Светила луна, и слабо мерцали звезды. В стороне от дороги стоял фургон с закрытыми дверцами и с оглоблями, вытянутыми вверх, как руки. Около канавы у дороги лошадь щипала траву.
На горизонте над вершинами холмов уже посветлело. Часы на церкви пробили.
Вдруг, резко нарушив тишину, раздался голос женщины:
— Кентэн! Кентэн! — и в окошечке над козлами фургона показалась ее голова.
— Убежал… Так я и знала… Вот дрянь!
Через две-три минуты дверь фургона отворилась, и по маленькой лесенке спустилась женская фигурка. В то же время у бокового окна показались всклокоченные головы двух мальчишек.
— Доротея! Куда ты?
Та, кого назвали Доротеей, ответила:
— Искать Кентэна.
Но не успела она сделать несколько шагов, как из фургона выскочили два мальчика лет по девяти-десяти и бросились к ней:
— Нет, не ходи ночью одна… опасно…
Она дала мальчуганам по легкому подзатыльнику. Потом привлекла к себе головы обоих и нежно поцеловала:
— Без нытья, мои маленькие. Ничего опасного нет. Через полчаса я вернусь обратно вместе с Кентэном.
Она перепрыгнула через канаву, пересекла лужок, где под ее ногами хлюпала сырая грязь, и вышла на тропинку, вьющуюся среди низкого кустарника. В коротенькой юбочке, украшенной разноцветными лентами, грациозная и маленькая, с босыми крепкими ногами, она была очень мила.
Ее черные, но очень длинные волосы растрепались и развевались, как крылья. По улыбающемуся рту, полузакрытым глазам и оживленному выражению лица было видно, как радостно ей бежать и дышать свежим утренним воздухом. На ней была блузка из серого полотна и шелковый оранжевый шарф.
Лес кончился. Открылся овраг, тянувшийся между скал. Доротея остановилась. Она была у цели.
Прямо перед ней на гранитной площадке высился замок, который по своей архитектуре не казался величественным, но, расположенный на вершине гранитных скал, он приобретал вид дворца владетельных особ.
«Без четверти пять, — подумала девушка. — Кентэн должен скоро явиться».
Она прислонилась к дереву и стала вглядываться в ту линию на скале, где камни замка сливались с камнями утеса. Здесь выступал небольшой карниз.
Вчера по время их прогулки Кентэн сказал, показывая на это место:
— Те, кто живет тут, думают, что они в полной безопасности, но нет ничего проще, как взобраться по этой выемке до одного из окон…
Доротея не сомневалась, что, если такая мысль взбрела в голову Кентэна, он ее осуществит. Что с ним там произошло? А вдруг в комнате, в которую он влез через окно, кто-нибудь был? Идти на такое дело и не знать ни расположения комнат, ни привычек людей, там живущих, — это почти наверняка влопаться. Или, может быть, он просто ждет рассвета, чтобы вернуться?
Время шло. Она беспокоилась. Кто-нибудь из крестьян случайно может пройти как раз в тот момент, когда Кентэн будет спускаться. Глупую вещь он затеял.
Не успела она об этом и подумать, как в овраге послышались тяжелые шаги. Доротея скользнула в кусты. Показался человек, одетый в длинную куртку, с лицом, закутанным в серый шарф так, что видны были только глаза: на руках у него были перчатки, а под мышкой — ружье.
Она подумала, что это должен быть охотник или, скорее, браконьер, потому что он шел, все время оглядываясь по сторонам и, видимо, боясь, что его заметят. Не доходя метров пятидесяти до того места изгороди, где, вероятно, перелез Кентэн, он остановился, еще раз огляделся кругом и нагнулся. Он схватил один камень, перевернул его и поставил стоймя. В углублении под камнем зияла яма. Тут же лежала мотыга. Он взял ее и стал углублять яму, но делал это, стараясь не производить шума.
Прошло еще несколько минут, и случилось то, чего Доротея так долго ждала и чего так сильно боялась: окно, на которое вчера показывал Кентэн, распахнулось, и на подоконнике показалась длинная фигура в сюртуке и с цилиндром на голове. Доротея узнала Кентэна.
Он соскользнул с подоконника и коснулся ногами карниза. Доротея, стоявшая позади человека, работавшего у ямы, хотела дать знак своему товарищу. Но было уже поздно. Чужой человек, увидев странную фигуру, повисшую на стене, отбросил мотыгу и спрыгнул в яму.
Кентэн, занятый своим делом, не мог видеть того, что происходило внизу. Он перекинул веревку через решетку окна, а оба конца спустил вниз но стене и утесу. С таким приспособлением спуск был совсем не труден.
Доротея, отведя взгляд от Кентэна, посмотрела на человека в яме и едва удержалась от крика, когда увидала, что тот, опираясь на камень, медленно прицеливался в Кентэна.
Что делать? Окликнуть Кентэна? Но этим только ускоришь события и выдашь свое присутствие.
Доротея, одним прыжком подскочив к камню, стоявшему у края ямы и закрывавшему раньше вход в нее, с разбега, изо всех сил, толкнула его. Камень упал на свое место, придавливая ружье и того, кто сидел в яме.
Она устремилась навстречу Кентэну и подбежала к нему в тот самый момент, когда он спрыгнул на землю.
— Скорей… скорей… Надо спасаться. Ошеломленный Кентэн тянул за конец веревки, бормоча:
— В чем дело? Откуда ты узнала, что я здесь?
— Без разговоров! Скорее… Тебя видели… Нас будут преследовать.
— Что ты говоришь? Нас преследовать? Кто?
— Какой-то тип, переодетый в крестьянина. Он там, в яме. Он подстрелил бы тебя, как рябчика…
И прежде чем сидевший в яме успел поднять камень над собой, они оба побежали по оврагу и скрылись в лесу.
Минут через двадцать они добрались до ручья, пошли по воде и вышли из нее лишь там, где был каменистый берег, на котором не могло остаться следов.
Кентэн приготовился было снова бежать во всю прыть, но Доротея вдруг остановилась и начала хохотать.
— Что с тобой? — спросил Кентэн.
Она все хохотала, чуть не до судорог. Личико покраснело, а из смеющегося рта сверкали белизной прекрасные зубы. В конце концов она кое-как сумела пролепетать:
— Цилиндр… сюртук… а ноги босые…
В тишине леса, нарушаемой лишь трепетанием листьев на деревьях, звонко разносился ее свежий и молодой смех.
Кентэн, большой, нескладный парень лет шестнадцати, с бледным лицом, большим чуть не до ушей ртом, широко расставленными ушами и почти бесцветными белокурыми волосами, но с восхитительными черными ласковыми глазами, стоял перед ней и радовался, что эта вспышка веселости ослабляет вспышку гнева.
Вдруг, резко оборвав смех, она бросилась на Кентэна и стала бить его, ругая и осыпая упреками.
— Негодяй! Разбойник! Ты вздумал воровать?! Ему, видите ли, мало жалованья, получаемого в цирке. Ему нужны еще деньги, чтобы покупать цилиндры, которые он привык носить. Что ты там стянул? Мародер! Рассказывай.
Излив свой гнев, она двинулась вперед и жестом приказала Кентэну следовать за ней. Тот, сконфуженный, запинаясь, начал говорить:
— Собственно говоря, тебе мало что надо рассказывать. Ты, как всегда, сама обо всем догадалась… Ну, конечно, вчера вечером я влез в окно. Попал в уборную в конце коридора, который вел в залы нижнего этажа. Выглянул — никого. По лестнице я поднялся в другой коридор. Из него двери во все комнаты. Осмотрел все. Ничего. Либо картины, либо очень тяжелые вещи. Я спрятался под диваном в одной из комнат, откуда можно было видеть, как в маленькой зале танцевали. Разошлись поздно. Очень шикарная публика… Наконец, в будуар, где я был, пришла дама. Она сняла свои драгоценности и положила в шкатулочку, а шкатулочку в маленький несгораемый шкафчик с секретным замком… Но, отпирая шкаф, она вслух произнесла буквы, на которые ставила замок: Р. О. Б. Ну и когда она вышла в другую комнату, мне было очень легко открыть шкаф… Потом… я подождал рассвета… я не хотел спускаться в темноте…
— Покажи, — приказала Доротея.
Он протянул руку. На ладони лежала пара сапфировых серег. Ее глаза заблестели, и слегка изменившимся голосом она прошептала:
— Сапфиры! Да, это очень красиво. Небо иногда бывает таким, ночью… Вот такое, темно-голубое и полное света…
В это время они подошли к дереву, у которого было прислонено чучело, на котором висела куртка Кентэна. Вчера вечером он снял с чучела сюртук и высокую шляпу и облачился в это нелепое одеяние, чтобы его не могли узнать. Он приостановился, переоделся в свой обычный костюм и догнал Доротею, все еще с восхищением рассматривавшую сапфиры.
— Возьми их себе, Доротея. Ты знаешь, я не вор и если сделал это, то только для тебя… Я знаю, как туго иногда тебе приходится… Слушай, Доротея, я сделаю для тебя все, что бы ты ни захотела… Она взглянула на него.
— Ты говоришь, что сделаешь для меня все? Все, Доротея.
— Хорошо… Будь честен, Кентэн… Да, будь честен. Вот все, о чем я тебя прошу. Обещай мне, что этого больше не повторится.
Обещаю.
Ладно. Тогда не будем больше говорить об этом. Возьми серьги. Спрячь их в фургоне в большую корзину. На будущей неделе ты отошлешь их по почте обратно… Это замок Шаньи, да?
— Да, я видел там фотографии с надписью: «Замок Шаньи»
Дружба восстановилась. Без всяких приключений они подошли к тому месту, где стоял фургон. Кентэн остановился, прислушиваясь.
— Ах, это Кастор и Поллукс дерутся по своему обыкновению.
У мальчиков шла дуэль на деревянных саблях. Как только они увидели, что приближается Кентэн, они составили единый фронт против общего врага. Но, неуверенные в своих силах, стали звать на помощь:
— Доротея! Прогони Кентэна! Он хочет драться! Доротея!
С появлением Доротеи Кентэн оставил мальчиков, а она вступила с ними в дружескую потасовку. Когда мир был водворен, она строго спросила:
— А капитан? Вы, вероятно, уже разбудили его своим криком?
— Капитан? Спит, как мертвый. Послушай, как храпит.
У края дороги мальчуганы разожгли костер. В небольшом чугунном котле сварили суп. Все четверо плотно поели и выпили по чашке кофе.
Доротея была свободна от хозяйственных забот. Трое ее компаньонов все делали за нее, ревнуя друг к другу. Достаточно было Доротее во время их игр и резвых шалостей посмотреть на одного нежнее, чем на другого, как взаимная дружба толстощеких мальчуганов исчезала и они вступали в ожесточенный бой.
Что касается Кентэна, то он искренно ненавидел Кастора и Поллукса. Когда Доротея их ласкала, он охотно свернул бы им шею.
— Ну, теперь будет урок арифметики, — скомандовала Доротея. — Ты, Кентэн, можешь час поспать.
За арифметикой последовал рассказ Доротеи о королях Меровингах, затем лекция по астрономии.
Мальчики слушали внимательно, и Кентэн, улегшись неподалеку на траве, тоже слушал. Доротея была прекрасной учительницей.
В десять часов Доротея велела запрягать лошадь. До ближайшего местечка оставалось еще порядочное расстояние, а надо было приехать туда без опоздания, чтобы захватить на площади место получше.
— А капитан еще не ел, — сказал Кастор.
— Тем лучше, — ответила Доротея. — Пусть немного отдохнет от еды. Не трогайте его, пускай спит.
Тронулись в путь. Пегая и кривоглазая старая лошадь по прозвищу Кривая Ворона лениво тащила фургон.
Он был недавно выкрашен, и на боках его выведена надпись: «Цирк Доротеи. Карета дирекции». Надпись была рассчитана на легковерных людей, которые по ней могли предположить, что это лишь один из фургонов цирка и что за ним где-нибудь идут другие с артистами и дикими зверями.
Кентэн шел впереди с хлыстом в руке. Через полчаса на перекрестке дорог у дорожного столба Доротея, крикнула:
— Посмотри-ка!
— Да нечего и смотреть. Надо ехать направо. Я справлялся по карте.
— Нет, нет. Посмотри, — повторила она. — «Шаньи — 2 километра».
— Что же тут особенного? Это, вероятно, деревня около нашего вчерашнего замка.
— Дочитай до конца. «Шаньи — 2 километра, замок Роборэй»…
Она как-то странно произносила это слово: «Роборэй… Роборэй»…
— Может быть, деревня называется Шаньи, а замок Роборэй, — попробовал догадаться Кентэн. — В чем дело?
— Ничего… ничего, — отвечала она.
— Но ты чем-то заинтересована?
— Нет… простое совпадение.
— Совпадение? С чем?
— Это имя крепко засело в моей памяти… Ты знаешь. Кентэн, что мой отец в начале войны умер от раны в госпитале… Меня вызвали, но я приехала слишком поздно и уже не застала отца в живых. Двое других раненых, соседи по палате, рассказывали мне о его последних минутах. Он все время беспрестанно повторял одно и то же имя: Роборэй… Роборэй… И перед самой смертью, перед последним вздохом он опять произнес несколько раз: Роборэй… Роборэй… Почему? Я так и не могла себе объяснить. Теперь ты понимаешь, Кентэн, что, увидев это имя на дорожном столбе и узнав, что так называется замок…
Кентэн прервал ее:
— Уж не хочешь ли ты отправиться туда?
— А почему бы и нет?
— Да ведь это безумие, Доротея.
Молодая девушка задумалась. Кентэн видел, что она не отказалась еще от своего проекта. Он собирался привести новые аргументы и отговорить ее, но в это время Кастор и Поллукс прибежали с сообщением:
— Из леса на эту дорогу повернули три ярмарочных фургона.
Действительно, вскоре на дороге в Роборэй показались три фургона. Это были товарищи по профессии и конкуренты Доротеи. На первом фургоне было написано: «Черепашьи бега», на втором — «Тир» и на третьем — «Игра в черепки». Один из людей «Тира», проходя мимо Кентэна и Доротеи, спросил:
— Вы тоже туда?
— Куда? — спросила Доротея.
— В замок. Там на дворе устраивается сегодня народный праздник. Захватить для вас место?
— Разумеется. Спасибо, — ответила девушка.
— Что с тобой, Кентэн? — спросила Доротея, когда фургоны отошли достаточно далеко.
Кентэн был бледнее, чем всегда.
— Жандармы… Вон… Смотри.
Из леса показались два жандарма верхом. Они подъехали к перекрестку дороги и проехали дальше, не обратив внимания ни на Доротею, ни на ее товарищей.
— Ну все-таки не нужно туда ехать, ради бога, — умоляюще проговорил бледный, встревоженный Кентэн. — Мы попадем в ловушку… И потом этот субъект… который был в яме. Он мог выскочить… Он может узнать меня.
— Ты был переодет. Самое большее, что он может сделать, — это арестовать чучело в сюртуке и цилиндре.
— А если будут обыскивать? Если найдут серьги?
— Брось их где-нибудь в парке в кусты. Я погадаю на картах, и благодаря мне дама отыщет украденные серьги. Мы будем иметь громадный успех.
— Но если случайно…
— Довольно! «Если, если…» Я хочу ехать туда и посмотреть на замок, который называется «Роборэй». Кончено! Я еду!