Камень, глина и фантазия

МОСКВА БЕЛОКАМЕННАЯ

Горы белого камня росли на глазах. Как муравьи сновали мужики с тяжеленными камнями на плечах. Едва успевали разгрузить одни сани, подходили следующие. Санный обоз на льду Москвы-реки казался бесконечным. И так всю зиму: везли и везли плотный и ноздреватый грубо отесаный камень для стен, рваный бутовый известняк для фундаментов и толщи стен.

Путь от каменоломен на берегах Пахры и Москвы-реки до Кремля — именно сюда свозили строительные материалы — неблизок, а камня требовалось много. Дело в том, что еще летом 1366 года внук Ивана Калиты, молодой великий князь московский Дмитрий Иванович, которого впоследствии за славную победу над Мамаем на Куликовом поле назовут Донским, замыслил ставить «град каменный».

Частые московские пожары, во время которых частично выгорали и укрепления дубового Кремля времен Ивана Калиты, постоянные угрозы вражеских нашествий, а также рост политического значения Москвы, очевидно, побудили князя принять решение о замене деревянных укреплений каменными.

Как замыслил князь, как и сделал. Всю зиму заготавливали строительные материалы, а уже весной 1367 года приступили к возведению каменного Кремля. Работали споро, всего за один сезон, или приблизительно за 170 рабочих дней, выложили город — так называли крепостные укрепления. Новые стены ставили на некотором расстоянии от старых деревянных. Они охватили почти всю современную территорию Кремля. Белокаменный город имел угловые и воротные башни-стре-льницы. Они стояли в основном на тех же местах, что и нынешние. Стены и башни сверху перекрыли деревянными кровлями. Длина стен предположительно равнялась 1800–1900 метрам, а высота местами доходила до трех метров.

По расчетам Н. Н. Воронина, известного советского археолога и историка архитектуры, на возведение укреплений пошло не менее 54 тысяч кубометров камня, из них более 14 тысяч кубометров требовалось тщательно обтесать. Общий вес камня, должно быть, составил более 112 тысяч тонн. Чтобы доставить такое количество материала, потребовалось бы одновременно 230 тысяч подвод.

А выполнить такой объем работ могли, трудясь ежедневно, не менее двух тысяч человек. Землекопы выкапывали рвы для закладки фундаментов, возчики подвозили известняк, каменотесы старательно отделывали лицевые поверхности блоков, специальные работники готовили известь, каменщики укладывали известняковые блоки и возводили стены, кузнецы ковали скрепы для камня и делали различные инструменты для работы, плотники устраивали леса и подмости, настилали кровли на готовых стенах и башнях. Всем хватало дел.

До той поры Русь не знала сооружений подобного масштаба. Каменный Кремль, возвышавшийся над одами рек Москвы и Неглинной, свидетельствовал ^ силе и мощи Москвы. Он стал третьим, после Нов-рода и Пскова, каменным укреплением по всей северовосточной Руси.

Московский Кремль, возможно, походил на город, который впервые увидел сказочный князь Гвидон:

Стены с частыми зубцами, И за белыми стенами Блещут маковки церквей.

Белокаменные укрепления вскоре доказали свою неприступность: дважды безуспешно пытался захватить Кремль литовский князь Ольгерд. Много раз белокаменная крепость спасала москвичей от набегов степняков-кочевников, которые ни разу не взяли города в честном бою. Историк И. Забелин писал о том, что каменные стены у самих москвичей подняли и возвысили чувство независимости и стойкости в борьбе с врагами.

До нас не дошли белые стены Кремля, только их остатки находят археологи. И эти находки говорят о том, что наши предки строили так прочно, что через сто с лишним лет некоторые башни и участки новых кирпичных стен поставлены на тех же основаниях и они стоят до сих пор.

Белокаменные стены возводили мастера, которые уже имели опыт строительства из этого материала. К тому времени уже было построено в Кремле несколько храмов из белого известняка, в том числе и главный Успенский собор. Он стоял на том же месте, где и сейчас возвышается грандиозный собор XV столетия. В 1329 году заложили первую в Москве каменную колокольню — церковь Иоанна Лествичника «иже под колоколы». Она служила к тому же еще и дозорной башней. На том же месте впоследствии поднимется новая звонница, или колокольня «Иван Великий». Тогда же, в XIV веке, возвели белокаменный собор Михаила Архангела, но и его в свое время заменили новым.

Не много творений древних зодчих сохранилось до нашего времени. Некоторые строения разобрали по ветхости, другие разрушились сами потому, что известь была «не клеевита» или «камень нетверд». Но тем не менее не вызывает сомнения тот факт, что каменное строительство началось в Москве задолго до сооружения известняковых стен. Белые храмы вместе со стенами Кремля определяли лицо в общем-то деревянной Москеы. Но именно они позволили называть ее в веках белокаменной.

В середине XIII века в огненной буре, сопровождавшей нашествие монголо-татарских орд, погибло большинство древних русских городов, в том числе Владимир и Киев. Тяжелая неволя ига, установившаяся на два с половиной столетия, затормозила развитие экономики и культуры страны. Прекратилось и каменное строительство. Лишь Новгородская земля да Псков, не подвергшиеся разорению, продолжали сохранять традиции русского зодчества.

Но с конца XIII столетия началось возвышение Москвы. В XIV веке она стала столицей Великого княжества Московского. После Куликовской победы, окрылившей русский народ в его борьбе за освобождение от ордынского ига, возросло значение Москвы как стали строить из камня.

Самые первые каменные храмы столицы, как мы уже говорили, не сохранились, но представление о том, как они выглядели, дают результаты археологических раскопок, изображения на иконах и летописные описания. Ученые установили, что архитектура столицы наследовала черты зодчества наиболее развитых феодальных княжеств и постепенно обрела самобытность.

В XIV— первой половине XV столетия образцом Для московских строителей служили владимирские сооружения. Была перенята крестово-купольная система храмов и техника кладки из белого камня. Фундаменты, как и во Владимире, выкладывали из дикого, т.е. неправильной формы, камня, а наружные и внутренние стены облицовывали тщательно отесанными прямоугольными блоками известняка. Тело стены заполняли бетоном, состоящим из битого и более рыхлого камня, залитого смесью извести и песка с водой. Но качество кладки в Москве уступало владимирской: швы известкового раствора здесь делали толще и обработка камня была не столь филигранной.

Может быть, это происходило от того, что были утрачены за длительное время навыки обработки известняка и технические приемы возведения прочных каменных зданий. А может быть, экономические возможности Московского княжества поначалу не позволяли затрачивать большие средства и много времени на строительство. Требовалось быстро и не очень дорого строить здания, которые своим обликом отражали бы новое время, новые идеи. Поэтому в раннемосков-ской архитектуре не было точного копирования образцов Владимирской школы.

Спокойные, уравновешенные композиции владимирских храмов, их декоративная пышность не вполне удовлетворяли московских владетелей. И на первый план строители выдвигают здесь суровость внешнего облика, подчеркнутую динамику композиции здания, как бы отразивших собой бурную и напряженную эпоху формирования новой государственности.

От тех времен целиком, не фрагментарно, сохранилось лишь несколько храмов. Один в Москве и несколько в Подмосковье, но все они дают нам полное представление о характере раннемосковского зодчества.

В 20-е годы XV столетия в одном из оборонительных форпостов столицы — Андрониковой монастыре возвели белокаменный Спасский собор. Неоднократные перестройки за его долгую жизнь исказили облик здания, но реставраторы вернули храму былую красоту. Собор считается наиболее совершенным произведением раннемосковского зодчества. Он мало похож на храмы Владимирской Руси. В отличие от них Спасский собор как бы вздымается над землей. Это ощущение достигается благодаря конструкции здания. Зодчие сделали угловые части храма намного ниже центральных и соответственно перекрыли здание ступенчато возвышающимися сводами. Каждому фасаду снаружи придали килевидное (с защипом по середине) очертание, что еще более подчеркнуло устремленность здания ввысь.

Ближе к владимирским строениям стоит Успенский собор на Городке в Звенигороде. Он был возведен около 1400 года и считается самым древним на Московской земле. По стилю он как бы связывает Владимирскую и более позднюю Московскую школы.

Успенский собор стоит на высоком живописном холме у излучины Москвы-реки. Его облик предельно прост. Квадратный в плане, с тремя апсидами с восточной стороны, одноглавый. Глава на довольно высоком и широком барабане с узкими щелевидными окнами опирается на четыре массивных столба, установленные внутри здания. Подобными были и храмы северо-восточной Руси домонгольского периода. Звенигородский собор роднит с ними и одинаковая кладка белокаменных стен.

Однако Успенский собор лаконичнее, строже и скромнее своих предшественников. Вместо почти сплошного скульптурного убора Дмитриевского собора во Владимире здесь лишь резной пояс шириной немногим более одного метра. Узкие ленты такой же плоской резьбы опоясали барабан и апсиды. Узор, как считают специалисты, был вырезан на камне уже после его укладки в стены. Качество резьбы не уступает лучшим образцам работы древних мастеров. Только мы не найдем здесь ни львов, ни грифонов, ни сказочных птиц и ликов святых. Пояс состоит из геометрического орнамента и переплетения стилизованных цветов и стеблей.

Неизвестные зодчие Успенского собора на Городке в Звенигороде нашли удивительно верные пропорции и во всем сохранили чувство меры. Его образ спокойно величав и монументален. И вместе с тем он изысканно-изящен, легок и грациозен.

Высота собора от уровня земли до маковки главы чуть больше 20 метров при ширине 13 метров. Скромно он белеет на вершине холма и кажется совсем миниатюрным, но вблизи производит впечатление внушительное, размеры его кажутся больше, чем на самом деле. Понятно, почему в старину собор считался «зело великим». Такой оптический эффект достигнут благодаря применению специальных конструктивных и оптических приемов. И куб собора, и проемы окон, и барабан — словом, все архитектурные элементы кверху сужаются. Узкие удлиненные окна, килевидные завершения порталов, а прежде и сводов, создают впечатление устремленности ввысь. Даже камни уложены в стенах так, что имеют здесь большую высоту, чем ширину. Все это придает зданию вертикальную направленность, движение вверх.

Как и человек к старости, собор со временем стал ниже ростом. Возле него за 600 лет жизни накопился культурный слой почвы высотой почти в метр. Часть цоколя и нижние ступени каменных лестниц, ведущих к трем входам, оказались под землей. А в прошлом подчеркивали устремленность здания ввысь.

Профессор Н. Н. Воронин назвал Успенский собор на Городке едва ли не лучшим по архитектурному мастерству и изысканности памятником рубежа XIV–XV веков. В нем московские мастера достигли удивительной гармонии, равновесия масс и стройности пропорций. Другой исследователь старины, художник Игорь Грабарь считал этот храм одним из величайших памятников мирового искусства.

Шли годы. Во второй половине XV столетия складывалось Русское государство, объединившее раздробленные земли северо-восточной Руси. Еще удерживает самостоятельность вольный Новгород, но и он скоро подчинится Москве. Еще не сброшено окончательно иго Золотой Орды, но это уже не та неволя, что была два с лишним столетия назад. Выросло международное значение Великого Московского княжества. Карл Маркс впоследствии писал о том, что изумленная Европа, в начале царствования Ивана III едва ли подозревавшая о существовании Московии, была ошеломлена внезапным появлением огромного государства на ее восточных границах.

Именно тогда и задумали великий князь Иван III и митрополит Филарет, глава русской православной церкви, выстроить новый Успенский собор в Кремле взамен пришедшего в ветхость небольшого собора времен Ивана Калиты. Старый храм казался слишком маленьким и бедным для главного собора Руси.

Строительство требовало немалых средств, и потому монастыри и священники были обложены специальным денежным налогом. А к населению обращались с просьбами делать взносы на строительство храма.

Поручили такой важный и ответственный заказ каменщикам во главе с Ивашкой Кривцовым и Мышки-ным. Как показала печальная судьба их строения, мастерами они оказались не из лучших. Наблюдать за производством работ должны были известные в то время зодчие Василий Ермолин и Иван Голова. Но что-то не поладили зодчие, и Ермолин устранился от дел. А жаль, очень не хватало его знаний и опыта в таком серьезном деле.

Василий Ермолин был просвещенным человеком, хорошим инженером, талантливым скульптором и архитектором. К тому же можно сказать, что он был еще и первым на Руси реставратором. Он восстанавливал обветшавший знаменитый Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. В Московском Кремле он перестраивал стены и ворота, украшал их каменными рельефами. С внутренней стороны Фроловской (так именовалась в те годы Спасская башня) проездной башни он поставил большие белокаменные изображения Георгия Победоносца и Дмитрия Солунского.

Итак, за возведение нового собора принялись мастера малоизвестные. Строить надлежало по образцу Владимирского Успенского собора, но размеры храма увеличить примерно на три метра в каждую сторону. В 1472 году приступили к закладке церкви. Старый собор решили пока не разбирать. Сколько требовалось, отступили от его стен, выкопали рвы, забили сваи, выложили основание и стали возводить стены. Когда их высота достигла человеческого роста, приступили к разборке прежнего собора.

К маю 1474 года стены нового здания были уже почти готовы. И тут случилась беда — рухнула одна стена, а по всему строению пошли трещины. Сегодня трудно определить причину аварии. Летописец отметил, что в тот день в Москве был «трус», иначе говоря, землетрясение. Но «трус», по всей видимости, был небольшой, поскольку правительство усомнилось в том, что «трус» мог разрушить здание. Для расследования причины аварии вызвали опытных консультантов — псковских каменщиков. Они похвалили москвичей, которые «гладко делали», но нашли, что известь была невязкая, а кладка стен сделана без перевязи. Кривцов и Мышкин, очевидно, готовили жидкий раствор извести с песком «не клеевито», и схватывание происходило плохо. К тому же кладку вели с забутовкой не рваным камнем, а булыжником, который почти не связывался гладкой поверхностью с известью, и получалось «некрепко дело». Под весом несхватившихся камней с известью стена, ослабленная еще тем, что в ней внутри была сделана лестница на хоры, не выдержала нагрузки и обвалилась.

Царь предложил псковичам закончить строительство церкви, но они не согласились. Пришлось призвать иностранца. Приехавший через год после катастрофы итальянский архитектор Аристотель Фьораванти также признал известь неклеевитой, а камень недостаточно твердым. Он наотрез отказался использовать постройку своих предшественников и настоял на том, чтобы ее полностью разобрали. Но проявить свою волю во всем архитектору не позволили. Хоть и знали, что он мастер отменный, но храм должен быть построен по-нашему. Чтобы как во Владимире, чтобы не был похож на какой-нибудь иноземный.

Зодчий согласился. Он удовлетворит заказчика в общих чертах, а в деталях сделает так, как считает необходимым. Поэтому, заложив фундамент, Фьораванти отправился во Владимир, где тщательнейшим образом изучил образец. Он знакомился также с архитектурными традициями русского народа и в других городах. А когда вернулся, работа на строительстве пошла полным ходом. Русские рабочие выполняли все, что требовал итальянский мастер. Смотрели, перенимали, учились. Позаимствовать было что, все это очень пригодится им впоследствии на самостоятельных работах.

Фьораванти не стал возводить собор из одного только белого камня-известняка. Стены вывел из тесаного камня, но вместо битого кирпича и мелкого камня для забутовки велел класть кирпич. При этом нагрузка ложилась не только на облицовку из белого камня, но и на кирпичную стену. Своды и барабаны глав были выложены из кирпича, и они стали намного легче. Теперь можно сделать внутренние столбы, на которые опираются своды, более тонкими и стройными. В соборе от этого стало просторнее и светлее.

Храм поражал современников своей величавостью и размерами. В нем сочетались строгость и лаконичность итальянской архитектуры с образцами светлых, праздничных храмов Владимирской земли.

«Была же та церковь чудна вельми величеством и высотою, и светлостию, и звонностию, и пространством; таковой же прежде не бывало на Руси, опричь Воло-димирския церкви», — записал летописец. В этом пре-дивном храме с XV века торжественно венчались на царство и короновались великие князья, цари и императоры. Этот собор стал также усыпальницей русских митрополитов и патриархов.

От строительства каменных культовых зданий на Руси постепенно переходили к возведению каменных общественных зданий. Жилье из камня в Москве стали строить позднее э XVII столетии. С конца XV столетия белый камень начинает уступать дорогу кирпичу, который постепенно становится основным материалом в каменном строительстве. Поначалу он был дорог, потому применяли его только для облицовки фасадов. Так же, как некогда из белого камня, теперь из кирпича выкладывали коробку стены, а середину заполняли белым бутовым камнем и заливали связующим раствором. Фундаменты и цоколи зданий по-прежнему клали из известняка и песчаника, которые меньше, чем кирпич, впитывали влагу.

С белым камнем расставались неохотно, при любом случае пытаясь оставить его на стенах зданий хотя бы в виде декоративных украшений и облицовки, если не полной, то отдельных частей строения. Москву же по традиции продолжали величать белокаменной.