Канатная плясунья

Глава 17. Предсказание сбылось

Вся эта сцена длилась не дольше минуты, и за одну минуту положение резко изменилось.

Поражение превратилось в победу. Правда, Доротея понимала, что такого пройдоху, как Эстрейхер, надолго одурачить нельзя. Но все же надо идти на все, чтобы его захватить. А захватить окончательно возможно, только если удастся держать его в страхе до освобождения Вебстера, Эррингтона и Дарио.

И вот с апломбом, как будто в ее распоряжении целый воинский отряд, она командовала:

— Эй, вы там, ружья на прицел! Стрелять при малейшем движении! Часть отряда пусть освобождает пленников. Они в башне, направо от входа. Бегом туда!

Часть отряда были Кастор и Поллукс. Кентэн с ними не пошел. Он правильно рассудил, что ему лучше оставаться на месте, растянувшись в амбразуре стены, и по-прежнему наставлять на бандита свое ружье образца 1870 года.

«Вот идут… Входят… Ищут…» — мысленно следила Доротея за детьми.

Она видела, что поза Эстрейхера мало-помалу теряла свою напряженность. Он внимательно смотрел на дуло ружья, прислушиваясь к детским шагам, мало походившим на топот толпы крестьян. Доротея уже не сомневалась, что он уйдет до прибытия остальных членов компании.

Он, впрочем, еще колебался. Но вдруг, решившись, от ярости заскрежетал зубами и опустил руки:

— Не поймаешь! Ведь это все мелкота, да и ружье-то старая железина.

— Буду стрелять!

— Попробуй. Такие, как ты, стрелять умеют только для защиты, а не для того, чтобы убить. Да и что ты выгадаешь, если отдашь меня «в руки правосудия»? Бриллиантов от этого у тебя все-таки не будет. Скорее мне вырвут язык или сожгут на медленном огне, чем я выдам тайну. Бриллианты мои, и я их возьму, как только захочу.

— Еще одно движение — и я выстрелю!

— Может быть, ты и стала бы стрелять, если бы что-нибудь выиграла, а так — нет… Ну, до свиданья! Я ухожу.

Он прислушался.

— Ребята галдят там. Нашли Вебстера с компанией. Пока провозятся с развязыванием, я уже буду далеко. Прощай… Еще увидимся.

— Нет.

— Увидимся. И последнее слово будет все-таки за мной. Сначала бриллианты, потом любовь… Все будет мое.

— Не попадут к вам бриллианты. Если бы я не была в этом уверена, разве я позволила бы вам уйти? Повторяю — спасения для вас нет.

— Это почему же?

— А вот узнаете.

Эстрейхер хотел еще что-то сказать, но так как голоса доносились уже вполне отчетливо, он сорвался с места и, пригибаясь, побежал.

Доротея бросилась было за ним и прицелилась, внезапно решившись стрелять. Но после секундного колебания опустила револьвер.

«Нет, не могу… Не могу… Да и к чему? Все равно отец будет отомщен, когда…»

Она побежала навстречу друзьям. Вебстер, освободившийся первым, мчался ей навстречу. Подбежали Эррингтон с Дарио.

— Где он?

— Убежал.

— Как! У вас револьвер и вы все-таки выпустили его?

— У вас не хватило духу убить его, да?

— Не смогла.

— Каналью?! Убийцу?! Ладно, за это дело возьмемся мы… Бежим, друзья!

Но Доротея загородила им дорогу.

— Ведь он не один. Там их пять или шесть человек. У всех ружья…

— Ну и что же? — сказал американец. — В револьвере семь патронов.

— Пожалуйста, не надо, — умоляла Доротея, боявшаяся за исход неравной борьбы. — Прошу вас… Да и все равно поздно, так как теперь все уже в лодке.

— Это мы увидим.

И трое молодых людей понеслись в погоню. Она хотела присоединиться к ним, но за ее юбку уцепился Монфокон.

— Доротея! Доротея, не уходи… Я боюсь.

Увидев милого капитана, она больше уже ни о чем не думала и, присев, взяла его себе па колени и начала утешать:

— Не плачь, бедный мой капитан… Все уже кончилось… Этот гадкий человек больше не придет. А ты сказал спасибо Кентэну, Кастору и Поллуксу? Где бы мы теперь были, дорогой мой, без них?

Она нежно поцеловала всех трех мальчиков. Кентэну такая награда давалась впервые.

— Да. Что бы теперь с нами было? А каков фокус с ружьем, Кентэн? Ведь ты прямо талант, дружище!.. Дай я тебя еще раз поцелую. Каким образом вы до нас добрались? Я заметила, что ты по пути бросал камни, ветки. Почему вы пошли по берегу, а не прямо на полуостров?

Кентэн, гордый похвалами и растроганный поцелуями, отвечал:

— Видишь ли, мы там на берегу нашли маленькую лодчонку и спустили ее в воду. Хоть и трудно было грести, но мы все-таки кое-как, часа через полтора, доплыли и высадились недалеко отсюда. Сначала не знали, куда идти, но потом случайно Кастор услыхал чей-то голос. А когда я узнал голос Эстрейхера, все стало ясно.

— Ах, дети мои! Милые мои дети!

Новый поток поцелуев полился направо и налево.

Вдруг Доротея спохватилась:

— Что же это мы забыли о Деларю?

Нотариус лежал за высокой травой, и поэтому Кастор и Поллукс, развязывающие других, его не заметили.

— Кентэн, разрежь веревки. Господи боже, он в обмороке… Господин Деларю, придите в себя… Очнитесь же, а то я уйду.

— Бросите меня? — сразу очнулся нотариус, услышав такую угрозу. — Вы не имеете права… Враги…

— Враги убежали, господин Деларю.

— Они могут вернуться… Ой, какие это ужасные люди! Осел сбросил женя на землю у самых развалин, а я взобрался на дерево и решил оттуда не слезать. Но они стал* в меня стрелять и сбили шляпу с головы.

— Вас самого пуля не зацепила?

— Нет, но внутри что-то болит. Должно быть, я контужен.

— Ну, это пустяки. Завтра вы будете совершенно здоровы, все пройдет. Кентэн и Монфокон, займитесь господином Деларю.

Беспорядочная экспедиция, предпринятая иностранцами, сильно беспокоила Доротею, и она решила пойти вслед за ними. К счастью, они не ушли далеко. Запутавшись в лабиринте тропинок и скал, они все кружились около одного и того же места и никак не могли отыскать, где пристала лодка Эстрейхера.

Доротея с присущим ей чутьем ориентировалась лучше. Из массы мелких, извилистых тропинок она выбрала одну и по ней повела за собой всю компанию. Тропинка вдруг круто повернула направо и уперлась в голую отвесную скалу, на которой были выдолблены ступеньки. Дарио, самый проворный из всех, вскарабкавшись первым наверх, закричал:

— Я их вижу. Они на берегу… Не разберу, какого черта они там делают.

К нему присоединился Вебстер, держа револьвер наготове.

— Да, и я их вижу. Идите вон туда. Мы там будем совсем около них.

И Вебстер указал на площадку скалистого мыса, возвышавшегося метров на 40 над плоским песчаным берегом. Два громадных утеса образовывали что-то вроде дверей, через которые виден был голубой океан.

— Стойте! Нагнитесь! — скомандовала Доротея и сама склонилась к земле.

Впереди, на расстоянии метров полутораста, на борту большой моторной рыбацкой барки виднелась группа в шесть человек, среди которых особенно выделялась резко жестикулирующая женщина. Они уже заметили Доротею с друзьями, и один из них, быстро повернувшись, выстрелил. Эррингтона засыпало осколками гранита.

— Ни с места! — крикнул стрелявший. — Или я опять буду стрелять!

Доротея остановила своих спутников.

— Куда вы бежите? Ну добежите до края, а дальше что? Там обрыв. Не будете же вы очертя голову прыгать вниз?

— Вернемся по тропинке назад и обойдем скалу, — предложил Дарио.

— Я запрещаю вам двигаться с места. Это безумие. Вебстер возмутился:

— Я с револьвером.

— А они с ружьями. Все равно мы пришли поздно. Драма кончается без нашего участия.

— Какая драма?

— Смотрите.

Доротея действительно сразу схватила трагический смысл происходящего: они явились невольными свидетелями жуткой драмы, в ход которой не могли вмешаться.

На борту барки над неподвижно лежавшим связанным телом наклонились женщина и пять мужских фигур. Женщина, издалека казавшаяся отвратительной мегерой, набрасывалась на связанного, грозила кулаками, осыпала бранью, обрывки которой долетали и до ушей молодых людей:

— Вор! Мерзавец! А! Ты отказываешься. Ну, подожди! Она отдала какие-то приказания. Но, по-видимому, все

уже было подготовлено заранее: бандиты стали в каком-то определенном порядке, на шею лежащего была надета петля, веревку от которой перекинули через рею мачты. За конец веревки ухватились двое.

Лежащая фигура приподнялась. Несколько секунд она простояла прямо, словно вырезанный из картона паяц. Потом плавно поднялась и закачалась.

— Эстрейхер! — сорвалось у одного из иностранцев. Доротея вспомнила, какую гибель предсказала она

Эстрейхеру при их первой встрече в замке Роборэй.

— Да, это Эстрейхер.

— Что они хотят от него?

— Получить бриллианты.

— Но ведь у него их нет.

— Но они-то думают, что они у него. Я ждала такого конца. Еще тогда, когда они по приказу Эстрейхера уходили из развалин, я обратила внимание на зверское выражение лиц и перехватила взгляды, которыми они обменивались. Было ясно, что они уже решили приготовить ему ловушку.

А там, на барке, Эстрейхера то опускали, то вновь подвешивали. Женщина голосила:

— Будешь говорить? Где твое сокровище? Арчибальд Вебстер не выдержал:

— Это невозможно. Мы не должны допускать.

— Как? Только что вы собирались его убить, а теперь хотите спасать?

Ни Вебстер, ни его друзья и сами не знали, чего они хотят, но они не могли стать безучастными свидетелями раздирающего душу зрелища. В обрыве скалы были кое-где трещины, кое-где песок. Вебстер, заметив, что человек с ружьем больше не обращает на них внимания, рискнул спуститься. За ним последовали Дарио и Эррингтон.

Но им ничего не удалось сделать. Разбойники не захотели ввязываться в сражение. Пока трое молодых людей пробирались по песчаному берегу, барка начала быстро удаляться.

Американец безрезультатно расстрелял вдогонку все семь патронов.

Он был взбешен и обратился с упреком к подошедшей Доротее:

— Ну, вот… Нам не так надо было действовать. А теперь целая стая негодяев улизнула у нас из-под носа.

— А что, собственно, нам нужно? Разве главный виновник не понес кару? Когда они уйдут подальше в море, как только удостоверятся, что карманы у него пусты и он не хочет раскрыть секрет, они бросят своего предводителя в море вместе с трупом самозваного маркиза.

— И вы будете удовлетворены наказанием одного Эстрейхера?

— Да.

— Вы его сильно ненавидите?

— Он убил моего отца.

Все на минуту смолкли. Потом Дарио спросил:

— Но остальные…

— Пусть их вешает кто-нибудь другой. Так для нас будет лучше. Если арестуют шайку, то начнутся допросы, суд, газеты вокруг нас поднимут шум. Очень нам это интересно? Помните, маркиз Богреваль советовал нам улаживать дела без посторонних.

Эррингтон вздохнул:

— Дела-то наши действительно улажены, но секрет бриллиантов потерян…

Далеко в океане еле виднелась барка, удаляющаяся к северу.

В тот же вечер часов в 9 Джордж Эррингтон и Марко Дарио привезли на постоялый двор нотариуса, мечтавшего поспокойнее провести ночь да поскорее вернуться к своим делам, поручили его попечению вдовы Амуру, посоветовав ей ни о чем не болтать. А сами запрягли лошадь и в сопровождении Кентэна, державшего под уздцы больную Кривую Ворону, поехали на фургоне по каменистой дороге «чертовой тропы» к развалинам Рош-Перьяк.

Доротея с детьми спала в эту ночь в своем обычном жилище — фургоне, а трое молодых людей устроились на ночлег в башенной комнатке.

Ранним утром следующего дня Арчибальд Вебстер помчался куда-то на своей мотоциклетке и вернулся только к полудню.

— Я был в Сарзо, — сказал он, — в аббатстве и купил у монахов развалины замка Рош-Перьяк.

— Господи боже! — воскликнула Доротея. — Вы что же, хотите провести тут остаток своей жизни?

— Нет, но Эррингтон, Дарио и я хотим спокойно продолжать поиски, а спокойно можно себя чувствовать только в собственных владениях.

— Слушайте, Вебстер. Вы кажетесь богатым человеком. Неужели же и вас интересуют бриллианты и вы хотите их отыскать?

— Я стараюсь только до конца довести дело маркиза Богреваль. Если бриллианты существуют, пусть они лучше попадут в наши руки… Вы поможете нам в поисках?

— Нет.

— Вот так так! Почему?

— Потому что мое дело доведено до конца: преступник наказан.

— Но, надеюсь, что вы, по крайней мере, не уедете сейчас и побудете здесь с нами несколько дней.

— Это можно. И я, и детишки нуждаемся в отдыхе. Поживем пока тут. А наутро 27 июля я назначаю общий отъезд.

— Что значит общий?

— Это значит, что и вы все поедете с нами.

— Куда?

— В Вандее есть старинная помещичья усадьба, в ней в конце июля соберутся другие потомки маркиза Богреваль. Я хочу познакомить вас с нашими общими родственниками — графом Шаньи де Роборэй и бароном Давернуа. А оттуда можно будет вернуться обратно и докапываться до сокровищ.

— И вы вернетесь?

— Нет.

— Тогда и я перепродам кому-нибудь эти развалины. Наступившие дни были для трех молодых людей полны

безмятежного очарования. Утро они проводили в поисках, разведках и раскопках. Но так как Доротея в этом участия не принимала, то и их пыл очень быстро остывал. Завтракали и обедали все вместе возле фургона, который стоял под сенью колоссального дуба. Милая болтовня, шутки, чудесная погода, общество красивой и жизнерадостной молодой девушки — все это так нравилось, что нередко компания засиживалась после ужина чуть не до самого утра. Время проходило безоблачно. Никто не нарушал их покоя и даже, если бы постороннему взбрело в голову подойти к их стоянке, то он был бы напуган дощечкой, прибитой у входа в аллею, с надписью: «Частное жилище. Ходить опасно. Злые собаки и волчьи ямы».

Мальчики тоже завязали тесную дружбу с молодыми иностранцами. Вместе играли и шалили, и все семеро приходили в восторженный экстаз при одном упоминании имени Доротеи.

Доротея казалась им почти сверхъестественным существом. Хотя она подробно рассказала им про свою жизнь, про то, как она была больничной сиделкой, как скиталась по ярмаркам, как встретилась и какую борьбу вела с Эстрейхером, и хотя они ни на минуту не сомневались, что это сущая правда, но все-таки им казалось странным пребывание княжны д’Аргонь в роли канатной плясуньи. Странным и восхитительным. Короче говоря, все иностранцы влюбились.

Первым прорвался, как и следовало ожидать, темпераментный итальянец Марко Дарио:

— Мои сестры будут очень рады принять вас как родную, как мою жену…

Это было на четвертый день их жизни среди развалин Рош-Перьяк. А на пятый день Эррингтон заговорил о своей матери, которая будет «страшно счастлива иметь такую дочь, как Доротея». На шестой день пришла очередь Вебстера, на седьмой они готовы были передраться между собой, а на восьмой, собравшись вместе, сообща потребовали от Доротеи, чтобы она открыто сказала, кого из них выбирает.

— Почему же только из вас? — залилась она своим веселым смехом. — У меня и кроме вас есть до дюжины кузенов и до сотни знакомых, которые могут предъявить такие же требования.

На девятый день, под новым еще более дружным и сильным натиском, она наконец согласилась произвести выбор.

— Когда?

— Первого августа.

— Даете честное слово?

— Клянусь.

После этого разговора веселые поиски бриллиантов прекратились окончательно. Эррингтон, присоединяясь к давно уже высказанному Монфоконом мнению, заявил, что искомое сокровище — Доротея и что это сокровище самое лучшее и драгоценное из всего, что оставил после себя на земле маркиз Богреваль.

Утром двадцать четвертого Доротея дала сигнал к отъезду. Оставляя Рок-Перьяк, оставляли и надежды на отыскание клада.

— Вы, кузина Доротея, — сказал Дарио, — сами должны были приняться за розыски. Только вы одна способны открыть то, чего не сумел открыть никто за два века.

Она беззаботно отмахнулась.

— Бросьте об этом думать.

Доротею пробовали уговорить поехать по железной дороге, а фургон сдать багажом. Она отказалась, и иностранцам волей-неволей пришлось сопровождать «Цирк Доротеи» и присутствовать на представлениях при всех остановках. Эти представления дали новые поводы для восхищения: Доротея solo, Доротея на Кривой Вороне, Доротея на канате, Доротея танцует, Доротея разговаривает с публикой

В Нанте, где Доротея хотела повидаться с нотариусом Деларю, была сделана двухдневная остановка. К этому времени нотариус уже оправился от волнений путешествия в Рош-Перьяк Он, по словам Доротеи, очень мило ее встретил, познакомил со своей семьей и удержал завтракать.

Наконец в последний день июля после обеда они достигли Мануара. Оставив фургон под надзором ребят, Доротея в сопровождении своих спутников направилась к дому.

Двор казался вымершим. Однако через открытое окно доносились звуки бурного разговора. По сварливому тону и простонародному говору Доротея узнала Вуарена, ростовщика. Стуча кулаком по столу, он выкрикивал:

— Извольте уплатить! По закладной за подписью вашего деда вы обязаны в 5 часов 31 июля 1921 года уплатить триста тысяч франков наличными деньгами или государственными обязательствами. При неуплате — имение мое.

Дальше слышны были голоса Рауля и графа Октава Шаньи, просивших сделать отсрочку платежа.

— Никаких отсрочек, — настаивал ростовщик. — Уже четыре часа сорок восемь минут.

Вебстер, тронув Доротею за рукав, спросил:

— Рауль — это наш кузен? — Да.

— А кто другой?

— Ростовщик, у которого заложено имение.

— Предложите ему мой чек. Я буду рад…

— Он не возьмет чека.

— Почему?

— Потому что он хочет захватить имение. Вы очень добры, Вебстер, и я чрезвычайно благодарна вам. Но неужели вы думаете, что лишь простой случайностью объясняется наш приезд сюда 31 июля за четверть часа до срока?

Она направилась к входу и через прихожую вошла в зал.

Рауль и Шаньи встретили ее удивленными и радостными восклицаниями. На крики прибежала графиня Шаньи.

За столом с двумя приятелями сидел Вуарен, раскладывая вынутые из портфеля бумаги и следя за движениями часовой стрелки.

— Пять часов! — победоносно воскликнул он.

— Ошибаетесь! — поправила Доротея. — Ваши часы спешат. Не угодно ли вам взглянуть на башенные… В нашем распоряжении еще три минуты.

— Ну что же из этого?

— Трех минут вполне достаточно, чтобы заплатить наш пустяковый долг и выставить вас за дверь.

Она распахнула свое дорожное пальто и из внутреннего кармана вытащила пачку тысячефранковых билетов.

— Считайте… Нет, только, пожалуйста, не здесь… Вы с этим будете долго возиться, а нам хотелось бы остаться одним… — и тихо подталкивая, она выпроводила ростовщика с его приятелями во двор. — Извините, но совершенно исключительные семейные обстоятельства. Встреча родственников, не имевших друг о друге вестей в течение двухсот лет. Надеюсь, вы не сердитесь. А расписку отошлете в Нант нотариусу Деларю. Слышите, вот на башне бьет пять! До свидания.