Кэрри в дни войны

9

Кэрри больше не встречала майора Кэса Харпера, но Ник его видел. Однажды днем, после занятий, он влез на кучу шлака и с ее вершины, глянув в сторону горы, заметил, что на траве возле ручейка сидят тетя Лу с ее майором, а на дороге неподалеку от них стоит армейская машина.

— Они меня не видели, — сказал он Кэрри.

— И ты забудь, что видел их, — посоветовала Кэрри. — А то вдруг мистер Эванс начнет задавать вопросы. Где она, чем занимается и тому подобное. Сделаем вид, что ничего не знаем.

Но не знать было невозможно. Тетя Лу выглядела такой радостной. Подметая и стирая пыль, она беспрерывно пела, пока наконец мистер Эванс не разозлился:

— Что ты все щебечешь, как птица, сестра?

И она впервые осмелилась ему возразить:

— Разве веселье не услаждает слух божий, Сэмюэл?

«Неужели он не догадывается о происходящем?» — думала Кэрри, но в те дни он был более доверчив, чем обычно, наверное, потому, что жил в состоянии радостного ожидания. Его сын Фредерик написал, что приезжает в отпуск, и мистер Эванс все время хлопотал в лавке, приводя в порядок помещение и бухгалтерские документы.

— Пусть видит, что я отношусь к делу с полной ответственностью, — объяснял он Кэрри, когда она помогала ему убирать на полках. — Это придаст ему бодрости. Будет знать, что по окончании войны ему есть чем заняться.

Фредерик, здоровенный коренастый малый с чересчур широким задом, явился в конце июня. Он был очень похож на отца, только гораздо толще и красный лицом, в то время как мистер Эванс отличался бледностью. «Белоснежка и Красная роза» прозвала их Кэрри, но Ник придумал им прозвище получше. Фредерику накрывали вместе с отцом в гостиной, и оба они очень любили сочное, с кровью мясо. Как-то раз, когда дверь осталась открытой, Ник увидел, как они оба сидят, положив локти на стол, и жуют, хватая куски мяса прямо руками. «Изо рта у них сочилась кровь, — рассказывал он потом Кэрри. — Они настоящие людоеды, вот кто они».

Фредерик получил увольнение на неделю. Большую часть времени он спал либо на кровати, либо развалившись в самом удобном кресле на кухне и, открыв рот, громко храпел. Он должен был уехать в воскресенье, а субботу Кэрри с Ником собирались провести в Долине друидов, помочь в уборке сена.

— Возьмите с собой Фреда, — сказал мистер Эванс, когда они уже уходили. — Хватит ему спать.

Фред застонал в знак протеста, но отец сурово посмотрел на него:

— Тебе полезно туда сходить. Ты там уже давно не был, а пора бы засвидетельствовать тетушке свое почтение!

Фред снова застонал, но принял сидячее положение и довольно добродушно принялся натягивать сапоги.

— Против рожна не попрешь, — подмигнул он Кэрри, когда мистер Эванс вышел. — Не возражаете против моей компании?

В глубине души они были не очень ему рады. Когда Фредерик не спал, он был настроен довольно доброжелательно, хотя часто беспричинно хохотал и задавал такие вопросы, на которые ответа не существовало. Например: «Что поделываешь, Кэрри? Все фокусы выкидываешь?» Такое поведение раздражало, но его еще можно было терпеть, и, пока они шли в Долину друидов, Кэрри решила про себя, что он совсем не плохой парень. Он вел себя с ними как старший брат, весело шутил и спел им две-три никак не подходящие для детского слуха солдатские песни, заставившие их обоих глупо хихикать.

— Если бы мистер Эванс услышал, что ты поешь такие песни, он бы с тебя шкуру спустил, — сказал Ник, и Фредерик, загоготав, вскинул его себе на плечо и побежал вдоль железной дороги, словно Ник ничего не весил.

«Похож на медведя, — решила Кэрри. — Благодушный, глупый, сильный медведь».

Да, он, несомненно, был сильнее всех в Долине друидов. Сено скосили несколько дней назад, на солнце оно высохло, и Фредерик без особого труда подавал его на повозку, в которой стоял Альберт. Кэрри, Ник и мистер Джонни тоже были не без дела, но их успехи были куда скромнее успехов Фредерика, и устали они гораздо быстрее. По его красному лицу струился пот, но руки работали, как поршни, и Альберт едва успевал справиться с одной охапкой сена, как уже поднималась другая. Альберт метался из стороны в сторону, стекла его очков блестели на солнце, лицо было бледным, но решительным.

— Кулдык-кулдык, — прокулдыкал мистер Джонни и опустил свои вилы.

— Он говорит, пусть Фред работает один, — перевел Ник. — И правда, Альберт не поспевает за Фредом.

— Бедный Альберт, — сказала Кэрри, решив, что Альберт, наверное, стесняется того, что не поспевает за Фредом, да еще в присутствии посторонних.

Она забыла, что Альберт никогда не хвастался своей силой и умением. Он услышал ее слова и крикнул:

— Мне нужна помощь, а не жалость. — Ну-ка, Кэрри, влезай сюда и займись делом. Мне подает сено не человек, а машина.

Как славно стоять по колено в сухом, сладко пахнущем сене и помогать Альберту принимать у Фреда охапки сена, порой такие тяжелые, что у них обоих подкашивались ноги! Они обрадовались короткой передышке — солнышко так приятно грело спину! — когда мистер Джонни, взяв лошадь под уздцы, передвинул телегу чуть подальше. Они все время двигались по направлению к дому, и к часу дня вся поляна очистилась от сена. Кэрри было жарко, она устала, но испытывала огромное удовольствие. Она легла ничком на сено и, не обращая внимания на острые соломинки, что лезли в уши и в нос, заявила:

— Если бы я была фермером, я бы только и занималась тем, что убирала сено.

— А я нет, — сказал Альберт. — Я устал до смерти. Я, наверное, не создан для физического труда. Кто пришел с вами? Сын мистера Эванса? Сильный он малый, что и говорить.

— Зато ума, по-моему, не хватает, — отозвалась Кэрри.

Фредерик стоял, опираясь на вилы, и, по-видимому, слушал мистера Джонни, который, размахивая руками, что-то кулдыкал. Ник лежал на земле и следил за ними. Царила мирная идиллия: журчал голос мистера Джонни, как жаворонок, уходящий куда-то вверх, в небо, а поляна, дом с высокими трубами и безмолвная гора позади — все было залито солнцем. Кэрри было так сладко, что она даже застонала от удовольствия. Она зевнула, потянулась и сказала:

— Это самое лучшее место на всем белом свете. Во всей вселенной. Правда, Альберт?

Но Альберт не слышал. Он торопливо поднимался на ноги.

— Перестань! — крикнул он. — Прекрати немедленно!

Кэрри перевела взгляд туда, куда смотрел он. Фредерик, перекосив лицо на манер мистера Джонни и суетливо махая руками, танцевал вокруг него.

— Кулдык-кулдык, кулдык-кулдык, — выкрикивал он глумливым голосом, потом хрипло расхохотался и дернул мистера Джонни за бант.

Кэрри слышала, как Альберт ахнул и в ту же секунду спрыгнул с повозки и бросился к ним. Но не успел он добежать до них, как мистер Джонни, пронзительно вскрикнув — Кэрри ни разу не слышала, чтобы он так кричал, — кинулся на Фредерика, молотя его кулаками. Фредерик сделал шаг назад, оступился и упал, как подрубленное дерево. А мистер Джонни схватил вилы…

Кэрри вскрикнула и закрыла лицо руками. И сквозь страх и мрак, расцвеченные красными пятнами, услышала, как Альберт крикнул:

— Ник, беги сюда, помоги мне держать его!

Тогда она посмотрела и увидела, что мистер Джонни вырывается из рук Альберта и Ника, а Фредерик уползает от них подальше.

Все кончилось очень быстро. К тому времени, когда Кэрри спрыгнула с повозки, мистер Джонни перестал вырываться из рук Альберта и Ника и заплакал, а лицо его совсем искривилось и стало ярко-красным. Мальчики отпустили его, а Ник отыскал в его нагрудном кармане носовой платок, вытер ему лицо и ласково сказал:

— Все в порядке, мистер Джонни, все кончилось, пойдем поищем Хепзебу.

Он взял его за руку, и мистер Джонни пошел за ним покорный, как овечка.

Фредерик сидел на земле с белым как мел лицом.

— Посмотри, — сказал он, и Кэрри увидела, что рука у него в Крови. Вилы, по-видимому, все-таки задели его.

— Так тебе и надо. Он был бы прав, если бы убил тебя.

Он сидел, не сводя с нее глаз, а нижняя челюсть у него отвисла.

— Такого злющего психа надо держать под замком, — сказал он и встал с земли.

Он подошел к повозке, достал пачку сигарет из своей куртки, что висела у заднего борта, и закурил, мрачно поглядывая вокруг.

— Гадкое, подлое животное! — намеренно громко сказала Кэрри, чтобы он ее услышал.

— Животное, но не подлое, а глупое, — возразил Альберт. — Он просто не знает, как обращаться с человеком вроде мистера Джонни. И не он единственный. Таких большинство. Они либо пугаются, либо смеются. Мистер Джонни терпеть не может, когда его передразнивают, он ужасно злится. Хепзеба говорит, что, когда они жили в Норфолке, ей приходилось не спускать с него глаз, потому что он то и дело лез в драку, хотя тогда он был еще совсем мальчишкой и никого как следует побить не мог. А здесь он успокоился, сюда почти никто не приходит. Но Хепзеба говорит, что если им когда-нибудь придется отсюда уехать и жить среди чужих людей, которые не будут понимать, как он обидчив, тогда, возможно, ему суждено отправиться туда… куда он сказал! — Он кивнул в сторону Фредерика и добавил шепотом: — В сумасшедший дом!

— Мистер Джонни не сумасшедший!

— Конечно, нет. Я, по крайней мере, так не считаю. Но ты же видела, что он сделал? — Лицо у него стало беспомощным, он снял очки и протер стекла подолом своей рубашки.

— Смотри, кто идет, — сказала Кэрри, и он поскорее надел очки на нос.

К ним, опираясь на руку Хепзебы, шла миссис Готобед. На ней было длинное светло-серое платье, отделанное по подолу розовыми страусовыми перьями. Тонкой, унизанной кольцами рукой она приподнимала юбку впереди, но сзади платье тянулось по земле, и перья цеплялись за солому. Она еще больше похудела с тех пор, как Кэрри ее видела, а лицо ее стало совсем прозрачным: проглядывала каждая косточка, каждая жилочка. Но голос был по-прежнему звонким, как колокольчик:

— А ты, Фредерик, остался таким же задирой, как и прежде?

Он подошел к ней. Выражение лица у него стало на удивление робким.

— Да я только пошутил, тетя Дилис. Это была всего лишь глупая шутка.

— Глупая — это верно. Ты всегда отличался глупыми шутками, верно, Фредерик? — И она улыбнулась, хотя глаза ее остались холодными как лед, и спросила: — Нравится тебе в армии?

Одетая в длинное шелковое вечернее платье, она, казалось, вела светскую беседу в гостиной, подумалось Кэрри, а не посреди залитой солнцем поляны.

— Да, тетя Дилис.

— А что ты будешь делать, когда кончится война? Вернешься в лавку?

Тон ее был презрительным. Кэрри заметила, что у Фредерика покраснел затылок.

— Нет, не вернусь, — ответил он. — Это я твердо решил. Здесь, в нашей долине, скучно, тетя Дилис. Слишком скучно для меня. Я хочу что-нибудь поинтереснее.

Она оглядела его с ног до головы.

— Ты понимаешь, что этим очень огорчишь своего отца? — спросила она.

Фредерик промолчал, и она чуть вздохнула. Потом посмотрела на Кэрри.

— Ну-с, мисс Изумрудные глазки, нравится тебе моя поляна с сеном?

Кэрри кивнула головой. Она не сводила глаз с платья миссис Готобед. Светло-серый шелк с розовыми страусовыми перьями. То самое, в котором, по словам ее мужа, она была похожа на королеву. «Я приберегаю его напоследок», — вот что она сказала Кэрри тогда.

Кэрри почувствовала, будто куда-то проваливается или летит, летит против ветра и поэтому задыхается. Она с усилием подняла глаза — веки, казалось, стали каменными.

Миссис Готобед улыбалась ей, а глаза ее смотрели с участием, словно она знала, о чем Кэрри думает, и это ей казалось даже забавным.

— Дурные предчувствия не всегда сбываются, особенно когда их ждешь. Поэтому бояться — пустая трата времени. Помни это! — Негромко рассмеявшись, она снова оперлась на руку Хепзебы, но потом добавила: — И помни кое-что еще. Ты не забыла? То, что я просила тебя передать?

— Нет, — ответила Кэрри, — не забыла.