Караси и щуки

МЫШЕЛОВКИ (О русскихъ курортахъ и тому подобной гадости)

Поѣздъ подходить къ курортной станціи…

Нѣсколько лѣнивыхъ туземцевъ, снабженныхъ грязными щупальцами для переноски тяжестей и называемыхъ поэтому носильщиками, врываются съ алчнымъ видомъ въ вагоны и приступаютъ къ раскопкамъ съ цѣлью извлеченія изъ-подъ чемодановъ и узловъ драгоцѣннаго человѣческаго матеріала.

Извлеченное изъ-подъ обломковъ и вытащенное на перронъ человѣческое тѣло сразу становится "курортнымъ больнымъ".

Существо это — жалкое, забитое, отъ всѣхъ униженное и оплеванное…

— Вамъ что — номеръ?

— Да, мнѣ бы номерокъ… недорогой.

— На билліардѣ y насъ одно мѣсто еще есть. Въ ванной можно устроить.

— Ну, нѣтъ… Спасибо. Извозчикъ, поѣзжай въ другую гостиницу!

— Н-но, ты, каракатица! Ползи, что ли.

Ползутъ…

— Мнѣ бы номерокъ. Недорогой.

— Пожалуйте: на билліардѣ есть, потомъ, ежели ванную уважаете, или на галлерейкѣ тоже можемъ.

— Извозчикъ, вези дальше. Что жъ ты, братецъ, увѣрялъ меня, что тутъ есть номера… Врать ты, я вижу, мастеръ.

— Никакъ нѣтъ, не вру я. Номера тутъ есть.

— Такъ вотъ — они же говорятъ, что нѣтъ.

— Не знаю, a только номера есть.

— Послушайте: вотъ извозчикъ говоритъ, что номера y васъ есть.

— Номера? Номера y насъ есть.

— Какъ же вы говорите, что нѣтъ.

— Мы не говоримъ, что нѣтъ. A только, можетъ быть, вы на билліардѣ предпочитаете или въ ванной.

— За сумасшедшаго вы меня считаете, что ли?

— Не знаю, a только больной такъ уже привыкъ къ безнумеровью, что прямо, какъ пріѣдетъ — сейчасъ же на билліардъ лѣзетъ. Даже и въ газетахъ пишутъ: курортъ переполненъ, больные спятъ на билліардахъ и въ ваннахъ…

— Значить, номера есть?

— Пожалуйте. Вотъ номерокъ въ четырнадцать рубликовъ.

— Да мнѣ помѣсячно не надо.

— Это, виноватъ, поденно. Помѣсячно триста.

— Крестъ-то на васъ есть?

— На насъ-то? Давно поставили. Мы — курортъ, съ насъ что взять. Такъ какъ же номерокъ, желаете?

— Давай, чтобъ онъ провалился, вашъ курортъ!

— Никакъ нѣтъ, грунтъ y насъ крѣпкій. Васька, тащи чемоданы!

— Хозяинъ! Тутъ y васъ изъ окна дуетъ.

— A чего жъ вамъ. Свѣжій воздухъ идетъ, чего лучше.

— И замокъ въ дверяхъ не запирается.

— Испорченъ, потому и не запирается. Будь бы не испорченъ, такъ запирался бы.

— Однако, не могу же я жить въ незапертой комнатѣ.

— A вы столикъ къ двери приставьте, да и все. Чемоданъ можно сверху положить для тяжести.

— Однако, когда я выхожу изъ дому…

— A зачѣмъ выходить? Сидите дома, слава Богу, никто не гонитъ. Хучь цѣлый день сидите, мы слова не скажемъ.

— A мнѣ лѣчебныя ванны принимать нужно. Докторъ прописалъ.

— A вы въ прошломъ году записывались?

— На что?

— На очередь. Ежели не записывались, до сентября не получите.

— Не записывался.

— Эхъ, вы… Ну, да все равно. Въ этомъ сезонъ такъ поживете, отдохнете, a на будущій запишитесь. Это ужъ вѣрное дѣло будетъ.

— Послушайте, что это за гадость передъ самымъ окномъ валяется?..

— Гдѣ-съ? Это? Вы не позвольте безпокоиться, она не укуситъ, она смирная.

— Чортъ съ ней, что она смирная! Но она вѣдь дохлая.

— Собачка-то? Такъ точно, померли. Хорошій песикъ были.

— Но вѣдь она же смердитъ.

— Смердѣть она смердитъ, это правда. Да оно, правду сказать, и въ живой собакѣ толку мало.

— Однако, нельзя же, чтобы во дворѣ дохлая собака валялась?!.

— Какъ прикажете. Можно ее и на улицу выбросить. Какъ стемнѣетъ, такъ мы ее за ворота и тово…

— Чего это тамъ больной раскричался?

— Кушанье ему, вишь, не нравится. На свѣчномъ, говоритъ, салѣ жарите.

— A ты бы ему сказалъ, что свѣчи нынче тоже по три рубля по двадцать фунтъ.

— Потомъ говоритъ: y васъ, говоритъ, не баранина, a какая то кошатина.

— Понимаетъ онъ много! И какъ это такъ человѣкъ кошку отъ лошади отличить не можетъ… Даже удивительно.

— A на рыбѣ, говоритъ, червячки были.

— A вилка ему на что дадена? Отгреби, да и ѣшь во славу Господню. И какъ это они, ей Богу, ко всякой дряни готовы привязаться. Пріѣхалъ на курортъ, такъ терпи. Какъ говорится y насъ: терпи больной, мертвецомъ будешь.

— Человѣкъ! Коридорный! Худо мнѣ, что-то… Доктора бы позвать.

— Какого прикажете?

— По внутреннимъ.

— По внутреннимъ нѣтъ.

— Ну, по какимъ-нибудь — все равно.

— По какимъ-нибудь тоже нѣтъ. Акушерка есть — не желаете ли?

— Съ ума ты сошелъ — для чего она мнѣ!

— Да она женщина пожилая — что жъ тамъ стѣсняться. Пусть посмотритъ. Прикажете?

— Неужели ни одного доктора нѣтъ?

— Курортъ, сами знаете. Гдѣ ихъ достать? Одинъ-то, правда, есть, a только онъ на домъ не ходить. Къ нему надо. Въ очередь записаться.

— Я съ постели встать не могу — пойми ты это!

— A вы нашего комиссіонера изъ гостиницы пошлите. Разскажите ему про свою про болѣзнь, онъ доктору разскажетъ про вашу про болѣзнь, a тотъ ему уже и скажетъ — какъ и что…

— Разбойники вы всѣ, вотъ что!

— Обижать изволите. A только сами вѣдь знали, куда ѣхали.

— Охъ, коридорнушка, плохо мнѣ!

— Чичасъ комиссіонера нашего позову. Вы ему объ своей болѣзни все и обскажите.

— Больной-то нашъ… не дышетъ.

— Что жъ онъ, чудакъ. Такой y насъ воздухъ хорошій — a онъ не дышитъ.

— Померъ онъ, дурья голова! Какой тебѣ воздухъ.

— Такъ-съ. Вылѣчился. Хи-хи. И чортъ ихъ, анаѳемовъ, носить, такихъ кволыхъ. Боленъ, такъ и сиди дома.

— Да онъ-то не такъ ужъ, чтобы и боленъ былъ. A рыбки мы ему, дѣйствительно, вчера подсудобили. Какъ говорится: рыбка на червя идетъ, a червь на рыбку.

— Николай! Въ какомъ номерѣ y васъ покойникъ лежитъ?

— Въ сорокъ первомъ.

— Стащи его пока въ ванную — сейчасъ съ поѣзда новыхъ привезутъ.

Несмотря на то, что внутри мышеловки болтается уже разложившійся полусгнившій кусокъ сала, мышеловка работаетъ превосходно.