Караван идет в Пальмиру

Сфрагис прощается с Байт

Настал час расставания. Купец из Сидона собрался в путь и предложил Сфрагис прийти к воротам Каписы на рассвете того дня, который был назначен гадальщиком, старым колдуном из брахманов.

— Сестрица, госпожа моя, прекрасная Байт, как мне тяжко покидать тебя! — плакала Сфрагис. — Будто я знала тебя всю жизнь. Будто никогда не расставалась с тобой. Как ты мне мила и дорога!

— И ты мне дорога, милая Сфрагис. Я бы не хотела отпускать тебя в Сидон, но ты ведь должна увидеть своего отца. И потом, я надеюсь, что он переедет в Пальмиру. Ты скажешь ему, что мой отец обещает ему покровительство, а в нашей большой лавке возле театра будет продавать его браслеты и кольца. Все скажи ему, Сфрагис. И тогда мы снова встретимся, чтобы никогда уже больше не расставаться.

Они обнимались, целовались, давали друг другу клятву в дружбе и верности. А Сфрагис много раз повторяла свою благодарность за то, что ей была дарована свобода, и за то, что Байт назвала ее сестрой. Так искренни были их слезы, обещания и заклинания, что даже Забда, которому хотелось видеть Байт постоянно и жаль было тех мгновений, которые его невеста проводила с подругой, — и то был растроган. Прощаясь со Сфрагис, Забда просил ее скорее прибыть в Пальмиру и обещал свое покровительство. Он видел настоящую дружбу, знал о том, что Сфрагис поддерживала Байт в трудную минуту, как умела утешить и обнадежить.

— Мы будем ждать тебя в Пальмире, Сфрагис, — говорил Забда. — И хотя свадьба уже будет сыграна до твоего прибытия, мы в твою честь устроим великое пиршество.

И Сфрагис снова утирала глаза, и ей казалось, что в них целые озера слез.

Дядюшка Байт, преисполненный благодарности за доброту и внимание Сфрагис, обещал ей дорогие подарки, как только она прибудет в Пальмиру. А Хайран, смеясь, вспоминал, как Сфрагис просила его купить ее.

— А ты ведь тогда не была такой красивой, — смеялся Хайран. — Тебя сейчас и узнать нельзя. В новом платье, что Байт купила тебе в Каписе, ты стала похожа на кушанскую принцессу. Вот обрадуется твой отец!

Кудзула, его жена и все мальчишки кушанского купца — все очень трогательно прощались со Сфрагис. Только Сита молча поклонилась. Ей было стыдно за себя, за свои подозрения. А стыд прибавил ей злости, и она не нашла ни единого доброго слова на прощание.

Хайран проводил Сфрагис к воротам Каписы, где уже стояли верблюды сидонского купца. Девушка отправилась в далекое путешествие, наконец-то она увидит отца. Ей представлялось, что как только отец узнает все подробности похищения его жены и дочери, он поймет, как искать мать Сфрагис. «А что он сделает с новой женой, с новыми детьми?» спрашивала себя Сфрагис и не находила ответа.

Эти мысли появились у Сфрагис в самом начале пути, как только они оказались в пустыне, и ей вспомнились те мучения, которые она перенесла на пути в Капису. Теперь, когда она была здорова, сыта, сидела в удобном седле, имела шаль, чтобы укрыться от палящих лучей солнца, она все больше думала о своей матери, которая, возможно, подвергается таким же лишениям, а может быть, еще большим.

«Как ужасны лишения раба в такой дальней дороге! — думала Сфрагис. — И как случилось, что я перенесла эту дорогу, страдая от лихорадки и мучаясь голодом и жаждой?.. Какое счастье, что рядом была эта красавица Каллисфения! Она прислала Клеона, а потом Клеон привел этого доброго египетского лекаря, который разгадал лихорадку. Живут же такие люди на свете — от них исходит только доброта. А рядом с ними бродят настоящие тигры, подобные начальнику рабов, которому Хайран поручил свой живой товар. Как же случилось, что добрый человек призвал на помощь злодея?»

Сфрагис много размышляла над своей судьбой и столь неожиданными счастливыми встречами. «В чем же счастье? — спрашивала себя девушка. — Для меня счастье обернулось встречей с Байт, а потом в получении свободы. А что было бы, если бы Байт была такой же жадной и жестокой, какой оказалась Сита, что бы тогда было? Даже страшно подумать. Не было бы свободы, не было бы поисков отца и рабство было бы моим уделом на всю жизнь. Будь благословенна твоя доброта, моя госпожа, моя Байт! — повторяла Сфрагис. — Как я желаю тебе счастья! Чтобы ты всегда была радостной и светлой. Чтобы ты могла жить в дружбе и согласии со своим Забдой. И чтобы добрый Хайран радовался на вас».

Дорога была долгой и трудной. Солнце жгло неумолимо. Не всегда погонщик верблюдов правильно предсказывал местонахождение колодца. Бывало и так, что томились от жажды, Но еды было достаточно. Купец из Сидона был внимательным и участливым. У него росли две дочери, и он понимал мысли и заботы бедной девушки, оставшейся без крова десять лет назад.

— Может быть, ты боишься встречи с мачехой? Не бойся, доченька, — говорил сидонец. — Я знаю твоего отца, он человек благородный и, я думаю, не привел в свой дом коварную женщину. Ты будешь старшая в семье, и тебя полюбят твои младшие братья и сестры.

Так он утешал Сфрагис, а сам тревожился, все ли будет ладно. Уж очень скорбная история у этого ювелира. Небывалая история.

Она потеряла счет дням, и, когда наконец их караван оказался у ворот Сидона, ей даже не верилось. Сфрагис не хотела появляться у дома вместе с караваном. Она условилась с купцом, что пойдет одна к своему дому, а потом заберет свою поклажу.

Она вспомнила свою улицу, вспомнила дом парфюмера рядом с лавкой ювелира, И когда увидела все это, стала искать слепого старика, который постоянно стоял здесь с протянутой рукой. Но старика не было, и она подумала: «Прошло десять лет, давно уже нет в живых старика. А я уже не маленькая Сфрагис, которую мать ведет за руку. Узнает ли меня отец?»

Она вошла в лавку отца. Все — как было давно. У окна небольшой стол с молоточками и маленькими наковальнями. На своем месте стоит большой бронзовый ларец, где лежат готовые вещи. За вторым столом постоянно сидел юноша, помощник отца. Сейчас здесь какой-то бородатый человек склонился над работой. За прилавком стоял седой человек. Он держал в руках щипчики с большим лиловым камнем и внимательно рассматривал грани. «Это отец», — подумала Сфрагис и почувствовала, что слезы застилают ей глаза. Это был и он и не он. Черные курчавые волосы исчезли, под глазами морщины и лицо какое-то печальное, чужое.

— Что угодно молодой госпоже? — спросил отец, мельком взглянув на Сфрагис, и, явно не узнавая ее, продолжал свое занятие.

На прилавке лежал золотой браслет, и Мерион подбирал к нему камни.

— Ты не узнаешь свою Сфрагис, свою дочь? — спросила девушка, бросаясь к прилавку.

Отец в испуге отбросил щипчики с камнем и, кинувшись к Сфрагис, стал молча рассматривать ее. На лице его изумление, испуг и радость — все вместе. А волнение так велико, что он не в состоянии вымолвить ни слова.

Наконец он справился с собой: «Сфрагис, дочь моя!» — обнял ее и стал целовать, громко всхлипывая.

— Дочка, ты ли это?! Да, это Сфрагис, я не ошибся. Ты так похожа на мать! Что с вами случилось? И как ты смогла вернуться, откуда? Я так долго вас искал! Никто не смог сказать мне, где вы.

— Нас похитили пираты, — ответила Сфрагис. — Меня увезли в Александрию и продали хозяйке харчевни у дороги. Мать осталась на корабле у пиратов. Мы должны ее найти, отец. Я теперь знаю, как это делают. Надо только пожелать и надо иметь деньги.

— Мы будем искать, Сфрагис. Я ничего не пожалею. Но как ты могла спастись? Ты была в Александрии? А ведь я приезжал в Александрию, когда ездил покупать бирюзу в горах Синая и красную египетскую яшму. Это было пять лет назад. Боже мой, ведь я мог тебя встретить и выкупить! Почему же я не встретил тебя, Сфрагис?

— Не будем печалиться, отец. Я здесь, и теперь все будет хорошо. Ты ведь не оставишь свою Сфрагис? Купец из Сидона, который привез меня, говорил, что у тебя новая семья. Я вам не помешаю? Мне так мало надо, отец! Я хочу научиться грамоте и еще хочу просить тебя — оставь этот город Сидон, купи дом в Пальмире, и там мы заживем счастливо с моей дорогой подругой, с моей сестрой Байт. Это она даровала мне свободу, спасла мне жизнь и помогла найти тебя.

— Мы обо всем подумаем, — сказал Мерион. — А сейчас пойдем в дом, я познакомлю тебя с твоими братьями и сестрами и с матерью этих детей, она хорошая женщина, не бойся ее.

Пока они говорили, человек с черной бородой, отложив работу и сидя к ним спиной, молча слушал. Потом он обернулся и, обратившись к Сфрагис, спросил:

— Ты не узнаешь меня, маленькая Сфрагис? Помнишь, как я водил тебя на базар, покупал тебе орехи?..

— Да ведь это юноша, который работал у тебя, отец! Должно быть, и я очень изменилась за эти десять лет, если вы все так не похожи на себя.

— Ты стала красавицей, Сфрагис, — сказал отец, погладив ее длинные красивые волосы.— И одета ты как знатная госпожа. Это позаботилась о тебе Байт?

Сфрагис с волнением поднялась по трем ступенькам, ведущим в дом, отворила дверь и увидела ту же комнату, устланную большим ковром, которую она покинула десять лет назад. В углу — та же красная греческая амфора. На ней по-прежнему красуется большая красивая птица. На окнах бронзовые решетки. И Сфрагис показалось, что в дверях сейчас покажется мать, смуглая красивая женщина с большими черными глазами. Но в это мгновение появилась совсем другая женщина — белокожая, румяная, с лукавыми карими глазами и ямочками на щеках.

— Нашлась моя старшая дочь Сфрагис, — сказал Мерион. — Та самая, которая исчезла десять лет назад.

Сфрагис, не спуская глаз с женщины, прочла в ее взоре испуг и недоумение, которые тут же сменились улыбкой, и женщина сказала приятным голосом:

— Очень рада, доченька. Будем вместе с тобой растить малышей. Теперь ты самая старшая в нашем доме, и пятеро младших будут рады твоим заботам.

Только в первый день, день встречи, Сфрагис сидела за трапезой с отцом и мачехой. Уже на следующий день мачеха приказала ей покормить детей. А потом, заглянув в миски, подумала и сказала:

— А то, что останется, хватит и тебе.

Сфрагис словно ударило молнией. Она вспомнила скаредную хозяйку харчевни, которая говорила ей такие слова, давая на целый день одну тонкую сухую лепешку. Девушка ничего не сказала мачехе. Она сделала все, как было велено, и почти не получила еды, потому что дети были прожорливы, особенно мальчишки.

Отец сидел в лавке и совсем не знал, что делается в доме. Когда он приходил, он получал сытную еду, и жена, улыбаясь и стараясь ему угодить, рассказывала о проделках детей и о том, как она разумно ведет хозяйство, не тратит лишних денег, бережет его добро.

Сфрагис вспоминала, как в доме матери ничего не закрывалось, не пряталось. Вспоминала старую няньку, которая заботливо кормила девочку. Эта женщина выгнала няньку. И когда Сфрагис узнала об этом, она снова всплакнула. Сейчас в доме были совсем другие порядки. Всякая еда хранилась в помещении, которое было закрыто, и никто не имел права туда ходить. В комнате мачехи стояли сундуки, в которых хранилась одежда и были припрятаны дорогие ткани, украшения. Об этом рассказала старшая дочь, которой было уже восемь лет и которая была недовольна тем, что мать не позволяла ей копаться в этой сокровищнице. Эта девочка умела за себя постоять и пискливым голосом, а иной раз и криками умела потребовать то, что ей нужно. Сфрагис стеснялась спросить у чужой женщины еду и одежду, а жаловаться отцу считала недостойным. Что ей было делать?

А тем временем мачеха все больше втягивала Сфрагис в круг своих обязанностей. Сфрагис звали на кухню, Сфрагис поручали готовить еду вместе с поварихой, Сфрагис посылали на базар вместе со служанкой. Дни неслись каким-то сумасшедшим ураганом, и Сфрагис чувствовала, что жизнь ее немногим отличается от жизни рабыни в харчевне.

Как-то, застав отца одного, Сфрагис спросила его, хочет ли он поехать в Пальмиру. Она призналась, что ей очень трудно угождать мачехе и что, если бы они переехали в Пальмиру, она стала бы жить у Байт, потому что Байт непременно забрала бы ее к себе, и они были бы счастливы.

Отец слушал Сфрагис с лицом печальным и унылым. Он долго молчал, а потом признался, что, живя среди сирийцев, он никогда не знал, как вздорны сирийские женщины.

— Ты права, Сфрагис. Эта улыбающаяся женщина, мать пятерых моих детей, в сущности, вздорная и злая. Мне и самому очень трудно. Я стараюсь не показывать этого. Но изменить ничего нельзя. Она никогда не согласится покинуть Сидон, здесь ее родичи. А может быть, ты останешься, Сфрагис? Ты невеста, мы отдадим тебя замуж…

— Я должна покинуть Сидон, отец. Я устала от тяжкой жизни в рабстве и теперь очень нуждаюсь в любви и согласии. Байт любит меня, и отец ее, Хайран, очень добр ко мне. Мне было с ними хорошо. Я отогрелась после страшной голодной жизни в харчевне. Ты и представить себе не можешь эту страшную жизнь. Десять лет я страдала оттого, что голодный червь точил меня. И разве справедливо, что я не смогу взять себе вдоволь еды? Все закрыто в твоем доме. Ты знаешь об этом?

— Знаю. Но ничего сделать не могу. Я не переношу криков и ссоры. Я стараюсь не думать об этом. Но как помочь тебе, Сфрагис? Ведь я не могу ее обидеть. Она мать моих детей. Я бы хотел отдать тебя замуж.

Они долго говорили. Каждый рассказывал о своей тяжелой жизни за прошедшие годы. Сфрагис говорила о том, что если ей нельзя будет вернуться в Пальмиру, то она лучше будет служанкой в чужом доме, чем жить рядом с этой улыбающейся злодейкой и страдать от голода, боясь взять лепешку.

— Я подумаю, дочь моя. Не обижайся, Сфрагис. Ты была еще маленькой, когда мы расстались. Но мать твоя знала, что я никогда не отличался решительностью. Я всегда умел хорошо работать, а вот защитить свое достоинство я никогда не умел. Твоя мать была добрым, хорошим человеком, и мне с ней было хорошо. А что есть сейчас — ты видишь сама. Я виноват, но изменить ничего не могу. Должен признаться тебе, Сфрагис, что эта женщина завладела всем моим достоянием. В ее ларцах драгоценности, которые я мог бы продать, чтобы иметь деньги для поисков твоей матери. Но мне их не получить. Я богат и беден одновременно. И еще я боюсь, Сфрагис, что дети мои унаследуют от нее дурные черты. И настанет день, когда я буду стоять с протянутой рукой, как тот слепец, который стоял много лет с протянутой рукой у дверей моей лавки.

— Но даже по законам Сидона каждый имеет право на какую-то часть достояния, — ответила Сфрагис. — Я имею право хоть на какую-то малость? То, что мне положено, я хочу получить. И я потрачу это на поиски матери. Но прежде я отправлюсь в Пальмиру. Прости меня, отец, но там мой дом. Там меня ждут и будут мне рады.

Мерион не сразу решился на разлуку с дочерью, которая была ему дороже всех его детей. Но он понимал, что несчастье, случившееся с девушкой, обязывает его уступить ей, выполнить ее желание. Ведь он не может устроить ей спокойную, обеспеченную жизнь, которую Сфрагис заслужила своими страданиями. Он не признался дочери, но деньги на учителей он дал жене на следующий же день. Он просил ее договориться с одним старым мудрецом, который учил грамоте сыновей соседа. Сам Мерион не сделал этого, желая оказать доверие жене и надеясь на ее доброе отношение в ответ. Однако деньги, оставленные ей для учителя Сфрагис, были положены в ларец, а Сфрагис было сказано, что она уже стара для того, чтобы учиться грамоте: «Поздно, доченька, учиться. Тебе надо замуж выходить. Я подыщу тебе жениха».