Часть 2.7

Утро. По-осеннему свежее и по-летнему яркое. Солнечный диск взобрался на самую середину небосклона, даря последние теплые лучи отходящей в зимнюю спячку земле.

Интересно, сколько я проспал? Судя по всему, время близится к полудню, а значит, отключился я надолго.

Я с трудом оторвал неподъёмную голову от подушки. Во рту было сухо, а тело и вовсе казалось неродным. Неуклюжее, неповоротливое, и дотянуться до графина не представляется возможным.

— Ну, ты и соня! — раздался знакомый бодрый голос, и я повернул голову на звук.

Девушка сидела за письменным столом, вполоборота ко мне, и тщательно расчесывала длинные тёмные волосы. На щеках её играл румянец, глаза блестели, а на губах цвела улыбка. И по одной этой улыбке, шаловливой и немного самодовольной, я сразу понял — это не Айрель. А значит, ночью ничего не вышло.

Осознание пришло одновременно с вернувшейся памятью, и я со стоном откинулся обратно на подушку. Всё было напрасно! Все усилия, все жертвы. Обидно до безумия. Но в то же время, не попробовать было нельзя.

— Я уж думала, ты и вовсе не проснёшься, — меж тем продолжила девица, чьё тело ещё не так давно занимала душа Айрель. — Видно, знатно вчера погуляли. А я тоже хороша, — хохотнула она. — Представляешь, даже не помню, как к тебе пришли. Меня редко когда так развозит, чтобы память отшибало. Но, я надеюсь, ты остался доволен?

Она резко обернулась и вопросительно глянула на меня.

Признаться честно, я не сразу сообразил, о чём она толкует. А когда вспомнил, какого рода услуги оказывает эта барышня, чуть было не скривился от отвращения.

— Да, конечно, — вопреки бушевавшим внутри эмоциям, ответил я.

— Что ж, прекрасно, — наигранно радостно улыбнулась она и поднялась с места. — Тогда я пойду?

— Угу, — кивнул я, мысленно радуясь, тому, что меня оставят в одиночестве. Всё, чего хотелось — задернуть шторы, скрывшись от нещадного солнца, и вновь провалиться в сон.

Однако уходить девица не спешила, она все так же смотрела на меня и, кажется, чего-то ждала. Голова моя в тот момент была не способа работать, а потому я не понял, чего она хочет, пока ночная бабочка сама мне об этом не сообщила:

— Так и будем в гляделки играть или, может, соизволишь расплатиться? В каком бы состоянии я вчера ни пришла и чего бы ни наобещала, за бесплатно я никогда не работаю, — язвительно сообщила она.

О, Боги! Мало того, что я оказал ей почти бесценную услугу, очистив организм от всякой гадости, так ещё и денег остался должен! Платить этой шлюхе не хотелось. Вот совершенно. Но и отказать я не мог, потому как это неизбежно повлекло бы за собой разборки с её хозяином. А они мне были совершенно ни к чему, как и вопросы о том, где девушка пропадала весь последний месяц.

Пришлось подняться. Через силу, превозмогая усталость и ломоту в теле. Дойти до гардероба, снять с вешалки сюртук и выудить из внутреннего кармана бумажник.

— А ты хорошенький, — донеслось мне в спину. Кажется, девица вовсю меня разглядывала. — Жаль, что я ничего не помню. Может, как-нибудь повторим? — приторно-сладко протянула ночная бабочка.

Хотелось ответить чем-нибудь едким, а лучше послать её куда подальше. Но я промолчал и лишь протянул ей пару купюр.

— Этого хватит?

— Ладно тебе, не жмись, красавчик. Сам же сказал, что было хорошо.

Пришлось накинуть сверху ещё сотню, и только тогда непрошеная гостья вымелась из моего дома. Да ещё платье захватила. То самое, в котором ходила Айрель. Жалко было, но не выставлять же её голой — от бывших вещей ночной бабочки ничего не осталось.

Вниз спустился с трудом, дверь за ней закрыл, на замок и на цепочку. Приём уже привычно отменил. Я сейчас был не в том состоянии, чтобы кого-то лечить. Мне бы самому от обезвоживания не подохнуть.

На душе было погано, горько. Я пытался запить эту горечь ледяной водой, что текла мимо рта, бежала по подбородку, за ворот рубахи, обжигала шею и грудь холодом. Но я практически не чувствовал его, как и не чувствовал вкуса питья и наспех закинутого в рот ломтя хлеба.

Меня хватило лишь на то, чтобы добраться до спальни и рухнуть во всё ещё теплую постель, закутаться в кокон пухового одеяла.

Мыслей не осталось. Идей, что делать дальше — тоже. Осталась лишь надежда. Крохотный огонёчек, который в любой момент мог погаснуть. Или же, наоборот, вспыхнуть новым ярким пламенем.

* * *

Письмо пришло на третьи сутки. Оно было неожиданным — и долгожданным одновременно. Всего несколько строк, несколько слов, но как же много они значили!

Тяжкий груз разом рухнул с плеч. И неизвестность, изводящая день ото дня, сменилась определенностью. Уверенностью.

У неё всё хорошо. Это главное. И обещание свое она сдержала.

А ещё на конверте имелся обратный адрес — обязательный для почтовых отправлений. И просьба — не приезжать… Не искушать судьбу.

Но это самое искушение было слишком велико. Я терпел день, даже полдня, и купил билет на ближайший дилижанс до Бристона — небольшого городишки в десяти лигах к югу. Можно было бы, конечно, взять лошадь и отправиться немедля. Но всадник из меня никудышный, а потому пришлось ждать ещё два дня. Изводиться ожиданием и сладким предвкушением скорой встречи.

Всего несколько дней разлуки, а я уже с ума без неё схожу. Сплю и вижу, как она встречает меня у дверей, обнимает, прижимаясь щекой к груди, и ругает за несдержанность. Она определенно будет ругаться. Что за эту поездку, которая встала мне в приличную сумму, что за упрямство. Она ведь просила… Но разве мог я поступить иначе?

Двух дней как раз хватило на то, чтобы уладить текущие дела. Я навестил нескольких больных и предупредил постоянных клиентов о своём отсутствии, закрыл счета и обналичил деньги для предстоящей поездки. Сбережения мои заметно пострадали, но это была мелочь, когда вставал вопрос о возможности увидеть Айрель. Что я буду делать, если накопленных средств не будет хватать на разъезды, старался не думать. Кажется, мне передалась привычка Айрель — жить и мыслить одним днем.

Дорога выдалась долгой, муторной. Угрюмые попутчики, скучный, однообразный пейзаж за окном. Неудобные сидения. Затекшая спина и онемевшие ноги.

И тем ярче, тем желаннее было прибытие.

Я сошел с дилижанса и полной грудью вдохнул пряные запахи осени: листвы, яблок, сладкой тыквы, земли, напоенной прошедшими дождями. В воздухе висела влага, а рыжее осеннее солнце, вышедшее из-за облаков, играло бликами в подсыхающих лужах, на поверхности которых плавали облетевшие кленовые листья.

Я задрал голову вверх, щурясь от непривычно яркого света. Последние погожие деньки пришлись как нельзя кстати. Если бы ещё меня встречали, было бы совсем хорошо. Но я ведь сам не предупредил о приезде…

Нужный дом я нашёл без труда. Зеленая черепица. Низкие кованые ворота. Дикий виноград, роняющий багряные листья. Я прошел к крыльцу и с гулко колотящимся от волнения сердцем несколько раз дернул дверной колокольчик.

Дверь открыл мужчина. Высокий, широкоплечий, строгий. Сразу бросилась в глаза военная выправка. Старше меня, но, пожалуй, находящийся в самом расцвете сил.

— Чем могу быть полезен? — низким, рокочущим голосом поинтересовался хозяин дома. Кажется, он был не слишком рад нежданному визиту.

— Добрый день. Я к госпоже Нарин, — вовремя вспомнил имя, указанное на конверте. — Она здесь живет?

— Здесь. А вы, собственно, кто? — мужчина сверлил меня недобрым взглядом, природу которого я пока не мог понять.

— Я-а-а… — на мгновение замялся, мысленно ругая себя за то, что не удосужился придумать хоть какую-то легенду, и в итоге выдал первое, что говорю в таких случаях: — Я врач. Целитель.

Хозяин сразу переменился в лице. Настороженность сменилась благосклонностью, и я понял, что поступил верно. Уж который раз моя специальность меня выручает!

— Так бы сразу и сказали! Проходите, — мужчина отступил в сторону, пропуская меня в дом. Светлый, уютный. Видно руку хорошей хозяйки. — Моя жена уж давно с ногами мучается. А недавно так вообще вены наружу повылазили. Я ей все твердил, чтоб к доктору хорошему обратилась, а она упрямилась. Но вот собралась, наконец.

Хозяин что-то ещё говорил про недуг своей супруги, но я почти не слушал. Все мои мысли заострились на одном слове — жена. Айрель в письме даже не обмолвилась, что она сейчас замужем. Наверное, поэтому и просила не приезжать… А я, дурак, не понял.

Мы прошли в небольшую гостиную в золотисто-бежевых тонах. На полу был расстелен овальный пушистый ковер, а на нем играли двое малышей: неусидчивый мальчишка лет четырёх и годовалая девочка, только-только вставшая на ножки.

Она возилась с ними. Играла, смеялась. Поддерживала малышку, не давая той упасть. Такая беззаботная, сияющая, счастливая… Моя Айрель. А моя ли?

Загрузка...