Караван идет в Пальмиру

Пещерный монастырь в Тармите

Его строили бактрийцы, принявшие буддийскую веру. Этот монастырь с буддийскими молельнями и богато разукрашенной ступой должен был соперничать с лучшими строениями, созданными в годы царствования великого кушанского царя Канишки.

Феофил прибыл в Тармиту, когда значительная часть зданий была уже построена и шла отделка помещений. Работали художники, мозаичники, ваятели.

Так нарядно, с таким художественным вкусом отделывались помещения тармитского монастыря, что даже взыскательный скульптор Феофил похвалил строителей и художников. Он сказал, что почтет за честь поставить посреди крытой колоннады каменные изваяния святых.

Большой квадратный двор был опоясан крытыми колоннадами, которые были украшены причудливой резьбой. Стены двора, выкрашенные в красный цвет, имели ниши для статуи, которые еще не были поставлены. Здесь предполагалось поставить изваяния бодисатв и дарителей в человеческий рост. Дорожка, выложенная белоснежными плитами, вела в центральное святилище, стены и пол которого были также красного цвета. Очень торжественно выглядела позолоченная статуя Будды, недавно поставленная, а вокруг этой статуи предполагалось поставить еще несколько скульптур. Их-то и должен был делать Феофил.

Двор этот примыкал к склону холма. Величественные арки вели к длинным сводчатым коридорам. Эти темные коридоры вели к маленьким кельям монахов, сделанным в толще пещеры. Чтобы найти келью монаха, надо было зажечь глиняный светильник, наполненный растительным маслом. Взяв в руки такой светильник, Феофил направился по коридору, тонущему во тьме, к дальней келье молодого монаха, с которым уже успел познакомиться. Монах оказался способным художником. Он сам расписал стены коридоров гирляндами пестрых цветов, изобразил фантастических животных с крыльями птиц. Оранжевое пламя светильника то и дело вырывало из тьмы причудливые росписи, пестрые и красивые.

Феофилу предстояла большая работа. Он видел, что в превосходных красных нишах сможет поставить дивные мраморные изваяния буддийских святых. Одного из бодисатв он решил изваять с лицом Каллисфении.

Феофилу хотелось поскорее приняться за работу. Он договорился с главным жрецом о хорошей оплате. Вскоре он уже стал лепить стройную фигуру Каллисфении. Она покорно сидела или часами стояла в той позе, которую задумал скульптор, и беспрекословно выполняла его приказания. Она была ему благодарна за то, что он освободил ее, рискуя своим благополучием. При всей ее беспечности и удивительном легкомыслии Каллисфении понимала, что увод рабыни мог кончиться печально, если бы хозяин настиг похитителя. Правда, Феофил продолжал утверждать, что вернет Хайрану стоимость рабыни, но Каллисфении не очень верила в это. Да и считала ненужным. Она говорила ему, что не стала бы платить, если все так хорошо удалось и можно было скрыться незаметно.

Первое время Феофил хорошо работал и ладил с капризной рабыней. Кстати, она считала себя свободной, с тех пор как ушла от Хайрана. Впоследствии Феофил сказал ей, что дарует ей свободу. Пока Каллисфении вела себя тихо и покорно, все было хорошо. Но прошло несколько месяцев, и она стала капризничать. Ей не поправился город Тармита. Она сетовала на зной и пыльные бури, на жилище, которое показалось ей недостаточно удобным. Она хотела новых нарядов. И, наконец, пожелала вернуться в театр. В одни знойный день, когда горячий ветер заставил всех попрятаться в своих домах, Каллисфения сказала Феофилу, что умрет здесь от скуки и что напрасно она бежала. Лучше было бы остаться рабыней в Каписе, чем свободной женщиной в этом ничтожном городе Тармите. Феофилу было обидно слышать такие несправедливые речи. Он так много сделал для того, чтобы освободить эту коварную красавицу. Он унизил свое достоинство перед Хайраном. Он во всем себе отказывал, чтобы собрать нужную сумму денег и расплатиться, а она была недовольна и вовсе не ценила его жертв. Что же делать?

«Вот что надо сделать, — подумал Феофил. — Прежде всего надо найти человека, который едет в Пальмиру, и отослать Хайрану долг, чтобы он не считал его, Феофила, вором и мошенником. А потом, когда наберется какая-то сумма денег, надо будет купить Каллисфении новые наряды, и этого будет достаточно, чтобы она на какое-то время обрела покой, вела себя смирно и давала бы возможность хорошо поработать».

Первая скульптура, которую он сделал, пользуясь услугами Каллисфении, получилась удачной и понравилась жрецам. Сам Феофил остался доволен, когда закончил отделку этой скульптуры в мраморе. Этот бодисатва с лицом Каллисфении напоминал Венеру своим спокойным, значительным и необыкновенно обаятельным обликом. На этот раз Каллисфения хорошо сыграла роль богини. А дальше было все хуже и хуже. Капризы красавицы раздражали Феофила. Он давно уже перестал думать о том, что женится на ней, устроит богатый и красивый дом, наберет учеников, которые унаследуют его искусство ваятеля. Иногда он жалел о своем увлечении. Но увлечение красавицей было так естественно для скульптора. Он понимал, что это была дань его профессии. Увидев натуру, которая казалась ему совершенством, он пожелал ее увековечить в мраморе.

Настал день, когда у Феофила собралась нужная сумма денег, и он стал узнавать о купцах, которые ходят с караванами в далекие страны. После долгих поисков он нашел одного богатого купца из согдийцев, который должен был отправиться с караваном в Пальмиру. Семья купца жила в Тармите, его знали здешние вельможи и чиновники, он был человеком надежным. Феофил просил его назвать стоимость рабыни и нужную сумму отдал ему для передачи Хайрану. Вместе с деньгами он послал Хайрану письмо, в котором объяснил свое странное поведение и просил прощения за те неприятности, которые он доставил благородному человеку.

«Теперь я имею возможность расплатиться с тобой, благородный Хайран, и я прошу забыть тот несчастный день, когда это случилось, — писал Феофил. — Получилось, что ты против воли дал мне в долг большую сумму, но ты не пострадал, а боги вознаградят тебя».

Когда Феофил узнал, что согдийский купец отправился в путь, он вдруг почувствовал себя необыкновенно легко и приятно, словно какой-то груз свалился с плеч и он освободился от гнетущей тяжести. Теперь, когда Каллисфения уже не была такой кроткой и милой, какой она казалась ему прежде, он был не рад своей затее, но не мог же он отправить Каллисфению обратно в руки хозяина, который собирался ее продать. Если он, Феофил, подарил ей свободу, то это уже навсегда и никаких перемен не будет. Пусть бы она только не покидала его, пока он не сделал задуманные работы. А работ было задумано много. Нужны были скульптуры святых в каких-то сценах на барельефах, нужны были отдельные фигуры. Он задумал сложные композиции. Для них он приглашал позировать мальчиков и девочек из местных жителей.

Прошло больше года, прежде чем Феофил собрал достаточно денег, чтобы одарить Каллисфению. Он предложил ей пойти с ним в торговые ряды Тармиты и выбрать себе все самое лучшее, что ей понравится. Он предложил купить не только одежду, но и украшения, на которые она была падка. Надо сказать, что у нее было мало золотых украшений. А она любила золото и драгоценные камни.

Все предположения Феофила оправдались удивительным образом. Красавица так оживилась, так мило улыбалась, была в таком добром настроении, когда возвращалась домой с покупками, что узнать ее было трудно. Это была другая женщина. Милая и добрая. Она говорила:

— Феофил, я так благодарна тебе за твои заботы! Я так счастлива здесь, в Тармите, что никогда не покину тебя. И если ты пожелаешь жениться на мне, то я буду счастлива. Я буду терпеливо выполнять работу натурщицы, буду стоять целыми часами и никогда не пожалуюсь на усталость.

Феофил с улыбкой внимал речам красавицы, понимая, что это игра. Он давно уже понял, что Каллисфения всегда играет. За неимением театра она успешно играет различные роли в жизни. И при этом бывает вполне правдивой. В тот момент, когда она что-то изображает, она верит и говорит правду. На следующий день эта мысль исчезает, и все у нее выглядит по-новому. Бывает совсем наоборот.

— Я рад, Каллисфения, что доставил тебе удовольствие этими покупками. Я бы давно одарил тебя, если бы не должен был потратить так много денег на выкуп. Я знаю, что ты не считала нужным вернуть эти деньги Хайрану, но я не мог порочить свое доброе имя. Достойный человек не должен воровать, а это выглядело настоящим воровством. Слава богам, что мне удалось возвратить мой долг довольно скоро. Я надеюсь, что деньги были переданы Хайрану и он только улыбнулся.

Феофил начал новую работу и радовался доброму расположению Каллисфении.

«Нет, нет, она не коварная красавица, она испорчена условиями своей жизни. С такой внешностью она могла бы быть придворной дамой и пользоваться покровительством самого царя».

Феофил готов был простить ей капризы и дурное поведение. Но тут произошло новое событие, которое снова повлияло на работу скульптора.

В Тармиту прибыл сборщик податей из Каписы. Он уже объездил всю Бактрию и посетил многие города. Если удавалось собрать большие деньги от богатых купцов, ремесленников и чиновников, а также от владетелей богатых земель, то бывало и так, что часть собранных денег он оставлял на сооружение новых храмов и монастырей для буддийских монахов.

Правители Кушанского царства из рода в род покровительствовали буддийской вере и тратили огромные деньги на то, чтобы вера эта процветала среди разных народов обширного царства.

На этот раз сборщик податей пообещал главному жрецу изрядную сумму денег. А чтобы это обещание осуществилось, главный жрец пригласил сборщика податей посетить вновь строящийся богатый буддийский монастырь. Он привез гостя в тот день, когда Феофил лепил скульптуру богатой дарительницы. Снова перед ним стояла Каллисфения.

Сборщик податей похвалил работы Феофила и сказал, что считает их достойными лучших храмов кушанской столицы. Но, увидев Каллисфению, он уже потерял интерес к каменным изваяниям и пожелал встретиться с красавицей. Он попросил жреца позаботиться об этом. Как только Феофил приостановил свою работу, чтобы передохнуть и дать отдых натурщице, главный жрец тут же позвал к себе Каллисфению.

— Не скрою, мне было приятно встретить здесь красавицу гречанку, — сказал сборщик податей, глядя на Каллисфению, которая тут же решила сыграть роль скромной и милой девушки. — Не ты ли послужила моделью для мраморной скульптуры, которая украшает этот богатый буддийский храм?

— Я рада, что скульптор смог увековечить мои лик, — рассмеялась Каллисфения.

Улыбка, озарившая ее красивое лицо, была так хороша, что сборщик податей не устоял и тут же предложил ей покинуть Тармиту и вместе с ним отправиться в Капису.

— Ты достойна лучшей доли, — сказал он Каллисфении. — Быть натурщицей у скульптора может каждый, а придворной дамой может быть только очень достойная госпожа. Я уверен, что ты очень скоро станешь придворной дамой при дворе кушанского царя, но для этого ты должна покинуть Тармиту.

Каллисфения нисколько не удивилась и нисколько не смутилась. Она тут же решила скрыть свое недостойное происхождение. Ее родители погибли в цепях рабства. Сохраняя на лице кротость и простодушие, она сказала:

— Я польщена, прекрасный господин. Но род мой не очень знатный. Мой отец был чиновником, а после его смерти меня взял в свою семью почтенный дядюшка, переписчик, который и отпустил меня на время со скульптором Феофилом, добрым знакомым нашей семьи.

Она так быстро и складно придумала свою новую историю, что и сама удивилась тому, как все хорошо получилось.

— Мой дядюшка в Александрии, и если я отправлюсь в Капису, то я пошлю ему письмо с проезжим купцом. Я надеюсь, что он не рассердится и позволит мне отлучиться в Капису. Я согласна, мой господин. Только надо это сделать тайно от скульптора Феофила. Ведь он отвечает за меня перед дядюшкой и очень огорчится, когда узнает о моем отъезде.

— Отлично, — сказал сборщик податей. — Будь готова к отъезду и жди меня возле лавок ювелиров завтра в полдень. Перед тем как покинуть Тармиту, я хочу купить для тебя золотые украшения. Здешние ювелиры очень искусны. Эти украшения пригодятся тебе и во дворце Каписы.

Каллисфения ничего не сказала Феофилу о встрече со сборщиком податей. Но лицо ее сияло таким счастьем, что Феофил залюбовался ею и сказал:

— Наконец-то я вижу тебя в добром настроении, Каллисфения!

Утром следующего дня Каллисфения попросила Феофила позволить ей отдохнуть денек и заняться барельефом, для которого были приглашены юноши и девушки Тармиты. Феофил согласился, и Каллисфения была свободна. В полдень она надела свои лучший наряд, взяла золотые украшения, купленные ей Феофилом, и, оставив несколько строк на клочке пергамента, пошла в торговые ряды к лавкам ювелиров. Сборщик податей ждал ее и тотчас же повел к знаменитому ювелиру, где Каллисфения купила себе самые дорогие, самые красивые серьги, браслеты и перстни.

Они покинули Тармиту в жаркий час дня, когда большая часть людей отдыхала и улицы были пустынны. Караван сборщика податей охранялся большим отрядом вооруженных копьями воинов и производил внушительное впечатление. Каллисфении было жаль, что Феофил не видит, с каким почетом ее усадили в нарядное седло двугорбого верблюда, под белоснежным зонтиком, сделанным из лучшей хлопковой ткани. Рядом шел верблюд сборщика податей, за ним следовали слуги и целый отряд воинов. Сборщик податей, бывалый путешественник, знал, как сделать свое путешествие в пустыне удобным и не очень утомительным. Каллисфения принялась за роль знатной дамы.

В этот день Феофил отлично поработал над сложной композицией барельефа и только на закате захотел увидеть Каллисфению. В доме, где она жила, на маленьком столике с ящичком для украшений он увидел обрывок пергамента с несколькими строками на греческом языке. Он прочел:

«Не сердись, благородный Феофил. Судьба оказалась милостивой. Я имею случай стать придворной дамой в Каписе, где ты хотел увековечить мой лик. Не ищи меня, я никогда не вернусь к тебе и не буду натурщицей для скульптора. Когда я стану очень богатой и знатной, я верну выкуп и пришлю его тебе точно так же, как ты сделал это, расплачиваясь с Хайраном. Я всегда буду помнить твою доброту и благородство, Феофил.»

— Какова актриса! — рассмеялся Феофил. — Талантлива и щедра на выдумки. И как мог ее продать владелец театра в Александрии? Поистине ей уготована судьба придворной дамы. Надо думать, что она с блеском сыграет свою роль.