Стоял жаркий летний день, а в лесу было тенисто и прохладно. Кроны деревьев почти смыкались над тропинкой, образуя зелёный свод. Солнечные лучи просачивались сквозь листву и растекались по земле медовыми пятнами. Извилистая тропинка терялась в зарослях лещины. Стоило пройти несколько шагов, и дачные участки пропадали из виду, как будто поблизости вовсе не было жилья.
Матвейка знал все окрестные тропки. Они с дедом ходили в лес почти каждый день и редко когда возвращались с пустыми руками. То приносили красивый мох, чтобы украсить альпийскую горку в саду, то горсть земляники для бабушки. А иногда в лесу встречались причудливые коряги, из которых они с дедом вырезали разные поделки: каких-нибудь зверей, драконов или неведомых чудищ. Хорошо, когда дед — художник.
Часто дед брал с собой этюдник и делал зарисовки. Матвейка всегда носил в кармане блокнот и карандаш. Правда, рисовать с натуры у него выходило не очень похоже, поэтому, пока дед набрасывал эскизы, Матвейка рисовал то, что придёт в голову.
Когда пошли грибы, дед и внук пристрастились к грибной охоте. Прихватив флягу с водой, пару бутербродов и корзинки, они спозаранку покидали дачу.
— Дед, а почему грибы часто растут вдоль дорожек? Ведь, чтобы их не нашли, им лучше спрятаться в чаще.
— В чаще скучно, а по тропинке то один грибник пройдёт, то другой.
— Как грибы могут скучать? Они же не живые.
Дед удивлённо вскинул брови.
— Вот тебе и раз! С каких это пор ты считаешь, что грибы не живые?
— Я не то хотел сказать, — помотал головой Матвейка. — Они живые, но они ведь не умеют скучать.
— А ты откуда знаешь? Они тебе об этом сказали?
— Да ну тебя! Я серьёзно спрашиваю, — насупился Матвейка и тут заметил возле корней старой ели коричневую шляпку.
— А я гриб нашёл! — обрадовался мальчик и свернул с тропинки.
Чтобы подобраться к находке, он обогнул дерево, пролез под еловыми лапами, но тут его ждало разочарование. Он увидел, что принял за грибную шляпку жухлый лист. Мальчик огорчённый вернулся к деду.
— Обманка.
— Бывает. Тюхте тоже порой хочется поразвлечься. Вот он с тобой и играет в прятки, — улыбнулся дед.
— Кто такой Тюхтя? — заинтересовался мальчик.
— Лесовичок. Большой любитель подурачить грибников. У него шляп целая коллекция: и как у подосиновика, и как у подберёзовика, и даже как у мухомора. Отправляясь на прогулку, он выбирает какую-нибудь под настроение.
Дед достал блокнот и набросал в нём смешного, толстенького человечка.
— Какой пузанчик, как боровичок, — засмеялся Матвейка.
— Вот-вот. Увидит его грибник, обрадуется, а пока к находке подбирается, Тюхти и след простыл. Хитрец вместо себя сухой лист подложит и потешается над незадачливым грибником.
Матвейке очень хотелось поверить в существование лесного человечка, но он уже ходил в школу и понимал, что это неправда.
— Ты ведь всё это выдумал? — спросил он деда.
— Почему ты так решил?
— Потому что чудес на самом деле не бывает.
Дед остановился и посмотрел на Матвейку так, будто у того вырос хобот.
— Уж не заболел ли ты? Неужели у тебя появились первые признаки серой слепоты?
У деда был такой озабоченный вид что Матвейка и сам перепугался, поэтому не слишком уверенно возразил:
— Нет. Я хорошо вижу.
— Порой больные серой слепотой имеют стопроцентное зрение, но они большие слепцы, чем некоторые незрячие.
— А что это за болезнь такая — серая слепота? — заволновался Матвейка.
— Это когда люди видят только серые будни и в упор не замечают чудеса.
У Матвейки от удивления расширились глаза.
— Значит, Тюхтя есть на самом деле? — спросил он, присел на корточки и огляделся в надежде увидеть в траве озорного лесовичка.
— Сказку можно встретить не только в лесу. Она всегда рядом. Вот, к примеру, спорим, ты умеешь летать?
— Взаправду?
— Конечно, взаправду.
— Нет, — помотал головой Матвейка.
— Обманывать нехорошо, даже если это поможет тебе выиграть спор, — дед шутливо погрозил внуку пальцем.
— Но я правда не умею, — уверенно сказал Матвейка.
В доказательство он помахал руками и даже высоко подпрыгнул.
— А на самолёте? — хитро прищурился дед.
— Так нечестно. Какое же это чудо?
— Самое настоящее. Самолёт гораздо тяжелее тебя, а взлетает в небо и ещё везёт груз и пассажиров. Когда-то люди считали, что это небылица и такого на свете быть не может. А теперь ты говоришь, что это не чудо.
— Всё равно, это не настоящее чудо. Вот если бы я увидел лесовичка…
— Тогда он перестал бы быть для тебя чудом. Просто ты удостоверился бы, что рядом с нами живёт лесной народец. Ты ведь не считаешь волшебством, что в лесу обитает разное зверьё.
— Зато, если бы какой-нибудь зверь заговорил, это было бы настоящее волшебство, — мечтательно сказал Матвейка.
— Вовсе нет. Некоторые птицы, например попугаи, умеют разговаривать. Чудо потому и чудо, что его нельзя потрогать руками, — сказал дед и хитро подмигнул внуку. — А некоторые ещё норовят разобрать его на части, чтобы понять, как оно действует.
Матвейка нахмурился.
— Дед, я же тогда был маленький. А ты до сих пор вспоминаешь.
— А кто недавно будильник разобрал?
— Так то будильник. А лесовичка я бы ни за что не обидел.
— Он же этого не знает. Вот и осторожничает. И правильно делает. Люди разные бывают. Так что пусть чудеса остаются чудесами, — сказал дед.
Матвейка задумался. Иногда он не мог понять, шутит дед или говорит серьёзно.
— А кроме Тюхти, ещё лесовики есть? — спросил мальчик.
— Есть. Слышишь стук?
Матвейка прислушался.
— Это же дятел, — сказал он.
— Может, и дятел, — загадочно проговорил дед. — А может, Мастеря что-нибудь мастерит. Он мастер на все руки. Да ты наверняка встречался с ним в лесу.
— Он тоже притворяется грибом? — спросил Матвейка.
— Нет. Он считает, что в шляпе неудобно работать. Он ходит в курточке и в штанах из бересты: и практично, и прятаться легко.
Рядом с Тюхтей на листе бумаги появился второй человечек: кряжистый, с подвязанными бечевой длинными русыми волосами, чтобы не спадали на лоб. Он немного походил на тех сказочных персонажей, которых дед вырезал из коряг.
— А ещё какие-нибудь лесовики есть? — допытывался Матвейка.
— Есть ещё один непоседа. Зовут его Колоброд. Он слывёт среди лесного народца самым умным, потому что умеет читать. Он носит тёмно-зелёный бархатный сюртук из болотного мха.
На странице рядом с двумя лесовичками появился маленький, сухонький человечек в башмачках из желудёвых шапочек, в шляпе с осенним листочком вместо пера и в очках.
— А как он научился читать? — заинтересовался Матвейка. — Он что, в школу ходил?
— Нет. Всё началось с того, что года два тому назад Колоброд нашёл волшебную книгу. Он любитель порыскать возле дач и иногда делает удивительные находки. Однажды ему попалась потрёпанная «Азбука». Обложка у неё почти оторвалась, а на некоторых страницах были нарисованы каляки-маляки.
— Это же моя «Азбука», — догадался Матвейка.
— Вот я и говорю, кое-кто научился читать, решил, что «Азбука» ему больше не нужна, и бросил на улице.
— Ты всё выдумываешь. Моя «Азбука» уж точно не волшебная.
— Все любимые книжки чуточку волшебные. Разве их герои не становятся твоими друзьями? Разве ты не переживаешь за них?
— Как это ты всё умеешь повернуть, что всегда прав? — удивился Матвейка.
— Не всегда, а только когда я прав, — возразил дед. — Для Колоброда твоя «Азбука» стала по-настоящему волшебной. Сначала он научился читать, а когда проштудировал её от корки до корки раз сто и знал её наизусть, случилось чудо. В книжке стали появляться разные истории: то сказка, то стишок, а то рассказ.
В это Матвейка никак не мог поверить.
— Вот я тебя и раскусил! Такого не бывает, — уверенно заявил он. — Я тоже знаю «Азбуку» наизусть, и никаких новых историй в ней нет.
— Это потому что у тебя есть другие книги, ты можешь взять их и почитать. Настоящее чудо случается только тогда, когда больше надеяться не на что.
— Опять шутишь? — покачал головой Матвейка.
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но сейчас я говорю очень серьёзно, — заверил его дед.
— Значит, Колоброд целыми днями читает? — спросил мальчик.
— Нет, что ты! Он ужасный непоседа. Ни дня не может прожить без приключений. Из-за него лесовики всё время попадают в разные переделки.
— Расскажи, — попросил Матвейка.
Они присели на ствол поваленного дерева, и дед повёл рассказ.
Мастеря недаром получил своё имя. Он был на редкость трудолюбивым и во всём любил порядок. Если кому-то из лесовиков нужно было что-то починить или смастерить, они бежали к Мастере, и тот никогда не отказывал в помощи. Себе он обустроил жилище в старом, кряжистом пне, где всё было сделано по уму.
Большую часть жилья занимала мастерская с верстаком и полками для инструментов. Посередине стояла хитро сложенная печка. Со стороны мастерской она походила на русскую печь с лежанкой, а с другой стороны — на камин. Перед камином располагались три кресла-качалки, чтобы каждому гостю нашлось место.
Однажды Мастеря решил сколотить обеденный стол, чтобы принимать гостей чин по чину. Работа, как всегда, спорилась у него в руках. Крышка стола была готова. Оставалось только ножки выпилить.
И тут пожаловал к нему Тюхтя.
— Привет! Что это ты делаешь? — спросил лесовичок, глядя как Мастеря лихо орудует пилой.
— Стол, — ответил Мастеря. — Поставлю его в гостиной. Будем чай, как господа, пить, а не за верстаком ютиться.
— А скоро ли закончишь? — поинтересовался Тюхтя, большой охотник до дармового угощения.
— Скоро. Работы осталось всего ничего.
— Ну тогда я подожду.
Тюхтя уселся на табуретку и стал наблюдать, как трудится Мастеря. «Вжик-вжик», — задорно жужжала пила. На полу росла горка жёлтых опилок. Это было так увлекательно, что Тюхте тоже захотелось что-нибудь попилить.
— Давай я тебе помогу, — предложил он.
— Отчего не помочь? Помоги, — согласился Мастеря. — Вдвоём быстрее управимся.
Тюхтя схватил пилу и с жаром принялся за дело. Пила с жадностью вгрызалась в дерево. Опилки так и сыпались из-под её зубьев. Мастеря ещё возился с заготовкой, а Тюхтя уже всё закончил. Он полюбовался на свою работу и с гордостью вручил готовую ножку Мастере.
— Держи! Красота, а не ножка!
Мастеря приладил «красоту» к крышке стола и тотчас понял, что лучше бы это была обыкновенная ножка, потому что «красота» оказалась чуть ли не на ладонь короче, чем надо.
— Ты что сделал? — строго спросил Мастеря.
— А что такое? — удивился Тюхтя.
— Ножка получилась слишком короткая.
— Ничего подобного, — возразил Тюхтя. — Это другие ножки слишком длинные. Но это исправить — пара пустяков.
Мастеря покачал головой, но спорить не стал. Он предпочитал работать, а не пререкаться. Он сравнил все ножки, отметил, где надо пилить, и лесовички снова принялись за дело. На этот раз Тюхтя решил не рисковать и отпилил самую малость, чтобы Мастеря не ругался, что ножка опять коротка. Когда работа была закончена, одна ножка оказалась длиннее остальных трёх.
— Ты что, слепой? Я ведь засечку поставил. Ты почему по ней не отпилил? — возмутился Мастеря.
— Длинно — не коротко. В миг всё исправлю, — бойко сказал Тюхтя и принялся укорачивать ножку.
Пилить по отметке было неудобно. Тюхтя боялся, что пила сорвётся и он поранится, поэтому начал пилить чуть ниже засечки. На этот раз терпение Мастери лопнуло:
— Ты что, издеваешься? Куда ты столько отхватил?
— Не волнуйся, всё сделаю как надо, — заверил друга Тюхтя.
— Ничего у тебя не получится! Теперь это вообще не стол, — негодовал Мастеря.
— Почему?
— Да потому что не нужен мне стол по колено! — воскликнул обычно невозмутимый Мастеря.
Стол и впрямь оказался слишком низким, но Тюхтя не растерялся и предложил:
— А пусть это будет скамейка! Смотри, какая широкая! Поставим её под дубом, будем по вечерам сидеть, семечки лузгать.
— Э-хе-хе! Что с тобой поделаешь. Пускай будет скамейка. Только ведь колченогая она тоже никому не нужна, — вздохнул Мастеря и вновь взял в руки линейку.
Лесовички подравняли ножки, но ничего путного и на этот раз не вышло. Скамейка шаталась, как пьяная, потому что у Тюхти обе заготовки опять получились разной длины.
— Да ну тебя! Только всё портишь! — в сердцах воскликнул Мастеря.
— Почему это я порчу? Может, это ты не так пилишь? — возразил Тюхтя.
— Вот и пили сам, если ты такой умный, — обиделся Мастеря.
— И отпилю, — буркнул Тюхтя.
Он так старался, что даже вспотел от напряжения. Он мерил, пилил, сравнивал и снова пилил, пока ножки не исчезли совсем.
— Вот видишь? Всё в порядке! — похвалился Тюхтя, отряхивая ладони.
Мастеря оглядел его работу и сердито произнёс:
— И что это ты сделал?
«Как что?! Скамейку!», — чуть было не выпалил Тюхтя, но тут понял, что сплоховал. Это было всё, что угодно, только не скамейка. Однако кому же хочется признавать свою ошибку?
— Ну-у это не стол и не скамейка… — протянул Тюхтя, пытаясь сообразить, для чего можно приспособить получившуюся штуковину. И тут его осенило:
— Это плот! — радостно воскликнул он.
— Что-то не похоже, — засомневался Мастеря.
— Ты просто завидуешь, что у меня такой хороший плот получился, — с вызовом сказал Тюхтя.
— Да твой плот и двух саженей не проплывёт!
— Ещё как проплывёт! Пойдём к реке, проверим, — предложил Тюхтя.
— Пошли, — поддержал его Мастеря. — Я тебя от берега оттолкну. Посмотрим, сколько ты на своём плоту продержишься.
— А зачем мне на нём держаться? Я на него забираться не собираюсь, — отказался Тюхтя.
— Нет уж, испытывать вещь надо по правилам. Если это плот, на нём надо плыть. А иначе кому он нужен? — настаивал Мастеря.
Тюхтя выглянул в окошко и понял, что быть испытателем плота ему совсем не хочется. Осенний ветер налетал порывами, срывая с деревьев остатки жухлой листвы. На отмелях речка покрылась хрусткой корочкой льда.
— А может, это и не плот вовсе, — пошёл на попятную Тюхтя и добавил: — Но в любом случае, вещь нужная.
— Для чего? — не унимался Мастеря, который всё ещё сердился на Тюхтю. Шутка сказать: испортил начатую работу.
— А давай у Колоброда спросим. Он учёный. Что-нибудь придумает, — предложил Тюхтя.
Колоброд жил в дупле старой берёзы. Квартирка у него была тесная, не в пример хоромам Тюхти со множеством чуланчиков и кладовых или просторной мастерской Мастери. Весь его нехитрый скарб состоял из кровати, стола, посередине которого лежала волшебная книга, и буфета, где не было ничего, кроме паутины.
Чтобы Колоброду было сподручнее забираться к себе домой, Мастеря смастерил для него хитрую лесенку. Обычно она была сложена и незаметна снизу, но стоило потянуть за верёвку, как лесенка раскладывалась, точно гармошка.
На закате дня Колоброд любил сидеть на ветке дерева и мечтать. Когда Тюхтя с Мастерей пришли к Колоброду, тот, по обыкновению, сидел на суку перед входом в дупло и предавался мечтам.
«Почему всё самое интересное всегда случается только в книгах, — думал он. — Там тебе и машины, и самолёты, и компьютеры, и прочие чудеса. А у нас — ничего. Одним словом — глушь. Вот если бы какое-нибудь приключение произошло на самом деле».
Его размышления прервал окрик:
— Эй, Колоброд, ты не занят?
— Что за глупый вопрос? Конечно, занят, — недовольно пробурчал Колоброд и посмотрел вниз.
— А что ты делаешь? — спросил Тюхтя.
— Думаю. А что, есть какие-то предложения?
Колоброд с надеждой посмотрел на друзей. Он любил, когда его приглашали для умной беседы, потому что в такие дни он мог наесться досыта.
— Да у нас тут загвоздка вышла… — обстоятельно начал Мастеря.
— Мы сделали одну очень нужную вещь, но никак не можем придумать, для чего она нужна, — поспешно вставил Тюхтя.
— Может, зайдёшь? Попьём чайку, а заодно посмотришь, что к чему. Если ты, конечно, не сильно занят, — предложил Мастеря.
— Для друзей я всегда свободен, — просиял Колоброд и бодро скатился вниз по лестнице-гармошке.
«Очень нужная вещь» лежала в куче опилок и покорно ждала, когда ей найдётся достойное применение. Колоброд обошёл поделку с разных сторон, постучал по ней носком ботинка и озадаченно спросил:
— А что это вы собирались сделать?
— Стол, — ответил Мастеря.
— Стол?! — удивился Колоброд. — Японский, что ли?
— Почему японский? — не понял Мастеря.
— Потому что японцы едят, сидя на полу.
Тюхтя тут же приосанился и радостно воскликнул:
— Видал, Мастеря, какой я стол сделал?! Японское качество! А ты говорил — плот.
Мастеря хотел было что-то возразить, но Колоброд опередил его, многозначительно покосившись на самовар:
— Может, мы стол-то опробуем?
Друзья сели чаёвничать, расположившись на полу возле новенького «стола», и сразу же поняли, что японское качество русскому лесовику не подходит. Пить чай, поджав под себя ноги, было ужасно неудобно. Коленки ныли. Чашки опрокидывались. Тюхтя так ёрзал, что чуть не обварился кипятком.
— Нет, как хотите, а это не стол. Уж лучше по старинке, — решительно сказал Мастеря, поднимаясь с пола.
— Хотел бы я посмотреть, как японцы умудряются на карачках чай пить, — проворчал Тюхтя.
— Идея! — воскликнул Колоброд. — А что если нам отправиться в путешествие за тридевять земель? Посмотрим, как народ в чужих краях живёт.
— Вот ещё! Я свою кладовочку без присмотра не оставлю. Чего я не видел в чужих краях? — отказался Тюхтя.
— Как чего? Там чудеса, там леший бродит.
— Эка невидаль, леший. Я на вас, лешаков, и тут насмотрелся, — фыркнул Тюхтя.
— А ещё там пир на весь мир. Мёд-пиво пьют и всем дают, — продолжал агитировать Колоброд.
— Задаром? — проявил интерес Тюхтя.
— Конечно. Так во всех сказках говорится.
При этих словах Тюхтя оживился и решил, что там и впрямь стоит побывать.
— А как нам за тридевять земель попасть? — спросил он.
Все молча пожали плечами. И тут Колоброд воскликнул:
— Знаю! Я читал, какие-то чудаки окно в Европу прорубили. А что если нам калитку сколотить, хоть какую-нибудь завалящую? Через неё в эту самую Европу ходить будет сподручнее, чем в окно лазить.
— Так-то оно так, только эту калитку ещё сделать надо, — с тоской вздохнул Тюхтя.
Вдруг лицо Колоброда озарила улыбка. Он приосанился, как и подобает перед важным сообщением, и торжественно объявил:
— Есть у нас калитка! Вот она!
Он широким жестом указал на несколько грубо сколоченных досок, которые не успели побывать скамейкой и плотом и совсем недолго послужили японским столом.
Тюхтя недовольно поморщился:
— Какая же это калитка?! На ней и петель-то нет.
— Петли я вмиг прикручу, — пообещал Мастеря и без лишних слов принялся за работу.
Скоро всё было готово. Оставалось только найти, куда навесить калитку.
Всем не терпелось попасть на пир горой. Не теряя времени даром, лесовики отправились искать для калитки место. На самом деле мест в лесу полно: грибные, ягодные, болотистые, непролазные. Но калитка никуда не вписывалась. Впрочем, Колоброд не унывал.
— Я пойду впереди и буду присматривать подходящее местечко, а ты неси следом калитку, — скомандовал он Тюхте.
— Почему я? — возмутился Тюхтя.
— Ты на пир горой хочешь попасть? Тогда тащи без разговоров, — сказал Колоброд.
При упоминании о пире, Тюхтя приподнял калитку, протащил её несколько шагов и снова бросил на землю.
— Всё! Перекур. Мне надо отдохнуть, — отдуваясь, сказал он.
Мастеря покачал головой и, ни слова не говоря, взвалил ношу на спину. Калитка оказалась тяжелее, чем выглядела со стороны, и чем дальше шли лесовики, тем больше прибавляла в весе. Наконец Мастеря не выдержал.
— Ну скоро ты место найдёшь? — поинтересовался он у Колоброда.
— Подожди, место надо выбирать с умом, — отмахнулся Колоброд.
Друзья прошли ещё немного. Силы у Мастери иссякли, а терпение лопнуло. Он сбросил с себя поклажу и вытер с лица пот.
— Всё, тащите сами.
— Я уже тащил, — тут же напомнил Тюхтя. — Теперь очередь Колоброда.
Колоброд смекнул, что отвертеться ему не удастся. Он огляделся по сторонам и бодро воскликнул:
— Вот отличное местечко! Так что дальше тащить смысла нет. Поставим калитку прямо здесь.
Мастеря с Тюхтей озадаченно переглянулись. На том месте, где они остановились, как на грех, не было ни деревца, ни столбика.
— Как же мы её установим? Тут и прислониться-то не к чему, — почесал затылок Мастеря.
Колоброд и сам это понимал, но навьючивать на себя тяжёлую поклажу ему не хотелось, поэтому он стоял на своём:
— Где вы видели, чтобы калитка стояла прислонённой? Это уже не калитка, а не известно что. Надо, чтобы она сама держалась.
— Это вряд ли получится, — резонно заметил Мастеря.
— Ничего. Глаза боятся, а руки делают. Ну-ка, веселей! Сил не жалей! — скомандовал Колоброд, засучивая рукава.
Мастеря с Тюхтей последовали его примеру. Они рьяно принялись устанавливать калитку. Как только Колоброд убедился, что работа закипела, он опустил рукава и отошёл в сторонку, чтобы не создавать толчеи. Калитка оказалась на редкость упрямой и напрочь отказывалась стоять. Она постоянно падала то в одну, то в другую сторону.
— Надо её чем-нибудь подпереть, — измучившись, сказал Мастеря.
Он всего на мгновение выпустил калитку из рук, та изловчилась и плашмя повалилась на зазевавшегося Тюхтю.
— Тюхтя, держи её! — воскликнул Колоброд.
— Держу! — успел крикнуть Тюхтя, и в тот же миг калитка припечатала беднягу к земле.
— Можешь не держать. Ниже, чем есть, она всё равно не упадёт, — покачал головой Колоброд. — Эх, Тюхтя, Тюхтя! Нельзя быть таким неловким. И вообще, что ты разлёгся, как на отдыхе? Если все будут полёживать на травке, дело с места не сдвинется. Надо постараться.
Тюхтя, кряхтя и потирая поясницу, поднялся, и работа закипела вновь. Мастеря устанавливал калитку, Тюхтя изо всех сил старался от неё увернуться, что ему удавалось далеко не всегда. Чем больше синяков и ссадин у него появлялось, тем меньше ему хотелось отправляться в путешествие. Наконец Тюхтя не выдержал и сказал:
— По-моему, этой злосчастной калитке гораздо больше нравится лежать. Давайте разрешим ей поступать, как ей хочется.
— До чего же ты слабохарактерный, — покачал головой Колоброд. — Разве можно идти на поводу у какой-то калитки?
— Тогда ставьте её без меня, — надулся Тюхтя.
— Подумаешь, какой обидчивый. И поставим. Только не жалуйся потом, что тебя не взяли на пир, — предупредил Колоброд и, продолжая посиживать на пеньке, скомандовал: — Ну-ка, Мастеря, напрягись. Покажи, на что ты способен.
Мастеря напрягся, но без Тюхти сладить с калиткой было ещё труднее.
— Колоброд, ты бы подсобил, — прохрипел Мастеря, когда калитка рухнула на землю в очередной раз.
— Кто? Я? — удивлённо спросил Колоброд.
Он огляделся по сторонам. Как и следовало ожидать, других Колобродов поблизости не оказалось.
— Вот что я вам скажу, — махнул рукой Колоброд. — Пусть она себе лежит, раз ей так нравится.
— Ха-ха! Как же мы отправимся в путешествие через лежачую калитку? — язвительно спросил Тюхтя.
— Это не калитка, а несчастье какое-то, — проворчал Мастеря.
— Форменное несчастье, а не калитка, — поддакнул Тюхтя.
— Вот заладили: «не калитка, несчастье». Смотрите на жизнь веселее. Если не калитка — это несчастье, то калитка — счастье, — сделал вывод Колоброд и вдруг воскликнул: — Точно! Как же я сразу не догадался. Это же Калитка Счастья! Так мы её и назовём.
— Ты её хоть как назови, а через неё никуда не попадёшь, — уверенно заявил Мастеря.
— А спорим, попаду? — по привычке вступил в спор Колоброд.
— Куда? Домой на печку? — усмехнулся Тюхтя.
— Да куда угодно, Хоть в Тридевятое царство! — распалился Колоброд.
— Спорим! — согласился Мастеря.
В тот момент, когда Тюхтя разбил руки спорщиков, до Колоброда вдруг дошло, что через лежачую калитку и впрямь попасть куда-нибудь трудновато. Он хитро прищурился и сказал:
— Правда, есть одна закавыка.
— Какая? — хором спросили его друзья.
— Желания исполняет только настоящая Калитка Счастья. А если вы сделали что-то не так, то она может и не сработать.
— Значит, пошёл на попятную? Боишься проиграть? — покачал головой Мастеря. — Нет уж, так нечестно.
Спор есть спор. Если мы не попадём в Тридевятое царство, значит…
— Значит, калитку вы смастерили негодную. И я в этом не виноват, — пытался увильнуть от ответа Колоброд, но Мастеря и Тюхтя окинули его таким презрительным взглядом, что он сдался:
— Ладно! Сейчас проверим.
Он подошёл к калитке, присел перед ней на корточки и, немного помедлив, скомандовал:
— Хотим попасть в Тридевятое царство!
При этом Колоброд потянул за ручку. Просто так. Ни на что не надеясь. Откровенно говоря, он и сам не ожидал того, что произошло дальше. Петли калитки скрипнули, земля задрожала, и лесовики оказались в незнакомом месте.
На первый взгляд в Тридевятом царстве было совсем неплохо. Погода стояла сухая и тёплая. Солнце играло на пёстрой осенней листве. Лес, где оказались лесовики, был похож на их родной. К своему удивлению, путешественники увидели, что по эту сторону границы калитка не валяется на земле, как дома. Она была прикручена к полосатому пограничному столбу. На ней красовалась надпись:
Чуть пониже было нацарапано:
На столбе дремал нахохлившийся ворон довольно облезлого вида. Услышав скрип калитки, он встрепенулся, открыл сначала один глаз, потом другой и уставился на вновь прибывших.
— Чужестррранцы? Кто такие? — строго спросил он.
— Колоброд. Мастеря и Тюхтя со мной, — представился Колоброд.
— Почто пожаловали?
— На пир, мёд-пиво пить, — выпалил Тюхтя.
— А прриглашение имеется? — продолжал допытываться ворон.
— Конечно, — не моргнув глазом, соврал Колоброд.
Ворон смерил лесовиков недоверчивым взглядом и громко каркнул:
— Смотрррите у меня! По кар-картотеке прроверю.
Он подлетел к старой берёзе, что росла по соседству, вытащил из дупла лубяной короб, набитый кусочками бересты, и, лихо перебрав клювом берестяные карточки, заявил:
— Так я и знал. Нету вас в нашем государрстве.
— Как это нету, когда мы здесь? И вообще, кто ты такой, допрос учинять? — возмутился Колоброд.
— Я погрраничный контроль, урразумел? Могу прропустить вас, а могу и не пропускать. Я тут штррафы собираю, грраницу охраняю от прроходимцев всяких. Подать сюда паспоррта! — гаркнул ворон.
— Но у нас нет паспортов, — забеспокоились лесовики.
— Тогда платите штрраф за утерю.
— Но мы их не теряли. У нас сроду паспортов не было, — оправдывались путешественники.
— Значит, надо сделать, — сказал ворон.
— Сделать — это пара пустяков, — оживился Мастеря. — Нам бы только поглядеть, какие они из себя.
Ворон достал из-под крыла потёртый кусок бересты, вымазанной рябиновым соком. На одной стороне крупными буквами значилось:
— Вот это и есть паспорт? Таких штуковин мы быстро понаделаем, — с облегчением вздохнул Колоброд. — Ну-ка, Мастеря, займись.
На другой стороне было нацарапано:
Пока Мастеря нарезал бересту, а Колоброд писал, Тюхтя нервничал, как бы не опоздать на пир. Ему было невмоготу думать, что угощение на столах тает. Хотя и принято считать, что у всех сказок хороший конец, Тюхтя точно знал, что некоторые истории оканчиваются весьма трагически. Например: по усам текло, а в рот не попало. К счастью, скоро паспорта были готовы. Повертев их и так и сяк, ворон недовольно пробормотал:
— Не годятся. С такими паспорртами вам только в своём глухом углу торчать.
— Почему? — вскинулся Колоброд.
— Загрраничные должны быть кррасными. Знать надо, дерревня, — презрительно каркнул ворон.
Мастеря принялся красить бересту соком рябины. Злобырка терпеливо подождал, пока работа будет завершена, и наконец удовлетворённо кивнул:
— Теперь поррядок. Уплатите трройной штрраф.
— За что?! — хором возмутились лесовики.
— За наррушение закона и подделку документов. Раскошеливайтесь или вы у меня в тюррьме насидитесь.
— Но ты ведь сам велел нам сделать паспорта, — не на шутку рассердился Колоброд.
— Я велел? А где доказательства? Это наговорр на служителя закона, — невозмутимо сказал ворон.
— Вот тебе доказательство! — сказал Тюхтя, поднял с земли шишку и с силой запустил ею в Злобырку.
— Карр! А это уже воорружённое нападение! Я вам покажу почём фунт лиха! — разошёлся Злобырка и нечаянно задел крылом лубяной короб.
Картотека перевернулась. Берестяные карточки полетели вниз и веером рассыпались по земле.
— Кар-караул! Кар-картотека пропала! Имена-то двойные. Начало на одной каррточке, а конец на другой. Теперь всё перрепуталось, — в ужасе запричитал ворон и просительно обратился к лесовикам: — Может, соберрёте по дружбе?
— А ты нас по дружбе пропустил? Пусть собирают те, у кого документы правильные, — мстительно заметил Колоброд.
— Я обознался, с кем не бывает. Паспоррта у вас в поррядке. Соберрите кар-карточки, и я вас прямо на пир препровожу, — пообещал ворон.
Предложение было заманчивым. Мастеря с Тюхтей стали собирать берестяные карточки, а Колоброд, как самый учёный, составлять имена. Скоро всё было готово. Ворон перебрал карточки, оторопело прочитал их один раз, потом другой и сердито спросил:
— Вы что, издеваетесь?! Ну и накурролесили! Какие такие Царевна-Яга и Баба-Самобранка? Тоже мне, знатоки-составители. Где вы видели Змея-Горбунка или Конька на курьих ножках? А это что за мутанты — Иванушка Горыныч и Избушка с золотым гребешком?
— А по-моему, золотой гребешок на избушке должен смотреться изящно, — сказал Колоброд.
Он чувствовал, что оплошал, но не мог признать этого. Когда Колоброд ошибался, он считал, что всё равно прав, только по-своему.
— Ах, изящно?! А Кощей-дурачок — это, по-вашему, тоже изящно? — с недоброй усмешкой спросил ворон. — Да если он узнает, прропали ваши головушки! Заваррили кашу, теперь сами и ррасхлёбывайте, а я тут ни при чём. Пррощайте.
— А как же пир? — забеспокоился Тюхтя.
— Пррежде Иван должен кощееву смерть найти и на царревне жениться. Вы ему подсобите, коли такие прыткие, тогда и будет вам пир горрой, ежели доживёте, — зловеще сказал ворон и полетел прочь.
— Эй, куда ты? А как же охрана границы? — крикнул ему вдогонку Колоброд.
— После того, что прроизошло, пускай её столб охрраняет. Он деревянный, ему террять нечего, — прокаркал ворон и скрылся из виду.
Оставшись одни, лесовички огляделись. От поляны расходились в разные стороны несколько хорошо утоптанных тропинок.
— И куда же нам теперь идти? — растерялись Тюхтя и Мастеря.
Только Колоброд сохранял присутствие духа.
— Вперёд, друзья мои! — бодро скомандовал он. — В Тридевятом царстве любая тропа ведёт в сказку, так что в какую-нибудь историю мы всё равно попадём. Главное, Иванушку найти.
Тропа петляла, уводя друзей всё дальше от волшебной калитки в самую глубь сказочного Тридевятого царства. Колоброд бодро шагал впереди. За ним поспешал Мастеря, по привычке приглядывая для работы подходящие сучки и брёвнышки. Замыкал шествие насупленный Тюхтя.
— Сдаётся мне, Колоброд, что ты неправильную сказку выбрал, — недовольно ворчал он. — Так можно с голоду помереть, прежде чем на пир попадёшь. Лучше бы сказка начиналась застольем.
— А где же тогда приключения? — усмехнулся Колоброд.
— Невесту со свадьбы похитят, вот тебе и приключение, — пояснил Тюхтя.
— Так ведь всё равно её искать придётся. По мне, сделал дело — пируй смело, — сказал Мастеря.
— А тебе-то она зачем? Пускай жених ищет, а мы бы попировали — и домой, — размечтался Тюхтя.
— Что хорошего дома бока отлёживать? Скука, — возразил ему Колоброд. — А тут мы и на людей посмотрим, и себя покажем. Нам бы только Ивана найти.
За разговором лесовики не заметили, как вышли на опушку. Вдали на косогоре виднелась деревенька. Не успели друзья оглядеться, как увидели на дороге всадника верхом на чудище. Он нёсся прямо на них. Мастеря, Тюхтя и Колоброд, как по команде, нырнули в заросли, но далеко скрыться им не удалось. Подскакав поближе, наездник осадил скакуна.
— Тпру! Стой, окаянный! — крикнул он, натягивая уздечку.
Чудище остановилось как вкопанное. Добрый молодец спешился и, достав из-за пояса дубинку, грозно прикрикнул:
— А ну выходи, кто в кустах прячется, не то хуже будет.
Он принялся с таким остервенением шуровать дубинкой в зарослях, что лесовики один за другим как ошпаренные повыскакивали на тропинку.
— Вы кто такие будете? Уж не колдуны ли? — подозрительно спросил парень, оглядывая странную троицу маленьких человечков ростом с локоток.
— Нет, мы лесовики, но не здешние, — пояснил Колоброд.
— Значит, это не ваша шайка в наших краях орудует?
— Нет, мы мирные, никому не мешаем, мимо идём. А разве тут водятся разбойники? — опасливо озираясь, спросил Тюхтя.
— Если бы разбойники! Хуже. Колдовское отродье совсем распоясалось, — парень в сердцах махнул рукой.
Словно в подтверждение его слов, конь заржал и принялся с остервенением разгребать землю огромными куриными лапищами.
Колоброд покосился на невиданное чудище.
— Это что же за зверь? Порода, науке не известная.
— Какая там порода, колдун пошаливает. Такое творит: ни в сказке сказать, ни пером описать. Конь — это его рук дело. Ещё вчера была лошадь как лошадь, а нынче захожу в стойло, — а там этот мутант торчит. Но делать-то нечего. Не пешим же в дорогу отправляться.
— А куда ты путь держишь? — спросил Колоброд.
— Лекарство искать.
— Неужто ты хворый? А по виду не скажешь, — недоверчиво покачал головой Мастеря.
Добрый молодец и впрямь выглядел, точно на картинке: кровь с молоком, статный, косая сажень в плечах.
— Да ведь хворь у меня не простая, а такая, что и сказать стыдно, — вздохнул парень и, поманив лесовиков к себе, точно хотел поведать им величайшую тайну, шёпотом произнёс:
— Горыныч я. Говорила мне сестрица Алёнушка: «Не пей, Иванушка, огненной воды, Горынычем станешь». Не послушался я сестрицу. Выпил огненной воды и вот — на тебе. Стал-таки Горынычем. Ох, и тяжко мне! Утром нечаянно на соседский двор дохнул — так сарай спалил. Теперь хоть не дыши вовсе. На селе меня сторонятся, говорят: «Пока не вылечишься, чтоб ноги твоей тут не было». А как лечиться? Ума не приложу. Да тут ещё с конём такая беда приключилась. Несчастья — одно к одному.
— Погоди, а ты, случаем, не Иванушка ли будешь? — осенило Колоброда.
— Он самый, — кивнул Иван.
— Ну тогда мы знаем лекарство от твоего недуга, — обрадовался Колоброд.
— На пир надо идти, — подхватил Тюхтя, которому уже давно не терпелось перекусить.
— На какой ещё пир? — не понял Иван.
— Жениться тебе надо на царевне, что у Кощея взаперти сидит. Женишься — остепенишься. Хворь и пройдёт, — объяснил Мастеря.
— Да вы что?! Какая царевна?! Она же Яга. Я не дурачок, чтобы из-за Яги к Кощею на рожон лезть! Я себе на уме.
— Как?! Значит, ты жениться отказываешься?
— Наотрез. Уж лучше Горынычем быть, чем на всю жизнь ярмо на шею, — твёрдо сказал Иван.
— Тогда хотя бы кощееву смерть найди. Может, полегчает, — посоветовал Мастеря.
Иван задумался и, поиграв дубинкой, кивнул:
— Это лекарство по мне. Можно попробовать.
Дальше в путь отправились вместе. Иван усадил лесовиков на спину куроногого коня, а сам взял его под уздцы и пошёл рядом.
Лес становился всё мрачнее. Тропа сузилась, а потом и вовсе затерялась в зарослях малины и крапивы. Продираясь сквозь бурелом, путники петляли меж поваленных стволов и колючих кустов, надеясь выбраться на просеку, поближе к человеческому жилью, но лишь глубже забредали в чащобу.
Мастеря приуныл. Он не привык сидеть сложа руки и без дела затосковал. Тюхте тоже было несладко и даже несолоно. Он с нежностью вспоминал то о чугунке каши, ожидавшем его дома в печи, то о кадке с хрустящими солёными огурчиками. Сейчас эта незатейливая еда казалась ему вкуснее любых заморских лакомств.
Лишь Колоброд выглядел довольным. Как истинного путешественника, его ничуть не огорчали дорожные неудобства. Он волчком вертелся в седле, стараясь ничего не упустить и запомнить как можно больше, чтобы потом описать всё подробно в путевых заметках.
Долго ли, коротко ли, но бурелом поредел. Сквозь просвет между деревьями что-то поблёскивало. Озадаченные путники ускорили шаг и скоро вышли к покосившейся избушке. Почерневшие от старости брёвна были покрыты мхом и плесенью. Прогнившая солома на крыше местами обвалилась, зато над печной трубой красовался великолепный гребешок из чистого золота. Он так блестел на солнце — хоть зажмуривайся. При виде такой диковинки путники ахнули.
— Станция Березайка. Кому надо — вылезай-ка, — объявил Иван. — Тут сделаем привал. Авось, хозяйка избушки поведает, где кощееву смерть искать. Она бабка ушлая. Наверняка знает.
— Правильно, а мы ей за это можем крышу подновить. Заделаем дыры, будет как новенькая, — оживился Мастеря.
— Погоди суетиться, — охладил его пыл Иван. — Сначала надо про дело вызнать.
Оглядев избёнку и не обнаружив дверей, он топнул ногой и зычно скомандовал:
— Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом.
Но не тут-то было. Избушка перевалилась с боку на бок, встопорщила гребешок и обиженно проскрипела:
— Чай с тобой куриная слепота приключилась? Неужто думаешь, что я, почтенная избушка, перед тобой тут штопором вертеться буду? Говори без обиняков, зачем пожаловал? Дело пытаешь аль от дела лытаешь?
— Дело пытаю, — сказал Иван. — Хочу у хозяйки твоей разузнать, где кощееву смерть искать.
— Как же, узнаешь у неё! — фыркнула избушка. — Она целый день по лесу в ступе носится, пестом погоняет, помелом следы заметает, всех почём зря ругает. Знамо дело — Баба-Самобранка. Кроме бранных слов, от неё ничего не услышишь. Чу, кажется, хозяйка возвращается.
Из лесу донёсся неясный гул. Сначала едва уловимый, он усиливался с каждой минутой. Сухие листья зашуршали, деревья затрещали, и издалека донеслась отборная ругань:
— Ох уж я дознаюсь, какой негодяй из меня Самобранку сделал! Растопчу, проглочу, без соли слопаю!
Услышав эти слова, лесовички вдруг почувствовали, что очень соскучились по дому. У Мастери даже пропало желание чинить крышу, а у Тюхти — небывалое дело — пропал аппетит.
— По-моему, здесь нам делать нечего. Ничего путного мы тут не узнаем. Поехали дальше, — заторопился Колоброд.
— Ну уж нет! Сначала я с хозяйкой потолкую, — заупрямился Иван.
В этот момент по небу пролетела ступа. Лесовиков как ветром сдуло. Они кубарем скатились со спины коня и, притаившись в траве, стали ждать, что будет дальше. Ступа гулко стукнулась об землю и остановилась. Довольно резвая для своего возраста старуха вылезла наружу, повертела крючковатым носом и злобно проговорила:
— Никак поганым человеческим духом пахнет!
Увидев Ивана, бабка в сердцах ударила по ступе помелом:
— Ты зачем же явился, чурбан неотёсанный, пройдоха непуганный, осёл колченогий? Мой покой осмелился нарушить! Вот я тебе покажу, как в гости без приглашения захаживать! Я тебя обучу культурному обхождению, хвост собачий!
От такой брани даже у коня грива встала дыбом, однако Иван не растерялся. Он был тоже не лыком шит и, отвечая на приветствие, в долгу не остался:
— Ты как же гостей встречаешь, швабра старая? Ах ты щётка облезлая! Ты должна баньку истопить, меня напоить, накормить. А ты ерепенишься, плесень носатая.
— Вот это разговор! — оторопела бабка и с радостью продолжила: — Каким же ветром тебя сюда занесло, боров толстобрюхий?
— А таким, что совета у тебя хотел спросить. Скажи мне, помело косматое, где смерть кощееву искать.
— Я бы и сказала, холера тебя возьми, да только разве у этого старого чайника вызнаешь, — покачала головой старуха.
— А ты, трухлявая, подумай хорошенько, мозгами пораскинь, где узнать можно. А то я тебя, чума бубонная, знаю. Врёшь, небось, — погрозил ей пальцем Иван.
— Это ты мне говоришь, сморчок сизоносый? Сам брешешь как сивый мерин. Я про кощееву смерть ни сном ни духом не ведаю, будь он неладен, стручок сушёный. Может, мой свояк, змей трёхглавый, в курсе. Он проходимец, каких поискать. У него поспрашай, пёсий чох, — посоветовала старуха.
— Ну что ж, старая перечница, спасибо за совет. Хоть какая от тебя польза. Пойду к твоему свояку, — сказал Иван, взял коня под уздцы и направился прочь от избушки.
— Так ты заходи, недоумок, ежели чего, — крикнула бабка ему вслед, а потом одобрительно добавила: — Вот ведь Ванька, стервец, знает вежливое обхождение. Такому и совет дать не жалко. Хоть он человечишко и поганый, а поговорить с ним приятно. Умеет поддержать беседу.
Трёхглавый Змей обитал в пещере под Лысой горой. Гора эта была невысокая, скорее, даже не гора, а холм. Она не могла похвастаться ни снежными вершинами, ни альпийскими лугами. Со всех сторон поросла лесом, а название своё получила оттого, что на самой её макушке, словно лысина, красовалось голое плато. Оно образовалось уже после того, как в пещере поселился дракон. За давностью лет никто не помнил, что сначала Змей сам расчистил его под посадочную площадку, куда он возвращался после полётов, но постепенно растительность на вершине зачахла, там образовалась плешь, и название прочно прикипело к этим местам.
Каменистая дорога, полого огибая склон, вела вверх.
— Время обеденное, а у нас маковой росинки во рту не было, — ворчал Тюхтя. — Может, у Змея удастся перекусить? Иван, ты случайно не знаешь, что он ест?
— Да кого поймает, того и ест, — сказал Иван.
При этих словах лесовики так дружно вздрогнули, что едва не свалились с лошади. Только теперь до искателей приключений дошло, почему по обочине дороги валялись выбеленные солнцем кости. Их желание идти в гости к дракону сильно поколебалось. Колоброд поёрзал в седле и сказал:
— Слушайте, а может, нам к Змею не ходить? Неудобно как-то без приглашения.
— Точно. А то он ещё подумает, что мы невоспитанные и на угощение напрашиваемся, — подхватил Тюхтя.
— Да, не по-людски в гости непрошеными заваливаться, — поддакнул Мастеря.
— Вот и я говорю, некультурно. Лучше мы возле пещеры подождём, воздухом подышим. Говорят, горный воздух полезен для здоровья, — продолжал Колоброд.
— А дракон для здоровья не полезен вовсе, — простодушно завершил Тюхтя.
— Ладно уж, дышите. Я и без вас схожу, — усмехнулся Иван.
Возле самого входа в пещеру лежал обглоданный скелет быка. Лесовики опасливо обошли его стороной и уселись поджидать Ивана.
Достав на всякий случай дубинку, Иван шагнул внутрь. Даже ясным днём в пещере царил полумрак. Наконец после яркого солнечного света глаза привыкли к темноте, и добрый молодец увидел хозяина. Укутанный пледом по самые ноздри, бедняга понуро лежал на огромных, грубо сколоченных полатях, сложив рядком все три головы. Увидав гостя, он слегка приподнялся с подушки и слабым голосом прохрипел:
— Русским духом пахнет. Никак, новый знахарь пожаловал?
— Не знахарь я, а Иван, крестьянский сын. А зачем тебе, Змею трёхглавому, знахарь?
— Хвораю я, Ваня. Мне знахарь позарез нужен. Ежели не вылечит, так хоть пообедаю. Уж столько лекарей я перепробовал: и с перцем, и с горчицей, и даже с мёдом — никакого проку, — сипло пожаловался Змей и с надеждой посмотрел на доброго молодца. — Может, от тебя полегчает?
— Нет, меня есть нельзя. Я тоже хворый. Хожу вот, лекарство от недуга ищу, — помотал головой Иван.
— Тогда, конечно, мне тебя есть не след, если ты экологически нечистый. А то ещё какая зараза прицепится, — вздохнул Змей.
— Ты хоть расскажи, что с тобой приключилось? — полюбопытствовал Иван.
— Нету во мне, Ваня, прежнего огонька. Выдохну, — а один хрип получается. Но это ещё полбеды, а главное, срамно сказать, горб у меня вырос, как у верблюда какого.
Змей приподнялся, чтобы показать причину своего несчастья, и печально продолжал:
— Все кому не лень теперь надо мной потешаются. Намедни приходил царёв сын, младшенький. Говорит: «Коли ты Горбунок, должон меня на себе возить. Я, — говорит, — тебя дрессировать стану. Как свистну да кликну: „Стань передо мной как лист перед травой!“, — тотчас ко мне поспешай». Каково мне такие обидные слова слышать? Хотел я его проучить, да какое там! Он шустрый, как живчик, а мне горб мешает. Этот нахал малолетний мне же ещё и пинком наподдал, — обиженно всхлипнул Змей.
— А ты к костоправу не ходил? — поинтересовался Иван.
— К кому я только со своим недугом не обращался! Даже к Айболиту на приём записывался. Все в один голос заладили: «Тут медицина бессильна». Видать, это какое-то колдовство. Ох, мне бы только отыскать, кто меня огорбатил, он бы у меня навек запомнил!
— В наших краях тоже колдун пошаливает. Посмотри, что он с моим конём сделал, — Иван махнул рукой в сторону выхода, где его скакун по куриной привычке старательно разгребал лапами землю.
Змей подслеповато сощурился и, увидев конька на курьих ножках, вытаращился от удивления.
— Ну и ну! Страсть-то какая! Это, пожалуй, похлеще горба будет! Попомни мои слова: в нашей сказке что-то неладно. Только вот как всё сызнова выправить?
— Есть у меня одна мыслишка, — доверительно сказал Иван. — Слыхал я, что для этого надо кощееву смерть отыскать. Может, скажешь, где она спрятана?
— Нашёл о чём спрашивать! Разве Кощей про такие дела расскажет? Мне, брату родному, и то не доверяет. Он за здоровьем своим дюже следит! Всё по режиму! Зарядку с утра делает, ушу называется. Прищурится и кренделя руками выписывает. Всё молодится. Совсем с ума спятил. Диету соблюдает. Провалиться мне на этом месте, если вру. Так что, где его смерть хранится, один он знает.
— Делать нечего. Придётся к нему идти, — вздохнул Иван и побрёл из пещеры.
Пока Иван беседовал со Змеем, Мастеря сосредоточенно строгал корявый сучок.
— Что это ты делаешь? — поинтересовался Колоброд.
— Дверную ручку. А то в пещеру по-людски не зайдёшь, — Мастеря кивнул на вход.
— Так ведь тут двери нету, — рассмеялся Тюхтя.
— Понятное дело — нету. Как же её открывать без ручки? А вот будет ручка, можно и дверь навесить. Всё надо делать по порядку, — возразил деловитый лесовичок.
Колоброд взял у Мастери недоструганный сучок, повертел его в руках и сказал:
— Давай лучше что-нибудь полезное сделаем.
— Что например?
— Вырежем на бревне: «Здесь были Колоброд, Мастеря и Тюхтя».
Не успел Мастеря узнать, какая от этого польза, как послышалось хлопанье крыльев. Над деревьями показался потрёпанный ворон. Заметив лесовиков, он резко свернул и, подлетев к ним, уселся на бычий скелет.
— Вот так встрреча! Вы ещё живы? Я уж думал вас давно кто-нибудь прроглотил и переваривает! — удивлённо воскликнул ворон.
— Явился — не запылился. Ну и шуточки у тебя. Одно слово — Злобырка, — поморщился Колоброд.
— Ты думаешь, я юморрю? Ничего подобного. Это сурровая рреальность, — сказал ворон. — Ррадуйтесь, что никто из местных не прронюхал, что вы тут натворрили. Иначе вам несдобрровать.
— А что мы такого сделали? — пожал плечами Колоброд, глядя на ворона невинными глазами.
— Как что?! А это чьих рук дело? — Злобырка кивнул на конька на курьих ножках. — По чьей милости горб у Змея выррос, а Иванушка Горрынычем сделался? Всё, пишите завещание, — злорадствовал Злобырка.
Только теперь до путешественников дошло, что дело оборачивается нешуточным образом. Колоброд сурово посмотрел на Тюхтю и сказал:
— Вот влипли в историю… А всё из-за тебя!
— Почему из-за меня? — Тюхтя аж остолбенел от такого заявления.
— Ты же заладил: «На пир да на пир». Вот тебе и даровое угощение.
— Лучше бы я японский стол на калитку не переделывал. Теперь хлопот не оберёшься, — мрачно заметил Мастеря.
— Что веррно то веррно. Пррощайтесь с жизнью, — подлил масла в огонь Злобырка.
— А ты-то чего радуешься? Лучше бы нас из беды выручил.
— А какая мне с этого ррадость? — фыркнул ворон.
— Так ведь больше всех виноват тот, кто карточки рассыпал, — напомнил ему Колоброд.
Злобырка смекнул, что лесовичок прав.
— Ладно. Помогу вам бескоррыстно. Помните мою добрроту. Потом отблагодарите. Пришлёте посылочку с прровизией. Я вам дам списочек на парру страниц.
— Ничего себе, бескорыстно! — возмутился Тюхтя.
— Рразве это корысть? Посылочка небольшая, всего килограммов на сто, — скромно потупился Злобырка. — Ррешайте сами. Я не напрашиваюсь.
Колоброд опасливо покосился на пещеру. Нужно было всё исправить, прежде чем жители Тридевятого царства спохватятся и узнают, кто виноват в их несчастьях.
— Ладно, говори, что делать. Только командовать буду я, — сказал он Злобырке.
— Тут неподалёку есть укрромное местечко. Я туда притащу кар-кар-точки. Разложите их как надо, и всё будет шито-кррыто.
Злобырка махнул крылом, приглашая лесовиков следовать за ним. Когда Иван вышел из пещеры, его новых приятелей и след простыл. Возле входа топтался только конёк на курьих ножках, пощипывая траву и разгребая лапами землю. Иван кликнул лесовиков. На зов никто не отозвался, и добрый молодец решил, не теряя времени, отправляться дальше.
Башня Кощея Бессмертного высилась на уступе Гиблых скал. Выложенная из грубо отёсанного камня, она сама казалась частью скалы. Узкие бойницы прорезали её стены, точно трещины. Трудно было представить себе более мрачное жилище. Гости в башне бывали нечасто, поэтому мало кто знал, что внутри она отделана с невиданной роскошью. Кощей любил комфорт и следил за всеми новинками.
В то время как Иван карабкался по каменистым тропам к почти неприступной башне, Кощей развалился с чашечкой кофе в удобном кресле почитать популярную газету «Молодой Кощеевец», или, как её называли в народе, «МК». По обычаю, сначала он развернул газету на своей любимой странице с криминальными новостями и углубился в чтение.
— Вот это я понимаю, происшествия! Три покушения и одно убийство! — воскликнул он. — А пострадавший-то — Колобок! Докатился! Всё следствие вёл, думал, он крутой, как Шалтай-Болтай. Так ему и надо.
Кощей злорадно усмехнулся и перешёл к разделу новостей культуры. Он с интересом пробежал заметку про фестиваль рок-групп, в котором приняли участие все призраки, над кем довлеет рок. Кощей был поклонником тяжелого металла и в душе завидовал рок-музыкантам. Если бы не его солидное положение в обществе, он бы с удовольствием сам стал металлистом.
— «После концерта поклонницы растащили на сувениры доспехи Мёртвого Рыцаря, которые оказались совершенно пустыми», — вслух прочитал Кощей и презрительно процедил: — Долязгался цепями. Туда ему и дорога. Я всегда говорил, что в нём ничего нет. А туда же, кумир молодёжи.
Полистав газету, Кощей открыл её на рубрике скандалов и остолбенел. Наверху страницы чёрным по белому красовался крупный заголовок: «КОЩЕЙ — ДУРАЧОК».
— Кто сказал «Кощей-дурачок»?! — взревел он, позеленев от злости.
Буквы запрыгали у него перед глазами. Дав волю своему гневу, Кощей схватил палицу и швырнул её в дверь. Дубовые створки разлетелись в щепки, и перед хозяином предстал Иван.
— Никак Ивашка-лапотник ко мне пожаловал! Придётся поучить тебя уму-разуму, — в ярости крикнул Кощей.
— Может, я и лапотник, да только не мне у дурачка уму-разуму учиться, — ловко увернулся Иван.
— Да как ты смеешь! Ну берегись, попал ты мне под горячую руку! — пригрозил Кощей.
Эти слова напомнили Ивану о его странном недуге. Добрый молодец вдохнул поглубже и изрыгнул столб пламени. Не успел Кощей опомниться и сообразить, что к чему, как плащ на нём занялся. Кое-как сбив пламя, хозяин башни поостыл.
— Вижу, Иван, ты сильно горяч будешь, — примирительным тоном сказал он. — Коли потолковать хочешь, давай потолкуем. Зачем же сразу дурачком обзываться?
— Да как же тебя иначе назвать, ежели ты царевну украл, а того не ведаешь, что она Яга. Про то и в газете написано, — усмехнулся Иван, ткнув пальцем в статью.
Кощей теперь и сам понял, что опростоволосился. Надо было срочно исправлять ошибку.
— Так ты, Вань, за царевной, что ль? Бери, я тебе её без боя отдам, — ласково подступился он к Ивану.
— Ясное дело без боя. Что она, часы, что ли, чтобы с боем быть? Только я теперь умный. Мне она ни к чему, — отказался Иван. — Скажи лучше, где твоя смерть хранится.
От подобной наглости Кощей лишился дара речи. Некоторое время он молча смотрел на нахального гостя, а потом, едва сдерживая гнев, прохрипел:
— Ну ты, Иван, говори, да не заговаривайся. Может, я и дурачок, но ведь не настолько, чтобы свою жизнь ни за грош отдать.
— Так разве с Ягой жизнь? — покачал головой Иван.
— Возьми царевну по-хорошему, иначе я тебе голову с плеч снесу, — пригрозил Кощей.
— Не возьму, хоть убей! Скажи, где твоя смерть хранится, тогда ещё подумаю, как тебя от царевны избавить. Сам выбирай, что лучше: тысячу лет в дураках ходить или от бессмертия отказаться, но прослыть умным, — предложил Иван.
Кощей заскрежетал зубами от злости, но в словах лапотника была доля правды.
— Ладно, чего не сделаешь ради доброго имени, — вздохнул он и нехотя кивнул на сундук: — Там моя смерть.
Стоило Ивану распахнуть крышку сундука, как оттуда выскочил заяц. Схватил его Иван за уши, а заяц в крик: «Чего прицепился? Не видишь, спешу!» От удивления добрый молодец разжал кулак, и косой помчался прочь, но впопыхах стукнулся о дверной косяк. Тотчас из зайца вылетела утка и повернула к окну. Хотел Иван её за хвост ухватить, да промахнулся. Утка от страха снесла яйцо и улетела прочь. Яйцо упало, раскололось, и из него выпала иголка с кощеевой смертью.
Ни Ивану, ни Кощею было невдомёк, что в это время лесовики сложили последнюю пару карточек.
Иван поднял иголку, и тут на шум в горницу заглянула Елена Прекрасная. Она была так хороша собой, что, увидев её, добрый молодец позабыл обо всём на свете.
— Слышь, Кощей. Ты мне давеча царевну хотел отдать, так я её с собой увезу, чтоб ты не мучился, — сказал он.
— Э-э, нет, она мне самому нужна. Разве что на иголочку поменяемся, — хитро прищурился Кощей.
— На, штопай, — Иван вручил Кощею иголку.
— А ты со своей невестушкой топай, покуда я добренький. Скатертью дорожка!
Проводив их взглядом, Кощей задумчиво произнёс:
— Интересно, что же это было за наваждение?
В небе появилась чёрная точка. Кощей пригляделся и увидел Бабу-Ягу. Рассекая помелом воздух, она во всю прыть неслась в ступе, будто за ней гнались.
— Слыхал новость? — крикнула старуха. — Это пришлые хулиганы нас околдовали. Мало нам местных разбойников, так ещё чужаки притащились! Ну я им сейчас задам самобранку!
— Погоди, мне тоже кое-кому надо показать, кто тут дурачок, а кто умный, — сорвался Кощей.
В это время гром загремел, земля задрожала и появился Змей Горыныч:
— Садись, братан, на спину, подвезу. Их, говорят, трое. Сейчас хорошенько пообедаю, по штуке на голову! — крикнул он.
— Стой, зелёный! Разогнался! Тебе бы только обжираться в три глотки. И для старушки оставь кусочек, — напомнила о себе Баба-Яга, изо всех сил работая помелом.
Заметив погоню, Колоброд, Тюхтя и Мастеря припустили со всех ног. От страха Тюхтя даже забыл про пир горой, а у Колоброда отбило всякую охоту искать приключения.
Небо потемнело: на лесовиков упала тень громадного трёхглавого Змея.
— Караул! Спасайся кто может! — завопил Тюхтя.
Друзья уже прощались с жизнью, как вдруг увидели пограничный столб с висящей на нём знакомой калиткой.
Сделав отчаянный рывок, лесовики прошмыгнули в калитку и что было сил навалились на неё с другой стороны, но с удивлением увидели, что находятся в родном лесу. Калитка по-прежнему лежала на земле. Небо было затянуто унылыми серыми тучами. Промозглый осенний дождик моросил, не переставая. Земля размокла, и грязь чавкала под ногами.
— Эх, хорошо-то как! — воскликнул Мастеря.
— Красота! Я из дома больше ни ногой, — подтвердил Тюхтя. — От этих приключений ещё похудеешь ненароком. Хорошо, что всё благополучно закончилось.
— Да, в гостях хорошо, а дома лучше, — сказал Мастеря. — Айда по домам!
— А как же калитка? — спросил Колоброд.
— Тьфу на эту калитку! Видеть её не хочу, — сплюнул Тюхтя.
— Пусть тут валяется. Не тащить же её назад, — махнул рукой Мастеря.
— Может, ещё пригодится, — многозначительно заметил Колоброд.
Лесовички оставили калитку мокнуть под дождём и поспешили по домам.