— Имѣю честь рекомендоваться: дѣйствительный членъ новооткрытой петроградской лиги для борьбы съ роскошью и мотовствомъ.
— А! Дѣйствительный?
— Да-съ.
— Это хорошо, что дѣйствительный. Прошу покорнѣйше садиться…
— Куда?
— A вотъ въ это кресло.
— Въ это кресло? Ни за что. Оно вѣдь, поди, рублей пятьдесятъ стоить?
— 120.
— Сто двадцать?! О, Боже! Какое возмутительное мотовство! Принципіально не сяду… Я лучше, тутъ, на подоконничкѣ…
— Чѣмъ могу служить?
— Я пришелъ вамъ сказать одно только слово… Кажется, господинъ Фурсиковъ?
— Фурсиковъ.
— Одно слово: опомнитесь, Фурсиковъ! Намъ сообщили, что вы живете роскошно и мотаете деньги безъ всякаго толку и смысла… На чемъ, напримѣръ, вы сейчасъ стоите?
— На полу.
— Нѣтъ, на коврѣ! A коверъ-то персидскій, a цѣна-то ему пятьсотъ рублей, a на коврѣ-то этомъ еще лежитъ медвѣжья шкура, тоже, поди, въ два ста ее не уберешь?
— 550.
— Я не падаю въ обморокъ отъ этой цифры только потому, что y меня крѣпкіе нервы. Эхъ, господинъ Фурсиковъ! Нуженъ вамъ этотъ коверъ? Нѣтъ, не нуженъ. Нуженъ медвѣдь? Ни для какого чорта не нуженъ. Это y васъ что за комната?
— Кабинетъ…
— Так-съ… A та?
— Столовая.
— Ну, скажите, пожалуйста… Неужели, эти двѣ комнаты нельзя соединить въ одну? Или обѣдайте въ кабинетѣ или занимайтесь въ столовой. Вѣдь два дѣла за разъ вы не будете дѣлать — обѣдать и заниматься. Значитъ — для чего же двѣ комнаты?
— Но y меня тутъ письменный столъ…
— A для чего онъ вамъ? На обѣденномъ и занимайтесь… Если бумаги какія есть, документы — ихъ можно въ ящичекъ изъ-подъ макаронъ класть. Макароны скушать, a въ пустой ящичекъ прятать послѣ работы бумаги… Наконецъ — чернильница! Для чего вамъ такая огромная — съ какимъ-то орломъ, съ бронзой и мраморомъ? Прекрасно и баночка изъ-подъ горчицы служить можетъ. Горчицу скушали, a въ баночку чернилъ налили… Это что за комната?
— Спальня…
— Ну, вотъ, ну, вотъ! Въ кабинетѣ есть огромный широкій диванъ, есть оттоманка, a вы еще спальню заводите. Что за мотовство?!..
— Но… y меня вѣдь жена…
— Ну, что жъ… Прекрасно на этой оттоманкѣ умѣстились бы съ женой рядомъ…
— На ней нельзя спать… Плюшъ испортится.
— A зачѣмъ плюшъ? Клеенкой обтянули и конецъ. Что за швыряніе деньгами. Лучше бы эти деньги на военныя нужды пожертвовали… О! Тамъ еще комната?
— Да… Это спальня моего брата…
— Зачѣмъ? Къ чему? Кому это нужно? Спальня! Въ томъ же кабинетѣ можно и устроиться. Вы съ женой на оттоманкѣ, братъ на диванѣ. Когда братъ раздѣвается — жена ваша выходить на минуту, жена раздѣвается — братъ выходить. Господи! Только было бы желаніе, a устроиться всегда можно…
— Но… y жены есть туалетный столикъ… его некуда тутъ поставить…
— Какъ некуда? A на вашъ письменный столъ. Такой огромный дуракъ, — неужели онъ не сможетъ сдержать этого крошки… И преудобно будетъ: жена ваша взбирается на письменный столъ (вы ее можете и подсадить) и садится за туалетный столикъ, причесываться или что она тамъ дѣлаетъ, вы y ея ногъ сидите, работаете, a на другомъ концѣ стола можетъ сидѣть вашъ братъ и ѣсть въ это время колбасу.
— Нѣтъ, такъ неудобно… Жена любитъ, чтобы изъ спальни былъ ходъ прямо въ ванную…
— О, Боже милостивый! Что вы, Ротшильдъ, что ли? Зачѣмъ вамъ отдѣльная ванная? Ванну можно поставить на мѣсто этой этажерки съ бездѣлушками и отгородить ее ситцевой занавѣсочкой… Да постойте! Вѣдь тутъ, вмѣсто этого мраморнаго идіота, можно поставить керосинку… Тогда вамъ и кухни не надо… Жена будетъ жарить на керосинкѣ яичницу, братъ рубитъ, скажемъ, котлеты, a вы чистите картошку! Ни кухни, ни кухарки не надо… A экономію всю на нужды войны жертвуйте… Сколько y васъ теперь комнатъ?
— Ш… шесть…
— Ну, вотъ! A я вамъ доказываю, что одной довольно… Тѣсновато, вы думаете? A на кой дьяволъ вамъ два шкапа книгъ? Что вы ихъ всѣ сразу читаете, что ли? Вѣдь больше одной за разъ не читаете? Ну, вотъ! Запишитесь въ какую-нибудь библіотеку и берите книги, a эти продайте, a деньги на Красный Крестъ пожертвуйте… Вѣдь сердце кровью обливается, когда на васъ смотришь. Это что — жакетъ на васъ?
— Жакетъ…
— Рублей 60, поди, стоить.
— 140.
— Ну, вотъ! Кому это нужно?! Взяла бы жена и сшила сама изъ трико по три двадцать аршинъ; и прочно и хорошо. Пальто, вонъ, я ваше въ передней видѣлъ. Почему на мѣху? Можно и въ весеннемъ проходить зиму, a ежели холодно, то не ѣздить на извозчикахъ или тамъ на трамваяхъ, a просто бѣжать по улицѣ. И экономія времени, и согрѣешься… A это пальто спустить надо, a денежки на шитье противогазовъ пожертвовать. Гм… да! Позвольте, г. Фурсиковъ… Почему же вы плачете?
— О, г. дѣйствительный членъ петроградской лиги для борьбы съ роскошью и мотовствомъ! Вы такъ хорошо говорили, такъ убѣдили и меня, и жену мою, и брата, что мы рѣшили во всемъ и вездѣ слѣдовать тѣмъ принципамъ, съ которыми сейчасъ познакомились…
— Гм… Ну, да… Я очень радъ… гм!.. Очень. Утрите слезы. Еще не все потеряно… Прощайте, г. Фурсиковъ, прощайте, мадамъ. A гдѣ же вашъ братецъ?
— A онъ тутъ побѣжалъ въ одно мѣсто… А, вотъ онъ! Вернулся.
— Прощайте, господа… Это что y васъ, передняя? Ну зачѣмъ такая большая передняя… Все верхнее платье можно вѣшать въ кабинетѣ, около ванны… A экономію пожертвовать на нужды… гм! Гдѣ же мое пальто?
— Вотъ оно.
— Это не мое. У меня было съ бобровымъ воротникомъ, новое…
— Нѣтъ, это ваше. Это ничего, что оно старенькое и безъ воротника. Если вамъ будетъ холодно — можете бѣжать…
— Гдѣ мое пальто?!!
— Вотъ такое есть. Не кричите. A то, которое было вашимъ, мой брать успѣлъ заложить за 300 рублей въ ломбардъ, a деньги внесъ на Красный Крестъ… Вотъ и квитанція. Простите, г. членъ для борьбы съ роскошью, но вы такъ хорошо говорили, что мой брать не могъ сдержать порыва… Всего хорошаго… Позвольте, господинъ!.. Квитанцію забыли захватить…
— Ушелъ… Обидѣлся, что ли, не понимаю… И на что бы, кажется?