Глава 4 Интриги вокруг льда

Арина с понурым видом подкатила к Левковцеву и жалобно посмотрела на него, ожидая, что тренер будет ругаться, однако он лишь рассмеялся.

— Успокойся, Люда. Отдохни. Пусть другие попрыгают. Ты всё внимание на себя перетащила. Выпусти пар немного, потом с флипом и акселем каскады прыгнешь. Или одиночные прыжки, это уже как хочешь, на твоё усмотрение… Убедил меня мой коллега. Кстати, знакомься, это Игорь Борисович Ксенофонтов, главный тренер Первоуральской школы по фигурному катанию и, по совместительству, председатель Свердловской федерации по фигурному катанию. Наш начальник, так сказать.

— Эмм… Здрасти… Людмила Хмельницкая… — неловко улыбнулась Арина и протянула ладошку лодочкой стоящему рядом с Левковцевым темноволосому мужчине в спортивном костюме и спортивной шапке.

— Ну вот я наконец-то и познакомился с той, о ком много шума идёт! — рассмеялся Ксенофонтов, пожимая Арине руку. — Прыгаешь ты прекрасно, Люда. Такие сложные многооборотные прыжки… Как это у тебя получается?

— Обычно! — пожала плечами Арина и смущённо посмотрела на Ксенофонтова. — Правильный заход, быстрое отталкивание и вход в группировку.

Тут Левковцев посмотрел на судейскую зону и увидел сидящих там спортивных чиновников. Заметить их было трудно — с бортов катка ещё не сняли хоккейные щиты из оргстекла. Только вглядевшись через блики, Левковцев увидел начальство.

— Ничего себе! — удивился он. — Посмотрите-ка кто там сидит! Шеф собственной персоной приехал. И Тарасова с ним и Писеева. Десант из Москвы авторитетный!

— Но самого авторитетного десанта ещё нет! — вклинилась в разговор Арина. — На соревнования обещал приехать Борис Николаевич Ельцин.

— Откуда тебе это известно? — недоверчиво спросил Ксенофонтов.

— Он сам мне сказал и пообещал лично присутствовать на чемпионате Свердловской области, когда вручал медали! — заявила Арина.

Левковцев и Ксенофонтов озадаченно посмотрели друг на друга. Чемпионат обещал быть горячим…


… В судейской зоне тем временем столичные спортивные чиновники продолжали наблюдать за тренировкой фигуристов и фигуристок.

— Я вот наблюдаю за Мариной Соколовской второй год и удивляюсь, — сказала Писеева. — Она сильно выросла в мастерстве за последнее время. Это трудно объяснить, я такое первый раз вижу. Разве что прогресс Хмельницкой повлёк за собой соперничество. Одна подталкивает другую и все вместе они прогрессируют. Тянут дряг друга вверх.

— Вполне возможно, — согласился Шеховцов. — И с этой точки зрения развод девочек по разным клубам смотрится нецелесообразным. Но, с другой стороны, терпеть постоянно интриги мадридского двора тоже не хочется. Скандалы, да ещё с участием партии, нам не нужны. Прогрессировать в разных клубах им никто не запрещает, особенно если они и на всех внутренних стартах будут пересекаться… Отбор на эти старты девчонкам проходить будет намного легче, если они будут представлять разные регионы. Есть, правда, один нюанс… Я хотел забрать в Москву именно Хмельницкую, как более перспективную и обладающую старшими тройными прыжками. Сейчас я вижу, что был прав — убедился лично. За Хмельницкой будущее, она двигает фигурное катание вперёд. Но Жук почему-то взбунтовался. Хмельницкая ему не понравилась, и он сказал, что работать с ней не будет — якобы у него ничего не получится. Что вы на это скажите, Татьяна Николаевна?

— Я могу его понять! — пожала плечами Тарасова. — Станислав Алексеевич привык к силовому, спортивному стилю в фигурном катании. Соколовская как нельзя лучше ему соответствует. Она…

Тут Тарасова посмотрела на Соколовскую, как раз начавшую распрыгиваться. Марина делала это в своём стиле — мощно и напористо, на приличных рёбрах.

— Обратите внимание — она демонстрирует очень спортивное и зрелищное фигурное катание, — продолжила мысль Тарасова. — Марина обладает поразительным достоинством — невзирая на небольшой рост и субтильное телосложение, с помощью силового катания она словно полностью заполняет собой весь объём арены. Посмотрите — вот она пошла на прыжок. Мощно, раскатисто, уверенно. И уже остальные фигуристы освобождают ей место, причём чуть ли не на половину катка, опасаясь, что она пересечётся с ними. Это поразительно. Знаете, я не упрекаю Жука. Просто Хмельницкая с её артистизмом, балетностью и утончённостью — не его спортсменка. Абсолютно не его! Работа с ней слишком сложна. Все эти балетные па-де-де и па-де-па не для нашего мэтра. А вот Соколовская — совсем другое дело. Из неё, я думаю, он способен сделать великую чемпионку.

— А кто ж тогда сделает чемпионку из Хмельницкой? — недовольно спросил Шеховцов. — На международном уровне нам придётся столкнуться с сильными соперницами и играть на их поле, заметьте. Жук… Он завяз в прошлом, забронзовел. Вперёд идти не хочет, что-то новое учить не хочет. На одном уровне с шестидесятых годов. Я чувствую, что фигурное катание меняется, и нам нужно, чтобы советский спорт шёл в ногу со временем. Чтобы мы могли на равных конкурировать с зарубежными соперниками, и не только конкурировать, но даже идти впереди всех. Задавать стиль и высший уровень сложности! Этого хочет наша страна, наш народ и наша партия, как бы пафосно это не звучало!

— О чём мы говорим, уважаемые товарищи? — спросила расчётливая и спокойная Писеева. — До этой международной борьбы как до Луны на ракете. Пусть девочки сначала покажут себя на уровне страны. И мы совершенно незаслуженно забыли о Тане Малининой. А она тоже может навести шорох. Я вам скажу так — в Екатинске у Хмельницкой практически не было соперниц, кроме Соколовской, и на том поле она смотрелась очень выгодно. Здесь же совсем другое дело. Малинина, несомненно, навяжет упорную борьбу за первое место. В этом нет никаких сомнений. У Люды есть одно большое преимущество — лутц и флип, но в остальном… Хореография и артистизм — вещи эфемерные и чистой воды вкусовщина, особенно на фоне других мастеровитых спортсменок, которые могут удивить в этом. А выучить чемпионку… Выучит и Левковцев при надлежащем финансировании и государственной поддержке. Он уже продемонстрировал, что выявлять и развивать таланты умеет.

— Вы говорите разумные вещи, — согласился Шеховцов. — Осталось только дождаться начала соревнований и посмотреть фигуристок в деле. Не стоит забывать и о парнях. Я вижу, прыгают они тоже прекрасно.

— Валентин Игоревич, а будут какие-либо вводные по судейству? — помолчав, спросила Писеева.

— Вводных никаких, — покачал головой Шеховцов. — Пусть победит сильнейшая.

— А вы в курсе, что соревнования обещал посетить товарищ Ельцин? — вдруг обеспокоенно спросила Алла Ивановна. — А он однозначно благоволит Хмельницкой.

— Ну и пусть. Мы будем действовать по правилам — в этот раз ни у кого на поводу не пойдём! — возразил Шеховцов. — У нас девять судей, и я думаю, уж они-то расставят всех куда надо. Не того уровня этот старт, чтобы явно тянуть кого-то вверх. Все участницы выиграют в любом случае. Сейчас-то я вижу, что решение дать путёвку Хмельницкой на область было совершенно верным. В этом товарищ Ельцин был прав.


… Борис Николаевич Ельцин, чьё имя уже дважды поминали во Дворце спорта профсоюзов, в этот самый момент находился в салоне правительственного самолёта Ил-62, который уже начал разбег по взлётной полосе спецтерминала Внуково-2, который обслуживал исключительно представителей советского и зарубежного правительства, а также членов ЦК КПСС и Политбюро. На борту Ельцин находился один, если, конечно, не считать людей ниже рангом — начальника личной охраны Юрия Кожухова, Сергея Коржакова и Виктора Суздалева, оперативных сотрудников 18 отделения девятого управления КГБ СССР.

Это был первый вылет Ельцина в качестве партийного номенклатурщика, на персональном самолёте членов ЦК и с личной охраной первых лиц государства. Впрочем, охранников Ельцин ещё не знал, в разговоры с ними не вступал, ограничиваясь односложными фразами, и в целом чувствовал некоторую неловкость — до переезда в Москву охрана была свердловская, из областного управления КГБ, назначенная другом, Юрием Корниловым. Тех охранников, Лёшку и Димку, Ельцин знал хорошо. Парни были боевые, и даже в холодную прорубь с шефом прыгали.

Переезд в Москву и новые должности сулили большие возможности, но Ельцин к ним ещё не привык. Даже принесённый официанткой завтрак — бутерброды с чёрной икрой, балык из осетрины и 100 грамм зубровки — остался нетронутым. Ельциным овладевали противоречивые чувства. С одной стороны, привилегии члена ЦК казались весомыми, с другой стороны, они могли как прийти, так и уйти. В широком смысле они не значили ничего — он так же мог улететь, как и раньше, рейсовым самолётом. Ещё и с людьми накоротке пообщаться в аэровокзале, как обычно привык делать, будучи первым секретарём обкома. Теперь же звание секретаря Центрального комитета партии и кандидата в члены Политбюро сулило общение с народом только с трибуны мавзолея Ленина на Красной площади в толпе таких же функционеров. Да и то стоял бы не в первом ряду, а за спиной Лигачёва.

Зачем он летит в Свердловск? Этот вопрос Ельцин неоднократно задавал самому себе. Пыл, с которым он включился в разборки екатинских фигуристов, уже миновал, но осталась привычка инспектировать и проверять, как люди выполнили его поручения. Значит, сейчас он всё делает правильно. Советские руководители всегда принимали участие в судьбе понравившихся им деятелей культуры и спорта. Ельцин решил просто — вырастить свою чемпионку, пусть даже в пику Москве. Ткнуть их всех носом, что и на Урале есть люди. И сделать это, невзирая ни на что, ни на какие предстоящие расходы.

С этими мыслями довольный Ельцин задремал и проснулся только от объявления бортпроводника, что борт номер три приземляется в аэропорту города Свердловска. На оцепленной сотрудниками КГБ взлётно-посадочной полосе встречали, как и раньше, Петров и Корнилов. Петров в костюме, чёрном пальто и в шляпе-федоре. Корнилов в зимнем генеральском пальто и генеральской папахе.

— Уж извини, Борис Николаич, без цветов и хлеба с солью! — развёл руками Корнилов. — Визит рабочий, поэтому решили обойтись без формальностей.

— Правильно сделали! — уверенно ответил Ельцин и оглядевшись добавил:

— А у вас прохладненько тут.

— Не жарко, — согласился Корнилов, и первым подойдя к Ельцину, словно для рукопожатия, добавил чуть слышно, склонившись к уху:

— Под тебя копает кто-то в Москве.

Ельцин рассмеялся и пожал руку генералу, ничего не ответив. Но видно, что насторожился…


… Прыжковая тренировка Соколовской тоже понравилась многим. Тройные тулупы и сальховы считались уровнем выше среднего, поэтому и Марина поймала свою часть аплодисментов. Зоя ожидаемо отпрыгала средненько, от волнения и непривычной обстановки забыв всё, чему учила её Арина. Вернулись опять недокруты и досадные падения. Однако Левковцев проблему эту знал, как и то, что вызвана она психологией.

— Зоя! Успокойся! Остынь! Сядь, отдохни с Людой, — крикнул Левковцев. — Марина, и ты понемногу закругляйся — на сегодня хватит. Сейчас парни распрыгаются, и поедем обратно.

У парней всё произошло с точностью наоборот — Горинский опять сбавил обороты, завалив два прыжка, а Савосин наоборот, хоть и корявенько, почти без выездов, но сделал всё, что надо.

— Артур! Всё! Тренировка закончена! — крикнул Левковцев, видя, что у парня многое не получается — переволновался, что ли.

— Тьфу! — Горинский в злобе плюнул на лёд, на мгновение потеряв над собой контроль. Савосин подкатил со спокойным, даже бесстрастным выражением лица и молча стал надевать чехлы на лезвия. Никогда этот фигурист не нервничал, не ругался, не спорил. Молча работал в меру своих сил и с оптимизмом смотрел в будущее.

Никому не сказав ни слова, Артур схватил свои вещи и как был, без чехлов, чиркая коньками по резиновым коврикам пешеходной дорожки, пошёл с катка, хлопнув дверью.

— Что это с ним? — удивился Ксенофонтов. — Не удалась тренировка — удастся прокат. Обычное же дело.

— Срок подходит! — заявил Левковцев. — Парень на распутье. В следующем году заканчивает институт. А это в армию. Потом то ли дальше спортом заниматься, то ли на завод идти.

— Если и заберут в армию, попадёт в ЦСКА, так и будет продолжать кататься, только жить в Москве! — заявил Ксенофонтов. — Но для такого варианта надо уже сейчас о себе впечатление оставить. А он же у тебя даже на чемпионат СССР, кажется, не попадал?

— Ездили один раз, — покачал головой Левковцев. — Самый успешный его сезон был, когда он только на мастера спорта сдал, пять лет назад, в 1981 году. Отобрались через этапы кубка, с приличными результатами — в призы даже попадали. Но чемпионат он запорол — предпоследнее место занял. С тех пор фатальное невезение. Дома на тренировках рвёт и мечет. Всё чисто делает. Прыгает как Фадеев или Волков с Бобриным, катается как олимпийский чемпион, но… Приезжает на чужой лёд и куда что пропадает…

— Это чистая психология, Влад! — заявил Ксенофонтов. — У себя в городе он звезда, а приезжает на другой лёд — всего лишь один из равных. На этом его и переклинивает — старается показать себя с лучшей стороны. А показывать-то ничего не надо. Нужно лишь откататься как обычно. Запасник твой вышел и спокойно сделал всё как надо.

— Похоже на то! — согласился Левковцев. — С Мариной такая же ерунда была. Но сейчас вроде тьфу-тьфу-тьфу…

Левковцев три раза постучал по бортику.

— Сейчас она стала другая. Более цельная, мотивированная, что ли, — продолжил Левковцев. — Посмотрю, как чемпионат откатает. Ладно, Игорь, до встречи, пойдём мы отдыхать. Ребятам привыкнуть ещё надо к новому месту жительства. Так! Вы что там приуныли? Собирайтесь! Через двадцать минут жду вас в автобусе.

Екатинские фигуристки, сидевшие на лавочке рядом друг с дружкой, как птички на жёрдочке, дружно принялись снимать коньки и через пару минут отправились в раздевалку.

— Ну как тебе здешний лёд? — с любопытством спросила Соколовская. — Арена офигеть какая большая, да?

— Угу… — невнятно промычала Арина, вспоминая южнокорейскую Айс Ринк Арену или Сайтама Арену в Японии. — А что с Артуром? Чё он такой психучий?

— Не знаю… — пожала плечами Соколовская. — Сдулся. Наверное, психанул, что всё внимание не ему одному.

— Пффф… — презрительно фыркнула Арина. — Вот бы ещё париться, что на тренировке жопой лёд полировал.

— Я и сама такая была, — вдруг призналась Соколовская. — Каталась дома хорошо, приезжала сюда, и какой-то страх появлялся, что не так посмотрят, не так осудят. Сейчас абсолютно без разницы. Чему быть, того не миновать…

— Кого, кого не миновать? О чём вы? — сзади подбежала Зоя и хотела ещё что-то спросить, как Арина неожиданно схватила её за талию, прижала спиной к себе и стала щекотать бок, с улыбкой слыша возмущённый визг.

— Это тебе страшная месть за твою ранее совершенную пакость! Обещай, что больше такого не будет! — со смехом сказала Арина и выпустила несчастную смеющуюся Муравьёву, когда она уже поклялась всем на свете, что отныне будет очень хорошей.

— Смотри! Я за тобой наблюдаю! — покачала указательным пальцем Арина. — В случае обмана месть будет ещё более страшной!

Однако на самом деле за фигуристками наблюдала не Арина, а Горинский, сидевший в углу коридора на скамейке под большим лимонным деревом, растущим в деревянной бочке. И ему было до смерти завидно, что живут же вот люди, веселятся, шутят, невзирая ни на что. А он, такой красивый и гениальный, сидит в полутьме и смотрит исподтишка на тех, кто действительно, живёт на полную. Возможно, в этом и был смысл жизни? Жить, невзирая ни на что? Жить на полную?

— Ребята! Завтра жеребьёвка в 10 утра! — перед тем, как фигуристы сели в автобус, напомнил Левковцев. — Не просыпаем и не опаздываем! Берём документы, спортивную форму и коньки. Возможно, потренируемся ещё, если нам дадут лёд. А сейчас до свидания, спасибо за всё!

Помахав тренеру, фигуристы сели в «Икарус» и поехали по вечереющему городу в общежитие. День действительно получился богатым на события…

Загрузка...