Карнавал страха

Глава 3

Мужчина нервно вытер тяжелые ботинки о деревянный настил перед входом в Карнавал, потом поднял факел, и взгляд уперся в большую повозку. Когда-то, в те времена, когда Карнавал переезжал с места на место, ее использовали для перевозки животных. Хотя сооружение покрывало множество слоев краски, верхний из которых был черным и блестящим, до сих пор можно было прочитать надпись, когда-то выведенную на стене вагончика, – Экзотические слоны из Кандриллы. Сохранилась и массивная железная клетка, построенная с внешней стороны черных безглазых стен. Огромные каменные колеса, которые должны были выдерживать вес двух-трех бегемотов, давным-давно были сняты и использовались для других целей, но оси до сих пор голо торчали по углам вагончика.

Сзади к вагончику было пристроено множество клеток и хибарок разной формы и величины, и внутри жилище владельца Карнавала, очевидно, должно было быть похоже на бесконечно темные и мрачные катакомбы.

Тяжело вздохнув, человек постучал по черной двери, внутри послышался скрип дивана, торопливые шаги, и дверь открыли. На пороге черной комнаты в черном доме появилась фигура в черном. Отсвет факела тут же вспыхнул в его блестящих глазах.

– Ага, – проговорил Кукольник, слова тяжело упали в ночной воздух. – Рад приветствовать того, кто проделал такой долгий путь из города.

– Да, – кивнул человек. – Мне сказали, что ты хотел меня видеть.

– Верно, – подтвердил Кукольник, распахивая дверь пошире и делая жест, приглашающий человека войти.

Над горизонтом уже нехотя вставало солнце, когда Моркасл, Гермос и Мария начали карабкаться по косогору к Карнавалу. Великан нежно поддерживал слепую под руку, а ее невидящее лицо было устремлено к земле. Их путь пролегал через высокую траву и вереск, которые пахли медом и свежестью, что, естественно, было гораздо приятнее гнилого и затхлого запаха болота. Впрочем, ни один из троих не замечал перемены, ибо мысли их по-прежнему были прикованы к гибели Панола и Банола и лесу могил, обнаруженному неподалеку от Карнавала.

– Я до сих пор не могу поверить, – произнес Моркасл уже в третий раз, отирая пот со лба дрожащей рукой.

– Да, в это трудно поверить, – согласилась Мария, покрепче вцепляясь в руку великана.

– Я имею в виду, что там сотни…, сотни могил, – продолжил Моркасл. – Даже если бы он убивал каждую ночь по человеку, это заняло бы у него не меньше года, чтобы наполнить целый лес мертвыми телами.

Мария покачала головой:

– Больше. На некоторых могилах уже выросли не только трава, но и кусты, значит, прошло три-четыре года.

– И его никто никогда не поймал, – добавил Моркасл с содроганием. – Наверное, и у нас нет никаких шансов.

Мария поправила пуговицу на блузке:

– Мы найдем его. Зло само выходит наружу.

Гермос остановился как вкопанный, потрясенно глядя на слепую.

– Именно так говорит Кин-са!

– Лошадиный бог? – пробормотала Мария. – Думаю, я слышала это в сказке, которую мне читал отец. В сказке про Зайца связанные уши.

– Мне тоже необходимо ее прочитать! – объявил Гермос.

Наконец троица достигла вершины горы в нескольких метрах от лаза в заборе. Теперь низина расстилалась у их ног.

Моркасл старался попадать в ногу с великаном.

– И зло и добро – они снаружи. А потому – есть ли у нас шансы?

Мария уже открыла рот, чтобы ответить, но остановилась и прислушалась. Вдали раздавался, нарастая, какой-то гул.

– Что это за шум? – спросила она.

Моркасл повернулся в ту сторону, откуда раздавались непонятные звуки. Они явно слышались со стороны дороги, ведущей в Л'Мораи.

– О нет! – прошептал он в отчаянии. Теперь было понятно, что шум – стук копыт по плохо утрамбованной дороге. Щурясь на ярком рассветном солнце, Моркасл рассмотрел большую черную фигуру, приближающуюся к ним по траве. Судя по виду лошади и блеску пуговиц на одежде всадника, это был жандарм. – Патруль, – вскрикнул Моркасл. – Кто-то сообщил, что мы вышли за пределы Карнавала. Мы пропали.

– Может быть, не все еще потеряно, – отозвалась Мария. – Может быть, закон отменят, если мы покажем могилы.

– Еще один, – показал великан в другую сторону. С противоположной от города стороны к путникам приближался галопом еще один всадник. – Будем бороться, если сможем, – добавил он, выступая вперед.

Моркасл бросил на великана сосредоточенный взгляд, вздохнул, нагнулся и вынул из ботинка небольшой кинжал, вытер его о траву и тоже принял боевую стойку, чтобы достойно встретить всадников.

Теперь обоих людей на лошадях было хорошо видно, один двигался несколько быстрее другого. На нем был серый камзол, серый шерстяной плащ и фуражка. Левой рукой он придерживал поводья лошади, а правой сжимал саблю. Конь красиво рассекал высокую траву. Наконец, приблизившись, жандарм дернул за поводья, остановил коня и грациозно спрыгнул на землю. Кожа на его правой аккуратно выбритой щеке была такой красной, будто он обжегся, а глаза подозрительно сверкали, пока он переводил взгляд с Моркасла на Гермоса и Марию. Второй жандарм, у которого была более светлая одежда, тоже спешился.

Маг преклонил одно колено и протянул руку.

– Как приятно, что люди Совета всегда под рукой, когда в них есть нужда, – провозгласил он, вставая.

Жандарм вытянул саблю, и указал ею на Моркасла.

– Что вы – уроды – делаете за пределами Карнавала?

Стараясь сохранить улыбку, Моркасл ответил:

– Мы обнаружили убийство, множество убийств – тела погребены в лесу – и мы собирались позвать вас, чтобы показать могилы. Пойдемте.

Он сделал знак жандармам следовать за ними. Тут жандарм резко ударил Моркасла по ноге, и тот растянулся во весь рост на земле, пачкая в грязи шелковую рубашку. Когда Моркасл попытался подняться, с его губ уже исчезла улыбка. Жандарм подошел к магу и склонился над ним. Острые зубы блеснули из-под приоткрытых губ, когда он коснулся саблей шеи Моркасла.

– И в лесу побывали, да? Степи и болота вам не хватило?

– Эй, Фэссау, у этих уродов довольно испуганный вид, – заметил второй жандарм, помахивая саблей в сторону Гермоса и Марии.

– Послушайте, добрый человек, – просительно проговорил Моркасл. – Мы нашли в лесу целое кладбище могил. Сообщите об этом своему капитану, и он наверняка представит вас к новому званию. А сейчас уберите саблю от моего лица, – потребовал маг, отталкивая клинок.

Фэссау усмехнулся и приставил острие сабли к сердцу Моркасла, прорезая его плащ и рубашку.

– Вы, уроды, болтаетесь за территорией Карнавала, на это есть свои законы. Мы можем убить на месте тебя и великана. Конечно, для женщины у нас найдется другая работа.

Кулачки Марии крепко сжались, она повернулась в ту сторону, откуда слышался голос жандарма, и со всей силы ударила его. Удар застал парня врасплох, он пошатнулся, выронил саблю и упал рядом с магом.

Потрясенный Моркасл смотрел то на Марию, на лице которой играла непроницаемая улыбка, то на офицера, но тут появился другой блестящий клинок: второй жандарм вынул саблю и замахнулся на Марию. Маг успел схватить слепую за руку и потянул к себе, чтобы уберечь от смертоносной стали. Сабля просвистела в воздухе, чуть зацепив плечо женщины. Она вскрикнула и повалилась на Моркасла, который упал сверху первого жандарма.

Неожиданная боль пронзила Моркасла, он зарычал и откатился на землю, освобожденный жандарм бросился за своей саблей. Превозмогая боль в груди, Моркасл кинулся на него, но солдат увернулся и ударил волшебника. Солнечное небо и зеленая трава на мгновение ярко вспыхнули перед глазами волшебника, а потом он упал спиной на землю. Протяжный выдох вырвался из его легких, и мир померк.

В надвигающейся темноте Моркасл еще пытался сопротивляться – он схватил жандарма за ноги, тот попытался вырваться – не получилось, и тогда солдат со всей силы ударил тяжелым башмаком в лицо урода, тот вскрикнул от боли и потерял сознание.

С коротким криком победы Фэссау освободился и попытался схватить свою саблю, но оружие было крепко прижато к земле. Мария наступила на него и стояла, скрестив руки на груди. В каждой руке она держала по кинжалу.

– Ты что, собираешься сражаться со мной, женщина? – язвительно спросил солдат. Он улыбнулся и шагнул к слепой. – Да ты даже не видишь меня…

Рука Марии едва уловимо дернулась, и кинжал прорезал воздух, а потом вошел в левое бедро жандарма. Тот с криком боли осел на землю.

– Левое бедро, – холодно констатировала Мария. – У меня еще есть кинжалы – четыре в сумке и один в руке. Их хватит как раз для второй ноги, обеих рук, головы и сердца.

Сжав зубы, солдат выдернул нож из бедра. На землю хлынула кровь, но жандарм изготовился к броску.

– Значит, хочешь еще? – спросила Мария, играя ножом.

Отдергивая руку, мужчина беспомощно закричал:

– Помогите! Я истекаю кровью! Помогите! Помогите!

– Нет, – просто ответил Гермос, ударяя его по голове. Фэссау закрыл глаза и рухнул на землю. Шаг, и Гермос был уже возле Марии.

– Это я, – сказал он.

– Знаю, – вздохнула слепая, аккуратно укладывая кинжалы в сумку. – А где второй?

– Спит, – ответил Гермос, указывая на второго солдата, который спокойно лежал в траве, – спит. Его позвал Тидхэр.

Со стороны Карнавала раздались крики, и Гермос, повернувшись, увидел небольшую толпу артистов, которые смотрели на них. В нервной улыбке великан обнажил длинные белые зубы.

Как будто разбуженный воплями товарищей, Моркасл заворочался на земле и начал подниматься, держась за ушибленные места. Ему удалось даже слегка поклониться, раздались аплодисменты, потом, скривясь от боли, он повернулся к товарищам по несчастью.

– Надо вернуться на Карнавал, пока они не очнулись.

Мария серьезно кивнула и показала на неподвижного Фэссау.

– Кровь течет?

– Не так уж сильно, – отозвался Моркасл, раздраженно посмотрев на жандарма. – Будет жить. Хотя нужна перевязка. – Вытянув платок из рукава, он опустился на колени перед офицером и забинтовал рану, а потом встал и сказал:

– Пошли домой.

– А куда делись их лошади? – спросила Мария.

Моркасл оглянулся и успел заметить черный хвост, скрывшийся в толпе артистов.

– Похоже, они решили отправиться в цирк, – ответил он.

Моркасл снял шелковый колпак и уселся на земляной пол у двери палатки Гермоса. Прислонив ноющую спину к дверной притолоке, он уставился в холщовый потолок.

– Кажется, эти жандармы и слышать не желали об убийствах. Может, они сами их совершили или покровительствуют тем, кто убивает.

Мария погрузила руки в тазик с холодной водой, которую ей налил Гермос. Она с удовольствием вымыла руки, а потом набрала полные ладони воды и стала умываться. Вода побежала черными струйками по печальному лицу, смывая пыль и грязь.

– Возможно, – согласилась она. – Но убийца, который орудует здесь, гораздо сообразительнее, чем те двое, на которых мы наткнулись. Я думаю, что они обошлись с нами именно так не потому, что они что-то знают, а потому, что ненавидят уродов.

Гермос протянул слепой полотенце, и она нагнулась, чтобы вытереть насухо лицо. И тут великан потрясенно застыл, глядя на основание шеи женщины. Глаза его расширились, он наклонился и отвел в сторону ее черные волосы. Почувствовав его прикосновение, слепая вздрогнула. – Что ты делаешь? Гермос осторожно потрогал начало ее затылка.

– Здесь что-то есть, – сказал он, разделяя волосы пополам и всматриваясь в кружочек кожи. – Татуировка – пробормотал он, – красная татуировка.

Мария повернула к нему голову:

– Татуировка? Но у меня ее нет!

– Дай мне посмотреть! – рявкнул Моркасл, бросаясь к ним. Он вгляделся в пятнышко, которое нашел Гермос. Великан оказался прав – на затылке слепой была небольшая красная татуировка, величиной с отпечаток пальца. Убрав волосы, чтобы лучше видеть, волшебник рассмотрел картинку: тонкая граница окружала вздыбленного коня. Еще присмотревшись, он увидел, что конь был пронзен копьем. Моркасл покачал головой.

– Это действительно татуировка, Мария, – сказал он, разводя руками. – Она закрыта волосами. Я бы никогда ее не заметил, если бы не знал, где искать.

– О чем вы говорите? – продолжала удивляться Мария. – И что там изображено?

– Вздыбленная лошадь с копьем в спине.

– У Барлоу тоже есть знак, – перебил его Гермос.

Моркасл перевел взгляд на великана.

– У силача? Да, я тоже вспомнил, что видел ее, после того как он обрил голову.

– Я видел ее еще у двоих, – продолжил Гермос.

Мария сжала руку великана.

– Безумие! – пробормотала она. – Гермос, проверь голову Моркаслу, и наоборот.

Маг склонил голову и отбросил волосы.

– У меня такая же метка?

– Да, – ответил великан, всмотревшись.

– Становись на колени, дай мне посмотреть у тебя. – Великан встал перед волшебником на колени, и тот аккуратно развел его рыжие волосы, а потом замер.

– Да. Они есть у всех. Но как? Кто и когда сделал нам эти татуировки? И зачем?

Мария вытерла лицо и на ощупь добралась до одной из кроватей.

– Может быть, это знак чумы? Я болела. А вы?

– Да, – отозвался Гермос. – л с нею родился. Прямо тут – на Карнавале.

– Но я не болел, – возразил Моркасл. – Когда я пришел сюда, мне было тридцать пять. Двадцать лет я был бродячим магом и фокусником, ходил с карнавала на карнавал, зарабатывая на хлеб и одежду. Я не болел чумой.

Мария спрятала лицо в худых руках.

– Как бы мы ни получили эти татуировки, но именно их убийца вырезает у своих жертв.

– Странно. Ужасно. – Моркасл сел на место. – Здесь орудует очень хитрый убийца. Хитрый и жестокий. А помощи от жандармерии ждать не приходится, – он покачал головой. Холщовые стены палатки задрожали от ветра. – Что мы будем делать?

– Я вам скажу, что вы будете делать, – раздался тонкий голосок маленького человечка, который протиснулся в палатку.

Валор Серес – огнедышащий человек – остановился у порога и окинул компанию подозрительным взглядом.

– Сейчас вы отправитесь к Кукольнику. Прямо сейчас! Из-за вас жандармы прочесывают Карнавал. И если вы не попросите защиты у Кукольника раньше, чем они вас обнаружат, они перережут вам горло.

– Перережут горло? – переспросил Моркасл, сжимая в руках колпак. – Я знал, что тех двоих надо было убить!

Огнедышащий удивленно поднял брови:

– Там не только те двое. Они привели с собой еще двадцать других. Торопитесь. Они начали с артистического квартала.

– Пошли. – Мария встала.

Валор впереди, а трое друзей за ним пробрались через полуденный Карнавал, стараясь не попасться на глаза жандармам. Валор потребовал, чтобы все пригнулись, особенно Гермос, чья голова возвышалась над вершинами деревьев. Они осторожно выбрались из жилого квартала и окольной тропинкой направились в сторону вагона Кукольника. Срезав сцену толстухи, они пересекли аллею уродов, которая упиралась в сцену Моркасла. Валор все время нервно оглядывался, несколько раз просил их остановиться и замереть, осматривал дорогу и только потом разрешал идти дальше.

Наконец они добрались до домика Кукольника, который стоял среди карнавального сада. Моркасл тяжело вздохнул, увидев железную решетку, окружавшую вагончик.

– Интересно – эти решетки для того, чтобы не впускать нас или не выпускать его?

– Тс-с-с! – сердито зашипел Валор, укоризненно глядя на мага, и показал на вагончик. – Сначала постучите, даже если жандармы появятся на аллее. Кукольник не любит, когда к нему входят без стука.

Гермос грустно кивнул, а Мария сжала губы, шепча:

– Будем надеяться, что у Кукольника хватит для нас волшебства.

– Он или казнь! Запомните мои слова, – сказал Валор.

– Спасибо за совет, – отозвалась Мария.

Моркасл вышел вперед, беря ее за руку.

– Лучше пойдем.

Он подошел к черному вагончику без окон, ведя за собой слепую женщину. Процессию замыкал Гермос… Он выпрямился и оглядел окрестности. Все было тихо. Трое артистов остановились у черной двери, и Моркасл постучал.

Тут же раздался шум поворачиваемого ключа, дверь слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель они увидели черную фигуру Кукольника. Его лица невозможно было рассмотреть под опущенным капюшоном, а одежду скрывал плащ.

– Я ждал, – произнес он угрожающе.

– У нас срочное дело, – отозвался Моркасл, трусливо кланяясь. – Мы можем войти?

Кукольник молча отступил от двери и открыл ее шире. Собрав все свое мужество, Моркасл вошел в темную прихожую, за ним последовала Мария и наконец Гермос, которому пришлось согнуться чуть не пополам, чтобы пройти под низкие своды. Дверь захлопнулась.

Моркасл вгляделся в узкий темный коридор. Стены здесь покрывали гобелены, подвешенные к деревянному потолку, а пол был выстлан причудливым паркетом. Теплый душный воздух пах пылью и старым деревом. В двери, ведущей в комнату, стоял Кукольник, закрывая весь свет своей массивной фигурой. Моркасл даже потерял ориентацию в этом черном пространстве и схватился за стену, чтобы удержать равновесие. Гобелен подался – за ним не было стены, и Марии пришлось покрепче сжать руку волшебника, чтобы тот не упал. Он благодарно кивнул, неожиданно забыв о ее слепоте.

Кукольник отступил от двери, и узкий лучик света из комнаты немного осветил коридор, теперь маг и великан видели дорогу.

Они прошли в комнату. Помещение было маленьким и душным, свет в него проникал только через одно окно в потолке, забранное решеткой. Три стены из четырех, как и в коридоре, были сделаны из гобеленов: один изображал детей, танцующих с арлекином с волчьей головой, на втором дрались собаки, а третий был таким пыльным и грязным, что на нем просто ничего нельзя было разобрать.

Вдоль стен стояла почерневшая от времени ветхая мебель: в углу – кресло и диван со сломанной спинкой, вдоль противоположной стены – черная скамья, изрезанная и поцарапанная, возле нее валялись горы кожи и шелка. В пустых углах комнаты лежали скрученные палочки непонятного назначения и тонкие листы меди. А на всех стенах висели самые разнообразные куклы: марионетки, статуэтки, куклы, которые надевают на палец и на руку, маски и костюмы.

Моркасл несколько раз испуганно моргнул. Комнату наполняли сотни лиц. Вдруг два из них задвигались. Это были лица жандармов.

Они как раз сидели в самом дальнем и темном углу на колченогих стульях. На неустойчивом столике между ними стоял поднос с чайником, а в руках у вояк были чашки. Они сверлили Моркасла изучающими взглядами.

Делая шаг назад к двери, Моркасл уперся в Кукольника, который стоял как раз за ним. Костлявые руки черного человека вцепились волшебнику в плечи.

– Тебе нужно место на этом представлении, – прорычал Кукольник, бросая Моркасла на стул, которого тот сразу не заметил. – Останешься к чаю.

– Они здесь, да? – спросила Мария, прислушиваясь и принюхиваясь.

– Да, они здесь, – ответил шепотом Кукольник, поворачиваясь на каблуках к Марии и наклоняясь к самому ее уху.

– Пахнет кровью, – произнесла она, слегка поеживаясь под его ледяным взглядом.

Глубоко вздыхая, Кукольник подтолкнул ее в спину костлявой рукой.

– Тебе тоже придется сесть, моя…

– Я помогу ей, – перебил его Гермос. – Пожалуйста. – Владелец Карнавала отступил, и тут великан заметил подвеску, которая болталась на шее Кукольника. На ней был изображен конь. – Кин-са, – пробормотал Гермос, помогая Марии сесть.

– Тихо, – буркнул Кукольник, услышав имя лошадиного бога, оно явно что-то значило и для него самого.

Кукольник направился к жандармам. Фэссау хотел было заговорить, но Кукольник жестом призвал его к молчанию. Офицер тут же замер, следя за владельцем Карнавала с нескрываемым страхом. Моди Сиен взял со стола чайник, наполнил еще три чашки чая и отнес их трем артистам. Он был похож на черную тучу, которая вот-вот разразится громом и молниями.

Пар, поднимавшийся над чашками, почему-то пах горячим шелком – резкий, сладкий аромат витал в пыльном воздухе комнаты.

Несколько минут Кукольник рассматривал гостей из-под полуопущенных век, а потом прошествовал к самому величественному креслу в дальнем конце комнаты. Он сел, опустил руку вниз и начал что-то нащупывать на полу, очевидно, перебирая фигурки и статуэтки. Наконец, он остановил свой выбор на двух: марионетке Пунчинелло с длинными носом и подбородком и блестящими сквозь черную маску глазами в пестрой одежде и плаще, расшитом звездами. В тряпочной руке Пунчинелло держал маленький деревянный ножик. Вторая фигурка была наручная кукла в таком же, как у самого Кукольника плаще с капюшоном, но с мышиной головой.

Продев длинные пальцы сквозь нитки, управляющие движениями марионетки, Кукольник опустил ее на пол рядом с собой так, что деревянные башмачки куклы стукнули по паркету. Одновременно Кукольник надел на другую руку вторую игрушку и аккуратно расправил ее черный плащ на подлокотнике кресла.

– Что вы хотели сказать? – буркнул он жандарму.

Фэссау с ужасом посмотрел на товарища, ища у него ободрения и поддержки, потом поставил на стол чашку и встал.

– Эти трое уродов…, э-э…, артистов виновны в страшном преступлении.

– Да-да, – подтвердил Кукольник, заставляя марионетку двигаться. Пунчинелло задергал ногами в комическом танце. – Вы это уже говорили. А каково их преступление?

– Сопротивление стражам закона Л'Мораи и нарушение территории Карнавала. Уроды, согласно закону, изолированы от людей. Все, кто нарушает запрет покидать резервацию, подлежат казни, если вы забыли об этом, – ответил жандарм, беспокойно крутя пуговицу мундира.

– Я знаю законы, Фэссау, – отозвался Кукольник, манипулируя игрушкой на подлокотнике, будто бы это она отвечала жандарму. От резкого движения черный плащ куклы откинулся и стали видны ее худые руки – руки с когтями курицы. Теперь куриная лапа указывала на Моркасла. – А ты что скажешь?

Маг тяжело вздохнул. Еще до того, как он собрался с духом, чтобы заговорить, встала Мария.

– Это нелепо, – начала она. – Мы искали убийцу. У нас есть доказательство – трупы. Мы нашли целое кладбище.

– Неудивительно, – отозвалась кукла. – В мире умирают тысячи людей. Количество покойников, к вашему сведению, уже превысило количество живых.

– Но все они артисты Карнавала, – возразила Мария. – И все – убиты. И у всех на затылке вырезан круглый кусочек кожи.

– Если держишь Карнавал в течение нескольких сотен лет, – отозвалась кукла резким и более громким голосом, – приходится заводить кладбище для его покойников.

Теперь встал Моркасл.

– Но, дорогой сэр, эти люди убиты. Панол и…

– Оставьте нам расследование убийств, – перебил его Фэссау, выходя вперед. – Я требую, чтобы мне передали этих уродов для показательного суда и казни в Л'Мораи!

– Сядьте все! – крикнул Кукольник, неожиданно вскакивая с места. Пунчинелло безвольно повис в воздухе, а вторая кукла исчезла в рукаве плаща. Мария и Моркасл сели, Фэссау тоже вернулся к чайному столику и присел на его край. Кукольник шагнул к жандармам, марионетка по-прежнему волочилась рядом с ним.

– Требуете? – переспросил он. Он так разозлился, что даже брызгал слюной, и брызги переливались в тонких солнечных лучах. – Требуете? А по какому праву?

Тяжелый ботинок ударил по столику, и жандарм с криком упал на пол среди обломков дерева и осколков посуды. Кукольник наклонился над ним, поставив ногу на него, чтобы тот не смог двинуться с места.

– Я – Кукольник. Карнавал – мое королевство. Вы здесь только посланники.

Лицо жандарма искажала боль, а гримасничающий Пунчинелло плясал рядом с ним. Офицер испуганно закивал:

– Понял.

Кукольник неуловимо двинул пальцами, и Пунчинелло расслабленно замер у его ноги. Хозяин начал прохаживаться по комнате, и тканые стены заходили ходуном.

– Итак, вы, артисты, а тебя, Мария, я считаю голосом артистов, говорите, что было совершено убийство. Вы говорите – сотни убийств совершены, и их хватит, чтобы заполнить целое кладбище. – Развернувшись, он начал мерить шагами комнату в другом направлении. – А ты, жандарм Фэссау, говоришь, что эти трое нарушили закон, выйдя за границы территории.

Фэссау кивнул, а Мария сказала:

– Я могу отвести тебя к трупам.

– Мы разрешим спор в суде, – продолжил Кукольник, не обращая внимания на ее слова.

– Точно! – поддержал Фэссау, поднимаясь из-под обломков столика.

– Но это будет не то судилище, к которому ты привык, – не замолкал Кукольник, пощелкивая костлявыми пальцами. – Нет. Ты в моем королевстве, в цирке, и моих ребят судит не суд, а публика, и приговор им выносят аплодисментами.

– Только не суд главной аллеи, – запротестовал Моркасл.

– Да, – возразил Кукольник. – Именно суд главной аллеи. Вас троих отведут на помост и посадят в деревянные кандалы. У каждого над головой я повешу табличку с описанием преступления, которое вы совершили. А толпа вынесет вам приговор.

Кукольник вернулся на свое кресло, снова достал куклу в черном плаще, надел ее на руку и вложил в куриные когти палочки управления Пунчинелло.

– Вас будет судить зритель. Толпа. Каждый плевок в лицо и каждое гнилое яблоко, которое полетит в вашу сторону – будет голосом «против». Каждая монетка – голосом «за», лептой в оправдательный приговор. Если презрение превысит одобрение, я отдам вас в руки жандармов, чтобы вас судили обычным судом. Если же денег окажется больше, то я отпущу вас.

– Ха-ха! – воскликнул черноволосый мальчик в толпе детей. – Посмотрите-ка, что лежит на голове у слепой!

Младшие придвинулись поближе к клетке и вгляделись: кто-то бросил огрызок груши, и тот прилип к волосам Марии. Веселье поднялось с новой силой. Мария покачала головой, волосы растрепались и огрызок упал. Мальчишка, распалившись, бросился к помосту и плюнул женщине в лицо.

– Ну-ка! – закричал он. – Кто еще попадет ей в глаз!

Но едва он собрался снова плюнуть, как его пронзила острая боль. Оглянувшись, парень увидел разрисованное лицо арлекина, который держал в руке комически большой ботинок, которым только что наподдал мальчишке по попке. Раскатистым басом шут прорычал:

– А теперь убирайтесь! Если я тебя снова увижу здесь, то все уши оторву.

Плюнув на землю, парень схлопотал еще один шлепок и исчез в конце аллеи. Остальные, со страхом наблюдавшие за сценкой, тоже кинулись врассыпную.

Арлекин покачал головой им вслед, а потом огляделся – нет ли поблизости Кукольника или жандармов. Не увидев ни тех, ни другого, он вынул платок из огромного кармана и вытер Марии лицо. Она покраснела, всеми силами стараясь сдержать слезы.

– Ну вот, – бормотал шут. – Теперь все в порядке. Мы же должны помогать друг другу, правда?

– Это бесполезно, Джером, – заметил Моркасл, с трудом поворачивая голову, закрепленную между двумя деревянными рамами. Он изогнул шею, чтобы видеть друга по сцене. – Многие даже читать не умеют, но все равно плюют в нас. Они думают, что это еще один аттракцион.

Джером отступил, чтобы прочесть табличку над головой Марии.

– Сопротивление представителям закона и нарушение территории Карнавала? – прочитал арлекин, качая головой. – Да они сами нарушили нашу территорию!

– Сколько монет валяется вокруг? – спросила Мария спокойно.

Джером вздохнул, почесывая раскрашенный лоб.

– Пока только четыре.

– Перед твоим приходом мальчишка как раз украл несколько штук, – мрачно заметил Моркасл.

Гермос кивнул, хотя ему было нелегко это сделать – деревянный ошейник больно впивался ему в шею, а лицо покраснело от прилившей крови. Ему приходилось стоять на коленях. Он прервал свои старинные молитвы, чтобы спросить:

– А сколько мусора?

– Слишком много, – ответил Джером, подгребая к себе какие-то огрызки и бумажки. – Унесу-ка я это и вытру вам лица, а то вам никогда не выбраться отсюда.

Он уже принялся за дело, когда из конца аллеи раздался громкий крик:

– Эй ты, остановись! Это суд. Ты не имеешь права выбрасывать приговор.

Джером быстро развернулся и увидел седого человека с лицом, покрытым шрамами. Он шел к ним по аллее в черных шерстяных панталонах, белой рубашке и красном шелковом плаще. Усы у этого человека были почти белыми, как и волосы, а голубые глаза казались умными и пронзительными.

– Прочь отсюда, арлекин!

Джером поклонился, сжав руки в перчатках в кулаки, а потом, водрузив гигантский башмак на груду мусора, начал неуклюже совать в него ногу. Он рассмеялся глупым шутовским смехом, из-за того что ботинок все время выскальзывал, катаясь по огрызкам.

– Я просто пытаюсь завязать шнурок, сэр, ха-ха!

– Прочь с дороги! – усмехнулся мужчина, отталкивая шута. Джером поскользнулся и упал, а вскочив, несколько раз поклонился, делая вид, что держит в руках шляпу, и рысью бросился обратно в сторону Карнавала.

Мужчина брезгливо отряхнул руки, будто он сам трогал мусор, и повернулся к артистам. Он долго всматривался в их лица, а потом принялся за чтение надписи у них над головой.

– Сопротивление и нарушение, – прочитал он вслух. – Серьезные обвинения. Что вы можете сказать по этому поводу?

– Мы обнаружили убийство, – просто ответила Мария.

– Убийство? – переспросил седой с ироничным удивлением. – Ну, это, конечно, стоит того, чтобы наброситься на жандармов.

– Точнее, три убийства, – добавил Моркасл, заставляя человека в красном плаще повернуться к нему. – Два произошли прошлой ночью, а одно – предыдущей, сэр…

– Лорд Одью – член Совета Л'Мораи, – представился старик, отступая на шаг от клеток.

– Член Совета! – повторил потрясенно Моркасл. – Да, я должен был об этом догадаться по вашему красному плащу. Ваш интерес к нашему расследованию – большая честь.

– Ну так расскажите мне об этих трех убийствах, – потребовал лорд Одью.

– Прошлым вечером во время собственного выступления я удивился, услышав странные звуки с соседней сцены, где выступали артисты Панол и Банол. Когда мое выступление закончилось, я пошел посмотреть в чем дело. Они исчезли. Убийца вытащил их через дырку в занавесе и протащил по аллее уродов.

– Откуда ты знаешь? – сразу спросил лорд Одью.

– Прошу прощения, – продолжил Моркасл, – мы прошли по его следам и обнаружили зарытые тела.

– Не могу поверить, – сказал советник, отворачиваясь от Моркасла и отряхивая ботинки от прилипших огрызков. – Раз уж вы нашли тела, то, наверное, вы и совершили убийства.

– Другое убийство было совершено в моем вагончике, – ответила Мария. – Когда я вошла, карлик-шпагоглотатель лежал на кровати, проткнутый шпагой. Убийца был еще там. Ему с трудом удалось убежать, но мы знаем, как он выглядит.

Мужчина презрительно рассмеялся, засовывая руки в карманы брюк.

– И я должен этому поверить? Слепая женщина знает, как выглядит убийца? У вас есть свидетели?

– Не совсем, – ответил Моркасл.

– Тогда ваши истории очень похожи на ложь, – резюмировал лорд, собираясь уйти.

– Он тяжелый мужчина – около шестнадцати стоунов – и высокий. У него нет указательного пальца на левой руке. – быстро проговорила Мария. – Он оставил отпечатки ладони на стенах моего вагончика, и у нас есть много свидетелей, которые видели это. Он носит тяжелые кожаные ботинки с высокими каблуками. Следы ног были на всех местах преступлений. Кроме того, у убийцы есть большая царапина на спине от правого плеча к левому бедру. Это моя отметка – я бросила в него кинжал.

Лорд Одью остановился, как стоял – одна нога на деревянном настиле, вторая – на песке. Каменное выражение его лица смягчилось. Он снова повернулся к артистам.

– Я…, поражен твоим описанием, – сказал он, обращаясь к Марии. – А жандармы знают об этих уликах?

– Да, – ответила Мария. – Лейтенант, который осматривал мой вагончик, смыл следы до того, как пришли другие жандармы. Но это видели двадцать свидетелей.

– Плохо, – заметил лорд, снова каменея. – Очень плохо.

– Что? – удивленно спросил Моркасл.

Советник посмотрел на него своим пронзительным взглядом.

– В Л'Мораи есть мясник. Недавно, разделывая тушу, он отрубил себе указательный палец. – Он помолчал. – Это жестокий человек. Никто никогда не видел его без его тяжелых ботинок, которыми он любит раздавать пинки кошкам и детям.

Моркасл вздрогнул, но он знал и то, что отсутствия пальца недостаточно, чтобы обвинить человека в убийствах.

– Кроме того, – продолжал советник, – перед тем, как продавать мясо, мясник часто обваливает его в муке, чтобы впиталась кровь. – Лорд Одью покачал головой и обратился к Марии:

– А как были совершены эти убийства? Моркасл грустно объяснил:

– Всех троих зарезали. Одного – распороли шпагой, двух других – разрезали пополам.

– И у всех из них, – перебила Мария, – срезан кусочек кожи на затылке.

– Это мог быть мясник, – произнес лорд голосом, холодным, как ночной воздух. – Это наверняка он.

– Если… – почти беззвучно прошептала Мария, – если у него есть ножевой шрам на спине, то это – он.

– Как его зовут? – спросил Моркасл.

– Доминик, – ответил лорд, доставая из кармана кошелек. Он вынул оттуда целую пригоршню монет и высыпал их перед Моркаслом, чтобы тот мог дотянуться до денег руками. – Этого должно хватить, чтобы купить вашу свободу. – Отряхивая руки, он добавил:

– Здесь они уцелеют, пока я не вернусь назад. Пойду к Кукольнику, попрошу, чтобы он освободил вас.

Когда лорд в красном плаще уже спускался с помоста, Моркасл крикнул ему вслед:

– Спасибо вам, лорд Одью! Можете не торопиться!

Обернувшись, советник ответил:

– Нет, мне придется спешить. Доминик сегодня на Карнавале.