20


ЧЕРТОВСКИ СИЛЬНО

ШЭННОН

Джонни попросил меня сказать ему, чего я хочу. Мне потребовалось четыре часа, чтобы выговорить нужные слова, и когда я наконец это сделала, я ошеломила нас обоих своей прямотой.

Стыд, который я испытывала из-за того, насколько нехарактерно прямолинейно я вела себя, угасал все больше и больше с каждым толчком его языка, когда он глубоко целовал меня.

Я едва могла дышать, мои легкие протестующе кричали, но я знала, что скорее умру, чем поднимусь на воздух. Я чувствовала, что изголодалась по нему, и эмоции, толкающие меня вперед, были ошеломляющими.

Он был намного больше меня, намного шире, и это приводило меня в восторг. Вес его тела на мне был слишком велик и в то же время недостаточен. Каждый раз, когда я думала, что не выдержу такого давления, мои руки тянули его вниз все сильнее.

Прервав поцелуй, он приподнялся на локти. — Ты в порядке? Я не слишком тяжелый? — Его грудь быстро поднималась и опускалась, его тяжелое дыхание отражало мое. — Я делаю тебе больно?

Протянув руку, я обвила рукой его шею сзади и притянула его лицо обратно к своему. Мои руки так крепко обхватили его шею, что я была уверена, что где-то перекрываю кровообращение, но я не могла его отпустить.

Я физически не могла отпустить его.

Я была напугана, неуверенна и обижена.

И единственная истина, которую я знала в этот момент, заключалась в том, что я доверяла этому парню.

— Не разговаривай, — взмолилась я. — Просто продолжай целовать меня. — Вцепившись в него, как в спасательный круг, я обвила ногами его талию и взмолилась: — Просто останься со мной.

— Черт… — Он застонал глубоко в горле. — Я.. — Прерывисто выдохнув, он прижался своими губами к моим. — Я остаюсь. — Его губы коснулись моих, когда он говорил, и это ощущение вызвало дрожь удовольствия, прокатившуюся по мне. — И я так чертовски с тобой, — прошептал он, прежде чем снова опуститься на меня, глубже вдавливая меня в подушки дивана, когда он тяжело устроился у меня между ног.

У меня перехватило дыхание, когда его губы снова коснулись моих, горячие и испытующие, когда он приоткрыл губы и свел меня с ума своим умелым языком.

Закрыв глаза, я крепче обхватила его талию ногами, цепляясь за него изо всех сил. Это движение вызвало болезненное рычание, вырвавшееся из груди Джонни. Я знала, что причиняю ему боль и что мне следует отпустить его, но я физически не могла оторваться от него.

Мое тело словно прилипло к нему, и, если не считать торнадо, пронесшегося по комнате, я сомневалась, что что-нибудь сможет оторвать меня от него.

Одна его рука запуталась в моих волосах, а другая лежала на моем бедре, его пальцы сжимали мою плоть каждый раз, когда я встречала его умелый толчок своим собственным. Его бедра двигались в медленном, одурманивающем ритме напротив моей промежности, кружась и раскачиваясь напротив меня, заставляя меня страдать и тосковать по чему-то, скрытому глубоко внутри меня, по чему-то, что с каждым прикосновением его губ и каждым движением языка приближалось к моей досягаемости.

— Я просто чувствую, что нам нужно поговорить… — снова попытался Джонни, тяжело дыша мне в губы. — О том, чего мы оба стоим. — Прижавшись своим лбом к моему, он снова легонько поцеловал меня, прежде чем закончить: — Просто чтобы мы были на одной волне.

— Правда? — Выдохнула я, просовывая руки под подол его футболки и вздрагивая, когда меня встретила горячая, упругая плоть. Мне пришлось подавить стон, когда я почувствовала, как мышцы его живота напряглись под моими прикосновениями. — Я, эм… Я думаю… — Растерянная и разгоряченная, я покачала головой, отчаянно пытаясь прояснить свои наполненные похотью мысли. — Ты уверен?

— Нет, — простонал он, в его голосе звучали боль и противоречивость. — Я просто думаю, что, может быть, нам следует? — Говоря, он продолжал прижиматься ко мне, поворачивая свои волшебные бедра, чтобы нанести максимальный ущерб моим нервам. — То есть поговорить. — Он пристально смотрел на меня в течение долгого, напряженного ритма, прежде чем тяжело выдохнуть. — О нас. — Огромная дрожь прокатилась по его мощному телу. — Ах, черт возьми… — и затем он вернулся; целуя меня, прижимаясь ко мне, заставляя меня дрожать.

Мы оставались так, как мне показалось, несколько часов, полностью одетые, просто целуясь и терзаясь, прикасаясь и шепча, пока у меня, честно говоря, не осталось ни грамма энергии в моем теле.

— Ты в порядке? — прошептал он, утыкаясь носом в мою щеку.

Кивнув, я удовлетворенно вздохнула и провела кончиками пальцев по его талии, ничего так не желая, как удержать его здесь, со мной, навсегда. — Просто устала.

Уткнувшись лицом мне в шею, Джонни глубоко вздохнул, прежде чем отстранился и опустился на колени между моих ног. Холодная дрожь пронзила меня от внезапного отсутствия контакта. Костер почти погас, остались только тлеющие оранжевые угольки, и ночной воздух пробирал меня до костей.

Наклонившись вбок, он схватил свой телефон с кофейного столика, опрокинув при этом пустую коробку из-под пиццы. — Дерьмо, — пробормотал он и повернул экран лицом ко мне. — Сейчас половина третьего ночи. — Он включил фонарик на своем телефоне, чтобы мы могли видеть в темноте, прежде чем положить его обратно на стол и неуклюже подняться с дивана. — Я не заметил, который час.

Я почувствовала болезненную застенчивость, когда поднялась на ноги и наблюдала, как он вытянул свои сильные руки над головой, прежде чем бесстыдно сунуть руку под спортивные штаны, чтобы поправить себя.

— Не хочешь подняться наверх? — спросил он, сонно зевая. — Здесь примерно полдюжины свободных комнат. Я могу разместить тебя в одной?

Нет, я хочу остаться с тобой.

Я неловко переступила с ноги на ногу. — Я не возражаю.

— Ты хочешь остаться здесь, внизу, со мной? — затем он спросил немного более грубым тоном. — Джоуи в моей комнате, так что я просто собирался завалиться на диван и я…

— С тобой, — прохрипела я, уже кивая в знак согласия. — Я бы предпочла остаться с тобой.

— Просто поспать, — добавил Джонни напряженным голосом. — Хорошо?

— Хорошо.

— Хорошо. — Кивнув самому себе, он завел руку за голову и снял толстовку и футболку.

В этот момент я была рада темноте, потому что знала, что мои щеки залились ярким румянцем при виде него.

Он был так красив, что было больно смотреть.

Все тонко очерченные мышцы и подтянутая плоть…

— У меня нет никаких идей, обещаю, — сказал он мне, стягивая спортивные штаны и снимая их, оставаясь в паре облегающих боксеров, которые были подогнаны спереди. — Я просто не могу спать в одежде, иначе превращусь в печь.

— О-хорошо. — Он не собирался получать от меня никаких жалоб. — Я понимаю.

Прикованная к месту, я наблюдала, как он схватил свой телефон и одеяло, а затем неуклюже забрался на диван, вздрагивая при каждом резком движении, пока не оказался лежащим на боку, прислонившись к спинке дивана и укрывшись одеялом по пояс.

— Ты идешь? — спросил он, придерживая одеяло одной рукой, а другой похлопывая по месту перед собой.

Осторожно я опустилась и легла к нему спиной.

Джонни выключил фонарик на своем телефоне и бросил его на пол, прежде чем завернуть наши тела в одеяло. — Расслабься, — прошептал он, притягивая меня ближе рукой, которую он подсунул под меня. — Мы просто спим. — Затем он обнял меня другой рукой, окутывая самым плотным коконом. — Ты в безопасности. — Я почувствовала, как его губы коснулись моего затылка, и дрожь прокатилась по моему телу. — Я обещаю.

Я обхватила обеими руками его предплечье и просто держалась за него, впитывая ощущение того, что его тело выровнено с моим. Его сила, его запах, его прикосновения, звук его дыхания… Я впитывала каждую секунду этого момента и заперла ее в драгоценную капсулу времени на задворках своего сознания, храня ее в безопасности вместе со всеми остальными и молясь, чтобы у меня было что добавить к ней. — Не отпускай, ладно?

— Я не буду, — пообещал он, крепче прижимая меня к себе.

Я знала, что завтра у меня будут неприятности. Когда я вернусь домой, меня будут ждать каменные выражения лиц и горячие нотации, но сегодня вечером я не могла найти в своем сердце повода для беспокойства.

Джонни провел рукой по моему боку, взад-вперед, снова и снова, его прикосновения были легкими, как перышко.

— Как это было? — спросил он, касаясь губами мочки моего уха, пока говорил. Его пальцы задержались на моем боку. — В тот день?

Я точно знала, что он имел в виду: тот день на кухне. — Эм.. — Я закрыла глаза и долго и упорно думала, прежде чем ответить. — Это казалось… несправедливым.

— Несправедливым?

Я слегка кивнула и крепче обняла его. — Потому что я думала, что все кончено, и я не была готова к тому, что это произойдет.

— Это?

— Моя жизнь.

Он резко втянул воздух. — Это еще не конец, Шэннон.

— Нет. — Я зажмурилась и поборола прилив печали, зная в глубине души, что мы думали о двух противоположных вещах. — Это не так.

— Мне жаль, что это случилось с тобой, — прошептал он. — Я знаю, что это ни хрена не значит, и это, вероятно, худшее, что я мог сказать человеку в твоей ситуации, но это так. — Он уткнулся лицом в мою шею и прошептал: — Мне так чертовски жаль, что тебе достались эти люди в качестве родителей.

По моей щеке скатилась предательская слеза, за ней другая, а потом еще одна. — Я думала о тебе, когда это происходило, — призналась я, прикусив губу так сильно, что почувствовала знакомый металлический привкус во рту.

— Я?

Кивнув, я вытерла заплаканную щеку о его предплечье. — Я знала, что со мной происходит, я знала, что не могу это остановить, поэтому я просто вспомнила свое самое счастливое воспоминание и уцепилась за него.

— Что это было?

— Ты и я, — прошептала я, дрожа. — Те вещи, которые ты говорил мне в больнице. И все те другие разы тоже. Я вызвала тебя в своем воображении и сосредоточилась на твоем лице. Я представила твой голос в своей голове и просто держала тебя там — в своем воображении. Разговариваешь со мной. Успокаиваешь меня. Заставляешь меня чувствовать себя… — мое дыхание сбилось, и мне пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем закончить: — в безопасности.

— Господи, Шэннон, — выдохнул он, сжимая меня еще крепче. — Ты никогда не узнаешь, как сильно я жалею, что меня там не было.

Затем вокруг нас воцарилась тишина, но она не была напряженной.

Вместо этого это успокаивало.

Глубоко утешало.

Джонни потребовалось время, чтобы переварить то, что я ему сказала. Он не засыпал меня вопросами. Он просто оставался рядом со мной, задавая по одному вопросу за раз, а затем давая себе время обдумать мой ответ, а мне — свою жизнь.

— Все, что я помню, — это постоянные крики и страх боли, — ответила я несколько часов спустя, когда Джонни спросил о моем раннем детстве. Снаружи брезжил рассвет, окрашивая комнату в жуткий сероватый оттенок, и ни один из нас не сомкнул глаз. Свет, постепенно проникающий через огромные окна, помог мне разглядеть веснушки на его предплечье, шрамы на костяшках пальцев и вены, которые, казалось, просто выпирают из его подтянутой, загорелой кожи. — И это чувство внизу живота, ужас — это самое знакомое чувство, которое у меня есть. Я почти чувствую, что со мной что-то не в порядке, когда я не волнуюсь. Мне не нравится чувствовать себя нормально. — Я тяжело вздохнула и сосредоточилась на его пальцах. У него были длинные пальцы с грубыми и мозолистыми подушечками, и я не могла перестать их трогать. — Я постоянно на взводе, все время жду грусти, потому что это то, к чему я привыкла — то, что я запрограммирована чувствовать, ожидать и с чем живу. — Поморщившись, я провела пальцем по подушечке его большого пальца и добавила: — Ну, по крайней мере, так говорят Патриция и Кармел.

— Патриция, социальный работник, — сказал Джонни, вспомнив ее имя из одного из своих предыдущих вопросов, когда он взял мою руку в свою и переплел наши пальцы, поддерживая меня. — А Кармел — это…

— Консультант из больницы, — добавила я, уткнувшись носом в его руку. — Хотя я встречалась с ней всего дважды и больше не собираюсь.

Рука, которой он водил вверх-вниз по моей грудной клетке, замерла. — Почему нет?

— Потому что я должна доверять кому-то, кто находится рядом только потому, что ей платят за то, чтобы она выслушала меня? Кто-то, кому после пяти вечера наплевать на меня или моих братьев? — Я покачала головой. — Нет, ни за что.

Джонни вздохнул и продолжил водить пальцем. Он долго молчал, прежде чем сказать: — Я думаю, тебе следует поговорить с кем-нибудь о том, что произошло в том доме.

— Я только что это сделала, — прошептала я.

— Нет, Шэн, не я, — печально ответил он. — Профессионал, имеющий полномочия изменить твою жизнь к лучшему.

— В этом нет смысла, — прошептала я.

— Я думаю, что есть.

— Я думаю, ты ошибаешься.

— А как же Джоуи? — Затем спросил Джонни, переключая тему.

Я замерла на мгновение, прежде чем повернуться к нему лицом. — Что ты сказал?

— Я спросил, что насчет Джоуи? Кто ему помогает? — Спросил Джонни, проводя большим пальцем по моей щеке. — Ты сказала, что дети на консультации и проходят игровую терапию. Твоя мама сама консультируется по травмам и проходит какие-то долбаные родительские курсы. Даррен делает все, что делает Даррен, а твой дерьмовый папаша в бегах. Но как насчет Джоуи? Встречается ли он с кем-нибудь? Если встречается, то им нужно найти парню нового психотерапевта, потому что раньше он был в полной заднице.

А как же Джоуи?

Он спрашивал о Джоуи!

Три слова, которые значили для меня больше, чем все остальное, что он мог бы сказать в этот момент.

Приподнявшись на локте, я наклонилась и прижалась губами к его губам.

— Спасибо тебе, — прошептала я, отстраняясь, чтобы посмотреть на него.

Джонни нахмурился в замешательстве. — За что?

— За правильные вопросы.

— Э-э, никаких проблем?

Тогда в моей голове ожил вопрос, который мучил меня несколько дней. Перекатившись на бок, я снова взяла его за руку, пытаясь набраться смелости задать этот вопрос. — Могу я задать тебе еще один вопрос? — Я слышала дрожь в своем голосе, но заставила себя не отступать.

— Конечно. — Я услышала, как он зевнул у меня за спиной, почувствовала тепло его дыхания на своей шее, когда он крепче обнял меня, прижимаясь к моей спине. — Спрашивай прямо сейчас.

Вот оно… — Почему я тебе нравлюсь?

Джонни за моей спиной напрягся. — Почему… что?

— Я. - добавила я, мой голос был едва громче шепота. — Почему?

Мне нужно было знать. Я не хотела, чтобы он думал, что я занимаюсь благотворительностью, или, что еще хуже, был со мной, потому что ему было жаль меня. От этой перспективы у меня во рту остался кислый привкус.

— Это… — Его слова оборвались, и он выскользнул из-за моей спины, принимая сидячее положение на диване. — Ты серьезно?

Я кивнула, жалея, что говорю несерьезно, больше всего на свете желая обратить это в шутку, но зная, что никогда не смогу, потому что ответ был слишком важен для меня. — Да. Поднявшись на колени, я повернулась к нему лицом и сказала: — Мне нужно знать.

— Ты мне не просто нравишься, я, блядь… — покачав головой, Джонни потер подбородок, прежде чем снова посмотреть на меня. — Шэннон, я люблю тебя.

У меня перехватило дыхание. — Ты любишь меня?

Он медленно кивнул, его голубые глаза встретились с моими. — Чертовски сильно.

— Неужели?

— Действительно, — подтвердил он. — И я бы попросил твоего разрешения, но я даже не спросил своего.

— О… — Я неуверенно выдохнула и кивнула. — Хорошо.

Джонни выгнул бровь. — Хорошо?

— Я просто… я подумала, что ты был под кайфом, когда сказал это той ночью, — выпалила я, придвигаясь ближе, пока мои колени не коснулись его обнаженного бедра. — Я не думала, что ты это серьезно.

— Я определенно был под кайфом в ту ночь, — согласился он, поворачиваясь ко мне лицом. — И я определенно имел это в виду в ту ночь.

Мое сердце бешено заколотилось. — Ты это сделал?

— Я люблю тебя, — он пошел напролом и потряс мой мир, сказав это снова. — Настоящее время — то есть я имею в виду это сейчас. И, может быть, мне не следовало этого говорить — может быть, я все порчу, говоря тебе это, когда ты занята своими семейными делами, но это правда. — Он беспомощно пожал плечами. — Я влюблен в тебя. Думаю, я был таким уже некоторое время — чертовски долгое время, если быть до конца честным. — Прерывисто выдохнув, он добавил: — И это пугает меня до чертиков больше, чем мысль о том, что я не попаду в U20. Ты пугаешь меня больше, чем кто-либо, с кем я когда-либо сталкивался на поле.

— Вау. — Я прерывисто вздохнула. — Не могу поверить, что ты только что все это сказал.

— Я знаю. — Он выглядел немного больным, когда сказал: — Подло, да?

— Я люблю тебя в ответ, — выпалила я, чувствуя, как волна тепла разливается по моему телу. — Чертовски сильно, — добавила я, возвращая ему его слова.

— Да? — У Джонни была захватывающая дух улыбка с ямочками на щеках, и от нее у меня весь воздух вышел из легких. — Правда?

Я торжественно кивнула. — Это правда.

Все еще улыбаясь, он покачал головой, словно пытаясь прояснить свои мысли, и сказал: — И возвращаясь к твоему предыдущему вопросу, ты мне нравишься, потому что ты — это ты, Шэннон. Я никогда не встречал другой такой девушки, как ты.

Я сморщила нос. — Ты имеешь в виду другую девушку, такую же облажавшуюся, как я.

Нет, я имею в виду такую же добрую, заботливую, заслуживающую доверия и преданную девушку, как ты, — хрипло возразил он. — И красивую? Господи Иисусе, ты так чертовски красива, что на тебя больно смотреть. Я никогда в жизни не видел ничего подобного тебе.

Мне захотелось раствориться в диване. — Джонни…

— Нет, нет, просто дай мне высказаться, пока я не потерял самообладание, ладно? — он поспешил сказать взволнованно.

Я захлопнула рот и кивнула.

Сделав еще один прерывистый вдох, Джонни продолжил: — Как будто ты видишь меня, а я вижу тебя. Господи, я думаю, ты раскусила меня в тот самый первый день на поле в школе, потому что с тех пор я совершенно точно не был прежним, Шэннон. Тебе насрать на регби. Тебя это никогда не смущало, и это сбивало меня с толку, потому что я к этому не привык. Я не привык к тому, что кто — то хочет меня ради… ну, меня самого — но ты хотела. И ты нашла время, чтобы заметить меня. Увидеть то, чего не видел никто другой — то, в чем я не хотел признаваться самому себе. — Он провел рукой по волосам и ссутулился, его широкие плечи опустились. — И я был напуган, Шэннон. Я так чертовски боялся своих чувств к тебе. Я все еще боюсь. Ты пугаешь меня до чертиков — по причинам, в которых я до сих пор не совсем уверен, потому что, честно говоря, я ни хрена не понимаю, что здесь происходит. Моя голова раскалывается на части, и я так далеко вышел из своей зоны комфорта, что чувствую, будто балансирую на тонком льду, но я знаю, что нет другого человека, ради которого я бы охотно пожертвовал собой так, как сделал это с тобой. — Он беспомощно пожал плечами. — Как я делаю прямо сейчас.

— Джонни, я… — Я открыла рот, чтобы что-то сказать, что угодно, но не смогла произнести ни слова. Я чувствовала, что тону в своих чувствах. Я знала, что тону в нем. — Я…

— И я знаю, о чем ты думаешь, — добавил он взволнованно. — Ты думаешь, я остаюсь здесь из-за твоего отца. Ты думаешь, мне тебя жаль.

У меня перехватило дыхание. — Нет.

— Ты маленькая лгунья. — Наклонившись ближе, он обхватил мою щеку своей большой ладонью и прижался своим лбом к моему. — Я могу читать тебя, как книгу.

— Да, — признала я. — Вроде того.

— Ну, ты ошибаешься. — Его дыхание овевало мое лицо, когда он говорил, заставляя меня чувствовать головокружение. — Я хочу тебя, потому что ты сводишь меня с ума. И да, я не собираюсь лгать, мне жаль тебя, — хрипло добавил он. — Я был бы бессердечным ублюдком, если бы не сделал этого, но это не имеет никакого отношения к тому, почему я хочу быть с тобой. Я остаюсь здесь, потому что ты мне нужна.

Мое сердце билось так быстро, что я боялась, что оно разорвется. — Я тебе нужна?

— Ты думаешь, что все наоборот, но это не так, — сказал он мне. — Ты мне тоже нужна, потому что ты успокаиваешь что-то внутри меня. Ты заставляешь меня чувствовать себя хорошо. Как будто я не обязан… — его голос на мгновение затих, поскольку он явно обдумывал то, что пытался сказать. — Ты заставляешь меня чувствовать, что меня достаточно таким, какой я есть, — наконец признался он. — Как будто, если я зайду дальше всего, если я не попаду в команду, тогда все в порядке.

Тебя достаточно, — выдохнула я, обвивая рукой его шею. — Так же, как и сейчас. — Отчаянно желая утешить его, я перекинула через него ногу и забралась к нему на колени, зная, что не должна этого делать, он все еще исцелялся, но у меня не хватало самоконтроля остановиться. — Ты такой хороший, — сказала я ему, запуская пальцы в его волосы и притягивая его ближе к себе. — Ты такой хороший человек, Джонни Кавана, и ты даже не знаешь этого. Ты не видишь, как мало регби имеет общего с тем, насколько ты особенный. Но я знаю. Я вижу это и я знаю.

— Видишь? — Он сжал руки на моих бедрах и прерывисто выдохнул. — Ты говоришь это, и я тебе верю.

— Потому что это правда, — выдавила я, тяжело и быстро дыша. — Я просто… Боже, ты даже не представляешь, насколько ты прекрасен.

— Что тебе нужно от меня, Шэннон? — прохрипел он хриплым голосом. — Я дам тебе все, что тебе нужно, детка. — Покачав головой, он застонал, как от боли. — Я просто…Я хочу сделать тебя счастливой.

— Ты, — прошептала я. — Весь ты.

— Я уже твой, — простонал он, прежде чем накрыть мои губы своими.

Мое сердце сильно колотилось в груди, а тело болело и пульсировало. Это была глубокая боль внутри меня, которую мог утолить только он. На самом деле, я была совершенно уверена, что никогда не смогу удовлетворить свою потребность просто быть с ним. Закрыв глаза, я схватила его за руки и поцеловала в ответ, утопая в ощущениях, пронзивших меня.

Может быть, Даррен был прав, и я увязла слишком глубоко, но я не могла найти в своем сердце повода для беспокойства.

Все внутри меня было поглощено им, и я не могла видеть дальше этого — я не могла думать дальше той волны чувств, которую испытывала к нему. Даже мой мозг, та часть меня, которая должна была соблюдать осторожность, поощряла меня быть безрассудной со своим сердцем; отдать все этому парню и доверять ему, что он не сломит меня.

И я была полностью согласна.


Загрузка...