Карта императрицы

Глава 25

Мария Николаевна Муромцева не стала говорить домочадцам о том, что сообщила ей Полина Тихоновна. Положив трубку, она отвернулась от аппарата и, не моргнув глазом, солгала:

— Звонила Полина Тихоновна, у них все в порядке, просила не беспокоиться.

— Это уже лучше, — профессор посмотрел на младшую дочь, направившуюся в задумчивости к дивану, — ибо позволяет нам сконцентрироваться на одной проблеме. А именно — что нам теперь делать с капсулой?

— Николай Николаевич, — вступила Елизавета Викентьевна, — мне кажется, капсула не случайно изготовлена из свинца и запаяна. Да и у шкатулки стенки и крышка сделаны из мощного слоя свинца. Не кажется ли тебе, что держать дома радий опасно?

— Папа, ты хочешь заявить в полицию о шкатулке? — робко подала голос Мура.

— Даже не знаю, что делать, — нахмурился профессор. — Придется объяснять, откуда она у нас. А если она действительно краденая?

— Ты хочешь сказать, что мистер Стрейсноу банальный вор? — с легким недовольством подняла брови Брунгильда, изучающая перстень с сердоликом, в котором так и не оказалось никакого секрета.

— Да-да, именно это я и хочу сказать, — со сдержанной яростью огрызнулся профессор Муромцев. — Ты же о нем ничего не знаешь. Вполне возможно, что он профессионально занимается кражами в научных лабораториях. Туда кого попало не пускают.

— Нет, невозможно, — оскорблено возразила Брунгильда. — Чарльз человек порядочный. Он принят в обществе, и он не пропустил ни одного моего концерта.

— Не написать ли коллегам в Европу, выяснить, не пропадал ли у них радий? И если пропажа подтвердится, вернуть им украденное? — Профессор размышлял вслух.

— Это было бы наилучшим выходом, — вздохнула его супруга, — но ты говорил, что твердый радий еще не получен. Вероятнее всего, здесь замешаны военные ведомства. Если заведут речь о научном шпионаже, не исключено, что начнут допытываться, не по твоему ли заказу действовал сэр Чарльз.

— Этот вариант меня не устраивает. Николай Николаевич встал с любимого кресла и заходил по гостиной.

— По-моему, — осторожно предложила Мура, — нужно забрать капсулу, отвезти ее в твою лабораторию и положить в сейф. И начать серию строго засекреченных опытов с радием.

— Но хорошо ли это? — неуверенно возразил профессор, в глубине души благодарный дочери за то, что она высказала вслух его тайную мечту.

— Ты же не крал этот радий, дорогой, — произнесла хорошо понимающая мужа Елизавета Викентьевна, — его подарил Брунгильде умирающий сэр Чарльз. Он подарил ей целое состояние…

— Папочка, ты лучше всех распорядишься этим подарком, — голос старшей дочери профессора прозвучал умоляюще.

— Хорошо, — подвел черту в разговоре профессор. Он остановился за спинкой своего кресла, сжал ее обеими руками и обвел сумрачным взглядом свое семейство. — Придется, видимо, решиться на этот вариант. Ибо все прочие — гораздо хуже. Забираю шкатулку и везу в лабораторию. Ипполит обрадуется.

— А я, наконец, отправлюсь в консерваторию, — встав, Брунгильда проскользнула к роялю и нежно провела ладонью по аккуратной стопке нот на его крышке, — да займусь своим репертуаром.

— А мне пора показаться на Бестужевских курсах, — решила Мура, — совсем учебу забросила…

Через полчаса в квартире профессора Муромцева остались лишь Елизавета Викентьевна и горничная Глаша.

Напрасно родные жалели Елизавету Викентьевну, уже неделю не выходившую из дому по нездоровью. Последнее время она предпочитала одиночество, потому что у нее появилась своя маленькая тайна, которую она тщательно скрывала от домашних и в которую посвящена была только горничная Глаша.

Вот и теперь, едва муж и дочери ушли, Елизавета Викентьевна устремилась в свою спальню, приоткрыла верхний ящик комодика, куда Николай Николаевич никогда не заглядывал, и из-под аккуратно сложенных в чехольчики перчаток достала замусоленную книжечку в броской обложке. Удобно устроившись на кушетке, она нашла страницу с загнутым уголком и погрузилась в чтение: «…Соблазнитель увлекал свою трепещущую жертву все ближе и ближе к кровати. Он повалил дрожащую от страсти женщину на кровать, сдавил коленом ее грудь и стал срывать бриллиантовое ожерелье.

— Фред, Фред, что ты делаешь? — шептала испуганная леди. — Что ты хочешь делать с моим ожерельем?»

Елизавета Викентьевна вздрогнула, когда услышала, что в дверь кто-то скребется, и с трудом оторвалась от книги. На пороге спальни стояла смущенная Глаша. При виде знакомой книжечки в руках хозяйки, темные глаза на свежем личике девушки заговорщицки заблестели, и она чуть виновато произнесла:

— Там прачка спрашивает, когда стирать будем…

Елизавета Викентьевна тяжело вздохнула, и с минуту подумав, ответила:

— Пусть приходит в следующий вторник. Да собери, Глашенька, гостинец ее детям, яйца крашеные, из булочек что-нибудь.

Как только горничная удалилась, супруга петербургского профессора химии, испытывающая непреодолимую и неприличную для интеллигентной дамы склонность к чтению бульварной литературы, снова погрузилась в книгу.

Уже смеркалось, когда Елизавета Викентьевна с сожалением перевернула последнюю страницу увлекательной истории Ната Пинкертона. Она положила книжечку рядом с собой и потянулась к колокольчику — Глаша явилась мгновенно.

— Возьми, дорогая, я прочла ее. Глаша полистала переданную ей книжечку и выразительно прочитала:

— «В то время, как опытные сыщики и полиция всего Нью-Йорка напрасно старались разыскать убийцу, над этим же делом с неукротимой энергией работала молодая девушка…» А не показалось ли вам, Елизавета Викентьевна, что Мария Николаевна могла бы стать «дикой кошкой российской полиции»? — заметила горничная. — Она тоже сообразительная, энергичная, ловкая, как маленькая Гарриет Болтон Рейд в рассказе «Женщина-сыщик».

— Ты говоришь ерунду, Глаша, — возмутилась оскорбленная мать. — Надеюсь, в России еще не скоро дойдет до того, чтобы сыщиками становились женщины.

Елизавета Викентьевна радовалась, что Мура сейчас на лекции, в теплом зале, рядом с другими курсистками, жадно внимающими рассказу лектора.

Но как всякая мать, она ошибалась — ее младшая дочь не сидела в тепле и безопасности. На курсы Мура и не собиралась, а, едва выйдя из дома, кликнула извозчика и велела ему следовать на Мойку, к дому тайного советника Шебеко. Мура ни минуты не сомневалась, что Клим Кириллович отправился сегодня утром с визитом к несносной фрейлине Багреевой. Мура сердилась и не знала, как бы отвадить милого доктора от бесстыдной шебековской внучки.

Она велела извозчику остановиться невдалеке от ворот садика, в котором уютно расположился трехэтажный красный особняк. Отсюда сквозь решетку ограды и обнаженные ветви деревьев и кустов с едва наметившимися нежными почками ей был хорошо виден парадный подъезд. Времени на раздумья судьба дала ей немного, ибо вскоре появился и Клим Кириллович: он, потрясая саквояжем, бодро шагал по дорожке от парадного крыльца к воротам и, судя по всему, пребывал в превосходном состоянии духа. Издали ей показалась, что на его лице застыла глупая мечтательная улыбка. Никакая опасность ему не угрожала, Холомкова поблизости не было. Она попросила извозчика медленно трогаться с места и, когда поравнялись с воротами, привстала со скамьи и крикнула:

— Доктор Коровкин! Клим Кириллович! — и помахала ему рукой в белой перчатке.

Доктор ускорил шаг, дурацкая улыбка счастливого человека исчезла с его знакомого до мельчайшей черточки лица.

— Что вы здесь делаете, Мария Николаевна? — озадаченно спросил он, подходя к коляске.

— Проезжала случайно мимо и увидела вас. — Мура небрежно махнула ручкой и подняла округлый подбородок. — У нас лекции сегодня отменили, решила прокатиться по городу, развеяться… А вы больных навещали?

— Совершенно верно, навещал, — подтвердил доктор и огляделся. — Вы не видите ничего подозрительного? — спросил он шепотом.

— Нет, — тряхнула головкой Мура. — А вас что-то беспокоит?

— Нет, милая Маша, — в уголке его рта обозначилась трогательная ямочка. — Жаль с вами расставаться, но мне надо срочно съездить по одному важному делу.

— Так садитесь в экипаж, я с удовольствием вас довезу, — игриво предложила Мура.

Доктор секунду подумал и, усевшись рядом с барышней, произнес таинственным голосом:

— Если хотите, если никуда не торопитесь, то можете составить мне компанию. Вам, думаю, будет интересно.

— Разумеется, Клим Кириллович, я от интересного никогда не отказываюсь, — улыбнулась Мура, и доктор велел извозчику трогаться.

Они остановились возле безликого здания в четыре этажа.

— Сейчас мы навестим Дмитрия Андреевича Формозова. — Доктор Коровкин подал руку Муре и помог ей сойти на землю.

— Вот как? — удивилась она. — Неужели он заболел?

— Нет, гораздо хуже, — ответил загадочно Клим Кириллович. — Не пугайтесь, я неудачно пошутил.

Они поднялись на третий этаж и позвонили в дверной звонок.

Дмитрий Андреевич Формозов встретил их любезно, под глазами его были заметны круги, свидетельствующие о проведенной без сна ночи.

— Вы страдаете бессонницей? — поинтересовался доктор Коровкин, когда по приглашению хозяина они расселись в казенного вида гостиной.

Дмитрий Андреевич виновато улыбнулся.

— Вообще-то я на здоровье не жалуюсь, но в свете последних событий, видимо, переутомился… Кроме того, много хлопот в связи с возвращением Вдовствующей Императрицы. Она прибывает завтра. И боюсь, будет недовольна всем, что произошло в ее отсутствие.

— Вы боитесь, что следы пожара в Аничковом не устранят к моменту прибытия Марии Федоровны? — сочувственно спросила Мура.

— И это тоже. — Он встал со стула и начал ходить из угла в угол. — Если желаете, внесу вас в список тех, кто будет приветствовать Вдовствующую Императрицу на Варшавском вокзале.

— Я бы с удовольствием повидала Императрицу. — Мура обернулась к Климу Кирилловичу: — А вы?

— Только ради вас готов перетерпеть церемониальные мучения, — ответил шутливо доктор.

— Вот и хорошо. — Формозов перестал расхаживать по гостиной и замер около Муры. — И Брунгильду Николаевну пригласите от моего имени.

— Непременно пригласим, — ответил вместо девушки Клим Кириллович, — ей очень понравилось в Аничковом. А тут — весь цвет нации соберется… Кстати, Дмитрий Андреевич, позвольте полюбопытствовать, хорошо ли обеспечена встреча охраной?

— Думаю, и мышь не проскочит. — Формозов настороженно воззрился на доктора. — Вас что-то тревожит?

— Меня не тревожит ничто, — тихо произнес тот, — но вот Екатерина Борисовна, не знаю, насколько оправданны ее опасения, считает, что надо принять повышенные меры предосторожности.

— Да? Она просила вас об этом сообщить?

— Она, — понизил голос Клим Кириллович, — прихворнула, но набирается сил для завтрашней встречи Императрицы. Просила меня заехать к вам и спросить, не думаете ли вы, что преступники способны перейти от поджогов в ее учреждениях — к покушению на Марию Федоровну?