Карусели над городом

ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ. Игры для взрослых.

Пока Август Янович занимался допросами, ничего не подозревающий Алексей Палыч продолжал принимать экзамены. Он волновался, не зная, как складываются дела в лагере. Он понимал, что первые дни для Бориса и Феликса будут самыми трудными. Получив письмо от Бориса, Алексей Палыч слегка успокоился. Теперь он ждал воскресенья, чтобы побывать в лагере.

Борис продолжал «пасти» Феликса. Кажется, он ошибался, думая, что дальше с Феликсом будет легче. Феликс осваивался быстро, даже слишком быстро. Если раньше неприятности могли возникнуть из-за его «глупости», то теперь он опасно «поумнел». Выполнять родительские обязанности Борису становилось трудней не с каждым днем, а с каждым часом. Впрочем, ничего интересного из жизни Феликса упущено не будет. А пока стоит вернуться к Августу Яновичу.

Вечером того дня, когда состоялся малоприятный, но крайне полезный разговор с начальником спортивного лагеря, Август Янович в последний раз вернулся к своей схеме. Он перерисовал ее заново — схема выглядела великолепно. Особенно хорош был кружок «А. П.». Деваться этому «А. П.» было совершенно некуда. От удовольствия Август Янович даже раза два притопнул ногой, изобразив тем самым танец «фокстрот», за который получил приз сорок пять лет тому назад.

Затем Август Янович начал собираться.

Из старого портфеля, с которым ходил в баню, он вынул мочалку и мыло. В портфель положил два бутерброда с маслом и два с творогом. Туда же отправилась бутылка минеральной воды, стаканчик, открывалка, темные очки в футляре, шапочка с козырьком от солнца и надписью «Tallinn», кулечек конфет и прозрачный плащик из полиэтилена. Сверху легло покрывало с кровати. Покрывала было жалко, но ничего более подходящего не нашлось. Подумав, парикмахер добавил еще маленькую подушечку.

Затем Август Янович лег спать. Завтра у него намечался тяжелый день. Если бы он знал, какой тяжелый…

Утром следующего дня два человека направлялись к спортивному лагерю.

Для одного из них путь этот стал уже привычным: Серега проделывал его в третий раз. Болтаясь вокруг лагеря, он несколько раз засекал брата издали, раз десять уже его «подстрелил» и давно отметил, что брат ходит с каким-то незнакомым парнишкой. Отметил также Серега, что, когда нет занятий, брат уводит парнишку в тихое место возле опушки и они там о чем-то подолгу беседуют.

Но наивысшим достижением и наивысшей разведчицкой гордостью было то, что брат ни разу не заметил его на территории лагеря. Серега появлялся и там. Он прокрадывался под окнами спальни, прятался возле столовой, устраивал засады под скамейками стадиона. Серега знал, что дают на обед и на завтрак.

Иногда ему удавалось подбираться к брату метров на двадцать. Но его ни разу не обнаружили, и в этом Серега находил понятное одному ему наслаждение.

На него не обращали внимания, потому что по лагерю болталось много других малолетних: дети воспитателей, поваров, уборщиц и прочего персонала.

Вторым путешественником был, конечно, Август Янович. Он не наметил определенного плана, просто хотелось взглянуть на мальчика.

Совершенно справедливо рассудив, что таинственный мальчик должен находиться в компании Бориса Куликова (иначе зачем столько линий протянулось к нему на схеме?), Август Янович решил понаблюдать издали, под прикрытием леса.

Ему почти сразу же повезло. Территория лагеря из леса просматривалась хорошо, и среди остальных ребят он увидел Бориса и какого-то парнишку, бредущих через стадион к лесу. Они шли по прямой. Август Янович начал пробираться опушкой, не теряя из виду преступную парочку.

Парикмахер никогда не увлекался прогулками по лесу. Прожив всю свою жизнь в Кулеминске, он не смог бы отличить осины от липы, а кукушку от дятла. При жизни жены ему приходилось прогуливаться с ней по лесным дорожкам, но всегда в лесу было то слишком прохладно, то душно. Тянуло домой — к любимым книгам и порошкам от простуды.

Минут пятнадцать Август Янович потратил на преодоление ручейка, встретившегося на пути. Ручеек был шириной с полметра, и перепрыгнуть его старик не решился. Пройдясь по берегу в ту и другую сторону, он не нашел узкого места. Пришлось разуться и закатать брюки. Но ручеек оказался глубоким. Сидя на берегу, парикмахер окунул ногу в воду, но дна достать не удалось. При этом берег под ним нехорошо прогибался и вздрагивал. Пришлось обуться и опустить штанины. Оставался один путь — по тонкой березе, перекинутой поперек. Август Янович встал на колени и лег животом на березу. Береза тоже вела себя мерзко — она прогибалась, цеплялась складками коры за одежду. Внизу бушевал полуметровый поток, свалившись в который можно было утонуть или получить насморк.

К счастью для Августа Яновича, когда он лег животом на дерево, руки его достали противоположный берег. Таким образом, безопасность передней половины тела была уже гарантирована. Мысленно простившись с задней половиной, парикмахер судорожно подтянулся, и обе половины вновь соединились на другом берегу.

Поднявшись, Август Янович отряхнул одежду, гордо взглянул на побежденный ручей и обнаружил, что портфель остался на той стороне.

Август Янович снова встал на колени и так далее…

Спустя пятнадцать минут Август Янович уже затаился на опушке, напротив того места, где сидели Борис и незнакомый парнишка. Они разговаривали, но отсюда ничего не было слышно.

Август Янович достал из портфеля покрывало, расстелил его на земле под кустом, уложил подушечку, натянул на голову шапочку «Tallinn» и улегся на живот.

Прошло пятнадцать минут. Ребята по-прежнему разговаривали. Парнишка не выделялся ничем особенным, но глаз парикмахера отметил и джинсовый костюм, и новенькие кеды. Это было уже посущественнее силуэта с голубыми иголочками.

Собственно, можно было уже уходить: все подтвердилось. Но Август Янович еще на что-то надеялся. При этом он не подозревал, что беда уже нависла над ним.

Беда приближалась с другой стороны короткими перебежками. Она перемещалась не бесшумно — хрустели сучки, шуршали под ногами прошлогодние листья, — но опасности с той стороны Август Янович не ждал. Да он и вообще не ждал никакой опасности.

С другой стороны то по-пластунски, то на четвереньках приближался Серега. Еще издали Серега заметил странного старика, который притаился в кустах. Старик не просто лежал и грелся на солнце, как дачник, а почему-то выбрал тенистое, укрытое место. В позе его было нечто настороженное. Он наблюдал за Борисом и его приятелем. И кепочка у него была самая подходящая — такая шпионская кепочка с козырьком, и темные очки — типично вражеские очки.

Серега сжался и замер. В своей зеленой курточке и зеленых брюках он казался издали не то обомшелым камнем, не то ворохом листьев. Он не двигался, но он был живой, и в этом скоро убедится ничего не подозревающий парикмахер.

Серега лежал спокойно. Но спокойствие было чисто внешним. Внутренне Серега был сжат, как пружина. Он застыл, словно кошка перед прыжком, и, как у кошки, напряжение его можно было заметить по легкому шевелению пальцев и нервному вздрагиванию хвоста.[24]

Да, не часто выпадали на долю Сереги такие счастливые минуты.

Первую гранату Серега метнул из положения лежа.

Боковым зрением Август Янович уловил, что сверху и наискось бесшумно падает на него какая-то птица. Инстинктивно он прикрыл ладонью глаза и покорно подставил птице затылок.

Птица почему-то не клюнула, а мягко опустилась рядом.

Раздвинув пальцы, парикмахер увидел возле подушечки черничный кустик, вырванный с корнем.

Август Янович взглянул наверх: над ним нависла крона большой сосны. Сердце парикмахера слегка трепыхалось, но он быстро взял себя в руки.

Разве не бывает, что с дерева падают веточки? О том, почему с сосны должны падать веточки черники, парикмахер не задумался.

Август Янович, успокоившись, продолжал наблюдения.

Серега переполз за другой куст и метнул вторую гранату, которая разорвалась под боком врага. Он увидел, как шпион подпрыгнул и остался стоять на четвереньках. Очевидно, он был тяжело ранен.

Август Янович внимательно рассматривал обломок березовой ветки, свалившийся на подстилку. Затем он снова посмотрел наверх. Даже если бы парикмахеру грозила смертная казнь, он и тогда не отличил бы березовой ветки от сосновой.

На всякий случай Август Янович передвинул подстилку и снова улегся.

Серега, видя, что шпион попался не больно-то хитрый, обнаглел окончательно. Он подполз метра на три и собирался метнуть третью гранату. Но прежде чем он это сделал, сосна, уже сама по себе, уронила шишку прямо на голую шею парикмахера.

Август Янович вскочил так резво, как не вскакивал уже лет тридцать. Нервы его были напряжены, и ему показалось, что на него валится все дерево. Он отпрыгнул в сторону и чуть не наступил на Серегу. Затем он обнаружил, что сосна стоит на месте, а возле его ног лежит маленький мальчик и смотрит на него — так ему показалось — с испугом.

— Господи! — сказал Август Янович. — Я чуть тебя не задавил! Ты что тут делаешь, мальчик?

— Лежу, — ответил Серега, в котором испуга было ровно столько, сколько снега в лесу.

— Это ты в меня бросал разными штуками? — наивно спросил Август Янович.

— Не-а… — ответил Серега, честно глядя на парикмахера.

— А что это у тебя такое? Ружье? Ты играешь в войну?

Серега поднялся и, сопя, стал отряхиваться. Старик давно был ранен, взят в плен и расстрелян. Для Сереги он был уже не интересен. Но и Серега не был нужен Августу Яновичу.

— Ты, мальчик, иди поиграй в другом месте. Я тут еще поотдыхаю.

Надо сказать, что с детьми Август Янович не умел обращаться совершенно. Маленький рост Сереги и его честный взгляд обманули парикмахера. Ему казалось, что дети в этом возрасте должны слушаться беспрекословно. Вообще-то Август Янович был человеком добрым. Ошибка его заключалась в том, что он попытался эту доброту изобразить.

— Ты хороший мальчик, — сказал Август Янович ласковым — с его точки зрения — голосом. — Я тебе дам конфетку, и ты уйдешь. Хорошо?

Серега сразу понял, что его покупают, но решил сначала выяснить цену.

— Шоколадная? — деловито спросил он.

— Шоколадная будет завтра. А пока возьми вот эту. «Пчелка». Удивительно вкусно, просто ц-ц-ц, — и Август Янович поцокал, изображая, как он наслаждается конфетой.

— А вы завтра тоже придете? — спросил Серега, не обращая внимания на протянутую руку.

— Приду, приду, — уже несколько нетерпеливо сказал Август Янович. — Так ты не хочешь конфетку?

— Не-а, — сказал Серега и указал головой в сторону Бориса и Феликса. — Вы за Борькой следили? Я видел.

— Ты его знаешь?

— Брат, — небрежно сказал Серега.

В груди Августа Яновича возник легкий холодок, сердце прибавило оборотов.

— А второго мальчика знаешь?

— Не-а…

Август Янович решил, что счастье само плывет в руки. Он вообразил, что из маленького Сереги нетрудно сделать помощника. Ему почудилось, что этот славный маленький мальчик будет рад услужить взрослому дяде. И еще ему показалось, что все выйдет легче, если обставить дело таинственным образом.

— Я тебе открою одну тайну, — шепотом сказал Август Янович и сделал большие глаза. — Мне нужно поговорить с тем мальчиком, но я не хочу, чтобы об этом знал твой брат. Только ты поклянись, что никому не откроешь нашу тайну.

Август Янович умышленно употребил слово «нашу», думая, что связывает этим Серегу по рукам и ногам. Он ожидал, что Серега прошепчет в ответ «Клянусь!» или же доверчиво возьмет его за руку и молча кивнет головой. Уж Август-то Янович знал, как ему казалось, детскую душу.

Детская душа почесала одну ногу о другую и спросила:

— А зачем?

— Но это же тайна! — сказал Август Янович голосом заговорщика.

На Серегу это не произвело никакого впечатления.

— Никакая не тайна, — сказал он. — Вы его отец, а сегодня день не родительский… Я могу его хоть сейчас позвать. Хотите?

— Не хочу, потому что я не его отец. Кто я — это большой секрет, — заявил Август Янович, таинственно зажмурился и покачал головой.

— Вы из парикмахерской, — лениво сказал Серега.

— Да, — признался Август Янович, — но там я только работаю. А на самом деле я… Я тебе открою эту большую тайну. Но сначала скажи: ты можешь увести отсюда своего брата минут на десять?

— Могу хоть на двадцать. А зачем?

— А затем, что я…

Тут Август Янович сделал большую паузу, потому что пока еще сам не знал, кто он такой. Сначала он хотел сказать, что он Карабас-Барабас. Это единственное, что помнилось из детства, да и то не своего. Затем он хотел признаться, что он знаменитый сыщик, но и от этого пришлось отказаться, потому что слишком было похоже на правду.

Взгляд Августа Яновича уперся в Серегин автомат, и он понял, кто он такой.

— Я — шпион, — просто сказал Август Янович. — Иностранный разведчик.

Парикмахер мог назвать себя Иванушкой-дурачком или уссурийским тигром — все сошло бы ему с рук. Ну, повернулся бы Серега и удалился спокойно.

Но Август Янович умудрился совершить единственную из возможных ошибок.

Серега, конечно, не поверил. Но при слове «шпион» мышцы его напряглись, а глаза выстрелили в парикмахера дуплетом. Секунду он колебался. Секунду он оценивал: что можно выжать из этого старого чудака? Дело решили темные очки и шапочка с иностранной надписью.

— Сыграем в шпиона? — предложил Серега.

— А потом ты уведешь брата? — спросил Август Янович.

— Уведу.

— Сколько играем? — осведомился Август Янович.

— Два часа, — быстро сказал Серега.

— Двадцать минут.

— Тогда час.

— Но за час они могут уйти, — сказал Август Янович. — Давай так: играем пятнадцать минут, потом ты его уводишь. А после играем еще сорок пять минут.

— Тогда с гранатами, — сказал Серега.

— Хорошо, — согласился Август Янович, не знавший, на что согласился. — Что я должен делать?

— Я пойду в лес. Когда свистну, вы тоже идите.

— И все? Так просто?

— Все, — сказал Серега и скрылся за кустами.

Спустя минуту из глубины леса послышался свист.

— Иду, иду, — отозвался Август Янович. — Берегись, озорник!

В детстве Августа Яновича в шпионы не играли. Играли в «салочки», в «красных и белых», в «казаки-разбойники», в «лапту», в «чижика».

Современные игры Август Янович представлял себе плохо. Но поскольку этот шустрый ребенок куда-то скрылся, то Август Янович подумал, что предстоит нечто вроде игры в прятки.

Август Янович продвигался по лесу и, желая доставить мальчику как можно больше удовольствия, приговаривал «страшным» голосом:

— Где же этот проказник? Вот я его сейчас найду!

На пути попался старый заросший окоп, и парикмахер не без труда сполз в него и с трудом выполз. Слева еще раз свистнули, совсем близко. Свист доносился как будто бы сверху, но Август Янович не обратил на это внимания.

На пути стояло толстое дерево с раздвоенным стволом, спрятаться за ним было очень удобно. Да и свист доносился оттуда.

— Где же этот негодник? До чего же он ловко спрятался! — сказал Август Янович и в ту же секунду рухнул куда-то вниз.

Через Кулеминск когда-то прошла война; в его окрестностях было достаточно старых окопов, ям и даже разрушенных дотов. Но Август Янович слабостью зрения не страдал и вполне спокойно мог миновать эту яму, если бы она не была прикрыта ветвями.

Надо сказать, что ловушка не была запланирована. Это вообще была не ловушка, а убежище, которое Серега оборудовал для себя еще вчера. Сегодня он просто ловко навел парикмахера на яму. Но Августу Яновичу было от этого не легче.

Он сидел в яме. Наверху, в дыре, которую он пробил при падении, просвечивало недоступное голубое небо. Шапочка, зацепившаяся за сучок, приветливо помахивала козырьком. Очков на лице тоже не было.

Август Янович зашарил рукой по земле. Ладонь его нащупала какой-то холодный предмет. Предмет вдруг задергался, выскользнул из-под ладони и молча запрыгал вокруг Августа Яновича, норовя ужалить его в лицо.

На этот раз Август Янович проявил резвость, которая была свойственна ему лет сорок назад. Когда он вскочил на ноги, края ямы оказались всего по грудь. Он вымахнул из ямы, как молодой кенгуру, вынося на плечах ворох ветвей.

На поверхности все выглядело не таким страшным. В яме сидела вовсе не змея, а обыкновенная жаба, одна из тех, какими в детстве Августа Яновича мальчишки пользовались для сведения бородавок. Очки лежали рядом с ямой, а шапочка болталась на ветке, торчащей из-за шиворота Августа Яновича.

Приведя себя в порядок, Август Янович осторожно продолжил путь к раздвоенному дереву. Настроение его слегка изменилось, и теперь он приговаривал уже так:

— Вот я сейчас возьму прут… Вот я покажу этому безобразнику…

Август Янович подобрал прут, подошел к раздвоенному дереву и, хитро прищурясь, просунул прут в развилку.

В то же мгновение дерево обрушилось на него. Во всяком случае, так ему показалось. Что-то неимоверно тяжелое свалилось на Августа Яновича сверху. Ударило одновременно по шее, спине и как будто даже по всем внутренностям. Он распластался на земле в виде буквы «X», раскинув руки и ноги. В затылок ему уперлось что-то твердое, а суровый голос сказал:

— Не шевелиться!

Куда там шевелиться! Август Янович чувствовал себя так, будто его разобрали на части и каждая часть лежала отдельно от другой. Серега действовал по всем правилам разведки: не стал стрелять в шпиона, а прыгнул на него с дерева, чтобы взять живым. Если бы Сереге вздумалось забраться повыше, то живым бы он, конечно, Августа Яновича не взял.

— Встать! Руки за голову! — приказал Серега, слезая со спины парикмахера.

Но вставать не хотелось. Боль в спине начала утихать, земля была прохладной. То, что оставалось от Августа Яновича, двигаться не хотело. Оно готово было лежать вечно.

Возле носа полз муравей, неся хвоинку, и это навело парикмахера на мысль, что на свете имеется и другая жизнь, в которой можно жить просто и беззаботно.

— Мальчик, — сказал Август Янович, с трудом переворачиваясь на спину, — может быть, уже хватит? Ты меня поймал, я сдаюсь.

— Давай, давай, — сказал Серега. — Вперед!

— Куда вперед? — простонал Август Янович.

Вместо ответа Серега молча ткнул его дулом автомата в живот.

Не следует думать, что Серега был злобным и мерзким мальчишкой. Он был всего-навсего ребенком. И, как всякий ребенок, играл всерьез. Ему и в голову не приходило, что эти игры Августу Яновичу не под силу.

В конце концов, тот сам назвался шпионом.

Август Янович, подобно ножику с двумя лезвиями, по складам изогнулся в виде буквы «П». Затем поднялся, ощущая боль в пояснице и хруст в суставах.

— Иди вперед! — сказал Серега, не замечая, что перешел на «ты».

И Август Янович пошел. Он шел и думал о том, что в его время дети были другие и жили проще. Так оно, наверное, и было. В его семье он рос девятым ребенком. В обед они получали на всех девять картошин, и ни у кого не было автомата на батарейках. Работать Август Янович пошел с десяти лет. Жизнь была такая простая, что проще и не придумаешь.

«Рассказать ему о моем детстве? — подумал Август Янович. — Вот, наверное, удивится. А что, если попробовать рассказать?»

— Мальчик, — сказал Август Янович, — ты знаешь, когда я был маленьким…

— Молчать! — отозвался Серега. — Пристрелю, как собаку!

Август Янович вздохнул и побрел дальше. Он давно бы закончил эту игру, но ему было жалко потраченных сил: он заплатил вперед и хотел хоть что-нибудь получить взамен. Если бы он знал, какая еще потребуется плата…

Серега привел его к небольшому окопу. Под дулом автомата Август Янович покорно съехал вниз на пятой точке.

— Попробуй-ка сбежать, — сказал Серега.

Августу Яновичу показалось, что в голосе его конвоира звучит угроза. Он встревожился. Что еще собирается выкинуть это шустрое дитя?

— Я не буду убегать, — сказал Август Янович. — Я понимаю, сопротивление бесполезно.

Но Серега имел в виду именно то, что сказал. Ему нужна была попытка побега.

— Не бесполезно, — сказал он. — Я отойду, а ты убегай.

Серега закинул на спину автомат и удалился. Август Янович взглянул на часы.

— Малыш, — крикнул он, — осталось три минуты!

— Хватит, — донеслось до него.

«Что значит „бежать“ и куда надо бежать? — подумал Август Янович, высовывая голову из окопа. — Нет, никуда я не побегу. И никаких сорока пяти минут… Нехорошо обманывать ребенка, но мне еще хочется жить. Пусть только уведет брата…»

Тут же Август Янович увидел какой-то предмет, приближающийся к нему по воздуху. Предмет ударился о землю метрах в двух впереди окопа. В Августа Яновича полетели песок и мелкие камешки. Он быстро присел и взглянул на часы. Оставалось две с половиной минуты.

Следующий предмет ударился уже о край окопа и свалился вниз, задев козырек шапочки. Им оказался кусок дерна, вырванный из земли с корнями, среди которых застряли песок и камни величиной с горошину. Серьезного вреда этот снаряд причинить не мог, но Август Янович совершенно явственно ощутил песок на зубах и за воротом рубашки.

Август Янович не стал ждать, пока очередной снаряд свалится ему на голову. Он переместился в правый конец окопа. На военном языке это называлось бы «скрытой переменой позиции». К военному делу Август Янович никогда отношения не имел, если не считать того, что ему дважды случалось брить генералов. Но в данном случае он действовал как заправский солдат.

Серега был тоже гранатометчиком не из последних. Едва Август Янович затаился в углу окопа, в стенку за его спиной влепился третий снаряд. На этот раз песок потек за шиворот.

«Проклятое дитя», — подумал Август Янович, переползая на четвереньках в левый край окопа. На сей раз он был уверен, что передвижение осталось незамеченным. Но дитя и в этот раз каким-то образом угадало. Кусок дерна плюхнулся впереди окопа и медленно сполз на колени Августа Яновича.

Август Янович вернулся на середину и лег на живот. Оставалась всего одна минута. Он должен был продержаться. Август Янович лежал и молил бога о том, чтобы этому сообразительному ребенку не пришла в голову идея метать камни.

Но Сереге в голову пришла совсем другая идея. Понимая, что прямо попасть во врага, притаившегося в окопе, невозможно, он стал бросать свои снаряды круто вверх. Точность при этом резко уменьшалась, но ведь для одного шпиона достаточно и одного попадания.

К такой же мысли пришел и Август Янович, когда кусок дерна опустился на его спину. Осталось всего полминуты, но Август Янович вовсе не хотел, чтобы эти полминуты были последними в его жизни.

И Август Янович пошел на бессовестный обман — он обманул ребенка.

— Время! — крикнул Август Янович. — Время кончилось! Я уже не шпион.

Август Янович вылез из окопа и сел на землю. В голове у него шумело. Он сидел и никак не мог вспомнить, зачем пришел в этот лес.

Серега вылез из соседнего окопа, метрах в пяти от Августа Яновича. Парикмахер тупо смотрел на мальчишку, ничего не понимая: ведь тот на глазах у него ушел в лес. Откуда ему было знать, что все окопы, кроме того, в котором он сидел, соединялись между собой.

— Ты маленький негодник, — сказал Август Янович. — Мы не договаривались бросаться камнями.

Серега смотрел на него с искренним недоумением.

— Это не камни, — сказал он. — Это гранаты. Мы договаривались с гранатами.

— Все равно. Давай вот ты ползи в эту яму, а я буду в тебя бросать. Что ты на это скажешь?

— Давайте! — обрадовался Серега. — Возьмите мой автомат. — Смотрите, куда нажимать, вот сюда.

Август Янович безнадежно махнул рукой. Он с трудом поднялся на ноги, подошел к портфелю и начал укладывать вещи.

— Ну, дяденька же… — сказал Серега. — Вы же сами сказали…

Август Янович молча закрыл портфель и, хромая, зашагал прочь.

Серега стоял в крайней растерянности. Он в жизни не видел, чтобы взрослые могли так нахально обманывать.

— Дяденька, не уходите!

Август Янович вздрогнул и зашагал быстрее.

— Дяденька, подождите! — крикнул Серега, идя вслед за парикмахером.

И тут Август Янович побежал. Он бежал, не выбирая дороги и довольно лихо перепрыгивая через поваленные деревья. А Сережа бежал сзади, и крик его подхлестывал Августа Яновича и прибавлял ему скорости.

— Дяденька, подождите! Да дяденька же…

Серега вовсе не случайно пытался остановить Августа Яновича. Он просто хотел честно выполнить уговор — увести брата. Ему было совершенно непонятно, почему этот дяденька ничего от него не требует. Ведь Серега-то пока не выполнил своего обещания…

А Август Янович уже перестал хромать. Он бежал с резвостью, которая была доступна ему лет пятьдесят тому назад. Не останавливаясь, он перемахнул через ручей, выронил портфель, на лету поймал его и побежал дальше. Серега отстал. Не потому, что не мог догнать парикмахера, а потому, что понял: по каким-то неизвестным причинам этот дяденька играть больше не хочет.

Выбежав на лесную дорожку, Август Янович оглянулся. Никто его не преследовал. Август Янович пошел шагом. Сердце стучало в ребра барабанной дробью, в голове с шумом работал какой-то насос. Он уже жалел, что удрал и там же, на месте, не нарвал уши мальчишке. При этой мысли он почему-то потрогал свои уши. Они оказались на месте.

Вернувшись домой, Август Янович повалился на постель в одежде и проспал до следующего утра на одном боку, даже не шевельнувшись.

С этого дня, когда в парикмахерской заходила речь о детях. Август Янович говорил:

— Дети? Разве в наше время есть дети? Все они сплошные разбойники!