Кесарь

Глава 15

…Весело трещат в огне, «стреляют» сосновые плашки — пока в установленном на треноге котелке уже закипает растопленный, девственно чистый снег. Сейчас в котёл полетит крупа, немного солонины для вкуса — и чуток соли. Никаких изысков — да собственно, и откуда эти самые «изыски» нам теперь взять?!

…Бой под Смоленском закончился на рассвете — закончился бегством остатков истребленной гусарской роты и горстки шляхтичей вдрызг разбитых нами литовских хоругвей… План Шеина ударить с двух сторон оправдался в полной мере; атака партизан на спящий польский лагерь оттянула на себя основные силы врага. И потому когда из крепости двинулись на вылазку дети боярские и стрельцы, встретить их и остановить на рубеже надолбов ляхам сил банально не хватило…

Кроме того, моим стрельцам удалось крепко потрепать гусарскую роту, ударный, элитный отряд противника. И когда они рванули навстречу смоленским всадникам, надеюсь купировать их атаку, на стороне последних было уже как минимум двукратное преимущество в численности…

Сам Шеин, ведущий в бой детей боярских, на куширование гусар ответил залпом пистолей в упор, после чего бросил своих воинов в рукопашную — тем самым повторив излюбленный приём французских кирасир. И хотя в точке удара по центру врагу удалось опрокинуть смолян, с флангов на противника навалились озлобленные, многочисленные русичи — вскоре окружив и подчистую вырубив потерявших разгон и таранную мощь шляхтичей да боевых слуг их «почёта»… А без гусар дезорганизованные ляхи и литовцы, как видно, оставшиеся без вождя, откровенно запаниковали — и уже не пытаясь оказать организованного сопротивления, принялись разбегаться, надеясь спасти каждый свои жизни…

Что обернулось для врага полным разгромом.

Победа? Конечно победа. Но в известном мне варианте жертва защитников Смоленска в сущности, спасла Россию. И пусть не сразу, но город вернулся в состав Московского царства. Теперь же ситуация складывается абсолютно противоположной — Смоленск спасён, а вот Москве угрожает полноценное завоевание. И в отличие от известного мне варианта истории, в котором Москву также захватили, а царя пленили, ляхам вполне хватит сил удержать завоевание, а Сигизмунд Ваза может вполне официально взойти на престол…

И тогда Смоленск, рано или поздно, падёт.

К сожалению, после осады и двух кровопролитных вылазок численность смоленского гарнизона сократилась вдвое — даже с учётом «партизанского» пополнения, вошедшего в город с семьями. Шеин взял богатые потери и обязательство перерезать пути снабжения королевского войска, спешащего к Москве — перехватывая все обозы, идущие из Литвы. Кроме того, у воеводы теперь достаточно припасов и оружия, чтобы восстановить за счёт пополнения заметно поредевший стрелецкий приказ — и даже создать ещё один… Иными словами — у Шеина теперь достаточно сил, чтобы хорошенько ударить по польско-литовским тылам и закошмарить вражеских обозников! А также ещё раз сесть в осаду…

Но увы, после весенней отправки крупного корпуса смоленских служивых в помощь Скопину-Шуйскому (порядка трех тысяч стрельцов и детей боярских), у Михаила Борисовича уже не осталось воев, чтобы отправить их вместе с нами. Так что на соединение с кесарем под моим началом выступили лишь уцелевшие «скопинские» стрельцы, не получившие ран в последней схватке, всего чуть более сотни человек.

Тем более часть воев, изначально смоленских служивых, также упросили меня их оставить. В конце концов, здесь у них семьи, вся родня — а от пары десятков стрельцов исход грядущей большой битвы точно не изменится…

Большой битвы — это верно. Сколько раз уже думал об этом, и каждый, КАЖДЫЙ раз едва ли мог удержаться, чтобы не провалиться в пучину чёрной, непроглядной тоски.

В финальной битве с войском Скопина-Шуйского при Клушине Жолкевский вёл в атаку лишь гусарские хоругви при минимальной поддержке артиллерии — если мне не изменяет память, у поляков было всего лишь два лёгких фальконета. Теперь же у гетмана будет и полевая артиллерия, и немецкие наёмники, и пехота черкасов, также чего-то да стоящая в бою — даже с учётом воровской голытьбы в рядах запорожцев…

И увы, до нас уже дошёл слух, что Сапега и Ружинский выступили на соединение с королём — как я понимаю, потрепать их под Дмитровым кесарь не успел.

Да, русскую армию возглавит Скопин-Шуйский — но даже с учётом его военного гения Ходкевич может получить решающий перевес в количестве и качестве войска.

Хреново. Хреново, конечно, осознавать, что враг получил столь глобальное преимущество над Михаилом именно благодаря мне. Хреново. И конечно, хочется хоть что-то изменить. Хоть на что-то повлиять в этой ситуации, изменив ее в пользу Михаила!

Вот только как?!

На первый взгляд кажется, что точно никак. И что мне стоит постараться лишь ускорится со своими лыжниками, спеша по зимним дорогам Московской Руси, проходя за день раза в полтора, а то и два больше королевской армии, надеясь ее догнать — и перегнать. С учетом едва ли не трехнедельной форы у Сигизмунда… Весьма амбициозный план, н-да.

Ну, а на второй взгляд… Вот кружатся в голове неясные такие догадки, воспоминания пройденных исторических материалов, мысли и желания, пока еще не превратившиеся в четкие план и цель.

Допустим.

Допустим…

Допустим, враг получил серьезное подкрепление. Тут можно расценить двояко — то ли Сапега и далеко не бесталантливый полководец Ружинский (который по идее, уже скоро умрет) получили в помощь королевскую рать, чтобы переиграть историю их финальной встречи с Михаилом. То ли стоящий во главе польского войска блестящий воин Жолкевский усилен мощным корпусом гусар и шляхетского ополчения. От перестановки слагаемых…

Ну а если развернуть ситуацию — гипотетически, откуда Михаил Васильевич может получить подкрепление в настоящий момент? Такое подкрепление, что также кратно усилило бы его войско?!

Первым приходит на ум Прокопий Ляпунов. В «моем» варианте истории лидер рязанского дворянства не участвовал в сражение под Дмитровом, потому как, во-первых, у Скопина-Шуйского хватало собственных сил. А во-вторых, его отношения с опальным боярином после грамот, в коих Прокопий назвал Михаила царем, были весьма натянуты…

Теперь же Прокопий, получив весть о движение польской королевской рати от Смоленска к Москве наверняка собрал всех, кого смог, и так же выступил на соединение с Михаилом Васильевичем. Но против Ляпунова играет время и расстояние — а с численность наспех собранного им войска увы, вряд ли может быть достаточно большим, решающим для перелома в грядущем сражение…

Потому как, во-первых, все та же гражданская война в период восстания Болотникова, унесшая жизни очень многих рязанских служивых. Во-вторых, Прокопий не может оставить южный рубеж Руси совсем уж без защиты, иначе ратники просто не уйдут драться с ляхами, пока собственные дома их жгут крымские татары… В-третьих, значительное число рязанских служивых итак воюет в составе армия кесаря — или сидит в осаде в Москве. Впрочем, в осаде может, уже и не сидит… Ну, и в-четвертых, время. То самое время, которого у Ляпунова катастрофически мало — ведь он не только должен был успеть собрать рать, получив информацию о походе Сигизмунда, но и привести ее к столице.

Короче, дай Бог, чтобы Прокопий просто успел на поле боя — но даже если и успеет, его помощь, увы, решающей и переломной быть не может по определению.

Увы…

Однако.

Однако же, во всех этих раскладах, как ни странно, есть третья сила. Причем сила, куда как более близкая к Москве, нежели рязанская рать! И сила, как ни странно, довольно значительная — при этом полностью выпавшая из польской обоймы… Ибо если ляхи с литовцами и поддерживали обоих самозванцев на первых порах, то после выступления Сигизмунда на Москву ни о каком Лжедмитрие на царском престоле не может быть и речи. Ибо победив, король или посадит на трон королевича Владислава, имеющего хотя бы призрачные права на московский престол, так как его далекая прапрапрабабка является княжной-рюриковной (речь идет об Иулиании Тверской, матери Ягайло).

Или, что вернее, сядет на трон сам по праву завоевателя, не пытаясь соблюсти даже видимость «приличий», типа предка-рюриковича и принятая будущим царем православия. В моей истории боярская дума требовала от Владислава сменить веру, но так и не добилась своего…

А вот Лжедмитрий Второй… Хм, до недавнего времени царек-пустышка, вынужденный играть роль ширмы для грабящих Русь поляков и литовцев, не имеющий при этом никакой реальной власти и особого влияния. В Тушинском лагере рулил гетман Ружинский — в какой-то период обещавший заточить самозванца под стражу, а то и вовсе грозящийся ему расправой! Короче говоря, от такого «теплого» сотрудничества самозванец бежал в Калугу, спрятавшись в телеге…

Ничтожество, пустышка? Да, наверняка. Но — но после бегства в Калугу в самом конце прошлого года самозванец вдруг нащупал верный путь. Не желая раствориться на просторах России в качестве безымянного воришки, он сделал ставку на борьбу с поляками под эгидой спасения православия от подчинения папе римскому, и противостояния королю Сигизмунду. И… прокатило. Особенно после того, как Лжедмитрий приказал хватать всех ляхов и литовцев во все еще подконтрольных ему городках, и свозить все их имущество под Калугу. Так у него появились и деньги для воинов, и заложники для переговоров, и какая-никакая популярность… И эта популярность начала довольно быстро расти — потому как войско Лжедмитрия Второго начало реально воевать с интервентами. Дошло до того, что патриот Ляпунов в какой-то период наводил мосты к бывшему ставленнику литовцев, вел переговоры о возможном союзе…

Конечно слава Богу, что татары из охраны самозванца его же и порешили. Этот безумец уже клонился к союзу с Турцией и Крымом, и был готов призвать турецко-татарскую рать на помощь, едва ли не перейти под руку султана Порты… Но за время «патриотического» правления сэконд-димки его воры и казаки довольно сильно прониклись идеей борьбы с ляхами — так, что приняли участие в обоих выступлениях русских ополчений. И если Ляпунова казаки убили (по подлогу ляхов да из-за интриг своих лидеров), то в боях с Ходкевичем, прорывающимся к осажденной Пожарским столице, именно казаки нанесли по врагу решающий удар в самый нужный час…

Все это случилось во время битвы на Девичьем поле 22 августа 1612 года. Войско Минина и Пожарского, насчитывающее около восьми тысяч ратников, перекрыло доступ к Московскому кремлю, куда прорывалась двенадцатитысячная армия Ходкевича. В Москве сидел трехтысячный польский гарнизон — а «воровские» донцы «воровского» же князя Трубецкого стояли отдельным лагерем; последний обещал Пожарскому помощь в битве, заключил с ним союз, и ополченцы выделили князю пять сотен ратников дворянской конницы.

Фактически же Трубецкой на помощь не пришел — несмотря на то, что ополченцы терпели поражение на поле боя, а левый фланг их едва не бежал. И это на фоне вылазки осажденного гарнизона из крепости и ураганного огня польской артиллерии со стен Кремля… Но в решающий момент битвы конные сотни, приданные Трубецкому, бросились в бой — а за ними поспешили и четыре казачьих атамана; фланговый удар тысячного отряда русских изменил ход сражения в первый день битвы.

История донесла прозвище-фамилию только одного из этих славных атаманов — атамана Межакова…

Во второй же день битвы на Девичьем поле Хованский едва ли не разбил Пожарского! Не смотря на все мужество и героизм русской поместной конницы, в ходе пятичасовой схватки ее разгромили, заставив бежать с поля боя. Ничего удивительно, учитывая, что у наших по-прежнему нет тяжелой конницы… Также в ходе яростной сечи ляхам удалось захватить и обороняемый казаками Трубецкого Климентьевский острог. Правда, донцы не сражались за него до последнего — а оттянувшись назад, устроили засаду на Ордынке, по которой Ходкевич потянул огромный обоз в Кремль. Так казаки этот обоз перехватили, остановили, внесли сумятицу в польские ряды — а после с боем ворвались обратно в острог…

Подвиг донцов связывают также с именем Авраамия Палицына, келаря Троице-Сергиева монастыря — и талантливого агитатора, как видно; ибо ему удалось «увещеваниями» остановить отступление казаков после захвата острога противником, а потом и бросить их в успешную контратаку. Более того, возвращение Климентьевского острога лишь внесло паузу в сражение. А после Авраамий еще собирал прочих казаков и дезертиров прежде, чем уже вся русская рать сумела организовать контратаку — и разбить понесшего значительные потери Ходкевича!

Вот такая вот неоднозначная история тушинских, а после калужских «воров»… Правда, речь идет все же о «природных» донцах — то есть казаках, действительно пришедших с Дона, сплоченных и опытных, умелых воинах, оставшихся под Москвой с князем Трубецким. Другой же лидер воров, атаман Заруцкий, «унаследовавший» Марину Мнишек после обоих Лжедмитриев, на соединение с ратниками второго ополчения не пошел. Нет, он предпочел оставить Трубецкого, и увел две тысячи воровского сброда незадолго до прибытия Пожарского… Причем и на самого лидера второго ополчения Заруцкий пытался организовать покушение — слава Богу, безуспешное…

Но все это было в моем прошлом — что уже никак не воплотиться в настоящем. Повторюсь, все, абсолютно все расклады и исторические параллели сломало выступление короля на Москву со вполне свежим, не потрепанным под Смоленском войском. А с другой стороны… С другой именно присутствие короля в войске ляхов придает грядущему сражению статус решающего. И это понимают не только в Дмитрове, в Москве, в коронной армии — но и под Калугой! А это значит…

Ну, для Лжедмитрия Второго это ничего не значит. У самозванца просто нет выбора — даже если он, реально проникшись моментом, приведет свою рать на помощь Скопину-Шуйскому. Последний не присягнет вору — скорее уж решится дать бой в невыгодных для себя раскладах. До последнего полагаясь на набравшуюся опыта армию — да многочисленные острожки, что он обязательно нароет, вкопает, срубит, и так далее, максимально подготовив поле грядущей битвы под свой план. Шанс-то у него, безусловно, есть…

Вот только шанс этот не шибко велик.

С другой стороны, самозванец уж никак не может признаться в том, что он самозванец, или присягнуть Скопину-Шуйскому. Ну никак ему это нельзя сделать — свои просто не поймут, порубят или под лед пустят… И это еще не худшие варианты расправы.

Но… В конце концов, Лжедмитрий — это еще не все калужское войско. Есть донцы, есть служивые люди, есть те, кто успел реально возненавидеть ляхов. Тысяч пять таких, думаю, наберется — их бы только подбить, сплотить, да привести на помощь Михаилу Васильевичу… На руку мне играет то, что самозванец пока не успел толком раскрутить «патриотическую» карту, и даже арестованные по его приказу поляки и литовцы еще не доставлены в лагерь со всем своим имуществом, предназначенным для выплат воинам. Да и сами воины собрались подле Лжедмитрия скорее по инерции — не желая следовать с ляхами и присягать королю польскому, но не видя для себя будущего и на стороне «действующего» царя Василия Шуйского. Хотя теперь, с приближением королевской рати и грядущего РЕШАЮЩЕГО, повторюсь, сражения, многие думают о присоединение к Михаилу Васильевичу. По крайней мере те, кто реально готов драться с поляками до последнего…

Амнистия.

Общая амнистия, то есть прощение прошлого «воровства», обещанная доля с добычи… Это может сработать!

Только глупо думать, что самозванец и подобные Заруцкому вожди «воров» вот так вот просто, без боя, отступятся, отдадут воинов, позволять лишить себя власти. Нет, для них последнее подобно смерти!

Значит, придется убивать. Значит, придется драться, подкупать, пугать, даже лгать, раздавая обещания от имени кесаря, кои он еще не давал — и не факт, что подтвердит. Попробовать я обязан!

А уж победителей, как известно, не судят…