Капкан для призрака

Глава 12

В этот теплый воскресный день, благодаря яркому солнцу, освещающему воду, набережную и приморский парк, Фэрфилд был оживленным и красочным.

Правда, после трех часов (уже начинался отлив) пляж был пустынен. В воскресенье купаться не разрешалось. А праздничный наряд, в котором ходили в церковь, был de rigueur[6] и для дневной прогулки, поэтому от памятника Флоренс Найтингейл в северной части набережной и до Королевского аквариума в южной под жарким солнцем непрерывно приподнимались цилиндры и церемонно наклонялись зонтики.

И все же это было вдохновляющее зрелище.

На Виктория-авеню, тянущейся за парком параллельно ему, высились башенки и маркизы двух больших фэрфилдских отелей с надписями золотыми буквами высотой в полметра — «Палас» и «Империал». По Виктория-авеню проезжали автомобили, впрочем так осторожно, что лошадей пугали лишь трубные звуки клаксонов. В парке круглые и треугольные клумбы пурпурных пеларгоний и сине-белых лобелий окружали оркестровую беседку в стиле рококо, где громоздкие духовые инструменты, похожие на артиллерийские орудия, готовились к исполнению первого номера традиционного воскресного концерта.

Воскресенье, шестнадцатое июня. И героя нашей истории мы видим в наряде, в котором предписано появляться в утренние часы.

Дэвид Гарт обогнул аквариум, огляделся на набережной и внимательно осмотрел парк. Он словно надеялся кого-то встретить и одновременно избежать встречи с кем-то другим.

Он поднялся по сделанным из песчаника ступенькам Королевского аквариума. Остановился, повернулся спиной к декоративным металлическим украшениям фасада; смотрел на тех немногих людей, которые входили и выходили в дверь, и снова переводил взгляд на парк. Он уже вторично взглянул на часы, когда заметил, как к нему приближается Каллингфорд Эббот, в блестящем цилиндре, со свежей гарденией в петлице.

— Послушай, дружище, — сказал Эббот, медленно поднимаясь по ступенькам аквариума, — почему здесь? Почему именно здесь? — Он водрузил на место монокль и принялся изучать фасад. — Знаешь, с эстетической точки зрения это такой ужас, что — ей-богу! — он мне даже нравится. — Он пристально посмотрел на Гарта. — Кстати, раз уж мы говорим об ужасе с эстетической точки зрения…

— У меня была скверная ночь. Я совсем не спал.

— Ты выглядишь так, словно не спал целый месяц. Неужели все так плохо?

— Да. Это одна из причин, по которым я тебе позвонил.

Даже в этом достойном Фэрфилде вокруг них разносились невнятные веселые голоса. В воздухе звучали звонки велосипедов. На стене аквариума у двери какая-то афиша красными буквами сообщала, что в Уэйбридже открывается новый Бруклендский автодром.

Почти каждое публичное сообщение приносило в этом году похожие известия о скорости и прогрессе; например, о том, что пассажирский лайнер «Мавритания» компании «Кьюнард» получил Голубую ленту Атлантики благодаря рекорду, который потом не могли побить в течение целых двадцати лет; или о том, что синьор Маркони перебросил мост через тот же океан с помощью своих пугающих сигналов. Тем не менее люди, совершающие эту дневную прогулку, были заняты — так же как и Гарт — своими собственными заботами.

— Скажи мне, — продолжил Гарт, — сколько у тебя людей в уголовном отделе?

— Гм. Столько, сколько требуется.

— Насколько я понимаю, дело Глайнис Стакли поручено Твиггу?

— Да. — Эббот насторожился. — А почему ты об этом спрашиваешь?

— Войдем внутрь, — сказал Гарт.

Из музыкальной беседки в парке доносились звуки настраиваемых инструментов. Там начала собираться толпа. Внутри Королевского аквариума, из-за его высоты, было невероятно темно и влажно.

— Одна из причин, по которым я выбрал именно это место, — продолжал Гарт, — состоит в том, что Твигг, очевидно, не станет искать меня здесь и я смогу построить какую-нибудь защиту.

— Защиту?

— Ну, ты ведь знаешь, какой способ защиты является наилучшим. Ты можешь пойти мне навстречу и кое о чем договориться со мной?

— Что ты имеешь в виду?

— Мне необходимо, чтобы ты нейтрализовал Твигга. Мне необходимо, чтобы ты запретил ему допрашивать Бетти или Марион — обеих — в ближайшие двадцать четыре часа. Кроме того, мне необходимо, чтобы ты сам тоже не допрашивал их.

Они прохаживались по аквариуму, в котором каждый шаг отдавался эхом. Люди, которых привлек концерт в парке, уже ушли отсюда. Однако ни Гарт, ни Эббот не смотрели на стеклянные аквариумы, они внимательно глядели друг на друга. Они остановились, и Эббот присвистнул.

— Дорогой друг! Тебе не кажется, что ты требуешь слишком много?

— Согласен, но…

— Ладно, не нервничай, — улыбнулся Эббот. — Я не раб инструкций. Но ты ведь хочешь, чтобы я перешел на твою сторону, в лагерь противника.

— Нет, этого я не хочу. Я предложил тебе договориться со мной.

— И что же ты предлагаешь мне в качестве вознаграждения?

— Думаю, я смогу предложить тебе убийцу. Подожди! — быстро добавил Гарт. — Я понимаю, что в нормальных обстоятельствах такое заявление звучит полной бессмыслицей. Любитель, который думает, что способен соперничать с полицией, встречается только в книгах и больше нигде. Однако это дело представляет собой исключение из тысяч других дел. Такое дело только я мог придумать.

— Вот именно. Твигг убежден, что ты все это и придумал.

— Я хотел сказать, дело, которое я мог придумать для романа.

— Конечно. Это почти то же самое.

Они снова принялись прохаживаться мимо глуповато выглядевших рыб. Измученное, отчаявшееся лицо Гарта отражалось в стекле радом с улыбающимся лицом Эббота.

— Черт возьми, мне нравится твоя смелость! Честное слово. Секундочку! Единственное, что мне бы хотелось знать, удастся ли вообще это сделать? Сомневаюсь. Твигг полагает, что тебе нельзя верить; что ты, как он выражается, фальшивая монета. Он даже во мне не уверен. — Эббот заколебался. — Что нового после прошедшей ночи?

— После прошедшей ночи начался настоящий ад. Знаешь, что это такое, когда у тебя на шее две обезумевшие женщины одновременно?

— Ну, это замечание можно истолковать по-разному, дружище.

— Да, извини. — Гарт закрыл глаза, снова открыл их и на ходу продолжил: — Я уже утратил чувство юмора, точно так же, как утратил чувство меры и правдивости. Неприятность состоит в том, что в любую минуту может произойти взрыв. Твигг приехал сегодня утром из Лондона в Равенспорт. Кстати, почему в этом деле такую роль играет равенспортская полиция? Почему именно там расположена ваша штаб-квартира? Ведь дом Бетти находится в фэрфилдском округе.

— Технически да. Однако фэрфилдская полиция слишком похожа на жителей Фэрфилда. Равенспорт гораздо более современный город, хотя и основан в средние века. Да, так что ты говорил о Твигге?

— Твигг обнаружил одну улику, вернее, несколько улик, с которыми он ничего не поделает; максимум, расскажет о них Бетти. Первая улика имеет отношение к ее велосипеду…

— Ну?

— Вторая имеет отношение к какому-то обрывку белого шнура от лампы или занавесок, оставшемуся в ее спальне, которой Глайнис Стакли уже не смогла воспользоваться. Как было в действительности, я не в состоянии установить. Если об этом Твигг собирается сказать Бетти, мне, он, вероятнее всего, ничего не скажет.

Эббот задумался.

— Гарт, — сказал он, — предположим, я приму твое фантастическое предложение. Погоди!

— Да?

— Предупреждаю тебя, я не думаю, что это удастся осуществить. Но допустим, что я соглашусь. Это значит, что отныне я не буду лично участвовать в этой охоте и вынужден отказаться от удовольствия поскорее снова встретиться с миссис Боствик…

— Я не запрещаю тебе встречаться с Марион. Эта встреча даже является частью моего плана.

— А, черт. — Ледяная улыбка появилась на устах Эббота. — В таком случае ты должен дать мне хотя бы какой-нибудь шанс, раз я иду на такой риск! В чем состоит твой план?

Фэрфилдский оркестр, всех музыкантов которого можно было живо себе представить, начал вступительные такты увертюры.

Эббот, казалось, возмутился, когда их накрыла лавина музыки. Так как они были недалеко от входа, он решительно направился туда и, не спросив ни у кого разрешения, захлопнул большую входную дверь Королевского аквариума. Все звуки смолкли, слышно было только, как где-то капает вода. Эббот и Гарт остались почти вдвоем в помещении, которое теперь казалось еще более влажным и темным. Однако у Дэвида Гарта наконец-то появилась надежда.

— Сегодня утром после завтрака, — ответил он, — я зашел на главный почтамт в Равенспорте. Так, как ты мне и советовал.

— Ага! И ты отправил телеграмму юному Филдингу?

— Я передумал отправлять телеграмму. Майкл вряд ли получил бы ее вовремя, а возможно, и не получил бы вовсе. Существовала возможность, что он до самого вечера мог быть в больнице Святого Варфоломея. И он действительно находился там. Я разговаривал с ним по телефону.

— Ну и?..

— Эббот, я смотрел на это дело, как порядочный глупец. Если такой невинный ягненок, как Майкл, связался с покойной Глайнис — или, точнее говоря, если она его выбрала, — это вовсе не была случайность. В этом деле не было ничего случайного. И если Майкл сможет ответить нам хотя бы на два вопроса, то это будет первый из тех ходов, с помощью которых мы загоним убийцу в угол. Но я не могу ждать. Меня преследует Твигг.

— Допустим. Однако до сих пор ты не изложил мне свой план нападения. Так в чем же он состоит?

Гарт вынул из кармана часы, посмотрел на них и положил в карман.

— Майкл едет поездом, который должен прибыть в Фэрфилд через двадцать минут. Бетти встретит поезд и привезет Майкла в кэбе в отель «Палас», в котором ты остановился. Если я буду стоять перед отелем, это будет означать, что ты согласился помочь мне в осуществлении моего плана, и в этом случае она остановит кэб. Если меня не окажется перед отелем, они встретятся со мной в другом месте.

— Еще что-нибудь?

— Да. Там также будут Винс и Марион. Эббот, — с отчаянной искренностью добавил Гарт, — извини за то, что я ставлю тебя в такое положение. Извини, потому что это должно напоминать тебе фарс и мелодраму…

— Мой дорогой друг, — перебил его Эббот и внезапно коротко рассмеялся сквозь стиснутые зубы, — не проси прощения ни за набережную, ни за мелодраму, которую ты, вероятно, имеешь в виду. Ты мне нравишься. Нравишься, черт возьми!

Они стояли в нескольких метрах от большой двери и смотрели друг на друга.

— Если собрать такую компанию, — продолжил Эббот, — можно будет добиться впечатляющего эффекта.

— Надеюсь, что так оно и будет.

— А мистер и миссис Боствик непременно должны присутствовать на этом совещании?

— Да. Вряд ли оно им понравится. Оно не понравится никому, а Бетти меньше всех. Позволь мне упомянуть еще об одном факте, который для тебя пока что не будет иметь никакого значения, однако его следует назвать хотя бы из-за горькой иронии. Марион Боствик не имеет ни малейшего понятия, кто совершил убийство.

— А почему, черт возьми, она должна иметь какое-нибудь понятие об этом?

— Извини, — сказал Гарт. — Мне не следовало сейчас говорить это, а возможно, к этому вообще никогда не нужно возвращаться.

— Послушай, если тебе это не удастся…

— Если мне это не удастся, — сказал Гарт, — полиция потеряет всего лишь двадцать четыре часа. А если мне повезет, по крайней мере три человека сохранят то, что ценится больше всего на свете. Ну, так что ты скажешь?

— Договорились. Я согласен.

Внутри было очень жарко. По влажному, выложенному плиткой полу пробежала полоса солнечного света, когда кто-то снаружи быстро открыл дверь. В холл вошел Хэл Ормистон, сопровождаемый оглушительной музыкой оркестра, которая стала немного тише, когда он закрыл за собой дверь.

— Возьми это, — сказал Хэл, подходя к Гарту и протягивая ему два смятых в комочек пятифунтовых банкнота. — Мне вообще не следовало поднимать их. Я возвращаю их тебе.

Эббот, которого очень немногое могло вывести из равновесия, широко раскрыл глаза, так что монокль выпал из глазницы и болтался внизу на шнурке. Лицо Хэла оставалось в тени, поэтому Гарт ничего не мог прочесть на нем. Юноша был расфранчен по последней моде: кремовый костюм с высоким воротником, карманы и лацканы которого отделаны черным пике, и широкий синий галстук.

— Да, — почти пролаял Хэл, — кроме того, я больше не буду называть тебя дядюшкой.

— Спасибо. Мне сразу полегчало. Но деньги можешь оставить себе, если испытываешь в них крайнюю нужду.

— Ну вот, ты снова начинаешь! — упрекнул его Хэл. — Не только мне, но и тебе нужно перемениться и вести себя прилично. Ты, очевидно, не понимаешь, что способен дьявольски обижать людей. Не пациентов, нет! Это немощные старики. Но молодежь ты не понимаешь. Молодежь действует тебе на нервы. Ты, наверное, был стар уже тогда, когда родился на свет.

— Да, возможно.

— Твой автомобиль исправен, — сказал Хэл. — Я поговорил с одним приятелем здесь, в Фэрфилде, и он починил его, несмотря на то, что сегодня воскресенье. Я приехал из Лондона только ради этого. Ну так как, старина? Возьмешь эти десять фунтов или я должен засунуть их тебе в карман?

Таков уж характер человека, что Гарт машинально ответил:

— Я сказал, оставь их себе! Оставь и делай с ними все, что хочешь! Я и без того рад этой удивительной перемене…

— О нет, я не изменился. Это начинаешь изменяться ты, и, кажется, в лучшую сторону.

— Хэл, скажи мне только, что…

— Да, Бет — вернее, леди Калдер — находится в безвыходном положении. Я не имел понятия, насколько это серьезно, пока около получаса назад снова не поговорил с инспектором Твиггом. Этот чертов полицейский сроду не скажет, о чем идет речь, когда требует дать ему какие-то показания. А я хочу тебе помочь. Думайте, что хотите, ваше горделивое высочество, но у меня тоже есть совесть.

— Молодой человек, — вмешался в разговор Каллингфорд Эббот, с отвращением поднимая свой монокль, — вы с таким же рвением жаждали помочь, когда анонимно звонили в равенспортский полицейский участок?

— Если я не захочу, дорогой мистер Эббот, то ни в чем не признаюсь.

— Вы не должны ни в чем признаваться, дружок. Судя по одному вопросу, который недавно задал ваш дядя, очевидно, что он это знает так же хорошо, как и я. Любой, кто звонил бы в полицейский участок, чтобы сообщить об убийстве…

Голос Хэла стал вдруг высоким и звонким.

— Кто говорил что-нибудь об убийстве? Я решительно не говорил.

— Любой человек, юноша, позвонил бы в Фэрфилд, а не в Равенспорт. Однако вы только что подвезли одного чиновника Скотленд-Ярда в Равенспорт и полагали, что будет лучше, если вы сделаете это там. Я прав?

— Я пришел в ярость. А кто бы на моем месте не разъярился?

— Ага, — пробормотал Эббот.

— Мой высокоморальный дядя волочится за Бет. Он делает вид, что это не так, но он волочится за ней. Поэтому я решил сказать просто для развлечения, как это сделал бы какой-нибудь фэрфилдский сплетник, что они обнаружат там кое-что «неприятное», если поздно вечером приедут к ней в домик. Я не говорил, что они должны поехать туда немедленно. Сказал, поздно вечером. А какой-то придурковатый сержант перепутал, вот и все.

— Думаете, это все?

— Да. Сожалею, что я это совершил.

Сказав это, Хэл сделал очень быстрое движение, намного быстрее, чем Гарт от него ожидал. Он бросился к Гарту, засунул ему в боковой карман смятые банкноты и тут же отскочил.

— О лицемерии говорили много, — ворчливо сказал Хэл, — когда еще жива была старая королева… А сейчас с лицемерием не все так просто. Возьмем, для примера, Марион.

Вплоть до этой минуты Гарт не замечал, что оркестр исполнял мелодии из опер Гилберта и Салливана. Кроме того, он не замечал, что у аквариума может быть столько глаз и все эти глаза устремлены на него.

— Юноша, — спросил Эббот опасно сдержанным тоном, — почему вы так говорите о миссис Боствик?

— Спокойно, спокойно, мистер полицейский! Я не сказал ничего плохого о Марион, если вы подразумеваете именно это. Однако, возможно, в этом и заключается неприятность.

— Что вы имеете в виду?

— Вы ведь слышали, что я сказал. Я говорил о лицемерии. Ее привезли из Индии, когда ей было четырнадцать лет. Уже тогда она, говорят, была красивой девушкой. Я познакомился с ней через четыре года, в 1905 году, как минимум за три месяца до того, как Винс Боствик в нее влюбился! Если эта девушка постоянно что-то повторяет, постоянно, все время, так это то, как ужасно ей нравятся молодые парни. Спросите у доктора Дэвида Гарта, говорит она так или нет.

Гарт оставил эти слова без комментариев.

— Ну вот, уже легче! — воскликнул Хэл. — Я довольно энергично соблазнял ее, теперь, когда она уже замужем. Мне случайно известно, что Майкл Филдинг тоже. Сначала я думал, что у нее экстравагантные сексуальные капризы, но…

— Сексуальные капризы! — повторил Эббот. — Сексуальные капризы!

Светски воспитанного Эббота явно возмутили эти слова.

— Молодой человек, — сказал он тем же сдержанным тоном, — вам никто никогда не объяснял, что о дамах не принято так говорить?

— Объясняли. Довольно часто. Но вам понятно, что я имею в виду, говоря о лицемерии? Вы уже достаточно стары, чтобы обладать умом…

— Я достаточно стар для того, чтобы годиться вам в отцы, — сказал Эббот. — Но все же я сумел бы задать вам взбучку, о которой вы помнили бы полгода.

— Сделайте это, мистер Каллингфорд Эббот, и вы мне хорошо заплатите, чтобы дело не дошло до суда.

Монокль выпал из глазницы Эббота и повис на шнурке. Его руки потянулись — и это неопровержимый факт — к горлу Хэла.

— Довольно! — вскричал Дэвид Гарт. — Прекратите, я вам говорю!

— Что с тобой снова происходит, дядюшка? — обратился к нему Хэл. — Разве я уже не попросил прощения? Разве ты не видишь, что я изо всех сил пытаюсь помочь тебе и Бет?

— Хэл, тебе лучше уйти! Минутку, подожди! Если возникнет необходимость, ты скажешь под присягой то, о чем только что сообщил нам? О том, как ты и Майкл Филдинг ухаживали за миссис Боствик и оскорбляли ее честь, и как она устояла перед вами обоими?

— Гарт, — удивился Эббот, — ты что, тоже утратил такт?

— Молчи! Хэл, ты и Майкл засвидетельствуете это?

— Майкл не захочет это сделать, можешь не сомневаться. У него в семье больше священников, чем на двадцати страницах «Крокфорда».[7] К тому же он хочет стать врачом, как ты. Но я не против, если за этот труд что-нибудь получу.

— Обещаю тебе, что ты что-нибудь получишь за свой труд. (Спокойно, Эббот!) Это все, Хэл. Спасибо тебе.

Хэл вышел, оставив дверь открытой. Эббот бросился к двери, захлопнул ее. Оркестр перестал играть. Наступила пауза и небольшая передышка.

— Извини, — проворчал через минуту Эббот. — Это была глупость с моей стороны. Я слишком разозлился.

— Ничего.

— Ты обошелся со мной, — сказал Эббот, — так же, как я с тобой, когда ты хотел свернуть шею Твиггу. Ну, значит, мы в расчете. Но все же: «Сексуальные капризы!» Бесцеремонно сказать такое! И куда только идет этот мир?!

— Майкл Филдинг, оказывается, не такой невинный ягненок, каким я его считал. На этом нашем совещании я должен раздать карты немножко по-другому. Нам не нужно, чтобы там присутствовала Марион Боствик. И Винс тоже.

— Гм. Хочу надеяться, что этот твой план включает в себя и объяснение убийства, которое невозможно было совершить.

— Конечно. Это самая неприятная часть моего плана.

— Гм. Не стоит это особенно подчеркивать. Действительно, это будет нелегко, но…

— Я не говорил, что это будет нелегко. Напротив, это будет нетрудно. Я сказал, что это будет неприятно.

— Ты осознаешь, — спросил Эббот с прежней чопорностью, — что сейчас говоришь точно так же, как этот чертов принц Ариман в твоих собственных историях?

— Извини. — Гарт взглянул на часы. — Эббот, мы должны поторапливаться. Поезд вот-вот прибудет. Если нам повезет, мы хотя бы отчасти приблизимся к правде.

На набережной их ослепил яркий солнечный свет. Зрители, сидящие или стоящие вокруг оркестровой беседки, сопровождали аплодисментами финал попурри из опер Гилберта и Салливана. Это были не настолько слабые аплодисменты, чтобы казаться холодными и небрежными, и вместе с тем не столь бурные, чтобы казаться чрезмерными; они полностью гармонировали с небом, морем и всей окружающей обстановкой.

Велосипедисты на набережной звонили в свои звонки, когда два чопорно одетых джентльмена, Каллингфорд Эббот и Дэвид Гарт, шли по аккуратному парку, мимо сверкающих цветочных клумб, направляясь к башенкам отеля «Палас» на противоположной стороне Виктория-авеню.

Хотя Эббот явно о чем-то размышлял, он уже не был похож на черную грозовую тучу. Когда в него врезался ребенок, гнавшийся за обручем, и отпрянул с испуганным возгласом: «Извините, сэр», Эббот сунул руку в карман. И дал ребенку отнюдь не шестипенсовик, а золотой соверен. Когда они почти дошли до Виктория-авеню, оркестр заиграл «Край надежды и славы».[8]

Вокруг оркестровой беседки, очевидно, не было никого, кто бы с гордостью не выпрямился, когда эти спокойные торжественные звуки наполнили воздух. Эббот остановился. Нахмурился и тронул своего спутника за руку.

— Послушай, — торопливо начал он, — я достаточно насмехался над Фэрфилдом. Как многие из нас, кто высокого мнения о себе. Но в глубине души он мне нравится.

— Ну?

— Ты понимаешь меня? Я говорю, он мне нравится.

— Не вижу причин, почему он не должен тебе нравиться, хотя именно от тебя слышать это довольно странно. От тебя, адвоката двадцатого века. От тебя, апостола возрождения и прогресса.

— Научного прогресса, с этим я согласен! В него верил еще мой отец, и я тоже верю в него. А это нечто совсем другое. Фэрфилд, можно сказать, принадлежит прошлому.

— Фэрфилд — это не прошлое, Эббот. Прошлое — это Равенспорт. Фэрфилд — это настоящее, самое современное настоящее, так как здесь каждый упрямо остается в прошлом.

— Что же, в таком случае, будущее? — Эббот дошел до края тротуара и обернулся. — Очевидно, не Банч. Не говори, что это Банч. Это проклятое гнездо, где машины на пирсе издают механический хохот и где люди оттаптывают друг другу ноги только для того, чтобы доказать, что никто ни от кого не отличается.

— Да, вполне возможно, что это Банч. Нигде ничто не остается без изменений. Мы не можем ожидать, что все всегда будет оставаться неизменным.

— Этого я не ожидаю, нет. Но видит Бог, мне это совершенно не нравится, Гарт.

— Возможно, мне это тоже не нравится, причем не меньше чем тебе. Однако тут ничего не поделаешь. Ребенок растет, и потом все будет иначе.

— Ты так думаешь? По крайней мере, одна вещь не изменилась. Послушай!

И Эббот кивнул в направлении оркестровой беседки — звучала страстная, почти лишенная какой-либо помпезности музыка, приводившая в экстаз любого слушателя:

Эббот тоже пришел в экстаз. В цилиндре, хотя и сбившемся набок, с поблескивающим моноклем, он стоял, расправив плечи, словно по стойке смирно.

Медленные, торжественные, триумфальные заключительные аккорды гремели под звон литавр, а когда дирижер поклонился, раздалась такая буря аплодисментов, что, казалось, к ним присоединилась половина Фэрфилда.

— Пойдем, — с неожиданной улыбкой сказал Эббот. Он сдернул с головы цилиндр. — Хватит уже этих глупостей. Нас ждет работа. Кстати, — он показал на противоположную сторону Виктория-авеню, — если меня не подводит зрение, мистер и миссис Боствик уже входят в отель. Теперь нам не удастся остановить их. А вон там, в том экипаже, который приближается со стороны Парламент-стрит, сидит леди Калдер. Молодой человек рядом с ней — это, очевидно, Майкл Филдинг. Если ты ожидаешь какого-то взрыва, дорогой Гарт, то приготовься к нему.

Взрыв произошел раньше, чем кто-либо ожидал.

Глава 13

— Я вас не понимаю, доктор.

— Не понимаете, мистер Филдинг?

— Нет, доктор. Я с большим удовольствием помогу вам чем смогу, но по телефону вы сказали мне не очень много.

— А разве было необходимо сказать много, мистер Филдинг?

В разговор вмешалась Марион.

— Серьезно, Дэвид! Если этот молодой человек не может помочь тебе, значит, он действительно не может.

— Марион, малышка, брось ты это свое щебетанье, — сказал Винс.

Бетти Калдер и Каллингфорд Эббот молчали и только наблюдали за происходящим.

Все шестеро сидели в салоне отеля «Палас» под высоким потолком с роскошной мозаикой, вокруг круглого стола, словно ждали, когда принесут чай. В центре салона среди пальм, казавшихся необычайно высокими, бил фонтан.

Позже Гарт вспоминал и другие подробности: белое платье, в котором была Марион, и светло-серое платье Бетти; позу Марион, которую она переняла, как он догадывался, у мадам Кэмпбелл. На обеих женщинах были шляпки, богато украшенные перьями. Однако их личные сомнения или страхи исчезали во взглядах, устремленных теперь на Майкла Филдинга, который выглядел так, словно провел еще более кошмарную ночь, чем Гарт.

И Майкл знал об этом.

Он надел строгий черный костюм с высоким воротником. Люди редко замечали, что он некрасив, и он действительно обладал привлекательностью благодаря тому, как обычно выглядел: полудерзко, полуиспуганно. Пышные светлые волосы Майкла резко контрастировали с его зоркими карими глазами, напоминающими глаза героев-любовников из вечерних представлений.

— Доктор!.. — подавленно начал он.

На столе стояли три цилиндра — эмблемы достоинства, рядом с ними лежали котелок Майкла и прогулочная трость с серебряным набалдашником, принадлежащая Винсу Боствику. Однако Майкл мог не понижать голос. Этот салон с позолоченной лепниной и более поздними дешевыми украшениями был настолько просторен, что могло показаться, будто вы находитесь на Юстонском вокзале. Несколько гостей уже заказали чай, все они находились вне пределов слышимости. Один джентльмен, сидящий в красном плюшевом кресле, спал. Монотонно шумел фонтан.

Майкл встал.

— Я считаю, что с вашей стороны это нечестно! — воскликнул он. — Что вы от меня хотите, доктор? Зачем вы пригласили меня сюда?

— Майкл, — Гарт отбросил официальный тон, — я очень стараюсь поступать честно. И не хочу приводить вас в замешательство. Однако…

— Секундочку, дружище, — перебил его Винс, наклонился вперед и постучал костяшками пальцев по столу. — От замешательства не был избавлен никто из нас. Даже я и Марион, хотя мы, черт возьми, ничем не провинились. Я прав, дорогая?

— Конечно! — Марион приподняла одно плечо, как Стелла Кэмпбелл в «Знаменитой миссис Эбсмит». — Я не имею ни малейшего понятия, почему мы здесь находимся, и тяжело, очень тяжело все это переношу.

— Именно так, доктор, — серьезным тоном сказал бледный Майкл. — Никто ничего не сделал. Вы заходите слишком далеко.

Выражение оскорбленной невинности на лицах присутствующих раздражало Гарта. Он посмотрел на Майкла и нервно заговорил:

— Разве я не сказал вам по телефону, что вчера вечером была убита Глайнис Стакли?

— Да, доктор, вы сказали мне об этом. И потом, какое-то похожее имя появилось сегодня в утренних газетах.

— Майкл, я не пытаюсь заманить вас в какую-то ловушку. Полиции известно, что вы хорошо знали умершую женщину.

Наступила тишина, полная невысказанного изумления. Марион повернулась и тоже посмотрела на Майкла.

— Вы? — недоверчиво спросила она. — Вы? Такой смешной юноша! Это просто замечательно!

И она рассмеялась. Майкл стал бледен, как привидение. Марион тут же сообразила, что допустила промах, и напустила на себя такой вид, словно собиралась читать молитву.

— Шеф, — сказал Майкл, — я знал ее. Да, это правда. Думаю, каждый из нас знакомился с одной или двумя женщинами, с которыми ему лучше было бы не знакомиться.

— Ну вот, пожалуйста, — заметил Каллингфорд Эббот, — получите историю человечества, изложенную с удивительной краткостью.

— Эббот, умоляю тебя! Я благодарен тебе за поддержку, но все это обсуждение идет достаточно тяжело и без твоих шуточек.

— Прими мои самые искренние извинения, милый Гарт. У меня тоже имеется парочка идеек, которые я хотел бы поскорее высказать. Но я всего лишь полицейский, так что извини, что я тебя перебил.

— Я всего лишь хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать. Продолжай!

— Майкл, — сказал Гарт, — вы ведь вовсе не богатый человек, разве не так?

— Нет, шеф, вы же знаете, что нет. Но не упрекайте меня за это.

— Полагаю, вы знали, что Глайнис Стакли никогда никому не дарила свою благосклонность, если взамен не могла что-нибудь получить.

— Что вы понимаете под благосклонностью, шеф?

— Разве между вами ничего не было?

— Ничего, клянусь, совсем ничего!

— Вы ни разу не переспали с ней? А для того чтобы иметь возможность переспать с ней, вы никогда не совершали по меньшей мере два пустяковых поступка, на которые она вас уговорила?

В похоронной тишине снова раздавался лишь плеск фонтана.

Трудно сказать, какую реакцию вызвали бы эти слова, донесись они до ушей двух пожилых дам, сидящих за столом метрах в десяти, или до ушей официанта в полосатом жилете, который, держа поднос с чаем, приближался к этим дамам. За столом же, где сидел Гарт, эти слова вызвали прямо-таки ошеломляющий эффект. Марион Боствик встала.

— Винс, — сказала она сдавленным голосом, — я ухожу. Независимо от того, идешь ты со мной или нет, я ухожу. Я не останусь здесь и не позволю себя оскорблять.

— Марион, — сказал Винс и быстро посмотрел вокруг, — разве тебя кто-нибудь оскорбляет?

— Винс, не будь глупцом! Раз уж Дэвид начал в таком духе, ты не можешь знать, где он остановится или что скажет дальше. Если ты не уйдешь вместе со мной, мое сокровище, ты, возможно, узнаешь еще больше, чем узнал, когда посреди ночи подслушивал где-то под дверью.

Винс тоже встал.

— Черт возьми, что ты хочешь этим сказать? — шепотом спросил он. — Кто подслушивал посреди ночи под дверью?

Бетти Калдер прижала ладони к глазам.

Необходимость приглушать голоса в этой атмосфере, напоминающей церковную, приводила не к ослаблению раздражения, а скорее к его усилению. Марион, стройная и величественная в своем белом платье, приподняв брови, подала знак Винсу. Потом, не говоря ни слова, повернулась и, шелестя пышными юбками, направилась к двери, ведущей в холл отеля.

— Извините меня, — сказал Винс и взял со стола цилиндр и трость, — я пойду за ней. Я всегда хожу за ней.

Мгновение он стоял в нерешительности, с выражением растерянности на лице. Потом тоже удалился, инстинктивно ступая на носочки, несмотря на то, что шел по мягкому ковру.

— Гарт, ты негодяй, какого свет не видел, — сказал Эббот; он вскочил из кресла, но тут же снова сел. — Ты это сделал нарочно, да? Чтобы выставить их отсюда? Уловка, да?

Однако ни Гарт, ни Майкл Филдинг не обратили внимания на его слова.

— Послушайте, шеф, — защищался Майкл, — если вы серьезно верите, что Глайнис Стакли убил я, вы, наверное, сошли с ума. В то время, когда в субботу днем она была убита, я беседовал с одним адвокатом.

— С адвокатом?

— Ну, черт возьми, в таком случае с одним моим приятелем, — и Майкл сделал воинственный жест, — с одним моим приятелем, который работает у адвоката. Он сказал мне…

— Майкл, меня не интересует, что вы делали в субботу днем. Я хочу знать, что вы делали в пятницу вечером.

— В пятницу вечером?

— Да. После телефонного разговора с миссис Боствик я поехал с Харли-стрит в Хэмпстед. Что вы делали после моего отъезда?

— Я запер входную дверь и отправился домой, туда, где я снимаю квартиру. Вот и все.

— Вы ведь потом кое с кем разговаривали.

— Нет, доктор. Я даже не разговаривал со своей домохозяйкой на Грейт-Ормонд-стрит. Я сразу пошел спать.

Майкл стоял очень прямо и, когда говорил, смотрел куда-то поверх головы Гарта. Теперь он в испуге повернулся, словно не хотел рисковать и встречаться взглядом с Медузой Горгоной.

— Я не знал, что она ваша сестра, леди Калдер! Клянусь! Мне даже в голову не приходило…

— Мистер Филдинг, не страдайте из-за этого, прошу вас. — Бетти явно сдерживала себя, чтобы не повышать голос. — Никто не может сказать, что я любила Глайнис. Утверждают даже, что это я убила ее.

— Да, Майкл, — добавил Гарт, — так утверждают. Подумайте над этим.

— Леди Калдер, пожалуйста, примите мои извинения. Вы не можете знать все, в противном случае вы бы простили меня. Когда в пятницу вечером вы неожиданно появились с Хэлом Ормистоном, я не хотел верить собственным глазам.

— Почему? — поинтересовался Гарт. — Потому что она похожа на свою сестру? Или потому что вы и Хэл часто соперничаете из-за одной и той же женщины?

— Доктор, я…

— Дэвид, пожалуйста, оставь его. Он ужасно молод.

— Он достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Думаешь, мне это доставляет удовольствие? — Гарт помолчал. — Бетти, будь так добра, ответь на вопросы, на которые ты вчера уже ответила. Твоя сестра приехала в Фэрфилд в субботу утром. Ты не сказала ей, что ждешь меня, и не сказала о том письме, которое пришло по почте немного позже. И тем не менее она знала, что я приеду сюда. Когда ты была против того, чтобы она шла искупаться, она сказала тебе: «Что с тобой, котик? Ты не хочешь, чтобы со мной встретился твой друг?». Верно?

— Да, верно!

— Каким образом Глайнис могла знать, что ты меня ждешь?

— Дэвид, на этот вопрос я не могу тебе ответить.

— Хорошо, но, возможно, на него может ответить Майкл. Пожалуйста, дай мне это письмо. А также конверт.

Бетти вытащила и то и другое из тяжелой плетеной сумки. Гарт положил письмо и конверт на стол.

— Как видите, это моя писчая бумага. На листке написано: «Любимая, я буду у тебя в субботу в шесть часов. Как всегда твой…» Это было напечатано на моей личной пишущей машинке. На конверте стоит штемпель «Лондон-Запад, 12.30, суббота». Вы уже видели когда-нибудь это письмо?

— Нет, шеф, не видел. Клянусь!

— Майкл, не лгите, — устало сказал Гарт. Потом ударил по столу так же энергично, как это сделал несколько минут назад Винс, так что одна из пожилых дам обернулась, а официант вздрогнул. — Вы единственный человек, имеющий доступ к моей личной пишущей машинке в моей квартире на Харли-стрит. Вы вообще имеете доступ ко всем моим вещам. Я не обижаюсь на вас за это.

— Вы не обижаетесь на меня?

— Нет, вы никому не нанесли этим вреда. Однако не лгите.

— Дэвид, — воскликнула Бетти, глядя на него, — но ведь ты сказал, что сам написал…

— Я вынужден был тебе это сказать. Прости меня, я солгал, но Майкл сейчас должен сказать правду. — Гарт пристально посмотрел на юношу. — Вы написали это письмо по требованию Глайнис Стакли, верно? Вы сделали еще что-нибудь?

— Нет, только это!

Гарт по-прежнему смотрел на него.

Люди иногда могут быть такими серьезными, что их жесты кажутся удивительно неестественными. Майкл наклонился, отодвинул в сторону цилиндр и обеими руками уперся в столешницу так, что теперь он глядел Гарту в лицо с расстояния не более двадцати сантиметров. Красные плюшевые кресла, пальмы вокруг журчащего фонтана — все создавало неоднородный фон.

— Ладно, это письмо написал я! — Майкл говорил негромко, но впечатление было такое, что он кричит: — Но даже если вы убьете меня, я все равно не смогу вам сказать, почему она хотела, чтобы я написал его…

— Не сможете? Вы ведь сообразительны! Неужели вы не догадались?

— …но я клянусь вам, доктор, что больше ничего не сделал. Ничего, только напечатал это письмо! Больше ничего!

— И вы клялись бы точно так же, если бы Глайнис Стакли была жива?

— Да, клялся бы!

— Вы поклянетесь в этом и перед леди Калдер? Бетти…

Он протянул руку влево, словно хотел дотронуться до руки Бетти и привлечь ее внимание, потом перевел взгляд в ее сторону — Бетти исчезла.

То, что в этом не было ничего таинственного, он понял после минутного суеверного страха. Хотя Бетти не боялась, что будет чувствовать себя оскорбленной, как это якобы чувствовала Марион, таким обсуждениям она попросту испытывала отвращение и уклонялась от них, как могла. Поскольку внимание Гарта было приковано к Майклу, а Эббот с интересом переводил взгляд с одного на другого, как зритель на теннисном матче, Бетти могла незаметно выскользнуть в холл.

И тут в этой гробовой тишине салона отеля «Палас» начало происходить множество вещей одновременно. По крайней мере, у Гарта создалось такое впечатление.

К столу приближались два официанта в полосатых жилетах, один со стороны столовой в дальнем конце, другой со стороны холла, а в нескольких шагах позади этого второго официанта шел инспектор Твигг.

Гарт встал с тихим проклятьем. Майкл отступил на шаг от стола.

— Сэр, — произнес первый официант, учтиво обращаясь к Эбботу, — могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

— Ну, если вы сумеете направить луч света в темноту…

— Сэр?

Второй официант, за которым по пятам следовал Твигг, между тем подошел к Майклу Филдингу и торопливо сказал ему что-то приглушенным голосом.

— Какая дама? — довольно грубо спросил Майкл. — Где?

Официант продолжал что-то быстро шептать, и на лице Майкла появилось выражение страстного желания.

— Я вернусь максимум через две минуты, — заверил он Гарта. — Возможно, мне удастся уладить кое-какие дела. Вы извините меня, да?

Возражать было бессмысленно. Уже не в первый раз Гарт вынужден был бессильно наблюдать, как он лишается всех шансов. Твигг с котелком в руке, идущий широким шагом, словно прикрывал отступление Майкла в холл.

— Ну, доктор, к чему все эти церемонии, к чему вся эта спешка? Я никогда не спешу. Пока что присаживайтесь, но когда понадобится, мы позаботимся о вас. Гм. Прекрасное местечко! Добрый день, мистер Эббот. Жаль, что сегодня у меня не было возможности поговорить с вами, если не считать тех нескольких слов, которыми мы обменялись по телефону.

— Однажды вы уже вообразили, инспектор, — напустился на него Эббот сквозь стиснутые зубы, — что можете мешать в неподходящую минуту.

— Ну что вы! Я охотно попрошу прощения, сэр, если вы скажете мне, в чем именно я помешал.

— Доктор Гарт…

— Этот господин задает вопросы, не так ли? Очевидно, он думает, что может немножечко помочь полиции? Возможно, он даже думает, что сумеет установить, как все это произошло, раньше, чем это сделаем мы!

— А если он действительно это установит?

— Ну, сэр, для таких людей, как доктор Гарт, это совершенно естественно. — Твигг нарочито громко рассмеялся. — Для него естественно, что он пытается это установить.

— Инспектор Твигг, — сказал Эббот и встал, — что бы произошло, если бы один раз, хотя бы один раз в этом вашем хорошо устроенном мире вы оказались неправы?

— О, бывает, я оказываюсь неправ, сэр! Это часто бывает. Однако в данном случае я прав! А сейчас, с вашего позволения, вернемся к нашим делам и вопросы буду задавать я. Возможно, всем это еще неизвестно, сэр, но мне официально поручено заниматься этим делом.

— А вам еще неизвестно, — сказал Эббот, едва сдерживаясь, чтобы не ударить кулаком по столу, — что приказы вы будете получать от меня, и я буду решать, какие приказы и когда вам дать.

— И какие же это будут приказы, сэр?

— Если вы по-прежнему намерены допросить леди Калдер или миссис Боствик…

— Леди Калдер? Миссис Боствик? Господи, сэр, — Твигг был таким добродушным, словно давал благословение, — кто вам такое наговорил? Я никогда не предполагал, что мы могли бы много узнать от миссис Боствик. Что же касается леди Калдер, то об этой молодой даме с прошлым — если вы простите мне эту характеристику — все, что мне нужно было знать, я уже узнал, причем этого вполне достаточно и эти сведения весьма занимательны. Нет, нет, сэр! Единственный, с кем я теперь хочу поговорить, это доктор Гарт. Если, конечно, доктор Гарт ничего не имеет против. Ну так как?

— Я ничего не имею против, — сказал Гарт. — Однако если бы я даже и возражал, это все равно не имело бы никакого значения. Но вначале: кто была та женщина?

— Женщина? Какая женщина?

— Это хотел знать и Майкл Филдинг. Две минуты назад сюда пришел официант и передал Майклу, что какая-то дама, очевидно, хочет его видеть, она где-то там, снаружи. Вы знакомы с Майклом, вы виделись с ним в тот вечер на Харли-стрит. А сейчас вы стояли так близко к официанту, что должны были слышать это сообщение.

— Ну и что из этого, доктор?

— Кто вызвал отсюда Майкла именно в эту минуту? И почему его вызвали?

— А вам это кажется важным, да?

— Возможно, что нет. Но вы по крайней мере могли бы спросить об этом официанта. Он выполняет не меньше пятидесяти таких поручений в течение одного дня. Если вы будете и дальше медлить, он уже не сможет вспомнить об этом.

— Ну, так я скажу вам кое-что, доктор. — Лицо Твигга снова стало красным. — Это вы вынуждаете меня медлить, это вы вставляете мне палки в колеса и пытаетесь запутать меня, причем делаете это уже достаточно долго. Честность есть честность, но теперь с меня довольно. — Его голос стал еще более грубым. — Попытайтесь сделать это еще раз, и вы окажетесь в очень неприятном положении! Да я вас…

— Прекратите! — резким тоном перебил его Эббот. — Гарт, не думаешь же ты, что юному Филдингу угрожает какая-то опасность?

— Нет, ей-богу, я так не думаю.

— Ага! — пробормотал Твигг.

Гарт, сосредоточенно пытающийся собрать воедино все факты, о которых он думал, выглядел так, словно находился за много миль отсюда. Он посмотрел на письмо, лежащее на столе.

— Вчера, — сказал он, — я действительно не был уверен, не дойдет ли дело еще до одного насилия. Ночью я расспрашивал кое о чем миссис Боствик, а в это время кто-то подкрался по коридору к двери моего номера и подслушал нас. Не стоит хвататься за блокнот, мистер Твигг. Во-первых, я не знаю, кто это был. А во-вторых, теперь я начинаю думать, что у меня была просто-напросто галлюцинация.

Цвет лица Твигга снова изменился.

— Угрожает какая-то опасность? — повторил он слова Эббота и взмахнул блокнотом. — Этому юноше? В воскресенье, в то время, когда подают чай? Перед самым большим отелем в Фэрфилде, когда снаружи громко играет оркестр?

— Я уже сказал вам, мистер Твигг, что размышлял над этим. Этот преступник совершил убийство, потому что был очень напуган. Так ведь обычно и происходит, вам не кажется?

— Пусть вас не волнует, как обычно это происходит. Если бы вы больше знали о преступниках, которые совершают убийства в реальной жизни, доктор Дэвид Гарт…

— Я знаю о них столько, — с побледневшим лицом ответил Гарт, — что уже несколько раз был в качестве свидетеля в Олд-Бейли.[9] Глайнис Стакли была убита, потому что убийца испугался. По-другому и быть не могло. Но еще раз это не произойдет. Еще раз это не должно произойти. Разве что если… — Гарт замолчал и после паузы продолжил: — Кстати, мистер Твигг, вы узнали в Олд-Бейли, что я написал несколько дурацких книжонок под псевдонимом Фантом?

— О Господи! Доктор, вы что, хотите, чтобы я попал в сумасшедший дом? Неужели мне и без этого мало забот? Мистер Эббот! Я апеллирую к вам.

— А я говорю вам обоим, — рявкнул Эббот, упрямо пытаясь сохранить спокойствие, — что из-за вас меня выселят как нежелательного гостя из этого отеля, если вы оба не понизите голос и не будете вести себя так, как принято в приличном обществе. Вам это ясно?

Как минимум в одном деле Твигг ошибался. Концерт духового оркестра уже закончился. В салон входили группами и по одному другие гости, желающие выпить чаю. Начались громкие разговоры, и, хотя гости собирались довольно медленно, сразу стало шумно. В противном случае та сцена, которую устроили Твигг и Гарт, обязательно привлекла бы к себе всеобщее внимание.

— Вам это ясно? — упрямо спросил Эббот.

Гарт взял себя в руки и сел.

— Ну, хорошо, — сказал Эббот. — Если у вас имеются какие-нибудь вопросы, инспектор, немедленно задавайте их. Если у вас нет вопросов, мы сейчас же заканчиваем это обсуждение.

— Благодарю вас, сэр, у меня имеются вопросы. Ничто не заканчивается так просто, как это представляет себе доктор.

— Или как это представляю себе я, да? — поблескивая моноклем, спросил Эббот, он снова был воплощением радушия. — Ну, ладно! Так какие же у вас имеются вопросы?

— Доктор, — начал Твигг, которому явно стоило значительных усилий подчиниться дисциплине, — вы спросили: «Какая женщина?». И вы, очевидно, полагаете, что я тоже должен был задать этот вопрос. Что ж, возможно. Однако есть одна женщина, причем это не леди Калдер и не миссис Боствик, с которой мне бы очень хотелось поговорить, и притом сегодня.

— Вы имеете в виду миссис Монтэг?

— О! — воскликнул Твигг. — Если это та немощная дама, которая едва не рассталась с жизнью в пятницу вечером, то давайте оставим ее в покое. Нет, нет, доктор! Я имел в виду некую миссис Хеншью, миссис Э. Хеншью, — и Твигг заглянул в свой блокнот, — которая в настоящее время пребывает у своей замужней дочери в Банче, на Акация-авеню, 72. Вам говорит что-нибудь это имя?

(Внимание! Внимание!)

У Гарта не было причин опасаться — по крайней мере, вот так, сразу, ему ни одна причина не пришла в голову, — что здесь его можно как-то уязвить. Однако уже снова началась охота, и он был тем зверем, на которого охотились. Он вовремя насторожился.

— Миссис Хеншью? Мне кажется, это экономка леди Калдер.

— Значит, «вам кажется», что это экономка леди Калдер? Черт возьми, доктор, ну почему я, сколько живу на свете, не могу получить понятный ответ на понятный вопрос? Вы ведь прекрасно знаете, что это действительно экономка леди Калдер.

— Да, я это знаю.

— Ну, конечно же, знаете. Я бы даже сказал, что вы неоднократно встречались с миссис Хеншью. Она была чем-то вроде компаньонки, когда вы и леди Калдер, а также другие гости отправлялись купаться, верно? Либо когда вы устраивали на пляже тренировки по спасению утопающих.

(Внимание! Внимание!)

— Если вам нравится называть ее компаньонкой, мистер Твигг…

— Дело не в том, что мне нравится или что мне не нравится. Просто ответьте мне на понятные вопросы, если вам ничто не мешает это сделать. Кстати, знаете ли вы, доктор Гарт, чем я занимался в поезде, который вчера ночью вез меня обратно в Лондон?

— Поскольку я не умею гадать по звездам или читать по хрустальному шару, мистер Твигг, то я, к сожалению, этого не знаю. Может, вы для разнообразия попытаетесь задать действительно понятные вопросы?

— Тут я вам сыграл на, руку, верно? Ну, ладно. Не буду вас спрашивать, а просто сам отвечу. — Твигг сделал маленькую паузу. — Я читал книгу, которая называется «Тайна желтой комнаты».

Глава 14

Поскольку торопливые шаги официантов не создавали никакого шума, благодаря мягкому ковру, тишину в салоне нарушали лишь передвигание и дребезжание подносов с чайными сервизами. Джордж Альфред Твигг, думал Гарт, избрал очень коварный способ нападения, он всегда атакует человека с той стороны, откуда тот не ждет атаки. Гарт смотрел на край стола и размышлял. Воспользовавшись паузой, в разговор вступил Эббот.

— «Тайна желтой комнаты»? — спросил он. — Где вы раздобыли эту книгу? Надеюсь, вы не взяли ее в доме леди Калдер?

— Не взял, сэр, да в этом и не было необходимости, — с достоинством ответил Твигг. — Она вышла в шестипенсовой библиотечке «Дейли-Мейл». Ее можно купить в книжном киоске на каждом вокзале. Что я и сделал.

— Зачем?

— Ну, вы меня удивляете, мистер Эббот! Зачем человек покупает книгу? Я просто хотел знать, о чем она. Вы читали ее, сэр?

— Нет, но, по-видимому, должен был прочесть. И вы нашли в этом приключенческом романе из числа тех, которые так презираете, то, что вам помогло?

— У них там во Франции в высшей степени странные законы, сэр, если эту книгу брать в качестве примера. Да и в суде там ведут себя очень странно. А если вы узнаете, что там позволяют журналистам, то у вас просто волосы встанут дыбом.

Понимаете, мистер Эббот, — ледяной взгляд Твигга был устремлен на Гарта, — это книга об одном старом ученом и его дочке, которая, если вы сможете в это поверить, тоже ученая. Они вдвоем работают над какой-то загадочной штукой, которая там называется «мгновенный распад материи», — это нечто такое, как если бы вы при помощи какой-то бомбы (да-да!) могли устранить человека так, чтобы от него не осталось никаких следов.

— Ну и как? — спросил Эббот. — Там кого-нибудь убили при помощи бомбы?

— Нет, сэр.

— В таком случае какая же здесь связь?

— Это я вам и пытаюсь объяснить. — Твигг по-прежнему смотрел на Гарта. — Эта молодая дама в романе (собственно, она не такая уж и молодая) спит в маленькой комнатке с желтыми обоями, запертой, как бронированный сейф, но только изнутри. Среди ночи оттуда доносятся крики, звуки драки и выстрелы. Когда туда проникают…

— А потом оказывается, что туда все-таки каким-то образом можно было попасть, да? — с кислым видом спросил Эббот.

— Эта девушка не мертва, но выглядит так, словно она не выживет. Синяки на шее оттого, что кто-то душил ее, рана на голове и везде пятна крови. И к тому же кровавый отпечаток мужской руки на стене. Однако там никого нет, только жертва, а комната по-прежнему заперта изнутри.

— Гм. И это должно каким-то образом помочь в нашем деле?

— Я просто уверен, сэр, что эта разгадка нам поможет. Вы читали эту книгу, доктор Гарт?

— Да. — Гарт поднял глаза. — Да, я читал ее.

— В таком случае, что бы вы назвали самым важным в этой разгадке?

— Я бы назвал то же, что и вы.

— Ага! И что же это? Может, вы нам скажете?

— С удовольствием. — Гарт встал. — Однако вначале я бы хотел выяснить, по какой методике вы читаете. Поскольку вы упомянули об эпизоде в суде, вы должны были прочесть эту книгу всю, до самого конца.

— Не ваша забота, до какого места я дочитал ее. Сейчас это нас не интересует.

— Напротив, это нас очень интересует. Маловероятно, что вы прочли книгу, в которой почти сто тысяч слов, за время короткого путешествия поездом из Фэрфилда в Лондон. Мистер Твигг, почему бы вам не признаться, что эту уловку вы запланировали уже заранее, в надежде любым возможным способом застигнуть меня врасплох?

— Вопросы здесь задаю я, доктор! Ну, так что же самое важное в этой разгадке?

— Я бы сказал, личность убийцы. Убийца, некто Фредерик Ларсан, детектив из полиции, который только делает вид, будто разгадывает целый ряд убийств, которые совершил он сам. Несомненно, это и есть тот самый важный момент, который вы имеете в виду.

— О боже! — взвизгнул Твигг. — Да вы просто насмехаетесь надо мной!

Его заставило замолчать слово, вырвавшееся из уст Каллингфорда Эббота. Эббот на мгновение отвернулся, чтобы замаскировать улыбку, потому что, когда он снова повернулся к Гарту и Твиггу, на его лице уже было ироническое выражение.

— Это и есть самый важный момент? — спросил Гарт.

— Нет, — ответил Твигг, который внезапно снова стал учтивым и выглядел еще более зловеще, чем до этого. — Нет, доктор. Не это самое важное, и вам об этом хорошо известно. Но я тоже умею шутить. Возможно, мне тоже следовало начать с шуток.

— Уверяю вас, — в отчаянии сказал Гарт, — мне еще никогда в жизни не хотелось смеяться меньше, чем сейчас.

— Нет? Почему же в таком случае вы насмехаетесь надо мной?

— Я не знаю, как устроены мозги у полицейских, мистер Твигг. Я не знаю, как рассуждают полицейские. Но приводить в качестве примера «Тайну желтой комнаты» — это чушь как с практической точки зрения, так и с эстетической.

— Эстетической! — изумленно повторил Твигг. — Эстетической! Ого! — Это слово разъярило его точно так же, как другое слово вчера вечером. — Что значит это «эстетической»? Будьте так добры, ответьте мне.

— Я хочу сказать, что это некорректно с обеих точек зрения. Вы не имеете права брать из детективной истории один отрывок, который, как вам кажется, подтверждает вашу версию, и не принимать во внимание другой отрывок, который противоречит первому. Убийство в «Тайне желтой комнаты» совершенно не похоже на убийство в нашем павильончике, а леди Калдер не имеет ни малейшего отношения ни к одному, ни к другому.

— В таком случае я задам вам вопрос, касающийся леди Калдер. Сколько у нее купальных костюмов?

— Что?

— Вы прекрасно меня слышали, доктор. Сколько купальных костюмов имеется у леди Калдер?

Снова неожиданный удар с той стороны, откуда его совсем не ждали! Гарта охватил страх, который, впрочем, никогда не покидал его надолго, когда речь шла о Бетти. Он чувствовал, как на каждом шагу его подстерегает поражение; даже приступы злости у Твигга начинали казаться ему притворными. Он прекрасно понимал, что уже не сумеет противостоять полиции как равный соперник, и тем не менее все же каким-то образом он должен суметь!

— Но у нее больше одного костюма? Это вы подтверждаете?

— Больше одного? Да, думаю, что да.

— Ага! И этой даме не очень понравилось бы, если бы ее купальные костюмы надевала какая-нибудь другая женщина? Или ее купальный халат, раз уж об этом зашла речь?

— Я не могу ответить на этот вопрос, — снова сказал правду Гарт, — потому что мы с ней никогда не говорили об этом.

— А я могу ответить, — сказал Твигг, — потому что сегодня днем немного поговорил об этом с миссис Хеншью. Что сказала леди Калдер о том купальном костюме, который ее сестра надела в субботу днем? Она сказала, что Глайнис Стакли где-то нашла этот костюм без ее ведома и надела его без ее ведома. Леди Калдер сказала именно так. Верно?

— Ну, хорошо. И что же следует из того, что леди Калдер сказала именно так?

— То, что она сказала неправду. Эти вещи она держала под замком. Миссис Хеншью готова показать это под присягой. Если Глайнис Стакли каким-то образом заполучила купальный костюм или купальный халат в этом доме, то это могло быть только в том случае, если ей их дала сама сестра.

Такова первая улика, свидетельствующая против этой дамы, доктор. Вторая улика — это велосипед. Этот велосипед обычно держат в сарайчике с северной стороны дома, недалеко от велосипедной дорожки, ведущей к шоссе. Она говорит, что ездила на этом велосипеде по окрестностям вплоть до той минуты, когда сразу после шести часов встретилась с Ормистоном. Юный мистер Ормистон клянется, насколько этот парень вообще может клясться, что он вообще ее не видел.

А что можно сказать о том отрезке шнура, которым убийца воспользовался, чтобы задушить Глайнис Стакли? Разве правдоподобно, что кто-то совершенно посторонний пришел в дом, чтобы найти там орудие убийства? Как ему вообще пришло в голову, что там можно найти шнур? Или что шнур можно найти в задней комнате, где его неделю назад оставили мастера, чинившие слуховое окно?

— Секундочку, мистер Твигг! Вы можете доказать, что этот шнур находился в задней комнате?

— Ха! Могу. Это сообщила миссис Хеншью.

Каллингфорд Эббот сел и принялся насвистывать сквозь зубы. В салоне стоял сплошной гул от разговоров. Твигг вытянул руку вперед.

— А теперь послушайте, доктор. Вы не хотите, чтобы я подверг допросу леди Калдер, верно? Хорошо, я не стану ее допрашивать. Вы хотите получить шанс, чтобы иметь возможность защитить ее, так? Хорошо, я даю вам этот шанс. В том случае, если бы это дело поручили вам, что бы вы сделали?

— Если вы говорите серьезно…

— Серьезно. Что бы вы сделали, будь вы на моем месте?

— Во-первых, — сказал Гарт, — я бы прочел книгу, которая называется «Чьей рукой?». Во-вторых, поинтересовался бы, что случилось с Майклом Филдингом.

— С Майклом Филдингом? Меня удивляет, что вы снова заговорили об этой ерунде.

— Куда же он подевался, в таком случае? Он сказал, что вернется, однако не вернулся. Вот на столе его котелок. А где же он сам?

И в этот момент Гарт увидел Марион Боствик.

Он смотрел поверх плеча Твигга в западную часть салона, где было несколько полированных инкрустированных деревянных дверей, ведущих в холл. В одной из этих дверей стояла Марион Боствик в белом платье, высоко вскинув голову и повернувшись лицом в сторону салона. Казалось, что она скорее кого-то ждет, а не просто из любопытства разглядывает салон. Она была одна.

— В пятницу ночью, — неожиданно сказал Гарт, не спуская глаз с Марион, — я дал определенное обещание одной особе. До сих пор я это обещание не нарушил, однако ради леди Калдер мне вскоре придется это сделать.

— Гм. Какое обещание, доктор?

— Об этом вы узнаете в свое время. И если вы не хотите поискать Майкла Филдинга, то это сделаю я. Извините.

И Гарт направился в сторону холла.

Твигг что-то проворчал ему вслед, но его слов никто не расслышал. Каллингфорд Эббот тоже что-то сказал, но Гарт уже не обращал на это внимания.

Он не мог идти быстро, чтобы не привлечь к себе внимание. Ему казалось, что это длилось несколько минут, однако в действительности прошло не более шести или семи секунд, когда он подошел к полированным инкрустированным дверям. Он хотел вспомнить лицо официанта, передавшего сообщение Майклу, однако в тот момент, как это и бывает в большинстве случаев, когда речь идет о лицах официантов, не обратил на него особого внимания.

В холле было много людей. Гирлянды электрических лампочек освещали полированную деревянную обшивку холла, подчеркивая его архитектурную красоту. Стены на высоте около четырех метров были украшены фризом, состоящим как минимум из двадцати панелей, на каждой из которых был изображен какой-нибудь боевой корабль флота Его Королевского Величества, полным ходом плывущий в облаках дыма. На центральной панели прямо над огромной дверью, ведущей на Виктория-авеню, был изображен бронированный дредноут новейшего типа, недавно пополнивший военный флот.

Однако лишь эти картины соответствовали драматизму ситуации.

Портье стоял за своей стойкой и не обращал никакого внимания на звонивший телефон. Два лифта, каждый из которых приводил в действие служитель в белых перчатках, подтягивающий стальной трос, двигались до шестого этажа и обратно вниз. Вокруг холла, словно кареты в Гайд-Парк-Гарденз, медленно и церемонно прогуливались женщины в шляпах.

Эти шляпы казались большими, поскольку имели узкие поля; их украшали букеты цветов и перья. Все женщины были в перчатках, так же как и мужчины. С точки зрения Твигга это означало бы проблему с отпечатками пальцев, если бы…

Марион тоже исчезла. По крайней мере, Гарт нигде ее не видел.

А куда, черт бы его побрал, подевался этот Майкл?

Все эти шляпы и равнодушные лица под ними словно парализовали Гарта и сделали его бессильным. Тут мимо него проплыла фигура, показавшаяся ему знакомой, фигура в полосатом жилете, а поскольку здесь он не мог кричать, он просто преградил путь этой фигуре и вынудил ее остановиться.

— Это вы, да?

— Сэр?

— Вы, случайно, не тот официант, который четверть часа назад передал сообщение от одной дамы молодому человеку, находившемуся вместе со мной в салоне?

— Нет, сэр, это не я. Такие поручения выполняет посыльный. Прошу прощения, сэр…

— Секундочку. Вы обслуживаете гостей здесь или в салоне?

— Здесь, сэр.

— Вы сегодня уже давно находитесь здесь?

— Около получаса, сэр. Если вы соблаговолите…

— В таком случае вы по крайней мере должны были хотя бы видеть его. В холле тогда еще не было всех этих людей. — Гарт быстро описал Майкла. — Он куда-то торопился и был без шляпы и перчаток. — Из руки Гарта в руку официанта незаметно перешли деньги. — Может, я смогу немного освежить вашу память? Вы в самом деле вообще его не видели?

Официант отвернулся, несколько секунд боролся сам с собой и снова повернул голову к Гарту.

— Возможно, я передал сообщение от одной дамы, сэр. Иногда мне приходится это делать.

— Кто она была, эта дама? Вы можете описать ее?

— Нет, сэр, не могу. Я ведь не мог разглядывать эту даму. Это была просто дама.

— Послушайте, я вовсе не ревнивый муж, который шпионит за своей женой. Это дело гораздо важнее. Вспомните, и я еще раз освежу вашу память.

Официант начал говорить тише и внезапно превратился в обыкновенного человека.

— Больше денег я не могу взять, сэр, — испуганно прошептал он. — Это ни к чему, даже если бы вы дали мне десять фунтов. Мы не имеем права разглядывать гостей, и поэтому я тогда не разглядывал ее. К тому же она говорила мне на ухо и при этом стояла сзади. Честное слово.

— А почему вы вообще это запомнили?

— Потому что эта дама хотела, чтобы он пришел к ней в «Грот», сэр.

— А что такое «Грот»?

— Это бильярдный зал вон там, внизу. В воскресенье он закрыт.

— Если в воскресенье зал закрыт, как у него могло быть там свидание с этой дамой?

— Я не говорил, что зал заперт. Однако на бильярдных столах чехлы и свет погашен, так что много там не увидишь. Извините, сэр, но я уже действительно должен…

— Последний вопрос! Этот молодой человек пошел туда вниз?

— Да, сэр. Он пошел туда совсем один.

Был погожий воскресный день. Телефон портье звонил не переставая. Официант повернулся и исчез.

В этом холле, отмеченном присутствием дам, чувствовался стойкий аромат духов или цветов, а возможно, и того и другого. На стене, обшитой полированным деревом, висела табличка со стрелкой, указывающей на коридор в северной части холла, и надписью позолоченными готическими буквами: «К гроту».

Во второй половине этого коридора электрические лампочки не были зажжены. Здесь проходила граница, за которой действовали законы воскресенья. Однако ковры были толстыми, а коридор — широким. Гарт, спешащий в глубь коридора, давно оказался бы в темноте, если бы кто-то не оставил открытым окно из мозаичного стекла в конце коридора. В дневном свете, который в этой северной части отеля позже пяти часов был уже достаточно слаб, он различил контуры первого столбика лестничных перил. Лестница, снабженная еще одной стрелкой и позолоченной надписью «К гроту», вела вниз.

— Майкл! — громко позвал Гарт.

Лестница, широкая и покрытая ковром, указывала, если человек стоял наверху, направление, противоположное северному. Слева на обтянутой тафтой стене лестничной шахты висели дощечки с засушенными рыбами, выглядящими совершенно неправдоподобно и похожими на бутафорские, сделанные из папье-маше, которые никогда не могли быть выловлены в море.

Под лестницей было темно. Примерно до половины лестницы Гарт бежал, потом, поколебавшись, остаток пути прошел медленно. Внизу в темноте открывался довольно низкий коротенький коридорчик, ведущий в «Грот», или в бильярдный зал.

Гарт крикнул:

— Майкл! — И потом: — Есть здесь кто-нибудь?

Некогда было раздумывать, что могло бы произойти, если бы он встретился с тем, с кем ему не хотелось встречаться в темноте. Он совершенно точно знал, что там кто-то есть, хотя и не мог ясно охарактеризовать шелест или движение, выдавшие ему чье-то присутствие.

Он остановился в коридорчике, вынул из кармана коробок и зажег спичку. Прикрыл рукой пламя, пока оно достаточно не разгорелось, но не увидел в его свете ничего, кроме края накрытого чехлом бильярдного стола неподалеку.

Слева от него, еще в коридорчике, на стене висело что-то похожее на низкий деревянный ящичек. Прежде чем спичка успела погаснуть, на этом ящичке блеснула замочная скважина. Перчатки у Гарта были тонкие, а ящичек оказался незапертым. Он открыл его кончиками пальцев, а когда начал нажимать на выключатели электрического освещения, чей-то голос что-то крикнул ему.

Три люстры осветили три зачехленных стола в помещении с низким потолком, каменным полом, причудливыми нишами в стенах и другими витринами с засушенными рыбами, словно в замерзшем аквариуме. У первого бильярдного стола стояла Бетти Калдер.

Он еще никогда не видел Бетти разъяренной, но сейчас она была в ярости.

— Что ты здесь делаешь? — пронзительным голосом закричала она. — Чего тебе нужно? Неужели ты не можешь наконец оставить меня в покое?

— Что я здесь делаю?

— Да!

Очевидно, она прочла по его лицу, что он пришел в ужас. Он явно чего-то боялся. Однако, возможно, злость Бетти тоже являлась самоцелью, как если бы она вообще не умела ненавидеть, хотя и любила. В любом случае она ударила кулаком по столу скорее от безнадежности, чем под влиянием какого-то другого чувства.

— Какой смысл продолжать это? Какой смысл верить, что мы когда-нибудь могли бы быть счастливы вместе? А теперь мы неискренни даже по отношению друг к другу, не так ли?

— Да, Бетти, мы неискренни по отношению друг к другу.

— И никогда не будем искренними! Никогда! Почему ты не уйдешь и не оставишь меня в покое? Лучше бы я умерла…

— Ради бога, Бетти, ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь! Где Майкл Филдинг?

— Я не знаю, где он! Как я могу это знать? И вообще, мне это безразлично.

— Тебе это не должно быть безразличным, моя любимая. Тебе не должно быть безразлично, если этот юноша мертв и если Твигг снова найдет нас вместе в самый неподходящий момент.

Нижняя губа Бетти отвисла, так что ее губы образовали почти квадрат вокруг красивых зубов. О ее лице никто не мог сказать, что оно жестокое или некрасивое, но сейчас, после шока, который она, очевидно, испытала, оно выглядело почти таким.

— Мертв? Почему ты говоришь, что он мертв?

— В лучшем случае он просто исчез. Какая-то женщина вызвала его из салона приблизительно через минуту после того, как ты оттуда ушла. Бетти, надеюсь, ты не была той женщиной, которая вызвала его оттуда?

— Нет!

— Известно, что он пошел вниз. Один. Ты видела его?

— Нет!

В бильярдном зале было холодно и довольно сыро. Гроты из крупных камней, устроенные в стенах, образовывали что-то вроде альковов, и в каждом из них была тусклая электрическая лампочка над дощечкой с уникальным уловом, так чтобы можно было прочесть на табличке с белой надписью, кто и какую рыбу выловил, и дату, когда эта рыба была выловлена. Однако Гарт внимательно смотрел лишь на ближний край бильярдного стола, у которого стояла Бетти.

Там нечто привлекло и приковало его взгляд, нечто такое, что едва было видно, хотя на это нечто светили с потолка люстры.

— Бетти…

Гарт сделал несколько шагов вперед, быстро снимая перчатки, засовывая их в карман и одновременно вытаскивая платок. Он дотронулся указательным пальцем до края стола. Потом сразу же вытер руку платком и сложил его.

— Постарайся сохранить спокойствие, — сказал он, — и снова не теряй головы. Ведь это, — он постучал по краю стола, — ведь это пятно крови. Бетти, где Майкл Филдинг?

Глава 15

— Не знаю. Я вообще не видела его. Если ты думаешь, что это не так, ты, наверное, просто сошел с ума.

— Ты долго находишься здесь, внизу?

— Две… две-три минуты, не дольше. Вот и все.

— Если ты что-то скрываешь, Бетти, скажи об этом мне. Ты не должна меня опасаться.

Бетти сделала глубокий вдох.

— Да, я знаю, что не должна. Я знаю, что ты будешь защищать меня. Ты уже защищаешь кое-кого другого, разве не так?

Она уже не владела своим нежным голосом, от него осталось лишь напряженное дыхание. Гарт неотрывно смотрел на эту восковую бледность и потухшие карие глаза. Сейчас не стоило говорить ей, что женщина, каждая женщина, умеет выбрать самый неподходящий момент для сцен обиды или ревности, доходя при этом до грани исступленной ненависти.

— Так значит, — сказал он, — это ты была под дверью моего номера вчера ночью. Ты подслушала мой разговор с Марион Боствик.

— Да, я слышала его. Я слышала все. Хотя во второй раз ты едва не поймал меня.

— Бетти, неужели ты действительно не можешь понять…

— Нет, не могу. Вплоть до той минуты я ругала себя за то, что плохо относилась к тебе, и ненавидела себя за это. Но потом мне это стало казаться смешным. Разве я была хоть когда-нибудь такой же скверной, как твоя драгоценная-предрагоценная подружка миссис Боствик? А теперь я скажу тебе, что в действительности произошло в субботу…

— Нет, не скажешь!

— Я скажу тебе…

— А я тебе говорю, что ты этого не скажешь! — крикнул Гарт; обошел вокруг стола и встал рядом с ней. — Бетти…

Серые перчатки взлетели, готовые растерзать. Однако и это был всего лишь жест.

— Я уже догадался об этом, но сейчас у нас нет времени. Если с Майклом Филдингом что-то случилось, этого будет достаточно, чтобы тебе пришлось объяснять свое сегодняшнее поведение.

— А ты полагаешь, что мне будет трудно объяснить свое сегодняшнее поведение?

— Можешь уже сейчас попытаться объяснить, что ты делаешь здесь внизу. Именно в бильярдном зале. Почему ты убежала из салона?

— Я спустилась сюда, потому что это единственное место в этом ужасном отеле, где человек может побыть в одиночестве в воскресенье. В одиночестве, в абсолютном одиночестве. Разве тебе никогда не хотелось побыть наедине с собой и спрятать свое лицо от всех? Нет, тебе наверняка не хотелось. Ты относишься к тем людям, которые никогда не выходят из себя и всегда сохраняют спокойствие. Я знала, что ты не веришь мне. Знала это уже со вчерашнего вечера. Но я не предполагала, насколько ты не веришь мне, до тех пор пока ты не показал Майклу Филдингу тот листок бумаги с напечатанным на машинке текстом и не сказал ему, что был вынужден солгать мне, будто это письмо написал ты.

— Ты слышала ночью, что я говорил Марион. И тем не менее ни словечка не упомянула об этом сегодня. До тех пор пока такая глупость, как это письмо, не разозлила тебя.

— Так, значит, это глупость? Значит, то, что произошло с этим письмом, это, по-твоему, глупость! Как я ненавижу тебя! Я никогда в жизни никого так не ненавидела!

— Бетти, замолчи!

— Ну, ударь меня! Почему ты меня не ударишь? Я знаю, что ты сделал бы это с большим удовольствием. Я вижу, как ты поднимаешь руку. Ну, почему ты меня не ударишь?

— Замолчи, говорю я тебе. Мы должны найти Майкла. Мы обязательно должны найти Майкла! Еще минута и…

Гарт знал, что еще минута, и Бетти расплачется, и остановить этот плач он сможет только, дав ей сильную пощечину. Но именно этого он и хотел; его даже испугало, что он испытывает такое сильное желание ударить Бетти или трясти ее так, чтобы у нее стучали зубы.

Гарт быстро повернулся, оглядел помещение и принялся размышлять.

Он чувствовал, как у него на лбу выступает пот. В этом так называемом «Гроте» они, казалось, совершенно затеряны, как в каком-то подводном мире, где нет абсолютно никаких звуков, если не считать звука шагов Гарта. Он быстро направился к альковам с рыбацкими трофеями.

Возможно, они действительно были полированные или лакированные; Гарт не настолько хорошо разбирался в рыбной ловле, чтобы это знать. В каждом алькове был, кроме того, круглый столик со скамеечкой, обтянутой зеленой кожей. Он заглянул подо все скамеечки и осмотрел искуственно нагроможденные камни над головой. Потом вернулся к бильярдным столам.

— Больше здесь искать негде, — сказал он. — Майкла здесь нет.

— А тебя это удивляет? Наверное, он исчез. Наверное, это я устроила, чтобы он исчез, словно колдунья в одной из тех книг, которые ты мне дал.

— Ладно, с этим пора кончать, Бетти. Именно здесь отчасти кроется причина наших затруднений, и ты должна узнать об этом прямо сейчас. Я не только дал тебе эти книги, многие из них я написал сам.

— О боже, о чем это ты снова говоришь?

— Только о том же: возможно, я не очень хорошо защищаю тебя. Однако не думаю, чтобы тебя повесили только потому, что я написал несколько романов о преступлениях, которые, на первый взгляд, было невозможно совершить.

— Только не оправдывайся. Не стоит. Ты ведь занимаешься еще кое-чем, не правда ли? Ты замечательно защищаешь свою драгоценную, драгоценнейшую миссис Боствик!

— А что может произойти, — нарушил тишину новый голос, — с его драгоценной, драгоценнейшей миссис Боствик?

Буквально за полсекунды до того как раздался этот новый голос, Гарт заметил полосу света, который, впрочем, мог быть включен уже давно. Сводчатый коридорчик, ведущий в бильярдный зал, был ярко освещен снаружи. Освещены были также красная ковровая дорожка, ведущая к лестнице, и красный ковер на лестнице, и латунные прутья, придерживающие его; полированные стены с обеих сторон. Все это сияло в ярком свете. У подножья лестницы стоял Винсент Боствик, прижимая цилиндр к груди и держа под мышкой трость с серебряным набалдашником.

— Итак, мадам, — спросил он, — могу ли я поинтересоваться, что вы имели в виду?

Бетти не пошевелилась, а ее лицо сейчас абсолютно ничего не выражало. Однако Гарт тремя широкими шагами преодолел расстояние, отделяющее его от коридорчика.

Весь коридор над лестницей был освещен хрустальными люстрами, висящими под роскошно отделанным потолком. На середине лестницы слева у перил стояла Марион Боствик, а ее голубые глаза ничего не выражали, так же как и глаза Бетти.

Винс сказал:

— Я спросил…

— Разумеется, — перебил его Гарт, внутри у которого все кипело. — Но мы думали, что ты ушел, Винс. Мы думали, что вы оба ушли. Мы думали, что ты всегда ходишь за Марион.

— Я действительно хожу, милый друг, — сказал Винс совершенно другим тоном. — Поэтому я вернулся. Марион не ушла. Она подумала, что у тебя внизу какие-то странные делишки, и я подкупил одного служащего, чтобы он включил здесь свет.

— А почему Марион подумала, что у меня здесь какие-то делишки?

— Ну, понимаешь…

— Не позволяй им запугать себя, Винс! — воскликнула Марион. Ее губы искривились в гримасе, выражающей смесь испуга и жестокости. Она великолепно выглядела в белом платье на фоне красного ковра и полированных дубовых панелей.

— Не позволяй им запугать себя, Винс, — повторила она, наклоняясь вниз. — Ты всегда позволяешь всем себя запугивать. А я этого не хочу! Что бы ни говорил Дэвид, нам нечего бояться.

Винс покачал головой.

— Бывают моменты, дорогая, когда тебе недостает элементарного приличия. Серьезно, бывают моменты, когда тебе не хватает приличия. Во многих смыслах этого слова. Я не намерен здесь ссориться, чего ты от меня, очевидно, ждешь.

— В таком случае буду ссориться я, Винс. Буду ссориться сейчас!

— Ну, начинай, Марион, — сказал Гарт.

Однако он не узнал, что могло бы произойти или что сказала бы Марион. Наверху на лестнице появились еще две фигуры — молодой человек с бледным лицом и неуверенной походкой и пожилой джентльмен с пышными седыми усами, сжимающий выше локтя руку молодого человека, — и остановились там, глядя на находившихся внизу.

На обоих вновь пришедших падал яркий свет из хрустальных люстр. Этим пожилым джентльменом был Каллингфорд Эббот. А молодым человеком был Майкл Филдинг.

— Идите вниз, — буркнул Эббот своему спутнику и отпустил его руку. — Пожалуйста, идите вниз и попросите прощения. Можете мне поверить, сегодня днем я уже поставил на место одного юношу вашего возраста. И сейчас собираюсь сделать то же самое. Идите вниз!

Появление Майкла, казалось, должно было сразу снять напряжение, однако этого не произошло. Выражение его глаз, сжатые губы, почти неестественный блеск высокого воротничка — все это говорило Гарту, что худшее еще впереди.

И несмотря на то, что он появился так неожиданно, от внимания Гарта не ускользнуло, какое в этот момент выражение лица было у Марион, хотя больше никто этого не заметил. Марион, Винс и Гарт смотрели на верхнюю площадку лестницы. Бетти прибежала в коридорчик и тоже глядела наверх.

Эббот, все еще стоящий на верхней ступеньке, вытащил из рукава платок и промокнул им губы, как искусный иллюзионист. Потом засунул платок обратно в рукав, поднял правую руку и сделал жест, предназначенный кому-то, кого не было видно. Люстры погасли. Погас весь свет наверху, остался лишь слабый отблеск из бильярдного зала. За спиной Эббота Гарт видел квадрат угасающего дневного света в окне из мозаичного стекла, по-прежнему наполовину открытом, а также (раньше он этого не замечал) еще одну вертикальную полоску света за какой-то полуоткрытой боковой дверью.

Майкл споткнулся в этой неожиданно наступившей полутьме и едва не упал на лестнице. Винс отступил в сторону. Первой заговорила Бетти.

— Надеюсь, теперь ты успокоился, — сказала она, обращаясь к Гарту. — И они, надеюсь, тоже. Надеюсь, что все, все успокоились!

И она побежала наверх.

Гарт лишь мельком увидел выражение безнадежности и отчаяния на ее лице, когда она, приподняв юбки, словно слепая, взбежала вверх по лестнице. Пробегая мимо Марион, она слышала, как та смеется. Гарт не пытался ее задержать. Теперь его чувства (а они были очень сложны) сосредоточились прежде всего на Марион и Майкле Филдинге.

— А теперь, милый Гарт, — строгим голосом сказал Каллингфорд Эббот, спускаясь с лестницы, пожалуй, чересчур эффектным шагом, — теперь мы проясним это недоразумение.

— Да, конечно.

— Во-первых, я избавился от Твигга. Прошу тебя, не расспрашивай, как мне это удалось, однако я избавился от него на несколько минут, так что он не будет тебя беспокоить. Во-вторых, из-за всех этих прогулок и переполоха я превратился в идиота.

— В этом я не совсем уверен.

— Нет? — Непринужденным движением Эббот вставил монокль в глазную впадину. — Твигг уже собирался отправиться в отель, чтобы найти тебя. Наш милый секретарь (называй его секретарь, а не портье) был вне себя от злости. А мне достаточно было зайти в… мне достаточно было умыть руки, и я обнаружил там этого юношу, которого вы искали, здорового и невредимого, как видишь.

— В этом я тоже не уверен. — Гарт быстро повернулся. — Майкл, что произошло?

— Да, Майкл, — крикнула Марион, — что произошло?

Пока Бетти бежала наверх, Майкл спустился по лестнице и вбежал в бильярдный зал. Теперь он стоял спиной к ближнему столу прямо под люстрой, на лице у него было испуганное, выжидательное и недоверчивое выражение.

— Да простит меня Бог, но вы, шеф, наверное, сошли с ума. — Майкл повысил голос. — Что произошло? Ничего не произошло. Это была шутка.

— Что?

— Шутка! Причем, не очень удачная. Вы ведь присутствовали при этом, да? Ну, когда тот официант вошел в салон и принялся шептать мне на ухо.

— Да, я присутствовал при этом. Что сказал тот официант?

— Что якобы какая-то дама желает поговорить со мной с глазу на глаз в «Гроте» (это его точные слова) кое о чем, что имеет отношение «к этому делу». Ну, естественно, что сразу же пришло мне в голову? — Майкл внезапно сглотнул, словно у него болело горло. — Мне пришло в голову, что она имеет в виду это убийство, о чем я вам и сказал. Я не знал, что такое «Грот», хотя по всему отелю развешаны таблички с этой надписью и стрелками, указывающими, как туда пройти.

Официант сказал вам, кто эта дама?

— Нет. Он утверждал, что не видел ее. Потом, когда я уже шел сюда, мне это не давало покоя. Слова «это дело» могут ведь означать что-нибудь другое.

— Ага! — выдохнул Каллингфорд Эббот, который стоял рядом с Марион Боствик и поглаживал усы. — А потом вы, конечно, подумали, что какая-то красотка хочет с вами познакомиться, верно? А вы случайно чуточку не переоцениваете себя, юноша?

Тем временем все столпились вокруг Майкла, который теперь стоял, понурив светловолосую голову. После этих слов напряжение еще больше усилилось.

— О чем бы я ни думал, это продолжалось недолго. Что я стал бы делать в этом месте? В бильярдном зале?! К тому же здесь никого не оказалось. Я подождал восемь или десять минут. Потом мне стало ясно, что надо мной подшутили, и я ушел отсюда. Это не самое чистое место на свете, сами видите.

Потом Майкл повернулся к Гарту и спросил:

— А зачем весь этот шум, шеф? Тут что, кто-то сошел с ума? Я всего лишь зашел в… туда, чтобы умыться и почиститься, а на меня сразу набросился этот пожилой джентльмен с моноклем, словно я украл королевские драгоценности. Прошу прощения за то, что я разговаривал с ним слишком резко и советовал не совать нос в чужие дела. И вообще, с меня на сегодня уже вполне достаточно этих удовольствий.

— Это еще не все, — сказал Эббот, — если вы не будете вести себя, как следует. Ну, ладно! Я принимаю ваши извинения. Ничего плохого не произошло. Как по-твоему, Гарт?

— А что, если я так не думаю?

— Что ничего плохого не произошло?

— Так значит, вы говорите, Майкл, — спокойным тоном спросил Гарт, — что никого здесь не видели? И что ничего плохого в этой темноте с вами не произошло?

— Черт возьми, шеф, что плохого могло со мной произойти? Я ведь в полном порядке. Разве вы не видите? У меня даже воротничок не измят. Так в чем же дело?

— Меня удивляет, — после минутного молчания ответил Гарт, — почему вы вообще упомянули об этом воротничке. Многие люди берут с собой запасной воротничок в жаркое воскресенье. На полотне, которым накрыт этот бильярдный стол, имеется большое пятно крови, приблизительно в десяти сантиметрах от того места, куда вы опираетесь правой рукой.

— Шеф!..

— На вас здесь кто-то напал, да? И вы так перепугались, что едва не сошли с ума. Вы ведь сами медик, так что позвольте, я осмотрю ваши горло и ноздри.

Майкл перебежал на противоположную сторону стола, словно хотел сохранить расстояние, равное его длине, между собой и приближающимся Гартом. Однако атмосфера уже, очевидно, повлияла на большинство присутствующих. Марион стояла выпрямившись, ее глаза и губы выражали презрение. Винс уставился в пол.

— Молодой человек, — лаконично спросил Эббот, — это правда?

— Нет! Нет! Клянусь, это неправда!

— Если вы позволили убийце запугать вас до такой степени, что теперь ничего не скажете, Майкл, — произнес Гарт, — вполне может случиться, что из-за вас повесят невинную женщину. Вы видели леди Калдер? Вам нравится эта перспектива?

— Помилуй меня Бог, нет, шеф!

— А если вы позволите Дэвиду запугать вас до такой степени, что исполните все его желания, бедняжка Майкл, — весьма убедительным тоном сказала Марион Боствик, — вы окажетесь еще глупее, чем я до сих пор считала. Мы ведь ничем ему не обязаны! Мы не должны его бояться! Ему нужно только одно: защитить свою любовницу из того домика возле пляжа. Или, возможно, вы скажете, что это неправда, Дэвид?

Гарт по инерции сделал еще два шага к бильярдному столу и обернулся.

— Марион, — сказал он, — не развязывайте войну. Во имя старой дружбы не развязывайте войну.

Марион приподняла одно плечо.

— Дэвид, что за чушь вы несете? Болтаете невесть что, да к тому же с таким спесивым видом? Войну?

— Войну между вами и мной. Я стараюсь избежать ее.

— Ну-ну! Полегче на поворотах! Я не имею ни малейшего понятия…

— Если не вы, то Винс имеет понятие.

— У меня есть куча понятий, чтобы вы знали, — сказал Винс, покачал головой и бесстрастно посмотрел на Марион, — понятий, о которых даже моя проклятая болтливость никому не говорит и позволяет им спокойно спать. Марион, малышка, я бы на твоем месте вел себя чуточку осторожнее. Ты думаешь, что Дэвид больше тебе не нужен. Ты думаешь, что он не осмелится выбросить тебя за борт, чтобы вместе с тобой не выбросить туда Бетти Калдер. Ты, как безумная, становишься на слишком тонкий лед, моя любовь. Будь осторожнее! Я уже однажды предупреждал тебя, но ты никогда не умела думать на два хода вперед.

— Ну, если уж ты заговорил о безумцах, — сказала Марион, — то они меня окружили сейчас со всех сторон. Ну, Майкл, скажите этим глупцам, был кто-нибудь в этом помещении, когда вы пришли сюда несколько минут назад?

— Нет, Марион, здесь никого не было.

— А на вас напал кто-нибудь, милый Майкл?

— Нет! Нет! Нет! И на шее у меня нет никаких синяков!

— Если человек хочет узнать правду и ничего, кроме правды, а я, прошу вас мне верить, тоже этого хочу, — это страстное желание Марион звучало, как желание материализованного ангела, — это вовсе не так трудно, как думают люди. И это действительно правда! Вы должны понять, что это правда. А если вам это непонятно, то вы просто болваны! Мистер Эббот, разве вам не понятно, что это правда?

— Эббот… — довольно раздраженно начал Гарт.

— Послушайте, если вы будете вмешиваться… — почти завизжала Марион.

Их голоса звонким эхом отражались от каменных гротов. Майкл оцепенело стоял у бильярдного стола. Винс снова уставился в пол.

— Послушайте меня, вы все! — сказал Каллингфорд Эббот.

Мгновенно стало тихо.

Эббот снова вытащил из рукава платок и приложил его к губам и ко лбу. Он колебался. Направился в сторону коридорчика, словно хотел уйти, но тут же вернулся.

— Еще двадцать четыре часа назад, — сказал он, — я стал бы самоуверенно утверждать, что сумею овладеть любой ситуацией. И вот, пожалуйста, этой ситуацией я овладеть не могу. Я не господь Бог. Несмотря на все свои заявления, я всего лишь руководитель департамента уголовного розыска. Твигг принес пару новостей, Гарт.

— Да?

— Предварительное разбирательство по делу Глайнис Стакли состоится завтра в Фэрфилдском муниципальном совете. Тебе уже известно об этом?

— Нет, конечно нет. А какую позицию займет полиция во время этого разбирательства?

— Не знаю. Более того, думаю, что Твигг не скажет мне об этом. — Лицо Эббота стало еще более серьезным. — Возможно, он будет добиваться отсрочки. Однако, с другой стороны, если принять во внимание, как теперь настроен Твигг, возможно, полиция неожиданно предъявит доказательства, которые приведут к вердикту, что речь идет о преднамеренном убийстве и, согласно предварительному заключению, в нем будет обвиняться леди Калдер.

— Значит, разбирательство будет коротким?

— К сожалению, да.

— А Майкла тоже допросят в качестве свидетеля?

— Гм! — Монокль многозначительно блеснул. — Связь этого юноши с Глайнис Стакли не имеет — по крайней мере с точки зрения закона — ничего общего с убийством, совершенным вчера днем. Если уж мы начали этот разговор, то юного Ормистона тоже не вызовут, так же как мистера и миссис Боствик, даже если бы они что-то знали. Единственная, кто обязательно будет давать показания, это леди Калдер как ближайшая родственница. А также, очевидно, ты, поскольку именно ты обнаружил труп.

— Я хотел бы спросить тебя кое о чем. — Эббот сделал нервный жест. — У тебя имеются какие-нибудь доказательства, кроме психологических, Гарт? Что, если полиция займет ту, другую, позицию? Если бы тебе пришлось быть адвокатом леди Калдер во время этого разбирательства, ты смог бы воспрепятствовать вынесению вердикта, что речь идет о преднамеренном убийстве?

— Нет, не смог бы. Многое из того, что говорит Твигг, это правда.

— Стало быть, грубо говоря, ты сдался?

На лице Марион появился намек на улыбку — не более чем едва заметное движение уголка губ — и тут же исчез. Почти не верилось, что такая улыбка могла появиться у этой очаровательной женщины двадцати лет. Однако Винс Боствик заметил эту улыбку. И Эббот тоже.

— Только не это, — равнодушно сказала она. — Я надеялась…

— Послушай! — энергично продолжил Эббот, жестикулируя еще быстрее. — В дуэли, непрерывно ведущейся между тобой и Твиггом, вы оба для нападения и отражения атаки пользуетесь средствами, которые пока что были бесконтрольными. Было ясно, как Божий день, что еще неизвестно, кто в ней победит. Но поскольку я внимательно следил за этой дуэлью, то осмелюсь сказать, что это продолжалось до тех пор, пока…

— До каких пор?

— Незадолго до того как ты ушел из салона, Твигг спросил, как бы ты расследовал это дело. А ты ему порекомендовал прочесть роман, который называется «Чьей рукой?». Припоминаешь?

— Конечно, припоминаю.

— Ну так это здесь не поможет. Я эту книгу тоже читал. Та женщина, которая производит впечатление колдуньи и заманивает в свои сети, а также лишает здравого рассудка мужчину намного старше нее, вовсе не является, естественно, никакой колдуньей. Она совершенно невиновна. Ее «необъяснимые» преступления всего лишь фокусы, придуманные и выполненные действительным убийцей, другой женщиной, очень хладнокровной и коварной, которая пытается свалить всю вину на нее. Я спросил Твигга, что он думает об этом твоем заявлении. А Твигг сказал, что он с тобой согласен.

— Твигг согласен со мной? — недоверчиво спросил Гарт.

— Да. Он записал себе в блокнот несколько слов из последней главы этого романа. Подожди, я попытаюсь процитировать. — Он быстро взмахнул рукой, чтобы сосредоточиться. — «Мне не повезло, — говорит истинная убийца, — однако могло повезти. Все зависит от того, как толковать закон. Вас не вправе обвинить в убийстве, если не могут установить, каким образом вы его совершили».

Гарт наклонил голову. Он не видел ни Марион, ни Винса, ни даже гипнотизирующих глаз Эббота. Так, значит, Твигг в конце концов загнал его в тупик и воспользовался для этого именно неудачной частью его собственной защиты.

— Ну так как? Есть в этой книге такие слова?

— Есть.

— Значит, теперь на стороне Твигга, возможно, также юридические критерии? А если это так, как ты собираешься противостоять обвинениям?

— Не знаю. — Гарт поднял глаза. — Бог мне свидетель, я все еще не знаю. Однако какой-нибудь способ я должен найти, найти до того, как станет слишком поздно.