Катюха - расхитительница помоек

Глава 25

Сначала корпоратив проходил чинно и культурно. Все обсуждали какие-то рабочие моменты, но по мере употребления напитков обстановка становилась всё более раскованной. И тут к нам с Пашкой подошла Светлана. Она была почти трезвая, но, судя по полному стакану в её руках, всё ещё было впереди. Чинно поздоровавшись, она показала на свободный стул у нашего столика.

— Можно?

Пашка любезно отодвинул стул, чтобы она смогла сесть. Чтобы как-то скрасить неловкую паузу, я спросила:

— Как дела?

Светлана отхлебнула из своего стакана и ответила:

— Как сажа бела!

Почему-то с таким вызовом ответила, как будто я что-то неприличное спросила. Ну ладно, не хочешь разговаривать — давай молча посидим. Но вот разговаривать она как раз хотела.

— Катерина, не жалеешь, что из торгового зала ушла?

— Нет, я же с самого начала сюда хотела. А в зале я временно работала.

Светлана снова приложилась к своему стакану.

— То есть добилась своего в конце концов?

— Ну да, — я ещё не понимала, куда она клонит.

Светлана повернулась к Пашке.

— Павел Егорович, как вам Катерина в качестве специалиста? Не зря я её к вам привела?

Пашка тоже растерялся.

— Нормальный специалист. Шарит.

— И в чём шарит? В компьютерах или как перед своим начальником ноги раздвигать?

Это было неожиданно. Мы с Пашкой молча глядели на неё и не знали, что ответить. А её это только завело ещё больше.

— Катюха, ты же без мыла куда угодно пролезешь. Всего ничего поработала в отделе — уже какого-то папика себе завела. Уже и одета по фирме, и косметика дорогая. Потом дальше принялась карьеру делать. В отделе стоять уже не хочется, подалась в инженеры.

Слово «инженеры» у неё прозвучало как ругательство. Мне стало обидно.

— Вообще-то я институт окончила, — напомнила я.

— Да куда уж нам, необразованным! — скривилась Светлана. — Или всё-таки дело в другом? А, Катюха?

Первым понял причину её странного поведения Пашка.

— Света, по-моему, ты немного перебрала?

— Немного? — уставилась на него Светлана и залпом допила содержимое своего стакана. — А вот теперь самый раз! Так скажи, Егорыч, как тебе Катюха?

Пашка исподлобья глядел на Светлану, которая пьянела прямо на глазах.

— Что, так себе? — язык у неё уже начал заплетаться. — А может, у меня лучше получится?

И она положила руку ему на бедро. У Пашки глаза полезли на лоб.

— Светка, ты офигела?

— Хочешь устроить мне экзамен на профпригодность? — она подняла руку выше и принялась расстёгивать ремень на Пашкиных джинсах. Надо было срочно что-то делать. А поскольку я тоже уже успела выпить, то не придумала ничего лучше, как с разворота залепить ей по уху.

— Ах ты… — Светлана отстала от Пашки и переключилась на меня. Из-за того, что она изрядно опьянела, её удары были неточными, но зато она совершенно не чувствовала моих. Тут уже подтянулся народ, и общими усилиями мы её скрутили. Обошлось почти без потерь, если не считать её порванной блузки, но тут уж она сама виновата. Чтобы не портить вечеринку, её отволокли в отдельный кабинет и заперли там в надежде, что к концу мероприятия она протрезвеет.

Мы тоже вернулись в общий зал, но чувствовали себя как-то неуютно. В конце концов Пашка не выдержал:

— Пойди, что ли, воды ей отнеси. А то у неё сушняк после выпитого.

Я взяла бутылку воды и отправилась проведать задержанную. Сидение в зафиксированном виде пошло Свете на пользу. Она больше не ругалась и не буянила, но выяснилось, что на неё напало философски-задумчивое настроение. Она встретила меня словами:

— Катюха, вот скажи мне — почему одним всё, а другим ничего?

— Ты о чём? — не поняла я.

— Ну как же? Вот ты в шоколаде, а я в дерьме. Почему так? Где справедливость?

— Воду будешь? — предложила я.

Она показала свои связанные руки. Э, нет, развязывать тебя я не стану! По крайней мере — в одиночку. Я распечатала бутылку с водой и дала ей попить из своих рук.

— Так что там про справедливость? — переспросила я.

— Почему тебе всё, а мне ничего? — конкретизировала Света.

Почему мне всё? Да потому что я лично себе всё это на помойке насобирала! А почему тебе ничего? Может, потому, что не надо к окружающим людям как к дерьму относиться? Но сказать это вслух я постеснялась, я просто молча слушала её откровения.

— Всю жизнь я пыталась чего-то достичь, кем-то стать. Я старалась всё делать правильно, а в результате меня никто не любит. Вот ты как Пашку подцепила? Просто дала ему?

— Это не так работает, — ответила я. Неужели она серьёзно так себе всё представляет? Но ведь говорят же: что у трезвого на уме — то у пьяного на языке. А она всё продолжала свои излияния, и в какой-то момент у меня стала складываться картина её мира. В нём есть кто-то старший, вроде воспитательницы в детском саду, которая всё знает, всем командует и всех наказывает. И поэтому надо соблюдать установленные правила, вести себя хорошо, тогда тебя не накажут. То есть либо наказывают тебя, либо наказываешь ты — других отношений быть не может. А ещё этот старший раздаёт блага — в виде вещей, и что показалось мне самым странным — отношений. А дружба, любовь — это не отношения между людьми, а нечто заданное правилами. Но в конце концов её пьяная речь свелась к обиде на весь белый свет — почему у них есть, а у меня нет? Причём речь не о вещах, а об уважении окружающих или отношениях с мужчиной. Получается, до неё реально не доходит суть человеческих отношений.

И тут в моём сознании, тоже слегка одурманенном алкоголем, мелькнула ужасная догадка — а вдруг мир действительно устроен именно так, как она представляет? Уж больно уверенно она об этом говорит. И этот мир внезапно показался мне таким чужим и страшным, что от ужаса у меня, наверное, волосы дыбом встали.

— Посиди пока здесь, — кивнула я Свете, которая тянула ко мне связанные руки в надежде на освобождение. Я вернулась за наш столик, и на вопросительный взгляд Пашки спросила:

— Водка есть?

— А ей не хватит? — засомневался Пашка.

— Это мне, — объяснила я. Сама налила половину стакана и залпом выпила. Пашка удивлённо за этим наблюдал.

— Ты чего это?

— Паша, мне страшно, — призналась я. — А вдруг на самом деле на свете нет ни дружбы, ни любви, ни счастья? Зачем тогда жить?

Вот в чём Пашке не откажешь — так это в логичности мышления. Он быстренько построил логическую цепочку — со мной всё было нормально, пока я со Светой не пообщалась, и принялся допытываться:

— Что она с тобой такое сделала? Покусала, что ли?

— Я внезапно увидела её мир, — попыталась объяснить я.

— И что? — всё ещё не понял он.

— Это ад!

Пока он пытался понять смысл моих слов, я успела налить себе ещё полстакана. Меня развезло довольно быстро. Нет, у меня нет склонности к алкоголизму, но чтобы стали делать вы, если бы вам без предупреждения показали ад? Потому что ад — это вовсе не физические мучения. Почему-то мои чувства и нервы оказались оголены, и любой пустяк, на который раньше не обратила бы внимания, сейчас вызывал бурю эмоций. Новый год, что ли, так действует? Или накопившаяся усталость?

Наконец до Пашки дошло, что происходит что-то нехорошее. Он быстро выхватил недопитую бутылку у меня из-под носа, но было уже поздно. Мне уже похорошело. Я глядела на него и думала — как же мне повезло, что я живу не в мире Светланы. В моём мире есть Пашка, есть Серёга… Да и вообще — все люди добрые и отзывчивые. Ну хорошо, не все, но большинство. А которые плохие — то я с ними, к счастью, не сталкиваюсь. Тут я задумалась — а вот Света плохая? Она ведь тоже в моём мире. Поразмыслив, я пришла к выводу, что она в целом хорошая, хоть и с придурью. Почему же тогда в её мире всё плохо и несправедливо?

— Пашка! — спросила я. — Вот скажи — всё ведь хорошо?

— Пить надо меньше, — отозвался Пашка.

— Ну понимаешь… — стала я оправдываться. — Если всё плохо — то надо выпить с горя. А если всё хорошо — с радости. У нас ведь всё хорошо?

— Да, — подтвердил Пашка. И от этого мне вдруг стало так спокойно и радостно, что я бросилась к нему на шею и принялась целовать. Дальнейшее я запомнила хуже — вроде бы мы на такси поехали к нему, и всю дорогу целовались. А потом… Потом вообще ничего не помню.