Караси и щуки

ОДИНЪ ЧАСЪ ВЪ КАФЕ

Труднѣе всего угнаться за вѣкомъ. Только что ты, запыхавшись, догналъ его, осѣдлалъ, какъ слѣдуетъ, вспрыгнулъ и поѣхалъ на немъ, — какъ онъ снова дѣлаетъ скачекъ, сбрасываетъ тебя и снова, сломя голову, мчится впередъ, a ты плетешься сзади — усталый, сбитый съ толку, ничего не понимающій.

Все это время я думалъ, что не отстаю отъ вѣка, a на-дняхъ мнѣ пришлось съ горечью убѣдиться, что это рѣзвое животное снова оставило меня далеко позади.

Недавно я зашелъ въ первое попавшееся кафе на Невскомъ.

Цѣль y меня была весьма скромная, но достойная всякаго уваженія: выпить стаканъ кофе. И только.

Оказывается, что въ 1915 году это не считается цѣлью. Это только средство.

Не успѣлъ я усѣсться за столикомъ, какъ какой-то не особенно щеголевато одѣтый господинъ, чахлый и запыленный, подошелъ ко мнѣ и, положивъ руку на край стола, спросилъ, таинственно озираясь по сторонамъ:

— Рубашки есть?

— Есть, — отвѣтилъ я немного удивленный выбранной имъ темой разговора при столь поверхностномъ знакомствѣ со мной.

— Продаете?

— Нѣтъ, зачѣмъ же, — съ достоинствомъ отвѣтилъ я. — Мнѣ самому нужны.

— Жаль. A то бы дѣло сдѣлали. Термометры вамъ нужны?

— Какіе термометры?

— Обыкновенные, лазаретные.

Тутъ я вспомнилъ, что y меня дома не было ни одного термометра. «Заболеешь еще, — подумалъ я, — нечѣмъ и температуру смѣрить».

Это соображеніе заставило меня отвѣтить съ полной откровенностью:

— Нужны.

— Сколько?

— Что сколько?

— Термометровъ. Предупреждаю, что y меня немного. Могу предложить 120 гроссовъ.

— Господи Іисусе! На что мнѣ столько! При самой тяжелой болѣзни я обойдусь однимъ.

Онъ в ужасѣ поглядѣлъ на меня, отшатнулся и поспѣшно отошелъ къ самому дальнему столику.

Другой господинъ, толстый, упитанный, въ песочнаго цвѣта костюмѣ, подошелъ ко мнѣ въ ту же минуту. Приблизилъ ко мнѣ отверстый тяжело дышащій ротъ и вполголоса спросилъ:

— Свинцовыми бѣлилами интересуетесь?

— Нѣтъ, провѣривъ себя мысленно и не колеблясь, отвѣчалъ я.

— Дубильную кислоту имѣете?

Мнѣ надоѣли его безсмысленные вопросы и приставанія; чтобы отдѣлаться отъ его предложеній, я рѣшилъ прихвастнуть:

— Имѣю.

— Много?

— Сто пудовъ, — тупо уставившись въ стаканъ съ кофеемъ, буркнулъ я.

— Беру.

— Какъ такъ берете?

— Продаете вы ее?

— Что вы! Какъ же я могу продать… Она мнѣ въ хозяйствѣ нужна.

— Простите, — съ уваженіемъ склонился передо мной господинъ песочнаго цвѣта. У васъ кожевенной заводъ?

— Три.

— Очень пріятно. Почемъ y васъ пудъ выдѣланной, для подметокъ?

— Пятьсотъ рублей.

Господинъ испуганно запищалъ, какъ резиновая игрушечная свинья, изъ которой выпустили воздухъ, и въ смятеніи уползъ куда-то.

Если онъ былъ сбить съ толку и растерянъ, то и я былъ сбитъ съ толку и растерянъ не менѣе его.

Я ничего не понималъ.

Третьяго господина, подошедшаго ко мнѣ, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформомъ.

— Нѣтъ, нервно отвѣтилъ я и иронически добавилъ: — A вы подковами интересуетесь?

Онъ ни капельки не обидѣлся и не удивился.

— Помилуйте! Съ руками оторву. Сколько y васъ круговъ?

— Сорокъ тысячъ.

— Чудесно. A почемъ?

— По тысячѣ сто.

— За тысячу?

— Конечно. A то за что же?

— Сбросьте по три сотни.

— Не могу.

— Ну по двѣ съ половиной. Ей Богу, иначе нѣтъ смысла.

— Что жъ дѣлать, — холодно пожалъ я плечами. — Кстати… (спокойно, но сгорая тайнымъ любопытствомъ, спросилъ я) для чего вамъ такая уйма подковъ?

— То есть какъ для чего? Для военнаго вѣдомства.

Краешекъ завѣсы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.

— Вотъ оно что! Сѣрной кислотой интересуетесь?

— Интересуюсь. И кофе интересуюсь.

— A азбестомъ?

— Конечно. Бензиномъ… тоже…

— И сливочнымъ масломъ?

— Особенно. Но сейчасъ я много далъ бы за нефтяные остатки.

— Серьезно, много дали бы?! У меня есть.

— Что вы говорите! Гдѣ?

— Дома. Собственно, это скорѣй керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухнѣ горитъ, ну оно и оста…

— Чортъ знаетъ, что такое! вскипѣлъ мой собесѣдникъ. — Съ нимъ о дѣлѣ говоришь, a онъ шутитъ! Мнѣ слишкомъ дорого время, чтобы…

— Да чортъ васъ возьми! Кто къ кому подошелъ: я къ вамъ, или вы ко мнѣ?! Кто къ кому обратился съ разговоромъ?.. Я къ вамъ или вы ко мнѣ?! Чортъ васъ разберетъ, что вамъ нужно?!. Для чего мнѣ ксероформъ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мнѣ нужно, a излишекъ я вамъ могу предложить! Кофе вы интересуетесь? Масломъ вы интересуетесь? Пожалуйста — вотъ оно! Ѣшьте! Бензинъ вамъ нуженъ? У меня есть дома ровно столько, сколько вамъ нужно, чтобы вывести пятна на вашемъ костюмѣ!!

Тонъ его сдѣлался мягче.

— Вы, очевидно, первый разъ здѣсь, вотъ вамъ и странно. Серьезно вы мнѣ кофе предлагали или шутя?

— Серьезно. Садитесь.

Мы пили уже по второму стакану кофе, и я съ грустью чувствовалъ, что никогда вѣкъ не скакалъ такъ рѣзво и никогда мнѣ больше не угнаться за нимъ.

Какіе-то люди подходили къ моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.

— Вы хотите сверлильные, фрезерные?

— Нѣтъ, я даю.

— Почемъ?

— Три тысячи шестьсотъ, франко Ревель.

— Вагоны ваши?

— Даю вамъ хоть сто вагоновъ. Кстати, беру трехдюймовое желѣзо…

— Лондономъ интересуетесь?

— Благодарю васъ. Могу самъ вамъ дать. Лондона сколько угодно.

— A термометры?

— Возьму съ удовольствіемъ. Почемъ?

— 21 за дюжину.

— Что вы мнѣ говорите! A въ аптекѣ какая розничная цѣна?

— Рубль шестьдесятъ.

— Почему же вы съ меня хотите рубль семьдесятъ пять за оптъ?

— Почему что вы идіотъ. Вы въ аптекѣ достанете одинъ-два термометра. A пойдите, попробуйте купить сто — вамъ дадутъ по шеѣ.

Передъ моими глазами происходили чудеса. Къ моему новому знакомому подходилъ человѣкъ, y котораго ботинки отъ ходьбы пѣшкомъ свирѣпо разинули рты, и говорилъ этотъ человѣкъ:

— Имѣю восемьдесятъ автомобилей. Интересуетесь?

«Какъ! — простодушно думалъ я. — Человѣкъ имѣетъ восемьдесятъ автомобилей и такъ упорно и настойчиво ходить пѣшкомъ?!. Чудакъ онъ? Оригиналъ-милліонеръ?» A мой новый знакомый дѣловито возражалъ ему:

— Нѣтъ, автомобилями не интересуюсь. A вы скажите лучше, когда вы мнѣ отдадите четыре съ полтиной, которые взяли на прошлой недѣлѣ?

Я слышалъ такое предложеніе:

— Имѣю шестьдесятъ тысячъ рубашекъ. Интересуетесь?

Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысячъ рубашекъ имѣлъ на своемъ тѣлѣ шестидесяти тысячъ первую рубашку — такую грязную, что если предположить и остальныя шестьдесятъ тысячъ рубашекъ въ такомъ же состояніи, то тысяча прачекъ должна была бы въ теченіе недѣли приводить эти рубашки въ мало-мальски сносный видъ.

Больше всего меня поражала та легкость, съ которой возникали громадныя дѣла, ширились тутъ же на моихъ глазахъ, росли и, почти дойдя до благополучнаго конца, вдругъ съ трескомъ рушились изъ за сущаго пустяка, при чемъ (надо отдать имъ справедливость) иниціаторы предпріятія не особенно горевали о гибели почти налаженнаго колоссальнаго дѣла, a сразу же приступали къ возведенію другого не менѣе колоссальнаго зданія, снова рушившагося.

— Дровами интересуетесь?

— Чрезвычайно. Много есть?

— Десять тысячъ вагоновъ.

— Великолѣпно! подходить!.. Почемъ?

— По столько-то.

— Франко Петроградъ? Цѣна подходящая. Это именно то, что мнѣ нужно. Гдѣ дрова?

— Въ Финляндіи.

— Чудесно. Сдѣлаемъ дѣло. Вагоны вы беретесь достать?

— Вагоны будутъ.

— Такъ пойдемте писать условю!

— Пойдемте.

— Кстати: a сколько вагоновъ вы мнѣ дадите ежедневно?

— Мнѣ желѣзная дорога обѣщаетъ по десять вагоновъ.

— Сапожникъ вы. У васъ десять тысячъ вагоновъ, a вы мнѣ будете присылать десять вагоновъ въ день! Это на три года, a мнѣ на эту зиму нужно.

— Что жъ дѣлать, если больше вагоновъ не достану.

— Ну, чортъ съ нимъ! Жаль. (Пауза) A шрапнельной сталью вы интересуетесь?

— Почемъ она y васъ?

Какіе нужно имѣть нервы, чтобы такъ быстро примириться съ крушеніемъ уже почти налаженнаго дѣла, результатъ котораго долженъ на всю жизнь обогатить человѣка?!..

Подошелъ къ намъ изможденный узкогрудый молодой человѣкъ и сказалъ моему новому пріятелю:

— У меня есть носки.

— Беру. Много?

— Сорокъ тысячъ.

— Почемъ?

— 11 рублей дюжина. Франко Выборгъ.

— Подходитъ. Образцы есть?

— Есть

— Покажите.

Къ моему изумленію, владѣлецъ сорока тысячъ паръ носковъ поставилъ ногу на свободный стулъ, засучилъ одну штанину и похлопалъ по собственному носку, довольно пострадавшему отъ времени:

— Вотъ.

И никто не удивился; всѣ наклонились и стали ощупывать носокъ.

Погоня за рублемъ убила y этихъ людей то, что было y меня съ избыткомъ: непосредственность воспріятія.

И я понялъ всю драму этого владѣльца сорока тысячъ паръ носковъ, получившаго образецъ для предложенія коллегамъ и вынужденнаго силой обстоятельствъ носить этотъ образецъ совсѣмъ не въ томъ мѣстѣ, гдѣ ему надлежало быть.

И подумалъ я: бѣдняга ты, бѣдняга! Ну хорошо, что это только носокъ, a не другая какая-нибудь часть туалета, показываніе которой заставило бы тебя раздѣться въ этомъ шумномъ многолюдномъ кафе — до рубашки. Хорошо, что тебѣ пришлось показать образцы носковъ, a не кофе, хлѣба, сахару и масла…

Какъ бы, бѣдная твоя голова, показалъ ты ихъ?

. . . . . . . . . . . . . . . . .

За тотъ часъ, что я провелъ въ этомъ удивительномъ кафе — совершилась тамъ только одна торговая сдѣлка: я уплатилъ наличными за пріобрѣтенный мною товаръ (кофе, хлѣбъ, масло) 1 руб. 70 коп. франко кафе наличными.