О странник на дороге пыльной!
К сертану ты направил путь…
Корабль идет по морю, подруга, волны разбиваются в пену при столкновении с корпусом судна. Руки, машущие на прощание, сливаются на расстоянии: какая из них рука Эулалии, какая — Луиса Корнелио дос Сантос, какая — Мело Мораиса, какие — других друзей, не разобрать. В стороне от остальных одна рука машет в безнадежном прощании, и на эту-то руку он и смотрит, ей и машет в ответ Кастро Алвес, Ибо это Эужения стоит на краю пристани, отдельно от всех. Когда он ее увидел, судно уже отходило. Она замахала ему платком, слезы покатились у нее по лицу.
Волны обдают пеной борт, машущие руки исчезают вдали. Судно набирает скорость. Поэт погружен в раздумье. На море спускаются сумерки, по юту прохаживается Инес. Она останавливается, увидев этого высокого молодого человека с удивительно красивым лицом, который все еще машет рукой, отвечая на прощальные приветствия тех, кого уже теперь нельзя различить. Инес улыбается и идет дальше.
С наступлением вечера поэт любуется небом, сидя в кресле на юте. Немногие пассажиры устояли против качки, почти все попрятались по каютам. Кастро Алвес глядит на звезды в небе, им нет числа, они сияют над его головой, отражаются в голубом море. Над судном нависла тишина. Инес садится рядом с ним. Ее волосы черны, ее красота напоминает Кастро Алвесу красоту матери и теток, ибо Инес, моя подруга, — испанка, возвращающаяся из Буэнос-Айреса на родину. У нее томные глаза, красиво очерченный рот, у нее стройное гибкое тело.
Они беседуют, она уже знает его имя, слышала, как пассажиры рассказывали о нем, кто в двадцать лет стал крупнейшим поэтом Бразилии. Она знает также о его любовной драме, об операции. Сейчас она понимает, как трудно ему ходить с палкой, а прибегать к костылям он не хочет. Она находит его красивым и говорит ему это. Он напоминает ей людей ее родины, романтических смуглых испанцев. Она просит поэта, чтобы он продекламировал ей свои стихи. Она любит поэзию и произносит несколько строк по-испански;
Нарушив неожиданно и властно
Моих печальных дней усталый бег,
Ты кровь во мне зажгла мечтою страстной,
Неутолимой жаждой ласк и нег.{94}
И он декламирует ей стихи, стихи, в которых говорится о море и о страданиях негров, стихи, в которых говорится о любви. Ют пуст, его освещают лишь редкие огни. Его голос волнует ее, приводит в трепет. И лицо поэта, освещенное лунным светом, грустное и бледное, полно неизъяснимого очарования. Он берет ее руку, декламирует ей вполголоса свои стихи, она приближает лицо к его лицу…
Настанет день, незадолго до его смерти, и он вспомнит этот вечер, подруга, и обратится с призывом к этой иностранке, которая в тот час, когда он морем отделил себя от своей любимой, подарила ему минуты забвения. Он напомнит о «мягкой ночи, огромной ночи…». Он будет посвящать Инес грустные стихи, которые, возможно, ей никогда не доведется прочесть, но которые сохранят для поколений эту ночь в море, подруга. Ты хорошо знаешь, моя негритянка, как приятно, когда морская вода хлещет в лицо, когда капли падают с твоих волос и у губ твоих появляется соленый привкус. И Кастро Алвес — также узнал все это в ту ночь на борту, когда море бросало на него и Инес брызги воды и лунный свет одел ее как бы «подвенечной вуалью»:
И как будто блестящей эмалью
Свет луны океан покрывал,
Подвенечной прозрачной вуалью
На лице у тебя трепетал.
Она вздрогнула от его прикосновения.
На палубе были одни мы
Под куполом звездным небес.
Желаньем единым томимы…
О ночь! О любовь! О Инес!
Какая женщина могла бы устоять против его ласк, нашла бы в себе силу уклониться от его поцелуев?
Была для меня ты Хименой,
И Сид[37] во мне древний воскрес.
Морскою обрызгана пеной,
Меня целовала Инес.
Запомню, и будут мне сниться
И глаз твоих черных разрез
И нежного шелка ресницы —
Глаза у ресницы Инес.
Море и небо, лунный свет и звезды, песнь, которую пели моряки, — все они были их сообщниками в этот вечер любви. Он говорил ей обжигающие слова, декламировал любовные стихи. Она слушала его, очарованная, окутанная подвенечной вуалью из серебряного света луны, кругом них было лишь море да небо. И когда они слились в страстном объятии, брызги от разбивающихся волн обдали ее белой пеной:
В твой взор проник я взором…
Огромная волна окатила их.
Семья скрывает слезы при его возвращении. Они видят мертвенно-бледное лицо, впалую грудь, слышат глухой голос. Старые друзья с Аугусто Гимараэнсом во главе собираются вокруг него, они уговаривают его объединить свои стихи в один том — единственный сборник, который ему было дано увидеть при жизни. Он рассказывает с воодушевлением о плане поэмы «Водопад Пауло-Афонсо». Он снова видится с еврейками Эстер и Сими, по-прежнему флиртует с ними, посылает им в окно поцелуи. Отправляет Луису Корнелио дос Сантос, верному своему другу по Рио-де-Жанейро, оригинал «Плавающей пены». Врачи не теряют надежду спасти его. И они советуют ему уехать в сертан, в леса Курралиньо, где он родился, ибо тамошний здоровый воздух, возможно, возродит его снова к жизни.
И в Курралиньо он снова встречает, негритянка, двух муз, которых он уже когда-то воспел и которых любил. Они еще раз соединяются, чтобы помочь ему в этой попытке исцеления: дикая, суровая природа сертана и Леонидия Фрага.
Нежная девочка в годы его юности, слабенький подросток, встреченный им некогда на каникулах, сегодня — самая хорошенькая девушка в округе, самая красивая обитательница сертана. И сердце свое она сохранила нетронутым для Кастро Алвеса, свободным от малейшей тени иной любви. Я уже тебе говорил, подруга, что она оставалась самой верной из его возлюбленных, той, которая любила его больше всех, той, которая обезумела от страдания, когда он умер. Он отдыхал у нее на груди, взбирался на романтические балконы, чтобы при лунном свете похитить у нее поцелуй. Теперь, когда болезнь и горе угнетали его сильнее, чем слава, она любила его еще больше, была еще более отзывчива на его ласки. Вот почему, моя негритянка, она заслужила от него бессмертные стихи.
Природа тоже встречает его с прежней любовью, деревья принимают его в свои объятья, журчащая вода рек освежает его лихорадочно горящее лицо, пение птиц убаюкивает его, чистый лесной воздух дарит ему здоровье. Он скачет верхом, охотится, бродит по лесам, и на глаза его набегают слезы радости от сознания, что он еще в состоянии наслаждаться близостью земли, в состоянии воспевать природу, мать его поэзии;
Прими меня, благая мать природа!
Как блудный сын, прошусь к тебе назад,
Туда, где в пене низвергает воды
В непроходимой чаще водопад;
Где травы и лиан живые своды
Отдохновенье путнику сулят.
К родным я возвращаюсь ныне ларам[38],
Как долго рвался к ним с тоской и жаром!
Для ослабевших струн усталой лиры.
Природа, добрым мастером явись:
Чтоб вновь они, как ветвь аукупиры,
Для новых песен гибко напряглись.
Чтоб мог на них я славить прелесть мира.
Зеленый лес и голубую высь;
Чтоб стал я сам, подобно этим струнам,
По-прежнему счастливым, сильным, юным!
Его поэзия полна описанием лесов Бразилии, природы ее тропиков. Певец рабов, свободы и любви, он был также великим певцом бразильских деревьев, ручьев и рек, водопадов и певчих птиц{95}.
И, отзываясь на зов леса, он уезжает еще дальше, подруга. Он едет на фазенду, его по-прежнему волнует судьба рабов. И зрелище могучей природы побуждает его к работе. На фазенде, когда он не ездит верхом и не охотится, он пишет стихи — он пишет поэму «Водопад Пауло-Афонсо». Едва он чувствует себя достаточно сильным, как он берется уже снова за свою лиру — свое боевое оружие — и снова ведет борьбу за идеалы свободы.
И здесь, в этой поэме, в известной степени самой сложной из всех его поэм, снова повторяются постоянные мотивы его невольничьей поэзии: бунт раба, его непокорство:
Пылая жаждой мщенья,
Покорность рабскую забыв,
Явился Лукас за расплатой.
Весь — гнева ярого порыв.
В этой поэме, подруга, столь полной красоты лесов и рек Бразилии, столь полной любовной тревоги, поэме, которая вся — борьба с существующим социальным режимом, он рассказывает нам романтическую и трагическую историю Марии и Лукаса, которые однажды под сенью сензал полюбили друг друга. Мария — «цветок мимозы средь рабынь», Лукас — сын лесов, «невольник-дровосек». Они полюбили друг друга однажды, и он пел ей песни любви по вечерам в лесу:
Моя Мария так красива…
Стройнее пальмы гибкий стан.
У ней чернее ночи косы
И гуще зарослей лиан.
Он жил ее улыбкой, и, наверное, настал бы день, когда они поженились, у них родились бы и выросли дети — сильные негры, которые рубили бы деревья в лесу, как Лукас, у которых были бы нежные глава, как у Марии. Но красивая рабыня — собственность хозяина, подруга, он ее господин. И он, а не Лукас, срывает цветок ее невинности. Судьба невольницы в руках ее хозяина, печальная это судьба. На богатой кровати из жакаранды Мария сжимается в комок, дрожит от ужаса, теряет сознание от одного прикосновения хозяина. Ее слезы не трогают человека, который заплатил за нее деньги и который является ее господином. Ее владельцем, подруга.
Этой же ночью, в пустынной сензале Лукас угадывает правду. И гневным голосом Кастро Алвеса он дает клятву отмщенья:
…Отмщенья!
Врага постигнет злая месть
За то, что предал поруганью
Марии девственную честь!
За кровь расплата будет кровью —
И скоро час ее пробьет.
Враг не найдет нигде спасенья,
Сам бог элодея не спасет!
Обесчещенная Мария уплывает на лодке по реке, Лукас бросается в воду и догоняет ее. Потрясающе скорбен диалог двух рабов. Мария говорит Лукасу, взывающему о мщении:
Дай умереть мне, любимый!
В смерти позор мой сокрыть..
В сердце вонзилось глубоко
Змея коварного жало.
Лучше бы воды потока
Челн наш разбили о скалы!
Она умоляет его, чтобы он ушел, чтобы вернулся домой. Но он отвечает ей волнующим зовом. И они плачут вдвоем, погруженные в «темный лабиринт горя». Лукас хочет знать все, так как должен за все отомстить. Мария хранит молчание, но Лукас намеревается броситься в реку, и перед этой угрозой она сдается, она рассказывает ему о своем горе.
Лукас встает, «весь — гнева ярого порыв», — говорит Кастро Алвес. И Лукас обращается к Марии, подруга, обещает ей за все ее страдания прекраснейший из подарков — отмщение:
За слезы все, что пролила ты
В тоске, терзаема стыдом,
Явился Лукас для расплаты:
Он отомстит своим ножом!
Закон земной не даст отмщенья,
И от небес его не жди;
Уже готова для свершенья,
Созрела месть в моей груди.
Кастро Алвес любил, подруга, вооружать негров для мести и восстания. Что с того, что бедная невольница дрожит и не хочет назвать имя своего соблазнителя? Этот разговор, в котором она старается заставить Лукаса отказаться от мщения, а он спрашивает, не хозяева ли внушили ей столько ложных представлений, ценен как красотою стихов, так и той сознательностью, которой поэт наделяет раба:
— Греха боишься ты и преступленья…
Поверь, Мария, это страх пустой.
Тебе его для большего глумленья
Внушил, наверно, сам хозяин твой:
Чтоб выполняла все его веленья.
Была покорна телом и душой.
Однако ж сам, греха не видя в том.
Стегал тебя без жалости кнутом.
Нет! Наша правда выглядит иною!
Они о ней молчат или бесстыдно лгут.
И правду эту я тебе открою:
Бесправье имя ей и рабский труд.
Запрета нет хозяйскому разбою, —
Его права законы стерегут.
И если правду эту ты поймешь,
Просить не станешь, чтоб я спрятал нож!
И она решается. Но сначала напоминает Лукасу его собственную историю. Она напоминает, что его мать перед смертью открыла ему, что он сын хозяина, брат белого юноши, почти его ровесника, который был наследником фазендейро. И что у смертного одра матери он дал клятву не мстить. Этот белый брат Лукаса и обесчестил Марию.
Солнце за рекой клонится к закату. Лодка спускается вниз по течению. Лодка, в которой плывут мученица рабыня и невольник-мститель, все ближе подплывает к водопаду:
Вот Пауло-Афонсо! Водопад!
Вспененных вод кипит гигантский ад!
Мария заснула. Лукас будит ее. И оба они, единые в своем порыве, видят в пропасти водопада свободу. Суровая природа вокруг, река, водоворот Пауло-Афонсо.
И к ночи челн доплыл до водопада.
Что клокотал на ложе из камней.
Но мнилось им: за этих вод громадой
Их ждут и брачный пир и Гименей.
Был поцелуй последнею усладой
Перед концом мучительных путей.
В пучине грозной жалкий челн исчез.
Раскрылись душам их врата небес.
Мщение невозможно, и потому Лукас предпочитает убить свою любимую и умереть. Воды Пауло-Афонсо несут тела черных возлюбленных, которые не свободны даже в любви.
В далеком лесу Кастро Алвес, подруга, собирает последние силы, чтобы послать миру этот душераздирающий крик протеста. Даже в любви не свободны негры! И он, негритянка, назвал свою поэму «Песнью надежды, песнью будущего». Чтобы негры в один прекрасный день стали свободными для праздника жизни!