Казачий край

Глава 8 Новочеркасск. Февраль 1918 года.

Ясным и морозным утром 12-го февраля во двор Новочеркасского юнкерского училища на усталых лошадях въехали два грязных бородатых человека в потертых кавалерийских шинелях. Первым был знаменитый партизанский командир Василий Чернецов, а вторым я, подъесаул Константин Черноморец. После разгрома у станции Глубокой прошло три недели и вот, мы в столице Всевеликого Войска Донского. Впрочем, расскажу обо всем по порядку.

Той злосчастной ночью Греков спас нас и иначе, чем чудом, его появление не назовешь. Хотя, может быть, что это была некая закономерность. В отряде Белого Дьявола люди были обучены слабо, все же вчерашние семинаристы, и еще на подходе к Глубокой он столкнулся с одним из конных красногвардейских отрядов. Вражеские конники смогли его обойти, и отрезали партизанам все пути к отступлению. Как итог, отряд кубанца без боя отошел на север, к горе Почтарка, и вчерашние пехотинцы, только несколько дней как взгромоздившиеся на лошадей, догнать его не смогли.

Оторвавшись от преследователей и переночевав в Сибилевском хуторе, отряд Грекова перешел на левый берег реки Глубокая и, не зная, как прошел бой за станцию, решил вернуться к тому месту, откуда должен был наступать отряд Чернецова. После полудня он был на северо-восточных высотах, обнаружил свежие стреляные гильзы от орудия и наши следы. Задерживаться возле станции грековцы не стали и пошли вслед за нами, но вскоре, они услышали шум нашего с голубовцами сражения и заметили вражеские разъезды. Партизаны затаились в одном из оврагов, которых вокруг было предостаточно, и ждали наступления темноты. Как только сумерки окутали степь, они пошли на прорыв к Каменской, и напоролись на меня с Чернецовым, да окруживших нас голубовских предателей.

Наших преследователей порубали вмиг, но двое все же ушли. Ночь. Степь. Овраги. Спускается легкий мороз. Незнакомая местность и на пути к Каменской полтысячи враждебно настроенных казаков. Где-то впереди отдаленные крики, звучат одиночные выстрелы, мелькают огни, а на железнодорожном полотне справа пыхтит паровоз. Думать особо некогда и Греков поворачивает своих партизан на восток.

Обходя овраги, скачем часов до четырех утра, и оказываемся неподалеку от станицы Калитвенской, родного поселения полковника Чернецова. К людям не выходим, и останавливаемся на привал километрах в двух от станицы, у тихой речной заводи Северского Донца. Полковника снимают с лошади и кладут на попону. Молоденький фельдшер из отряда Грекова, сноровисто разводит костер, ставит рядом котелок с водой и готовит иглы для зашивания ран. Пока он готовится к операции, я занят тем, что разминаю затекшие кисти рук нашего командира. Проходит какое-то время, и он приходит в себя.

- Где отряд? - еле слышно шепчет он.

- Ушел к Каменской.

- Кто еще с нами?

- Из нашего отряда никого.

- А люди вокруг?

- Это Греков со своими.

На мгновение полковник замолкает, судорожно сглатывает, а я подношу к его губам предусмотрительно протянутую фельдшером флягу с уже подогретой водой. Полковник делает пару глотков и задает еще один вопрос:

- Где мы?

- В двух километрах от Калитвенской.

- Слева или справа?

- Справа.

- Отлежаться надо... там, на окраине станицы... дом стоит... крыша черепичная... дядька мой живет... он не сдаст и укроет.

Чернецов снова теряет сознание, а я, сам себе говорю:

- Понял, командир.

Вскоре фельдшер начинает свою работу, отдирает запекшуюся тряпку, которую я наложил полковнику на рассеченный бок, промывает рану и начинает латать дыру в теле Чернецова. Дело свое он знает хорошо и уже через пятнадцать минут, операция в полевых условиях окончена. Так и не пришедшего в себя полковника, грузят на закрепленную меж двух коней попону, и я объясняю Грекову, что еще одного перехода командир не выдержит и его необходимо спрятать у людей.

Рассвет уже недалек, время поджимает, и десяток всадников широким наметом вдоль речного берега идет к Калитвенской. Дом с черепичной крышей находим не сразу, солнышко только показывается из-за горизонта и еще не развиднелось. Однако один из партизан все же находит дом Чернецовского родственника и, зайдя с огорода, под лай двух здоровых дворовых псов, которые сидят на цепи, я стучусь в небольшое окошко.

Первое что слышу, это шум передергиваемого затвора. Сам хватаюсь за пистолет, потертый "наган", обменянный у грековцев на "маузер", и слышу скрипучий голос:

- Кого там черти принесли?

- Я от Василя.

- Какого Василя?

- Чернецова.

- Ох, ты... - в доме что-то с грохотом падает на пол, открывается входная дверь и передо мной стоит невысокого роста встревоженный пожилой человек в одном нижнем белье, накинутом на плечи полушубке и с карабином в руках. - Что случилось?

- Ранен он, сейчас без сознания, но говорил, что у вас можно пересидеть.

- Он далеко?

- Нет, за огородом.

- Что с огорода зашел, то правильно. Тяни его во флигель, - двоюродный дядька Чернецова, которого, как я позже узнал, звали Ефим, указал на небольшую постройку во дворе.

Сказано-сделано, с помощью партизан затянул полковника во флигелек, где уже топилась печка, распрощался с Грековым, помог Ефиму замести следы подков у плетня, и так началась наша подпольная жизнь. Ночь во флигеле, а день в подвале, и так две недели подряд. Как нас никто не обнаружил, до сих пор удивляюсь, а с другой стороны, если в Калитвенской все, как и у нас в Терновской, то своих, а Чернецов был именно из таких, не сдадут, и здесь не важно, за кого ты воюешь. По крайней мере, на начало Гражданской войны, дела обстояли именно так.

Полковник шел на поправку быстро. Все же здоровья в нем было много, на вторые сутки уже более-менее оклемался и перестал терять сознание, на пятые уже сидел и самостоятельно ел, а на десятые, когда пришло известие о самоубийстве атамана Каледина, решившего, что своей смертью он сможет отвести от родной земли беду, ходил и рвался в бой. Пришлось серьезно переговорить с ним, благо, времени свободного предостаточно, и объяснить, что спешка сейчас не нужна, а необходимо привести себя в нормальное состояние и только потом в драку кидаться. Чернецов внял, тем более что и Ефим меня поддержал, а потому, согласился выделить на свое лечение еще неделю. Однако 6-го февраля, в станицу приехали агитаторы, казаки из 17-го Донского полка, толкали на станичной площади речи и раздавали прокламации. Одна из этих бумаг, датированная 25-м января, через Чернецовского дядьку, попала и к нам. Полковник прочитал ее, посмурнел, завелся и засобирался в дорогу, а мне, оставалось только принять его решение и последовать за ним. Текст прокламации, дабы были понятны настроения и резоны пробольшевистски настроенных голубовцев, привожу ниже:

"Долой гражданскую войну с берегов Дона".

(Обращение полкового комитета 32-го Донского казачьего полка).

Граждане казаки Усть-Медведицкого, Хоперского и Донецких округов!!!

1. Пробил час, когда мы должны исправить страшную ошибку, содеянную нашими делегатами на Войсковом Кругу!..

Эта ошибка стоила многих тысяч человеческих жизней, и если мы теперь же не станем на путь ее немедленного исправления, то прольются еще потоки человеческой крови и десятки тысяч человеческих тел покроют наши родные степи!.. И вместо благословения земля наша пошлет нам проклятие!..

За кого?!. За что?!.

Всмотритесь вокруг: война на внешнем фронте умирает, а сыны ваши и внуки стоят мобилизованными, вместо того чтобы налаживать плуги и бороны ввиду приближающейся весны. Хозяйства рушатся, и страшный призрак голода грядет в наши хаты. Бумажных денег у нас много, но какая им ценность?! На что они нужны?!

Жизнь в стране замерла окончательно из-за гражданской брато-убийственной войны, цель которой от вас скрыта и не для всех понятна.

Так вот, всему этому нужно положить конец, теперь же, в феврале месяце, чтобы с наступлением весны на Дону настал мир и тишина и вольный пахарь - гражданин, забросив далеко оружие истреб-ления человека человеком, обратился бы к делу, которое благосло-вил Бог.

Горячие лучи весеннего солнца, и веселая звонкая песнь жаворон-ка - этого вечного спутника пахаря - смягчат душу его, на которой так много невольных грехов братоубийства, совершенных в эту про-клятую войну в угоду помещикам, капиталистам, генералам, дворя-нам и учителям, проповедникам "мира и любви" - попам. Да не обидятся они на нас за это: бревно это давно у них в глазу!..

2. Отцы и деды, потомки когда-то свободолюбивого и вольного Дона! Ваши сыны и внуки 3-го, 15, 17, 20, 32, 34, 37, 49 и 51-го Донских казачьих полков, сыны и внуки 3-го батальона и других частей вернулись с полей брани в родные хаты, но что они нашли?!

Не мир и тишину, а брань, горшую, чем пережили на фронте.

Все они в один голос кричат: "Долой генерала Каледина, его помощ-ника Богаевского, членов Войскового правительства Агеева, Елатонцева, Полякова, Игумнова и других!!" Долой контрреволюционное Войско-вое правительство!..

Отцы и деды!.. Разве вам этих тысяч голосов ваших сыновей и внуков мало?!

Тогда позвольте спросить вас - с кем вы собираетесь жить и доживать свой век?.. С теми, кто по крови вам родной, или с генералом Калединым, его товарищем Богаевским, которым вы нужны, как глухому - обедня?..

3. Чтобы понятен был вам голос ваших детей, нам придется начать с того, что дети ваши давным давно знают, а потому и кричат.

Вы слыхали о социалистах?.. Нет?!

Так мы вам расскажем простым языком.

Социалистами называются последователи социализма.

А что такое социализм - спросите вы?..

Слушайте!.. Социализм - это политико-экономическое учение, которое направлено против современного капиталистического строя и проповедует, чтобы средства и орудия производства находились в общем пользовании рабочего класса, а не в руках лишь немногих капиталистов, благодаря чему было бы достигнуто более равномерное распределение продуктов труда между населением. В общих чертах учение социализма заключается в следующем: социализм находит несправедливым, что одни люди обладают богатством, другие же ничего не имеют и должны тяжелым трудом добывать себе средства к жизни. (Не подумайте, что пять пар быков - богатство!.. Это богатство трудовое и не о нем тут речь.) Социализм не допускает совершенно частного владения землей и капиталом, но предоставля-ет каждому свободное владение и распоряжение жилищем, продук-тами и т.п. Социализм считает, что только благодаря частной собст-венности являются люди, обладающие большими капиталами. Поэто-му, чтобы устранить это явление, социализм и требует отмены част-ной собственности. Вообще социализм стремится к добру, совершен-ству, прогрессу, равенству; он ищет преобладания правосудия, разу-ма, свободы.

Принимая слово - социализм в значении улучшения современного общества, называют социалистами всех, кто думает о счастье чело-вечества.

Граждане казаки!.. Мы все - социалисты, но лишь не понимаем этого, не хочем, по упорству, понять. Разве Христос, учение которого мы исповедуем, не думал о счастье человечества? Не за это ли счастье он умер на Кресте?..

Итак, мы думаем, что слова социализм и социалист вам теперь понятны!

Социалисты, как и верующие во Христа, разделяются на много толков или партий.

Есть - трудовая народно-социалистическая партия.

Есть - партия социалистов-революционеров, делящаяся в свою очередь на правых и левых.

Есть - партия социал-демократическая, делящаяся на две основ-ных ветви: меньшевиков и большевиков.

Что же это такое, спросите вы? Одному Богу молятся, а поразделились.

Совершенно верно - молятся одному Богу, но веруют по-разно-му.

Помните одно: конечною целью всех этих партий является переустройство общества на таких началах, каких требует соци-ализм.

Вот к этой-то конечной цели партии идут различными дорогами.

Например. Партия народных социалистов говорит, что и землю, и волю, и права народу окончательно мы дадим через 50 лет.

Партия правых социалистов-революционеров говорит: а мы все это дадим народу через 35 лет.

Партия левых социалистов-революционеров говорит: а мы дадим все это народу через 20 лет.

Партия социал-демократов-меньшевиков говорит: а мы дадим народу все это через 10 лет.

А партия социал-демократов-большевиков говорит: убирайтесь все вы со своими посулами ко всем чертям. И земля, и воля, и права, и власть народу - ныне же, но не завтра и не через 10, 20, 35 и 50 лет!..

Все - трудовому народу, и все теперь же!..

Ой!! До чего мы незаметно для себя договорились?! До большеви-ков... И поползли мурашки по телу, от пяток до головы, но не у нас, а у помещиков и капиталистов и их защитников - генерала Каледина, Богаевского, Агеева и всего Войскового правительства.

Ведь большевики все у них отнимают и отдают народу, а им говорят - довольно праздно жить, веселиться, да по заграницам жир развозить, а пожалуйте-ка трудиться и в поте лица хлебец добывать.

Итак, еще раз: большевики требуют немедленной передачи земли, воли, прав и власти трудовому народу. Они не признают постепенного проведения в жизнь своих требований, сообразно с условиями данного момента. Они не признают также никакого единения с остальными партиями, особенно с буржуазными. Они во всех своих действиях крайне прямолинейны и не признают даже самых незначительных изменений в своих программах.

4. Граждане казаки! Как же мы теперь должны посмотреть на создавшееся положение на Дону.

Просто и с открытыми глазами.

Все генералы, лишившиеся власти; помещики, у которых социа-лизм отбирает землю; капиталисты, у которых социализм отнимает капиталы; фабриканты, у которых социализм отнимает фабрики и заводы и передает рабочему классу; все буржуи, которых социализм лишает праздной и веселой жизни, - все они сбежались к генералу Каледину, его товарищу Богаевскому и к нашему Войсковому прави-тельству.

Этот генерал-кадет, а может быть, и монархист, изменил интере-сам трудового народа и стал на сторону капиталистов и помещиков и хочет, нашими казацкими головушками спасти положение помещичье-буржуазного класса. Вот где кроется причина гражданской войны!

Довольно обмана! Довольно насмешек над нами - казаками!

Почва под ногами генерала Каледина, его товарища Богаевского и всего Войскового правительства зашаталась. Им не удалось обмануть фронтовиков!

Уже в станицах Усть-Медведицкой, Каменской, Урюпинской и селе Михайловка образовались военно-революционные комитеты, не признающие власти генерала Каледина и Войскового правительства и требующие их полной отставки.

Не за горами выборы новых делегатов на Большой Войсковой Круг.

Граждане станичники! Не обманитесь на этот раз и пошлите строить жизнь на Дону истинных борцов за интересы трудового народа, а не тех, что ездили в Новочеркасск слушать "верховного жреца" - "соловья" Богаевского, "полубога" - Каледина да хитре-ца Агеева. За новую ошибку мы уже не расплатимся и того векселя, что подписал генерал Каледин кровью тысяч рабочих, с нас доволь-но!..

Долой гражданскую воину с берегов Дона вместе с ее вдохновите-лями - генералом Калединым, его товарищем Богаевским и златоус-том Агеевым!!!

Полковой комитет 32-го Донского казачьего полка.

Такие вот резоны выдвигали переметнувшиеся к большевикам казаки. Как все просто, выгнать с Дона Корнилова с добровольцами, скинуть Каледина с его правительством, собрать свой Войсковой Круг, да и жить счастливо, землю пахать и хлебушек растить. Наивный народ, и тогда, после прочтения этой прокламации, меня занимало несколько вопросов. Что с этими казаками будет, если большевики все же победят? Как скоро они поймут, что их обманули? Что они будут делать, подчинятся комиссарам, которые придут у них землю и нажитое добро отбирать или, как мы, попробуют сопротивляться? Пока, на это ответа нет, но думаю, что время, все само по своим местам расставит.

Станицу Калитвенскую мы с Чернецовым покинули только ранним утром 8-го февраля, необходимо было подготовиться к дороге, добыть коней и хоть какой-то документ справить. Лошади, которых нам выделил Ефим, шли бодро, и уже 11-го числа, останавливаясь на постой в малолюдных хуторах и, обходя стороной идущие между добровольцами и Красной Гвардией бои, мы были в пяти верстах от Персиановки. Здесь столкнулись с конным разъездом красной конницы, и в бой с ними вступать не стали. Все же две наши винтовки и пистолеты, против семи врагов, которые могут вызвать подмогу, не играли, а потому, отвернули в сторону, и в Новочеркасск добрались только сегодня утром.

На выезде из города, нам навстречу торопливо скакали несколько справных казаков, и Чернецов окликнул одного из них:

- Сиволобов постой.

Передовой всадник на мощном вороном жеребце, плотный и широкоплечий бородач, остановился, повернулся к нам, вгляделся в лицо полковника и, недоуменно, даже, как-то растерянно, выдохнул:

- Чернецов...

- Что, не узнал? - усмехнулся Чернецов.

- Да, мудрено тебя узнать, бородатый, худой, лицо серое и кособочишься.

- Ранение...

- А говорили, что ты в плен попал, а потом погиб, а потом про то, что ты жив, и снова про смерть. В общем, не обессудь, господин полковник, но мы тебя уже похоронили.

- Значит, долго жить буду.

- Дай-то тебе Бог, нам тебя сильно не хватало, а после смерти Алексея Максимовича, здесь совсем все плохо. Добровольцы уходят, и сейчас их арьергард через Аксайскую переправу на левый берег идет. Многие из наших казаков за ними следуют, а атаман Назаров ничего сам сделать не может, не хватает ему силы, чтоб правительство и войска в кулаке удержать. Никто на себя ответственность брать не желает, и наши бравые офицеры бегут на Кубань, надеются, что там их пригреют и помощь окажут. Сейчас, видишь, - Сиволобов кивнул на свое сопровождение, - к голубовцам на переговоры еду. Уж лучше пусть они в город войдут, чем красногвардейцы, а то, слишком многие уйти не успели и раненых по госпиталям много.

- Вот оно, значит, как, - нахмурился полковник и спросил: - А мой отряд где?

- С добровольцами ушел, но несколько человек еще в юнкерском училище, помогают артиллеристам орудия увозить.

- Где сейчас Назаров и правительство?

- Министры почти все разбежались, а Назаров с председателем Волошиновым, где ему и положено, в штабе походного атамана, Войсковой Круг собирает.

- Что же, все ясно. Ты можешь одного из казаков послать к Назарову и сообщить, что я готов принять руководство обороной города на себя? Находиться буду через дорогу, в здании юнкерского училища.

- Да, я сам с такой новостью поспешу, - Сиволобов услышанному известию был искренне рад, и на лице его появилась широкая улыбка.

- Нет, ты поезжай к Голубову и время потяни, обещай, что хочешь, сули любые блага и посты, но отыграй хотя бы несколько часов. Как понял?

- Понятно, постараюсь потянуть время. Разрешите исполнять, господин полковник? - Сиволобов молодцевато вытянулся в седле.

- Исполняйте, есаул, - четко козырнул ему полковник.

К штабу походного атамана с известием о возвращении Чернецова направился казак, а мы следом, к училищу, где ранее квартировали партизаны и где сейчас, хотел устроить сборный пункт и штаб обороной города полковник.

И вот, мы на широком дворе Новочеркасского училища, и застаем здесь полную неразбериху и разброд. Плачут какие-то женщины, видимо, матери, провожающие своих сыновей в поход, который позже назовут Ледяным. Кто-то тянет котомки, ржут лошади, несколько человек ругаются у разбитого полевого орудия, и кто всем этим бедламом руководит, не понятно.

Чернецов оглядывает это действо, приподнимается на стременах и громко, как если бы принимал парад, а не находился при бегстве войск, командует:

- Смирно!

На миг, все замирает и около сотни людей, находящихся во дворе, смотрят на нас как на сумасшедших. Наконец, появляется пожилой и прихрамывающий на левую ногу прапорщик, от общей массы он делает два шага вперед и спрашивает:

- Кто такие?

- Я полковник Чернецов.

- Брешешь, - говорит прапорщик, поворачивается к нам спиной, и устало машет рукой: - Больной человек, видать, рассудком повредился.

Однако, из толпы вылезает худенький юноша в не по росту большой солдатской шинели и винтовкой за плечами. Он бежит к нам, метра за четыре резко останавливается, делает три четких строевых шага, вытягивается и докладывает:

- Господин полковник, рядовой 1-й сотни Чернецовского партизанского отряда Гольдман.

- Вольно, - бросает Чернецов и спрашивает паренька: - Кто еще из наших здесь?

- В училище десять человек 1-й сотни и трое из офицерской полуроты.

- Всех сюда.

- Есть!

Гольдман уносится в здание учебного корпуса, а позади нас раздается спокойный и уверенный голос:

- Полковник Чернецов?

Командир оборачивается и спрыгивает с седла, я следом. Перед нами среднего роста статный мужчина с волевым лицом, одетый в шинель с погонами генерал-майора. Видимо, это нынешний войсковой атаман Анатолий Михайлович Назаров, бывший командир 8-й Донской казачьей дивизии.

- Так точно! - браво отвечает на вопрос атамана Чернецов.

- Мне донесли, что вы готовы возглавить оборону города. Это правда?

- Да.

- Вы сможете отстоять город?

- Отстоять нет, господин войсковой атаман, но на несколько дней задержать противника и дать возможность эвакуировать людей, жизни которых под угрозой, смогу.

- Что же, ответ честный. С этого момента, вы руководите обороной города, а соответствующий документ, подтверждающий ваши полномочия, будет готов в течении получаса.

- Разрешите приступить к исполнению своих обязанностей?

- Приступайте, - в глазах Назарова мелькнула веселая искорка, и он, резко развернувшись, направился в штаб походного атамана.