Карнавал страсти

1

После случая на подиуме Настя погрузилась в состояние странного оцепенения. Она сделалась вялой, молчаливой, несколько дней не выходила из дома. Она бесцельно бродила по квартире, мучительно прислушиваясь к своим ощущениям. Настя отложила на неопределенное время поиски Дмитрия. Она пыталась отвлечься, слушая записи его песен. Но, стоило Насте услышать тягучий гитарный перебор, как ей становилось нестерпимо грустно и одиноко. Она старалась не думать о покинутом доме, о том, что чувствуют сейчас ее родители. Иногда ей хотелось подойти к Фариду, забраться к нему на колени и спрятать лицо у него на груди. Фарид больше не делал попыток разбудить в ней женщину. Он следил за Настей со всевозрастающей тревогой и недоумением.

— Что с тобой происходит? — наконец не выдержал он. — Или ты влюбилась в меня? Вот только этого мне не хватало! Выкинь, пожалуйста, всякие глупости из головы. Я старый, психически неуравновешенный татарин с непомерными амбициями. Я родился в маленькой деревушке на Волге и до сих пор пишу с ошибками. У меня ужасный характер. Ни одна женщина не может выдержать меня больше трех месяцев. Настя! Или как там тебя зовут на самом деле! Хватит раскисать. Не затем же ты приехала в Питер, чтобы портить мне настроение своим унылым видом. Пойди на улицу, общайся со своими сверстниками, сходи в бар, на дискотеку… Не знаю, как вы там развлекаетесь… Может, тебе нужны деньги или еще что-нибудь? Скажи!

— Батарейки, — произнесла Настя.

— Батарейки? — с недоумением переспросил Фарид.

— В моем плейере сели батарейки. Я хочу слушать музыку, — терпеливо объяснила ему Настя.

— Ну-ка, что ты там все время слушаешь? Давай сюда твою кассету.

Настя протянула Фариду пластиковую коробочку. Он с недоумением повертел ее в руках, потом раскрыл и вставил кассету в музыкальный центр. Щелкнула кнопка, из динамиков послышался легкий треск, а потом комнату заполнил до боли знакомый разговор гитары и скрипки. Настя замерла. Она знала, вот сейчас, через несколько тактов запоет Дмитрий. Она задержала дыхание в ожидании его чуть хриплого баритона.

«Очи черные, очи страстные…»

— Цыганщина! — звуки песни перекрыл радостный выкрик Фарида. — Никогда бы не подумал, что ты балдеешь от цыганских песен. По-моему, девушка твоего возраста должна слушать рок или рейв на худой конец, хотя сам я этот стиль ненавижу. Постой-ка, — насторожился Фарид, — что-то мне это напоминает. А! Так это же наша питерская группа «Цыганский двор». Ты знаешь, кстати, кто сейчас поет? Мой старый приятель Петрович, ну, Митька Зайцев. Что-то давно я его не видел, надо ему позвонить.

Настя слушала бодрую скороговорку Фарида и чувствовала, что у нее от волнения все поплыло перед глазами. Неужели ей опять повезло? Не иначе, как сама судьба ведет ее за руку. Она привела ее к Фариду, а он оказался приятелем Настиного любимого. Это же самое настоящее чудо! Теперь главное не упустить свой шанс.

— Откуда у тебя эта запись? — не унимался Фарид.

— Одна девочка дала, еще дома, — уклончиво ответила Настя, — мне так понравилось, что я все время слушаю эти песни. Я, кстати, даже не знала, кто это поет.

— Юная романтичная душа, — с легкой насмешкой произнес Фарид, — как это трогательно.

— Фарид, — осторожно начала Настя, стараясь не выдать своих истинных чувств, — а нельзя мне сходить на концерт этой группы? Тем более, что там поет ваш приятель.

— Можно, почему нет? — пожал плечами Фарид. — Но мы поступим лучше, — он со значительным видом ткнул указательным пальцем в потолок, — мы пригласим солиста в гости. Может, хоть это развлечет тебя немного, а то от твоего унылого вида у меня скоро зубы начнут болеть.

«О да! Меня это развлечет, — замирая от восторга, подумала Настя, — еще как развлечет!»

— Мы сделаем это, как говорят в рекламных роликах, прямо сейчас, — Фарид приглушил звук, метнулся к телефону и принялся быстро нажимать на кнопки, — думаю, что застану его. Митька по утрам всегда дома. Алло, Петрович? Здорово! Узнал? Чего ты, гад такой, не звонишь? Не ври, нет у тебя никаких дел! Слушай, я вчера на Васильевском встретил Витьку, так вот он такую бородищу себе отрастил, я его даже сразу не узнал. Знаешь, что он мне сказал… — дальше пошли малоинтересные обсуждения дел общих знакомых.

Она с замиранием сердца ждала, когда же Фарид выполнит свое обещание и пригласит Дмитрия в гости. Наконец Фарид выложил своему приятелю все накопившиеся новости и перешел к делу:

— Слушай, Петрович, а почему бы тебе не нанести мне визит? Когда? Да хотя бы сегодня вечером. Что значит дела? Ты знаешь, что в нашем возрасте уже ничего нельзя откладывать, потому что в любой момент можно умереть, так и не увидев лица друга. Да ладно тебе, это я шучу. Митька! Приходи сегодня, не пожалеешь. Я тебя познакомлю с потрясающей девушкой. Очень красивая. Просто загадочная таинственная незнакомка. — Настя почувствовала, как ее лицо расплывается в улыбке. — И к тому же, — продолжал Фарид, — она твоя поклонница. Честное слово. Она с утра до вечера слушает кассету с твоими песнями. Ну что, придешь? Отлично, ждем. Ну вот, — Фарид положил трубку и, довольный, посмотрел на Настю, — сегодня тебе будет представлен лучший баритон Петербурга. Ура! Она улыбается. Улыбка девушки — лучшая награда для стареющего художника. Твой кумир придет к восьми часам.

— Здорово! — Настя одарила Фарида одной из своих самых лучезарных улыбок. — Пойду пока погуляю, что-то мне и вправду надоело дома сидеть.

Настя стремительно покинула квартиру. Оказавшись на улице, она не смогла больше сдерживать свою радость и подпрыгнула вверх, навстречу солнцу. Только после этой безумной выходки она испуганно оглянулась по сторонам. Кажется, никто не обратил на нее внимания. Прохожие были полностью заняты собой и своими ежедневными проблемами, такими скучными и безрадостными в Настиных глазах. А ведь вечером ее ждало самое настоящее счастье. Настя остановила мужчину с непомерно раздувшейся полосатой сумкой и узнала у него время. Она вздохнула. До прихода Дмитрия оставалось шесть с половиной часов. Ничего, она как-нибудь скоротает их.

До вечера Настя бродила по городу, не глядя по сторонам, почти ничего не видя перед собой. Она была так поглощена мыслями о скорой встрече с Дмитрием, что на нее чуть не наехал автомобиль. Настя очнулась, только когда услышала яростную брань водителя. Но она лишь нежно улыбнулась ему и продолжила марафон по питерским улицам.

Она все пыталась представить, как произойдет их знакомство. Каким он будет с ней? Ласковым, раскованным, приветливым? Или, наоборот, сдержанным и грустным, поглощенным собственными мыслями. Сможет ли она когда-нибудь разделить его судьбу, радости и горести? Как бы ей этого хотелось! Настя понимала, что очень многое, почти все, зависит от сегодняшнего вечера. Она решила действовать стратегически. Она не явится к половине восьмого, как нетерпеливая провинциальная барышня, сгорающая от желания увидеть своего кумира. Нет, она придет часам к девяти, когда Фарид уже успеет достаточно заинтриговать Дмитрия рассказами о своей таинственной гостье.

«О чем мы с ним будем говорить? — размышляла Настя. — Да о чем угодно, — успокаивала она себя, — о музыке, о живописи, о Петербурге… Да, точно, питерцы обожают, когда восхищаются их городом. Это наверняка расположит его ко мне…»

2

— Где это ты болтаешься? — шумно встретил Настю Фарид. — Тут, понимаешь ли, артист пришел на встречу со зрителем, а зритель куда-то смылся.

— Я немножко заблудилась, — ответила Настя, снимая ботинки. Она старалась говорить как можно медленнее и спокойнее и ничем не выдать своего волнения. Ей казалось, что бешеный стук ее сердца должен слышать не только стоящий рядом Фарид, но Дмитрий, находящийся где-то в глубине квартиры.

Настя направилась в гостиную.

— Эй, не туда, — остановил ее Фарид, — мы решили расположиться по-домашнему, на кухне. — Он, с видом старого знакомого приобнял Настю за плечи и повел за собой. Так они предстали перед Дмитрием.

Верхний свет был выключен, горел лишь небольшой светильник. Настин взгляд метался по пространству кухни. Она увидела две бутылки сухого вина, батон хлеба, розовый прямоугольник ветчины и надрезанный круг сыра в блестящей красной оболочке. Она боялась взглянуть туда, где сидел гость Фарида.

— Добрый вечер, — негромко произнес Дмитрий и с интересом взглянул на девушку.

Настя молчала. Все приготовленные слова прилипли к гортани. Она могла лишь смотреть во все глаза на Дмитрия. Он был одет точно так же, как в тот вечер, когда провожал на вокзал рыжеволосую женщину. Но сейчас он выглядел не таким измученным, и лишь выражение усталой отрешенности на его лице говорило, что те проводы не прошли для него даром.

Как это было уже не раз, Фарид пришел Насте на помощь.

— С ума сойти, девушка от волнения слова вымолвить не может. Вот что значит провинция, сохранились там еще чистые девичьи души. Знакомьтесь — Настя, Митя. Или к тебе надо уже по имени и отчеству обращаться? Ну это вы сами договоритесь. На всякий случай сообщаю: Дмитрий Петрович Зайцев, солист.

Дмитрий церемонно кивнул, и тут Настя увидела, что он с трудом сдерживает смех. Она пыталась понять причину этого смеха и наконец услышала:

— Кошмар!

— Что случилось? — Настя обрела способность говорить.

— Это я про вашу голову, — пояснил Дмитрий. — Кто это ее так разукрасил? — обратился он к Фариду. — Это в Твери так носят?

— Что ты! — ответил тот. — Это же наш питерский шик. Приехав в Северную Венецию, Настя первым делом постриглась и покрасила волосы по последней молодежной моде. А тебя, Петрович, я не понимаю. Что-то рано ты начал изображать из себя пожилого консерватора. Молодой, можно сказать, мужчина, а так реагирует на крашеные волосы. Ты еще скажи что-нибудь вроде: «А мы в ваши годы…» Неужели твой Мишка тебя ничем таким не радует?

— К счастью, нет. Но сейчас, глядя на Настю, я с ужасом подумал, что он как-нибудь заявится ко мне с зелеными волосами, и я решу, что у меня началась белая горячка.

— Мишка — это Митин сынок, — сообщил Насте Фарид, — здоровый шестнадцатилетний балбес, который тащится… От чего он у тебя тащится?

— От рейва, — усмехнувшись, подсказал Дмитрий, — он, видите ли, рейвер, а папаша у него попсятник. Это он так меня назвал.

Фарид захохотал, да и Настя не смогла удержаться от смеха, узнав, что ее любимый мужчина, оказывается, «попсятник».

— Да ты садись, садись, — Фарид пододвинул Насте стул, — давай ешь, пей. Что-то ты опять расстроилась? — он внимательно вгляделся в ее лицо. — А, я понял, почему. Тебя огорчило упоминание о сыне этого ретрограда. Спешу тебя успокоить. Наш прекрасный принц уже давно сбросил с себя путы семейной жизни. Он теперь, как высказался граф Толстой о Пьере Безухове после смерти Элен, снова жених.

— Ну, погнал! — не выдержал Дмитрий. — Все-таки правильно, что мусульманам религия пить не позволяет. Стоит тебе, Фарид, хоть немного выпить, у тебя такой словесный понос начинается, что просто страшно становится. Вот и Настя на тебя смотрит как на старого придурка.

— А я такой и есть, — ничуть не обиделся Фарид. — Ну, Настя, что же ты не общаешься с Митей. Знаешь, как она тебя любит. — Настя, услышав, что ее тайну выдали так бесцеремонно, внутренне содрогнулась. — Ну не тебя, конечно, а твои дурацкие романсы. Может быть, ты нам споешь что-нибудь?

— Нет уж, я только что с репетиции, с меня на сегодня хватит. Настя, — Дмитрий поднял на нее свои черные глаза, и Настя почувствовала, как ее успокоившееся было сердце опять бешено заколотилось, — хочу вас спросить. А что вам так нравится в цыганской музыке? Не зря же вы ее слушаете целыми днями, если Фарид меня, конечно, не обманывает.

— Не обманывает, — медленно ответила Настя, — мне действительно очень нравится эта музыка. Я только не могу сразу объяснить, почему. Как будто она трогает какие-то струны моей души, которые до этого оставались в покое… Вы меня понимаете?

— Как будто да, — Дмитрий внимательно смотрел на нее.

— Что за разговоры пошли! — возмутился Фарид. — «Струны души»! Разве девушка с зелеными волосами может произносить такие слова? Ты должна сказать проще: «Это круто, меня это цепляет!»

— Прекрати, Фарид, что ты Насте слова не даешь сказать. Мне совершенно понятно это отношение к цыганскому искусству, другое дело, что я сам его не разделяю.

— А почему? — спросила Настя. — Неужели вам совсем не нравится то, чем вы занимаетесь?

— Ой, — вздохнул Дмитрий, — это грустная тема, которой я не хотел бы касаться сегодня. Поговорим как-нибудь в другой раз. Если этот другой раз случится, — философски добавил он.

— Случится, — твердо ответила Настя и смело подняла глаза на Дмитрия. Их взгляды встретились, и на несколько мгновений Настя окунулась в удивительное ощущение абсолютного внутреннего покоя. Ей показалось, что и Дмитрий почувствовал то же самое. Хотя, может быть, она ошибалась.

А потом Дмитрий весело спросил, как обстоят дела у Фарида с выставкой. Фарид, посмеиваясь, отвечал. Немного позже Настя поняла причину их веселья. Оказывается, зимой в Петербург приезжала одна очень деятельная американка средних лет. Она была агентом одной из престижных картинных галерей в Лос-Анджелесе. Целью ее визита в Питер был поиск новых имен и новых картин уже известных художников. Кто-то из знакомых привел эту даму со сладким именем Кэнди к Фариду. А он не только воодушевил ее как художник, сотрудничество с которым может принести прибыль их галерее, но похоже, что пламенный и сладкоречивый Фарид задел самые сокровенные струны феминистской души Кэнди. Теперь в Лос-Анджелесе готовилась его выставка, и Фарид уже фактически сидел на чемоданах, точнее, на своих запакованных холстах. Ему оставалось только получить визу, вернее, доказать американцам в посольстве, что он совершенно не собирается оставаться в их благословенной стране.

Предстоящая встреча Фарида и Кэнди и их предполагаемый роман бесконечно веселили питерскую богему. Дело в том, что Кэнди была, как это принято теперь говорить, афроамериканкой. Ее кожа отливала матовой чернотой, а зубы и белки глаз сияли ослепительной белизной. Почему-то союз бородатого татарина и негритянки, да еще на почве живописи, представлялся всем очень забавным. Впрочем, Фарид не скрывал своего удовольствия по этому поводу и охотно зачитывал всем желающим пламенные факсы Кэнди.

Фарид захватил бутылку с вином, Настя и Дмитрий — стаканы, и все переместились из кухни в мастерскую. Фарид показывал Дмитрию картины, которые Настя никогда до этого не видела. Дмитрий внимательно смотрел и отпускал какие-то замечания.

Настя выпила совсем немного, но у нее все плыло перед глазами и предательски стучало в ушах. Наверное, от волнения. Она никак не могла уследить за ходом разговора мужчин, лишь стояла и боялась отвести взгляд от Дмитрия, как будто он мог внезапно исчезнуть. Но вскоре Настя поняла, что если она будет пожирать весь вечер своего любимого глазами, то рискует пропустить нечто очень интересное, а именно картины Фарида. Она ни за что бы раньше не поверила, что этот болтливый немолодой мужчина со странным отношением к молодым девушкам способен так писать.

Его картины отличались удивительной прозрачностью, его живопись казалось невесомой, словно сотканной из воздуха и солнечных лучей. Настя с удивлением вглядывалась в натюрморты с золотыми шарами цветов в голубой вазе, в пейзажи зимнего Петербурга, на которых сквозь черную сетку веток просвечивали заснеженные крыши домов. Потом он показал портрет девушки, такой красивой, задумчивой, печальной, что Настя не решилась спросить, кто она такая…

— Ну все, мне пора, — чуть хриплый голос Дмитрия нарушил тишину мастерской, — у нас теперь каждый день то репетиция, то концерт, я должен высыпаться. Рад был познакомиться, — он улыбнулся Насте.

— Можно я с вами пройдусь до метро, — тоном маленькой девочки спросила она, — хочу немного прогуляться.

— Пожалуйста. — Дмитрий пожал плечами.

— Вот он, разгул феминизма, — тут же прокомментировал Фарид, — не кавалеры провожают дам, а дамы — кавалеров.

Настя не слушала, она сбежала по лестнице вслед за Дмитрием. Он не стал дожидаться лифта. Они шли по улицам рядом, молча. Дмитрий искоса поглядывал на нее. Он вздохнул несколько раз, как будто порывался что-то сказать, а потом произнес:

— Очень неудобно.

— Что? — насторожилась Настя.

— Неудобно, что метро закрывают в двенадцать часов. Раньше до часу работало. Мне теперь из гостей приходится уходить часов в одиннадцать. На такси денег нет.

— А вы где живете?

— На самой окраине, вы там и не были никогда. Туристы туда не заглядывают. Конечная станция метро, потом автобус, которого еще надо дождаться. Зря вы сейчас со мной пошли, погулять я с вами все равно не успеваю…

— А может быть, как-нибудь в другой раз, днем? — решилась спросить Настя.

— Может быть, — неопределенно ответил Дмитрий.

Настя не отступалась.

— А возьмите меня как-нибудь на концерт. Я даже могу билет купить. Мне правда очень нравится, как вы поете.

Дмитрий посмотрел на Настю и улыбнулся. В его улыбке сквозила легкая грусть, смешанная с жалостью. Похоже, он считал, что любительницу цыганских песен можно только пожалеть.

— Ну хорошо, — он пожал плечами, — если вы так рветесь, пожалуйста. Давайте встретимся послезавтра на станции метро «Гостиный двор» в центре зала, в шесть вечера. Только прошу не опаздывать, я вас больше десяти минут ждать не смогу.

— Конечно! — воскликнула Настя так громко и радостно, что взгляд Дмитрия потеплел. — Я приду ровно в шесть. Спасибо!

3

Настя пришла на пятнадцать минут раньше. По случаю концерта она решила принарядиться и надела длинную черную юбку из жатого шелка и свитер с яркими геометрическими узорами. На шею она повязала шелковый шарф, который она привезла из дома. Она была очень довольна. Ведь знакомство определенно состоялось, и продолжение обещало быть очень заманчивым. Настя и не подозревала, что накануне ровно в половине второго ночи, когда она уже крепко спала и видела романтические сны, между Дмитрием и Фаридом состоялся телефонный разговор. Позвонил Дмитрий.

— Слушай, где ты ее подобрал? — почти без всякого предисловия начал он.

— Если ты о Насте, то ко мне ее привела моя бывшая натурщица. А уж где та ее подобрала, как ты изволил выразиться, мне неизвестно, да и не слишком интересует.

— И ты сразу поселил у себя незнакомую девчонку?

— А что тут такого? Разве у тебе не ночуют постоянно знакомые твоих самых отдаленных знакомых?

— А если она тебя обворует? Или приведет толпу мошенников?

— Петрович, фу! Как не стыдно плохо думать о людях. Настя хорошая девушка. О цели ее приезда в Питер мне, правда, неизвестно, но я точно знаю, что материальные интересы она не преследует.

— А что же ей тогда надо? — продолжал допытываться Дмитрий.

— Похоже, она поругалась с родителями там у себя в Твери и приехала в большой город поискать счастья. Что ты хочешь? Лето, пора перелета девушек к морю. А что это тебя так зацепило? Признайся, понравилась она тебе? Ты не смотри, что у нее волосы зеленые, она ведь очень мила.

— Брось, Фарид, небось ты уже успел ее развратить. А я в отличие от тебя с малолетними не связываюсь. И вообще, за кого ты меня принимаешь? Какая-то девица неопределенных занятий из Твери. Вот уж спасибо. Напросилась, кстати, к нам на концерт.

— Ну и своди ее. В чем проблема?

— Поведу, — с плохо скрываемой тревогой произнес Дмитрий.

В метро он заметил ее еще издали, по все тем же злосчастным зеленым волосам.

«Боже, что обо мне наши подумают, — внутренне содрогнулся он, приближаясь к Насте, — когда я явлюсь на концерт с такой девицей?»

Но отступать было поздно. А когда Дмитрий подошел ближе и увидел, каким сиянием светло-карих глаз его встретила Настя, он слегка оттаял и даже пробормотал что-то одобрительное о ее наряде.

Они вышли из метро, пошли вперед по Невскому, в сторону Дворцовой площади, потом Дмитрий свернул направо. Они быстро шли по совсем неизвестным Насте улицам и остановились у трехэтажного старинного здания с большими ярко освещенными окнами. У входа выстроилась вереница машин, среди которых преобладали иномарки.

— У нас в городе сейчас проходит большая выставка, посвященная туристической индустрии, — негромко объяснил Насте Дмитрий, — теперь здесь для представителей турфирм устраивают сборный концерт. Цыгане в таких случаях просто обязательны. А вот и наша солистка, — он показал Насте на высокую девушку с темными, собранными в большой узел волосами, глазами немного навыкате и яркими пухлыми губами.

— Привет, Маша. Знакомься, это — Настя. Она ненадолго приехала в Питер, очень хотела попасть на наше выступление.

Маша критически оглядела Настю и подняла одну бровь.

— Здрасьте, здрасьте. Мы выступаем вторыми, — повернулась она к Дмитрию, — уже пора переодеваться. Нам там комнату выделили.

— Лично нам?

— Как же, жди! Там еще трио барокко, из-за их арфы повернуться негде.

— Ну, Настя, пошли скорей.

— А я вам не буду мешать?

— Ну, а куда я тебя дену? — со вздохом ответил Дмитрий, и Настя почувствовала себя виноватой.

Они поднялись на второй этаж в просторную комнату со стульями в стиле ампир, стоящими вдоль стен. Комната была полна артистов, некоторые из которых уже успели переодеться в сценические костюмы, а некоторые еще только переодевались. Настя с изумлением увидела, что мужчины и женщины, ничуть не стесняясь друг друга, спокойно снимают обычную одежду и облачаются кто в цыганский наряд, кто в широкое, украшенное парчовыми розочками платье на кринолине.

Дмитрий хмуро поздоровался со своими коллегами. Настя почувствовала на себе вопросительные взгляды, ей стало неловко. Самым неприятным было то, что и Дмитрий, похоже, ее стеснялся. Тем не менее он старался держаться как настоящий джентльмен.

— Это моя гостья, — представил он Настю, — а это — мои приятели цыгане.

Настя изобразила на лице жалкое подобие улыбки. Она уже встречалась однажды с этими так называемыми «цыганами». К счастью, они ее не узнали, так же как не узнал Дмитрий.

Он бросил на стул спортивную сумку, извлек из нее костюм и принялся переодеваться. И хотя Настя стыдливо отвернулась, она успела заметить, какое у него сильное мускулистое тело, поджарый живот и мощные, как у человека, много игравшего когда-то в футбол, ноги. Дмитрий облачился в широкие черные штаны, мягкие кожаные сапоги, надел алую рубаху и перетянул талию широким, расшитым бисером поясом. В его ухе появилось серебряное кольцо серьги, а в руках — маленький, почти игрушечный бубен. Дмитрий стоял и нетерпеливо звенел им о ладонь.

Настя с плохо скрываемым любопытством разглядывала остальных артистов «Цыганского двора». Немолодой мужчина с шапкой светло-русых волос в рубашке с кружевным воротничком явно был руководителем ансамбля. Сейчас он стоя настраивал скрипку. Две женщины, уже знакомая Маша и другая, темная шатенка, Вероника, помогали друг другу застегнуть пышные яркие платья.

В группе были еще два гитариста и один танцор, совсем молодой парнишка с простым русским лицом. Но когда он повязал голову красным шелковым платком и повесил в ухо золотую серьгу, в нем тут же появилась цыганская удаль. У Насти было ощущение, что она наблюдает начало веселого карнавала. Единственное, что ее немного смущало, это совершенно будничное выражение лиц артистов. Она не замечала на них ни волнения, ни радости. Просто лица людей перед началом обычной работы.

Как же Настя хотела бы сейчас оказаться на их месте! Затягивать тугую шнуровку платья, украшать руки и шею звенящими монистами.

«Мне надоело быть зрительницей! — вдруг подумала она. — Я хочу участвовать, хочу учить новые песни, танцевать, ловить на себе восхищенные взгляды зрителей. Да если бы я была певицей, мне бы это никогда не надоело…»

— Я пошел курить, — голос Дмитрия прервал ее восторженные размышления, — вы со мной?

— Конечно, — выходя в коридор, Настя услышала за спиной женский голос:

— Ну Петрович дает!

— Я вас поставила в неловкое положение? — виновато спросила она Дмитрия.

— Наплевать! — резко ответил он. — Еще мне будут указывать, кого я могу приводить, а кого нет. За те деньги, которые я здесь получаю, и за ту нервотрепку, которую имею в этом ансамбле, я могу позволить себе раз в год привести кого-нибудь на концерт.

— О какой нервотрепке вы говорите? — спросила Настя.

— Неважно, — мрачно произнес Дмитрий.

— Митя, нам пора, — «цыгане» вереницей начали спускаться по лестнице, и Дмитрий присоединился к ним.

— А мне куда? — испугалась Настя.

— Идите со мной. Вот видите эту дверь? Она ведет в зрительный зал. Я думаю, место найти будет несложно. А после нашего выступления, если хотите, приходите опять наверх.

Насте повезло. Она нашла себе отличное место во втором ряду, прямо в центре небольшого зала, превращенного на время концерта в зрительный. Только она расположилась, немолодой мужчина в черном костюме и галстуке-бабочке объявил выход ансамбля «Цыганский двор». Настя задержала дыхание и тут же услышала перезвон двух гитар, пение скрипки. Перед зрителями, пританцовывая, предстали те самые люди, которых Настя несколько минут назад видела в неудобной гримерной. Но сейчас они казались ей совсем другими, их лица удивительным образом преобразились. Они стали такими оживленными, радостными, манящими, будто пытались помочь своим слушателям увидеть далекий мир романтических чувств и сильной страсти.

Артисты исполнили всего три песни. Сначала солистки спели забавную песенку про бедную девушку, рано выскочившую замуж. Потом все вместе затянули «Соколовский хор», и, наконец, Дмитрий вышел со своим сольным номером, песней «Очи черные». Настя слушала, затаив дыхание, не отрывая глаз от его лица. Она видела, как он то нежно, то почти со страстной мукой улыбался. Его глаза загорались, гасли, вспыхивали вновь. И в который раз, слушая его, Настя поняла смысл выражения: «голос, источающий мед и слезы». Именно таким был баритон Дмитрия. Он завораживал Настю, под эти звуки она готова была, не раздумывая, все бросить и отправиться за любимым хоть на край земли. Да, собственно, она так и сделала.

В какой-то момент Настя почувствовала, что слезы навернулись ей на глаза, и вынуждена была отвести взгляд от сцены. И только тогда она увидела, что лица зрителей, до начала выступления абсолютно одинаковые, тоже преобразились. Словно только сейчас на лицах проступила истинная сущность сидящих в зале людей. Некоторые стали беззащитно-грустными, некоторые почти счастливыми, а некоторые исказило выражение мучительной и страстной тоски.

И тут все кончилось. Дмитрий допел, ансамбль раскланялся и под аплодисменты покинул сцену.

4

Настя ждала Дмитрия на улице. После их первого выхода она не решилась подняться наверх, чтобы не раздражать артистов своим присутствием. Она так и просидела во втором ряду, слабо прислушиваясь к происходящему на сцене. Ее внимание не сумели привлечь ни эстрадная певица в чересчур смелом наряде, ни фокусник, достающий бесконечные ленты из карманов, ни артист так называемого разговорного жанра, который, как показалось Насте, нес полный бред. А потом опять вышел «Цыганский двор», и все повторилось снова: тишина в зале, изменившиеся лица, Настины закипающие слезы.

Концерт закончился около одиннадцати, а на улице так и не стемнело. Приближались белые ночи. Настя стояла, зябко обхватив себя руками, натянув рукава свитера до кончиков пальцев. И хотя вечер был теплым, она почему-то дрожала. Первым на улицу вышел скрипач под руку с Машей, за ними Вероника. Без цыганского костюма она выглядела продавщицей из коммерческой палатки. А потом Настя увидела Дмитрия. И снова он был не один. Его сопровождала невысокая, коротко стриженная блондинка. На ней был очень хороший и дорогой костюм из плотной ярко-синей ткани, очень шедший к ее загорелому лицу и голубым глазам. Она что-то напористо говорила Дмитрию, он рассеянно слушал, а сам в это время беспокойно искал кого-то глазами.

«Он ищет меня», — неожиданно поняла Настя, и ее сердце подпрыгнуло от радости.

— Митя, я тут, — она бросилась ему навстречу, совсем как недавно рыжеволосая незнакомка.

— А, вот вы где, — похоже, он тоже обрадовался, убедившись, что она не ушла с концерта, а как настоящая поклонница дождалась его. — Знакомьтесь, это — Женя, моя жена, — Настя силилась удержать на лице уже ненужную улыбку.

«Как жена? — лихорадочно соображала Настя. — Ведь Фарид сказал, что он давно разведен».

— Бывшая жена, — с видом школьной учительницы поправила Дмитрия Женя, — зачем ты так девушку пугаешь, посмотри, у нее лицо вытянулось.

— Не говори глупости, пожалуйста, — отмахнулся Дмитрий. — Женя была на этом вечере вместе со своей фирмой. Она сделала в свое время стремительную карьеру в туристическом бизнесе. Два дня назад с Канарских островов вернулась. Видите, какая загорелая, даже завидно.

— Ладно тебе прибедняться, сам два раза в год в круизы ездишь. Все же дикий ты, Митя, и некультурный, — Женя резко сменила тему, но оставила прежним свой напористый тон, — даже не представил мне свою девушку.

— Настя, — вставила Настя.

— А с чего ты взяла, что это моя девушка? — с несколько наигранным недоумением спросил Дмитрий. — Просто знакомая, приехала в Петербург из Твери, попросила сводить на концерт.

— А разве в Твери нет цыган? — ехидно осведомилась Женя.

— Есть, на рынке тапочками торгуют и в электричках к пассажирам пристают, — сымпровизировала Настя, и бывшие супруги с интересом посмотрели на нее.

— Ну ладно, я иду в метро, — заявила Женя, — подумай о том, что я тебе сказала, — она строго взглянула на Дмитрия, — и еще, покажи Насте наш город. Или ты думаешь, она приехала из Твери твои рулады слушать?

«Она совсем недалека от истины», — подумала Настя, глядя в спину удаляющейся Жени.

— А почему вы с ней не пошли? — мужественно спросила она Дмитрия. — У вас же автобус.

— Автобус подождет, а с Женей я не поехал, потому что она ужасно меня утомляет. Это даже смешно. Сначала она загорается идеей женить меня, а потом, стоит ей увидеть рядом со мной девушку, как тут же начинаются приступы ревности. А, это все не важно. Давайте немного пройдемся. Любите бродить по вечернему городу?

— Очень, особенно после дождя.

— Да, я тоже. Не хотите присесть? — Дмитрий показал на столики уличного кафе. — Вы дрожите, вам холодно?

— Нет, это что-то нервное, — ответила Настя, усаживаясь за низкий деревянный столик.

Через несколько минут она держала в руках стакан сока, а перед Дмитрием стояла бутылка темного пива. Его джинсовая куртка оказалась на плечах Насти.

— Из-за чего же вы так разнервничались?

— Сама не знаю, наверное, из-за вашего пения.

— Боже мой, какие глупости вы говорите, — засмеялся Дмитрий, но Настя поняла, что ее ответ ему приятен, — это же типичные ресторанные песни, как они могут кому-то нравиться? Сколько вам лет?

— Семнадцать.

— Ну, в этом возрасте все грешат романтизмом. Только ради Бога не говорите мне ничего о кибитках, кострах и прочей ерунде, которая у всех ассоциируется с цыганами. Этого уже давно нет!

— Ну и что! — горячо возразила ему Настя. — Кибиток нет, а романтика осталась. Я видела, как вас слушал зал. Когда вы поете, люди становятся похожими на самих себя, а не на автоматы для зарабатывания денег.

— Спасибо, конечно. Но по иронии судьбы я сам занимаюсь этим, только чтобы заработать. Хотя, может быть, зря я вам это говорю.

— А мне не важны ваши мотивы, мне нравится, и все. Можно я еще как-нибудь приду на концерт?

— Приходите, — пожал плечами Дмитрий, — а сейчас нам пора по домам. Опять я вас проводить не могу. Но ничего, вы девушка смелая, сами до дома доберетесь. Пока, — произнес он и быстро зашагал в сторону метро.

Настя грустно смотрела Дмитрию вслед, молча умоляя его побыть с ней еще немного. И вдруг, словно услышав ее мысленный призыв, он оглянулся и крикнул:

— Возьмите у Фарида мой телефон и звоните. Или я сам вам позвоню.

5

Дмитрий позвонил через два дня и опять пригласил Настю на выступление, но уже в небольшой ресторан. Настя скромно сидела в уголке, стараясь остаться незамеченной в шумной компании торговцев пушниной, съехавшихся в Петербург на ежегодный аукцион. Настя видела, что артисты уже узнали ее. Солистки оживленно перешептывались, поглядывая то на нее, то на Дмитрия. Зато танцор весело, как старой знакомой, подмигнул ей. А Дмитрий ни разу даже не посмотрел в ее сторону.

— Я никогда не смотрю на своих знакомых во время выступления, — объяснил он ей потом, — мне это мешает.

Фарид с интересом наблюдал за развитием их отношений, порываясь время от времени дать Насте какой-нибудь совет.

— Ты, главное, хвали, хвали его побольше, — учил он ее за завтраком, — мы, мужчины, от этого сразу таем. А такие, как Петрович, особенно. Он же недохваленный и закомплексованный.

— А почему? — наивно спросила Настя.

— Да потому, что мало кто с юности мечтал петь цыганщину в ресторанах. Естественно, когда-то у него были другие планы. И пусть он говорит сколько угодно, что поет сейчас почти автоматически и мнение публики его вообще не волнует, верить ему совсем не обязательно. В прошлом году была забавная история. Какая-то дама бальзаковского возраста повадилась ходить на его концерты, ни один не пропускала, приносила ему белые хризантемы, — тут Фарид не выдержал и захохотал так, что едва не поперхнулся, — так ты бы видела, какой Петрович ходил вдохновенный, прямо летал. Но с другой стороны, — на мгновение Фарид задумался, — слишком много разговоров тоже плохо. Быстрее переходи к делу.

— К какому делу?

— Ну не прикидывайся более наивной, чем ты есть. Женщина должна понимать такие вещи. Все эти случайные прикосновения ладоней, плечей, в метро как бы ненароком упади в его объятия и задержись там.

— Ладно, все! — разозлилась Настя. — Я как-нибудь сама разберусь, как мне себя вести.

Она ожидала услышать в ответ горячую отповедь Фарида и еще целую серию советов, но он, к ее удивлению, лишь грустно вздохнул и молча доел свой завтрак.

А Настя уже торопилась на встречу с Дмитрием. И если раньше их свидания были подчинены расписанию его концертов и репетиций, то сегодня Дмитрий решил просто погулять с Настей по городу. Они договорились ждать друг друга в торжественном и одновременно романтическом месте — на Дворцовой площади у Александровской колонны.

Как всегда, Настя пришла первой. Был чудесный солнечный день. Веселый ветер с Невы бесцеремонно обращался с прическами прохожих, заставлял девушек скромно придерживать подолы юбок, вырывал воздушные шарики из детских ладоней. Только тень колонны с ангелом наверху оставалась неподвижной в весеннем хаосе. Сердце Насти отчаянно колотилось.

«Ну сколько можно, — успокаивала она себя, — стоит мне подумать, что он должен вот-вот появиться, и я начинаю сходить с ума. Это как болезнь, которая уже утомляет меня. Ведь у нас все в порядке, а я никак не могу к этому привыкнуть».

Действительно, Настя, жившая до сих пор без сильных душевных потрясений, весь последний месяц пребывала в постоянном эмоциональном накале. Она сравнивала себя с туго натянутой струной, содрогающейся от мощных вибраций. Иногда Настя находила в этом состоянии своеобразное удовольствие, потому что оно сделало ее очень восприимчивой ко всему происходящему. А иногда Настя начинала тяготиться своими новыми свойствами, поскольку они казались ей признаком утомительной болезни. Она злилась на себя за то, что в первые десять минут своих встреч с Дмитрием почти не понимала от волнения, что он говорит, и отвечала ему невпопад. Настя очень надеялась, что скоро они сумеют как-то объясниться, и тогда их отношения станут более ясными и спокойными.

Кажется, и Дмитрий испытывал похожие трудности. Настя сделала этот, утешительный для себя, вывод, потому что уже несколько раз Дмитрий с тревогой жаловался ей:

— Представляете, не могу ночью спать. Сегодня заснул только в четыре утра. Даже не знаю, что делать — такое сильное сердцебиение.

— Вас что-то беспокоит? — осторожно спросила его как-то Настя.

— Сам не знаю, — пожал плечами Дмитрий, — действительно, какое-то нервное состояние. А главное, что когда я не высыпаюсь, то не могу потом петь, голос не работает, хрипит, трещит, просто кошмар какой-то.

Теперь Настя еще и чувствовала себя виноватой перед ним. Скорей бы все разрешилось, чтобы Дмитрий наконец мог спать спокойно, да и ей стало бы легче.

— Извините, немного опоздал, — он улыбался ей, и Настино волнение понемногу утихало. — Куда вы хотите пойти?

— В Летний сад, — не задумываясь, ответила она.

— Почему такой выбор? — удивился Дмитрий.

— Я потом объясню.

В Летнем саду они молча шли по песчаным дорожкам мимо каменных персонажей мифов, наблюдая за игрой солнца в молодой листве деревьев. Постепенно молчание становилось все более и более напряженным, пока Настя не сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и не произнесла:

— У меня к вам одна странная просьба. Только вы выслушайте ее, пожалуйста, молча. Ладно?

— Хорошо, — серьезно ответил Дмитрий.

— Знаете, когда-то в Петербурге жил поэт. Его имя Георгий Иванов. Он написал стихотворение и посвятил его любимой женщине. Я хочу вам его прочитать.

Настя никогда не думала, что будет так трудно читать стихи вслух, на ходу. Дыхание у нее совсем сбилось, и она должна была опять замолчать на некоторое время. Она шла, искоса поглядывая на Дмитрия. Ей показалось, что он помрачнел или просто глубоко задумался. Дмитрий молчал и не спрашивал, зачем она прочитала ему это стихотворение. Он ждал продолжения.

— Так вот, — отдышавшись, заговорила Настя, — это одно из моих самых любимых стихотворений. Прочитав его в первый раз, я сразу запомнила его. И тогда же у меня появилась мечта, может быть, детская, наивная, но все же… Я всегда очень хотела оказаться в Петербурге в мае, гулять в Летнем саду с мужчиной, который обнимал бы меня за плечи. Мне кажется, что, когда поэт писал о своем возвращении, он имел в виду именно это…

— А вам все равно, с каким мужчиной обниматься в Летнем саду? — наконец заговорил Дмитрий.

— Нет, я хочу, чтобы это были вы. Пожалуйста, май уже кончается. А что будет через год, неизвестно…

Настя почувствовала, что ее просьба привела Дмитрия в состояние сильнейшего замешательства. В нем происходила мучительная борьба. Настя уже начала ругать себя за эту дурацкую просьбу, за то, что сделала Дмитрия невольным персонажем своих детских фантазий, и тут случилось невероятное. Тяжело вздохнув, он обнял ее.