Карл Маркс и большие данные

Манипуляция общественным сознанием как фактор развития экономики

Поскольку все социальные последствия происходящих изменений мы планируем рассматривать в историческом контексте, для дальнейшего анализа нужно отметить манипуляцию индивидуальным и общественным сознанием как фактор развития, свойственный современной мировой экономике. На первый взгляд может показаться, что это имеет мало общего с описываемыми процессами. Однако согласно исторической логике, чтобы понять, как именно изменится общество и экономика при появлении новых технологий, необходимо подробно рассмотреть его текущее состояние, внутренние противоречия и векторы развития. Итак, давайте разберемся.

За последние две сотни лет капитализм как экономическая система претерпел немало изменений. Одним из наиболее значимых изменений, к которому он шел (и продолжает идти),— это постоянное увеличение относительного значения манипулятивного фактора при формировании спроса над значением условной естественной потребности получателей благ. Если классическому капитализму в большей степени соответствовала формула «спрос рождает предложение», то сегодня, используя неоднократно описанные и изученные с различных сторон технологии (такими учеными, как А. Грамши, Р. Чалдини, Д. Ариэли, С. Кара-Мурза и многими психологами-бихевиористами), капитализм в погоне за прибылью уже сам способен создавать у потребителя манипулятивный спрос на товары лишь для того, чтобы самому же и удовлетворять его. Никого давно не удивляет, что стоимость рекламы и продвижения товара может во много раз превышать затраты на его непосредственное производство, а сам товар при его подробном рассмотрении оказывается нужным лишь на короткое время отчужденному сознанию покупателя³⁹. Однако дело далеко не только в рекламных бюджетах. Свободный рынок и неконтролируемая конкуренция приводят к тому, что в погоне за прибылью производителю в один момент становится легче обмануть потребителя, чем создать по-настоящему конкурентный товар. Под обманом в данном случае мы имеем в виду не мошенничество и прямое нарушение законодательства, а манипулятивное воздействие на индивидов с целью вплести его в созданную производителем систему потребления.

Большую работу в описании манипулятивного фактора в мировой экономической системе представляет вышедшая в 2015 году книга двух нобелевских лауреатов по экономике 2001 и 2013 года, Джорджа Акерлофа и Роберта Шиллера, под названием «Охота на простака. Экономика манипуляций и обмана». Будучи сторонниками капитализма и приверженцами свободного рынка, авторы констатируют манипуляцию как одну из неизбежных составляющих современной экономики и самого свободного рынка как такового. «Вслед за Адамом Смитом мы могли бы признать, что рыночное равновесие носит оптимальный характер. Но тогда его не следует понимать как устанавливающееся в зависимости от истинных желаний покупателей и продавцов... Господствующая экономическая теория игнорирует это различие, поскольку большинство экономистов считают, что зачастую люди знают, чего на самом деле хотят»⁴⁰. Обобщая известные исследования, авторы классифицируют типы манипуляционного воздействия на потребителя, приводят примеры того, как манипуляция спросом стала одним из важнейших элементов практически любой отрасли современной рыночной экономики. Значительная часть работы нобелевских лауреатов посвящена описанию последних крупных финансовых кризисов, причиной каждого из которых становился раздутый финансово-манипулятивный пузырь, всякий раз принимающий новые формы, но всегда заключающий в себе манипулятивную основу. «Мы написали эту книгу, чтобы опровергнуть то, что мы считаем ошибочным убеждением. Под последним мы понимаем концепцию свободного рынка, в правильность которой свято верит большинство населения США и которая достаточно популярна за рубежом. Эта концепция — результат примитивной интерпретации традиционной экономической теории. Она основывается на том, что свободная рыночная экономика, где действуют предостережения относительно распределения доходов и внешних эффектов, воплощает в себе все лучшее в этом мире»⁴¹.

Таким образом, даже сторонники рыночной модели говорят о том, что в наши дни влияние манипуляции (они называют это фишингом) на экономику имеет глобальную тенденцию к росту. За небольшим исключением капитал стремится не удовлетворять потребности или создавать инновационные продукты, а создавать манипулятивный спрос для его скорейшего удовлетворения и получения выгоды: «...рыночная экономика рождает всё усложняющиеся манипуляции и обман». Нужно констатировать факт, что усилиями постоянно доводимых до совершенства технологий рекламы и маркетинга капитализм на современном этапе уже сделал манипуляцию одним из факторов развития современной экономики, которая «по сути, не может справиться с обманом и мошенничеством»⁴².

Впрочем, марксисты давно указывали на данную особенность рыночной экономики. Маркс в первых же строчках «Капитала» писал: «Природа этих [удовлетворяемых товарным капиталистическим производством] потребностей, — порождаются ли они, например, желудком или фантазией, — ничего не изменяет в деле». В дальнейшем неоднократно акцентируя внимание читателей на том, что стремление капитала к прибыли в рыночных реалиях довлеет над сдерживающими свободный рынок общественными институтами, поскольку «...при 300%-й прибыли нет такого преступления, на которое капитал не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».

Из области экономики манипуляция и свойственные ей технологии проецируются на все остальные сферы общественной жизни. Данные процессы и влияние, оказываемое манипулятивным капитализмом на общество, довольно полно описаны современными учеными (и не только марксистами), раскрывающими сущность современного общества потребления как общества колоссального отчуждения, а современную мировую экономику как рынок симулякров — брендов, имеющих ценность только для отчужденного сознания потребителя.

В результате даже известные сторонники свободного рынка в наши дни указывают на необходимость усиления роли государства в регулировании экономики, обуздания манипуляции и обмана, которые являются неизбежными составляющими рыночной конкуренции.

Зададимся вопросом о роли развития технологий в процессе построения современной манипулятивной экономики. Плоды информационных революций в виде радио, телевидения, Интернета каждый раз как бы приближали капитал к потребителю, отчуждая все больше нашего личного пространства и предоставляя капиталу все более широкие возможности для манипулятивного воздействия. Революция больших данных открывает новые возможности для увеличения доли манипулятивного спроса даже на существующем этапе. Это одна из причин того, почему ее плоды наиболее заметны в сферах маркетинга и рекламы, а по факту используется практически в любом взаимодействии корпораций с потребителями. Вместе с цифровой эпохой капиталистическая манипуляция вошла в жизнь сотен миллионов человек: социальные сети ежегодно проводят многочисленные А/В-тестирования на основе тысяч поведенческих записей, заставляя нас судорожно обновлять страничку вместо общения с сидящим рядом живым человеком, компьютерные игры увлекают не хуже наркотиков, а интернет-зависимость уже признана психическим заболеванием. Множество исследовательских работ описывают, как капитализм, вооруженный большими данными и современными технологиями, создает человека нового типа, эксплуатируя все более глубокие психические свойства личности, слабости и зависимости, превозносит эгоизм и индивидуализм, предлагая иллюзию непрерывного общения, делает людей одинокими. Отработанная и показавшая свою эффективность технология переходит в сферы политики, организации жизни общества и государства, работы средств массовой информации.

Продолжение революции больших данных на основе манипулятивного капитализма катализирует роль манипуляции в экономике. Мы уже описали, что использование больших данных в разных областях дает весомый эффект, однако в общественной сфере, связанной со взаимодействием людей, управлением обществом, представляется наиболее прибыльной. Начавшаяся революция делает любые воздействия на человека и общество квантитативными, а саму численную фиксацию воздействий на индивида практически беззатратной, что создает возможность возвести манипуляцию, уже ставшую одним из основных элементов современной экономики, на принципиально новый уровень. Капиталисты всех мастей все чаще в поиске новых прибылей направляют свой взор на большие данные.

Информация и данные в системе товарно-денежных отношений

Прежде чем рассматривать наступающие вместе с эпохой больших данных структурные изменения современного капитализма, нам придется рассмотреть информацию в целом и большие данные в частности в системе товарно-денежных отношений.

Маркс отмечал, что «товарное обращение есть исходный пункт капитала. Историческими предпосылками возникновения капитала являются товарное производство и развитое товарное обращение, торговля. Мировая торговля и мировой рынок открывают в XVI столетии новую историю капитала»⁴³. Описывая всеобщую формулу капитала «деньги - товар - деньги» (Д-Т-Д), он раскрывал его сущность постоянного стремления к прибыли: «Купить, чтобы продать, или, точнее, купить, чтобы продать дороже, Д — Т — Д', представляет на первый взгляд форму, свойственную лишь одному виду капитала — купеческому капиталу. Но и промышленный капитал есть деньги, которые превращаются в товар и потом путем продажи товара обратно превращаются в большее количество денег. Акты, которые совершаются вне сферы обращения в промежутке между куплей и продажей, нисколько не изменяют этой формы движения. Наконец, в капитале, приносящем проценты, обращение Д — Т — Д' представлено в сокращенном виде, в своем результате без посредствующего звена, в своем, так сказать, лапидарном стиле, как Д — Д', как деньги, которые равны большему количеству денег, как стоимость, которая больше самой себя. Таким образом, Д — Т — Д' есть действительно всеобщая формула капитала, как он непосредственно проявляется в сфере обращения»⁴⁴.

Пришло время определиться с тем, какое место в системе товарно-денежных отношений занимают информация и данные, из которых она может быть извлечена. Информация вообще и данные в частности всегда были неотрывно связаны с любым производством товаров или услуг. Чтобы создать палку-копалку, нашим первобытным предкам сперва нужно было представить ее в своей голове, проанализировать данные, применять полученную информацию. Вместе с технологическим прогрессом росло значение информации— древнему человеку не нужно было изучать особенности материалов для создания первых орудий, точно так же Генри Форду для создания передового для своего времени автомобиля не нужны были сотни гигабайт данных со всякого рода датчиков и миллионы часов датифицированного поведения людей. Долгое время информация в системе товарно-денежных отношений не отделялась как-либо от непосредственного производства, потому как на рынке практически не существовало отдельных субъектов, занимающихся исключительно интеллектуальной деятельностью, созданием информации для ее дальнейшей продажи непосредственным производителям товаров. Институциональное выделение информации в системе экономических взаимоотношений происходит в начале XVIII века, вместе с появлением первых законов об авторском праве и патентах, вроде принятого в 1710 году Статута королевы Анны.

В качестве же отдельной составляющей производственного процесса ученые начинают массово выделять информацию лишь с конца XIX — начала ХХ века. «Развитие основного капитала показывает, до какой степени всеобщее общественное знание превратилось в непосредственную производительную силу, и до какой степени условия самого социального жизненного процесса оказались помещены под контроль всеобщего интеллекта и преобразованы в соответствии с ним», — писал Маркс⁴⁵. Знание, владение информацией, достижениями науки позволяют создавать все более совершенные и конкурентоспособные товары. А в середине ХХ века происходит научно-техническая революция, в результате которой наука (производство знаний, информации) становится основным фактором развития экономики.

Революция больших данных является следующих шагом, когда для производства качественной информации необходимы большие данные. Рассматривая примеры множества современных предприятий, занимающихся исключительно сбором данных для их дальнейшей продажи, и зарождение целого ряда новых профессий (вроде копателя данных), мы видим, что сегодня сами по себе данные отрываются от информации и трансформируются в самостоятельный элемент экономической системы.

Данные становятся неотъемлемой и крайне важной частью информационной составляющей в наиболее

лее прогрессивных производствах. Рассмотрим их возрастающую роль на каждом этапе товарно-денежного цикла:

- говоря о непосредственном производстве товаров, мы уже приводили в первой главе достаточно примеров использования больших данных в промышленности, сельском хозяйстве и других сферах материального производства. Информация является ключевым и наиболее востребованным элементом современного производства, а большие данные, в свою очередь, становятся их важнейшей частью и неотъемлемой составляющей — тем, из чего «куется» информация;

- информация об обществе и особенно персональные данные позволяют регулировать потребность людей в тех или иных товарах, создавать манипулятивный спрос. Лучше всего это заметно в наиболее датифицированной среде общественной жизни — Интернете. Скажем, две крупнейшие информационные корпорации Google и Facebook контролируют 85% рынка интернет-рекламы⁴⁶. Невозможность продажи эффективной интернет-рекламы без больших данных показывает, что они заняли ключевое и неотъемлемое место в одной из ниш, связанных с регулированием спроса;

- информация и большие данные могут сами являться товаром. Собираемые данные имеют стоимость, зависящую, в первую очередь, от необходимых затрат на их получение. А вот стоимость информации, которую можно из них извлечь, во многом зависит от уже имеющегося у экономического субъекта объема больших данных, ведь объем получаемой информации находится в экспоненциальной зависимости от него. К примеру, данные телефонов в телефонных книжках большого числа пользователей смартфонов не имеют практической пользы и могут приносить прибыль лишь в сочетании с другими большими данными той или иной информационной корпорации, в совокупности позволяющими продавать качественную рекламу. Несмотря на это, данными в наши дни торгуют далеко не только лишь все крупные информационные корпорации. Пока большая часть общественной жизни еще не до конца датифицирована, малый бизнес и информационные стартапы часто находят неиспользуемые источники больших данных и успешно их коммерциализируют. Так, компания «Максимателеком» — оператор бесплатного Wi-Fi в Москве и Санкт-Петербурге — самостоятельно монетизирует собираемые пользовательские данные. В своей презентации компания рассказывает, как реклама, основанная на анализе имеющихся у них данных о передвижениях и предпочтениях людей, позволила привлечь новых постоянных клиентов в кафе «Капучинка»⁴⁷. А сеть кофеен Shiru в обмен на кофе берет не деньги, а персональные данные своих клиентов⁴⁸;

- большие данные активно используются в сфере банковской и биржевой деятельности, в том числе связанной со спекуляцией денежными массами и товарами. Их анализ является неотъемлемой частью работы различных хедж-фондов, строящих финансовые прогнозы. В целом владение информацией качественно нового уровня открывает широкие возможности для проведения рыночно-финансовых манипуляций, что является фундаментом существования целого кластера финансового капитала;

- большие данные начинают играть ключевую роль и в развитии науки, определяя ее современные рамки, а также вектор всей информационной составляющей товарного производства, что мы подробно разберем чуть позже.

Обобщая все вышесказанное, можно сделать вывод, что постепенно выходящие на рынок большие данные присутствуют на всех этапах товарно-денежных отношений, каждый из которых неизбежно связан с производством информации и возможностями ее обмена. Революция больших данных в данном случае катализирует указанные процессы.

Кроме того, происходит «отделение» данных от информации. Большие данные в новую эпоху могут рассматриваться как отдельный от информации элемент экономических отношений, так же как информация в свое время стала рассматриваться в качестве отдельного элемента материального товарного производства и оказании услуг.

С ростом объема и вариативности (а также развитием технологий по их обработке) большие данные могут постепенно занять ключевое место на каждом этапе товарно-денежных отношений, а значит, и в мировой экономике в целом.

Информационный капитал и его интересы

Для понимания происходящих исторических изменений в глобальном капиталистическом мире мы будем рассматривать его в контексте конфликтов между условными группами крупного мирового капитала. Маркс описывал межотраслевую конкуренцию как конкуренцию между производителями разных отраслей за наибольшую прибыль и максимально выгодные возможности вложения капитала, а основным средством такой конкуренции выступало перетекание капитала между отраслями. Когда в определенной отрасли норма прибыли оказывается выше, чем в других, то в эту отрасль начинается постепенный перелив денежных и иных средств.

При подобном анализе традиционно выделяются промышленный, сырьевой, финансовый и другие релятивные типы капитала. У каждого из них (и представляющих его элит) имеются свои классовые интересы. Например, сырьевому капиталу важно ограничение внедрения альтернативных видов топлива и выгодны некоторые военные конфликты, повышающие стоимость продаваемого сырья. Финансовый капитал заинтересован в сохранении глобальной банковской системы, дающей широкие спекулятивные возможности— и так далее. Важно отметить, что подобное деление капитала на отраслевые группы всегда весьма условно, ведь крупные корпорации, как правило, совмещают в себе различные типы производств. Но в целом данный подход дает возможность производить общий анализ происходящих в мире событий и порой весьма точно объясняет и предсказывает глобальные конфликты и их сущность.

Кроме того, нужно пояснить, что хоть капитал в лице крупных корпораций и различается между собой, имеет внутренние противоречия, может принимать более прогрессивные или реакционные формы, он все равно остается капиталом. Его целью, как и во все времена, является извлечение максимальной прибыли при минимальных издержках. Разный тип капитала может использовать для этого различные инструменты, будь то увеличение рабочего дня и сокращение льгот для своих рабочих, искусственный дефицит на сырье или манипулятивная эксплуатация путем продажи потребителям ненужных товаров. Некоторые формы капитала могут показаться простому человеку более прогрессивными и приемлемыми. И, конечно, для нас есть существенная разница, благодаря чему достигается рост прибыли — например, благодаря внедрению интенсивных технологий или же новой кровопролитной войне. Вместе с тем нельзя забывать, что рассматривать процессы мы будем с марксистских позиций, доказывающих, что целью капитала любого типа является эксплуатация, отчуждение человека от результатов труда, помещение его в рамки независящих от него обстоятельств, лишение индивидов и целых социальных групп возможностей свободного существования и прогрессивного исторического творчества.

Итак, в последнее десятилетие на наших глазах появился и встал на ноги капитал нового типа — информационный капитал. Элиты, относящиеся к этому типу капитала, осознали, что основной ценностью нового времени является не нефть, заводы или банки, а большие данные и информация. Конечно, корпорации занимающиеся наукой (производством информации), существовали и раньше, получив наибольшее развитие в процессе НТР. Однако начавшаяся революция перевернула с ног на голову информационную составляющую производства, сделав именно большие данные отдельной сферой, в ближайшей перспективе гарантирующей наибольшую норму прибыли. Корпорации, обладающие доступом к этой «новой нефти», уже стали лидерами мирового капитала. Некоторые из них, вроде соцсети Facebook или третьей по объему капитализации компании в мире Google, изначально занимались не научной, а скорее коммуникативной деятельностью, организуя эффективную передачу данных между людьми.

Вместе с появлением капитала нового типа наблюдается трансформация и классических форм капитала: осознавая перспективы и неизбежность господства больших данных, традиционные капиталисты тоже начинают меняться, активно вкладываться в информационные проекты, стараясь также завладеть столь перспективными большими данными и связанными с ними типами производства, войти, таким образом, в плеяду мировой или хотя бы локальной информационной элиты. В результате мы можем наглядно наблюдать перетекание капитала.

Ведь уже сегодня владение данными приносит невиданные доходы, а в ближайшей перспективе и в течение всего периода революции больших данных они будут расти галопирующими темпами. Например, мессенджер WhatsApp в 2014 году был продан ее создателем корпорации Facebook за 19 миллиардов долларов. Для сравнения, капитализация эталона российской тяжелой промышленности Камского автомобильного завода (включающего в себя не только сам завод, но и научные исследовательские институты, сеть производств и прочее) с более чем 35 тысячами постоянных сотрудников на 2018 год оценивалась в 36 миллиардов рублей или чуть больше 0,5 миллиарда долларов⁴⁹. Вот что уже является реальной ценностью! Приложение, программный код которого за месяц мог бы написать талантливый студент, стоит почти в 40 раз больше создаваемого десятилетиями промышленного гиганта. Как же так вышло? Дело в том, что подобное популярное мобильное приложение — это доступ к данным сотен миллионов пользователей (даже если рассматривать только информацию, законно и добровольно передаваемую пользователями), которые пока что можно хранить и использовать в ограниченных направлениях, а со временем можно будет обработать и использовать по полной, включив данные в общую собранную корпорацией систему больших данных, в результате получая огромные прибыли и возможности влияния на общество. Кстати, спустя два года Facebook в одностороннем порядке расширила перечень собираемых и передаваемых из приложения WhatsApp данных и включила туда, например, телефоны друзей пользователя из записной книги и пересылаемые фотографии.

Кроме непосредственно прибыли, информация приносит власть. Одним из ярких примеров является работа компании Cambridge Analytic, внесшей вклад в победу Дональда Трампа на выборах президента США. Собрав данные 87 миллионов пользователей Facebook, компания смоделировала поведение миллионов американцев, чтобы показывать им релевантную политическую рекламу и мотивировать голосовать за нужного кандидата. Можно только догадываться, какой властью уже обладает сама социальная сеть, имеющая прямой и моментальный доступ ко всем своим пользователям и их данным. Впрочем, и избирательная кампания Барака Обамы не обходилась без больших данных. Его штаб создал специальную базу, присвоив каждому из более чем 100 миллионов избирателей персональный номер и приписывая к нему всю возможную информацию, по крупицам собираемую более чем из 1000 различных источников. Это позволило провести нацеленную агитацию как в Интернете, так и вживую. Ходя от двери к двери, агитаторы Обамы приглашали на выборы только сторонников будущего президента, пропуская дома его потенциальных противников^50,51.

Как мы уже знаем, современная капиталистическая экономика в глобальном масштабе носит манипулятивный характер. Информационный капитал, являясь неотъемлемым посредником и монополистом, владеющим персональными данными, получает колоссальные сверхприбыли. Выручка той же Facebook только от прямой легальной рекламы за 2017 год выросла на 49% по сравнению с 2016 и составила почти 40 миллиардов долларов⁵². Несмотря на то, что сегодня политические перспективы применения больших данных наглядно иллюстрируют в основном отдельные электоральные победы и маркетинговые успехи, власть и влияние владеющих информацией капиталистов с каждым годом будет, безусловно, возрастать. И, как мы увидим дальше, в конечном счете станет близка к абсолютной. Информационный капитал последовательно идет к этому и преодолевает технологические и социальные трудности на пути к своему всевластию.

Некоторые исследователи полемизируют⁵³, указывая, что революционная особенность больших данных не в том, чтобы собирать все данные подряд, а в том, чтобы собирать только нужные, т.к. только из них можно извлечь ценную информацию. Однако, по мере развития революции, все больше данных, ранее неиспользуемых, становятся релевантными новым исследованиям, потому хранение всех еще неиспользуемых данных информационными корпорациями является одной из их ключевых задач.

В связи с этим информационные корпорации стремятся наращивать новые источники получения цифровой информации и больших данных, несмотря на то, что порой еще не обладают технической возможностью быстро обрабатывать такие объемы слабоструктурированной информации. К примеру, корпорации вкладывают значительные ресурсы в обеспечение Интернетом стран третьего мира и развитие различных программ, позволяющих им получить данные все большего числа обитателей земного шара. Проект internet.org компании Facebook и партнеров ставит целью доставить Интернет каждому из 5 миллиардов жителей Земли, до сих пор не имеющих его⁵⁴. Google запускает воздушные шары, оснащенные специальным оборудованием, раздающим Интернет, и дроны с охватом крыльев свыше 50 метров, способные в течение более двух лет оставаться в воздухе без перезарядки и обеспечивать «бесплатный» интернет-доступ в удаленных и труднодоступных регионах Земли. А Илон Маск обещает при помощи дешевых ракет покрыть планету спутниками с тем же «бесплатным» Интернетом. Заняв роль мирового бесплатного провайдера, корпорации надеются получить и весь колоссальный проходящий через них объем данных.

За последние 25 лет в мире вдвое сократилось число людей, живущих за чертой бедности. Одной из причин (особенно в последние пять лет) стал, на наш взгляд, интерес информационного капитала к новым «мозгам» и новым источникам данных, что в меньшей мере может быть предоставлено нищим человеком. Лучшие умы планеты при помощи глобальных обучающих интернет-программ идут работать на информационный капитал, создавая все более успешные алгоритмы и более мощные компьютеры, а позволить себе купить смартфон и производить данные для мировых гигантов в наши дни могут уже даже те, кто едва сводит концы с концами.

Вместе с технологическими преградами информационный капитал преодолевает и общественные. Государственные институты, представляющие помеху на пути развития информационного капитализма, или подвергаются идеологическому давлению, или уже девальвированы. Краеугольный камень нового общества и старого мира — вопросы о том, кто может владеть данными, кто должен иметь к ним доступ, как они могут обрабатываться. Для того чтобы оценить происходящий конфликт, достаточно обратиться к массовой культуре, через которую капитализм традиционно доносит до общества нужные ему идеи. Чуть ли не в каждом втором голливудском фильме последних лет обыгрывается тема больших данных и вопросов их владения (последние части «Джеймса Бонда», «Людей Икс», «Форсажа», многочисленные сериалы и самостоятельные картины — наверняка читатель и сам сможет вспомнить несколько подобных голливудских работ). При этом «старые государственные институты», как правило, иллюстрированы негативными персонажами, которым противостоят молодые энергичные стартаперы-филантропы из информационных корпораций.

Итак, революция больших данных, включающая развитие датификации и искусственного интеллекта, катализирует значение данных и информации, вклинивается во все этапы экономической деятельности, способна кардинально увеличить производительность труда и прибыльность предприятий практически всех типов производств. Впрочем, исключением тут может являться сырьевой капитал — ведь, как правило, прибыль сырьевого капиталиста исходит из его права собственности на земные ресурсы, а эффективность средств производства (добычи) играет второстепенную роль. Проще говоря, нельзя добыть нефти больше, чем ее есть в земной коре. Этот фактор, на наш взгляд, является одной из основных причин, почему информационный капитал имеет наибольшее количество противоречий с сырьевым, что часто находит свое отражение в политике. В странах, где правящий класс представлен преимущественно сырьевым капиталом (Россия, ОАЭ⁵⁵),

ведется наиболее враждебная политика по отношению к датификации и интересам информационных корпораций — в части регламентирования Интернета, государственного контроля трафика и контроля передачи данных. В то же время информационный капитал активно вкладывается в поддержку и популяризацию возобновляемых источников энергии⁵⁶, постепенно уводя мир от зависимости от сырьевых корпораций и присвоенных ими земных ресурсов. К примеру, Google является крупнейшим заказчиком возобновляемой энергии⁵⁷. Facebook, Apple, Amazon и другие также стараются не отставать от информационного флагмана, активно разрабатывая альтернативные источники энергии.

Интересным феноменом данного противостояния является неочевидное сходство сырьевого и информационного капитала — ведь прибыль информационного капитала исходит из его права собственности на создаваемые людьми данные (о чем мы подробно поговорим позже), являющиеся самым ценным «сырьем» XXI века.

Конечно, не только сырьевой, а все традиционные типы капитала и его старые государственные институты, ощущая возможную потерю мирового господства, организуют сопротивление на законодательном уровне: обязуют корпорации хранить персональные данные пользователей на подконтрольных государству серверах, ограничивают и запрещают сбор информации, регламентируют работу с данными, блокируют Интернет вовсе и так далее. Все эти решения в целом запоздали и не представляют реальной опасности информационному капиталу ввиду технической невозможности их выполнения или абсурдности требований, а порой даже играют ему на руку. В третьей главе мы подробно разберем некоторые законы, которыми традиционный капитал пытается ограничить растущую власть информационных корпораций, и поясним, почему это не сработает.

Идеологическая война, развязанная информационным капиталом против старых общественных институтов, впечатляет. В ближайшие годы стоит ожидать их слом и изменения общественной жизни и самой сущности государств в его пользу. Резюмируя, можно сделать вывод, что корпорации стремятся заменить собой национальные государства.

Информационный капитал и монополия на науку

Определившись с тем, что представляет из себя информационный капитал, давайте рассмотрим возможности, открываемые ему революцией больших данных. Почему же описываемая информационная революция не является просто этапом научно-технической революции, начавшейся в середине ХХ века, в результате которой наука стала неотрывно связана с передовым производством и превратилась в основной фактор развития экономики? Ведь в широком смысле научная деятельность является процессом сбора данных и преобразования их в информацию, а значит, все вышеописанные революционные открытия и подходы являются лишь определенными шагами развития науки.

Сегодня большие данные являются частью информационной (научной) составляющей экономической деятельности. Однако в будущем не развитие науки, а датификация, сбор и анализ больших данных может стать основным фактором развития экономики, обойдя (подчинив) науку. Разберемся в этом по порядку.

Информационный капитал сформировался уже после научно-технической революции. Элита, владеющая и представляющая его интересы, однозначно осознаёт ведущую и возрастающую роль науки в процессе производства, многие владельцы современных информационных корпораций сколотили свои состояния, создавая принципиально новые высокотехнологичные продукты в IТ и близких к ней сферах.

Неудивительно, что информационный капитал вкладывает все возможные ресурсы в развитие науки и привлечение новых специалистов. Масштабная «утечка мозгов» из развивающихся стран и стран третьего мира в Европу и Соединенные Штаты во многом обеспечена укреплением позиций глобального капитала в развитых странах. Корпорации выстраивают эффективные системы поиска и вербовки талантливых ученых и специалистов по всему миру. Само по себе такое поведение не является уникальной чертой информационного капитала, подобный курс (хоть и в меньших масштабах) проводят и проводили многие годы, например, промышленные корпорации, а политика «высасывания мозгов» давно взята на вооружение империалистическими государствами и является одной из неотъемлемых частей капиталистической глобализации в ее текущем виде. Например, были разработаны и реализованы законодательные механизмы защиты интеллектуальной собственности, направленные не на стимулирование ученых изобретать и совершать открытия, а на защиту интересов крупного капитала, его вложений в глобальную систему переманивания специалистов. Доля затрат на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) корпораций в общем объеме национальных НИОКР для большинства развитых стран в наши дни приближается к 70%⁵⁸, и можно прогнозировать, что в самом ближайшем будущем именно информационные корпорации займут главенствующую роль в развитии науки. Так, если в 2006 году в десятку мировых корпораций с наибольшими расходами на НИОКР входили только две корпорации, специализирующиеся на информационно-коммуникационных технологиях — Microsoft и Intel^59,60, — то в 2017 году первые две строчки рейтинга занимают уже информационные корпорации, вырвавшиеся вперед во многом благодаря революции больших данных — Amazon и Alphabet (холдинг, владеющий Google Inc). Кроме того, шестое место занимает Microsoft, а девятое — компания Apple.

В вопросе монополизации науки, в отличие от традиционных форм, информационный капитал имеет большое преимущество, а именно находящиеся в его единоличном распоряжении большие данные и источники их пополнения.

Нужно отметить, что концентрация науки (как производительной силы) в руках крупных корпораций, происходившая и до революции больших данных, была связана с общей тенденцией капиталистического производства к концентрации капитала, впервые описанной самим Марксом. Если раньше ученый получал эмпирическую информацию путем простых наблюдений за явлениями природы или поведением людей и умозаключений на их счет, в эпоху НТР для проведения экспериментов строились специальные лаборатории и научные институты, что в значительной мере способствовало концентрации науки в руках крупных корпораций и государств. В наши дни начавшаяся революция больших данных меняет форму концентрации средств производства.

Информация по-прежнему является основой новых технологий и интенсификации производства, но теперь кардинально увеличилось количество данных, из которых можно извлечь конкурентоспособную информацию, необходимых для дальнейших научных открытий, и постепенно оно переступает определенный качественный рубеж, демонстрируя свойства больших данных. В то же время задача получения самых точных эмпирических показателей вместе с проявлением большими объемами собранных данных новых качеств становится все сложнее, в связи с чем наиболее прорывные открытия все чаще совершаются именно в области применения больших данных. Поэтому информационный капитал, ввиду своей деятельности обладающий собственными огромными закрытыми массивами информации и эксклюзивными источниками больших данных, получает фундаментальное преимущество.

Постепенная фокусировка информационного капитала на практически всех областях научной деятельности наблюдается уже сегодня. И если, например, в сфере теоретической физики традиционные государственные или частные научные институты еще могут проводить закрытые контролируемые эксперименты и считаться передовиками научной мысли, то в гуманитарных науках, особенно связанных с изучением поведения людей, они уже фундаментально отстали от представителей информационного капитала. Традиционные массовые опросы, интервью или различные глубинные исследования уже не отвечают вызовам современной науки и не дают и толики той информации, которую дает анализ больших данных. Может ли сегодня Институт социологии РАН или ВЦИОМ знать о российском обществе больше, чем корпорация Mail.Ru Group или Yandex? Как может короткий опрос нескольких тысяч человек сравниться с десятками миллионов страниц в социальных сетях, содержащих подробную информацию об интересах и запросах пользователей, данными об их передвижениях, покупках, мировоззрении, активных контактах и многому другому?

Проще говоря, большие данные являются важнейшим, по-своему революционным эмпирическим материалом для практически любого рода исследований и важнейшим компонентом новейших изобретений, включающих в себя, например, технологию развитого искусственного интеллекта. В тех отраслях, куда пока не добралась тотальная датификация, это ощущается в меньшей степени, но со временем и в них передовые исследования потребуют применения больших данных: «Информации стало настолько много, что на любой вопрос можно получить статистически обоснованный ответ. Удивительно, но это делает научный метод в том виде, в каком мы его привыкли применять, неработоспособным, потому что существенным становится все подряд! Многовековые традиционные исследовательские методологии, построенные на лабораторном анализе, отныне нельзя считать адекватными... Научный метод, что сейчас практикуется в сфере общественных наук, неэффективен и недостаточно силен, чтобы выжить в эпоху больших данных», — пишет Алекс Пентленд⁶¹.

Технология применения больших данных не исключает использования результатов исследований прошлых лет. Но происходящие революционные изменения ставят науку в зависимое положение от объема, вариативности и качества имеющихся у исследователя больших данных. Сельское хозяйство в процессе промышленной революции подчинилось индустриальному производству с его тракторами и заводами — вопрос эффективности и конкурентоспособности сельского хозяйства стал во многом определяться качеством и количеством техники. Индустриальное производство, в свою очередь, в процессе научно-технической революции стало определяться уровнем развития науки, а борьба за конкурентоспособность техники благодаря ускоряющемуся технологическому прогрессу переместилась из заводских цехов в научные институты и лаборатории. Главным игроком здесь становятся информационные корпорации.

Нужно сказать, что некоторые из них, понимая потенциал исследования имеющихся у них данных, предоставляют их в обобщенном виде всем желающим посредством, например, api или таких сервисов, как Google Trends. Данные других зачастую могут быть «запарсены» и обработаны специалистами самостоятельно — но и в этих случаях речь идет лишь о крохах общей информации, которую представитель информационного капитала по каким-то причинам решает не оставлять в единоличном пользовании.

Конечно, всегда остаются определенные области науки, не нуждающиеся в эмпирических данных, а у традиционных научных институтов, простых ученых-одиночек или небольших стартапов всегда есть возможность самостоятельно собирать эмпирическую информацию, используя современные технические средства, придумывать свои ноу-хау и совершать научные открытия. Тем не менее информационный капитал по своей сущности, по качеству данных, по их объему и прочим параметрам будет оставаться далеко впереди, тогда как небольшие частные исследовательские проекты лишь в редких случаях будут преуспевать (и, вероятнее всего, выкупаться информационным капиталом), гораздо чаще проваливаясь или маргинализируясь и претендуя максимум на роль поставщика — но в любом случае находясь в зависимости от информационного капитала, владельца больших данных. В последние годы на глобальном рынке появилась целая уже упоминавшаяся нами профессия data miner (копателя данных): специалисты в этой области ищут источники больших объемов данных и сферы применения результатов их обработки для Дальнейшей продажи или использования.

Приведенные тезисы позволяют выделить революцию больших данных как принципиально новую ступень глобальной модели экономического развития, а не части очередного этапа научно-технической революции. Ведь развитие передовых областей науки (в особенности связанных с материальным производством и общественными дисциплинами) становится сильно затруднено (зачастую невозможно) без доступа к большим данным и информации как результату их обработки. Определение направлений научной деятельности оказывается в зависимости от больших данных как ведущего фактора производства. Сам по себе процесс неуклонной миграции передовых центров науки из университетов в крупные корпорации происходит в течение достаточно продолжительного периода. Революция больших данных лишь способствует ускорению монополизации науки в руках корпораций, перехода этого процесса на новый уровень.

Сет Стивенс-Давидовиц в упомянутой выше работе⁶² приводит пример помешанного на лошадиных скачках ученого, стремящегося посредством больших данных предсказать эффективность того или иного скакуна. В процессе своих многолетних поисков он датифицирует всё новые и новые аспекты лошадиных гонок, пока с помощью самодельного лошадиного УЗИ-аппарата не находит рабочую причинно-следственную связь между размером конкретных внутренних органов лошади и ее успехами в скачках, что в конце концов позволяет ему точно предсказать триумф Американского Фараона, выигравшего тройную корону. Этот пример еще раз демонстрирует, что вариативность данных имеет не меньшую роль, чем их количество. То есть в процессе дальнейших исследований данные информационных корпораций, которые могут на первый взгляд не иметь никакого отношения к исследуемому вопросу, рано или поздно будут находить свое применение и становиться важной частью научного исследования.

В наши дни использование больших данных производителем зачастую ограничивается лишь сугубо релевантными источниками информации, но в ходе революции больших данных требования к передовым конкурентоспособным товарам будут возрастать и скоро поставят его в зависимость от данных, имеющихся у информационных корпораций. Технологическая рента, которая получит определяющее значение, будет постепенно возникать и взиматься не на уровне базовых технологий, а на уровне сбора и обработки больших данных.

До тех пор, пока в мире не все оцифровано, а информация уже может быть дороже любого ресурса и доступна на каждом шагу в изобилии, только руку протяни, идея о грядущей монополии информационного капитала на научные исследования с большими данными, несмотря на все приведенные нами аргументы, все-таки может показаться спорной критически мыслящему читателю. Нужно помнить, что мы пока находимся в самом начале революции, но корпорации уже многократно превосходят остальной мир в объемах собранных данных и темпах датификации. Мы считаем, что данная тенденция будет продолжаться и ускорится, распространяясь на одну за другой все новые и новые области экономики. Научная гонка меняет характер с «соревнования мозгов» на соревнование объемов накопленной информации. При таком развитии событий передовые научные знания и прорывные открытия будут в будущем принадлежать не всему человечеству или государству, а конкретной группе информационной элиты.

Большие данные как ресурс четвертой технологической революции

«Большие данные — топливо для новой цифровой экономики» — такое определение дано в программе Еврокомиссии «Горизонт 2020»⁶³. Описав зависимость научной деятельности от данных, можно обсудить известную аналогию: данные— это ресурсы, «нефть» эпохи четвертой технологической революции.

Ее начало связывают с развитием в первую очередь технологии искусственного интеллекта и роботизацией.

Если индустриальная революция в свое время обогатила нефтедобытчиков, сделав «черное золото» на долгое время, вплоть до наших дней, неотъемлемой частью производственного процесса, то происходящая революция делает уже сами данные неотъемлемой частью практически любой экономической деятельности — вечность уже не пахнет нефтью. Нефть и другие физические материалы являлись топливом индустриальной революции, позволяющей эффективно работать заводам, фабрикам, машинам — в наши дни своеобразным топливом становятся данные. На нем начинают работать исследовательские институты и лаборатории, занятые передовыми научными разработками, искусственный интеллект и цифровое распределенное производство, мир Интернета вещей и, в конечном счете, практически все, что нас окружает.

Описанное не означает, что, скажем, научной деятельностью в том виде, в каком мы привыкли ее видеть, скоро совсем нельзя будет заниматься без больших данных. В конце концов, и машины на дровах еще существуют, да и поле до сих пор можно вспахать при помощи плуга и лошади. Это означает лишь то, что традиционная наука будет сильно зависеть от больших данных, а значит, и информационного капитала.

Однако за подобной наглядной аллегорией можно упустить еще одну важную особенность данных. Большие данные выполняют не только функцию «топлива», но одновременно служат важной составной частью технологии искусственного интеллекта, а также звеном четвертой технологической революции. Понятно, что для создания автоматизированного цифрового производства нужно сперва датифицировать традиционные производственные процессы. Автомобиль можно собрать, не имея бензина, чтобы позже поехать в путешествие, заправившись на бензоколонке, но искусственный интеллект в своей основе нуждается в больших данных — и на стадии его создания (обучения), и в процессе дальнейшей работы.

В совокупности описанные свойства данных являются причиной, почему большие данные нужно считать ключевым фактором новой технологической революции. Например, чтобы создать машину, не уступающую человеку в способности к творчеству, логично предположить, что потребуются как минимум все данные, с которыми соприкасается человек на протяжении всей его жизни, т.е. необходима абсолютная датификация, в которой почти не будет лишних в плане вариативности данных.

В обозримой перспективе данные могут занять более существенное положение в экономике, чем углеводороды. На наш взгляд, революция больших данных является определяющей основой четвертой промышленной революции. Ведь прогнозируемые изменения в производстве, о чем активно говорят критики⁶⁴ новой технологической революции, не подразумевают массового внедрения принципиально новых материалов, новой транспортной платформы, революционных сдвигов в области энергоэффективности производства, появления новой энергетической базы. Революционным является достигнутый современными средствами датификации и обработки информации постоянный переход количества данных в новое качество, способствующий увеличению их значимости и, в конечном счете, обеспечивающий большим данным ведущую роль в новой экономике.

Концентрация капитала на примере Интернета вещей

Чтобы ключевая проблема данной главы, заключающаяся в концентрации капитала в руках информационных корпораций, была более понятна, рассмотрим ее на примере набирающего популярность феномена «Интернета вещей». Данное понятие определяется как концепция вычислительной сети физических предметов («вещей»), оснащенных встроенными технологиями для взаимодействия друг с другом или с внешней средой, рассматривающая организацию таких сетей как явление, способное перестроить экономические и общественные процессы, исключающее из части действий и операций необходимость участия человека⁶⁵. В настоящее время явление затрагивает не только кибернетические сети с предметами домашнего пользования, но и, например, промышленные производственные объекты. Развитие Интернета вещей называют⁶⁶ одним из сопутствующих четвертой технологической революции процессов.

Попробуем описать концентрацию капитала и монополизацию экономики в период революции больших данных. Для примера возьмем простую интернет-вещь — кофеварку. Кофеварка мира Интернета вещей в наши дни может представлять из себя кофейную машину, которая, с помощью браслета дистанционно анализируя характеристики физической активности своего хозяина, приготовит ему кофе с оптимальной температурой и содержанием кофеина. Подобной вещью сегодня мало кого удивишь — такие устройства в наши дни собирают у себя дома даже более-менее продвинутые школьники: они работают на простых алгоритмах и, как правило, не используют большие данные. Описанный пример представляет собой интернет-вещь первого поколения. Конечно, их вариативность и качество обработки данных может сильно различаться — так, холодильник для похудания может не выдавать своей хозяйке еды, опираясь не только на динамику ее веса, но и на пройденное за день расстояние, интенсивность тренировки и так далее. Главная определяющая особенность интернет-вещей первого поколения в том, что они используют относительно небольшой объем данных.

Кофеварки следующего поколения уже не так просты. Теперь наша машина, принимая решение об оптимальном выборе кофе, опирается на большие данные, в общем виде предоставляемые информационной корпорацией. Зная настроение, характер, болезни своего хозяина, а также анализируя закономерности, динамику, реакцию на употребление кофе у миллионов похожих потребителей, наша кофеварка делает оптимальный напиток, который с наибольшей вероятностью понравится и будет полезен ее хозяину в конкретной жизненной ситуации. Такая кофеварка, а главное производимый ею кофе, придется по душе хозяину гораздо больше, чем кофе его старой машины. На втором поколении предметов Интернета вещей мы уже наблюдаем, что для создания наиболее качественных товаров их производители нуждаются в больших данных. Информационные корпорации смогут предоставлять их подобно тому, как сегодня предоставляют рекламодателям обобщенные данные для таргетинговой интернет-рекламы, и получать свой процент с каждой произведенной интернет-вещи. Таким образом начинается процесс явной концентрации капитала в руках владеющих данными корпораций.

Мы можем предположить, что интернет-вещи следующего поколения, пока еще в основном находящиеся на стадии разработки, также будут опираться на более масштабную систему больших данных, нежели их предшественники. Принимая решения о том, чтобы подать вам эспрессо утром, такая машина наверняка обратит внимание на тот факт, что вы опаздываете на работу, ваш начальник сегодня в плохом настроении, на светофоре пробка, — а также на множество других факторов, связанных не только с вами, но и окружающим миром. И, конечно, у такой кофеварки не будет никаких кнопок, ведь она будет в состоянии самостоятельно просчитать момент, когда нужно подать оптимальный кофе. Качество интернет-вещей третьего поколения, как мы видим, полностью определяется большими данными, скоростью их сбора, качеством обработки.

Производительность и конкурентоспособность интернет-вещей, к которым рано или поздно будут относиться многие окружающие человека товары, напрямую зависит от размера данных и возможностей их использования. Развитие Интернета вещей в условиях нынешнего капитализма неизбежно приведет к концентрации капитала в руках владельцев данных, без которого создавать вещи третьего поколения уже никак невозможно.

Обратим внимание, что в данном описании мы не затронули другой немаловажный аспект концентрации капитала, а именно монополизацию программных продуктов. Для создания наиболее качественных и понятных пользователю программ зачастую также необходимы большие данные, которые можно получить, только уже владея подобными продуктами и пользовательскими данными, что постепенно делает информационный капитал монополистом в производстве передового программного обеспечения. Кроме того, для хранения больших данных все более эффективными и выгодными становятся крупные облачные сервера, а это тоже может и будет способствовать ускорению концентрации капитала. В результате революция больших данных ведет к неминуемой концентрации капитала в руках информационных корпораций.

Информационный капитал и его политическое превосходство

Как было описано выше, итоговая стадия начавшейся революции на основе глобального капитализма открывает широкие, если не абсолютные возможности к управлению обществом со стороны основных монополистов данных— информационных корпораций. Мы уже говорили, что анализ данных в общей единой системе информации позволяет знать об обществе и каждом индивиде больше, чем он сам знает о себе, предугадывать его действия, контролировать информационную среду, а значит, и его воззрения, эмоции, действия и, по

сути, всю его жизнь. Однако заключительному этапу революции больших данных и его воплощению в виде, хорошо описанном в современных антиутопиях, должны предшествовать как минимум два не менее важных шага общественно-политических завоеваний представителей информационного капитала. Во-первых, это целостное достижение политической власти, контроль и превосходство над иными формами капитала и государственными институтами. Во-вторых, это монополизация данных и возможность одной информационной корпорации владеть большей частью имеющихся и создаваемых обществом данных на определенной территории (или на всей Земле сразу).

Для получения экономического доминирования информационного капитала уже созданы предпосылки, ведь информация является ключевым фактором развития экономики, а по мере развития революции больших данных все крупные компании из самых разных отраслей производства будут вынуждены сотрудничать с информационным капиталом или становиться его частью. Не случайно уже сегодня из шести самых дорогих корпораций мира (согласно рейтингу рыночной капитализации⁶⁷) пять представляют информационный капитал.

Конечно, в наши дни для создания глобальной системы доминирования информационных корпораций с фантастической всесторонней системой контроля общества пока нет и еще какое-то время не будет материальных и общественных предпосылок. Однако возможности и инструменты для осуществления индивидуального информационного террора с целью получения и удержания определенной политической власти уже есть. Любой политик или локальный общественный активист активно пользуется Интернетом и другими средствами информационного обмена, оставляя за собой огромный шлейф данных, бережно сохраняемый и сортируемый информационным капиталом и государственными институтами. Значимая часть данных, создаваемых и передаваемых пользователями (например, личные переписки в мессенджере Телеграм), защищены различными протоколами шифрования, расшифровать которые сегодняшними технологическими средствами невозможно. В то же время слабо защищенные данные (вроде переписок в социальных сетях, некоторых популярных мессенджерах и посредством СМС) информационному капиталу доступны.

Нужно сказать, что совершенствование технологий через несколько лет сделает возможным, судя по всему, и быструю расшифровку защищенных данных. Государственные органы и корпорации ведущих стран мира активно работают над внедрением квантовых компьютеров и получением за счет них технологического превосходства⁶⁸. Особенностью квантовых процессоров является возможность расшифровки данных на много порядков эффективнее любых современных компьютеров.

Кроме того, возможность сокрытия данных существенно затрудняет их вариативность: так, если и не удастся расшифровать сообщение в мессенджере, то с доступом к операционной системе устройства (или даже изображению экрана), с которого писалось сообщение, можно прочитать его, не утруждаясь расшифровкой. Полную безопасность и анонимность при передаче данных в наши дни могут гарантировать себе лишь немногие продвинутые пользователи, а по ходу революции больших данных скрывать информацию будет становиться все сложнее, если вообще возможно.

Конечно, со временем будут появляться новые способы шифрования — согласно закону Шнайера, любой человек может создать алгоритм, который он сам не сможет расшифровать. В то же время в процессе совершенствования технологий старые зашифрованные данные будут раскрываться и обрабатываться, хотя и с определенным отставанием. Неугодный политик или активист будет легко снят с политической сцены, если это потребуется информационному капиталу для достижения политической власти. И если глобальное господство корпораций, основанное на полном анализе больших данных, сегодня кому-то может казаться несбыточной антиутопией, то «индивидуальный информационный террор» — это реальность ближайших десятилетий, материальные предпосылки которого в виде сохраненных данных уже сформированы. Многие государства и представляющие их группы капитала, понимая заложенную в собираемых данных власть, применяют законодательные меры в собственных интересах. Так, «пакет законов Яровой» и специальные технические средства вроде СОРМ-3, используемые в России, открывают возможность индивидуальных политических репрессий к любой оппозиции со стороны российской власти (преимущественно представленной группами сырьевого и финансового капитала, которые прекрасно осознают политическую важность происходящих изменений). Сегодня некоторые оппозиционеры как справа, так и слева критикуют вводимые правительствами средства контроля, приводя одним из аргументов техническую невозможность прочтения многих зашифрованных данных. Не исключено, что спустя всего несколько лет они или их последователи станут жертвами точечного информационного террора.

Разберемся со вторым необходимым шагом информационного капитала на пути к власти — решением задачи монополизации данных.

Глобализм и информационный капитал

Выделяя главные тенденции развития капиталистического производства— концентрацию средств с вытеснением мелких производителей и централизацию, т.е. слияние предприятий в монополистические объединения, — Карл Маркс видел в них устремленность к усилению общественного характера производства и загнивания капитализма. В дальнейшем В.И. Ленин развивал данное видение в своих работах⁶⁹, предлагая альтернативу капиталистическому пути, и, в частности, писал, что «социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией. Объективный ход развития таков, что от монополий вперед идти нельзя, не идя к социализму»⁷⁰. По сей день концентрация и централизация производства продолжаются, достаточно вспомнить современные транснациональные корпорации, вобравшие в себя целые циклы самых разных производств во всех частях света.

Вместе с тем события ХХ века и череда невероятных изменений в технологиях производства и общественном мироустройстве обозначили нелинейность выведенных Марксом тенденций развития капитализма. Он описывал процесс концентрации средств производства, зачастую рассматривая индустриальную промышленность девятнадцатого века с его огромными паровыми машинами и массой рабочих. Сама сущность такого производства и стремительно возрастающая прибыльность при объединении отдельных заводов в индустриальные гиганты способствовали ускорению концентрации капитала. Начиная со второй половины ХХ века, когда интеллектуальный труд постепенно становится основной производственной силой, появляются предпосылки для снижения скорости концентрации капитала. В нашем веке главным средством производства работника интеллектуального труда стал доступный практически каждому человеку персональный компьютер и Интернет в качестве средства получения необходимой информации. Капитализму пришлось серьезно потрудиться, выстраивая системы авторского права и защиты интеллектуальной собственности для сохранения массивов закрытой информации и отчуждения человека от результатов его труда уже на уровне владения информацией, а не материальными средствами производства. Кроме того, во многом благодаря влиянию финансового капитала научно-техническая революция не стала серьезным препятствием для дальнейшей монополизации мировых рынков⁷¹. Процесс концентрации капитала продолжился с новой силой. О том, что монополизация экономики является реальной угрозой обществу, говорят не только традиционные противники свободного рынка. Масштабное исследование ученых трех мировых университетов, вышедшее в конце 2018 года, описывает динамику изменения наценок американских фирм. Изменение маржинальности компаний с 21% в 1980 году до 61% в наши дни главным образом объясняется ростом верхней части распределительной разметки: верхние процентили резко увеличились, в то время как медиана осталась неизменна⁷².

Изменение наценки американских фирм с 1955 года. Из исследования: The Rise of Market Power and the Macroeconomic Implications. November 22, 2018 Jan De Loecker KU Leuven NBER and CEPR, Jan Eeckhout UPF Barcelona (ICREA, GSE) and UCL Gabriel Unger

Капитализм уцелел во многом благодаря тому, что сумел несколько ограничить монополии и сохранить конкуренцию. В большинстве развитых стран были приняты жесткие антимонополистические законы, запрещающие монополию вплоть до принудительного дробления компаний со стороны регулирующих государственных органов. Под их влиянием и ввиду изменения технологий монополии к концу века эволюционировали в транснациональные корпорации — началось развитие олигополий (доминирование малого числа конкурирующих фирм), а процесс монополизации серьезно замедлился. Дальнейшее развитие и отделение финансового капитала от производства привели к установлению системы глобализма как новой формы империализма со своими законами и правилами, углубляться в которые в рамках данной работы мы не планируем.

Несмотря на то, что относительно нынешних характеристик глобализма среди марксистов нет единого мнения, можно обозначить важный для нас вывод, что процессы концентрации капитала и монополизации капиталистического производства проходят нелинейно. Их скорость зависит от изменений технологического характера производства, а также от регулирующих мер, предпринимаемых государствами и самим капиталом с целью сохранения конкуренции и своего господствующего положения. Рассмотрим, каким предположительно образом будет меняться глобальный капитализм в ходе революции больших данных.

В первую очередь следует напомнить, что в сущности технологии обработки больших данных лежит компьютерный анализ различных массивов на первый взгляд не связанных наборов данных с целью формирования заключенной в них информации. При этом объем и эффективность (а значит, и ценность) данных находятся в экспоненциальной зависимости. Это по-своему уникальный феномен нового времени, весь в предшествующие периоды развития цивилизации слияние вместе, скажем, двух сельскохозяйственных полей или нескольких индустриальных заводов не давало такого эффекта, как сложение нескольких баз данных в эпоху революции больших данных.

Концентрация капитала на протяжении всей истории капитализма шла не линейно, во многом завися от исторических факторов развития экономики и характера ведущих средств производства. А значит, исходя из описанной экономической особенности формирования информации из данных, в дальнейшем концентрация информации и капитала, а вместе с тем и движение к экономической монополизации будут происходить ранее невиданными в истории темпами. Кроме того, большие данные являются уже не просто информацией в классическом понимании, вроде научной статьи или компьютерной программы, которую можно обобществить, просто выложив в Интернет. Они включают в себя алгоритмы обработки, огромные, порой не связанные между собой массивы различных показателей, инструменты по их постоянному сбору — их проще сохранить в тайне в единоличных руках информационных корпораций.

Многие современные компании достаточно развиты, чтобы начать пожинать плоды начавшейся революции, стремиться к объединению собранных баз данных с целью увеличения их эффективности и конкурентоспособности. Например, восемь из десяти крупнейших читательских домов Германии объединили усилия для ведения общей базы своих читателей. Ведущие мировые медиа-компании— крупнейшие конкуренты на рынке (The Guardian, CNN, Financial Times, Reuters и The Economist) объединили свои базы данных о пользователях в рамках проекта Pangaea Alliance⁷³. Таким образом крупные компании пытаются составить конкуренцию информационным корпорациям Google и Facebook, контролирующим 85% рынка⁷⁴. Благодаря начавшейся революции больших данных и максимальной датификации действий пользователей в мировой паутине уже произошла монополизация рынка интернет-рекламы в руках двух информационных корпораций. Руководитель проекта Pangaea Alliance Тим Джентери, описывая сложившуюся ситуацию, отмечает, что данные имеют решающее значение. Объединяя первичную информацию о пользователях, полученную каждой из компаний альянса (например, поведенческая информация о пользователе в одной компании и данные о его подписках в другой), медиа-компании создают наиболее качественные сегменты аудитории, способные составить хоть какую-то конкуренцию мировым информационным гигантам.

Тренд к объединению данных захватывает не только рекламные агентства, но и компании, занимающиеся прямыми продажами, вроде проекта Audiences by Skimlinks⁷⁵, объединяющего более 75 000 издателей и сайтов компаний-ритейлеров. К объединению данных приходят компании из сферы обслуживания, например, сервисы Uber и Yandex Taxi, а также каршеринговые сети главных компаний-конкурентов Daimler и BMW: сохраняя собственные бренды, они договариваются⁷⁶ о технологическом объединении и обмене данными, которые крайне важны для создания передовых произведений автопрома.

Лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Стиглиц в интервью The Guardian высказал озабоченность^{77, 78}, что развитие искусственного интеллекта как инструмента обработки данных в сложившихся условиях глобального капитализма может привести к еще большему расслоению общества, усилению эксплуатации и концентрации капитала в руках информационных корпораций. Рано или поздно держатель капитала задумывается: «Как проще заработать денег: найти способ эксплуатировать человека или сделать продукт более высокого качества?» По мнению экономиста, вооруженные данными и развитым искусственным интеллектом корпорации отдают предпочтение первому варианту. Кроме того, Стиглиц считает, что в условиях концентрации данных и технологий искусственного интеллекта в руках таких корпораций, как Apple и Amazon, суммарная

капитализация которых уже достигла двух триллионов долларов, роботизация экономики лишит работы тысячи низкоквалифицированных (и не только) специалистов, а также может привести к монополизации экономики, ужесточению без того огромного неравенства и эксплуатации, а в конце концов — подрыву самой западной демократии⁷⁹.

Поставка промышленных роботов в мире 2009 - 2017 и прогноз на 2018 - 2021 года

Наиболее наглядным примером того, как роботизация на заре революции больших данных может способствовать обострению неравенства и концентрации капитала, является ситуация с такси-индустрией. Несколько лет назад запущенные крупными информационными корпорациями сервисы вроде Uber навсегда изменили представления о желтых машинах с шашечками. С одной стороны, пользование услугами такси для потребителя стало проще и дешевле, с другой, часть прибыли от перевозок стали получать информационные компании-монополисты (в первую очередь, Alphabet), а работа таксистов стала оплачиваться в существенно меньшем объеме⁸⁰. Рано или поздно, учитывая уже существующие

рабочие прототипы самоуправляемых машин, сами таксисты перестанут быть нужными. Их место займет искусственный интеллект, опирающийся на большие данные информационных корпораций. Помимо того, что много людей окажутся без работы (это, на самом деле, является лишь временной проблемой), все доходы сосредоточатся в руках информационных корпораций, находящихся преимущественно в США (и там выплачивающих налоги), что станет подспорьем для укрепления глобального неравенства. Проще говоря, люди со всего мира, пользуясь такси, будут отдавать деньги в пользу корпорации и чужого государства с его гражданами, обедняя собственную страну. Маркс писал: «Если машина является наиболее могущественным средством увеличения производительности труда, <...> то как носительница капитала она становится, прежде всего в непосредственно захваченных ею отраслях промышленности, наиболее могущественным средством удлинения рабочего дня дальше всех естественных пределов»⁸¹. Как мы видим, логичным естественным пределом развития машин в самом ближайшем будущем станет полное исключение человека из производственного процесса.

Развивая пример такси-индустрии, нужно понимать, что следующим шагом информационный капитал прямо или косвенно подчинит себе и непосредственное производство самих автомобилей, став абсолютным монополистом всей отрасли. Во времена индустриальной революции для создания машины требовались ресурсы, технологии, станки да рабочие, которых при желании можно было, например, перекупить (подобно тому, как это делалось во времена советской догоняющей индустриализации) — и в скором времени самому научиться производить конкурентоспособную продукцию. Позже, в период научно-технической революции, больший вес приобрели знания и уникальные научные идеи, какими, например, обладал Билл Гейтс, основывая Microsoft. В эпоху больших данных и этого уже недостаточно, ведь любые передовые производства, например автомобили или новое программное обеспечение, включают в себя массивы больших данных, полученные из самых разных источников.

И речь здесь, конечно же, не только о показаниях датчиков на прежних моделях автомобилей, к которым владельцы производства имеют доступ, но и о данных с различных навигаторов, характере перемещений пешеходов и многом другом — ведь данные, имеющиеся лишь у владельцев производства, дают существенно меньший и по размеру, и по качеству объем информации, чем эти же данные в сочетании с огромной системой больших данных, уже накопленных информационными корпорациями.

Монополизация производств и концентрация капитала будет сопровождать нас везде, где искусственный интеллект приходит на смену человеку: в сфере перевозок, доставки, банковской сфере, сельском хозяйстве, промышленном производстве, строительстве. В общем, практически в любой экономической деятельности. Концентрация средств производства никогда ранее не проходила настолько глобально и не приводила к подобной концентрации капитала, как в грядущую эпоху.

Вместе с тем нужно отметить, что описанное свойство данных и извлекаемой из них информации, приводящее к ее концентрации, одновременно заключает в себе и диалектическую противоположность— стремление информации к обобществлению, ведь наиболее эффективны данные и информация, доступные всему обществу без исключения, а значит, по умолчанию совмещающиеся с наибольшим числом данных. Но об этом мы подробно поговорим чуть позже.

Вторым фактором, тормозящим монополизацию информационных корпораций, являются антимонопольные законодательства государств, представляющих интересы различных групп и типов капитала. Как уже было показано выше, революция больших данных прямо сейчас дает корпорациям новые рычаги управления обществом и его отдельными членами, возможности точечного информационного террора — по сути, неограниченного лоббирования интересов. Если сегодня Марк Цукерберг понуро доказывает вызвавшему его на допрос Конгрессу США, что Facebook не является монополией, то уже через 20 лет в Конгрессе может не остаться не только тех, кто будет открыто выступать за демонополизацию социальной сети, но и тех, кто в принципе готов противостоять интересам информационного капитала. В апреле 2017 года Google в России заключил мировое соглашение с Федеральной антимонопольной службой, выплатив штраф в 438 млн рублей и дав возможность конкурентам, в первую очередь российской корпорации Яндекс, предустанавливать свои приложения на новых устройствах⁸². А год спустя, в июле 2018 года, уже Еврокомиссия оштрафовала Google на рекордные 5 млрд долларов за нарушение антимонопольного законодательства в виде экономического давления на производителей с целью обязательной установки приложений Google на всех выпускаемых смартфонах. В данном конфликте целью Google является получение данных пользователей смартфонов, а целью государства — ограничение их монополии. Ответ корпорации-гиганта не заставил себя долго ждать: приложение Google Play, являющееся основным источником приложений для Android, стало платным для потребителей из Евросоюза. Также компания обязала с февраля 2019 года оплачивать до 40$ с устройства за его установку на отгружаемые в Европейскую экономическую зону девайсы, по сути переложив оплату штрафных санкций на потребителей⁸³. Несмотря на то, что эта история наверняка еще получит продолжение, на этом примере видно, что технологическое конкурентное преимущество, накопленное корпорацией, позволяет ей диктовать свои условия даже самым сильным государствам вопреки их активной антимонопольной политике.

Информационные корпорации исторически обречены стать монополиями. Это приведет к кардинальным изменениям мировой капиталистической системы. И что печальнее всего, монополизация информации имеет все шансы стать определяющей точкой для перехода глобализма в новую стадию, заканчивающуюся абсолютным отчуждением человека и всеобъемлющим контролем личности.

Обмен информацией и большие данные

Немного позже мы рассмотрим революцию больших данных как информационную революцию, потенциально несущую в себе технологические возможности для кардинальных изменений того, как мы будем общаться и обмениваться информацией. Однако прежде чем рассматривать коммуникационный потенциал больших данных, следует определиться с тем, как обстоят дела с обменом информацией в наши дни, в какую сторону толкает общество современный капитализм и начавшаяся революция больших данных.

Выбор каждого человека в той или иной ситуации во многом предрешен его предыдущим опытом. Вместе с историческим прогрессом и становлением государств выстраивались общественные институты, транслирующие определенный опыт на всех включенных в общество индивидов. Примером может послужить система образования, обеспечивающая передачу опыта старших поколений младшим. Такой опыт, передаваемый через общественные институты, делал действия человека предсказуемыми, позволяя людям организовывать более сложные структуры. Мы уже говорили, что первые государства появлялись путем соединения разобщенных племен на основе, в том числе, общей религии, которая также использовалась, например, для легитимизации позже феодального строя. В дальнейшем, по мере развития науки и средств производства, религия в значительной степени потеряла возможность влиять на умы подавляющего числа подданных, и, утратив системообразующую основу, империи рассыпались в огне буржуазных революций. С появлением республик место религии в регулировании общественного сознания заняли буржуазные средства массовой информации.

Вместе с изменением форм и особенностей капитализма изменялся и характер СМИ — от информирования и рационального убеждения они ушли к манипуляции общественным сознанием. Конечно, СМИ всегда представляли определенную точку зрения и в какой-то степени дирижировали мнениями людей, но, наверное, лишь начиная с момента формирования и зарождения общества потребления в начале двадцатого века манипуляция постепенно становилась одним из определяющих факторов развития экономики. Вместо удовлетворения объективно существующего спроса, капитал начал создавать манипулятивный спрос. Из экономики данная тенденция мигрировала в политику и вместо информирования, убеждения и рационального диалога буржуазные СМИ встали на путь все более частых апелляций к иррациональному поведению.

С появлением Интернета как новой всеохватывающей горизонтальной системы связи и основы новой информационной революции существенно изменяется и характер обмена опытом. Получив возможность транслировать свои знания и точку зрения напрямую неограниченному числу пользователей Интернета, сам индивид становится возможным источником информации для больших общественных групп.

Кажется, что теперь, с ростом конкуренции и скорости распространения данных, становится сложнее манипулировать сознанием и навязывать искаженную картину мира. Мы видим, как традиционные СМИ теряют свой авторитет и уходят в прошлое; не в силах конкурировать с возможностью свободного обмена информацией, они истерично борются за каждого читателя, происходит размывание журналистских стандартов.

Так, согласно опросам Левада-центра, за последние девять лет доверие россиян к традиционным СМИ сократилось на 30%, а к информации интернет-изданий выросло на 17%. «Растет влияние Интернета и соцсетей, которые для молодых становятся источником информации, равным телевидению»,— говорит директор «Левада-центра» Лев Гудков⁸⁴. Однако этот прогрессивный процесс изменения общественной системы коммуникации встречает противодействие со стороны всех форм капитала, в том числе информационного.

Прежде всего, обладая монополией на инструмент передачи информации от индивида к обществу, информационные корпорации и реакционные государства навязывают цензуру Интернета или же стремятся превратить его в информационную помойку, затрудняя качественный обмен информацией. В области ограничения свободы информации интересы профильных корпораций могут совпадать с интересами традиционных форм капитала и государственных режимов. К примеру, редакционная политика Facebook (а там есть редакционная политика) уже не раз вызывала шквал общественного возмущения и анализировалась в различных новостных расследованиях и блогах^85,86. Конечно, Facebook является одним из крупнейших сайтов мировой паутины и его невероятно трудно модерировать, но, несмотря на это, в его отношении достаточно явно прослеживается тренд на цензурирование. А вот Google в лице исполнительного директора Эрика Шмита открыто заявлял: компания работает над тем, чтобы вывести из топа поиска пропагандистские новости канала RT, противоречащие пропаганде традиционных СМИ США⁸⁷. То есть создать искусственную информационную среду, свойственную традиционным СМИ, ограничив структуру Интернета и создаваемые им возможности по горизонтальному обмену информацией между пользователями.

Однако редакционная политика отдельных информационных ресурсов — это лишь вершина айсберга: наибольший вред свободе слова наносят массово применяемые в различных странах под тем или иным предлогом (борьбы с терроризмом, манипуляциями общественным мнением, распространением порочащей информации) государственные законы и сопровождающая их правовая практика (ведь «право — это сконцентрированная воля правящего класса, возведенная в закон»⁸⁸). В России, например, стали обыденностью новости о тюремном заключении граждан за репосты информационных записей или сохранение картинок в социальных сетях. Так, крупнейшая российская социальная сеть vk.com, сотрудничая с полицией, превратилась по сути в машину по штамповке уголовных дел против собственных пользователей, предоставляя почти по любому запросу их полную переписку⁸⁹, а компания Яндекс удаляет информацию из результатов поисковых запросов до решения суда по первому требованию Роскомнадзора — официального органа государственной цензуры российского Интернета. Новостные ресурсы пестрят заголовками об опасности социальных сетей как источников и средств распространения фейковой информации (как будто в традиционных СМИ ее меньше). Все это в сумме дает значимый эффект, и, не отменяя общего тренда падения доверия к традиционным СМИ, некоторые исследования фиксируют обратную тенденцию — краткосрочное падение доверия общества к информации из соцсетей при его росте в отношении традиционных СМИ⁹⁰.

Одновременно находясь в противоречии с традиционными формами капитала, информационные корпорации декларируют истинную свободу слова и распространения информации в Интернете в противовес традиционным СМИ. Существование системы прямого обмена информацией в более-менее свободном виде само по себе наносит удар традиционным СМИ как элементу управления обществом, тесно связанному со структурами соответствующих форм капитала. Но не стоит думать, что сам по себе феномен Интернета выводит общество из манипуляционного тупика. На самом деле свобода индивида, получающего информацию из Интернета, весьма условна. Так, американский ученый Этан Цукерман в книге «Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху» объясняет, почему пользователи соцсетей радикальнее телезрителей. Пользователь сетей отбирает себе в ленту только интересующие его источники, тем самым надувая «цифровой пузырь», живя в нем и лишая себя возможности узнать что-либо, не вписывающееся в его представления о мире. И напротив, в странах с демократическими режимами телезритель такой возможности не лишен: переключая каналы, он знакомится с широким спектром мнений, отличных от его взглядов. В то время как у пользователя соцсетей при общении работает закон «радикализации мнения», поскольку он «живет» только среди своих единомышленников. Цукерман пишет: «Грустный юмор данной ситуации в том, что средний пользователь социальной сети из политического сектора априори ставит себя выше своего „оффлайнового" коллеги — пользователь сети зачастую обвиняет среднего обывателя в „промытости телевизором" (в особенности в околополитических дискуссиях), тогда как современные исследования (в частности, предпринятые политологом Генри Фаррелом) показывают, что средний пользователь занимает даже более радикальные позиции, нежели средний телезритель»⁹¹.

Выявленные психологические особенности человеческого мышления — такие как Confirmation bias или стремление видеть в окружающем мире лишь то, что подтверждает наши первоначальные взгляды,— по мнению ученых⁹², порождают у современного человека такие интересные психологические феномены, как «эпистемологический пузырь» и «эхо-комнату». Первое служит своеобразным добровольным и неосознанным ограничителем получаемой информации (тем же информационным пузырем), тогда как «жители» эхо-комнат интересуются другими точками зрения, однако вне зависимости от доводов не доверяют им, а изучают лишь для того, чтобы раскритиковать и дополнительно утвердить в себе уже сформированное мнение. Современный нейромаркетинг, выстраивая взаимодействие с людьми через экран компьютера, использует целый набор инструментов, расслабляющих рациональную часть человеческого мозга и обращающихся к эмоциям (о чем также написано немало работ).

В условиях капитализма передовые технологии коммуникации и обмена информацией мутируют и искажаются.

Более того, условным пользователем Интернета во многом легче управлять, чем любителем традиционных форм СМИ. Важная причина этого — полная датифицированность всех его действий в сети, каждого поискового запроса или простого клика мышкой, одновременно с тем, что возможности тех же социальных сетей и иных удобных инструментов обмена информацией позволяют «кормить» пользователя только нужной информацией, применяя индивидуальный подход и контролируя получаемый им опыт, удерживая его в информационном пузыре, загоняя в эхо-комнаты подобно религиозным сектам, а также эксплуатируя многие другие, не приведенные здесь особенности человеческой психологии. Например, в июне 2014 года в Facebook была опубликована научная статья, в которой подробно рассказывалось об удачном эксперименте сотрудников одной компании: они смогли повлиять на настроение сотен тысяч интернет-пользователей, манипулируя их новостной лентой⁹³.

Несмотря на то, что изначально большие данные применялись в основном в интернет-сфере, исследования их возможностей давно уже вышли за пределы Интернета в реальную жизнь. При этом, как мы не раз говорили, сами по себе технологии не являются плохими или хорошими, их можно использовать как для подавления личности, манипуляции над человеком, сдерживания его в нужном информационном поле, так и, наоборот, для установления прямых коммуникаций между людьми. Например, Алекс Пентленд описывает разрушение эхо-камеры в одном из своих экспериментов: «Чтобы решить проблему недостаточного разнообразия [потоков идей] и устранить эхо-камеру, мы настроили потоки идей между людьми, давая индивидам небольшие стимулы или толчки. Благодаря этому изолированные прежде люди стали взаимодействовать с другими больше, а те, что были слишком связаны с другими людьми, — меньше, у них появилась мотивация искать новые идеи за пределами своих текущих контактов»⁹⁴. В марте 2019 года Facebook опубликовал в своем официальном блоге сообщение о том, что информация от последователей так называемых «антипрививочников» будет получать минимальный приоритет в ленте пользователей и более не может продвигаться ими за деньги⁹⁵. Таким образом социальная сеть планирует разрушить информационный пузырь борцов с прививками и ограничить их влияние на общество, избежать возникновения новых эпидемий. Этот пример демонстрирует с одной стороны возможность корпорации по ликвидации информационного пузыря (чьи алгоритмы, в общем-то, и позволили ему изначально появиться), а с другой стороны является шагом по сдвижению окна овертона, постепенной легитимизации права информационной корпорации, являющейся по сути лишь поставщиком средства коммуникации к цензуре. Мало кто в здравом уме будет заступаться за деструктивное движение «антипрививочников», что может стать аргументом при последующей цензуре уже настоящих политических противников информационного капитала.

Сегодня механизмы таргетированной манипуляции используются корпорациями в общественно-политических целях далеко не на полную мощность ввиду небольшого срока с момента становления информационного капитала, его текущего противостояния с традиционными формами капитала и национальными государствами, огромного влияния СМИ и относительно небольшого объема накопленных данных. Кроме того, многие исследования показывают, что цифровые способы коммуникации по-прежнему уступают физическому взаимодействию индивидов и до сих пор являются основным источником коммуникации и обмена идеями.

Манипуляция индивидуальным сознанием в Интернете и жизни, ставшая возможной вместе с революцией больших данных, пока что в полной мере используется только в экономической сфере, на которой в капиталистическом обществе не существует табу. Забавно наблюдать, как традиционный капитал в лице части Сената США и ряда ангажированных СМИ яро возмущался отдельным заметным случаем манипуляции американским обществом на выборах при помощи анализа больших данных и подбора релевантной рекламы в Интернете, манипулирующей людьми с целью заставить их голосовать за Трампа. В то же время игнорируя факт постоянной манипуляции обществом, устроенной ровно такими же методами и заставляющей их покупать заданный товар, создавая манипулятивный спрос. Глава компании Cambridge Analytica, использующей данные 87 миллионов пользователей Facebook в целях политической кампании нынешнего президента США, заявил, подавая заявление о банкротстве, что в последние месяцы компания стала жертвой необоснованных обвинений и была оклеветана «за деятельность, являющуюся не просто законной, а общепризнанно стандартной частью рекламного продвижения в Интернете, как в политическом, так и в коммерческом секторе»⁹⁶.

Манипуляция обществом посредствам больших данных и традиционными методами через СМИ и интернет-цензуру хоть и преследуют одну цель и заимствуют многие методы, но не похожи по своему характеру. Первая носит точечный характер; ее эффективность зависит от количества накопленных данных и качества работы алгоритмов; ее не так просто, если вообще возможно, разглядеть, чтобы осознать себя жертвой. В какой-то степени изменения в способе обмена информацией на наших глазах приводят к изменениям характера функционирования всей структуры общества, подобно тому, как научный взгляд на мир постепенно вытеснял из общественного сознания религию на заре буржуазных революций.

Главным противоречием в описываемом изменении форм и способов обмена информацией является то, что, с одной стороны, новые горизонтальные методы обмена информацией позволяют порвать со старыми манипулятивными системами капитализма, но, с другой, способны стать даже более сильным и эффективным средством подавления и отчуждения. Манипуляционные механизмы управления обществом, апробированные капиталом в идеально датифицированной интернет-среде, постепенно перебираются в реальную жизнь. Множественные эксперименты и всевозможные живые лаборатории показывают возможность регулировать информационное поле отдельного индивида на основе анализа и стимулирования нужного поведения.

С течением времени традиционные СМИ будут занимать все меньшую роль в нашей жизни (займут опосредованную роль подобно религии в капиталистическом обществе), люди все чаще будут получать информацию напрямую от источника через Интернет, что само по себе не гарантирует обществу защиту от обмана и внешнего воздействия, делая его в какой-то степени даже проще, а поведение индивида более предсказуемым. Интернет, подчиненный информационному капиталу и большим данным, будет давать людям иллюзию свободы информации, на самом деле являясь таким же инструментом манипуляции общественным сознанием, как и традиционные СМИ, только гораздо умнее, эффективнее и в интересах нового мира, подчиненного информационным корпорациям. Революция больших данных вновь становится катализатором грядущих потрясений.

Государство и революция больших данных

Рассуждая о роли государства и о том, какие трансформации оно претерпит в новый исторический период, можно заметить одно важное противоречие. С одной стороны, сформулированные еще в шестидесятых годах ХХ века представления о постепенной потере государством основных функций в пользу корпораций при развитии глобального капитализма на основе общества потребления уже не кажутся столь фантастичными. Глобализация размывает границы территориальных делений старых национальных государств, языковые барьеры становятся слабее, патриотизм заменяется «лояльностью бренду», законодательные институты все больше зависят от крупного капитала, криптовалюты позволяют обмениваться товарами без вмешательства государства, YouTube заменяет телевидение (лишая государства права устанавливать правила цензуры), а процессы децентрализации и возможности свободного обмена информацией еще больше ослабляют государства. Капитал стремится перенять на себя традиционные государственные институты, заменить собой государства. Конечно, этот процесс начался уже давно и вряд ли быстро закончится.

С другой стороны, экономисты все чаще говорят о необходимости усиления государств и установлении более жесткого контроля за свободным рынком: «Конкурентные рынки по самой своей природе порождают обман и мошенничество вследствие действия тех же мотивов погони за прибылью, которые приносят нам процветание»⁹⁷. Вместе с технологическим прогрессом серьезно возрастают возможности формирования манипулятивного спроса или прямого обмана потребителей в пользу владеющего данными капитала.

Начавшаяся революция больших данных в этом противодействии создает перевес в пользу информационных корпораций. Капитал аккумулирует возможности управления обществом, а национальные государства возможности институционального контроля теряют. В перспективе капиталистические страны будут хуже справляться со своей главной функцией — регулированием социальных отношений классового общества и внутриклассовых отношений между различными формами капитала. Согласно марксистскому подходу, государства являются аппаратом по «насильному примирению общества», контролируемым правящим классом. Вместе с падением влияния государств эти функции могут на время выйти из-под их контроля.

Информационный капитал с его всепроникающими системами и большими данными, на наш взгляд, сможет взять на себя функцию удержания общества от социальных потрясений (что отвечает его интересам), однако, по своей природе стремясь максимизировать прибыль, не сможет выполнять функции внутриклассового регулировщика и постепенно превратится в монополистического монстра.

Новый мир и его особенности

Собрав воедино перечисленные в этой главе черты будущего капиталистического мира эпохи больших данных, можно обобщенно представить себе его особенности и то, каким образом будет организована жизнь социума в будущем. Конечно, мы рассмотрим лишь описанный широкими мазками самый общий вариант картины завтрашнего дня. Поскольку революция больших данных является длительным процессом, прогнозируемый порядок будет относиться лишь к его определенному этапу. Сегодня, разумеется, невозможно однозначно определить, сколько времени продлится революция, а условным временным периодом описываемого нами мира будет конец XXI века. Кроме того, не стоит забывать, что это всего лишь один из возможных вариантов развития будущего, а не неизбежный конец истории. Альтернативы подобному капиталистическому сценарию мы рассмотрим в следующей главе. Итак, какой же, основываясь на современных тенденциях и историческом анализе, может быть наша цивилизация менее чем через сто лет?

1. Данные являются главным капиталом информационных корпораций. Доступ простого гражданина к ним будет ограничен, взамен на предоставляемые ему общие результаты анализа больших данных он должен будет отдавать собственные данные, собираемые в процессе жизнедеятельности — это и сейчас довольно четко прослеживается в политике информационных корпораций. Вместе с тем существенно возрастут возможности данных и информации, оказываемое ими влияние на жизнь каждой персоны.

2. В новом мире сохраняется формальный институт частной собственности, персональной информации и, возможно, как и в наши дни, декларируется защита частной жизни. Однако индивид, равно как и сегодня, отчужден от создаваемых им данных в пользу информационного капитала, основного владельца и распорядителя создаваемых всем обществом данных. Получаемая же им информация строго дозируется и учитывается.

3. В новом обществе сохранится классовая структура. Можно предположить, что высшие классы будут владеть большим объемом информации и большей свободой воли. Например, низшим классам будут доступны только информационные возможности типа поиска открытой информации, предупреждения системой несчастных случаев и упрощения быта, в то время как элита сможет напрямую читать мысли, видеть прогнозы наиболее вероятного развития ближайшего будущего и пользоваться всеми невероятными плодами революции больших данных. Как уже отмечалось, отчуждение общества происходит в момент определения права собственности на информацию и данные.

4. Большие данные как общественный институт нового мира господства информационного капитала будут являться инструментом эксплуатации человека человеком. Интересно, что восприниматься обществом и индивидом эксплуатация может уже совсем по-другому, чем сегодня. Современные наемные работники не являются феодальными крестьянами или рабами, имея свободу выбора. Точно так же самые передовые, в первую очередь высококвалифицированные, интеллектуальные рабочие общества будущего могут не ощущать себя даже наемным работником, а быть свободным творческим человеком, работающим, когда вздумается, над интересующим его проектом. Более того, угнетенный класс будущего может даже быть условно счастлив благодаря точечной манипуляции сознанием, проводимой информационным капиталом и считать себя полностью свободным гражданином. Эффективность таких работников, можно предположить, будет существенно выше, чем у традиционных наемных работников⁹⁸.

В каком-то смысле это будет означать отчуждение последнего, что есть у человека, — его сознания и творческих способностей (то, как изменяется структура труда в эпоху больших данных, мы подробнее рассмотрим в следующей главе). По всем аспектам это будет принципиально новый тип эксплуатации, жертвой которой станет сама сущность личности, ее собственные мысли, интересы и «душа».

5. Информационный капитал, стремясь к дальнейшему развитию, будет распределять земные ресурсы таким образом, чтобы максимально реализовывать интеллектуальный потенциал подконтрольных ему индивидов, одновременно расширяя влияние на новые группы, вплоть до всего человечества. Поскольку капитал нового типа в полной мере способен контролировать и эксплуатировать лишь человека, имеющего современные средства коммуникации, то есть создающего большие данные и существующего в их глобальном океане, постольку ему придется либо полностью победить нищету (не путать с бедностью), дав возможность всем слоям общества использовать современные девайсы, либо удешевить технологии настолько, чтобы сделать инструменты датификации в том виде, который придет на смену современным смартфонам, доступными даже самому бедному жителю Земли вне зависимости от региона проживания. Сегодня мы наблюдаем одновременное развитие обеих тенденций. В любом случае, внешний вид будущего капиталистического общества с точки зрения бедных масс, составляющих подавляющее большинство населения планеты, судя по всему, будет напоминать один из вариантов киберпанка, где древние технологии, вроде уличного сортира и ручной водокачки, улучшать которые для не входящих в золотой миллиард масс у капитализма нет никакой мотивации, будут вплотную пересекаться с супертехнологиями информационного обмена.

Вместе с тем глобальная политика в целом будет направлена на предоставление возможности реализации интеллектуального потенциала максимального числа членов общества, в связи с чем, возможно, будут доступны мощные социальные лифты, особенно активно выстраиваемые последние годы новым типом капитала. Роботизация и развитие искусственного интеллекта, в то же время, вытеснят человека из многих отраслей экономики, что вызовет обострение глобального неравенства и вместе с описанной политикой капитала кардинально изменит «антропологию» бедности.

6. У жителей нового мира будет в значительной степени ограничена свобода воли, благодаря чему, например, изменится характер преступности. Впрочем, учитывая, что «право — это возведенная в закон воля правящего класса», эти ограничения будут касаться только эксплуатируемых классов. Институт больших данных является не только новым технологичным инструментом эксплуатации, но и, в первую очередь, инструментом подавления социального протеста, контроля общества. Ведь именно подавление классового сознания создает возможности для ужесточения эксплуатации.

Несмотря на глобальный рост неравенства, отчуждение людей не только от результатов их труда, но и создаваемой ими информации, и очевидное обострение классовых противоречий, общество и исторический процесс, вероятно, будут уже не в состоянии найти путь к эволюции через их разрешение. Большинство индивидов, относящихся к угнетенному классу, из-за отчуждения информации попадут под незримый контроль нового капитала: у них будет отсутствовать реальная свобода выбора и воли, а вместе с ними и любые зачатки классового сознания, возможности социального протеста. Общество, не осознавая этого, будет подчинено интересам элит, участвовать в их конфликтах, умирать и рождаться с расписанной судьбой. Любое инакомыслие или намек на него в будущем возможно будет предотвращать до его реального воплощения. Все это в определенной мере существует и сегодня, однако абсолютное, математическое ограничение воли и сознания станет возможным к концу эпохи больших данных. «На практике использование „больших данных" позволит вторгаться в частную жизнь настолько, что даже Большой Брат из романа Оруэлла покажется весьма невинным персонажем», — пишет Алекс Пентленд⁹⁹.

7. Триумф информационного капитала изменит существующие национальные капиталистические государства. Вероятно, произойдет укрупнение государств в связи с монополистическим характером информационных корпораций и способностью современных технологий в значительной степени игнорировать важнейшие национальные и этнические маркеры (например, язык). Главным принципом разделения мира на информационные государства будет принадлежность информации, создаваемой жителями определенной территории, той или иной корпорации, или, как это описывали антиутописты прошлого века, «лояльность бренду». Позже исторически вероятно объединение информационного капитала в мировом масштабе и ликвидация государств в их нынешнем виде.

8. Поскольку общество будет подчинено новой информационной элите, постольку в конечном счете абсолютно вся деятельность общества будет направлена на удовлетворение потребностей этой ограниченной группы.

Парадоксальной особенностью такого общества станет то, что его движение и развитие перестанет опираться на борьбу классов и общественные институты, а будет полностью подчинено отдельным личностям и/ или созданному ими искусственному разуму. При невиданных достижениях прогресса большая часть человечества будет находиться в абсолютной зависимости и постоянной эксплуатации, достигающей самой сущности человека, чего никогда еще не были способны добиться чуждые человеку внешние силы, — в процессе революции больших данных индивид неминуемо теряет любую свободу и способность сопротивляться отчуждению и манипуляции.

На наш взгляд, велика вероятность того, что становление подобного жестокого мира в перспективе будет означать фактический конец истории человечества или как минимум консервацию общества до какого-нибудь серьезного потрясения, вызванного, например, катастрофой или новым технологическим прорывом, способными разбить созданные информационным капиталом оковы или «откатить» время на несколько сотен или тысяч лет назад. Развитие технологий больших данных в условиях глобального капитализма является реальной угрозой и историческим тупиком, искать альтернативу которому нужно уже нынешним поколениям.

Большие данные и частная собственность

Открывающийся человечеству дивный новый мир больших данных противопоставляет себя не только классическим государствам и старому капитализму, но и основополагающему институту мира капитализма в целом — частной собственности в ее классическом понимании. Неотъемлемой частью капиталистической свободы собственности является свобода личности, право выбора, индивидуальное право распоряжаться своим телом, временем и т.д. По окончании революции больших данных на основе глобального капитализма реализация таких свобод станет невозможна. Институт частной собственности по своей сути не отвечает историческим условиям начавшейся революции. С усилением

влияния информационного капитала будут происходить изменения в сторону отчуждения индивидов от производимой ими информации. Например, уже сегодня пользователи не имеют прав на большую часть создаваемой ими информации в социальных сетях, мессенджерах, Интернете, девайсах и т.д., имея права контролировать и удалять (формально) только некоторую часть информации (важно также напомнить, что даже теоретически абсолютное владение личной информацией не защищает ее и, соответственно, личность от обрабатываемых систем больших данных). Одновременно будет происходить и противоположный процесс: по ходу революции общество будет двигаться к небывалым объемам датификации и открытости информации. Например, свободному доступу к виду любого уголка Земли в режиме онлайн, способности безграничного общения, виртуальной реальности и т.д. Информационный капитал, следуя законам рынка, будет стремиться сохранять фактическую монополию на хранение и обработку информации. Личные данные о любом человеке и сегодня без затруднений доступны крупным информационным компаниям. При должном развитии технологий вместе с отчуждением права индивида на владение информацией происходит также отчуждение свободы воли и выбора.

Алекс Пентленд, являясь частым спикером Давосского экономического форума по вопросам больших данных, описывает происходящие там дискуссии: «Как нам извлечь информацию из закромов на поверхность? Первое, что нужно понять — кому она принадлежит. Телефонным компаниям просто на том основании, что они смогли ее собрать в тот момент, когда вы взяли свой телефон на прогулку?.. Компании могут иметь право хранить копии собранных данных, чтобы предложить услуги, которые вам потребуются, но конечное решение должно оставаться за вами. В некоторых случаях, конечно же, все немного сложнее. Что, если под „информацией" понимаются ваши расчеты с продавцом? В таком случае, очевидно, у этих данных будет несколько собственников. Однако, как представляется, передача прав собственности на информацию индивидам (что, в принципе, не совсем то же самое, что юридическая собственность) дает возможность извлечь ее из тайников и хранилищ. Потому что в этом случае она становится частной собственностью, которая приобретает ценность благодаря своему обменному потенциалу. Человек сможет по своему усмотрению передавать эту собственность, например, чтобы создать новые, более эффективные правительственные, социальные или некоммерческие системы. Вот мир, к которому мы движемся»¹⁰⁰.

Однако в таком мире остается и обостряется ключевое общественное противоречие. Ведь извлекать информацию и выгоду из создаваемых индивидом данных возможно только в сочетании их с общей системой больших данных. Простой человек, даже обладая условным правом собственности на созданные им в процессе жизнедеятельности данные, может воспользоваться преимуществами больших данных, только передав их в руки информационного капитала (не важно — в виде правительства, НКО или же транснациональной корпорации). Это неизбежно приводит к концентрации информации и капитала в руках обработчиков данных, в результате чего они получают роль могущественного посредника между индивидом и миром больших данных. Поскольку все остальные данные других людей, являясь «частной собственностью», остаются недосягаемы для отдельного индивида, именно информационный капитал решает, какого объема информации, извлекаемой из больших данных, достоин тот или иной человек. Ну, а дальше свободный рынок и стремление к максимальной прибыли толкают информационный капитал к минимализации доступной человеку информации, извлечению выгоды, установлению контроля, созданию манипулятивного спроса. Все это на примере информационных корпораций мы наблюдаем уже в наши дни. Кроме того, говоря о праве собственности на данные, нужно помнить, что мы живем в уникальную эпоху, когда большинство пользователей Интернета и социальных сетей еще живы. Уходя из жизни, человек не передает личные данные по наследству, а по сути дарует их информационным корпорациям, бережно сохраняющим всё в своем цифровом архиве.

Человечество собирает небывалых размеров эмпирический материал, однако полное право на его использование снова остается в руках информационного капитала. Конечно, хотелось бы верить в наступление мира всеобщей свободы обмена информации, в котором большие данные являлись бы достоянием каждого человека, упрощая нашу жизнь и делая ее лучше. «Проблема в том, что когда данные спрятаны, мы не знаем, используются ли они во благо или во зло. А хотелось бы, чтобы они использовались именно во благо. Нам нужно остановить инфекции, нам нужен более экологичный мир, нам нужен более честный мир», — пишет Пентленд. Но исторический опыт и господствующие в мире законы свободного рынка всякий раз разворачивают возможности технологического прогресса в пользу незначительного процента сверхбогатых владельцев крупного капитала, и революция больших данных не станет исключением.

В условиях происходящей революции на основе глобального капитализма формально сохраняющийся институт частной собственности по факту уйдет в прошлое, сильно изменив свою суть, — в новом мире он будет лишь легитимизировать возможность передачи информации от индивида к мировому информационному капиталу и ее накоплению. Можно назвать этот переход своеобразным возвратом общества к новым рабовладельческим отношениям, когда эксплуатируемый класс абсолютно отчужден и обесчеловечен, становясь бездушным средством производства. Лишь с тем различием, что рабы нового века смогут считать и ощущать себя вполне свободными людьми, распоряжающимися создаваемыми ими данными, в реальности теряя всякую свободу воли, тогда как рабы прошлого все-таки имели свободу мысли, свободу личного действия, а значит, и возможность к историческому творчеству, возможность свергнуть своих хозяев и, в конечном счете, перестать быть рабами.

Критика развития информационного капитализма

Прежде чем переходить к следующей главе, разберем вопросы, наиболее вероятно возникающие у читателя при прочтении этой главы.

1. Описанный уровень датификации и моментальной обработки данных технически недостижим.

Если прогнозы геометрического роста объема новых данных, вычислительных мощностей и успехов в области технологии искусственного интеллекта кажутся неубедительными, можно попробовать взглянуть на мир с исторической точки зрения: 100 лет назад никто не мог представить беспроводной телефон, не говоря уже о карманных мобильных устройствах, дающих доступ ко всем данным, накопленным человечеством; всего 30 лет назад передача информации по воздуху, доступная сейчас каждому владельцу смартфона, казалась фантастикой. Сама возможность представить и описать работу больших данных косвенно доказывает возможность ее реализации, а при сохраняющейся скорости технического прогресса подобные проекты к концу века могут быть в полной мере реализованы.

2. Каждая из информационных корпораций будет обладать только определенным набором данных, и, благодаря их конкуренции друг с другом, некий баланс сил и объемов данных будет сохраняться. В результате никто из крупных игроков не сможет обладать всей полнотой информации, а значит, и у личности остается высокая доля осознанной свободы выбора.

Такая ситуация вполне возможна, и шаткий баланс сил с чередой внутренних конфликтов информационных капиталистов может удержать старое общество на какое-то время. Однако процесс монополизации и перехода всех рычагов в руки одного хозяина исторически необратим. Помимо общих законов монополистического капитализма, описанных еще Марксом и Лениным, стремление к монополизации и разделу мира информационным капиталом будет подогреваться так же основной сущностной особенностью больших данных — экспоненциальной зависимостью их объема и эффективности (а значит, и ценности). В отличие от традиционных форм капитала, стремящегося к монополизации и разделу мира на сферы влияния, крупный информационный капитал будет стремиться к объединению в общую систему эксплуатации, а затем, уже внутри сложившегося нового мира, — к разделению между собой областей влияния. Таким образом, объединение разрозненных кластеров баз данных остается только вопросом времени и одним из наиболее вероятных сценариев будущего.

Сценарий развития глобального капитализма рассматривался марксистами с различных сторон с начала ХХ века. Отдельный интерес может представлять концепция ультраимпериализма, которую одним из первых предложил и развивал Карл Каутский начиная с 1914 года. Впрочем, Карл Либкнехт еще в 1907 году предположил, что при дальнейшем развитии капитализма может произойти «объединение в трест всех возможных колониальных владений под колониальными государствами, так сказать <...> выключение колониальной конкуренции между государствами так же, как это происходит в частной конкуренции между капиталистическими предприятиями в картелях и трестах»¹⁰¹. Характер современного глобализма показал правоту многих классических идей.

Сегодня видно, что большая часть данных пользователей мира находится у нескольких информационных корпораций-гигантов, относящихся к юрисдикции США, которые активно борются за расширение своего влияния на остальной мир и лишь в редких случаях встречающих противодействие национальных государств (вроде Китая).

3. У человека всегда останется возможность делать собственный выбор, потому тотальный контроль со стороны государств или корпораций большими данными над личностью невозможен.

Наличие выбора у индивида— это философский вопрос. С другой стороны, возможность однозначного предсказания будущего даже при условии обладания абсолютными знаниями о мире вызывает сомнения. Тем не менее знания все же оставляют возможность предсказывать будущее на уровне вероятностей. Чем больше знание и чем ближе будущее, тем с большей вероятностью можно его предсказать. Кроме того, существует конечная вариативность событий и условий, на каждое из которых можно подготовить необходимые действия. Таким образом, возможность отдельного индивида совершить самостоятельное действие против интересов системы является исключением, всего лишь подтверждающим правило. Так же, как и обыкновенные преступления, подобные действия можно предсказывать и блокировать. Кроме того, манипуляцию и отчуждение человека от принятия решений нужно рассматривать исторически. Уже сегодня свобода выбора часто ставится под сомнение, когда речь идет о том, как СМИ и стоящие за ними группы капитала манипулируют обществом в свою пользу. «Цифровой тоталитаризм» больших данных является не чем-то принципиально новым, а логичным продолжением развития манипулятивного капитализма.

4. Сейчас существуют способы скрывать свои данные от корпораций и государств (например даркнет, Tor, всевозможные прокси, асимметричное шифрование данных и т.п.). Вероятно, они сохранятся и в будущем.

Прежде всего нужно сказать, что к подобным средствам защиты анонимности прибегает лишь небольшой процент из общего числа пользователей.

Все современные сайты используют протокол ssl-шифрования для безопасного обмена данными между пользователем и сайтом, однако это не мешает Google подбирать вам рекламу с учетом ваших интересов.

Повсеместное внедрение квантового компьютера, которое, по всей видимости, произойдет в ближайшие годы, позволит расшифровать существующие данные, защищенные сквозным шифрованием. Конечно, вместе с новыми способами дешифровки, вероятно, появятся и новые способы защиты, но ранее накопленные данные пользователей (которые сегодня сохраняются и ждут своего часа), защищенные старыми методами, со временем будут становиться доступными для чтения и изучения. Если 80 лет назад британские математики долго не могли разгадать шифр немецкой «энигмы», то с современными компьютерами расшифровка ее сообщений заняла бы считанные часы или даже минуты.

Таким образом, даже если криптография будет и дальше опережать методы расшифровки информации, то это даст лишь определенную задержку в получении зашифрованных данных. Конечно, сегодня и в ближайшем будущем продвинутые пользователи, применяющие открытые ОС и браузеры, имеют и будут иметь лучшую личную защищенность от вмешательства информационного капитала в их частную жизнь. Но со временем он будет постепенно ограничивать такие возможности. В качестве примера можно взять Китай, где государство играет роль главной монополистической «информационной корпорации»: там еще сохраняется возможность использования VPN, однако за это предусмотрены штрафы, а недавно предприниматель, торговавший «защищенным доступом», был осужден на пять с половиной лет тюрьмы¹⁰² — и подобных примеров много. И если на Западе информационный капитал все еще находится в состоянии борьбы за управление государством с традиционными формами капитала (и потому зачастую в пропагандистских целях изображает себя борцом за свободу), то на Востоке похожая политическая программа уже осознана и реализуется самим государством. Таким образом, число граждан, исключенных из системы больших данных, будет сокращаться различными способами.

Кроме того, важно отметить, что наличие зашифрованных, скрытых или вообще не обработанных данных об отдельном пользователе в период революции больших данных не означает его невидимость и защищенность от информационных корпораций и различных аналитических систем. Ведь, зная большую часть данных обо всех остальных окружающих условного индивида людях и процессах, можно вычислить и значительную долю информации о нем, напрямую не обращаясь к данным, произведенным им самим. Точно так же, имея существенные данные о пользователе и его собеседнике, не обязательно подбирать ключ к их зашифрованной переписке, чтобы понять ее содержание.

5. Тотальная монополизация экономики со стороны информационного капитала кажется совсем неоднозначной. Да, сегодня информационные компании, в частности Google и Facebook, имеют серьезное превосходство в объемах собираемых данных пользователей Интернета. Однако эти данные никогда не пригодятся, к примеру, исследователям в области некоторых естественных наук. А значит, они будут искать собственные источники получения нужных им больших данных, и тотальная монополия не сложится.

Во-первых, нужно отметить, что единолично владея персональной информацией пользователей в системе больших данных, корпорации получают возможность управления обществом— в частности, регулирования спроса на те или иные товары. Поскольку спрос является самым важным стимулом товарного производства, контролируя его, можно контролировать всю экономику в целом (тем более что манипуляция уже сейчас является одним из ключевых факторов ее развития). Во-вторых, преждевременно заявлять, будто эти данные никогда не пригодятся. Сегодня корпорации получили монополию на владение результатами датификации действий в Интернете, перемещения, голоса, изображения с камер и много чего еще. А через 50 лет рука рынка, собирающая данные, может дотянуться и до отдельных клеток или атомов. То есть революция больших данных в исторической перспективе сольет общественные и естественные науки (или, как иногда говорят, общественные науки станут науками только благодаря большим данным).

6. Вся эта теория похожа на проявления редукционизма, когда сложные многогранные процессы упрощаются и сводятся к простому объяснению. Весь описанный мир подчинен одной современной новаторской технологии «больших данных», которая и в наши дни вызывает много вопросов. В реальности разносторонность процессов и изменений общества вряд ли возможно предсказать описываемым образом, и потому в будущем все будет совсем не так.

В широком смысле революция больших данных включает в себя и четвертую технологическую революцию, скорое наступление которой пророчат многие ученые, способную кардинально изменить производственный процесс и вообще все сферы нашей жизни. Изменение технологий в скором времени может повлечь за собой и информационную революцию, что мы подробно рассмотрим в следующей главе. Революция больших данных и сопутствующие ей процессы являются наиболее значимым общественным событием нашего времени, нуждающимся в рациональном осмыслении.

Конечно, современное общество и экономические обстоятельства меняются порой очень быстро, кроме того, всегда существует вероятность революционного открытия в той или иной области, которое никак не предсказать в полной мере и которое окажется способно изменить мир до неузнаваемости. Таким открытием был, например, Интернет, сделавший информационную революцию возможной, при этом не будучи предсказанным футуристами или социологами XIX века. С другой стороны, данное предположение о становлении и развитии информационной революции опирается на исторические методы в рамках материалистической парадигмы: описывая текущее состояние общественных институтов и отслеживая их развитие, а также избегая редукционизма, можно обоснованно говорить о дальнейшем изменении мира.

7. В статьях по большим данным часто акцентируют внимание: «Информация, создаваемая людьми, — лишь часть общей картины, и часть относительно не большая. Машины и сенсоры, установленные в океанах, в почве, в ящиках с продуктами, в фишках казино, в ошейниках домашних животных и бесчисленном множестве других устройств, постоянно генерируют данные и делятся ими напрямую с „читающими" устройствами и другими машинами, которым для работы не требуется участие человека». Поэтому не совсем понятно, почему информационный капитал вдруг получит монополию на большие данные, если сегодня он владеет лишь их частью, связанной с человеком.

Потому что человек является основой общества, ключом к экономике. С некоторыми оговорками можно сказать, что каждая из сфер экономики создана для обслуживания определенной части человеческой жизнедеятельности, но почти все они пересекаются и соприкасаются с человеком и производимыми им данными. В этом смысле главными данными в новую эпоху являются те, что создаются людьми в процессе их жизнедеятельности (их иногда называют персональными данными), и именно они являются ключом к монополизации всего остального.

Конечно, нельзя забывать и про наблюдаемые сегодня постепенную монополизацию науки в руках владельцев данных, увеличение технологического разрыва и концентрацию информации.

8. Информационные корпорации вроде Google и Facebook представляются здесь какими-то монстрами, пытающимися поработить человечество. В реальности же сами эти компании в последние годы делают шаги к открытости: дают своим пользователям возможность контролировать, какие именно пользовательские данные и каким образом используются корпорацией. Пользователи имеют возможность удалить переданные ими данные и ограничить их обмен.

Шаги, которые делают информационные корпорации навстречу пользователям, продиктованы, во-первых, самим свободным рынком: люди, осознавая значимость своих персональных данных, охотнее отдают их в распоряжение солидных компаний, что также способствует концентрации данных в руках информационных гигантов. Во-вторых, данные шаги обусловлены давлением, оказываемым на фактических владельцев данных традиционным капиталом и современными государствами. Самое главное, что такие меры серьезно не ограничивают корпорации ввиду невозможности фактического исполнения подобных ограничений в эпоху больших данных. Любая персональная информация перестает быть таковой после анонимизации, а большие данные позволяют обратным образом быстро связывать анонимную информацию с конкретным человеком. Подробнее о том, какие возможности противостояния сложившейся ситуации предлагают различные государственные институты и политические движения, мы поговорим в следующей главе.

9. Абсолютное знание дает ответ на любой вопрос (хотя бы на уровне вероятностей), однако невозможно датифицировать все, например движение каждого атома во Вселенной.

Несомненно, человечеству вряд ли когда-нибудь удастся достичь уровня датификации, равного знаниям демона Лапласа. Вместе с тем для получения простых и даже сложных ответов повседневной жизни знать движение атомов вовсе не нужно. Мы же обычно делаем свой выбор без всяких больших данных, исходя из на копленной нами информации в процессе предыдущего опыта, и доверяем тем, у кого, по нашему мнению, опыта (т.е. данных) накоплено больше. Кроме того, простые вопросы, как правило, имеют высокую вариативность информации, необходимой для получения корректного ответа. Например, о том, что человек врет, можно узнать по его сердцебиению, датифицировав пульс, как это делают полиграфы. Ложь человека также может выдавать его мимика, которую успешно распознают современные нейросети и Кэл Лайтман. Если же и это не помогло, то большие данные наверняка найдут определенные изменения в химических процессах человеческого организма, вызванных ложью. Возможно, и датификация мыслей в скором времени перестанет быть фантастикой. И, наконец, вычислить ложь человека можно, сопоставив его слова с фактическими данными обсуждаемого предмета. Таким образом, революция больших данных по мере датификации общества и совершенствования технологий позволит получать ответы на все новые и новые вопросы. И если знания человека о Вселенной, наверное, никогда не будут даже близки к абсолютным, то возможность долго-, средне- и краткосрочного планирования и предвидения поведения общества и индивидуума — вполне реальна, предпосылки чего мы наблюдаем уже сегодня.

10. В статье, посвященной революционному потенциалу больших данных, пишут: «Одним из главных уроков, полученных из недавних исследований в области статистики и машинного обучения, является то, что не существует такой вещи, как идеальный алгоритм больших данных, — каждой статистической процедуре сопутствуют ошибки. Ошибка неизбежна, потому что в любой статистической процедуре существует фундаментальная обратная зависимость (компромисс) между генерализуемостью — способностью делать точные прогнозы — и возможностью оптимально объяснять существующие наборы данных. Чем больше и сложнее анализируемые данные, тем труднее ориентироваться в этих обратных зависимостях»¹⁰³.

Как уже говорилось, большие данные не дают точный ответ на какой-либо вопрос и предсказание будущего может строиться лишь на определенных вероятностях. Как в действиях швеи или токарного станка бывают ошибки, точно так же они появляются и при обработке данных, а их число возрастает вместе со сложностью задачи. Об ошибках любой системы можно думать заранее, исправлять их после обнаружения и так далее. Здесь нужно отметить, что нейронные сети при выполнении многих задач уже допускают гораздо меньше ошибок, чем человек. Конечно, с ростом размеров данных возрастают и требования к их обработке, но, как мы уже говорили в самом начале, некоторые материальные предпосылки революции больших данных рано или поздно позволят справиться с новым объемом информации.

11. Люди испокон веков были одержимы идеей получения максимального количества информации для предсказания будущего, однако в действительности каждый раз оказывались не готовы к глобальным вызовам времени. Из чего делался вывод, что просто данных было недостаточно и следующие поколения вновь попадали в эту ловушку. Не являются ли большие данные с точки зрения концепции абсолютного тоталитаризма и управления личности лишь очередным заблуждением в поисках недостижимого абсолютного знания?

На протяжении всей истории количество собранной в некотором объеме информации время от времени перерастало в качество, что открывало человечеству новые возможности. Феномен революции больших данных является лишь сконцентрированным в исторически коротком отрезке времени множественным перерастанием количества информации в качество. Сами же по себе большие данные не дают абсолютного знания, лишь выводят имеющиеся сегодня на новый качественный уровень, а в условиях глобализма и манипулятивного развития экономики приводят к усилению контроля над личностью (как локомотивом этого развития) и ее отчуждению в пользу капитала.