Капкан на демона

10 Санкт-Петербург

— Верочка! Как я рад тебя слышать. Столько лет прошло, — прогудел в трубке голос Тужилова. Голос ничуть не изменился. — Как ты, что ты? Хотя… Это долгий разговор. Давай свяжемся по скайпу?

— О, вы продвинутый, современный человек, Тимур Борисович!

Он хихикнул:

— Стараюсь не отставать от вас, молодых… Записывай ник, входи в сеть, позвоню.

Вера не любила пользоваться скайпом. Ей мешали помехи связи, все эти бесчисленные настройки, да и вообще — ее отношения с техникой все равно оставались натянутыми. Но что поделаешь, иногда приходилось. Намного дешевле, чем звонить по межгороду… Андрей научил ее пользоваться программой, которую настроил, но всякий раз она забывала порядок действий и особенно пароль. Наконец, вошла в свой аккаунт, медленно, одним пальцем набрала tuzhiloff, ник тут же нашелся, она внесла его в контакты. Раздался гудок, Лученко нажала «ответить» — и на мониторе появился профессор.

Боже, каким он стал! По контрасту с голосом Вере показалось, что она видит глубокого старика. Семьдесят шесть — да, это не молодость, но все же она не ожидала увидеть дряхлого, заросшего длинной седой бородой деда. Редкие волосы, бывшие когда-то львиной гривой, открывали высокий с залысинами лоб.

— Что, — хмыкнул Тужилов, — удивлена? А ничего удивительного нет, просто годы.

— Я вовсе не…

— Ладно, брось. Слушай, Верочка, я рад, что ты нашла меня. В последнее время много думал о тебе, может, и сам нашел бы, как раз собирался.

— Почему?

— Сначала ты. Какое у тебя ко мне дело?

— У меня сразу два дела.

Вера рассказала профессору о своих сомнениях насчет нескольких случаев СЭВ — синдрома эмоционального выгорания, потом, для начала коротко, намекнула на помощь милиционерам в определении психологического портрета серийного убийцы.

— Теперь вы, Тимур Борисович.

Он задумался ненадолго, кашлянул.

— Вот что, милая, приезжай-ка ты ко мне, и я тебе все расскажу. Не хочу доверять это дело телефонной связи.

— Но…

— Никаких «но». — Он прищурился. — Придумай что-нибудь. И вообще, я знаю, что для тебя значит Питер. Тебе ничего не стоит, как птичке, вспорхнуть и оказаться здесь, ты еще юная. А вот я… Короче, жду. Встретить не смогу, адрес тебе сейчас напишу здесь же, в чате.

Вера слегка оторопела от этого напора. Однако мысль слетать в Санкт-Петербург ей неожиданно понравилась. Почему бы и нет, собственно? Она очень любила этот город и давно в нем не была. Надо только одеться потеплее.

И все же она не угадала с погодой. Из аэропорта поехала в центр — немного пройтись перед визитом к профессору, порадовать себя встречей со знакомыми местами. Дул ледяной ветер, по ощущениям температура воздуха была не выше плюс двух. Навстречу ей по Невскому шли прохожие в легких рубашках, один попался даже в футболке, к тому же он на ходу уплетал мороженое! Вера пришла в ужас: как такое может быть?

Чтобы согреться, она вбежала в какой-то торговый центр на боковой улочке. Поблуждала среди обычных бутиков, закусочных и фонтанчиков, чуть отогрелась. Зашла в туалет посмотреть на себя в зеркало… Так и есть: нос покраснел, скоро сопли потекут. Вошла женщина и тоже встала у зеркала. Видимо, местная: на ней была легкая курточка. Вера пожала плечами в своем стеганом, на подкладке пальтишке и пожаловалась:

— Не понимаю, как вы тут все не замерзаете? Это же невыносимо! — Она шмыгнула носом. — Холод, а у вас по улицам ходят люди в футболках и мороженое едят.

Женщина рассмеялась.

— Ну что вы! Какое там невыносимо, это же прекрасно. Весна наступила, солнце, тепло, птички щебечут. На прошлой неделе еще минус десять было с ветерком, вот это невыносимо. А сейчас… Весна пришла!

Вера не выдержала, тоже рассмеялась. Ничего себе «весна пришла», тут без запаса носовых платков не обойтись. Оказывается, за годы разлуки с любимым городом она успела забыть, что он — северный в полном смысле этого слова.

«…Но вреден север для меня», — бормотала она совершенно справедливые строки поэта, торопливо шагая к ближайшей станции метро. Сориентировалась по схеме и вскоре вышла на нужной станции.

Дверь в квартиру Тужилова открыл незнакомый крупный мужчина, осмотрел Веру подозрительным взглядом.

— Лученко?

— Да.

— Проходите.

Тимур Борисович полулежал на диване.

— А, птичка прилетела. Прекрасно… — Кряхтя, он сел. — Питон, поставь чайник, а мы тут пока потолкуем.

Когда парень вышел, Тужилов очень удивил Веру: на цыпочках подкрался к двери, приложил ухо, прислушался, кивнул.

— Чтобы не подслушивал, — пояснил он. — Это Петя, мой телохранитель.

— Телохранитель? Зачем он вам, Тимур Борисович? От кого он вас охраняет? И почему он должен подслушивать?

Запахнув неопрятный халат, Тужилов медленной старческой походкой подошел к дивану и снова сел.

— Есть от кого охранять. — Он махнул рукой. — После об этом поговорим, вначале согрею тебя чайком.

Телохранитель принес чай и печенье, Тужилов дождался, пока он выйдет, принялся говорить с гостьей полушепотом, то и дело замолкая и подходя к двери, чтобы прислушаться. Один раз он и к окну подошел — будто там тоже мог кто-то притаиться, на четвертом этаже старого питерского дома… Вера не подавала виду, но была ужасно расстроена этими явными признаками мании преследования. Судя по всему, профессор превратился в затворника. Позже в разговоре он подтвердил, что выходит из дому очень редко.

— С эмоциональным выгоранием дело такое, — медленно говорил Тимур Борисович, кивая в такт словам головой. — Такое дело, что моя помощь тебе не очень нужна. Ты, Верочка, как я понял, давно уже специалист высокого класса и в состоянии разобраться сама. Если только ты этот смехотворный предлог не использовала затем, чтобы подступиться к разговору о консультировании правоохранительных органов…

«В корень зрит», — подумала Вера. Несмотря на немощь, старость и странности, психиатр хватки не потерял.

— Не знаю, зачем тебе это надо — работа на ментов, — задумчиво продолжал профессор, почесывая бороду. — А вот мне точно оно ни к чему… Если, конечно, ты согласишься на одну мою маленькую просьбу, тогда…

Лученко напряглась. Знала она его «просьбы».

— Ты помнишь аэропорт? — Тужилов заговорил так тихо, что она едва его слышала. — И тот случай… — В ответе он не нуждался и продолжал: — А я помню. Такое не забудешь… Ты тогда сказала, что применила к себе методику Гершуни, провела удачный опыт. Я потом годы и годы думал об этом, собирал случаи из практики. Ну, знаешь, такие, когда у людей прорезаются способности предвидеть угрозу своей жизни. Очень редко, но попадались… Так вот, я пытался!

Он внезапно вскочил, подошел к двери, прислушался, приложив дрожащий палец к губам. Во всей его фигуре было что-то очень жалкое.

— Кучу литературы перечитал. — Слегка задыхаясь, Тужилов уселся на диван. — Все в точности повторял, как у Гершуни описано. И ничего не получилось!..

Он взглянул Вере прямо в глаза пронзительным взглядом, словно обвиняя ее в своей неудаче, она даже вздрогнула. Как будто не было этих долгих лет, и она, как тогда, в институте, все еще побаивалась грозного преподавателя психиатрии Тужилова Тимура Борисовича, Тимура-завоевателя.

— Я поняла, — вздохнула Вера. — Вы хотите…

— Да, я хочу. Я очень хочу, чтобы тот опыт, ту методику ты применила ко мне, — твердо заявил Тужилов. — Я хочу приобрести такое же предвидение опасности, выработать тот же, если можно так выразиться, рефлекс на смерть.

— Однако вы и хитрец!.. А если у меня с вами ничего не получится?

Он нахмурил кустистые брови, помолчал, пожевал губами.

— Получится. Наверное, ты что-то знаешь. Или у тебя рука легкая. В любом случае только на таких условиях я соглашусь помочь тебе вычислять твоего маньяка. А нет — сами его ловите.

Сказав это, он сквозь полуприкрытые веки внимательно посмотрел на Веру.

— Но зачем вам это? Я понимаю, раньше, но теперь…

Тужилов широко улыбнулся, показав желтоватые зубные протезы.

— Какая тебе разница? Да, я боюсь умереть, несмотря на то что уже одной ногой в могиле. Ты об этом сейчас подумала, да? Не извиняйся. А ты подумала о том, что твой старый профессор мог за свою длинную и непростую жизнь завести врагов? И эти враги, возможно, мечтают его пристрелить? Или убить каким-нибудь иным способом, которых человечество придумало достаточно много. И вообще — да, несмотря на возраст, я боюсь случайной смерти. От катастрофы, террористического акта, стихии, в конце концов. Имею право! Как всякий живой человек. А может, и больше.

Вера встала, походила по комнате.

— Мне надо подумать, — сказала она.

Откинувшись на спинку дивана, старый психиатр деланно безразличным тоном ответил, что Вера вольна думать сколько угодно. Он долго ждал и еще подождет. Гостья же предложила вот что: она отправится побродить, снимет гостиницу на ночь — ночевать у Тужилова она категорически не хотела — и завтра утром сообщит ему о своем решении.

Он пожал плечами.

Но оба они, кажется, уже не сомневались, что Вера согласится…

Днем заметно потеплело, солнышко пригревало, прохожие шокировали приезжую из Киева легкостью своей одежды. Она все еще куталась, хотя насморк, к счастью, обошел ее стороной… Шла и думала, что Питер — ее незакрытый гештальт. Когда-то давно она бывала здесь, но чего-то не успела, а вот чего — сейчас уже и не вспомнить. Может быть, если вот так ходить по улицам и останавливаться на площадях, то вспомнишь?

Лученко обошла по периметру нарядную Дворцовую площадь, потом вышла в ее центр и остановилась. Прикрыла глаза. Солнце грело левую щеку. Она посмотрела под ноги, между булыжниками пробивалась крохотная зеленая травка. Прохожих было мало, они посматривали на Веру дружелюбно. А она стояла и все пыталась понять этот город, Санкт-Петербург. Постичь его сущность. И думала о том, что очень трудно постигать сущность, когда тебе не загадывают никаких загадок. Вот, смотри, город весь как на ладони: каналы, дворцы, памятники. И все же что-то… Что-то же есть. То, за чем сюда едут и летят. И ходят за экскурсоводами толпой с открытыми ртами.

Она пошла за очередной экскурсией, сразу засмотрелась на что-то, отстала. Опять шла, сворачивая наугад. Ей все время казалось, что впереди, там, за углом — самое интересное. Точно! Так и есть. Но когда обсмотришь с ног до головы самое интересное, то опять кажется — нет, там, впереди, за углом… И она шла опять вперед, вдоль каналов и набережных, переходила мосты, заглядывала во дворы.

Двор во дворе — и снова дворик во дворике. «Как матрешки», — подумала Вера. Здесь, внутри, во дворах — деревья, кусты и травы. Снаружи зелени нет, улицы сделаны из камня. По этим каменным плоскостям между каменными вертикалями идешь, идешь — и будто стоишь на месте. Потому что все очень далеко и очень большое.

Ей понравилось гулять вдоль канала Грибоедова: уютно, тихо, вода, мостики камерные, запах реки. Ощущение покоя. А потом, когда начало еле-еле смеркаться, Вера поняла: все-таки она постигла сущность Питера. Ту, которую способна постичь именно она, Вера Алексеевна Лученко, потому что у каждого она своя. Санкт-Петербург — торжество заданной гармонии над природной беспорядочностью. Смысла над хаосом. Пространство в этом месте нарезали на дома, нарубили на каналы, раскатали на набережные и проспекты, выложили площадями. Организовали, одним словом. А суровая северная природа здесь побеждена, чего вообще-то не бывает.

Она подходила к своему отелю, размышляя о том, что не очень она дотошная туристка. Ей неинтересны точные даты, названия, имена, метры и килограммы. Она в этот свой приезд просто зевака и гуляка. Но зато кожей лица чувствует исходящую от зданий энергию… Это энергетика архитекторов, скульпторов и художников. Сквозь подошвы туфель она ощущала тепло строителей этих проспектов и площадей. Энергии осмысленности и порядка, триста лет назад затраченной на дизайн города, хватает до сих пор.

Можно посчитать, сколько полегло людей, осушивших когда-то болота и создавших Санкт-Петербург. Можно подсчитать вложенные в это великолепие средства. Но кому это интересно? Здесь царило главное: результат. Результат любых усилий — всегда главное. Цель не оправдывает средства, она их просто не замечает… Живя посреди такого результата, можно было спокойно вызвать обидчика на дуэль. С улыбкой встать под пулю. Потому что вещи более важные, чем мимолетная жизнь, — это честь и достоинство. Гордый город Санкт-Петербург напомнил Вере, что они когда-то были…

Утром следующего дня она пришла к Тужилову. Села напротив него на стул, рассматривая его с любопытством. Профессор хитер, но она тоже не лыком шита. Этот телохранитель, эта мания преследования… К чему бы они, интересно?

— Тимур Борисович, — она погрозила ему пальцем, — а вы, оказывается, еще больший хитрец, чем я думала.

Он смотрел на нее со спокойным выражением старого льва, в чьей шкуре уже завелась моль, но ему было все равно.

— Вас не враги преследуют, — высказала Вера свою догадку, — а те серьезные люди, которым вы имели неосторожность пообещать методику. Какие-то охранные структуры, да? Или еще серьезнее? Ого… Тренинг на предчувствие опасности вы им пообещали, думая, что сумеете повторить все в точности как у Гершуни. Прошло время, вы не справились, возможно, не отработали аванс. И теперь они на вас насели. Может быть, дело даже не в деньгах.

Тужилов вздохнул, нисколько не пристыженный.

— Ты права, девочка. Не в деньгах, плевать они на них хотели. Просто, как это бывает обычно: один пообещал вышестоящему, тот загорелся заманчивой перспективой и тоже пообещал вышестоящему. Настал срок, они не получили желаемого и начали давить сверху вниз. Дойдя до меня, давление стало ужасным. Да. Такие дела.

— И Петя…

— И Питон меня скорее сторожит, чем охраняет. Ты правильно все поняла. Моя ученица! — с гордостью сказал профессор.

Вера хмыкнула.

— Да уж… Выходит, я вынуждена помогать заложнику.

Она хотела сказать «заложнику своего хитроумия и своей алчности», но решила не добивать старика.

Он оживился.

— Откроем в Киеве филиал фирмы, тоже будем тренинг проводить! Усовершенствуем методику с твоей помощью… К нам выстроится очередь из тех, кто готов заплатить за такой дар — ощущение смертельной опасности! А? Представляешь?

Вера представляла.

— И вообще, я давно соскучился по родному городу. — Он заговорил с льстивыми интонациями. — Хочу приехать, посмотреть на цветение каштанов, а вдруг больше не увижу…

— Я должна подумать, как все это организовать, — вздохнула Вера.

«Представляю себе очередь из тех, кто пожелает за это заплатить… — подумала она. — Это будет не очередь, а столпотворение. Как бы этого избежать?»

— А я тебе помогу! — воскликнул старик. — Что там за маньяк, расскажи.

Она поведала профессору о проблеме киевских правоохранительных органов с серией непонятных, якобы ритуальных убийств. Тужилов вскинул брови.

— Странно, — протянул он. — Очень странно… Месяца два или три назад здесь, в Питере, произошло нечто подобное. По телевизору промелькнуло, я запомнил… Два убийства, и тоже жертв переодевали в кукольные наряды, гримировали под кукол… Ни до, ни после этого ничего подобного не было.

Вера тоже удивилась. Надо будет Прудникову рассказать.

— Тем более есть смысл сотрудничать, — сказала она.

Договорились, что вылетят как можно скорее, чуть ли не сегодня завтра, как только билеты удастся заказать. Делать здесь Вере было больше нечего.

А теперь на нее еще и навалились воспоминания двадцатилетней давности. Зря Тужилов напомнил про аэропорт…