.

— А мне в первый же день он сказал, — подхватывает бывший зам по тылу, переведенный ныне в начальники вытрезвителя Александр Радченко, — ищи деньги на ремонт здания. Я взмолился: откуда? Средств нет. А он: ах так, тогда пиши рапорт, мне такие честные замы по тылу не нужны.

— То есть? Что он имел в виду?

Радченко усмехается:

— Как что? Наверное, идти по коммерсантам, выбивать.

— Это ладно, — в разговор снова вступает зам по МОБ Верещагин. — Службе БЭП он вообще поставил задачу: собрать местных бандюков, чтобы они дали деньги на ремонт. Как же после этого с ними бороться?!!

— А мне, — грустно подытоживает начальник отдела лицензионно-разрешительной системы Сергей Алпатов, — конкретно было приказано: перевести работу моей службы на коммерческую основу…

Верещагин:

— И «крыши». У кого какие «крыши»? Кто кого «крышует»? Мы говорим: «Да нет у нас ничего такого». — «Не может быть. У нас в Люберцах у всех есть, а у вас нет?!!»

Да-да: подполковник Извощик начинал свою службу в Люберцах. Там же, где и Юхман (до рукоположения генерал был начальником районного УВД). И это далеко не единственное, что их объединяет.

— Поначалу мы не понимали, в чем причина, — признается отстраненный начальник УВД Пикалов. — Почему Юхман назначает такого человека? Почему тот позволяет себе любые выходки? Все оказалось элементарно: Извощик и Юхман — родственники. Просто понадобилось пристроить родственника, вот меня и сняли…

Факт этот — родство начальников УВД и ГУВД — указан и в коллективном обращении сотрудников управления на имя министра. Однако и Юхман, и Извощик близость свою категорически отрицают. Странно: чего стесняться…

Между тем обстановка в районе ухудшается с каждым месяцем. Один за другим уходят сотрудники — не худшие, лучшие: профессионалы, проработавшие в органах 15 — 20 лет. Работа стоит. Как следствие полным ходом идет укрывательство преступлений, борьба за дутые показатели.

Я имел счастье побеседовать с нынешним начальником УВД Извощиком. Понятно, он говорит прямо обратное: никто никого не выгоняет. Уходит балласт — те, кто развалил работу управления. А он-то как раз все возрождает.

Извощик рассказал убедительно, показывал справки, оперировал цифрами. Мне хотелось верить ему, но… Разве может вся рота шагать не в ногу и только один поручик в ногу? Разве могут разом оказаться не нужны, плохи десятки сотрудников — те, к кому ещё вчера никаких нареканий не было?

Начальник районной ЛРС Алпатов констатирует от имени всех отступников:

— Для нас-то все понятно. Цель изменений, которые происходят в районе, — это не борьба с преступностью, не обеспечение общественной безопасности. Нет. Это, если можно так выразиться, коммерциализация милиции, постановка её на коммерческую основу…

Куда уж больше «коммерциализовывать»? Кстати, суд первой инстанции полковник Пикалов выиграл. В должности был восстановлен. Формально. Юхман даже выпустил на этот счет приказ.

Только в силу приказ не вступил. Извощик «неожиданно» заболел. А отстранять от работы болящего человека, как известно, нельзя.

Знакомая тактика. Через несколько месяцев Юхману самому придется ею воспользоваться…

События, творящиеся сейчас в Балашихе, вполне закономерны. По такому же точно сценарию пришел когда-то к власти и сам Юхман.

Осенью 99-го руководство МВД приступило к беспрецедентной кадровой чистке. Рушайло начал повсеместно расставлять своих людей — послушных, управляемых, готовых выполнить любой приказ.

Одним из первых жертвой храбрых пал начальник областного ГУВД генерал Куликов. На его место по протекции тогдашнего помощника министра, всемогущего «олигарха в погонах» генерала Орлова, назначили главного люберецкого милиционера Юхмана.

Что связывало двух этих людей — Орлова и Юхмана, какие дела, какие суммы, — сюжет для отдельного материала. Взаимовыгодная любовь их была столь велика, что руководство МВД в своем стремлении короновать Юхмана пошло на совершенно дикие, ни в какие ворота не лезущие поступки.

Вы, конечно же, помните многомесячную эпопею с отставкой начальника столичной милиции Николая Куликова. Регулярные суды. Гневные реляции Лужкова.

Так вот, московские события — детский лепет по сравнению с областными. Называться начальником ГУВД Юхман имел оснований не больше, чем любой бомж с Казанского вокзала.

На эту должность назначили его незаконно. До такой степени, что тогдашний представитель президента по области вынужден был даже обращаться в прокуратуру.

По закону, кандидатуру Юхмана необходимо было согласовать с губернатором, Московской областной думой. Однако на законы в МВД плевать хотели. Рушайло просто подписал приказ, и… все. Только когда поднялся скандал, генералы побежали Юхмана согласовывать. Задним числом…

Я хорошо помню, как это происходило. Как заместители Рушайло умасливали областные власти, «ломали» возмущенных депутатов. И своего добились. А через несколько недель председатель Мособлдумы Александр Жаров за «особые заслуги» получил от МВД наградной пистолет ПСМ.

Игра стоила свеч. Именно такой человек, как Юхман, и нужен был тогдашнему МВД. Одиозный, сиречь управляемый.

И не важно, что Люберецкое УВД, которым он командовал, было одним из худших в регионе. Что облпрокуратура ставила вопрос о возбуждении против Юхмана уголовного дела: собранные люберецкой милицией штрафы утекали из бюджета. Что о его приятельских отношениях с местными «авторитетами» не знал только ленивый. Что в «войне» с люберецким мэром Юхман не гнушался ничем, даже подлогами: по его приказу, например, на мэра была заведена информационно-поисковая карточка, где сообщалось, что тот занимается кражами, грабежами и разбоями.

Все это для команды Рушайло никакой роли не играло. Даже наоборот.

Что вышло — видите сами. А чего ещё можно ожидать от человека, начавшего карьеру с беззакония?..

Передаваемая из уст в уста, пересказанная сотни раз история эта стала уже неотъемлемой частью устного народного творчества. Чем-то вроде сказки про белого бычка…

Милицейская машина появилась на Ленинградке внезапно. Завидев «цветомузыку», дефилировавшие вдоль обочины проститутки рассыпались в разные стороны, как горох. И совершенно напрасно: против обыкновения, никто не собирался их догонять, тащить в участок.

Машина двигалась вдоль шоссе, словно и не замечая жриц любви. Из громкоговорителя несся, усиленный динамиками, зычный и властный голос. Это было так необычно, что девицы даже подошли обратно к обочине, широко раскрыв уши и рты.

— Граждане проститутки, — вещал «матюгальник», — это говорит начальник Химкинского УВД полковник милиции Тищенко. Оставьте свой преступный промысел. Вернитесь к семьям, к мужьям и детям.

Проститутки вертели пальцами у виска. Наивные! Откуда им было знать, что назначенный по приказу Юхмана новый начальник химкинской милиции — человек совершенно иной формации. Непохожий на других…

Впрочем, особенности полковника Тищенко стали понятны не сразу. На вид — человек как человек. Полковник…

Наряду с пропагандой морали и нравственности свою работу в УВД Тищенко начал с… организации парадов. По рассказам очевидцев, это было внушительное зрелище.

ГИБДД перекрывала улицу. Посреди центра Химок личный состав УВД выстраивался в колонны. Били барабаны. Полковник Тищенко, в застегнутом на все пуговицы мундире, при регалиях, обходил строй.

«Народ должен видеть, что милиция есть», — примерно так объяснял он суть происходящего на общегородской планерке. И очень обиделся, когда местная газета «Химкинские новости» опубликовала под рубрикой «Чудило» небольшую заметку о нововведениях полковника.

В неудовольствии Тищенко главный редактор газеты Михаил Бекетов сумел убедиться очень скоро. Уже в день выхода газеты знакомые опера предупредили редактора, что всем милицейским службам приказано с ним «разобраться». ГИБДД — задержать под любым предлогом. Уголовному розыску — обыскать его дачу в «поисках» наркотиков. ОБЭП — проверить работу газетных киосков.

Наркотиков, правда, не нашли. Зато киоски, принадлежащие газете, закрыли…

Неудивительно, что очень скоро за полковником Тищенко в городе закрепилась определенная и очень специфическая слава. Масла в огонь только подлил инцидент, случившийся на мэрской оперативке.

Обсуждали месячник города. Каждый из руководителей по очереди вносил свои предложения. Один говорил, что надо переложить асфальт. Другой — заменить освещение. Наконец настал черед начальника УВД.

— А я вот что думаю, — бухнул Тищенко. — Вот есть у нас улица Гоголя. Зачем? Что Гоголь хорошего сделал для города? Давайте переименуем её в улицу Прокурорскую. Или — Юбилейный проспект. К чему это? Лучше назовем его проспектом Федина (зам. главы по строительству. — А. Х. ).

По счастью, у химкинского мэра Кораблина с чувством юмора все было нормально.

— Ага, — продолжил мэр. — А больницу имени Кащенко переименуем в больницу имени Тищенко…

Впрочем, если у кого-то из вас сложилось представление о полковнике Тищенко как о человеке, мягко говоря, оригинальном, уверяю вас: это только на первый взгляд. При всей своей неординарности начальник Химкинского УВД далеко не дурак.

Сумел ведь он, имея уже жилье в Московской области (г. Реутов, ул. Новая, 9-а), получить в Химках ещё две квартиры (ул. Молодежная, д. 1, и ул. Панфилова, д. 2). Разумеется, не сдавая реутовскую. А заодно — оставить за собой и жилье в Анадыре, где служил раньше (факт этот вскрылся, когда в ГУВД области оттуда поступила жалоба).

Сумел ведь разогнать практически всех руководителей УВД — замов, начальников отделов, — заменив их «своими», проверенными кадрами.

Сумел, наконец, выстроить четкую систему поборов и рэкета. Дабы не быть голословным, процитирую заявление в прокуратуру директора рынка «Левобережный» Н. Курбанова:

«В один из дней июня 2000 г. в администрацию рынка явился Тищенко В. И. , который …пожаловался на плохое состояние материальной базы Химкинского УВД и сказал, что я должен оказывать ему материальную помощь.

Спустя неделю ко мне приехал работник Химкинского УВД, который сообщил, что Тищенко В. И. поручил ему получать от меня 150 тыс. рублей ежемесячно наличными».

Никогда не слышал, чтобы спонсорскую помощь для милиции передавали наличными. Для этого есть соответствующие расчетные счета — тот же фонд «Правопорядок». В противном случае спонсорство это больше смахивает на элементарные поборы.

Директору рынка Курбанову подобное тоже показалось удивительным, а потому платить «взносы» он отказался. За что и поплатился.

«Я тебя посажу», — пообещал директору Тищенко. И слово свое сдержал. В сентябре 2000-го Курбанов был на девять суток отправлен в Химкинский ИВС.

Конечно, мне могут возразить: почему надо верить торгашу Курбанову, а не бойцу правопорядка Тищенко, который, понятно, все это отрицает? Да потому хотя бы, что история Курбанова — отнюдь не единственная.

То же самое случилось, например, с директором муниципального торгового дома «Химки» Дорониным (кстати, бывшим же сотрудником УВД, подполковником). Тищенко требовал у него сорок тысяч долларов наличными (!). Ясное дело — на нужды УВД. Итог аналогичный: получив отказ, Тищенко пообещал Доронина посадить.

Доронин, правда, оказался умнее. Не медля, он тут же написал заявление в прокуратуру, где изложил все вышеприведенные обстоятельства. Кончалось заявление словами: «Считаю, что в сложившейся ситуации мне и членам моей семьи угрожает опасность, т.к. Тищенко В. И. способен (по его словам) на любую провокацию».

А скандал, случившийся в торговом центре «Икея», из-за которого его владельцы едва не свернули свой бизнес в России?

Все развивалось по уже известному вам сценарию. Сначала Тищенко пришел знакомиться. Потом завел разговор о бедственном положении милиции. Потом «попросил» 250 тысяч долларов (естественно, наличными). А вот дальше схему пришлось ломать. Владельцы «Икеи» — это не директора химкинских рынков. Бизнесмены с мировым именем. Кроме того, иностранцы. Просто так их в тюрьму не посадишь.

…В один из зимних дней толпа милицейских руководителей (было их человек 15) во главе с Тищенко вошла в кабинет к гендиректору «Икеи». Незадолго до этого от магазина угнали пару машин покупателей.

— «Икея» — это рассадник всей преступности в районе, — начал прямо с порога Тищенко. — Отныне охрану «Икеи» будем обеспечивать мы. Уже через три дня здесь будет охраняемая платная стоянка.

Нехитрый математический расчет: ежедневно в «Икею» приезжает несколько десятков тысяч человек. Если с каждого брать хотя бы по десятке, суточная прибыль составит от ста тысяч и выше. Да любая охранная фирма за такие деньги готова будет носить Тищенко на руках до самой смерти.

Руководство «Икеи» пришло в ужас. Даже не из-за денег. Ультиматум Тищенко напрочь ломал всю концепцию фирмы: ни в одной стране мира «Икею» не охраняют люди с автоматами.

«Нам легче уйти из России, чем согласиться на это», — заявили её владельцы. И послали гневное письмо протеста президентскому окружному полпреду Полтавченко. Только после этого Тищенко отстал…

«Икее» и отставному подполковнику Доронину хорошо: им есть куда обращаться. А вот что делать проституткам? Их-то защитить некому…

Сегодня Химкинский район — безусловный лидер по числу жриц любви на метр квадратный. Чтобы убедиться в этом, достаточно выехать вечером на Ленинградку. Путаны стоят вдоль обочины чаще даже, чем столбы освещения.

Разумеется, были они здесь и раньше. Но именно после прихода Тищенко торговля живым товаром приобрела размеры массового бедствия. И, думаю, не случайно.

Наверное, ни для кого не секрет, что этот промысел давно уже находится под плотной милицейской «крышей». Без разрешения бойцов правопорядка ни одна сутенерша не выведет своих подопечных на дело.

Тищенко регулярно бранят на совещаниях в главке. Всякий раз он прижимает руки к груди, обещает исправиться, и тогда — вот чудо — на несколько дней проститутки исчезают с Ленинградки. А потом все возвращается на круги своя.

Я разговаривал со многими сотрудниками Химкинского УВД. Неофициально, без ссылок, они рассказывают, как налажена здесь работа с «контингентом». Кто из офицеров собирает деньги. Кому потом передает.

Не думаю, что в областном ГУВД об этом не знают. Не думаю, что тому же Юхману трудно было бы вскрыть это осиное гнездо. Только зачем? Лишний шум не нужен никому.

Потому-то все скандалы с проститутками, в которых оказываются замешаны химкинские милиционеры, затухают, едва успев начаться. Потому-то на все происходящее закрывают глаза.

Только за последние полгода в Химкинском районе произошло несколько ЧП. Один раз сотрудники УВД, не поделив что-то с сутенерами, устроили пальбу. В другой раз Управление собственной безопасности ГУВД задержало двух бойцов, вымогавших 800 долларов за «крышу». Реакция — ноль. Никаких претензий к Тищенко ГУВД области и не думает предъявлять. Каков поп — таков и приход…

…За 21 год службы в милиции Тищенко (как явствует из его личного дела) сменил четырнадцать должностей. Куда только не бросала Тищенко судьба: от Бердянска до Анадыря. Но вот закавыка: нигде, кроме одного-единственного места, больше года-полутора он не задерживался. Наверное, милицейские парады не всем по душе.

Он долго ждал своего часа. Подобно странствующему рыцарю, скитался по стране, искал тот уголок, где наконец достоинства его будут оценены по заслугам.

Тищенко повезло. Он его нашел…

А нам?

Есть такое расхожее выражение: вертикаль власти. Дескать, сверху вниз и наоборот.

То, что происходило до недавнего времени в милицейской системе, тоже было вертикалью. Только вертикалью безвластия.

Сначала МВД расставляет свои кадры. Убирает тех, кто мешает «жить». Назначает проверенных, достойных. Подчас незаконно.

Потом эти проверенные — тот же Юхман — ставят своих. Те, уже на своем уровне, проводят очередные чистки. И так — до самого низа…

Орлова больше нет. Но есть Юхман. Не будет Юхмана — останутся такие, как Тищенко, Извощик, начальник Одинцовского УВД Глушко, первый зам Юхмана Скурчаев…

Рак опасен не сам по себе. Опасны его метастазы. Но для того чтобы его победить, надобно сперва устранить опухоль. И опухоль эта — я абсолютно уверен — будет устранена.

В ближайшее время в область выезжает комплексная проверка МВД. Есть уже и кандидаты на юхмановское место. В качестве наиболее вероятного называют начальника Рязанского УВД Ивана Перова.

Этого назначения сотрудники главка ждут с придыханием. Им хочется наконец уже заняться работой. Им хочется определенности.

И не только им…

Генерал Скурчаев — первый замначальника ГУВД — написал рапорт, как только газета с этой статьей вышла из типографии. А вслед за ним в отставку попросился и Юхман.

Эти люди хотели отделаться малой кровью, ведь в обмен им было обещано, что никаких уголовных дел возбуждать против них не будут.

Наверное, политически это правильно: главное — расчистить плацдарм. Избавиться от слишком уж одиозных фигур. Бог с ней, со справедливостью, с возмездием…

А через неделю информационные агентства сообщили: Скурчаев арестован и находится в «Лефортово». Юхман объявлен в розыск.

Кто запустил эту «утку»? Ведь в то время, пока все каналы и радиостанции, наперебой передавали сенсационную новость, Юхман преспокойно пил лечебную минеральную воду из знаменитых карловарских источников, а Скурчаев разгуливал по областному главку.

Подозреваю, что сделали это они же сами. Страхуясь на будущее. Отныне, если их захотели бы арестовать по-настоящему, в объективность этого мало бы кто уже поверил.

А ведь ещё недавно, отправляя в камеры других, они и представить себе не могли, что когда-нибудь им тоже придется задуматься о своем тюремном будущем. Они были хозяевами жизни и примером для подражания. Потому-то и творилось на поведомственной им земле бог знает что…

24.05.2000 Д'АРТАНЬЯН ИЗ ЗАРАЙСКА

…Зарайский район находится на самом отшибе Московской области — на границе с Рязанщиной. Его обходят стороной электрички и автомагистрали, здесь нет ни крупных предприятий, ни высотных домов. Зато есть скандал, который МВД и ГУВД области пытаются скрыть всеми способами. Скандал, равных которому не было до сих пор. Пожалуй, впервые в российской истории целый отдел милиции взбунтовался против своего начальника. Взбунтовался против беспредела и самодурства, вопреки здравому смыслу и чувству самосохранения.

Сама по себе ситуация уникальная. Впрочем, последствия этого мятежа уникальностью не отличаются — они, скорее, традиционны.

Добиваться правды в России выходит себе дороже. Тем более в системе МВД…

19 апреля в ленинской комнате Зарайского ОВД шло совещание. Обычное, ежеквартальное итоговое совещание, кои регулярно проходят по всей стране. Необычным оно стало лишь после того, как слово взял начальник районного угрозыска майор Бирюков.

Неожиданно для большинства Бирюков накинулся с критикой на начальника ОВД полковника Дощенко, обвинил его в развале работы, в создании невыносимого морального климата, в том, что преступность в районе катастрофически растет. Начальник попытался его прервать, но зал взорвался возмущенными криками: «Не мешайте! Пусть скажет!»

Бирюков сказал. Вслед за ним с мест начали вставать другие сотрудники (преимущественно угрозыска) и говорить то же самое: обстановка в отделе — ненормальная, с начальником — работать невозможно…

Начальник Зарайской милиции Дощенко критику выслушал спокойно. «Вы все будете уволены», — ответил он, и как бы в подтверждение этих слов на трибуну поднялась заместитель районного прокурора Синева.

«Уголовный розыск не умеет работать! Вы можете только выбивать показания! Холопы! Укрыватели преступлений!»

«Не смейте нас оскорблять, — возмутились сыщики. — Если вы не прекратите, мы уйдем с совещания». Однако прокурорша уже не могла остановиться.

И тогда семнадцать сотрудников ОВД в знак протеста покинули ленинскую комнату.

Через несколько дней райпрокурор извинился перед розыскниками за грубость своей заместительницы, однако легче им от этого не стало. За «нарушение устава» все, кто ушел с совещания, получили по выговору. С зачинщиком — начальником уголовного розыска Бирюковым — расправились особенно жестоко: сняли с должности. Профессионалу, сыщику с многолетним опытом работы, было милостиво предложено перейти на место… дежурного по медвытрезвителю.

Зарайский отдел взбунтовался…

Начальнику ГУВД Московской области генерал-майору милиции Юхману Ю.И.

…Это письмо подписали 69 сотрудников Зарайского ОВД — примерно одна треть всего личного состава.

Показателен и перечень «подписантов»: начальник уголовного розыска, начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями, начальник изолятора временного содержания, начальник ГИБДД, начальник оружейного склада, замначальника следственного отдела, начальник отделения участковых инспекторов. А также оперативники, прапорщики, рядовые, водители, кадровики.

Когда я спрашивал в областном ГУВД — бывали ли подобные случаи в других районах, — там только пожимали плечами. Ни в Московской области, ни в иных регионах России ничего аналогичного никогда не происходило. Люди в погонах — это люди в погонах…

До какой же степени надо было настроить против себя сотрудников — от рядовых до подполковников, до какого состояния их довести!

Впрочем, если вы думаете, что в ГУВД области (про МВД я и не говорю) забили во все колокола, вы глубоко заблуждаетесь. Да, в Зарайский район приезжала проверка из инспекции по личному составу. Опросили человек 20 из подписантов, хотя излить душу хотели многие. И… уехали обратно, в Москву.

«Нам легче уволить вас, чем снять Дощенко, — сказал начальнику угрозыска (уже бывшему) Бирюкову один из руководителей ГУВД. — Главное — прецедент. Неровен час начнут бунтовать и в других районах».

Итог: начальник милиции Дощенко продолжает сидеть в «апартаментах с необыкновенной мебелью». «Искатели справедливости» ходят мрачнее тучи. Они боятся, что как только скандал затихнет, всем им придется несладко, а найти работу в крошечном Зарайске ох как непросто.

Маленькому Зарайскому району везет на скандалы. Шесть лет назад вдрызг пьяный депутат Госдумы Скорочкин на глазах у всего города расстрелял молодую девушку. В 95-м здесь же, в Зарайске, Скорочкин был убит. Теперь — новое ЧП…

Впрочем, все эти скандалы неразрывно связаны друг с другом. Именно благодаря убийству Скорочкина Юрий Дощенко возглавил Зарайский ОВД: прежний начальник милиции был уличен в дружбе с «авторитетным» депутатом и его пришлось снимать. По результатам анонимного анкетирования оказалось, что максимальным доверием в коллективе пользуется Дощенко (тогда ещё начальник ОБЭП). Большинство милиционеров хотели видеть именно его в кресле начальника. И увидели…

Да-да — я ничего не перепутал: в 95-м большинство сотрудников ОВД относились к Юрию Дощенко с нескрываемой симпатий. Им нравились его работоспособность, восточное красноречие, обходительность (сказывались долгие годы работы в Таджикистане). А потом…

«Он начал меняться прямо на глазах, — признаются милиционеры. — Стал грубить, оскорблять. Ему нравилось показывать свою власть над нами: по субботам, например, он собирал совещания и держал людей с 9 до 15 часов, разглагольствуя на общие темы. А у нас в выходные каждая минута на счету — большинство живет за счет огородов. Если же кто-то пытался с ним спорить, моментально попадал в немилость. Отступников он рано или поздно выживал из отдела или понижал в должности. Дощенко любил повторять: „Мне не нужны умные, мне нужны преданные“.

Постепенно из отдела стали увольняться сотрудники, в большинстве своем профессионалы с большим стажем работы. И это в провинциальном Зарайске, где людей, знающих хотя бы, как проводить обыск, — раз-два и обчелся. При том, что за недокомплект личного состава заму Дощенко по кадрам влепили выговор!

Друг за другом ушли два начальника штаба. Уволился начальник службы участковых инспекторов, начальник дежурной части, оперативники из угрозыска и ОБЭП. Около десятка сотрудников патрульно-постовой службы перешло в ГУВД. Точнее, даже не перешло — всем им пришлось увольняться, а затем поступать на службу вновь, теряя в выслуге лет: Дощенко отказался оформить им перевод, да вдобавок написал всем такие характеристики, что впору пускать себе пулю в лоб.

После очередного «разноса» получил инфаркт нынешний начальник службы участковых инспекторов Григорьев.

Зато те, кто доказал Дощенко свою преданность, чувствовали себя абсолютно комфортно. Очень показательна история бывшей начальницы паспортно-визовой службы Югиной, которая была уличена в злоупотреблении служебными полномочиями и арестована прокуратурой. В то же самое время — уже после предъявления обвинения — Дощенко приказал повесить её фотографию… на Доску почета, где она красуется до сих пор. И хотя уголовное дело находится в суде, увольнять Югину Дощенко не спешит.

Безнаказанность затягивает почище любой водки. Чего стоят одни только избиения подчиненных! В «письме протеста», правда, приводятся лишь два эпизода, но, как утверждают сотрудники ОВД, есть и третий — в прокуратуре лежит материал о том, как в присутствии четырех свидетелей Дощенко ударил оперативника угро Летищева.

Дурные примеры заразительны…

Начальнику Зарайского ОВД от сотрудников группы тылового обеспечения Зарайского ОВД

Вы спросите: почему люди все это выносили? Да потому, что народ у нас такой. Выносливый… Может, боялись. Может, не хотели связываться. Москва — далеко, до правды не достучаться. У Дощенко же, как они считают, есть мощная поддержка в ГУВД. Да и с главой районной администрации (теперь уже бывшим) жил полковник душа в душу.

Потому-то милиционеры лишь скрипели от злости зубами, но терпели. Терпели, когда приходилось мотаться на попутках по району (территория-то в основном сельская) в то время, пока три машины начальника стояли в бездействии. Терпели, когда не давали им раскручивать уголовное дело по нецелевому использованию бюджета местной администрацией. Терпели, когда два задержанных на шоссе КамАЗа с металлоломом, вывезенным безо всяких документов из ПМК № 8, растворились в воздухе, потому что брат Дощенко активно занимается бизнесом. Терпели, когда вновь приходилось выезжать к «Кабачку 12 стульев» и разбираться с очередной дракой или грабежом — раз и навсегда навести там порядок они не смели, как не смели нагрянуть в шалман жены Дощенко для элементарной проверки (по информации сотрудников ОБЭП, в кабачке вовсю торгуют фальшивым спиртным).

Но рано или поздно любому терпению приходит конец. И он пришел…

Из заявления бывшего старшины Зарайского ОВД С.Чернышева:

В декабре 99-го в Зарайске прошли выборы главы администрации. Прежний глава, друг Дощенко, проиграл их с треском. Власть перешла в руки директора авторемонтного завода Владимирова.

Никаких оснований любить Дощенко у нового главы не было: на выборах начальник ОВД вовсю поддерживал его конкурента, даже приказывал сотрудникам срывать агитационные плакаты и листовки Владимирова. Ранее, в октябре 99-го, по указанию Дощенко ОБЭП начал проверку авторемонтного завода, вотчины будущего мэра. (К слову говоря, проверка эта до сих пор не закончена, хотя по закону срок её ограничивается 10 сутками.)

Вдобавок первым замом новый глава взял к себе бывшего прокурора Зарайска Сысоева, давнего противника Дощенко. (В бытность прокурором Сысоев пытался раскрутить дело о злоупотреблениях местной администрации, чему Дощенко, понятно, активно противился. В результате прокурору пришлось уйти.)

Думаю, не ошибусь, если скажу, что именно эти перемены в жизни района и послужили отправной точкой к развернувшемуся вскоре скандалу. Отныне сотрудники ОВД, недовольные Дощенко, знали, что у них есть надежный союзник — глава.

Хотя… Союзники ведь были и раньше — взять, к примеру, того же прокурора Зарайска Сысоева. По части умения наживать себе врагов начальник ОВД — человек вообще уникальный. Последовательно он переругался со всеми, с кем только можно: с налоговой полицией, с РУБОПом, с ФСБ.

С Зарайским отделом налоговой полиции и с 11-м отделом областного РУБОПа, который обслуживает район, отношения у Дощенко не заладились с тех пор, как «коллеги» провели проверку кабачка на автовокзале, принадлежавшего тогда супруге полковника. (Дело было ещё до «12 стульев».) Говорят, проверяющие нашли кучу продуктов без сертификатов качества и два ящика сомнительной водки, однако протокол оформлять не стали: пожалели.

С ФСБ и того хлеще: начальник ОВД считает, что местный отдел контрразведки вовсю работает против него. Он даже снял с должности и.о. начальника паспортно-визового отделения Плетнева за то, что тот помог чекистам навести справки о прописке интересующих их граждан. И хотя Плетнев отказать ФСБ не имел права, Дощенко обвинил его в… шпионаже и стукачестве и сослал в медвытрезвитель.

Как видите, недругов у полковников было более чем достаточно. А значит, причина разгоревшегося конфликта отнюдь не ограничивается одним только приходом нового главы района, который — Дощенко в этом абсолютно уверен — специально обостряет ситуацию, чтобы снять начальника ОВД с должности.

Причина в другом: это как сказка про репку. Сама по себе мышка ничего не сделает, но если до неё эту репку тянули и дедка, и бабка, и внучка, и Жучка (не говоря уж о кошке) — корнеплоду конец…

…Юрий Иванович Дощенко был нескрываемо удивлен моему приезду в Зарайск. Удивлен и в то же время рад, потому что, как он сам признался, давно следил за моими выступлениями и очень переживал, когда меня пытались посадить в тюрьму и сумасшедший дом.

«Да поможет вам Господь в вашей нелегкой работе, — прочувственно сказал Юрий Иванович, заворачивая в вафельное полотенце чайник с зеленым чаем. — Здоровья вам и терпения».

После такого комплиментарного вступления мне стало несколько неудобно расспрашивать начальника ОВД о том, как он избивает подчиненных и шокирует прохожих пьяными песнями под гитару.

…То, что полковник Дощенко умеет производить впечатление и вообще подавать товар лицом, меня предупреждали заранее. Не напрасно.

«Я понимаю, — печально говорил полковник, — если бы я сам прочитал это письмо, у меня возникли те же чувства, что и у вас. Такого начальника не просто выгонять — сажать надо».

И сердце мое наполнялось сочувствием к оклеветанному человеку, тем более что на каждое обвинение у него имелась специально заготовленная справка.

В изложении Дощенко дело выглядит так.

После того как новое руководство ГУВД повело решительную борьбу с сокрытием преступлений, он приказал поднять все материалы с отказом в возбуждении уголовных дел. Выяснилось, что только за три месяца нынешнего года угрозыск и служба криминальной милиции отказали в возбуждении 62 дел безо всяких на то оснований. За это он объявил начальнику угро Бирюкову о неполном служебном соответствии. Бирюков, а вслед за ним и сотрудники угрозыска, уличенные в укрывательстве, обиделись. Затаили обиду. А потому сорвали итоговое квартальное совещание, надеясь на поддержку нового главы района.

Новый глава района, а в особенности его первый заместитель и верный собутыльник, отставной прокурор Сысоев — о! это такие люди! (В доказательство Дощенко вытащил из сейфа папку с материалами о злоупотреблениях на авторемонтном заводе, где директорствовал нынешний глава, но показать — не показал.) Это они вместе с ФСБ мутят воду. И знаете за что? За то, что он, полковник Дощенко, дважды сажал родного брата сегодняшнего главы, а прокурор Сысоев всячески этому препятствовал. Приказывал ли он срывать предвыборные плакаты главы? Конечно, нет… Ну если только с автобусов — это ведь противозаконно. Как не противозаконно? Серьезно? Видите, вы в курсе дела, разве же все законы упомнишь…

Да, он, полковник Дощенко, человек требовательный! Он горит на работе — даже больной выходит на службу — и требует того же от других. Конечно, это многим не нравится.

Все, что изложено в письме, — вопиющая неправда. У него нет трех машин — только две, просто «форд» сломан, приходится ездить на «Волге». Все подразделения в ОВД полностью укомплектованы транспортом, согласно штатному расписанию. Да и вообще, не дело милиционеров выяснять, кто на какой машине ездит.

Аппаратуру для ВИА он действительно купил, но сделал это на спонсорские деньги. В отделе развита художественная самодеятельность. (Клеветники, правда, утверждают, что причина не в самодеятельности, а в том, что один из сыновей Дощенко прилично поет, и играет на гитаре, и даже занял какое-то место на конкурсе в своем милицейском институте.) Можно ли было направить эти деньги на что-то другое? Конечно, можно, однако досуг подчиненных — дело тоже немаловажное.

Никакого музея в отделе не существовало — так, висели на стенах стенды с документами. Он просто сделал небольшую перепланировку: часть стендов — перевесил, другую — перенес в ленинскую комнату. Понятно, не для того, чтобы отгрохать себе комнату отдыха.

А как, извините, без комнаты отдыха? Посмотрите, где здесь необыкновенная мебель? Самая обычная. Телевизор же (диагональ — 72 сантиметра) и музыкальный центр остались от прежнего начальника. Что же касается пьянок и песен под гитару… Не хочется даже на эту тему говорить. Чушь!

Да, в сауну никто не ходит, но лишь потому, что пожарный не подписывает акт приемки: заземления какого-то, что ли, нет. Включали её всего раза два. От силы — три. (Вообще-то пожарный подчиняется начальнику ОВД и с учетом местной специфики вряд ли отказал бы в акте приема — ну да чего крючкотворничать?)

Никого он, полковник Дощенко, не бил. Почему, в противном случае, избитые им сотрудники не обратились к врачу, не получили акта освидетельствования? Почему вспомнили об этом только сейчас? А старшина Чернышев, которого он якобы отлупил в кровь, и вовсе был уличен в недостаче линолеума, отверток, двух огнетушителей, электрокамина и военного имущества на общую сумму 6 тысяч 129 рублей 08 копеек. Пришлось выплачивать. Естественно, он имеет зуб на начальника.

Сыновья тоже никого не били — хорошие ребята, курсанты областного института МВД. На дискотеке их приятелю стало плохо, хотели отвезти домой, а кто-то из толпы прыснул в милиционера газовым баллончиком. Если это были они — что же милиционер не дал соответствующих показаний?

«Кабачок 12 стульев»? А где написано, что жена начальника милиции не имеет права владеть рестораном? Только, честно говоря, какое это владение — сама и пирожки печет, и еду готовит: она по профессии инженер предприятий общепита. Но вы же понимаете, ни на хлебозавод, ни на молокозавод её никто не берет — боятся! А жить-то на что-то надо! До последнего времени лепила пельмени; вся семья помогала — и сыновья, и он, полковник Дощенко, после работы тоже приходил лепить. От усталости падал, но лепил.

Не подумайте — это все не пустые слова. Недавно из главка приезжала специальная комиссия. Детально разбиралась, разговаривала со всеми. Разумеется, ничего не нашла. Откровенно говоря, люди уже жалеют, что подписали письмо. Просто поддались эмоциям. Так что никакого конфликта в коллективе нет. Все работают и живут дружно…

…В самый разгар беседы в кабинет Дощенко вошла надзирающая за милицией зампрокурора района Синева — та самая Синева, после выступления которой на совещании сотрудники ОВД в знак протеста покинули зал. На ловца и зверь бежит! Синева по-хозяйски повесила в шкаф пальто, присела к столу — по всему, чувствала она здесь себя как дома.

Поначалу, правда, зампрокурора не хотела отвечать на вопросы («с вами, журналистами, только свяжись», — кокетливо отмахивалась она). Но потом, после уверений, что я обязательно свяжусь с её начальником и получу санкцию на интервью, Синева включилась в разговор. Оказалось, она полностью согласна с Дощенко. Никаких проблем нет и никогда не было — их раздули отдельные интриганы, недовольные требовательностью и жесткостью начальника. А что вы хотите — сокрытие преступлений это серьезное дело. Те, кого уличили, и кричат громче всех. (О том, что весь «отказной» материал визировался ею самой, равно как и согласовывался с Дощенко, Синева почему-то не вспоминала.)

«Отчего же письмо протеста подписала треть всего личного состава?» — продолжал допытываться я.

Дощенко и Синева наперебой объясняли, что сотрудники угрозыска ходили по отделу и слезно умоляли коллег поддержать их. Иначе, мол, весь розыск уволят. Люди подписывали исключительно из жалости и чувства солидарности.

«И начальник ГИБДД из жалости?» — спрашивал я.

«Юрий Иванович много раз его критиковал. Он обижен», — отвечала Синева.

«И начальник ОБЭП?»

«Ему тоже доставалось».

«И начальник склада, и начальник изолятора?»

«А это вообще родные братья. У них — свой счет к начальнику».

…Почему-то, слушая начальника ОВД и зампрокурора, я вспомнил пословицу про поручика, который один шагает в ногу. И ещё одну, неприличную, — про Д'Артаньяна и тех, кто его окружает.

Глава администрации — жулик. Бывший прокурор — его собутыльник. Налоговая полиция, РУБОП, ФСБ — интриганы и заговорщики. Уголовный розыск — укрыватели преступлений. Старшина Чернышев — расхититель. Плюс начальники ГИБДД, ОБЭПа, склада, изолятора и ещё человек шестьдесят…

А может, дело не в них? Может, дело совсем в другом?

Еще недавно Зарайский ОВД входил в число лучших в области. Угрозыск, например, долгих пять лет находился в тройке призеров по раскрываемости.

Сегодня ситуация резко изменилась. По темпам роста преступности район прочно удерживает первое место в регионе. По показателям, напротив, добрался уже до 42-го. Начальник Дощенко, правда, считает, что происходит это потому, что отдел перестал заниматься укрывательством, а это, понятно, не могло не сказаться на общем знаменателе. Однако мне кажется, дело совсем не в этом.

Просто вместо того чтобы работать, люди вынуждены заниматься черт знает чем…

Профессионалы, не выдержав издевательств, уходят, а на их место никто отчего-то не спешит…

Общая обстановка накалена так, что достаточно одного резко брошенного слова…

Сотрудники милиции — те, кто по долгу службы обязаны защищать справедливость, — в этой самой справедливости разувериваются…

Чего можно требовать от этих людей? Спасибо еще, что выходят на работу.

Я не следователь и не прокурор. Не мое дело — разбираться в дрязгах, решать, кто прав, кто виноват. Но я совершенно четко уверен в одном: если 69 сотрудников, включая руководителей большинства подразделений, в открытую выступают против своего начальника, надо либо снимать начальника, либо увольнять этих сотрудников. Третьего не дано.

Говорят, полковник Дощенко обладает мощной поддержкой в ГУВД области. Его там ценят и уважают. У 69 сотрудников милиции — сыщиков и обэповцев, следователей и кадровиков, инспекторов ГИБДД и контролеров ИВС, участковых и водителей — поддержки никакой нет. Только именно эти люди, а не полковник Дощенко борются с преступностью. Они могут прожить без Дощенко. Дощенко без них — никогда.

«Что нам делать? — спрашивали зарайские милиционеры. — Если все дело пустят на самотек, нас передавят по одному».

«Выйдите с плакатами на Белинского, к ГУВД области, — советовал я. — Вон, музыканты из ансамбля Александрова выстроились у Минобороны, сыграли „гордый Варяг“, и ансамбль не расформировали».

Милиционеры смотрели на меня, как на полоумного: «Вы представляете, что будет, если весь отдел уедет в Москву! Сколько преступлений произойдет!»

Я представляю. А представляют ли это в ГУВД области? Судя по всему, не очень. В ГУВД области, по-моему, вообще, ничего не представляют.

Буквально через несколько дней истекает срок изучения «письма протеста». Прокурор Зарайска, которому это письмо переслали из областной прокуратуры, должен принять какое-то решение: либо возбудить уголовное дело, либо отказать в возбуждении.

Зарайские милиционеры замерли в ожидании. Они — да и не только они — ещё верят в справедливость. В то, что справедливости этой можно и нужно добиваться. ПОКА ещё верят.

Господин прокурор, пожалуйста, не обманите их надежд…

Уже на другой день после возвращения из Зарайска мне позвонили из ГУВД области и областной администрации и попросили «отнестись к Дощенко повнимательнее» и «особо не размахивать топором». Ничего не скажешь: связи у полковника Дощенко в самом деле хорошие…

Р.S. Когда статья готовилась к печати, стало известно, что приказом Дощенко со своих должностей были сняты начальник ОБЭПа Чагин и начальник патрульно-постовой службы Сафонов. Начальник службы участковых инспекторов Григорьев подал рапорт о переводе его следователем в следственный отдел. Революция продолжается…

К Новому году полковник Дощенко прислал мне поздравительную открытку. В стихах. С самыми добрыми и теплыми пожеланиями.

Никогда не поверю, чтобы Дощенко питал ко мне любовные чувства. После публикации с должности его все-таки сняли: не сразу, правда, но сняли. С понижением.

А прокуратура никакого дела возбуждать не стала. «Нет состава преступления», — было сказано в отписке, которая пришла в редакцию.

Ничего странного: если парализовано все тело, значит, больны все его органы, и не важно, как они называются: милиция, прокуратура или налоговая полиция.

Потому-то и бесчинствовали все эти годы Орлов и его гауляйтеры. Потому-то и ставил людей на колени начальник МУРа Максимов. Вытаскивал убийц из тюрем генерал Купцов. Творили беспредел Скурчаев и Юхман.

Им просто некого было бояться…

02.11.2001 ЛИЦЕНЗИЯ НА ТЕРРОР

Готова ли Россия к новым терактам?

К сожалению, я знаю ответ: не готова. И дело не в импотентности наших спецслужб. Совсем в другом.

Те, кто думает, что самое главное оружие террористов — споры сибирской язвы или пластит, глубоко ошибаются. Их главное оружие — деньги…

Пять ключевых российских структур. Генпрокуратура, МВД, ФСБ, Администрация Президента, Госдума. Сжатый кулак страны.

Все эти ведомства бессильны перед террористами. И все они замешаны в беспрецедентном по своему масштабу коррупционном скандале…

Чеченские боевики, готовящие взрывы московских вокзалов, — под защитой Генпрокуратуры. Такое не приснится и в страшном сне. И тем не менее это так…

8 августа 2000 года в переходе на «Пушкинской» прогремел взрыв. Тринадцать человек погибло. Более пятидесяти получили ранения.

Организаторов теракта не нашли до сих пор. Их могли найти. Но оказалось, что боевики чувствуют себя в Москве как дома.

В их руках — непобедимое оружие: деньги…

— Микуся, ты домой не собираешься?

— Скоро приеду.

— Приезжай, вместе будем их уничтожать… А то что-то вы долго засиделись в Москве.

Тот, кого назвали Микусей, коротко хохотнул:

— Здесь уже много убили…

На другом конце провода тоже засмеялись. Нехорошо засмеялись: жестко, отрывисто.

— Эту работу сделайте — последнюю, про которую я вам говорил. На вокзале…

…Их разделяло почти две тысячи километров. На самолете — это четыре часа лету, на поезде — двое суток езды.

Как, должно быть, тяжело приходилось их прапрадедам — воинам имама Шамиля — без телефонов, без взрывчатки. Может, оттого-то и проиграли они войну?..

Этот телефонный разговор состоялся летом 2001 года. Если быть совсем уж точным — 5 июня, в 23 часа 39 минут по московскому времени.

Подобные разговоры российские спецслужбы пеленгуют на Кавказе сотнями. Эта работа сродни золотоискательской: тонны песка и воды надо пропустить через сито, чтобы выудить пару долгожданных крупинок.

Но игра стоит свеч. 5 июня спецслужбы убедились в этом в очередной раз. Перехваченный телефонный диалог не оставлял никаких сомнений: чеченцы готовят в Москве новый теракт…

Из перехваченного телефонного разговора:

«Чеченец»: Ты знаешь, где тротил нужно забрать?

«Москвич»: А ты выслал?

«Чеченец»: Да.

«Москвич»: На «Пушкинской» хороший был, да?

«Чеченец»: Да, мне понравилось…

«Москвич»: Мы скоро приедем.

«Чеченец»: Приезжайте домой, иначе вас никто не признает.

«Москвич»: Но ты скажи им, что мы хоть и за пределами, но тоже работаем по чуть-чуть. На «Пушкинской» — туда-сюда.

«Чеченец»: Хорошо. То, что я сказал, сделай.

Этот сенсационный перехват пришелся как нельзя кстати. К тому моменту основные версии взрыва на «Пушкинской» были уже отработаны. Отпали все, кроме одной: террористической.

В её пользу говорило многое. Было точно установлено, например, что летом 2000-го в Москве тайно находился Арби Бараев — командир «исламского полка особого назначения», организатор самых жестоких и кровавых преступлений. Это он похитил президентского полпреда Власова и французского эмиссара Коштеля. Это его люди отрезали головы английским инженерам.

Именно Бараев вполне мог — даже без оглядки на Масхадова — сдирижировать взрыв на «Пушкинской»: к этому моменту он начал вести уже самостоятельную игру.

Перехваченный спецслужбами через неделю после взрыва телефонный разговор Масхадова это лишний раз подтверждал. «Бараеву за Москву надо голову оторвать!» — орал в трубку «президент Чечни».

Но одно дело — предположения, догадки. И совсем другое — конкретика.

Телефонный перехват взбудоражил отчаявшихся уже оперативников. Словно гончие собаки, почуявшие след, они встали в стойку, приготовились к прыжку…

Одного из абонентов вычислили сразу. Полевой командир отряда Бараева (!) Зелимхан Ахмадов. Бандит из бандитов, давно уже находящийся в федеральном розыске.

Этот человек был хорошо известен и в МВД, и в ФСБ. Банда, сколоченная им, который год промышляла торговлей людьми. Жертв похищали не только в Чечне — по всей России: в Дагестане, в Астрахани, даже в Москве. Всего таких преступлений за Ахмадовым числится семьдесят семь. (Я называю такую точную цифру, поскольку прокуратурами ряда областей и краев в отношении Ахмадова возбуждены уголовные дела.)

Но кто был его собеседником? Что за Микуся должен был забрать тротил и сделать «последнюю работу»?

На этот вопрос предстояло ещё ответить. И как можно скорее: теракт мог произойти в любую секунду…

О таинственном Микусе оперативники не знали ничего, кроме имени: Микаил — так называл его бандит Ахмадов.

Но зато они знали номер московского телефона, с которого велся разговор.

Проверка по учетам ничего не дала: это была обычная съемная квартира. Тогда за «адресом» установили наблюдение. Денно и нощно милицейская «наружка» дежурила у подъезда. И дождалась.

Через девять дней после радиоперехвата, 14 июня, «наружка» засекла молодого человека явно кавказской наружности, который поднялся в «нехорошую» квартиру.

В доме он пробыл недолго — не больше часа. Сел в «девятку» (номер С 759 НУ 99) и поехал по проспекту. Здесь-то его и остановила ГИБДД.

Звали этого человека Даут Бекмурзаев. Чеченец. Уроженец Урус-Мартана. Больше года он находился в федеральном розыске: в 99-м его поймали с поддельной доверенностью, продержали в СИЗО два месяца, отпустили под подписку о невыезде, и с тех пор следователь его больше не видел.

Бекмурзаева доставили в ближайший отдел милиции. Тут и началось самое интересное. Вернее, самое интересное было ещё впереди — это был лишь пролог, вступление. Первый звонок, которого оперативники по глупости своей и наивности не услышали.

Не прошло и часа, как в отделении появился представительного вида гражданин. Точно волшебной палочкой, он взмахнул удостоверением ФСБ (полковник Чигин, замначальника 2-го отдела Организационно-оперативного управления). И… попросил отдать ему задержанного.

— Он же в розыске! — удивились муровцы.

— Так я вам завтра его привезу, — честно глядя в глаза, ответствовал контрразведчик — и был неприятно обескуражен, получив отказ.

Никакого отношения к Чечне отдел, в котором работал полковник Чигин, не имеет, но не стоит удивляться. Подобных чудес в нашей истории будет ещё предостаточно…

Между тем под утро задержанного Бекмурзаева отвезли на Петровку. Поговорили по душам. Выяснилось, что его отец — помощник депутата Госдумы от Чечни Аслаханова. Что в Москве проживает он вместе с братом. И брата этого зовут… Микаил. Ниточка потянулась…

В тот же день, 15 июня, Микаил Бекмурзаев «совершенно случайно» был остановлен сотрудниками ГИБДД. Там же, на Кутузовском проспекте. На уже знакомой нам «девятке».

Никаких документов на машину у него не было. Одна только справка, выданная заместителем Дорогомиловского межрайонного прокурора Мартемьяновым, об утрате гражданином Бекмурзаевым техпаспорта и прав.

— Придется проехать в отделение, — дрогнувшим от счастья голосом сказал инспектор. И вновь случилось чудо.

Из припаркованного поодаль «мерседеса» (номер С 868 СС 99) вышел добрый волшебник, при ближайшем рассмотрении оказавшийся тем самым зампрокурора Дорогомилова Мартемьяновым, и начальственным голосом приказал Бекмурзаева отпустить. Дескать, он как раз сопровождает его в ближайший отдел милиции по «государственному делу».

И Бекмурзаева, понятно, отпустили: связываться с прокуратурой себе дороже. Но «наружка» тем не менее за ними поехала. Довела до ОВД «Дорогомиловский». И потеряла.

Из отделения Бекмурзаев умчался на 500-м «мерседесе» с милицейскими номерами. Угнаться за ним «топтуны» попросту не смогли.

Этот «мерседес» объявят потом в розыск. Найдут. И тогда все станет окончательно понятно.

Но это будет потом. Пока же муровцы продолжают плести свою паутину. Домашний и мобильный телефоны Бекмурзаева были поставлены на «прослушку». В ГУБОП ушел запрос: известно ли борцам с оргпреступностью такое лицо?

Оказалось, известно. По оперативным данным, братья Бекмурзаевы имели самые тесные связи с боевиками и даже воевали в 99-м году в Дагестане.

Не менее интересными были и результаты «прослушки». Микаил Бекмурзаев регулярно звонил в ГУБОП МВД. Не подумайте только, что Бекмурзаев был милицейским агентом. Скорее, наоборот: это сотрудники ГУБОПа работали на него.

Регулярно они сдавали Бекмурзаеву секретнейшую информацию. Предупреждали, что на хвост ему сели МУР и ФСБ, что его телефоны прослушиваются. Что есть радиоперехват его разговора с Ахмадовым. Даже называли имена сотрудников, которые ведут разработку.

Практически каждый шаг оперативно-следственной группы становился известен Бекмурзаеву незамедлительно. Он знал все.

Почему же он не сбежал из Москвы? Да потому, что бояться Бекмурзаеву было нечего. Он чувствовал себя очень уверенно: за его спиной стояла слишком большая сила…

Бьюсь об заклад: все вы видели этого человека. Его регулярно показывают по телевизору. Всякий раз, когда чеченский лидер Кадыров приезжает в Москву, он стоит у него за спиной.

Этого субъекта зовут Адлан Магомадов. Полномочный представитель главы Чеченской Республики при Президенте России.

Во власть Магомадов пришел из бизнеса. Раньше он крутил дела вместе с другим видным деятелем чеченского народа — Маликом Сайдуллаевым… Потом Сайдуллаев стал председателем Госсовета Чечни. Магомадов — полпредом.

(Как тут не вспомнить многочисленные заявления Сайдуллаева, сделанные им сразу после взрыва на «Пушкинской». Он категорично утверждал тогда, что чеченцы никакого отношения к этому теракту не имеют, что все это дело рук армянской преступной группировки.)

Что такое полпред? Свободный проход на Старую площадь и в Кремль. Машина с трехцветным, федеральным номером. Неограниченные возможности.

Не случайно родной брат Магомадова стал, например, начальником ГИБДД Чечни (притом что ранее он был объектом разработки и подозревался в незаконной «растаможке» и постановке на учет контрабандных машин).

Не случайно так уверенно чувствовал себя наш герой — Микаил Бекмурзаев. Двух этих людей связывали самые тесные и доверительные отношения. Общались они практически ежедневно.

Магомадов прекрасно знал, кто такой Бекмурзаев. Он даже консультировал его, как соблюдать правила конспирации (это стало особенно актуально после задержания бекмурзаевского брата Даута). Предлагал в экстренном порядке оформить загранпаспорт, дабы Микаил успел уехать из России.

Не успел. Материалов было собрано уже вполне достаточно. И в прокуратуре, и в МУРе никто больше не сомневался: таинственный Микуся, готовящий взрывы в Москве, и Микаил Бекмурзаев — это одно и то же лицо.

26 июня Бекмурзаева задержали. При обыске у него были найдены бразильский пистолет «Таурус», тротил и электродетонатор типа ЭДП-р, весьма популярный для изготовления «адских машин».

А на другой день, 27 июня, оперативно-следственная группа Мосгорпрокуратуры провела разом 25 обысков — во всех квартирах, телефоны которых «засветились» в процессе разработки. Санкцию на обыски подписал зампрокурора Москвы Юрий Семин.

Вообще-то справедливости ради следует сказать, что обысков должно было быть 26. Но в 26-ю по счету квартиру, в Одинцове, оперативников и следователя не пустила хозяйка. Оказалось, что апартаменты эти принадлежат… прокурору Республики Ингушетия Магомету Белхороеву и, по закону, нужна санкция генпрокурора. С полпредами — проще…

— Вы все будете уволены, — процедил Адлан Магомадов, когда к нему пришли с обыском. — Кто давал санкцию? Семин? Завтра он сожрет это постановление.

И вновь пропустили опера эти слова мимо ушей. Не поняли, в какие верха лезут, в какой калашный ряд суются со своими свиными рылами.

Между тем полпред повел себя решительно. Когда сыщики попытались увезти с собой его младшего брата Юнуса — у того не было ни регистрации, ни прописки, — он фактически силой отбил его. Засунул в машину с федеральными номерами и увез.

Задерживать сановное авто опера не осмелились… А утром наступило похмелье…

Утром следователь горпрокуратуры Кальчук — это в его производстве дело по взрыву на «Пушкинской» — был срочно вызван к руководству. В безапелляционной форме ему приказали вернуть Магомадову все, что было изъято при обыске. Не просто вернуть — поехать к нему домой и извиниться. Аналогичная команда поступила и на Петровку.

В чем заключалась причина такого удивительного самобичевания, стало понятно позднее. Оказалось, что утром, после обыска, Магомадов ринулся в Генпрокуратуру. К первому заместителю генпрокурора Бирюкову. Человеку, по праву считающемуся «серым кардиналом» Генеральной.

Какие уж доводы он привел «рьяному законнику» Бирюкову, можно только догадываться. Факт налицо: все изъятые вещи были нижайше возвращены разъяренному Магомадову. А зампрокурора Москвы Семина, который санкционировал обыски, вызвали на ковер в Генеральную. Как рассказывают очевидцы, обратно Семин вернулся в состоянии, близком к полуобморочному.

В это невозможно поверить. В это не хочется верить. Но от этого никуда не денешься. В Генеральной у Магомадова после спросили. Осторожно, заискивающе:

— Вы всем довольны? Нет к нам больше претензий? Не надо Семина наказывать?

— Не надо, — по-хозяйски махнул рукой полпред. Чеченцы — народ великодушный.

Всех этих перипетий сыщики пока не знали. Они просто делали свое дело, не влезая ни в какую политику. Оперативники понимали: Бекмурзаев — не герой-одиночка. Чтобы раскрыть взрыв на «Пушкинской» и предотвратить новые теракты, одного этого человека было явно недостаточно.

И тогда им в голову пришла дикая (по-другому и не скажешь) идея: задержать младшего брата Магомадова, Юнуса — того, что отбил во время обыска полпред.

К этому моменту из ГУБОПа поступил ответ, что, согласно оперативным данным, в 2000 году Юнус Магомадов вывозил на своей машине Арби Бараева (снова Бараев!) из Урус-Мартана.

Впрочем, ничего странного в этом нет. У семьи Магомадовых — особые отношения с боевиками. Помните ещё одного брата Алдана, Лема, начальника чеченского ГИБДД? Так вот, по данным того же ГУБОП МВД, в его квартире на Кутузовском нелегально проживал в июне 2000-го министр дудаевского и масхадовского правительств Хамзат Идрисов, который тайно, по поддельным документам, приезжал в столицу собирать деньги для нужд НВФ.

Юнуса Магомадова задержали прямо у дома, где он жил. Было это 7 июля. А уже 8 июля прокуратура возбудила уголовное дело против сотрудников ГУВД, которые его брали: за превышение должностных полномочий. С такой оперативностью я не сталкивался никогда — это что-то уже из разряда научной фантастики…

А ещё через пару недель зампрокурора Москвы Юрий Семин, отважившийся санкционировать 26 злополучных обысков, был отправлен в отставку.

— Не хочу ворошить прошлое. — Юрий Семин явно не склонен откровенничать. — Почему ушел? Ушел — и ушел.

Он отводит взгляд, смотрит куда-то в сторону, и молчание его красноречивее всяких слов. Людям с принципами в прокуратуре сегодня делать нечего.

За полтора года устиновского правления ведомство это изменилось прямо на глазах. Честные сотрудники, профессионалы уходят пачками — уже уволилось почти пять тысяч. Сняли практически всех начальников управлений центрального аппарата (в одном только Управлении по надзору за МВД успело смениться четыре начальника). Вычистили большинство прокуроров субъектов Федерации (больше пятидесяти).

Последний громкий уход имел место всего неделю назад: подал в отставку следователь по особо важным делам Гребенщиков. Он вел дело о взятке первого замминистра финансов Петрова. И когда понял, что руководство не хочет направлять дело в суд, подал рапорт.

Подобных примеров я знаю десятки. Людей убирают и назначают не по деловым качествам, а по принципу «свой-чужой». (Начальника надзорного управления Аристова уволили, например, только за то, что к нему на день рождения пришел бывший зам генерального Катышев — человек, одно упоминание которого вызывает сегодня ненависть.)

И в большинстве своем связаны эти истории с именем «серого кардинала» Генпрокуратуры Юрия Бирюкова. Это Бирюков заставил написать рапорт следователя Волкова — того, что вел дело по «Андаве» («Вечно вы суетесь куда не нужно», — сказал он). Это Бирюков сделал все, чтобы развалить дело бывшего замминистра финансов Вавилова, открыто потребовал снять с Вавилова обвинение.

О Бирюкове и его профессиональной компетентности в прокуратуре рассказывают легенды. Еще недавно этот человек был всего-навсего прокурором маленькой Элисты. На Олимп он вознесся по одной лишь причине: ему посчастливилось поработать вместе с Устиновым в главке по Кавказу.

Я так подробно касаюсь этой феерической фигуры, поскольку именно ей суждено было сыграть в нашей истории решающую роль. Именно поход полпреда Магомадова к Бирюкову определил дальнейший исход дела…

Но вернемся к главному герою — Микаилу Бекмурзаеву. Как вы помните, ещё до ареста он ушел от «наружки» на «мерседесе» с милицейскими номерами (М 898 МР 77). Машину проверили. ГИБДД дала ответ, что номер этот… вообще никому не выдавался. Тогда «мерседес» объявили в розыск.

16 июля машину задержали. За рулем сидел чеченец — некто Али Духаев, уроженец Грозного, который предъявил удивленным пэпээсникам… спецталон — документ, выдаваемый спецслужбами на оперативные машины, запрещающий их досматривать, да и вообще останавливать.

Спецталон этот — № 023299 — числился за… Генеральной прокуратурой. Круг замкнулся.

(Немаловажная деталь: у Духаева нашли при себе пятирублевую купюру советского образца, на которой были начертаны две цифры — 95. Что это такое, на Лубянке знают отлично: своего рода опознавательный знак боевиков, мандат. У Ахмярова, который взрывал дома в Москве, была точно такая же ассигнация.)

Полагаете, в Генпрокуратуре пришли от случившегося в ужас? Как бы не так. Все материалы, включая изъятый спецталон и поддельные милицейские номера, из ГУВД попросту забрали. Их дальнейшая судьба неизвестна.

Генпрокуратура, покрывающая террористов. Генпрокуратура, увольняющая своих сотрудников в угоду подозрительным чеченцам. Генпрокуратура, оберегающая покой боевиков… Стоит ли удивляться тому, что случилось после? По-другому и быть не могло.

20 августа Микаил Бекмурзаев вышел на волю. Зампрокурора Южного округа Брундасов изменил ему меру пресечения на подписку о невыезде в связи «с незначительностью преступления»(!).

Уверен, что без Бирюкова дело тут не обошлось. Свою лепту внес и депутат Госдумы бравый генерал Аслаханов, помощником у которого служит бекмурзаевский папа. Он прислал в прокуратуру личное поручительство…

Знали ли эти люди — Брундасов, Аслаханов, Бирюков, — что экспертиза по той злополучной пленке — радиоперехвату беседы Микуси с Ахмадовым — пришла к однозначному выводу: это голос Микаила Бекмурзаева.

Впрочем, даже если и знали…

Когда-то, после Буденновска, Басаев хвастливо объявил, что вполне мог бы дойти своей колонной до Москвы. Просто кончились деньги на взятки гаишникам.

Сегодня деньги не кончатся. Хватит на все с лихвой. История Бекмурзаева-Магомадова подтверждает это наглядно.

Я далек от мысли, что люди, прикрывавшие это дело, — сотрудники ГУБОПа, прокуратуры, ФСБ, — тайные агенты боевиков. Наверняка они даже и не задумывались, кого «отмазывают», защищают. Их это волновало меньше всего.

Эти люди даже хуже, чем террористы. У тех, по крайней мере, есть какие-то убеждения. У этих — только алчность.

Мы сами построили такое государство, где деньги решают все. И неважно, кто их платит: мошенник или террорист. Они (деньги) не пахнут.

Ни один из чиновников, засветившихся в деле Бекмурзаева, не был не то что уволен — даже наказан. Словно все это в порядке вещей. Словно так и должно быть.

Так о какой борьбе с терроризмом можно вести речь? О какой безопасности толковать, если Адлан Магомадов, гораздо больше похожий на резидента Бараева и Масхадова, чем на полпреда, по сей день свободно ходит по Кремлю, а Микаил Бекмурзаев — гуляет на свободе?..

С момента взрыва на «Пушкинской» прошло больше года. Больше года в Москве не было крупных терактов. Вокзалы стоят пока в целости и сохранности.

Пока стоят…

…А тем временем в минувшие выходные в ресторане «Прага» гуляла пышная свадьба. Триста человек гостей и даже один генерал-лейтенант, начальник главка МВД.

Родная сестра Бекмурзаева вышли замуж за сына начальника ГИБДД Чечни Магомадова. Теперь Бекмурзаевы и Магомадовы — не просто соратники. Разорвать эту связь не могут теперь никакие спецслужбы.

Спецслужбы вообще мало что могут…

Все, что последовало за этой статьей, я описал во втором материале, объединенном общими героями: прокурорами и боевиками…

04.12.2001 МАНДАРИНЫ НА БЕЛОМ СНЕГУ

Словно почтовый экспресс, генпрокурор Устинов курсирует между Москвой и Махачкалой. У Устинова очень важная миссия: без него суд над Радуевым сорвется.

И очень опасная: в прошлый раз, когда генпрокурор ездил в Дагестан, боевики Хаттаба чуть не убили его, но на полпути к Махачкале были схвачены нашими доблестными спецслужбами и во всем сознались.

Поездки эти широко освещаются в СМИ. «Впервые за последние полвека генеральный прокурор лично выступает как гособвинитель», — с придыханием говорят по телевизору. И дальше, понятно, — о борьбе с терроризмом, о торжестве закона.

Не в зале суда надо бороться с терроризмом. Не под прицелами фотообъективов и телекамер.

Если бы Устинов действительно хотел повести такую борьбу, начинать её следовало бы в Москве. В своем родном ведомстве. И прежде всего в этой борьбе должен был бы пасть его первый заместитель Юрий Бирюков — ведь именно по воле Бирюкова разгуливают на свободе соратники Бараева. Люди, подозреваемые в подготовке новых терактов в Москве…

Но… На Востоке говорят: трепать хвост убитого льва легче, чем бороться с живыми хищниками…

— …Из одной западной страны в ответ на наш запрос приходит сообщение: обнаружена банковская ячейка. В ней — полмиллиона долларов и драгоценности. Доступ к ячейке имеет человек, носящий ту же фамилию, что и один из губернаторов. Иду к руководству: что делать с материалами?

— Как что?! Проверять и возбуждать дело!

— Именно это я и предложил. «Серега, куда ты опять лезешь?!» — было сказано мне в ответ… Это не частность. Это, к сожалению, превратилось в систему, и фразу эту — «Серега, куда ты лезешь?» — мне приходилось слышать постоянно.

Что стало в итоге с этими материалами, не знаю. Боюсь, их тоже «похоронили»… Понимаете, раньше «важняки» работали не за страх, а за совесть. А сегодня на первый план выдвигается: тише молчишь — дольше усидишь. Будешь что-то делать — лишишься кресла. Не надо никаких скандалов, никаких новых материалов, лишь бы все было спокойно…

— Эти перемены случились именно сейчас?

— Да, после прихода Устинова и Бирюкова… Система координат стала меняться на глазах…

Сергей Гребенщиков, отрывок из интервью с которым вы только что прочитали, не похож на следователя в привычном для нас понимании. Интеллигентный, мягкий человек, с длинными женскими ресницами. Но внешность часто бывает обманчива.

Еще недавно Гребенщиков работал в Генпрокуратуре. Старшим следователем по особо важным делам. Он был одним из лучших «важняков»: занудным, скрупулезным. Сутками мог копаться в финансовых документах, рыться в цифрах и числах, от которых у нормального человека давно бы зашел ум за разум.

Впрочем, Гребенщиков не был нормальным — по крайней мере в том смысле, как понимает это руководство Генпрокуратуры. Он не признавал «телефонного права». Он отказывался «решать вопросы». Он пер буром, лез на рожон, словно жил не в России эпохи реформ, а на книжных страницах Уголовно-процессуального кодекса. А значит, другого исхода и быть не могло.

Гребенщиков подал рапорт, когда окончательно понял, что дело, которое вел битых четыре года — дело замминистра финансов Петрова, одно из самых громких коррупционных дел последнего времени, — доводить до суда никто не хочет…

Мне повезло. Я успел ещё застать в прокуратуре таких «ненормальных» — патологически честных, упертых. «Белых ворон».

Сегодня поверить в это трудно. Сегодня прокуратура из главного законного органа страны превращается в дубину, которую власть опускает на головы ослушников и врагов. Новое руководство насаждает в массах палочный метод: все решает не закон, а приказ сверху, и горе тем, кто осмелится этому приказу воспротивиться: сомнут, раздавят…

Возвращаться к тому, о чем уже писал, всегда нелегко. Все равно что отправляться во вчерашний день и проживать его заново — этакое дежа вю, день сурка. Но иногда другого выхода просто не остается…

Месяц назад мы рассказали о беспрецедентной истории. О том, как руководство Генпрокуратуры покрывает чеченских боевиков и снабжает их спецталонами. Как выпускает оно из тюрем людей, подозреваемых в организации новых терактов. Увольняет тех, кто эти теракты пытается пресекать. Разваливает уголовные дела.

Руководство на нас крепко обиделось. Особенно — первый заместитель генпрокурора Юрий Бирюков, человек, которого иначе как «серым кардиналом» в прокурорской системе не называют. Наш главный герой.

Что делают нормальные люди, если считают, что их оклеветали? Подают в суд. (Уж кто, как не прокуроры, должен разбираться в законах…) Однако Бирюков в суд идти не решился. Наверное, он заранее понимал, что сальдо не в его пользу.

Вместо этого Бирюков предпринял шаг поистине иезуитский: Генпрокуратура назначила проверку изложенных в материале фактов.

Ход прокурорской мысли нетрудно представить: проверим, докажем, что ничего такого и близко не было, а потом возбудим против писаки-журналиста дело. За клевету.

Не вышло. Оказалось, что под каждый приведенный факт у меня есть документ. Господин Бирюков попал в положение унтер-офицерской вдовы: против кого возбуждать ему теперь дело? Против самого себя?..

Сюр какой-то. Театр абсурда. Получается, что прокуратура приравнена у нас к святой церкви. Проверять её никто не может: таков закон. Только сама же прокуратура. (Сам себя: чисто прокурорский вид сексуального извращения.) Или разве что Господь Бог. (Бог, как говорит один знакомый поп, очень удобный компаньон: он никогда не требует своей доли.)

Ситуация зашла в тупик. Но Бирюков духом не пал. Он отправился в массы. Дал интервью телевидению, где подробно осветил эту историю.

В эфир, правда, пошло далеко не все, но и этой малой толики вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы.

Разумеется, я нисколько не надеялся, что после выхода этого материала Юрий Бирюков подаст в отставку и начнет посыпать голову пеплом. Но задуматься, хотя бы задуматься над тем, что творит, он мог.

Если человек признает свои ошибки, это только вызывает к нему уважение. Значит, человек сильный. Если же он продолжает упорствовать, петля этих ошибок лишь сильнее затягивается на его шее…

Бирюков (цитирую по стенограмме телепередачи): «Ко мне обращается глава Чеченской Республики Кадыров. 27 июня в Москве проведены обыски в десятках квартир, где проживают чеченские семьи, в том числе произведены обыски в квартире полномочного представителя Чеченской Республики при Президенте России и т.д. Всем им инкриминируется участие во взрыве на Пушкинской площади, связь с Бараевым, Хаттабом и прочее».

О том, что к Бирюкову обращался именно Кадыров, я не писал. Я писал, что на прием к нему пошел кадыровский полпред Адлан Магомадов. Впрочем, никакой несостыковки в этом нет: походу Магомадова вполне мог предшествовать звонок чеченского главы.

И то, что обыски на квартирах (в том числе у полпреда Магомадова) проведены, — тоже правда. А вот все остальное — полная ложь.

Никому из этих людей участие во взрыве в переходе на Пушкинской площади не инкриминировалось. Никто не тыкал в них пальцами, не кричал: «Ату!» Но все они имели близкие отношения с арестованным днем раньше человеком. Который как раз-то и подозревается в подготовке новых терактов и дома у которого нашли тротил и взрыватель. Бирюков как первый заместитель генпрокурора не может не знать: это более чем веское основание для обыска, ведь речь идет не о копеечной краже. О терактах.

Бирюков: «Произвол (выделено мной. — А.Х.), устроенный сотрудниками Московской прокуратуры, переполнил чашу терпения, так как коснулся в первую очередь лиц, кто непосредственно потерял все в борьбе с Дудаевым, Яндарбиевым, Бараевым и другими врагами чеченского народа».

Поездки Устинова в Махачкалу дурно влияют на Бирюкова. Ему тоже хочется кого-нибудь пообвинять.

«Произвол», «чаша терпения»… В чем, интересно узнать, заключается этот «произвол»? В том, что сотрудники проводят обыски? Но прокуратура каждый день выписывает десятки ордеров, и никому и в голову не приходит этим возмущаться.

А может, причина в ином? В том, что обыск у рядового гражданина — это норма, а обыск у полпреда — произвол?

Конечно, будь господин Бирюков чуть полюбопытнее, он без труда мог бы затребовать из поднадзорных себе ведомств (МВД, ФСБ) материалы, из которых узнал бы некоторые пикантные подробности о людях, «потерявших все в борьбе с врагами чеченского народа». Но любопытством Бирюков не страдает. Жаль. Значит, он никогда не узнает о том, что, по данным МВД, брат чеченского полпреда Юнус Магомадов в 2000 году вывозил на своих «жигулях» из Урус-Мартана «врага чеченского народа» Арби Бараева.

О том, что в квартире другого брата полпреда — кстати, начальника ГИБДД Чечни полковника Лемы Магомадова — в июне 2000-го нелегально жил министр дудаевского и масхадовского правительств Хамзат Идрисов, приезжавший в столицу собирать деньги для нужд НВФ. Что этот Идрисов — «враг чеченского народа» — непосредственно связан с самим полпредом и вместе с ним летал даже на самолете из Москвы в Самару, причем билет «врагу» заказывало в авиакассах полпредство Чечни (рейс 11 мая 2001 г.).

Вообще, фигура полпреда Магомадова столь интересна, что я не могу не привести ещё один радиоперехват, сделанный нашими спецслужбами.

Разговор этот состоялся 29 мая сего года. Со спутниковой телефонной станции Бараева на домашний номер полпреда звонит один из братьев Ахмадовых, объявленный в розыск за совершение 77 похищений. Трубку берет невестка полпреда, жена его младшего брата Малика.

Ахмадов: — Малика, ты?

Малика: — Да, я.

А.: — Юнус дома?

М.: — Нет его.

А.: — Когда он будет?

М.: — Вчера он приехал домой вообще ночью.

А.: — Малика, скажи Адлану (полпреду. — А.Х.), пусть хоть соседям перезвонит или кому угодно, но пусть найдет его. Скажи ему, пусть позвонит человеку, что в горах, он знает, о ком. Человек тот нужен срочно. Без него мы не можем решить.

Не правда ли, очень интересный диалог? Объявленный в розыск террорист и убийца звонит домой человеку, который, по идее, должен быть его злейшим врагом. Полпреду новой Чечни, толкующему о беспощадной борьбе с боевиками и бандитами. Но ни борьбой, ни враждой здесь и не пахнет. Наоборот, так говорят лишь близкие друзья.

Чего стоит одна только фраза: «Пусть позвонит человеку в горах, без него мы не можем решить». Кто находится в горах, нетрудно понять: тоже боевики. Трудно понять другое: чьи интересы защищает в Кремле полпред Магомадов? Кому он служит: Москве или бандитам? И кому служит первый заместитель генпрокурора Бирюков?

Бирюков: «Получили обращение. Начинаем разбираться. Действительно, без всяких законных на то оснований проведены обыски. Вызываем заместителя прокурора».

Журналист: «Семина? (зампрокурора Москвы, ныне уволившийся. — А.Х.)».

Бирюков: «Да. Признает то, что не разобрался. За это понес дисциплинарную ответственность. Даже делают обыск в квартире у прокурора Республики Ингушетия, что категорически запрещено без санкции генпрокурора. Да какие бы статьи ни писали, как положено по закону, так и будем делать».

И снова — ложь на лжи. О «законных основаниях» обысков вы уже знаете. У прокурора Ингушетии Белхороева никакого обыска не проводили: номер его телефона попал в разработку, но когда следственная группа приехала на место и узнала, кто владелец квартиры, ордер был аннулирован. И зампрокурора Москвы Семин ошибок своих не признавал, и не признает их, кстати, до сих пор: он по-прежнему убежден, что действовал тогда правильно.

«Как положено по закону, так и будем делать, — говорит поборник закона Бирюков. — Какие бы статьи ни писали».

Поначалу эта красивая тирада вызвала у меня недоумение. Потом я понял: просто мы говорим с ним о разных законах. Бывают законы, так сказать, для общего пользования: УК, УПК. А бывают законы дружбы, законы телефонного права, наконец, законы гор, и в русле именно этих законов действовал и собирается действовать впредь первый заместитель генпрокурора.

Раньше Бирюков работал на Кавказе. Видимо, там-то, у горных хребтов, он и проникся законами гостеприимства. Уверился, что любая просьба гостя — закон, и неважно, чего этот гость просит: подарить спецталон или развалить уголовное дело…

О Юрии Бирюкове в прокуратуре знает каждый. Все знают, что он пользуется здесь абсолютной властью, и потому, наверное, большинство скандальных и дурно пахнущих историй связано как раз с его именем.

Началось это не сегодня. Еще когда Бирюков работал прокурором Элисты, его публично обвинили в том, что он фактически способствовал убийству журналистки Юдиной. Не желая ссориться с президентом Илюмжиновым — главным оппонентом Юдиной, — не предпринимал никаких мер, чтобы защитить её, а потом, уже после убийства, перейдя в главк по Северному Кавказу, «оказывал давление на следственную бригаду, чтобы в отношении организаторов преступления были „отрублены концы“, а на скамье подсудимых оказались лишь исполнители» (цитирую слова бывшего начальника отдела по борьбе с оргпреступностью Алтайского ГУВД В.Останина, который возглавлял независимое расследование смерти Юдиной).

Именно в главке по Северному Кавказу и пересеклись дорожки будущего генпрокурора Устинова и Бирюкова. Собственно, ничем иным последующее вознесение этого человека объяснить невозможно, ибо профессиональный уровень заштатного городского прокурора при всем желании недостаточен для того, чтобы стать во главе всей прокурорской системы.

Один только пример: когда Главная военная прокуратура попыталась предъявить обвинение бывшему замминистра финансов Вавилову (при его участии из Минобороны пропало 330 миллионов долларов), Бирюков лично приказал одному из руководителей ГВП эти обвинения снять. После чего уволил начальника следственного отдела и забрал дело в Генеральную, где преспокойно все и развалил. А ещё раньше письменно (!) дал указание не расследовать один из эпизодов этого дела — о покупке на Украине ядерного ракетного комплекса. Ничего подобного в прокуратуре раньше не бывало: документы, как и рукописи, не горят. Впрочем, до появления Бирюкова в прокуратуре много чего не бывало…

Мне могут возразить: а как же дело Аксененко, обыски в МЧС? Да, все это так, только от возбужденного дела до тюремной камеры слишком большая дистанция. Да и в начале материала не случайно я написал, что прокуратура превращается сегодня в дубину, которую власть опускает на головы своих оппонентов. Почему за Аксененко взялись только сейчас, ведь материалы эти появились на свет ещё три года назад? Почему не берутся за других? За Лесина, например, или за Касьянова?

Бывший уже «важняк» Генпрокуратуры Сергей Гребенщиков согласился на интервью не сразу. «Что мы сможем изменить?» — говорил он.

У Гребенщикова есть все основания быть пессимистом. Он вел дело по взяткам бывшего первого замминистра финансов Петрова и хищениям из бюджета — более чем на сорок миллионов долларов облегчили казну друзья замминистра из банка «Эскадо». Накал страстей дошел до того, что Гребенщиков вынужден был даже письменным рапортом потребовать провести проверку. Со ссылкой на данные ФСБ, он написал, что один из руководителей Генпрокуратуры получил взятку за то, чтобы дело Петрова развалить…

— С этого момента все и началось. Уже потом я понял, что вокруг меня начали сгущаться тучи. И ещё я понял, что довести это дело до суда мне просто не дадут.

— Что с уголовным делом сегодня?

— Как только я ушел, его развалили. Один эпизод — по злоупотреблениям сотрудников Минфина — переквалифицировали на халатность и прекратили за давностью. По взяткам Петрову — за недоказанностью. А вот как они смогли снять обвинения с руководства «Эскадо»? Даже не могу представить. Ущерб никем не возмещен, деньги в бюджет не вернулись.

— Получается, это никого не волнует?

— Выходит, так… Конкретный пример: в процессе следствия мы проверяли деятельность Минфина в масштабах всей России. Взаимозачеты, договора поручительств. Вскрылись вопиющие факты. Например, при проведении взаимозачетов между Минфином и администрацией Архангельской области до бюджета не дошло 145 миллиардов неденоминированных рублей — это где-то 25 миллионов долларов. Я предложил выделить этот эпизод в отдельный материал, но руководство управления, увидев фамилии и должности людей, пришло в ужас: «Серега, куда ты снова лезешь? Это же опять скандал!»

— Как отреагировало руководство Генпрокуратуры на ваше увольнение?

— Оно было к этому готово. Еще осенью один из руководителей мне сказал: мы не будем возражать, если ты попросишься на пенсию.

— Вы ведь не единственный из «важняков», кто уволился за последнее время?

— Ушли почти все старые «важняки», все «зубры»… Остались — единицы: Костырев, Филин, Горбунов… Но они не нужны. Зачем? Эти люди заслужили право иметь собственное мнение. Они могут объяснить любому прокурору в погонах, что крокодилы не летают.

— А в чем, по-вашему, причина? Почему люди уходят?

— Не могу ответить за каждого, но думаю, что причиной всему — перемена обстановки. Когда человек теряет интерес к работе… Когда он знает, что в итоге все закончится не так, как должно быть по закону, а как требует конъюнктура… Когда постоянно нужно юлить, изворачиваться, дабы удовлетворить чьи-то там потребности…

Я пришел в следственную часть в 89-м году. Моими наставниками были Горбунов, Данилов. А у кого будут учиться те, кто приходит сегодня? У Бирюкова, нынешнего куратора «важняков»? Я ещё ни от одного человека не слышал, чтобы профессионализм Бирюкова вызывал хоть у кого-то удовольствие.

— А чем плох Юрий Станиславович Бирюков?

— Командира погранзаставы во главе всех пограничных войск ставить нельзя. А вот человека, руководившего прокуратурой городского звена, назначать фактически руководителем Генпрокуратуры можно…

Когда я в последний раз попытался продлить срок следствия, мне было сказано, что никто из моих руководителей с таким постановлением к господину Бирюкову не пойдет, потому что господин Бирюков и слышать не хочет об уголовных делах, которые ведутся больше года. Это уровень человека, который, по сути, руководит сегодня Генпрокуратурой!

Но если господин Бирюков так говорит, это значит, что он и слышать не хочет о коррупционных делах в принципе. Невозможно дела о коррупции заканчивать в обычные сроки, потому что все они связаны с зарубежными счетами и ответы на запросы приходится ждать годами.

— Не жалеете, что ушли из прокуратуры?

— Нет, не жалею, потому что ничего в прокуратуре с момента моего ухода не изменилось. Люди устали. Если непрофессионализм господина Бирюкова обсуждается уже не следователями, а начальниками, людьми на высоких должностях… Какие ещё нужны слова?

Они ничем не похожи друг на друга: флегматичный, худой Гребенщиков. И приземистый, тучный Семин — бывший зампрокурора Москвы. И ещё один бывший: следователь транспортной прокуратуры Георгий Цабрия. И тем не менее в сознании моем все эти люди есть единое целое…

…С пустыми руками идти в больницу было неудобно. В редакционном буфете я купил килограмм мандаринов, но перед самым входом в больничный корпус лопнул пакет, и мандарины желто-зелеными бомбами высыпались на снег. Это было очень красиво: яркие мандарины на искрящемся белом снегу. Красиво и одновременно символично — ведь нет ничего более противоестественного, чем мандарины на белом снегу…

Следователь Цабрия лежал на спине, обмотанный проводами. Он узнал меня сразу.

— Познакомьтесь, — сказал он, не приподнимаясь с матраца. — Это тот самый Хинштейн, с материалов которого все и началось.

Сидящие в палате люди повернулись в мою сторону. На какую-то секунду в воздухе повисла тишина, и под их взглядами мне стало не по себе, и я отвел глаза, как будто сделал что-то постыдное.

Я никогда не видел следователя Цабрия раньше, только разговаривал с ним по телефону. Мне и в голову не могло тогда прийти, что пройдет какой-то месяц, и я буду сидеть в больничной палате, сжимая в руках кулек с мандаринами, и смотреть, как булькают в капельнице воздушные пузырьки.

Многие детали стерлись уже из памяти, но я никогда не забуду красных, заплаканных глаз его матери, не понимающей, что происходит и почему её сын — самый лучший, самый честный — должен писать сейчас рапорт на увольнение, лежа на больничной койке. Никогда не забуду, как обреченно молчал, стоя у окна, его отец, сам прослуживший всю жизнь под сенью Фемиды… И уж точно не забуду того давящего, всепоглощающего, что ли, стыда, который пронзил, залил меня целиком. Ведь это по моей вине следователь Цабрия — крепкий 30-летний мужик — беспомощно лежал на спине, весь обмотанный проводами…

Его уволили тотчас же. Уволили лишь за то, что он поехал с обыском на ОРТ: изымать бухгалтерскую документацию. Уголовное дело по факту контрабанды на главном канале страны было возбуждено ещё в 99-м, после публикации моей статьи.

Почти полтора года блуждало оно по инстанциям, пылилось на столах и в сейфах, пока не попало в Московскую авиатранспортную прокуратуру. К следователю Цабрия.

Я и близко не представлял себе подлинных размеров воровства телемагнатов. До казны не дошли миллионы долларов. Но оказалось, что за преступления у нас не наказывают. Наказывают, наоборот, тех, кто пытается эти преступления раскрывать, потому что тревожить покой телезвезд не позволено каким-то вшивым следователям.

Уже на другое утро после обыска всех, кто был причастен к этому делу, вызвали на ковер. Следователя Цабрия, московского транспортного прокурора Никонова, начальника управления Морозова. Мат был слышен даже в коридоре.

— Пиши рапорт на увольнение, — это были чуть ли не единственные литературные слова, сказанные тем утром. И Цабрия написал. Он не написал другого — что обыск на ОРТ ему якобы велел сделать замглавы президентской администрации Дмитрий Козак, тот самый автор судебной реформы Козак, одно упоминание о котором повергает прокурорскую верхушку в транс.

Конечно, я не могу доказать, кто именно добивался компромата на Козака. Ни один из участников «беседы» никогда не скажет об этом публично. А посему воспользуюсь термином, пошедшим гулять по стране с легкой руки прокуратуры: «Это был человек, похожий на первого заместителя генпрокурора Юрия Бирюкова».

А назавтра у следователя Цабрия случился сердечный приступ. «Скорая» забрала его в больницу в бессознательном состоянии.

Это было уже после того, как, узнав об итогах «визита», заместитель транспортного прокурора Москвы Вахид Абубакаров — человек, с самого начала занявший твердую позицию по делу ОРТ, — надел генеральский китель и отправился на прием к Устинову. Что он хотел доказать? На что надеялся? А может, просто взыграл кавказский темперамент, ведь Абубакаров тоже был чеченцем? Как и Магомадов, как и Бекмурзаев. Но это был совсем другой чеченец…

Когда боевики во главе с Дудаевым ворвались в здание республиканской прокуратуры, собрали всех сотрудников и объявили, что отныне они будут служить новой власти и защищать новые законы, Абубакаров сказал: если мы защищаем законы, то первое, что надо сделать, — это возбудить против вас уголовное дело за организацию переворота. Он думал, что Дудаев убьет его на месте, но Дудаев был куда благороднее, чем нынешние руководители Генеральной прокуратуры.

Нет, Абубакарова не уволили: уволить честного генерала против его воли невозможно. Но можно создать ему «соответствующие» условия.

Абубакаров служит теперь рядовым прокурором. На полковничьей должности. (После общения с Дудаевым выдержишь и не такое.)

А вот Цабрия, Гребенщиков, Семин — список этот можно продолжать бесконечно — в прокуратуре больше не работают. Им нет места в ведомстве, которым руководит Юрий Станиславович Бирюков, в ведомстве, которое борется с террористами и преступниками только на экранах телевизора…