Откуда только взялся в Игрушечном городе такой чудесный Доктор, круглый, весёлый, румяный?
— Срочно нужна операция! — сказал он, осмотрев Катю. — Главное — не плакать.
— Я не плачу, — ответила Катя. — И ты не плачь, Лошадка. Я скоро поправлюсь, и мы опять будем кататься.
Доктор усадил Катю в «скорую помощь», мотор загудел, и они поехали в больницу.
Катю положили на стол.
— Ланцет! — командовал Доктор. — Пинцет! Клей! Кисточку для клея! Карандаш! Краски! Кисточку для красок! Вымыть кисточку! Лак! Готово!
Катю положили в постель, поставили градусник и дали целую ложку сладкой микстуры.
Пришли матрёшки в белых халатах, принесли пряников. Пришёл Мишка (в халате он сделался Белым Медведем), принёс малинового варенья. Прибежал Бобик в белом халатике, притащил в зубах конфету «Ну-ка, отними!». Зайчик принёс морковку и очень не хотел отдавать халат, в нём хорошо зимой, на снегу не видно. Пришёл вежливый Пингвин, сел на краешек кровати, передал привет от всех пингвинят вместе и от каждого в отдельности, угостил больную леденцами.
Мартышка, тоже вся в белом, вскочила — алле-гоп! — прямо в открытое окно, схватила вазу, сунула в неё (вверх ногами!) огромный букет, а потом накинулась на Доктора с вопросами: «Ну что? Ну как?» И от волнения съела вместе с кожурой весь банан, который принесла Кате в подарок.
Потом Доктор разрешил на минуту снять больничную крышу, с высоты раздался голос:
«Не стой под грузом!» — и на тросе в палату спустилось эскимо.
Лошадка и Курица не пришли, им было совестно. Зато из конюшни доставили мокрый от слёз пакет с картинками, а из курятника — кукурузные хлопья и при них записку.
— Пишут, как курица лапой, — проворчал Доктор, но с Мишкиной помощью кое-как разобрал записку и прочёл её Кате: — «Учу правела личного двежения прости заправляйся жду ответа как воробей лета твоя Кура».
«А Ванька-Встанька так и не навестил больную, — думали игрушки. — Наверное, укатил куда-нибудь на своей Машине».
Когда все ушли, Доктор поставил Кате градусник, подождал немного, вынул градусник и обрадовался:
— Ура! Ура! Температура не низкая, не высокая, а в самый раз! — И начал стряхивать градусник — раз-два! раз-два! При этом он то подпрыгивал, то кланялся, то раскачивался из стороны в сторону.
Катя засмеялась.
— Зарядка, — объяснил Доктор, продолжая стряхивать градусник. — Боюсь потолстеть.
Девочка незаметно уснула. И ей приснилось вот что.
Дверь отворилась, и в палату вошли бокалы и рюмки. Они были без халатов и без подарков, шли на цыпочках и негромко звенели:
«Дзинь, наша драгоценная! Дзинь, наша хрустальная! Уронили тебя, бедную. Но мы — дзинь-дзинь! — заберём тебя отсюда и насовсем спрячем за стеклянную стену. И тогда — дзинь! — больше никогда — дзинь-дзинь! — с тобой ничего не случится, не приключится, не сделается и не произойдёт».
«Мне вставать нельзя, — испуганно сказала Катя. (Ей совсем не хотелось возвращаться за стеклянную стену.) — Я ведь ещё не поправилась».
«Сейчас — дзинь! — мы тебя излечим и сию же минуту — дзинь-дзинь! — унесём с собой! — сказали бокалы и рюмки и давай стукаться друг об дружку стеклянными лбами, звеня и приговаривая: — Твоё здоровье! Твоё здоровье!»
Катя в ужасе проснулась и очень обрадовалась, что рядом никого нет. Кроме круглого, весёлого, румяного Доктора. Он как ни в чём не бывало пыхтя стряхивал градусник.