Карнавал страсти

1

Неделю до приезда Дмитрия молодые люди провели вполне мирно. Настя ухаживала за присмиревшим Мишей и учила песни. Настя все порывалась отправить своего горе-ухажера к врачу, но Миша отказался. Он сказал, что армия ему все равно не грозит, потому что мама даст взятку, и он так или иначе поступит в университет, так что диагноз «сотрясение мозга» ему низачем не нужен. Миша убедил Настю, что отлежится дома. Собственно, ей это было только на руку. Насте совершенно не хотелось объяснять врачам, как Миша получил удар по голове.

Отношения Насти с Мишей после его неудачной атаки резко улучшились.

— Прости, — сказал он ей, как только немного пришел в себя, — сам не знаю, что на меня тогда нашло. Какое-то помутнение мозгов. Но похоже, что твой удар вправил их на место.

Пока Миша отлеживался, Настя выучила почти все песни из репертуара «Цыганского двора». Она уступила Мише свою кровать, а сама пела в кухне с таким упорством, что, в конце концов, Миша взвыл:

— Слушай, я больше не могу! Я сам уже эти песни выучил, они мне, наверное, в кошмарных снах сниться будут. Ладно бы еще что-нибудь нормальное пела, а то какие-то дурацкие романсы, сплошная кровь-любовь.

— Ну, а как тебе вообще? — спросила Настя. — Нравится?

— Вообще ничего, — уже более миролюбиво ответил Миша, — вполне на уровне. Наверное, у какой-нибудь красотки бальзаковского возраста твое пение даже вышибет слезу. Но только умоляю, дома больше не пой! А то я и вправду сбегу в больницу.

Настя сжалилась над Мишей и прекратила свои вокальные упражнения.

В тот день, когда Миша начал вставать с постели и осторожно, по стеночке, ходить по квартире, вернулся Дмитрий. Он выглядел еще более измученным, чем всегда. Страдальчески улыбаясь, он выложил из сумки подарки, Насте — янтарное ожерелье, Мише — компакт-диск с записью английской рейверской группы.

— Ну рассказывайте, чем вы тут занимались без меня? — Дмитрий подозрительно оглядывал квартиру, как будто пытался увидеть тщательно заметенные следы проходивших здесь оргий. Настя с ужасом ждала момента, когда Митя заметит пропажу шара. Это произошло довольно скоро.

Митя пил кофе, сидя как раз напротив окна и своей выставки шаров. Сначала он просто смотрел в пространство перед собой, ни на чем не останавливая взгляда. Потом в его глазах появилось легкое беспокойство, оно все усиливалось, и наконец Митя повернулся к Насте и спросил:

— Слушай-ка, а где шар из горного хрусталя? Ты его куда-то переставила?

Настя, чтобы выиграть время, повертела головой, как бы в поисках шара. Миша сидел с таким лицом, словно происходящее абсолютно не касалось его.

— Он разбился, — тихо сказала Настя и уставилась в стол.

— Что значит разбился? — спросил Дмитрий, и в его голосе послышалась явная угроза.

— Упал и разбился, — все так же уклончиво ответила Настя.

— Сам упал?

— Нет, — Настя наконец нашла в себе силы взглянуть Мите в глаза, — это я его разбила. Нечаянно. Я решила к твоему приезду вытереть пыль и случайно уронила шар на пол. Наверное, тебя обманули продавцы этого шара. Если бы он действительно был из горного хрусталя, он не разбился бы так легко.

— Отлично, — холодно произнес Дмитрий. Лицо его ничего не выражало, и Настя уже было подумала, что гроза миновала. Но вдруг он поднялся и в упор посмотрел на Настю. Из его глаз полыхнула такая ярость, что девушке захотелось зажмуриться. — Слушай, ты, кто тебя вообще просил вытирать эту чертову пыль?! Я же тебя с самого начала предупреждал, чтобы ты тут ничего не трогала. Я так и знал, что ты что-нибудь сломаешь. Или ты возомнила себя хозяйкой дома и решила заняться уборкой? Ненавижу эту вашу женскую манеру во все соваться, все прибирать к своим рукам. Ты здесь в гостях, понятно? — Дмитрий распалялся все больше. Его слова и тон, которым он их произносил, превращали Настю и Мишу в подобие соляных столбов. — Да ты знаешь, сколько я за него заплатил? Сто долларов! — и в голосе Дмитрия послышалось самое искреннее отчаяние. — Ты думаешь, у меня очень много денег?

— Я верну тебе эти сто долларов или куплю точно такой же шар, — Настя пожалела о том, что раньше не додумалась сделать этого. Тогда сейчас ей не пришлось бы наблюдать Дмитрия в столь неприглядной роли.

— Конечно, купишь, — лицо Дмитрия исказила саркастическая улыбка, — ты же у нас, наверное, очень богатая. Вероятно, ты даже скрываешь свою принадлежность к королевской фамилии. Совсем как принцесса из фильма «Римские каникулы». Конечно, что тебе стоит обратиться к папочке-королю с пустяковой просьбой о жалких ста долларах. Да и вообще, с твоей феноменальной предприимчивостью тебе с легкостью удастся их заработать всего лишь за одну ночь.

— Ну все, хватит, — сказал Настя и встала из-за стола. Ее лицо побелело от ярости и обиды. Она стремительно выскочила в прихожую. Сейчас ей хотелось только одного — убраться подальше из этого дома и от этого человека, который безжалостно вываливает на нее одно оскорбление за другим.

Дмитрий не сделал ничего, чтобы остановить Настю. Хотя он и понял, что наговорил лишнего, но продолжал сидеть неподвижно, с совершенно каменным лицом. Миша же стушевался настолько, что Настя вовсе забыла о его существовании.

Ничего вокруг не замечая, Настя добралась до метро и, только оказавшись в вагоне, задумалась о том, куда ей сейчас поехать? Почему-то ей нестерпимо захотелось оказаться на берегу моря. Только морская стихия, мощная и безбрежная, способна была сейчас смыть Настину беду. Она в одиночку повторила путь, который они с Дмитрием когда-то проделали вдвоем.

На пляже в Репине Настя оказалось только часов в восемь вечера. В этот день с утра дул холодный ветер, небо заполнили мрачные, грозившие пролиться дождем, тучи. На пляже было пустынно, только ветер шуршал песком и гонял по берегу обрывки бумажек и полиэтиленовых пакетов.

Метрах в пяти от воды Настя нашла широкий плоский валун и села на него. Она смотрела на мерно дышащее море и слизывала с лица соленые брызги. Впрочем, может быть, это были ее слезы. В который раз Дмитрий с пугающей легкостью причинил ей нестерпимую боль. Но ведь ни один предмет, сто долларов он стоит или тысячу, не заслуживает того, чтобы из-за него так кидаться на людей.

«Иногда мне кажется, — думала Настя, — что Митя любит вещи сильнее, чем людей. Неспроста же его квартира забита всяким хламом, который он копит годами, ничего не выкидывая. Может быть, люди вызывают в нем скрытую тревогу, он постоянно чувствует опасность, исходящую от них. Ведь люди в отличие от вещей так ненадежны, приходят и уходят, когда захотят, могут бросить и обидеть. А рядом с бездушными предметами, — размышляла Настя, — Митя, напротив, чувствует себя настоящим хозяином положения. — Девушка поднялась и побрела вдоль кромки прибоя. Мерный шум волн действовал на нее успокаивающе. Впереди, примерно на расстоянии полукилометра от нее, виднелось нагромождение серых камней. Настя поставила себе задачу — разделаться со своей обидой прежде, чем она дойдет до них. — Ведь я выскочила из квартиры, — убеждала она себя, — не потому, что обиделась на Митю. Он нес такую явную чушь, с таким откровенным намерением оскорбить меня, что обижаться было бы просто смешно. Он сам выглядел так ужасно, так недостойно, что я не могла больше этого выносить, поэтому и убежала. Иногда у меня возникает ощущение, что в Мите дремлет злая сила, которую мне случайно удается разбудить. Получается, что я провоцирую его, — задумалась Настя, — может быть, нам тогда вообще лучше не быть вместе?»

Настя дошла до камней и полезла по ним вверх. Надо было спешить на станцию, иначе она рискует остаться на этом берегу до утра. Но, допустим, она вернется в Петербург, и куда пойдет? К Мите? После всего, что произошло в этот кошмарный вечер? Неужели настал конец их отношениям? Задав себе этот вопрос, Настя тут же вспомнила самую лучшую Митину улыбку, от которой у нее слезы наворачивались на глаза, вспомнила его мягкий голос, его чудесные черные глаза.

«Нет, вот так глупо все закончиться не может! — поняла Настя. Она должна еще раз увидеть его, зайти хотя бы за вещами. — А там видно будет», — решила девушка и пошла быстрее.

2

Вернулась Настя на последней электричке, на последнем поезде метро и на последнем же автобусе. Когда она зашла в лифт, то почувствовала, что ужасно волнуется. Как старому и верному союзнику, она подмигнула глупой надписи «грибы» на стенке лифта. Она постаралась как можно тише открыть дверь квартиры. В прихожей было темно. Настя заглянула на кухню, Миши там не оказалось.

«Может быть, и Митя куда-нибудь уехал? — чуть ли не с облегчением подумала Настя и зашла в комнату.

Она сразу же почувствовала, что Митя тут. И хотя в комнате не горел свет и не было слышно ни звука, все небольшое пространство было заполнено чем-то очень тревожным. Насте стало не по себе, так, словно ее затолкнули в клетку к раненому зверю. Настя подошла к кровати и включила небольшой светильник.

Дмитрий не спал. Он просто лежал и неподвижно смотрел на Настю черными, лишенными блеска глазами.

— Ты не спишь? — спросила Настя, чтобы сказать хоть что-то.

— Я заболел, — ответил Дмитрий.

Теперь все стало на свои места. Митя заболел, а значит, взаимные обиды и противоречия отходили на второй план. Главным было то, что Мите плохо, и никто, кроме Насти, не мог сейчас ему помочь.

— Что с тобой? — спросила Настя и села рядом с ним на кровать.

— Сам не знаю, — тихо произнес Дмитрий и беспомощно вздохнул. Его вздох был очень похож на всхлип, — меня так скрутило, еле до постели добрался.

— Где скрутило? — допытывалась Настя. — Что у тебя болит? Сердце, живот, может быть, это аппендицит? Давай я вызову «Скорую».

— Да нет, «Скорая» тут не поможет, у меня что-то с ногой и поясницей. Похоже на радикулит. Когда-то у одного моего приятеля был приступ, так он тоже мучился от страшных болей в пояснице. Не думал, что в тридцать шесть лет меня свалит с ног радикулит. Наверное, это уже старость начинается.

— Ерунда, — ответила Настя, — радикулит может случиться с кем угодно и когда угодно. Ты, наверное, просто простудился на гастролях, сейчас ты отлежишься, и все пройдет. Тебе сделать горячую ванну? — спросила Настя.

Дмитрий вытащил руку из-под одеяла и притянул девушку к себе. Настя ткнулась губами в его теплую небритую щеку, ощутила на губах трепет его ресниц, услышала виноватый шепот:

— Солнышко, прости меня! Я вел себя как истеричная базарная торговка, наорал на тебя зачем-то. Да пропади они пропадом, все эти шары, если из-за них я потеряю тебя. К тому же Мишка мне все рассказал после твоего ухода. Он тоже страшно распереживался.

— Что ты с ним сделал? — испуганно спросила Настя.

— Не бойся, он остался жив, — через силу улыбнулся Дмитрий, — я отправил его ночевать к Леве. Я решил, что сегодня Мишино присутствие здесь совершенно ни к чему. Ох, — выдохнул Митя, — я так боялся, что ты не придешь.

— А куда бы я делась? — с улыбкой спросила Настя. Она совсем забыла, что сама не слишком хотела сюда возвращаться.

— Не знаю, — ответил Дмитрий, — уехала бы в свою мифическую Тверь или туда, откуда ты родом.

— Я из Москвы.

— Правда? — Настя кивнула. — Ну хорошо хоть не из Парижа. Значит, ты из Москвы? И наверняка девочка из хорошей семьи, — Настя опять кивнула, — а зачем же ты сбежала из дома? Что там у тебя случилось?

— Я потом тебе расскажу, — ответила Настя, — честно расскажу, но не сейчас, в другой раз.

— Как хочешь, — не стал спорить Дмитрий.

— Лучше ты расскажи мне, как съездил. Удачные были гастроли?

— Не слишком, — поморщившись, ответил Дмитрий, — заработал я в принципе неплохо, четыреста долларов, но нервов потратил, наверное, на две тысячи.

— А что случилось? — спросила Настя.

— Да то же, что и всегда, — с привычным раздражением ответил Митя, — бесконечная ругань, дрянная гостиница, чуть ли не каждую ночь работа, из-за которой ты вечно ходишь сонный. Белов, как всегда, самоутверждался и качал права. У человека такие непомерные амбиции, словно он не руководитель второсортного ансамбля, а директор театра Ла Скала. Я, кажется, даже знаю, из-за чего заболел. Три дня назад мы работали ночью на яхте какого-то богатея. На открытой палубе, на самом ветру часа три, наверное, пели. Пришлось, чтобы не простудиться, все время пить водку. На бедного Андрюху страшно было смотреть, он после того случая на даче близко к бутылке не подходит. Сашка Сенько из солидарности тоже решил не пить, поскольку они с Танаевым большие друзья. Мы теперь шутим, что у нас в ансамбле появилось свое общество трезвости, состоящее из двух гитаристов.

— А накануне отъезда, — продолжал Дмитрий, — вообще случилось нечто невообразимое. Наши дамы предложили прогуляться вдоль берега, и черт меня дернул согласиться. Погода была ужасная, ветер, холодно, только что дождь не шел. Гуляли мы, гуляли и в конце концов забрели на длиннющий такой волнорез. И тут Белов, черт бы его побрал, начал по своему дурацкому обыкновению приставать к Веронике. Вероника стала сопротивляться. Завязалась небольшая потасовка, — Настя тряслась от смеха, уткнувшись Мите в плечо, — короче, в конце концов, этот старый ловелас столкнул свою пассию в воду. А там, между прочим, было довольно глубоко. Вероника бултыхается, орет, что сейчас потонет. А на волнорезе три мужика — я, дурак Белов и Санек. Гитаристы-трезвенники остались в гостинице. Санек кричит, что он плавать не умеет, Белов орет, что он простужен, и дает Веронике всякие дурацкие советы, как ей лучше выбраться на этот чертов волнорез. Я смотрю, Машка кроссовки снимает и готовится прыгнуть в воду. Тут я не выдержал и нырнул. Эта корова Вероника меня чуть не потопила, она такая тяжеленная оказалась. К тому же у нее началась истерика, она вцепилась в меня и повисла мертвым грузом. Еле я ее вытащил. — Дмитрий помолчал немного и добавил. — Но я все равно не жалею об этой истории. Знаешь почему? Потому что когда мы вышли на берег, я таки двинул этому козлу в морду.

— Белову?

— А кому же еще? Он давно нарывался, но тогда у меня появилось полное право это сделать. Он даже не стал возникать. Смолчал.

— Я смотрю, ты настоящий рыцарь, — улыбнулась Настя и поцеловала Дмитрия.

— Не знаю, — с сомнением в голосе ответил он, — я чувствую себя не рыцарем, а шутом гороховым. Причем самого последнего сорта. Ну вот, — продолжил он, — билетов на самолет мы не достали. Пришлось ехать поездом. Все дорогу меня трясло и ломало, как с похмелья. Дома сама видела, как я перепсиховал. Потом еще на Мишку наорал. Он, кстати, очень хорошо о тебе отзывался. Сказал, что мне крупно повезло с тобой и что он не понимает, что ты во мне нашла. Представляешь, выслушивать такое от собственного сына. В конце концов, я его выпроводил, сам принялся вещи распаковывать, наклонился к сумке, и все… — Дмитрий закурил. — Ты даже не представляешь, как меня скрутило, я такой адской боли никогда не испытывал. Я вообще любую боль очень плохо переношу, а такую! Настя, честное слово, я решил, что Господь меня покарал и пришла моя смерть. Сам не знаю, как я дополз до постели, я даже раздеться не смог, вот посмотри.

Настя откинула одеяло и увидела, что Митя лежит в футболке и наполовину снятых джинсах. Она готова была рассмеяться, но лицо Мити выражало такое страдание, что Насте стало не до смеха. Осторожно, как маленького ребенка, она раздела Митю. То и дело он издавал глухие стоны. Настя не знала, на самом деле ему так больно или он, как все мужчины, любит демонстрировать страдание.

Настя уговорила Митю принять горячую ванну. Где-то она читала, что при радикулите это помогает. Она наполнила ванну водой и насыпала туда лечебной морской соли, которая, судя по надписи на этикетке, имела расслабляющий и успокаивающий эффект.

— Готово! — крикнула Настя. — Иди сюда.

— Не могу, — обиженно протянул Митя.

Настя не поверила, что взрослый мужчина, у которого целы руки и ноги, не может самостоятельно пройти четыре метра. Но очень скоро Настя поняла, что Митя не может даже встать с постели. Пришлось ей послужить ему опорой. Настя и представить себе раньше не могла, что ее возлюбленный окажется таким беспомощным и таким тяжелым. Она выбилась из сил, пока дотащила его до ванной. Горячая вода немного помогла. Митя сумел расслабиться, ему стало немного легче.

— Видно, мне придется превратиться в водоплавающее и все дни проводить в ванной, — невесело пошутил он, — а ты будешь регулировать температуру воды. Согласна?

— Все, что ты захочешь, — улыбнулась Настя.

— Ты серьезно? — спросил Дмитрий. — Тогда залезай сюда.

— Ты с ума сошел, — воскликнула Настя, — тут же тесно.

— Неважно, зато нигде, кроме ванной, я не смогу это сделать. Что ты на меня так смотришь? Я безумно хочу тебя, я хотел тебя все эти проклятые гастроли. Никогда не думал, что когда-нибудь так влипну.

После этих слов Настя, конечно же, не смогла устоять. Она мгновенно разделась и забралась к Мите в ванну. Там было ужасающе тесно. Настя вспомнила голубую ванну-джакузи у себя дома. Вот где можно было разгуляться!

«Что-нибудь одно, — подумала Настя, — вряд ли когда-нибудь мне удастся совместить Митю и роскошную ванну».

Как ни странно, но эта теснота оказалась очень даже кстати. Два человека могли находиться в узком пенале ванны, только тесно прижавшись друг к другу. Настя никогда не думала, что секс в горячей воде такое упоительное занятие. Вода помогала Мите, сообщала его ласкам доселе небывалую негу. Вода проникала в самые сокровенные уголки Настиного тела и делала их удивительно восприимчивыми к прикосновениям Дмитрия. От страсти, от наслаждения, от шума воды у Насти голова пошла кругом. Ей самой хотелось превратиться в воду, в податливую горячую стихию, чтобы со всех сторон обнимать любимого, проникнуть в него, познать его всего без остатка.

— Секс — лучшая анестезия, — задыхаясь, произнес Дмитрий, когда все закончилось, — а ты мой лучший доктор. Я думаю, мы нашли верный способ лечения. Я так расслабился, что вообще своего тела не чувствую.

— А как же я потащу тебя назад? — испуганно спросила Настя.

— Не знаю. Знаешь что, брось меня тут, — ответил Дмитрий и совершенно счастливыми глазами посмотрел на Настю.

3

На следующий день врач подтвердил диагноз: радикулит. Раньше Дмитрий относился к радикулиту с юмором, как к болезни анекдотических персонажей. Он никогда не думал, что этот недуг превратит его жизнь в жестокую и многодневную пытку.

Неделя проходила за неделей, а Дмитрий все так же лежал, стиснув зубы и постанывая от боли. Элементарное умывание и поход в туалет стали теперь для него подвигом, к которому Дмитрий долго готовился заранее. Настя не поленилась и изучила несколько популярных статей, посвященных радикулиту. Она поняла только то, что это коварное и загадочное заболевание могло пройти само так же неожиданно, как началось, а могло тянуться годами, превращая свою жертву в скрюченное несчастное создание.

Каждый день множество знакомых звонили Дмитрию, и каждый предлагал свой способ лечения. Даже Женя, вернувшаяся наконец с Патмоса счастливая и помолодевшая, нанесла бывшему мужу визит и подарила ему два тюбика очень дорогой мази, купленной в валютной аптеке. Мазь не помогала.

Институтский приятель привел к Дмитрию своего соседа, корейца-иглотерапевта. Черноволосый, узкоглазый человек с тихим голосом и плавными движениями превратил Дмитрия на сорок минут в подобие ежа. Но и это не слишком облегчило страдания мученика.

Но больше всего Дмитрия угнетало то, что он не мог работать. Деньги стремительно таяли. Теперь уже Настя сама осознала, что необходимо экономить на еде, и они перешли на картошку с сосисками.

Когда Белов понял, что болезнь Дмитрия может продлиться сколь угодно долго, он позвонил ему и сказал:

— Старик, извини, но я не могу без солиста-мужчины. У нас половина песен для мужского голоса. Ко мне вчера приходил пробоваться один мальчик, тенор. Конечно, ему далеко до тебя, но в принципе он мне понравился. И еще. Петрович, ты можешь не сомневаться, что, как только ты поправишься, я сразу же возьму тебя назад. Твое место обязательно останется за тобой. И вообще, старик, мне очень жаль, что так вышло. Зря ты прыгал за этой дурой Вероникой. Она бы прекрасно сама выплыла, никуда бы не делась. К тому же женщину-солистку найти гораздо легче, чем мужчину. — Дмитрий не выдержал, отвернулся от трубки и злобно выругался. Этот чертов Белов когда-нибудь доведет его до самого настоящего инфаркта. — Да, кстати о солистках, — как ни в чем не бывало продолжал Белов, — а как там насчет твоей подружки? Она выучила наш репертуар? Тогда пусть приходит завтра на прослушивание, возможно, она окажется очень даже к месту.

Таким образом, в ансамбле «Цыганский двор» через три дня произошли некоторые изменения. На место Дмитрия взяли Сергея Колосова, двадцатитрехлетнего выпускника эстрадного отделения театрального института, а Настя пополнила число вокалисток.

Встретили ее на этот раз неплохо. Даже Вероника больше не метала в Настину сторону яростных взглядов. Санек шепотом объяснил Насте, что после случая на волнорезе Вероника твердо решила покинуть ансамбль. Но Белов, поняв, что на этот раз она говорит серьезно, чуть ли не в ногах у нее валялся, умоляя остаться. Вероника согласилась с условием, что Белов будет держаться от нее подальше. После того как Дмитрий, рискуя собой, вытащил Веронику из воды, ее любовь к нему приняла почти благоговейный характер. А поскольку Настя являлась лицом, приближенным к Дмитрию, то Вероника прекратила нападать на девушку и даже как бы взяла ее под свое покровительство.

Не без волнения шла Настя на свою первую репетицию. Одно дело петь дома под гитару, и совсем другое — вместе с давно сработавшимся коллективом. Но все оказалось совсем не страшно. Конечно, Настя устала, но больше от волнения, чем от самого пения. Голос слушался ее идеально. Даже скупой на похвалы Белов не выдержал и несколько раз одобрительно высказался в ее адрес.

— Знаешь, Настя, — сказал он, — сначала я хотел, чтобы ты просто подпевала, как бы для фона. Но теперь я думаю, что тебе можно смело доверить и соло. Например, как тебе мысль спеть «Невечернюю»? Маша, ты не обидишься, если я отдам твою песню Насте? Мне кажется, «Невечерняя» не очень подходит твоему сценическому имиджу. У тебя лучше получаются веселые песни с танцами и звоном монист.

Маша только невозмутимо пожала плечами. На сцене она была подвижной и яркой, словно пламя, пляшущее в темноте. Но стоило ей снять с себя цыганский костюм, как душа огня покидала ее и Маша превращалась в крайне флегматичное и немногословное создание.

— Кстати, о сценическом имидже, — продолжал Белов, — надо Насте подобрать костюм и что-то делать с ее головой, — он критически оглядел симпатичный Настин ежик.

— Я возьму это на себя, — неожиданно вызвалась Вероника, — я отведу ее к нашей костюмерше, там и парик заодно подберут.

Сразу же после репетиции Вероника повезла Настю в здание театральной мастерской. Там работала женщина, обшивающая цыганский ансамбль.

— Тетя Таня, привет, — крикнула Вероника, открыв дверь в небольшую комнату, всю завешанную яркими костюмами самых невообразимых цветов и фасонов, — привела вам новую клиентку. Знакомьтесь, это Настя. Она теперь поет у нас в ансамбле. А еще она, можно сказать, зайцевская невеста.

Все это Вероника выпалила с порога, обращаясь к вороху цветных тканей, заваливших стол. Из-под этого вороха раздавалось стрекотанье швейной машинки. Наконец машинка замолчала, ткани зашевелились, и перед Настей и Вероникой возникла хрупкая пожилая женщина с собранными в тугой пучок седыми волосами. На ее остром носу поблескивали очки в простой металлической оправе.

— Здравствуйте, деточки, — тонким голосом произнесла она. — Так это вы Митенькина невеста? — Она сквозь очки внимательно посмотрела на Настю, и девушка прочитала в ее взгляде неподдельную жалость. — Ну надо же, что творится, совсем еще ребенок, а замуж собралась. Тебе бы еще в куклы играть, — она незаметно перешла на «ты» и заговорила с Настей, как со своей непослушной внучкой, — а ты хочешь на себя такой хомут надеть! Да я и сама такая же была, выскочила замуж в семнадцать лет, потом мучилась, пока муж от пьянства Богу душу не отдал. Ой, что я говорю, — спохватилась тетя Таня, — вы, девчонки, не слушайте меня. Ну как там Митенька? Все болеет? Мне Вика рассказала, как это случилось. Я прямо возмущена. Радикулит — это страшное дело, но я знаю одно верное средство, мне очень помогло. Надо натереть его нутряным салом. Вот завтра приходи ко мне, я принесу тебе баночку. Вообще-то я для себя ее берегла, но для Митеньки мне ничего не жалко, — тараторила старушка, — очень я его люблю. Такой у него голос прекрасный, ему бы в оперу, в Мариинском театре петь, вот что значит, когда у человека нужных связей нет…

— Тетя Таня, — Вероника, не выдержав, перебила ее, — нам надо Насте костюм подобрать.

— Ой, девочки, милые, что-то я совсем заболталась, — спохватилась тетя Таня, — конечно, сейчас посмотрим.

Непрестанно бормоча себе что-то под нос, тетя Таня сняла с Насти мерку. Потом она покопалась в огромном сундуке и извлекла оттуда пышный черный парик. Она бесцеремонно выколотила из него облако театральной пыли и вручила Насте.

— Бери, девочка, — сказала она, — это старая, прочная вещь. Раньше парики умели делать, не то что сейчас. Сейчас парик три раза наденешь, посмотришь, а у него уже плешь. Ты, девочка, приходи через три дня на примерку. Мы из тебе такую цыганку сделаем, можно сразу на Витебский вокзал идти гадать, настоящие цыганки не отличат, за свою примут.

4

Тетя Таня оказалась права. Она позвала на помощь гримершу, такую же ветераншу кулис, как и она сама. Старанием двух этих старушек Настя, в джинсах выглядевшая подростком неопределенного пола, превратилась в жгучую роковую брюнетку. Пышный черный парик и яркий грим неузнаваемо изменили ее внешность. А костюм только подчеркнул эти метаморфозы.

Тетя Таня приготовила ей ярко-желтое шелковое платье с широченной юбкой, расходящейся воланами и расшитой по подолу алыми цветами. Рукава тоже были очень широкими, с разрезами, обнажающими руки по всей длине. Поверх платья надевалась коротенькая облегающая алая жилетка на шнуровке, расшитая бисером и стразами. Тонкую талию Настя туго затянула черным кушаком из плотной ткани, выгодно подчеркивающей яркость платья.

Когда Настя, переодетая и загримированная, впервые посмотрела на себя в зеркало, она ахнула от изумления и восторга. Перед ней стоял ее идеал, воплощение праздника и игры. Только теперь, в этом наряде, Настя почувствовала, что становится самой собой, что только на сцене будет проходить ее настоящая жизнь. Ей даже показалось, что из зеркала в гримерной на нее смотрит ее истинное лицо. Настю ничуть не смутило, что из-за обилия грима это лицо было больше похоже на карнавальную маску.

На очередную репетицию Белов велел явиться в костюмах. Настин сценический имидж произвел настоящий фурор. Мужчины и те восхищенно ахали, щупали ткань ее платья, а Санек даже пытался отобрать у Насти и примерить парик, за что получил по рукам.

На этой репетиции Настя пела бесподобно. У всех, в том числе и у нее самой, сложилось впечатление, что костюм и грим вдохнули в нее новые силы и ее вокальное дарование раскрылось во всей полноте. Теперь уже никто не сомневался, что она станет настоящим украшением ансамбля.

После репетиции Настю поджидал Сережа, новый солист, принятый в ансамбль одновременно с ней. Был он высокий, со светлыми прямыми волосами, совершенно не подходившими к образу цыганского певца. Неизменным атрибутом Сережиного костюма была широкополая черная шляпа, которую он надвигал низко, на самый лоб.

Всю репетицию Настя с беспокойной ревностью следила за новым солистом. Ведь он пришел на место Дмитрия, и не только Настя, но и все артисты ансамбля невольно сравнивали их. У Сережи был тенор, причем сперва казалось, что его голос даже сильнее, чем у Дмитрия. Но потом Настя поняла, что сила — это не самое главное качество голоса. Сережа пел чересчур однообразно и совсем неинтересно. Казалось, что он раз и навсегда выбрал манеру пения, сладкую, типично ресторанную, и не позволял себе никогда отклоняться от нее. Впрочем, в цыганском ансамбле именно так и нужно было петь. Ведь все попытки Дмитрия как-то расширить свой голосовой диапазон, выйти за узкие рамки жанра не находили отклика ни у кого из его коллег. Сам Белов не раз советовал Дмитрию не валять дурака, не выпендриваться, а петь так, как это делали до него тысячи мнимых цыган в рубахах из искусственного шелка.

А еще у Сережи были беспокойные глаза. Настя сразу же так назвала их про себя, но совсем не за то, что они беспокойно бегали. Его взгляд как раз был совершенно неподвижным. Это-то Настю и беспокоило на протяжении всей репетиции.

— Настя, — окликнул он ее, когда она выходила из репетиционного зала, — давай дружить.

Это по-детски бесцеремонное заявление ужасно рассмешило Настю. Она подошла к Сереже. Настя едва доставала макушкой ему до плеча.

— Ты веришь в дружбу мальчика и девочки? — все в том же духе продолжал Сережа, не сводя с Насти взгляда очень прозрачных светло-серых глаз.

— Хотелось бы, — ответила Настя.

— Можно попробовать. Вдруг получится. Мы с тобой здесь новенькие, нас так легко обидеть, — казалось, что Сережа говорит совершенно серьезно. Даже глаза его оставались все такими же неподвижными и непроницаемыми, — поэтому мы должны держаться вместе, спина к спине. Как герои Джека Лондона. Ты любишь приключенческие романы?

— Люблю, — ответила Настя, — и вестерны.

— Я тоже. Как хорошо, что два старых ковбоя наконец нашли друг друга в этой выжженной прерии. Я думаю, нам надо отпраздновать нашу встречу.

— Прямо сейчас? — неуверенно спросила Настя. Она бы с радостью приняла предложение Сережи, но ведь дома ее ждал больной и беспомощный Митя. Она обещала ему прийти сразу после репетиции и рассказать, как все прошло.

— Ну мы не будем наливаться текилой, — уговаривал ее Сережа, — для первого раза сойдет и кофе.

— Пойдем, только ненадолго, — наконец согласилась Настя.

Кафе, куда Сережа привел Настю, называлось «Сундук». В оправдание этого названия небольшое уютное помещение было набито всевозможными вещами, которые обычно хранятся в старых сундуках. На специальных полках были расставлены: старинная швейная машинка, ее ровесница печатная машинка и какой-то совершенно допотопный и неведомый Насте прибор, который, как объяснил Сережа, оказался арифмометром.

Забавной особенностью этого заведения было и то, что все надписи на ценниках были сделаны с какими-то невообразимыми ошибками, вероятно, изображающими акцент южанина. Так, перед вазочкой с персиковым компотом стояла бумажка, сообщающая, что это «пэрсик, очень нэжный», все остальное было в таком же духе. Бармен вполне соответствовал духу своего рабочего места. Когда Настя заказала капуччино, он налил в чашку самый обычный кофе, достал аэрозоль со сливками, пшикнул из него в чашку и с достоинством заявил:

— Вот вам и капуччино.

Все это до крайности развеселило Настю. Она сидела за столиком напротив Сережи, помешивая ложечкой пресловутый капуччино и все никак не могла успокоиться. И тут Сережа раздвинул губы в такой широкой и глупой улыбке, что Настя расхохоталась пуще прежнего.

— Ты нарочно, что ли? — чуть отдышавшись, спросила она.

— Какая веселая девушка, — задумчиво проговорил Сережа и наконец улыбнулся по-настоящему. Его улыбка оказалась мягкой и немного грустной. Увидев ее, Настя искренне обрадовалась.

— Ну слава Богу, — сказала она, — а я уже начала думать, что ты вообще не умеешь улыбаться.

— Настоящие ковбои не улыбаются, — ответил Сережа и улыбнулся, — путем многолетних тренировок я приобрел умение всегда оставаться серьезным. А если честно, — добавил он уже совсем другим тоном, — я правда долго тренировался, чтобы не улыбаться. Я ведь собирался быть клоуном.

— Клоуном? — восторженно выдохнула Настя. Ведь ее первой детской любовью был клоун из старого черно-белого фильма.

— Ну да, клоуном Я сначала учился в эстрадно-цирковом училище. Так вот, если ты не знаешь, клоуны бывают рыжие и белые. Рыжие веселые, а белые грустные, их все обижают. Я решил стать белым и вообще никогда не улыбаться и не смеяться на сцене. А я по натуре всегда был очень смешливым, вроде тебя. Знаешь, каких мук мне стоило научиться сохранять свое лицо неподвижным. Мои однокурсники даже пари заключали, удастся меня развеселить или нет. Зато теперь я не засмеюсь даже под пыткой, — довольно произнес Сережа, — мне это дает явные преимущества. Например, я могу кого угодно поставить в дурацкое положение. Представь, человек рассказывает мне один анекдот, потом другой, а мое лицо все каменеет, каменеет, правда, класс?

Настя пожала плечами. Никакого преимущества в этом умении она пока не видела.

— А как ты начал петь? — спросила она.

— Как и большинство из нас, случайно, — ответил Сережа, — пел в училище на каком-то капустнике, меня услышал наш аккомпаниатор и сказал, что у меня классный тенор. Я сперва очень удивился, а потом задумался. И в итоге переквалифицировался из клоунов в певцы. И теперь я такой, — закончил он с легким поклоном.

— Но ведь ты же хотел стать клоуном? — Насте было немного обидно, что Сережа так легко расстался с мечтой.

— Мой расчет оказался верным. Ты прикинь, в каждом городе один, ну от силы два цирка. В цирке могут работать максимум четыре клоуна. Сейчас, сама знаешь, какие времена. У театральных и цирковых артистов зарплата максимум триста тысяч. Приработка никакого. А у меня молодой, растущий организм, моим телу и душе нужна самая хорошая и свежая пища. Короче, клоун во мне умер, не успев родиться. На его торжественных похоронах было пролито немало горьких слез.

В то же время, — продолжал Сережа, — в каждом городе куча ресторанов и еще больше богатых людей, которые любят, чтобы за едой их слух услаждали музыкой и пением. Так что вывод напрашивается сам собой. Надо стать услужливым и скромным певцом без всяких лишних амбиций.

— И это все? — недоверчиво спросила Настя.

— Конечно, нет. Как и все, я пошел в «Цыганский двор» ради заработка. На самом деле я пою еще и в джазовом коллективе. Как-нибудь я свожу тебя послушать. Но джазом сейчас много не заработаешь. Как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку. А музыку заказывают все больше парни с золотыми цепями, которым джаз кажется бессмысленным набором звуков. В общем, — закончил Сергей, — у меня далеко идущие планы. Ансамбль «Цыганский двор» лишь один из этапов великого пути. А ты? — он пристально взглянул на Настю. — Что ты думаешь о своем будущем? Если ты хочешь знать, твой голос заслуживает лучшего применения. Не собираешься же ты всю жизнь петь в цыганском ансамбле?

— Не знаю, — пожала плечами Настя, разговор начинал принимать слишком серьезный оборот. К этому она была не готова. — Там видно будет, ведь я только начинаю. Пока мне все это нравится. Слушай, мне пора, — спохватилась девушка, — увидимся завтра на репетиции.

— Отлично, — сказал Сергей, — буду с нетерпением ждать завтрашнего дня.

Настя рассталась с Сережей около метро. Всю дорогу она вспоминала его неподвижные прозрачные глаза. Сама не зная почему, Настя не стала рассказывать Мите о том, что больше часа провела в кафе с певцом, взятым на его место.