В 1108 году по воле великого киевского князя Владимира Мономаха на севере Руси был основан город Владимир, который за короткий срок из крохотного поселения превратился в столицу Владимиро-Суздаль-ского княжества. Внук киевского князя Андрей Бого-любский еще при жизни отца навсегда поселился в новом городе и развернул там огромное строительство. Он возводил церкви, дворцы, боевые укрепления. При нем появились вокруг города мощные земляные валы с деревянными стенами и башнями. Между валами для проезда в город были поставлены каменные и рубленные из дерева воротные башни. Главные Золотые ворота, возведенные в 1164 году, сохранились, правда в перестроенном виде, до наших дней.
Перед безвестным зодчим, или горододельцем, стояла задача — совместить в одном сооружении две идеи: неприступности крепости и всесильности, могущества князя Андрея Боголюбского. Главные ворота должны были соответствовать торжественным церемониям въезда в город, и архитектура, следовательно, должна быть приподнято-праздничной. Вместе с тем при виде ворот у врага должны появиться сомнения в возможности сокрушить ворота и овладеть крепостью. Значит, ворота, как и стены, должны быть массивными, прочными.
Золотые ворота представляют собой прямоугольное здание, прорезанное в центре высокой аркой проезда. Над воротами возвышается церковь. Первоначально она была значительно меньших размеров, но в XVIII столетии ее перестроили и тогда же по бокам ворот встали цилиндрические декоративные бастионы с ложными бойницами. Воротная башня прежде была выше и потому казалась более стройной, за восемь веков она вросла в землю почти на 2 метра, однако до сих пор производит сильное впечатление строгостью и пропорциональностью форм, величием.
Если мы войдем под арку, то увидим устройство для боя. Это еще одна арка, перекинутая на половине высоты проезда. На ней был деревянный настил, по которому передвигались защитники ворот и метали стрелы в неприятеля.
Мы увидим также две верхние петли, выкованные из стали. На них были подвешены дубовые створки ворот, покрытые листами золоченой меди. Отсюда и название ворот — Золотые. Именно к этим воротам 6 февраля 1238 года тысячи татар подтащили невиданные прежде владимирцами стенобитные машины. А на следующий день «длинный тяжелый таран с железным набалдашником с грохотом выскакивал из бревенчатого сруба на полозьях и ударял в ворота. Полуголые пленные раскачивали таран под равномерный счет» до тех пор, пока не разбили Золотые ворота.
Прошли годы, ворота восстановили, и они не раз еще становились свидетелями разных событий. В 1252 году в эти ворота вошел новый князь Александр Невский, принеся клятву на верность владимирцам. Отсюда, через ворота, уходил владимирский полк на Куликово поле. А в XVII столетии Золотым воротам пришлось испытать на себе силу пушечных ядер польских интервентов. Обо всем этом помнят шестиметровой толщины белокаменные стены здания ворот.
Строительство, так активно начатое князем Андреем Боголюбским, продолжил его преемник, брат Всеволод III Большое гнездо. При нем город разросся и украсился еще больше. В его правление был завершен Успенский собор и воздвигнут Дмитриевский, построены каменные стены вокруг детинца — Кремля — и княжеского дворца с соборами.
Оба князя — и Андрей, и Всеволод — стремились возродить политическое единство русских земель с новым государственным центром во Владимире. И, естественно, город обстраивался так, чтобы затмить красотой и величием сам славный Киев, чтобы показать могущество владимирских князей и их способность стать во главе всей Русской земли. Поэтому всем значительным зданиям Владимира второй половины XII и XIII столетий присуща парадность и определенная изысканность.
В целом город был деревянным. Знать строила для себя пышные рубленые хоромы, простой люд жил в обычных избах и даже землянках. Одна из землянок оыла обнаружена при раскопках в другом городе княжества — Суздале. Надо полагать, что во Владимире землянки ничем не отличались от суздальских. Один из древних авторов записал, обращаясь к знатному читателю: «Когда ты сидишь зимой в теплой храмине, безбоязненно обнажившись, вздохни, вспомнив об убогих, как сгибаются они, скорчившись над малым огнем, имея большую беду глазам от дыма, но согревая только руки, когда плечи и все тело замерзает».
Однако лицо города определяли каменные здания. Для строительства города, достойного стать столицей, были приглашены мастера из всех земель, кроме киевских. Прибыли иноземцы с запада, каменотесы и резчики из Галицкой и Волынской земель, выучились свои, местные зодчие.
Первые каменные здания лишь формой напоминали киевские. Возводить постройки по киевскому образцу из кирпича-плинфы, чередуя с рядами из камня, не стали. За образец взяли технику строительства в землях галицких, где строили из ослепительно белого камня-известняка. Такого строительного материала требовалось очень много, тысячи тонн, а его во Владимирских землях не было.
Правда, в окрестностях Переславля-Залесского известны небольшие месторождения пористого известняка, но его применяли лишь в несохранившихся до нашего времени пристройках к Спасо-Преображен-скому собору. Сам же собор был построен из привозного камня.
Известняк привозили, как определили специалисты, из Подмосковья. Это установили по своеобразному «паспорту» камня. Известно, что в разные геологические периоды одни и те же микроскопические животные имели несколько иные одежды-раковины. Остатки раковин в образцах, взятых из памятников архитектуры Владимира и в каменоломнях по берегам Москвы-, реки и Пахры на определенной глубине залегания, ока-! зались совершенно одинаковыми. Геологи также установили, что камень для владимирских соборов брали не из открытых карьеров, а из подземных каменоломен, тогда как Москву строили из известняка, взятого из верхних слоев в карьерах.
Как же доставляли такое громадное количество камня во Владимирское княжество? Ведь путь не близкий, а транспортные возможности невысоки. Предполагают, что вероятнее всего пользовались большими плоскодонными речными судами — шитиками. Они поднимали 15–18 тонн груза при малой осадке, что позволяло преодолевать мелководные реки. Суда, очевидно, строили на месте добычи камня и отправляли его сначала по Москве-реке, затем по Оке до впадения в нее Клязьмы. Дальше против течения по Клязьме до самого Владимира.
Возможен и другой путь — зимой могли везти каменные блоки санным обозом в район современного Павловского Посада к реке Клязьме. До весны камень лежал на берегу, а потом на судах его сплавляли вниз по течению во Владимир.
Могли, конечно, доставлять материал по санному пути до самого стольного города, да больно уж дорого. Но, видимо, с расходами не считались. Белый камень привлекал своими замечательными качествами. Ровные пиленые блоки можно уложить с исключительной точностью и получить идеально гладкую поверхность стены мягких, едва заметных, теплых оттенков. На белом камне легко вырезать любой орнамент, не опасаясь, что одно неловкое движение может расколоть весь камень.
Во Владимире применяли, как и в Галицких и Волынских землях, технику полубутовой кладки, которой местных строителей научили, скорее всего, галицкие и лынские каменщики. Стены выкладывали на известковом в смеси с песком растворе в два ряда. Причем ружная поверхность каменных блоков очень тща-льно шлифовалась. Промежутки между стенами заполняли известняковым бутом или обломками блоков, в дело шли также валуны и булыжник. Всю эту начинку заливали известью. Когда она застывала, получалась довольно прочная стена. Для крепления массива стен в них закладывали дубовые связи. Они видны до сих пор в основаниях арок.
Большинство зданий и сооружений Владимиро-Суз-дальской Руси сложено из блоков известняка примерно одного размера. Они имеют полметра в длину, 40 сантиметров в высоту и 30 сантиметров в толщину, хотя встречаются и другие размеры камней.
Владимирские мастера каменных дел хорошо разбирались в возможностях камня. Мы знаем, что условия образования известняков различны, отсюда и большое разнообразие состава и свойств белого камня. Догадывались об этом и владимирские каменосеки и зодчие. Чтобы камень не разрушался, его защищали от проникновения влаги. Дождь отводили от стен карнизами и капельниками. Чтобы не просачивались грунтовые воды, фундаменты и подошвы цоколей делали из тяжелых, плотных песчаников, стены выкладывали из; малопористых пород известняка, а на своды, напротив, выбирали самый пористый легкий известняк.
Зодчие обладали удивительным чувством прекрасного. В этом убеждаешься, глядя на их творения. Не- S повторима и величава панорама Владимира. Успенский собор как бы вырастает из земли, гармонично завершая естественную вершину мыса Среднего города. Собор, словно исполинский богатырь в золоченом шлеме, господствует над огромным пространством. Так j мыслилось и утверждение самостоятельности Владимирского княжества, широких политических и церковных притязаний великого князя и епископа.
Древние архитекторы очень умело связали свои строения и пейзаж. Архитектура совершенствовала красоту природы, а природа усиливала прелесть архитектуры. Но, пожалуй, больше всего поражает синтез архитектуры и наружной настенной скульптуры. На мячковском известняке легко выполнять различные изображения, и владимирские каменосеки использовали это свойство камня наилучшим образом. Особенно это наглядно видно на стенах Дмитриевского собора. Он был построен в самом конце XII столетия рядом с княжеским дворцом как придворный храм Всеволода III. В его настенных барельефах отразились скульптурные образы языческой Руси вперемежку с восточными мотивами и сюжетами из Библии.
Дух торжественного великолепия пронизывает здание от его объемов до мельчайших деталей. Мужественны и величавы его пропорции. На половине высоты здание делится аркатурным поясом. Он составлен из множества небольших арочек, которые поддерживают изящные колонки. Они свисают вниз подобно плетеным шнурам и заканчиваются массивными подвесками фигурных консолей.
Все богатство декоративного убранства сосредоточено над аркатурноколончатым поясом, несколько ниже и на нем. Строгие пилястры рассекают фасады на три широкие части. Узкие и высокие окн» прорезают верхние плоскости стен, оставляя широкие поверхности как бы для того, чтобы они могли вместить больше рельефных изображений.
Строители вначале возводили стены, а уж потом тщательно пригнанные камни покрывали резьбой. Рельефы на соборе расположены ровными горизонтальными строками, следя за которыми глаз ясно ощущает количество рядов каменной кладки.
С поразительным мастерством зодчие варьировали детали убранства в зависимости от их значения в здании и условий его освещения. Так, на западной стене главный портал больше боковых и богаче украшен. Оформление порталов различно на каждом фасаде:
«…богато освещенный южный портал украшен главным образом плоской плетенкой; напротив, профиль портала северной, теневой стороны имеет сильный и контрастный рельеф, и его архивольт покрыт сочной глубокой резьбой, рассчитанной на скользящие слабые лучи заходя-шего солнца. Так зодчий как бы лепит, подобно скульптору, каждую форму, смело нарушает геометрическую сухость их очертаний индивидуальной и осмысленной «прорисовкой», создает ту неповторимую живость и органичность художественного образа, которая под силу лишь подлинному гению».
Так же органично слит с архитектурой изысканный, драгоценный резной убор храма. Мастера выполнили грандиозную работу, ведь они покрыли резьбой около тысячи камней! Рельефы сильно пострадали за многовековую жизнь памятника. В разное время отдельные резные блоки заменяли новыми. И все же века, непогода с лютыми морозами, дождями, ветрами и солнцем не смогли уничтожить белокаменные чудеса на соборных стенах.
На фасадах встречаются изображения сидящего на троне библейского царя Соломона, фигуры святых. Все они находятся в окружении животных, птиц, растений, чудищ, скачущих всадников. Причем интересно соотношение скульптурных изображений на фасадах: скульптур на религиозные темы — 46, птицы изображены более 250 раз, звери встречаются 243 раза. Здесь есть орлы, фазаны, голуби и никому не ведомые птицы. Они переплетались длинными шеями, крыльями и хвостами. По стенам шествуют барсы, волки, грифоны, львы. Есть сцены борьбы зверей и грифонов, сцены хоты. Но чаще всего встречается царь зверей лев. — здесь 125 разных его портретов!
У народов мира с незапамятных времен существовал культ животных. Почти во всех странах наибольшей популярностью пользовался лев. У народов Древнего Востока, Греции, Рима он был символом силы и власти. Этот символ восприняла и христианская религия. Вместе с ней он проник в русские княжества и прочно занял место на стенах белокаменных храмов Владимиро-Суздальской Руси.
Правда, знакомство со зверем было заочное. Он не водился в наших краях, но люди знали о нем по рассказам путешественников, видели его изображение на украшениях, различных изделиях, одеждах иноземцев.
Льву приписывалась способность укрываться от охотника, заметать следы, оживлять своим дыханием детенышей, якобы рождавшихся у львицы мертвыми, способность спать с открытыми глазами. Отсюда и понимание образа льва как стража, охранителя. Отсюда и популярность его. Такого зверя приятно было иметь в качестве надежной защиты. Могучий и сильный, он не даст в обиду того, кто его почитает.
Образ льва, прозванного на Руси «лют зверь», получил у нас местную трактовку. Из яростного и свирепого хищника с огромной косматой гривой он превратился в простодушного беззлобного зверя. Часто львы имеют сказочный облик. Мы видим на стенах оскаленные пасти, но они лишены хищного выражения. Над спинами зверей поднимаются хвосты словно ветви деревьев и даже целые пальмы.
Стены Дмитриевского собора во Владимире украшают рельефы львов лежащих и стоящих, львиные маски. Царственный зверь занимает почетное место у ног царя или по бокам от окна и двери.
Анализ рельефов позволил искусствоведам определить индивидуальный стиль того или иного мастера-художника и установить, что над резным украшением собора трудились около пятидесяти резчиков. Дружину возглавлял мастер, которому, по-видимому, принадлежит выполнение в деталях княжеской идеи, данной ему в самых общих чертах.
Следует отметить, что церковное начало в декоре здания тонет в причудливом сказочном мире трав и неведомых зверей. Это светское начало в украшении собора было близко народным вкусам с их любовью к праздничной узорчатости, к смелому художественному вымыслу и фантастике.
С нашествием татаро-монголов надолго уйдет дивное ремесло владимирских зодчих и каменосеков. И только через два столетия каменное строительство возродится в молодом Московском княжестве. К этому времени интерес к изображениям зверей на стенах пропал.
Вновь образ льва появится только в XVI веке. В Грановитой палате Московского Кремля наряду с белокаменными горельефами фантастических животных встречаются изображения львов, которые, как и прежде, играли роль стражей дома. Еще позднее, в XVII столетии в Кремле некоторые здания украсит круглая скульптура. И сейчас на Спасской башне видны стилизованные фигурки стоящих на задних лапах львов. Несколько небольших каменных золоченых львов стояли на площадках лестницы Золотого крыльца Теремного дворца.
И все же такого широкого распространения, как в Л11 веке, «звериный» стиль не получил. Со временем изображения льва совсем пропали, сохраняясь разве что на изразцах и в деревянной резьбе. Забывалась религиозная символика, менялись вкусы, и вдруг в конце XVIII столетия — снова львы. Но теперь уже не на Церковных зданиях, а для украшения жилых и общественных. Все, конечно же, помнят, как герой Пушкина в «Медном всаднике» спасался от наводнения:
…над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые,
На звере мраморном верхом,
Без шляпы, руки сжав крестом,
Сидел недвижный, страшно бледный
Евгений.
И дальше эти белокаменные звери, изваянные П. Трискорни, не раз оказывались на пути Евгения во время его безумных скитаний.
А вот строчки из «Евгения Онегина», относящиеся уже к московским львам:
…вот уж по Тверской Возок несется чрез ухабы. Мелькают мимо будки, бабы, Мальчишки, лавки, фонари, Дворцы, сады, монастыри… Аптеки, магазины моды, Балконы, львы на воротах…
Эти милые и забавные известняковые «чудища», так отдаленно напоминающие львов, и сегодня встречают нас при входе в когда-то знаменитый Английский клуб в Москве на Тверской улице. Они сидят на высоких столбах ворот ограды, отделяющей внутренний двор богатой барской усадьбы от улицы. Конечно, в тот просвещенный XVIII век никто образ льва как защитника всерьез не принимал, но обзавестись парой каменных или гипсовых гривастых изваяний, а в крайнем случае хотя бы львиными масками, мечтал каждый горожанин. Так сильна была дань традиции.