Киевская Русь

1. Предварительные замечания

В основном отношение русских к иностранцам в киевский период было дружелюбным. В мирное время иностранец, приезжавший на Русь, особенно иностранный купец, назывался «гостем»; в древнерусском языке слово «гость» имело сопутствующее значение «купец» в дополнение к основному значению.

По отношению к иностранцам русский закон отчетливо выделялся на фоне германского закона, включавшего такие положения, как Wildfang и Strandrecht («береговое право»). Согласно первому, любой иностранец (или любой коренной житель, не имеющий над собой господина) мог быть схвачен местными властями и лишен свободы до конца дней. Согласно второму, потерпевшие кораблекрушение иностранцы вместе со всем своим имуществом становились собственностью повелителя той земли на побережье, где был выброшен на берег их корабль, – герцога или короля.497 Как мы знаем (Гл. II, 2 и 3), в десятом веке в договорах с Византией русские ручались не пользоваться береговым правом, когда дело касалось греческих путешественников. Что касается Wildfang’a, то он не упомянут ни в одном из русских источников этого периода. Также в Киевской Руси не было известно и droit d’aubain (право государства наследовать имущество иностранца, умершего в пределах границ этого государства). Примечательно, что в случае банкротства русского купца иностранные кредиторы имели преимущество перед русскими в предъявлении своих требований.

Рассматривая проблему взаимоотношений между Русью и зарубежными странами, следует принимать во внимание не только сферу организационных политических и экономических отношений, но и взаимное культурное влияние, так же как и частные контакты между русскими и иностранцами. С этой точки зрения нам следует проявить особый интерес к сведениям, касающимся русских, путешествовавших и пребывавших за границей, а также об иностранцах, посещавших Русь с официальной миссией по деловым вопросам или же по какой-то другой причине.

Наш обзор соответствующих фактов будет более резонным, если мы рассмотрим по отдельности каждую группу соседей Руси. Давайте начнем с рассмотрения отношений между русскими и их ближайшими родичами – нерусскими славянами.

2. Русь и славяне

До начала немецкого «Дранг нах остен» славяне занимали большую часть Центральной и Восточной Европы, включая некоторые территории к западу от Эльбы.498 Около 800 г. н. э. западные границы славянских поселений приблизительно проходили по линии от устья Эльбы на юг к Триестскому заливу, то есть от Гамбурга до Триеста.

На протяжении трех следующих веков – девятого, десятого и одиннадцатого – немцы упрочивали свои владения на Эльбе и пытались, с переменным успехом, распространить свое господство на славянские племена к востоку от нее. В течение двенадцатого века немцам удалось установить прочный контроль над районом между Эльбой и Одером. В то же время датчане напали на славян с севера, и в 1168 г. Аркона, славянская твердыня на острове Рюген, пала под их натиском. В начале тринадцатого века, как мы знаем (см. Гл. VIII, 4), немцы усилили свое продвижение в Прибалтику, где возникла рыцарская Пруссия, ставшая оплотом германства в Восточной Европе. Сочетая различные способы, такие как распространение политического сюзеренитета Священной Римской империи, а также династические союзы, колонизацию, проникновение на чужие земли и так далее, немцы к концу девятнадцатого века тем или иным путем установили свой контроль на востоке вплоть до Прикарпатья и дунайских земель, включая также Боснию и Герцеговину и Адриатическое побережье Далмации.

Во время Первой мировой войны они постарались продвинуться дальше на восток, и на какое-то время им удалось захватить Украину, Крым и Закавказье. Во время Второй мировой войны их планы были еще более амбициозны и включали в себя программу полного политического и экономического порабощения славянских народов, а также последовательное уничтожение славянской цивилизации. Провал немецких планов имел результатом не только восстановление славянами своих позиций, каковыми они были накануне Второй мировой войны, но и возвращение некоторых западных территорий, которые давно были утрачены ими. Западная граница славянского мира сейчас снова проходит там же, где она была около 1200 г., – вдоль линии от Штеттина до Триеста.

В этом славянском «море» в Центральной и Восточной Европе сохранилось два «острова» с иным этническим составом. Это Венгрия и Румыния. Венгры, или мадьяры, представляют собою смешение финно-угорских и тюркских племен;499 венгерский язык и сейчас пронизан тюркскими элементами; кроме того, венгерский словарь содержит много слов, заимствованных из славянского. Как мы знаем (см. Гл. II, 2), мадьяры вторглись в среднедунайские долины в конце девятого века и до сих пор владеют этими землями. Румынский язык принадлежит к семье романских языков. Румыны говорят на том романском языке, основой которого, исторически, была вульгарная латынь, на которой говорили римские солдаты и поселенцы на Нижнем Дунае. Латинская основа румынского языка в значительной степени испытала воздействие других лингвистических элементов, особенно славянских.500 Современная Румыния была образована в середине девятнадцатого века, благодаря объединению двух областей – Молдавии и Валахии. Ни одна из них, однако, не существовала в Киевскую эпоху. Фактически румынские племена раннего периода не имели в то время никакой политической организации и не населяли всей той территории, на которой находится современная Румыния. Большинство, из них было пастушескими народами. Часть из них, так называемые куцо-валахи, или куцо-влахи, проживала в Македонии и Албании. Еще одна группа вела изолированную жизнь на Трансильванской возвышенности вплоть до конца двенадцатого или начала тринадцатого века, когда некоторые из племен этой группы были вытеснены мадьярами на юг и на восток и спустились в долину Прута и Дуная, где они основали области Молдавию и Валахию.501

В киевский период среди славян не было ни политического, ни культурного единства. На Балканском полуострове болгары, сербы и хорваты образовали свои собственные государства. Болгарское царство, как мы знаем,502 было основано тюркским -племенем булгар в конце седьмого века; к середине девятого оно было частично славянизировано. Под властью царя Симеона (888 – 927 гг.) оно стало ведущим среди славянских государств. Позднее, однако, его мощь была подорвана внутренними распрями и имперскими притязаниями Византии. Вторжение русских во главе со Святославом (см. Гл. II, 5) добавило новых забот болгарскому народу. Следует заметить, однако, что целью Святослава было создание обширной русско-славянской империи с Болгарией в качестве краеугольного камня. В начале одиннадцатого века византийский император Василий II (прозванный «Булгароктоном» – «убийцей болгар») разгромил болгарскую армию и сделал Болгарию византийской провинцией. Только в конце двенадцатого века болгарам с помощью валахов удалось освободиться от Византии и восстановить свое собственное царство.

«Центробежные силы» уСербии были сильнее, чем в Болгарии, и только во второй половине двенадцатого века большинство сербских племен признало над собой власть «Великого Жупана» Стефана Немани (1159-1195 гг.).503 Королевство Хорватия создавалось на протяжении десятого и одиннадцатого веков.504 В 1102 г. хорваты выбрали Коломана (Кальмана) Венгерского своим королем, и таким образом возник союз Хорватии и Венгрии, в котором последняя играла лидирующую роль. Еще раньше, чем хорваты, словаки на севере Венгрии признали над собой господство мадьяров. Вообще говоря, средневековая Венгрия не была централизованным и исключительно мононациональным государством. Будучи окружена славянами, она испытывала разнообразные влияния славянской культуры.

Что касается чехов, то их первое государство, образованное около 623 г., просуществовало недолго.505 Королевство Великой Моравии было второй попыткой государственного объединения у западных славян,506 но оно было уничтожено венграми в начале десятого века. Третье чешское государство было образовано в середине десятого века и играло важную роль в европейской политике на протяжении всех средних веков, в особенности из-за его союза со Священной Римской империей; с середины десятого века большинство правителей Богемии признавало германского императора как их сюзерена.507

Польские племена достигли политического единства в конце десятого века под властью короля Болеслава I Храброго (992 -1025 гг.). Как мы знаем (см. Гл. VIII, 4), после смерти Болеслава III (1138 г.) польское королевство стало свободным объединением местных областей, имевшим сходство с объединением русских земель.508 До распада Польши польские короли проводили агрессивную внешнюю политику, время от времени угрожая как целостности Киевского государства, так и чешскому королевству. Интересной тенденцией польской экспансии была ее направленность на запад. Именно Болеслав I первым разработал честолюбивый план объединения под своей властью прибалтийских и полабских славян с целью воспрепятствовать немецкому «Дранг нах Остен». Болеслав III был последним из польских правителей, заинтересованным судьбой балтийских славян.

Давайте теперь обратимся к самой западной группе славян, проживавшей на территории современной Германии. Их можно разделить на две ветви: балтийские славяне и сорбы.509 Последних также называют полабскими славянами, то есть, славянами, живущими на Эльбе, поскольку Эльба известна среди славян как Лаба (или Лабе).

Балтийские славяне в лингвистическом отношении родственны полякам. Они были разделены на большое количество племен, которые иногда образовывали свободные союзы и объединения. В этом смысле мы можем говорить о четырех главных группах балтийских славян. Наиболее западными были ободричи. Они заселяли Гольштейн, Люнебург и западный Мекленбург. По соседству с ними, в восточном Мекленбурге, западной Померании и западном Бранденбурге, жили лютичи. К северу от них, на острове Рюгене, а также на двух других островах в эстуарии Одера (Узедом и Волин) проживали племена отважных мореплавателей – раняне и волыне. Территорию между нижним Одером и нижней Вислой занимали поморяне (или померане), их название происходит от слова «море» – «народ, живущий у моря». Из этих четырех племенных групп первые три (ободричи, лютичи и островные племена) полностью исчезли, и только восточная группа поморян частично выжила, благодаря тому, что они были включены в состав польского государства и тем самым избежали германизации.

Земли к югу от балтийских славян, известные в нынешнее время как Тюрингия и Саксония, были населены сербами. Из них сохранилась лишь небольшая группа в районе Котбуса и Баутцена, известная как лужичане.

Между балтийскими славянами было еще меньше политического единства, чем между славянами балканскими. Ободричи даже вступали иногда в союз с немцами против своих славянских соседей. Лишь в конце одиннадцатого и начале двенадцатого веков князья ободричей пытались объединить славянские племена в Прибалтике. Их государство, однако, оказалось недолговечным, особенно из-за того, что в то время политические разногласия среди славян усугублялись религиозной распрей – борьбой между христианством и язычеством.

Таким образом, мы стоим лицом к лицу с проблемой религиозной подпочвы средневекового славянского мира. Первым славянским племенем, принявшим христианство в начале девятого века, были далматинцы, но, как мы знаем, именно в Моравии, благодаря стараниям святых Кирилла и Мефодия, около 863 г.510 христианство одержало первую важную победу на славянской почве. Затем последовала Болгария, около 866 г.511 Сербы и хорваты приняли христианство в конце девятого и начале десятого веков. Часть русских была обращена, как мы знаем, примерно в то же время, что и болгары,512 но лишь в конце десятого века как Русь, так и Польша официально стали христианскими странами.

Язычество наиболее упорно держалось на севере, среди балтийских славян. Нам не следует преувеличивать примитивность славянской религии. Она, вероятно, представляла собою довольно сложную систему верований.513 Славянские божества пользовались значительным уважением у германских соседей славян, и даже короли Дании обычно посылали дары в храм Святовита в Арконе.514 Однако, вслед за христианизацией немцев и большинства славян, пантеон балтийских племен становился изолированным, и их религия была обречена на провинциализм. Причиной долгой привязанности балтийских славян к их старым богам служило то, что для них христианство означало германизацию. В связи с этим следует заметить, что неудача с утверждением славянской литургии на почве Моравии и Богемии, была трагическим событием не только для чехов, но также и для балтийских славян. Если бы планы Кирилла и Мефодия осуществились в Богемии, то славянская литургия могла бы распространиться на север к полабским сербам и балтийским славянам и привлекла бы их внимание к христианству, которое, возможно, они стали бы считать национальной религией. Но по ходу событий балтийские и полабские славяне должны были либо принять немецких священников и латинскую литургию, либо вообще противостоять христинским миссиям. Выбрав второй путь, они подписались под своей культурной и политической изоляцией, поскольку таким образом они утратили контакт даже со своими родичами, чехами и поляками, которые уже были обращены в христианство.

Ввиду разнообразия политических и культурных оснований в жизни славян во время киевского периода, рассматривая взаимоотношения Руси с ее славянскими соседями, целесообразно разделить их по трем регионам: 1 – Балканский полуостров, 2 – Центральная и Восточная Европа и 3 – Прибалтика.

1. На Балканах наибольшим значением для Руси обладала Болгария.515 В языческий период Русь, как мы знаем (Гл. II, 5), была близка к распространению своего контроля на эту балканскую страну. После обращения Руси в христанство Болгария стала важным фактором развития русской цивилизаций, обеспечивая Русь литургическими и теологическими книгами в славянском переводе, а также посылая священников и переводчиков в Киев. Отдельные болгарские авторы, такие как, например, Иоанн Экзарх, стали весьма популярными на Руси. Не будет преувеличением сказать, что русская церковная литература раннего киевского периода основывалась на болгарском фундаменте. Конечно, болгарская литература того времени состояла; главным образом, из переводов с греческого, поэтому, с русской точки зрения, роль Болгарии заключалась прежде всего в посредничестве между Русью и Византией. Это верно и в отношении торговли: русские торговые караваны проходили через Болгарию на пути в Константинополь, а о прямых торговых связях с болгарами свидетельств мало.

Хотя о влиянии болгарской литературы на русскую имеется много палеографических и филологических свидетельств, сведения о личных взаимоотношениях между болгарами и русскими, исключая период вторжения Святослава, скудны. Одна из жен Владимира Святого, по-видимому, мать Бориса, была пленной болгарской девушкой. Очень странно, но на протяжении всего киевского периода между русским и болгарским правящими домами не было матримониальных связей.

Об отношениях между русскими и сербо-хорватами мало свидетельств в летописях киевского периода. В «Повести временных лет», однако, мы находим короткую, но ценную информацию о Сербии и Хорватии. Из других источников известно, что интеллектуальные взаимоотношения между русскими и сербами не были незначительными.516 Сербские рукописи нашли дорогу на Русь; с конца одиннадцатого века сербское влияние на русскую литературу постепенно замещало болгарское. С другой стороны, русские рукописи появились в Сербии, как знаки русского культурного влияния. Знаменательно, что сербские ученые были знакомы как с «Повестью временных лет», так и со «Словом о законе и благодати» Илариона. Последней книгой пользовался сербский монах Доменциан в своих «Житиях» сербских святых Симеона и Саввы, написанных около 1265 г.; несомненно, списки трудов Илариона имелись в Сербии задолго до этой даты. Гора Афон являла собой место встречи русских и сербских монахов. Русские монахи впервые поселились там в семидесятые годы одиннадцатого века в монастыре Ксилургу; в 1089 г. они переместились в монастырь Св. Пантелеймона, тогда как сербы заняли Ксилургу. С 1000 по 1169 г. монастырь Св. Пантелеймона находился в состоянии упадка, и те русские монахи, что оставались на Афоне, жили в Ксилургу среди сербов. В 1169 г. сербы получили монастырь Св. Пантелеймона, который они делили с русскими до 1197 г., когда они перешли в Хиляндарский монастырь, ставший с того времени главным центром сербского монашества; а за русскими остался монастырь Св. Пантелеймона, известный с тех пор как Руссикон.517

Известен только один случай династических связей между русскими и сербо-хорватамй. В 1150 г. князь Владимир Дорогобужский (сын Мстислава I) встретился в Венгрии и женился на югославской княжне, которая была в родстве с венгерским королем. По-видимому, она была дочерью Белоша, серба по происхождению; он был «баном» (правителем) Хорватии, а его жена была хорваткой.518

2. В то время как Болгария была греко-православной страной, а Сербия, после некоторых колебаний, тоже примкнула к греческой Церкви, страны Центральной и Восточной Европы – Чехия, Венгрия и Польша – стали частью римско-католического мира, также как и Хорватия. Следует заметить, однако, что в каждой из этих четырех стран народ сильно сомневался, прежде чем сделать выбор в пользу римско-католической иерархии, и все они пришли к католицизму после периода напряженной внутренней борьбы. Окончательная схизма между греческой и римской Церквями произошла в 1054 г. До этого главная проблема для народов Центральной и Восточной Европы заключалась не в том, к какой Церкви примкнуть -римской или константинопольской, – а в языке церковной службы, в выборе между латынью и славянским. Как мы знаем, одно время папа был готов с некоторыми оговорками признать возможность использования славянского языка моравской Церковью. Позднее, под влиянием немцев, признание славянского языка было отменено, и после смерти Св. Мефодия (885 г.) его ученики вынуждены были уехать из Моравии в Болгарию.519 Но даже после этого моравы и часть чехов следовали какое-то время славянской традиции, и даже еще в одиннадцатом веке мессы проводились на славянском языке в некоторых чешских и моравских церквях, включая монастырь Сазава южнее Праги.520

Чешские миссионеры были деятельны также и в Польше, и есть указания на то, что в Польских церквях использовались сначала как латынь, так и славянский, но в 966 г. князь Мешко предпочел латинскую форму христианства по политическим соображениям, как уступку германскому императору. С этого времени использование славянского языка в церковной службе постепенно сокращалось и, в конце концов, прекратилось.

Славянское влияние на Венгрию было очень сильным в десятом и одиннадцатом веках, поскольку мадьяры сначала были менее многочисленны, нежели подчиненные им славяне. Изначально предки мадьяр – угры и тюрки – были язычниками, но во время их пребывания на Северном Кавказе и в причерноморских степях они вошли в контакт с византийским христианством. Во второй половине девятого века, в то время, когда славяне как в Болгарии, так и в Моравии уже были обращены в христианство, некоторые мадьяры приезжали в дунайские земли и тоже принимали крещение. Примечательно, что венгерское слово kereszt («крест») со всей очевидностью заимствовано из славянского. Когда мадьяры заняли Венгрию, то для византийских и славянских миссий образовалось обширное поле деятельности.521 В конце десятого века герцог Геза сам принял крещение согласно греческому обряду, благодаря влиянию жены, которая была обращена византийским миссионером. Однако вторая жена Гезы была католичкой, а их сын, Стефан Святой, не только сменил свою религиозную принадлежность с Византии на Рим, но и принял королевскую корону из рук папы (1000 г.) и стал верным защитником римско-католической Церкви в Венгрии. Борьба между византийско-славянской и латинской Церквями продолжалась в Венгрии на протяжении одиннадцатого века, во время которой византинофилы и славофилы постепенно утрачивали свои позиции. Как мы уже видели, в 1102 г. король Коломан (Кальман) по соглашению с хорватской верхушкой получил вдобавок к венгерской еще и хорватскую корону, что имело результатом не только политический союз между Венгрией и Хорватией, который продлился до 1918 г., но также и постепенную латинизацию хорватской Церкви.

С другой стороны, в более широком культурном, как и политическом смысле, союз с Хорватией усилил в Венгрии на какое-то время славянский элемент. Примечательно, что кодекс законов Коломана был выпущен, по крайней мере согласно К. Гроту,522 на славянском языке. Во времена правления Белы II (1131-41) и Гезы II (1141-61) Босния была поставлена под венгерский протекторат, и тем самым были установлены близкие отношения между Венгрией и сербскими землями, поскольку жена Белы II Елена была сербской княжной из дома Немени. С конца двенадцатого века, однако, славянский элемент вВенгрии пошел на убыль.523

Победа римского католицизма в Центральной и Восточной Европе означала победу латинского языка над славянским. Латынь стала официальным языком церковной службы, так же как и государственной документации. Она стала также основой школьного обучения и образования в целом, что означало зарождающееся культурное размежевание между Русью и ее западными соседями.

Несмотря на возрастание церковных и научных различий между Русью и Центральной и Восточной Европой, в киевский период сохранялись оживленные взаимоотношения между русскими, с одной стороны, и чехами, словаками, мадьярами и поляками – с другой. С точки зрения культуры, чешский народ в тот период являлся ведущим фактором в той части континента. Польская культура достигла зрелости лишь позднее; в шестнадцатом и семнадцатом веках польское влияние на русскую и украинскую цивилизацию имело огромную важность. Иначе было в киевский период; собственно говоря, Польша сама в это время находилась под значительным влиянием чешской цивилизации. Польская культура этого периода не превосходила и русскую; во многих областях, как, например, в литературе и искусстве, русские были бесспорно более зрелыми, чем поляки. Рассмотрим эпическую поэзию, к примеру. Даже если мы оставим в стороне «Слово о полку Игореве» как уникальное творение гения, ничего, сходного с русскими былинами, не было создано средневековыми польскими народными поэтами! Что касается ученой литературы, она была, главным образом, на латыни, так же было, до определенной степени, и у чехов.

Поскольку знание латыни было весьма ограниченным в средневековой Руси, латинская литература чехов и поляков имела мало шансов на то, чтобы иметь непосредственное влияние на русскую мысль. Однако некоторые переводы с латинского на славянский были сделаны, предположительно, в Чехии, и они имели впоследствии хождение на Руси, К этой группе текстов относятся толкования на Евангелие папы Григория Великого, а также апокрифическое «Евангелие от Никодима», ряд житий святых и молитв.524

Прочность славянской традиции в Сазавском монастыре также делала возможным прямой контакт между русскими и чешскими книжниками. Чешско-русские культурные взаимоотношения были оживленными и имели большую значимость. Несомненно, что русские «Жития» Св. Бориса и Глеба одиннадцатого века представляют некоторые параллели с «Житием Св. Вацлава» из Богемии. Более того, последнее, как и «Житие Св. Людмилы», тоже имело хождение на Руси. Еще одним интересным свидетельством взаимодействия в чешско-русских культурных отношениях является тот факт, что Св. Борис и Глеб поминались в Сазавском монастыре еще в 1095 г.525

Интересный аспект культурных взаимоотношений между Русью и ее западнославянскими соседями содержит историография того времени. Согласно правдоподобному доводу Н. К. Никольского, составитель «Повести временных лет» использовал некоторые чешско-моравские легенды и предания, описывая отношения между русскими, поляками и чехами.526 Вероятно, чешские ученые принимали участие в переводе теологических и исторических книг, что было организовано в Киеве Ярославом Мудрым. Примечательно также и то, что некоторые сведения о Руси и русских делах можно обнаружить в трудах чешских и польских летописцев двенадцатого и начала тринадцатого века, – к примеру, у продолжателя хроники Козьмы Пражского и у Винцента Кадлюбека из Польши.527

Политические и военные отношения между Русью и ее западными соседями уже рассматривались в предшествующих главах (см. Гл. III, IV и VIII, выше). Что касается коммерции, то торговый путь из Ратисбона в Киев (см. 4, ниже) проходил как через Польшу, так и через Богемию. В дополнение к этой транзитной торговле обе страны, несомненно, имели прямые коммерческие взаимоотношения с Русью. К сожалению, о них можно обнаружить лишь обрывки свидетельств в сохранившихся письменных источниках того периода. Следует заметить, что еврейские купцы из Ратисбона имели тесные связи с пражскими. Таким образом, евреи являлись связующим звеном между немецкой и чешской тор говлей и русскими.528

Частные контакты военного и торгового характера между русскими, с одной стороны, и поляками, венграми и чехами – с другой, были, по всей видимости, обширными. В некоторых случаях польские военнопленные поселялись в русских городах, в то же время, польские купцы были частыми гостями на юге Руси, особенно в Киеве. Одни из киевских городских ворот были известны как Польские Ворота, что является указанием на то, что в этой части города жили многочисленные польские поселенцы. Как результат польского вторжения в Киев в одиннадцатом веке (см. Гл. VII, 3), многие выдающиеся киевляне были взяты заложниками в Польшу. Позднее большинство из них было возвращено.

Как мы знаем, в то время польский король посвятил в рыцари многих волынских землевладельцев (см. Гл. VII, 3).

Частные взаимоотношения между русскими и поляками, а также между русскими и венграми были особенно оживленными в западных русских землях – в Волыни и Галиции. Не только князья, но и другая знать названных стран имела богатые возможности для встреч здесь.

Что касается князей, то семейные узы между членами царствующих семей Руси, Венгрии, Польши и Чехии были широкими.529 Что касается Венгрии, то четыре венгерских короля в киевский период (Андраш I, Ласло Святой, Коломан и Андраш II) имели русских жен. Стефан III был помолвлен с русской княжной, но по некоторым причинам свадьба не состоялась.530 Что касается венгерских жен у русских князей, известно, что Ростислав Тмутараканский был женат на Ланке, дочери Белы I, а Владимирко из Галича – на дочери Коломана. Таким образом, говоря на грубом коммерческом языке, Русь экспортировала больше невест в Венгрию, нежели импортировала.

В русско-чешских отношениях была противоположная картина. Две из многочисленных жен Владимира Святого были чешским княжнами. В двенадцатом веке у двух русских князей (Святополка, сына Мстислава I, и Ярослава, сына Изяслава II) были чешские жены. Известно, что только одна русская княжна – из Галича – была замужем за чешским князем (Вратиславом из Брно).

Что же касается Польши, то «поставки» невест были более паритетными. Известно, что в киевский период у восьми русских князей были польские жены, а одиннадцать княжен были замужем за поляками. Среди князей было трое киевских (Святополк I, Изяслав I и Мстислав II); среди поляков трое были королями Польши (Казимир I, Болеслав II, Болеслав III) и несколько – краковскими князьями (Болеслав Кудрявый, Мешко Старый, Казимир Справедливый, Лешек Белый).

Многочисленность династических связей сама по себе является красноречивым показателем тесных контактов между русскими и западными славянами и мадьярами. Остается сожалеть, что в большинстве случаев мы мало знаем о жизни русских княжен за границей или же о жизни заграничных невест на Руси. По-видимому, если источники молчат, это означает, что брак был счастливым. Здесь следует упомянуть об одном из несчастливых браков, а именно, между Евфимией из Киева и венгерским королем Коломаном.531 Дочь князя Владимира Мономаха, Евфимия принадлежала к одной из лучших русских семей не только по социальному положению, но и с позиций культурных и моральных. Ее бракосочетание с Коломаном состоялось в 1112 г. Коломан, король Венгрии с 1095 г., был значительно старше своей невесты. Его первая жена умерла в 1103 г., оставив ему двух сыновей. После смерти старшего сына он начал всерьез беспокоиться о престолонаследии, в результате чего решил жениться снова. Коломан был талантливым правителем, но человеком жестоким и непривлекательным; по крайней мере, так описывают его венгерские хронисты того времени. Будучи монахами, возможно они были предубеждены на его счет, поскольку он был равнодушен к Церкви и монашеству. Во всяком случае, атмосфера при дворе Коломана на протяжении восьми лет после смерти его первой жены вряд ли способствовала тому, чтобы сделать из него идеального супруга. Евфимия, должно быть, была поражена распущенностью двора, постоянными интригами, а более всего – бестактностью самого Коломана. Вскоре она почувствовала, что не сможет переносить эту свою новую жизнь, и вернулась к отцу в Киев. К этому времени она уже была беременной и в Киеве родила сына Бориса.

Король Коломан умер в 1114 г., а его трон унаследовал сын от первого брака Стефан. По смерти последнего трон занял Бела Слепой, сын двоюродного брата Коломана, и при таком стечении обстоятельств Борис предъявил претензии на венгерскую корону, в чем его поддержали поляки. Чтобы подорвать обоснованность его претензий, его венгерские противники распространили историю о том, что он не является сыном Коломана. Согласно этой небылице, Евфимия была неверна королю, и Борис был сыном ее любовника. Поскольку в то время, когда она оставила мужа, никто не обвинял ее в супружеской измене, и поскольку эта история сначала стала распространяться в период острого политического конфликта, по-видимому, она просто была клеветой. Однако, она сослужила свою службу, поскольку престиж Бориса был подорван и, в конце концов, это стало препятствием для всеобщего признания его прав на трон.

Евфимия умерла в 1139 г. Карьера ее сына Бориса была полна опасностей. После смерти его деда и покровителя Владимира Мономаха (1125 г.) он был отправлен в Константинополь для завершения образования.532 Поскольку отношения между Византией и Венгрией были напряженными в тот период, император сблизился с ним, желая использовать его как потенциальное орудие византийской дипломатии, и в 1130 г. отдал ему в жены свою двоюродную сестру. В 1131 г. по приказу жены короля Белы Елены было убито шестьдесят восемь венгерских знатных людей, которые могли быть потенциальными сторонниками Бориса, когда те присутствовали на заседании венгерского сейма. На следующий год Борис, при поддержке поляков, а также русских и куманов, вторгся в Венгрию, но его армия была разбита королевскими войсками. Борис стал политическим изгнанником, живя то в Польше, то в Австрии, то в Богемии, и тщетно пытаясь поймать удачу, поскольку Венгрия находилась в трудном положении. В 1147 г. ему удалось проникнуть в Венгрию при поддержке австрийских войск, но он снова потерпел поражение. Опасаясь пленения, он спрятался в обозе французского короля Людовика VII, войска которого в это время пересекали Венгрию на путик Святой земле. Хотя венгерские шпионы и обнаружили его местонахождение, король Людовик отказался выдать его и благополучно доставил до Константинополя, где бесприютный князь снова был взят под защиту византийского императора. Он принял участие в последовавшей затем войне между Византией и Венгрией и был убит в схватке в 1154 г.

3. Наши сведения об отношениях между русскими и балтийскими славянами в киевский период скудны. Тем не менее, торговые отношения между Новгородом и городами балтийских славян, вероятно, были достаточно оживленными. Русские купцы часто посещали Волин в одиннадцатом веке, а в двенадцатом веке существовала корпорация новгородских купцов, торговавших с Щецином.533 В «Слове о полку Игореве» среди иностранных певцов при дворе киевского князя Святослава III упоминаются венедицы.534 Существует соблазн видеть в них жителей Винеты на острове Волине, но представляется более резонным отождествление их с венецианцами. Что касается династических связей, по крайней мере у двух русских князей были померанские жены, а у трех померанских князей – русские жены.535

3. Русь и Скандинавия

Скандинавские народы сейчас считаются – и это справедливо – частью западного мира. Поэтому, с современной точки зрения, было бы логичным рассматривать скандинавско-русские взаимоотношения под заголовком «Русь и Запад» (см. следующую главку). И все же, конечно, более удобно рассматривать Скандинавию отдельно, поскольку с точки зрения истории и культуры в период раннего средневековья она была особым миром, скорее мостом между Востоком и Западом, нежели частью того и другого. Действительно, в эпоху викингов скандинавы не только разоряли множество восточных и западных земель своими постоянными набегами, но и устанавливали контроль над определенными территориями как на Балтийском, так и на Северном морях, не говоря уже об их экспансии в Средиземноморье и в Причерноморье.

С точки зрения культуры, скандинавские народы долгое время оставались за чертой римской церкви. Хотя «скандинавский апостол» Св. Ансгарий начал проповедовать христианство в Дании и Швеции в девятом веке, лишь в конце одиннадцатого века Церковь получила в Дании реальное развитие, а ее права и привилегии формально были установлены там не раньше 1162 г. В Швеции старое языческое святилище в Упсале было разрушено в конце одиннадцатого века, в 1248 г. окончательно была установлена церковная иерархия и утвержден целибат духовенства. В Норвегии первым королем, сделавшим попытку христианизировать страну, был Хаакон Добрый (936 – 960 гг.), сам принявший крещение в Англии. Ни он, ни его ближайшие наследники не смогли довести до конца религиозную реформу. Привилегии Церкви были окончательно утверждены в Норвегии в 1147 г.

С точки зрения социальной, в Норвегии и Швеции, в отличие от Франции и Западной Германии, не было рабства; оно не было введено и в Дании до шестнадцатого века. Поэтому крестьяне в Скандинавии оставались свободными в киевский период и на протяжении всех средних веков. Политически, опять же в отличие от Запада, особой важностью обладало собрание свободных людей (тинг), исполнявшее административную и судебную роли в скандинавских странах, по крайней мере до двенадцатого века.

Ранний период скандинавско-русских отношений был рассмотрен в предыдущем томе этого труда.536 Как мы знаем, со скандинавами было непосредственно связано сначала образование Русского каганата, а затем и Киевского княжества. Однако, нам следует ясно разграничивать различные стадии скандинавской экспансии на Руси, и здесь к месту краткий очерк последовательности этих стадий.

Шведы, которые, очевидно, первыми пришли и проникли на юг Руси еще в восьмом веке, смешались с местными анто-славянскими племенами, заимствовав у коренного населения само имя «русь»; датчане и норвежцы, представителями которых были Рюрик и Олег, пришли во второй половине девятого века и незамедлительно смешались со шведскими русами.537 Участники этих двух ранних потоков скандинавской экспансии прочно обосновались на русской почве и объединили свои интересы с интересами коренного славянского населения, особенно на приазовских и киевских землях.

Однако, скандинавская иммиграция на Русь не прекратилась с Рюриком и Олегом. Князья приглашали на Русь новые отряды скандинавских воинов в конце десятого и на протяжении одиннадцатого веков. Некоторые приходили по своей собственной инициативе. Этих пришельцев русские летописцы называли варягами, чтобы провести различие между ними и старыми поселенцами, называвшимися русью. Ясно, что старые скандинавские поселенцы уже в девятом веке составляли часть русского народа. Варяги, однако, были иностранцами, как с точки зрения коренных русских, так и русифицированных скандинавов, представителей раннего скандинавского проникновения.

Как мы знаем, князь Игорь нанял варягов, чтобы усилить свою армию в войне с Византией (см. Гл. II, выше); Владимир I использовал варягов в борьбе против Ярополка I, а позднее предоставил на время часть из них в распоряжение византийского императора (см. Гл. III, 2); Ярослав I зависел от варягов в своих походах против Святополка I и Мстислава Тмутараканского. Как из русских, так и из скандинавских источников мы знаем, что варяги также нередко приходили на Русь поодиночке или небольшими группами, предлагая себя на службу русским князьям, или в поисках приключений.

Повествования о таких приключениях сохранились во многих скандинавских сагах. Среди них – сага об Олафе Трюггвасове, которая относится ко времени правления Владимира Святого.538 Сага об Эймунде описывает приключения группы исландцев, которые пришли на Русь в начале одиннадцатого века и приняли активное участие в борьбе Ярослава против Князя Полоцкого, а также против других его противников.539 В киевском «Патерике» мы обнаруживаем рассказ о варяге Шимоне, который предложил себя на службу князю Ярославу Мудрому.540

Скандинавы также посещали Русь на своем пути в Константинополь и в Святую Землю. Так, в 1102 г. король Дании Эрик Эйегод появился в Киеве и был тепло принят князем Святополком II. Последний направил свою дружину, состоявшую из лучших воинов, чтобы сопровождать Эрика к святой земле. На пути от Киева до русской границы Эрика повсюду встречали восторженно. «Священники присоединялись к процессии, неся святые реликвии под пение гимнов и звон церковных колоколов».541

Помимо свидетельств в литературных источниках, как русских, так и скандинавских, существуют также некоторые эпиграфические свидетельства, касающиеся путешествий скандинавов на Русь. Одна руническая надпись первой половины одиннадцатого века посвящена скандинаву, который погиб на Руси как воин. В другой упоминается скандинавский купец, торговавший с Русью. Еще в двух надписях упомянут Новгород.542 Все надписи были обнаружены за пределами Руси. Внутри же страны камень с надписью, которую можно датировать первой половиной одиннадцатого века, был обнаружен на острове Березани, который, как мы знаем (см. Гл. II, 2), был важным пунктом на пути из Киева в Константинополь. Читаем в этой надписи следующее: "Грани воздвиг этот монумент в память своего товарища Карла".543

Нужно заметить, что не все варяги, приходившие на Русь, были вовлечены в военные авантюры. Некоторые из них – видимо, мне следует сказать: большинство из них – были привлечены коммерческими интересами. Как мы знаем, процветание Новгорода основывалось на торговых отношениях с Прибалтикой, хотя позднее немецкие города объединились в Ганзейский союз, который стал главным фактором в торговле Запада с Новгородом, в одиннадцатом и начале двенадцатого века варяги были особо заинтересованы в этих торговых отношениях. По всей видимости, торговля рабами составляла одну из отраслей коммерции, к которой они проявляли особое внимание. Отдельная статья «Русской Правды» говорит о беглом рабе, убежавшем от своего варяжского хозяина.544

Поскольку варяжские купцы были постоянными гостями в Новгороде, а некоторые из них проживали там постоянно, они со временем построили церковь, которая упоминается в русских летописях как «варяжская церковь». В двенадцатом веке балтийская, или варяжская, торговля с Новгородом проходила, главным образом, через остров Готланд. Отсюда – образование так называемой готландской «фактории» в Новгороде.545 Когда немецкие города расширили сферу своих торговых дел до Новгорода, на первых порах они также зависели от готландского посредничества. В 1195 г. был подписан торговый договор между Новгородом, с одной стороны, и готландцами и немцами, с другой.546

Следует помнить, что балтийская торговля предполагала движение в обе стороны, и в то время как скандинавские негоцианты часто путешествовали по Руси, новгородские купцы точно так же путешествовали за границей. Они образовали свою «факторию» и построили церковь в Висби на острове Готланде, приезжали в Данию, а также в Любек и Шлезвиг. В новгородских летописях записано, что в 1131 г. на обратном пути из Дании погибло семь русских кораблей со всем грузом. В 1157 г. шведский король Свейн III захватил много русских кораблей и разделил весь товар, имевшийся на них, между своими солдатами. Между прочим, здесь можно заметить, что в 1187 г. император Фридрих II даровал равные права на торговлю в Любеке готландцам и русским.547

Что касается социальных отношений с другими народами, частные связи между русскими и скандинавами лучше всего могут быть засвидетельствованы указанием на династические узы.548 По-видимому, четверо из жен Владимира I (до его обращения) были скандинавского происхождения. Супругой Ярослава I была Ингигерда, дочь шведского короля Олафа. У сына Владимира II, Мстислава I, была шведская жена – Кристина, дочь короля Инге. В свою очередь, два норвежских короля (Харальд Хаардроде в одиннадцатом веке и Сигурд – в двенадцатом) взяли себе русских невест. Следует заметить, что после смерти Харальда его русская вдова Елизавета (дочь Ярослава I) вышла замуж за короля Дании Свейна II; а после смерти Сигурда его вдова Мальфрид (дочь Мстислава I) вышла замуж за короля Дании Эрика Эймуна. Еще у одного датского короля, Вальдемара I, тоже была русская жена. Ввиду тесных связей между Скандинавией и Англией здесь стоит упомянуть о браке между английской принцессой Гитой и Владимиром Мономахом.549 Гита была дочерью Гаральда II. После его поражения и смерти в битве при Гастингсе (1066 г.) его семья нашла убежище в Швеции, и именно шведский король устроил брак между Гитой и Владимиром.

В связи с оживленными взаимоотношениями между скандинавами и русскими, значительной важностью обладало скандинавское влияние на ход развития русской цивилизации. Действительно, в современной исторической науке даже существует тенденция переоценивать это влияние и представлять скандинавский элемент как ведущий фактор формирования киевского государства и культуры. Новый подход к проблеме – с точки зрения исследователя фольклора – можно обнаружить в книге А. Штендер-Петерсена «Варяжская сага как источник древней русской летописи» (1934 г.). Согласно этому исследователю, древние скандинавско-русские саги создавались в восточной и византийской среде, и лишь позднее распространились с востока на север.550 В целом, ясно, что скандинавское влияние на русский фольклор и историографию было результатом сложного процесса. Во всяком случае,не следует слишком упрощать эту проблему, безоговорочно принимая утверждение об «импорте» прямо из Скандинавии на Русь чисто скандинавских представлений и обычаев. Что касается скандинавско-русских культурных взаимоотношений, то каждая из сторон, конечно же, внесла в них свою долю, но обе они до определенной степени зависели от византийской и восточной почвы.

Под филологическим углом зрения, следует отметить отсутствие в русском словаре скандинавских по происхождению слов, значение которых относится к интеллектуальной и духовной жизни. Большинство скандинавских заимствований в русском языке (в целом, немногочисленных) обозначают наименования в княжеской администрации, как, например, «гридь», «тиун», «ябедник». Кстати, слово «кнут» – тоже скандинавского происхождения (knutr).551

4. Русь и Запад

Термин «Запад» здесь употреблен с оговорками. Двумя «столпами» средневекового Запада были Римская католическая Церковь и Священная Римская империя. С религиозной точки зрения некоторые народы Центральной и Восточной Европы, о которых шла речь в предыдущей главке, – народы Богемии, Польши, Венгрии и Хорватии – принадлежали скорее к «Западу», чем к «Востоку», а Богемия фактически являлась частью империи. С другой стороны, в Западной Европе, как таковой, в это время не было прочного единства. Как мы уже видели, Скандинавия держалась в стороне во многих отношениях и была обращена в христианство много позднее, чем большинство других стран. Англия находилась на протяжении некоторого времени под датским контролем, а в более близкие отношения с континентом она вошла через норманнов – то есть, скандинавов, однако, в данном случае, галлизированных.

На юге Испания, как и Сицилия, на какое-то время стала частью арабского мира. А в торговом отношении Италия была ближе к Византии, чем к Западу. Таким образом, Священная Римская империя и Французское королевство составляли костяк Западной Европы в киевский период.

Обратимся сначала к русско-немецким отношениям.552 До немецкой экспансии в восточную часть Прибалтики в конце двенадцатого и начале тринадцатого веков немецкие земли не соприкасались с русскими. Однако некоторые контакты между этими двумя народами поддерживались через торговлю и дипломатию, а также и через династические узы. Основной немецко-русский торговый путь в тот ранний период проходил через Богемию и Польшу. Еще в 906 г. в Раффельштадтском таможенном установлении среди иностранных купцов, приезжающих в Германию, упоминаются богемцы и руги.553 Ясно, что под первыми имеются в виду чехи, последних же можно отождествить с русскими.

Город Ратисбон стал отправной точкой для немецкой торговли с Русью в одиннадцатом и двенадцатом веках; здесь немецкие купцы, ведущие дела с Русью, образовали особую корпорацию, члены которой известны как «рузарии».554 Как уже упоминалось (см. 2, выше), евреи также играли важную роль в торговле Ратисбона с Богемией и Русью. В середине двенадцатого века коммерческие связи между немцами и русскими были также установлены в восточной Прибалтике, где Рига была главной немецкой торговой базой, начиная с тринадцатого века. С русской стороны как Новгород, так и Псков принимали участие в этой торговле, но ее главным центром в этот период был Смоленск. Как уже упоминалось (см. Гл. V, 8), в 1229 г. был подписан важный торговый договор между городом Смоленском, с одной стороны, и целым рядом немецких городов, с другой. Были представлены следующие немецкие и фризские города: Рига, Любек, Сест, Мюнстер, Гронинген, Дортмунд и Бремен. Немецкие купцы часто посещали Смоленск; некоторые из них постоянно проживали там. В договоре упоминается немецкая церковь Святой Девы в Смоленске.555

С развитием активных коммерческих отношений между немцами и русскими и (как мы вскоре увидим) через дипломатические и семейные связи между немецкими и русскими правящими домами немцы, должно быть, собрали значительное количество сведений о Руси. Действительно, записки немецких путешественников и записи немецких летописцев составляли важный источник знаний о Руси не только для самих немцев, но также и для французов и прочих западных европейцев. В 1008 г. немецкий миссионер Св. Бруно посетил Киев на пути в земли печенегов, чтобы распространять там христианство. Он был тепло принят Владимиром Святым, и ему была предоставлена вся помощь, какую только можно было предложить. Владимир лично сопровождал миссионера до границы печенежских земель. Русь произвела на Бруно самое благоприятное впечатление, так же как и русский народ, а в своем сообщении императору Генриху II он представил правителя Руси как великого и богатого властителя (magnus regno et divitiis rerum).556

Летописец Титмар из Мерзебурга (975 – 1018 гг.) тоже подчеркивал богатство Руси. Он утверждал, что в Киеве было сорок церквей и восемь рынков.557 Каноник Адам из Бремена (ум. в 1074 г.) в своей книге «История гамбургской епархии» называл Киев соперником Константинополя и ярким украшением греко-православного мира.558 Немецкий читатель того времени мог также найти интересные сведения о Руси в «Анналах» Ламберта Херсфельда (написанных около 1077 г.).559 Ценная информация о Руси была собрана также немецким евреем рабби Мозесом Петахией из Ратисбона и Праги, который посетил Киев в семидесятые годы двенадцатого века на пути в Сирию.560

Что касается дипломатических отношений между Германией и Киевом, то они начались в десятом веке, свидетельством чему является попытка Оттона II организовать римско-католическую миссию к княгине Ольге (см. Гл. II, 4). Во второй половине одиннадцатого века во время междуусобиц среди русских князей князем Изяславом I была предпринята попытка обратиться к германскому императору как к третейскому судье в русских межкняжеских отношениях. Вытесненный из Киева своим братом Святославом II (см. Гл. IV, 4), Изяслав сначала обратился к королю Польши Болеславу II; не получив помощи от этого правителя, он направился в Майнц, где попросил о поддержке императора Генриха IV. Чтобы подкрепить свою просьбу, Изяслав привез богатые подарки: золотые и серебряные сосуды, драгоценные ткани и так далее. В то время Генрих был вовлечен в Саксонскую войну и не мог послать войска на Русь, даже если бы хотел этого. Однако он направил посланника к Святославу, чтобы прояснить дело. Посланник, Бурхардт, был зятем Святослава и поэтому, естественно, был склонен к компромиссу. Бурхардт вернулся из Киева с богатыми дарами, данными в подкрепление просьбы Святослава, обращенной к Генриху, не вмешиваться в киевские дела, на эту просьбу Генрих неохотно согласился.561

Обращаясь теперь к немецко-русским супружеским связям,562 надо сказать, что, по крайней мере, у шести русских князей были немецкие жены, включая двух киевских князей – вышеупомянутого Святослава II и Изяслава II. Супругой Святослава была сестра Бурхардта Киликия из Дитмаршена. Имя немецкой жены Изяслава (его первой жены) неизвестно. У двух немецких маркграфов, одного графа, одного ландграфа и одного императора были русские жены. Императором был тот самый Генрих IV, у которого в 1075 г. Изяслав I искал защиты. Он женился на Евпраксии, дочери киевского князя Всеволода I, в то время вдове (ее первым мужем был Генрих Длинный, маркграф Штаденский. В первом браке она, судя по всему, была счастлива. Ее второй брак, однако, закончился трагично; для достойного описания и толкования ее драматической истории нужен был бы Достоевский.563

Первый муж Евпраксии умер, когда ей едва было шестнадцать лет (1087 г.). В этом браке не было детей, и выяснилось, что Евпраксия намеревалась принять постриг в Кведлинбургском монастыре. Однако случилось так, что император Генрих IV во время одного из посещений аббатиссы Кведлинбурга встретил юную вдову и был поражен ее красотой. В декабре 1087 г. его первая жена Берта умерла. В 1088 г. было объявлено о помолвке Генриха и Евпраксии, и летом 1089 г. они поженились в Кельне. Евпраксия была коронована как императрица под именем Адельгейда. Страстная влюбленность Генриха в невесту продлилась недолго, и положение Адельгейды при дворе вскоре стало ненадежным. Вскоре дворец Генриха стал местом непристойных оргий; согласно по крайней мере двум современным летописцам, Генрих вступил в извращенческую секту так называемых николаитов.564 Адельгейда, которая сперва ничего не подозревала, была принуждена принимать участие в некоторых из этих оргий. Летописцы также рассказывают, что однажды император предложил Адельгейду своему сыну Конраду. Конрад, который был примерно тех же лет, что и императрица, и был дружелюбно расположен к ней, с негодованием отказался. Вскоре он восстал против своего отца.

Хотя Генрих продолжал разными путями оскорблять свою жену, на него иногда находили приступы ревности. Следует заметить, что с 1090 г. он был втянут в тяжкую борьбу за завоевание северных земель Италии, а также за контроль над папской резиденцией. Адельгейда была принуждена следовать за ним в Италию и содержалась в Вероне под строгим надзором. В 1093 г; она бежала и нашла убежище в Каноссе, в замке маркизы Матильды Тосканской – одной из самых непримиримых врагов Генриха IV. Оттуда, по совету Матильды, она направила жалобу на своего мужа в адрес Церковного Собора в Констанце (1094 г.), который признал Генриха виновным. Между тем Матильда представила свою протеже папе Урбану II, который посоветовал Адельгейде лично предстать перед Церковным Собором в Плаценции (1095 г.). Так она и поступила и публично покаялась перед Собором, что принимала участие в оргиях по приказанию Генриха. Ее исповедь произвела огромное впечатление, и она получила полное отпущение грехов.

Исповедь Адельгейды была для нее моральной пыткой и гражданским самоубийством; в то же время, хотя она и не думала об этом, это было и политической акцией – ударом по престижу Генриха, от которого он так полностью никогда и не оправился. Через два года после рокового Собора Адельгейда уехала из Италии в Венгрию, где она пробыла до 1099 г., а затем возвратилась в Киев. Ее мать все еще была жива и, по-видимому, приняла Адельгейду, которую теперь снова звали Евпраксией, в свой дом. Генрих IV умер в 1106 г.; позднее, в том же году, Евпраксия приняла монашество, предположительно, в монастыре Св. Андрея, который находился в подчинении ее старшей сестры Янки. Она умерла в 1109 г. и была похоронена в пещерах Лавры.

Слухи об участии Евпраксии в оргиях Генриха и о ее исповеди, должно быть, достигли Киева намного раньше ее возвращения туда. Когда она вернулась, несмотря на то уединение, в котором она старалась жить, киевское общество захлестнула новая волна слухов и сплетен. Мы обнаруживаем отзвуки этих сплетен даже в русском эпическом фольклоре, в былинах. Во многих из них жена Владимира Святого представлена неверной женщиной, то и дело влюбляющейся в того или иного храброго богатыря. И в большинстве из этих былин ее зовут Евпраксия. Как предполагает С. П. Розанов, должно быть, несчастная жена Генриха IV послужили прототипом ее тезки из былин.565 Хотя реальная Евпраксия, конечно же, не была женой Владимира, будучи его далекой правнучкой, она была сестрой Владимира Мономаха, и, вероятно, таким образом ее имя стало ассоциироваться с именем Владимира из былин.

В то время как положение германской императрицы оказалось невыносимым для дочери Всеволода I, ее тетку Анну (дочь Ярослава I) вполне устроил французский трон.566 Инициатива в случае с замужеством Анны принадлежала французам. В 1044 г. Матильда, первая жена Генриха I французского, умерла бездетной, и король вынужден был думать о втором браке. Сам факт того, что он, в конце концов, обратил внимание на Киев, является свидетельством высокого престижа Ярослава Мудрого, позднее ставшего киевским князем. В результате в 1049 г. в Киев прибыло французское посольство, в составе которого было два французских епископа. Между прочим, следует помнить, что в это время еще не было официального разделения между римской и греческой Церквями. Анна направилась во Францию, по-видимому, в 1050 г. В 1051 г. была отпразднована ее свадьба с Генрихом, и она была коронована королевой Франции. На следующий год родился их первый сын Филипп. Восемь лет спустя Генрих умер (1060 г.), и Филипп стал королем. Ввиду его малолетства был назначен регент. Анна, как королева Франции и мать короля, тоже принимала участие в правительственных делах. Ее подпись появляется на ряде документов этого периода; в одном случае она подписалась «Анна Регина» славянскими буквами.

Едва прошел год после смерти ее царственного супруга, как Анна снова вышла замуж. Ее вторым мужем был Рауль де Крепи, граф Валуа, один из наиболее могущественных и задиристых французских феодалов того времени. Она была его третьей женой, и чтобы жениться на ней, ему надо было дать развод второй жене по причине, или под предлогом ее неверности. Духовенство было возмущено, и Раулю угрожало отлучение. Регент, в свою очередь, был потрясен вступлением королевы во второй брак, и мальчик Филипп, несомненно, тоже сильно переживал. Постепенно, однако, мир был восстановлен в королевской семье, и Рауль, фактически, хотя и не юридически, был допущен к регентству. Когда Филипп вырос, влияние не только Рауля, но и Анны стало быстро уменьшаться. Рауль умер в 1074 г.; год смерти Анны неизвестен. Последний документ, подписанный ею, (как «Анна, мать короля Филиппа»), датируется 1075 г. В 1085 г. Филипп даровал пребенду церкви Св. Квентина де Бовэ pro remedio animae patris mei et matris meae. Таким образом можно заключить, что Анна умерла где-то между 1075 и 1089 гг.

Поскольку Анна прибыла во Францию до разделения Церквей, естественно, она приняла сторону Римской Церкви после схизмы 1054 г. и получила тогда второе имя Агнессы. Между прочим, ощущение единства Церкви все еще оставалось прочным, и разница между Римом и Константинополем для рядовых членов каждой из Церквей заключалась в языке и ритуале, а не в догматике. В этом смысле Анна присоединилась к Западной Церкви, когда она отправилась во Францию, и ей не нужно было думать о своем выборе в пользу той или другой Церкви в 1054 г.

Она была набожной и стала известна своим милосердием, а также тем, что даровала земли разным французским церквям и монастырям.

Несмотря на то, что оба французских замужества Анны были удачными, ее случай был единственным примером супружеских связей между русским и французским правящими домами в киевский период, да и, фактически, на протяжении всей русской истории. Нет свидетельств о прямых торговых отношениях между Русью и Францией в киевский период. Однако бельгийцы, видимо, торговали с Русью, если не прямо, то через немцев. Известно, что сукно из Ипра высоко ценилось в Новгороде.567 Некоторые частные контакты между русскими и французами стали возможны во времена крестовых походов, особенно когда французские войска проходили через Венгрию. Мы уже рассмотрели выше приключение Бориса (русского по материнской линии) во французском обозе. Также, вероятно, в этот период были отдельные русские подразделения в византийской армии (см. 5, ниже), а французы вступали в контакт с византийцами. Более того, русские паломники время от времени посещали Святую землю, и это представляло возможность для встреч русских с французами. Интересно отметить, что Русь и русские часто упоминаются во французской средневековой поэзии.568

Русские связи с Италией были обусловлены целым рядом факторов, из которых Римская Церковь была, вероятно, наиболее важным. Отношения между папой и Русью начались в конце десятого века (см. Гл. III, 3) и продолжались, частью через посредничество Германии и Польши, даже после разделения Церквей в 1054 г. В 1075 г., как мы видели, Изяслав обратился за помощью к Генриху IV. Одновременно он направил своего сына Ярополка в Рим для переговоров с папой. Следует заметить, что женой Изяслава была польская княжна Гертруда, дочь Мешко II; а женой Ярополка была немецкая княжна, Кунегунда из Орламюнде. Хотя обе эти женщины должны были официально присоединиться к греко-православной Церкви, после того как вступили в брак, видимо, в душе не порвали с римским католицизмом. Вероятно, под их давлением и по их совету Изяслав и его сын обратились за помощью к папе. Мы видели раньше, что Ярополк от себя и от имени отца поклялись в верности римскому папе и поставили Киевское княжество под защиту Св. Петра.569 Папа, в свою очередь, в булле от 17 мая 1075 г. даровал Киевское княжество Изяславу и Ярополку в ленное владение и подтвердил их права на управление княжеством. После этого он убедил польского короля Болеслава в том, чтобы тот оказывал всяческую помощь его новым вассалам. Пока Болеслав мешкал, соперник Изяслава Святополк умер в Киеве (1076 г.), и это сделало возможным возвращение туда Изяслава. Как мы знаем (см. Гл. IV, 4), он был убит в сражении против своих племянников в 1078 г., и Ярополк, у которого не было возможности удержать Киев, был направлен старшими князьями в Туровское княжество. Он был убит в 1087 г.570

Так был положен конец мечтам римского папы о распространении власти над Киевом. Однако католические прелаты пристально наблюдали за дальнейшими событиями в Западной Руси. В 1204 г., как мы видели (Гл. VIII, 4), посланники папы посетили князя Галиции и Волыни Романа, чтобы убедить его принять католицизм, однако им это не удалось.

Религиозные контакты Руси с Италией не следует связывать только с деятельностью папы; в ряде случаев они были результатом общераспространенных настроений. Наиболее интересным примером таких стихийных религиозных связей между Русью и Италией явилось почитание реликвии Св. Николая в Бари.571 Конечно, в этом случае объектом почитания был святой досхизматического периода, популярный как на Западе, так и на Востоке. И все же этот случай достаточно типичен, поскольку демонстрирует отсутствие конфессионных барьеров в русской религиозной ментальности того периода. Хотя греки отмечали день памяти Св. Николая б декабря, у русских был второй праздник Св. Николая 9 мая. Он был учрежден в 1087 г. в память так называемого «перенесения реликвий» Св. Николая из Миры (Ликия) в Бари (Италия). На самом деле реликвии были перевезены группой купцов из Бари, которые вели торговлю с Левантом и посетили Миру под видом пилигримов. Им удалось прорваться к своему кораблю прежде, чем греческая стража поняла, что происходит, затем они прямиком направились в Бари, где были восторженно встречены духовенством и властями. Позднее все это предприятие объясняли как стремление перенести реликвии в более безопасное, нежели Мира, место, поскольку этому городу грозила потенциальная опасность сельджукских набегов.

С точки зрения жителей Миры это был просто грабеж, и понятно, что греческая Церковь отказалась от празднования этого события. Радость жителей Бари, которые теперь могли установить новую раку в своем городе, и Римской Церкви, которая ее благословила, тоже вполне понятна. Быстроту, с которой русские приняли праздник Перенесения, объяснить намного труднее. Однако, если мы примем в расчет историческую почву южной Италии и Сицилии, русские связи с ними станут яснее. Это затрагивает давние интересы Византии в том регионе и касается еще более раннего продвижения норманнов с запада. Норманны, чьей первоначальной целью была война против арабов в Сицилии, позднее установили свой контроль над всей территорией южной Италии, и это положение вызвало целый ряд столкновений с Византией. Мы уже видели, что в византийской армии были вспомогательные русско-варяжские войска, по крайней мере, с начала десятого века. Известно, что сильное русско-варяжское соединение принимало участие в византийском походе на Сицилию в 1038 – 1042 гг.572 Среди других варягов в экспедиции принял участие норвежец Харальд, который позднее женился на дочери Ярослава Елизавете и стал королем Норвегии. В 1066 г. еще один русско-варяжский отряд, находившийся на византийской службе, был размещен в Бари.573 Это было до «перенесения» реликвий Св. Николая, но следует заметить, что некоторым из русских столь сильно понравилось это место, что они осели там постоянно и со временем итальянизировались. По-видимому, через их посредничество Русь узнавала об итальянских делах и особенно близко к сердцу приняла радость по поводу новой святыни в Бари.

Поскольку на протяжении всего этого периода война была тесно связана с торговлей, результатом всех этих военных походов, видимо, явились какие-то коммерческие взаимоотношения между русскими и итальянцами. В конце двенадцатого века итальянские купцы расширили свою торговую деятельность до. причерноморского региона. Согласно условиям византийско-генуэзского договора 1169 г., генуэзцам было дозволено вести торговлю во всех частях Византийской империи, за исключением «Руси» и «Матрахи».

Г. И. Братяну толкует эти названия как Черное море и Азовское море.574 Так, по его мнению, Босфор оставался закрытым для генуэзцев. Это толкование не убедительно; намного более правдоподобным представляется объяснение Кулаковского. Он полагает, что эти два названия относятся не к двум морям, а к отдельным местностям. «Матраха», конечно, является другим названием Тмутаракани. «Русь», на взгляд Кулаковского, следует отождествить с Керчью. Таким образом, согласно этому ученому, для генуэзцев было закрыто только Азовское море, а не Черное.575

В период Латинской империи (1204 – 1261 гг.) Черное море также было открыто для венецианцев. Как генуэзцы, так и венецианцы со временем основали ряд торговых баз («факторий») в Крыму и Приазовье. Хотя и нет свидетельств о существовании таких факторий в домонгольский период, но и генуэзские, и венецианские купцы, должно быть, посещали крымские порты задолго до 1237 г. Поскольку их также посещали и русские купцы, была очевидная возможность некоторых контактов между русскими и итальянцами в Причерноморье и Приазовье даже в домонгольский период.

Между прочим, можно отметить, что значительное число русских, должно быть, приезжало в Венецию и другие итальянские города вопреки желанию, в иной связи с черноморской торговлей. Они были не торговцами, а наоборот, объектами торговли, то есть рабами, которых итальянские купцы покупали у куманов (половцев). Говоря о Венеции, мы можем вспомнить «венедицких» певцов, упоминаемых в «Слове о полку Игореве». Как мы видели (см. 2, выше), их можно считать либо балтийскими славянами, либо венетами, но скорее всего они были венецианцами.

С Испанией, или, точнее, с испанскими евреями хазары вели переписку в десятом веке.576 Если какие-либо русские и попадали в Испанию в киевский период, то они тоже, вероятно, были рабами. Следует заметить, что в десятом и одиннадцатом веках мусульманские правители Испании использовали рабов в качестве телохранителей или наемников. Такие войска известны как «славянские», хотя в действительности только часть из них составляли славяне. Многие из арабских правителей Испании опирались на эти славянские соединения в несколько тысяч человек,577 которые упрочивали их власть. Однако знания об Испании на Руси были туманными. В Испании, однако, благодаря исследованиям и путешествиям мусульманских ученых, живших там, постепенно было собрано определенное количество сведений о Руси – древней и современной им. Трактат Аль-Бакри, написанный в одиннадцатом веке, содержит ценные сведения о докиевском и раннем киевском периодах. Наряду с другими источниками, АльБакри использовал повествование еврейского купца Бен-Якуба.578 Еще один важный арабский труд, содержащий сведения о Руси, принадлежит Идриси, также жителю Испании, завершившему свой трактат в 1154 г.579 Испанский еврей, Вениамин из Туделы, оставил ценные записки о его путешествиях по Ближнему Востоку в 1160 – 1173 г., во время которых он встречался со многими русскими купцами.580

5. Русь и Византия

Византийская империя в политическом и культурном отношениях была главной силой средневекового мира, по крайней мере, до эпохи крестовых походов.581 Даже после первого крестового похода империя все еще занимала чрезвычайно важное место на Ближнем Востоке, и лишь после четвертого похода обозначился упадок ее могущества. Таким образом на протяжении почти всего киевского периода Византия представляла собой высший уровень цивилизации не только для Руси, но также и по отношению к Западной Европе. Достаточно характерно, что с византийской точки зрения рыцари – участники четвертого крестового похода – были не более чем грубыми варварами, и следует сказать, что они действительно вели себя именно так.

Для Руси влияние византийской цивилизации значило больше, чем для любой другой европейской страны, за исключением, возможно, Италии и, конечно, Балкан. Вместе с последними Русь стала частью греко-православного мира; то есть, говоря в терминах того периода, – частью византийского мира. Русская Церковь была не чем иным, как ветвью византийской Церкви; русское искусство было пронизано византийским влиянием.

Следует принять в расчет, что, согласно византийской доктрине, греко-православный мир должен быть руководим двумя главами – патриархом и императором; «созвучие» между Церковью и государством должно было составить основание греко-православного общества.582 Теория не всегда соответствует факту. В первую очередь константинопольский патриарх не был главой всей греко-православной Церкви, поскольку было еще четыре патриарха, а именно: епископ Рима (т. е. папа, признанный одним из вселенских патриархов до схизмы 1054 г.) и три восточных патриарха (Александрии, Антиохии и Иерусалима). Что касается Руси, то это не имело большого значения, поскольку в киевский период русская Церковь была не более чем епархией константинопольского патриархата, а власть того патриарха была огромной.

Но характер отношений между императором и патриархом Константинополя мог затрагивать, а иногда и затрагивал Русь. Хотя теоретически патриарх не был подчинен императору, на деле во многих случаях выборы нового патриарха зависели от отношения императора, который был в том положении, чтобы вмешиваться в церковные дела. Со временем некоторые византийские ученые, специализирующиеся в церковном праве, были вынуждены признать привилегии императора в управлении Церковью.583

Следовательно, если иностранный народ признавал власть константинопольского патриарха, то это обозначало, что он попадал в сферу политического влияния византийского императора. Как мы знаем (см. Гл. II, 4), русские князья, так же как и правители других стран, готовые принять христианство, понимали эту опасность и прилагали усилия, чтобы избежать политических последствий обращения. Однако, коль скоро народ был обращен, не только патриарх, но и император провозглашали свой сюзеренитет над ним, и Русь не была исключением из этого правила. Желание Владимира I сохранить свою независимость имело последствием военный конфликт с Византией, так же как и попытка организовать русскую Церковь как орган самоуправления вне константинопольского патриаршества (см. Гл. III, 3). Ярослав Мудрый, однако, пришел к соглашению с Византией и принял митрополита из Константинополя (1037 г.). Вслед за этим император, по-видимому, стал считать Ярослава своим вассалом, и когда в 1043 г. началась война между Русью и Империей, византийский историк Пселл отнесся к ней как к «бунту русских».584

Хотя византийская доктрина о сюзеренитете императора над другими христианскими правителями никогда не принималась преемниками Ярослава в Киеве, князь галицкий формально признал себя вассалом (hypospondos) императора в середине двенадцатого века.585 Однако, говоря в целом, Киевскую Русь нельзя считать вассальным государством Византии. Киевская субординация шла по церковным линиям, и даже в этой области русские дважды предпринимали попытку освободиться: при митрополите Иларионе в одиннадцатом веке и Клименте – в двенадцатом.

Хотя русские князья и отстаивали свою политическую независимость от Константинополя, престиж императорской власти и авторитета патриарха был достаточно велик, чтобы оказывать влияние на политику русских князей в очень многих случаях. Константинополь, «Имперский город», или Царьград, как обычно называли его русские, считался интеллектуальной и социальной столицей мира. Благодаря всем этим разнообразным факторам, в отношениях между Русью и ее соседями Византийская империя занимала уникальную позицию: в то время как культурное взаимодействие с другими народами осуществлялось на равных, по отношению к Византии Русь оказывалась на положении должника в культурном смысле.

В то же время было бы ошибкой представлять Киевскую Русь как полностью зависимую от Византии, даже в отношении культуры. Хотя русские и восприняли принципы византийской цивилизации, они приспособили их к своим собственным условиям. Ни в религии, ни в искусстве они не подражали рабски грекам, но, более того, развивали свои собственные подходы к этим сферам. Что касается религии, использование славянского языка в церковных службах, конечно, имело громадное значение для натурализации Церкви и роста национального религиозного сознания, в какой-то мере отличного от византийской духовности.

Поскольку церковные связи были наиболее сильным началом, укреплявшим русско-византийские отношения, всякий обзор последних, а также частных контактов между русскими и византийцами, следует начинать с Церкви и религии. Политические и богословские аспекты этой проблемы были уже кратко рассмотрены (см. Гл. III, 4; и Гл. VIII, 2). Здесь нам следует дать оценку частным аспектам в церковных отношениях. В первую очередь, двое киевских митрополитов в домонгольский период были греками; это же относится и к половине епископов. Этих церковных владык, несомненно, сопровождали дьяконы и служки; таким образом, в каждой русской епархии был, по крайней мере, небольшой круг византийской интеллигенции. С другой стороны, для русского духовенства и монахов было привычным посещать главные центры византийской учености и монашества, а гора Афон была излюбленным местом их паломничества. Именно на Афон направился будущий основатель Киевско-Печерского монастыря Св. Антоний, чтобы подготовить себя к выполнению своей задачи.586 Позднее некоторые русские монахи перебрались туда на постоянное жительство (см. 2, выше).

Усиление Церкви на Руси сопровождалось интенсивным развитием церковного искусства, и здесь опять же огромную роль играли приезжие греческие архитекторы и художники, особенно в одиннадцатом веке. Позднее, когда некоторые русские, изучавшие живопись, отправлялись в Византию для обучения, гора Афон была наиболее подходящим местом для начала их занятий иконописью.

Связи между русскими князьями и членами византийской царствующей семьи также были очень обширными. Что касается династических уз,587 наиболее важным событием, конечно, была женитьба Владимира Святого на византийской княжне Анне, сестре императора Василия II (см. Гл. III, 3). Между прочим, одна из жен Владимира, когда тот еще был язычником, тоже была гречанкой (прежде – супругой его брата Ярополка (см. Гл. III, 2). Внук Владимира Всеволод I (сын Ярослава Мудрого) также был женат на греческой княжне. Из внуков Ярослава Мудрого у двоих были греческие жены: у Олега Черниговского и Святополка II. Первый женился на Феофании Музалон (до 1083 г.); второй – на Варваре Комнине (около 1103 г.) – она была третьей женой Святополка. Вторая жена сына Владимира Мономаха Юрия была, по-видимому, византийского происхождения. В 1200 г. князь галицкий Роман женился на византийской княжне, родственнице императора Исаака II, из семьи Ангелов.

Греки, со своей стороны, проявляли интерес к русским невестам. В 1074 г. Константин Дука был помолвлен с киевской княжной Анной (Янкой), дочерью Всеволода I. По неизвестным нам причинам свадьба не состоялась, как мы знаем (см. 2, выше, и Гл. IX, 9). Янка приняла постриг. В 1104 г. Исаак Комнин женился на княжне Ирине из Перемышля, дочери Володара. Около десяти лет спустя Владимир Мономах отдал свою дочь Марию в жены изгнанному византийскому князю Льву Диогену, предполагаемому сыну императора Романа Диогена.588 В 1116 г. Лев вторгся в византийскую провинцию Болгарию; на первых порах ему сопутствовала удача, но позднее он был убит. Их сын Василий был убит в схватке между Мономашичами и Ольговичами в 1136 г. Убитая горем Мария умерла десятью годами позже.589

Внучка Владимира Мономаха Ирина (Добродея), дочь Мстислава I, была более удачлива в браке; ее свадьба с Андроником Комниным состоялась в 1122 г. В 1194 г. член византийского дома Ангелов женился на княжне Евфимии из Чернигова, дочери сына Святослава III, Глеба.

Благодаря этим династическим смешанным бракам, многие русские князья чувствовали себя в Константинополе как дома, и действительно, многие из членов дома Рюрика посещали Царьград, а первой из них в десятом веке была княгиня Ольга. Интересно заметить, что в отдельных случаях русские князья высылались в Константинополь своими родственниками. Так, в 1079 г. князь Тмутараканский и Черниговский Олег был сослан «за море в Царьград».590 В 1130 г. князья Полоцкие со своими женами и детьми были сосланы Мстиславом I «в Грецию, из-за того, что они нарушили клятву».591 Согласно Васильеву, «это можно объяснить тем фактом, что малые князья, которые бунтовали против своего правителя, были призваны к ответу не только русским князем, но и сюзереном Руси – византийским императором. Они были сосланы как опасные и нежелательные не только для русского князя, но также и для императора».592 Такое толкование представляется мне неубедительным. В первую очередь, как уже было рассмотрено, нет свидетельств о том, что русские князья, за исключением князя галицкого, признавали византийского императора своим сюзереном. Во-вторых, нет свидетельств о том, что князья, сосланные в Византию, представали перед судом императора; так или иначе им предоставлялось убежище. Это было в традиции византийских императоров – проявлять гостеприимство по отношению к изгнанным правителям других стран. Их присутствие не только повышало престиж императора, но некоторые из них могли со временем быть использованы в качестве орудия византийской дипломатии, как это было с Борисом, сыном Коломана (см. 2, выше).

Кроме того, русские князья, в свою очередь, предоставляли убежище изгнанным членам византийских царствующих домов, как это было с Львом Диогеном, упоминавшемся выше, и с будущим императором Андроником Комнином. Последний, храбрый авантюрист по натуре, был заключен в тюрьму своим двоюродным братом императором Мануилом I, но ему удалось бежать, и он добрался до Галича, где был по-доброму принят князем Ярославом Осмомыслом (1165 г.). Андроник обосновался во дворце Ярослава, ел и охотился вместе с ним и даже принимал участиев собраниях боярской думы. Со временем он был прощен Мануилом.593 В то время как Андроник искал спасения в Галиче, еще один член дома Комнинов, Мануил (о чьем прямом родстве с императором Мануилом I неизвестно) посетил Киев как чрезвычайный посол императора (1164 – 1165 гг.).594 Именно в результате этого посольства киевские князья приняли энергичные меры по защите русско-византийской торговли от вмешательства куманов (половцев) (см. Гл. VIII, 2).

Не только князья, но и члены их свиты тоже, по всей вероятности, имели достаточно возможностей для контактов с византийцами. Выше мы видели, что русские войска принимали участие в византийских походах в южную Италию и Сицилию в одиннадцатом веке. Какие-то русские, видимо, служили в византийской армии, действующей в Леванте, во время первого и второго крестовых походов. Из «Слова о полку Игореве» мы можем заключить, что галичские лучники помогали византийцам в войне последних против сельджуков.595

Помимо Церкви, князей и армии еще одна социальная группа Киевской Руси находилась в постоянных взаимоотношениях с византийцами: купечество. Мы знаем (см. Гл. II, 2, 3), что русские купцы в большом количестве приезжали в Константинополь с начала десятого века, и для них была выделена постоянная штаб-квартира в одном из пригородов Царьграда. О русской торговле с Византией в одиннадцатом и двенадцатом веках прямых свидетельств меньше, но в летописях этого периода по разным поводам упоминаются русские купцы, «торгующие с Грецией»(гречники).596

6. Русь и Кавказ

Географически Кавказ представляет собой огромный перешеек между Черным и Каспийским морями. Этнографически он всегда был и остается скоплением представителей разнообразных рас, некоторые из них образуют сравнительно большие народы, но в большинстве своем состоящих из небольших и даже совсем крошечных племен. Исторически с незапамятных времен Кавказ лежал на перекрестке дорог завоевателей и купцов, дорог, сходящихся едва ли не из всех возможных направлений. И, наконец, культурно – как и можно было ожидать – Кавказ был местом встречи Востока и Запада, христианства и ислама, византинизма и ориентализма, иранской и тюркской цивилизаций и образов жизни. В силу такой сложной исторической почвы было бы неверным исследовать отношения между Русью и народами Кавказа, в тех же рамках, что и русско-византийские или русско-тюркские отношения. К взаимоотношениям между Русью и Кавказом следует подходить как к особой проблеме.

Кавказская горная цепь разделяет всю эту территорию на две главные части: Закавказье и Северный Кавказ, или северо-кавказскую территорию. Последняя состоит из двух разных ландшафтных зон: гористого района северных склонов главной гряды и степей к северу от нее. До степной территории легко добраться из бассейнов Дона и Волги, и эти земли чаще всего контролировались теми же кочевыми народами, что господствовали в русских степях. В докиевский и ранний киевский периоды эти земли были под контролем хазар. Позднее куманы использовали по крайней мере часть этой территории под пастбища для своего скота и лошадей.

Из коренных племен Северного Кавказа два представляются особенно важными для изучающего русскую историю из-за их ранних и близких связей с русскими. Это осетины и косоги (адыгейцы). Косоги, известные также как черкесы, относятся к так называемой яфетической группе народов; местом их проживания был бассейн реки Кубани. Они были завоеваны Святославом I около 963 г. (см. Гл. II, 5), а позднее были в близких отношениях с русскими князьями Тмутаракани (см. Гл. IV, 2).597 Осетины представляют собой смешение яфетических и иранских племен; их язык относится к иранскому. Исторически они произошли от аланов и продолжали именоваться аланами в византийских источниках киевского периода. В русских летописях они упоминаются как ясы, или асы.598

Первоначально, как мы знаем,599 аланы занимали значительную часть южно-русских степей, а также приазовскую и северокавказскую территории. В киевский период ясы заполняли намного более ограниченную территорию и были разделены на меньшие группы. Одна из таких групп жила в центральной части Кавказской горной цепи на обоих ее склонах в районе современных Северо-Осетинской и Южно-Осетинской автономных областей. Еще одна группа жила в районе нижнего Дона. Более мелкие группы, по всей вероятности, были рассеяны по всему региону вдоль восточного побережья Азовского моря от устья Дона до Тмутаракани, а также занимали часть Крыма.

Аланы, особенно та их ветвь, что известна как роксоланы (рухс-асы), играли огромную роль в консолидации и объединении антов и других южнорусских племен.600 Вероятно, правящий класс у антов был аланского происхождения. К десятому веку, однако, южно-русские племена, теперь имеющие предводителями князей скандинавского происхождения, порвали связи с аланами, и теперь нам приходится вести речь не о смешанных алано-славянских племенах, а о двух независимых группах народов – русских и осетинах.

В качестве исторической параллели разделения двух прежде объединенных этнических групп можно рассмотреть случай с французами и немцами. Франки были германским племенем во время завоевании ими Галлии. На протяжении четырех веков, последовавших за этим завоеванием, судьбы французского и немецкого народов были тесно связаны. Позднее Французская империя распалась на явственно французскую и немецкую части, но именно французы оставили за собой название первоначальных германских завоевателей – франков. Именно таким же образом славяне, а не иранцы, стали известны как русские, хотя первоначально рухс было названием одной из ветвей аланов.

Что касается религии, то основная масса осетин и косогов все еще оставалась языческой в девятом веке. Однако, со времени прихода арабов в Закавказье в седьмом веке ислам, вероятно, стал достигать некоторых успехов – очень медленно на первых порах – среди кавказских горцев. Христианские миссионеры – армяне, грузины и византийцы – тоже посещали северо-кавказские земли, и к десятому веку значительное число осетин было обращено в христианство.601 После обращения Руси открылась еще одна дорога для проповедников христианства среди осетин и косогов – через Тмутаракань.

Теперь, обратившись к Закавказью, мы обнаруживаем там два народа с великими культурными традициями: армян и грузин, обращенных в христианство в четвертом веке. В седьмом веке значительная часть Закавказья была завоевана арабами. В скором времени, однако, последние встретили упорное противодействие со стороны как хазар, так и византийцев. Пользуясь борьбой между великими державами, грузинам, как и армянам, удалось постепенно освободиться из-под арабского контроля. На протяжении девятого и десятого веков в Грузии было основано несколько национальных княжеств феодального типа. Княжество Картли в юго-западной части страны со временем стало наиболее сильным, а позднее, в одиннадцатом и двенадцатом веках, его правителям удалось объединить большую часть Грузии. Для того, чтобы противостоять нападениям арабов, а позднее – сельджуков, правители Грузии вынуждены были потакать Византии. Царь Картли Давид Багратиони (ум. в 1001 г.) признал себя вассалом византийского императора, за что был удостоен титула «куропалата».602

В Армении царство Ани с центром в южной части страны достигло реальной независимости и процветания в конце десятого века. В первой половине одиннадцатого века, однако, оно было завоевано византийцами. Последние немного выгадали из своей победы, из-за последовавшего вторжения сельджуков, которые нанесли поражение как византийцам, так и армянам: в 1064 г. Ани было захвачено, а семь лет спустя сельджуки разбили византийскую армию в битве при Манцикерте (1071 г.), после чего для них был открыт путь в Анатолию. Победа сельджуков имела последствием ужасное опустошение Армении, ставшее одной из главных катастроф в армянской истории.603

Грузии повезло больше, частично благодаря ее более отдаленному географическому положению, частично талантам ее правителей. Вместо того, чтобы вторгнуться в Грузию сразу же после армянской кампании, султан Альп-Арслан принял богатые дары, посланные ему царем Багратом IV, и пощадил страну. В конце одиннадцатого века сельджуки еще раз угрожали Грузии, но первый крестовый поход изменил все политическое и военное положение дел на Ближнем Востоке, и внимание сельджуков было отвращено от грузинских дел.604 Царь Давид II, прозванный «Строителем», быстро воспользовался ситуацией и нанес ряд сильных ударов по сельджукам. Во времена правления Давида II (1089 – 1125 гг.) и царицы Тамары (1184 – 1213 гг.) Грузия достигла большого процветания. Это был также период расцвета грузинского искусства и письменности. Величайший грузинский эпический поэт Шота Руставели, автор «Витязя в тигровой шкуре», был современником царицы. В грузинской литературе и искусстве этого периода чувствуется влияние Византии и Персии, но сама грузинская цивилизация уже была вполне зрелой.

Политическая и социальная система средневековой Грузии, несомненно, была феодальной. Во главе феодального общества был сюзерен – «царь царей», но каждый из феодальных аристократов был «патроном» для своих собственных вассалов и подчиненных. Землевладение было связано с личными обязательствами каждого владельца по отношению к вышестоящему лицу. Крестьяне были подневольны. Управление тоже было феодального типа, занимаемый пост зависел от владения землями и княжествами. Правители районов были известны как eristavi; правители больших провинций – eristavn eristavi («правители правителей»).605

Чтобы укрепить оборону страны и обуздать аристократию, Давид II решил создать вооруженные силы, подчиненные непосредственно монарху, и чтобы достичь этой цели, он пригласил для расселения в Грузии значительное количество половцев. Как мы знаем (см. Гл. IV, 5), русские нанесли ряд серьезных поражений половцам в начале двенадцатого века. После этого большая их часть отступила в северокавказские степи, и многие из них согласились на предложение Давида. Те, кто его приняли (сорок тысяч), согласно грузинским хроникам, получили в Грузии землю во владение и составили основу армии Давида. Как и ожидал правитель, эта мера имела результатом значительное усиление царской власти.606

Разнообразие культур народов Кавказа отразилось на характере отношений Руси с ними. Русские князья были заинтересованы в осетинах и косогах главным образом с военной точки зрения. Как мы знаем (см. Гл. IV, 2), в одиннадцатом веке князь Мстислав Тмутараканский использовал косогские вспомогательные войска, и много косогов и осетин вошло в состав его личной свиты. После смерти князя многие из воинов этой гвардии, скорее всего, перешли к Ярославу. Известно, что осетины имели посты среди княжеской домашней прислуги. Ключником во дворце Андрея Боголюбского был осетин. Кстати, позднее он предал своего хозяина, примкнув к его убийцам (1074 г.).607 Осетины, как и некоторые другие горные народы Кавказа, имели репутацию мастеров-оружейников, и, возможно, от них русские получали часть своего вооружения. «Аварские шлемы» упоминаются в «Слове о полку Игореве».608 Это относится не к древним аварам, которые прошли через южную часть Руси и осели в Венгрии,609 но к племени с тем же названием, местом проживания которого был Дагестан.

В половецкий период русские стремились поддерживать отношения с осетинами из стратегических и дипломатических соображений, поскольку те были потенциальными союзниками против половцев. Как мы знаем, часть осетин (ясов) расселилась в районе нижнего Дона, то есть, в границах куманского (половецкого) ханства. Когда русские вошли в этот регион в 1111 г., они были доброжелательно приняты местным населением, среди которого, вероятно, были и ясы.610 В 1116 г. Владимир Мономах еще раз послал на Дон своего сына Ярополка. Из этого похода Ярополк привез в Киев много сторонников ясов и ясскую княжну, на которой он женился.611 Позднее у других русских князей тоже были осетинские жены. Например, у двух суздальских князей – Андрея Боголюбского и его брата Всеволода III, и у одного черниговского, Мстислава, убитого в битве на Калке в 1223 г.612

О династических связях между русскими и косогами известно меньше. В хрониках, однако, записано, что князь Тмутаракани Мстислав взял в жены черкесскую княжну, первого мужа которой он убил на поединке.613

Как княжеская дружина и двор представляли собой благоприятную среду для развития эпической поэзии, так товарищество по оружию и династические связи между русскими и народами этих двух племен, или племенных групп, имели результатом знакомство русских с осетинским и косогским фольклором. Нельзя отрицать влияние осетинской эпической поэзии на русские былины (см. Гл. IX, 3).

Осетины были также посредниками в отношениях русских с Грузией и Арменией. Большое значение имело влияние грузинского и армянского искусства, и особенно архитектуры, на русское искусство. В ранний киевский период это влияние особо ощутимо было в Тмутаракани и Чернигове; а в поздний киевский период – в Рязани и Суздале (см. Гл. IX, 6). Но сведения о частых контактах между русскими и грузинами и армянами скудны. Известно, что армянские врачи практиковали на Руси, и предполагается, что время от времени нанимались грузинские и армянские художники и архитекторы. Вероятно, армянские купцы часто посещали Русь. Что касается династических связей,614 то второй женой киевского князя Изяслава II была грузинская княжна, дочь царя Дмитрия I. Свадьба состоялась в 1154 г. Тридцать лет спустя грузинская царица Тамара выбрала себе в мужья русского князя Юрия, младшего сына Андрея Боголюбского.615

После смерти Андрея его братья захватили власть в Суздале, отказавшись признать права молодого Юрия (рожд. около 1160 г.). Тогда Юрий направился к половцам (1176 г.). Поскольку его бабушка, первая жена Юрия I Суздальского и Киевского была половецкой княжной, у него, вероятно, были родственники среди половецких ханов. Ничего не известно о его жизни среди половцев, однако образ жизни в половецкой орде, далекий от традиционной цивилизации, вряд ли мог благотворно повлиять на формирование характера Юрия. Озлобленный юный изгнанник, позднее он стал храбрым и беспринципным авантюристом. Он провел семь лет среди половцев, прежде чем ему выпала возможность вернуться в христианскую страну. В 1184 г. умер грузинский царь Георгий III, оставив трон своей юной и талантливой дочери Тамаре. Грузинская знать, будучи возмущенной тем, что на троне оказалась женщина, теперь увидала возможность обуздать царскую власть и расширить свои собственные привилегии. В свою очередь советники Тамары порекомендовали ей как можно скорее выйти замуж, что явилось бы наилучшим способом укрепления ее позиции, и выбрали Юрия, как наиболее подходящего кандидата.

Чтобы понять мотивы, скрывавшиеся за их выбором, нам следует помнить, что основу царской армии в Грузии составляли половцы, которые, вероятно, сохраняли тесные связи со своими родичами в Кумании, и поэтому, видимо, слышали о Юрии и хотели оказать ему поддержку. Более того, матерью царицы Тамары была осетинка, матерью Юрия – тоже. В этом смысле Тамару и Юрия можно считать соотечественниками.

Свадьба состоялась в 1185 г. Сначала Юрий произвел блестящее впечатление как на свою невесту, так и на грузинскую знать. Он проявил себя также талантливым военачальником, добившись больших успехов в борьбе против мусульман. Постепенно, однако, становились очевидными отрицательные черты его характера. Грузинские летописи изображают его, возможно, с некоторым преувеличением, ужасным пьяницей и жестоким деспотом. Его также обвиняли в содомии, и, поскольку через два года после свадьбы Тамара все еще оставалась бездетной, она легко получила согласие духовенства на развод. Юрий был выслан в Византию (1188 г.). На следующий год Тамара вышла замуж за осетинского князя, который по материнской линии происходил из грузинской царской семьи.

Однако Юрий не желал признавать свое поражение окончательным. Он сыграл на чувствах аристократической оппозиции царице и вскоре снова вернулся в Грузию в качестве предводителя мощного мятежа. Поначалу ему сопутствовала удача, и он даже был провозглашен царем своими последователями. В конце концов, однако, победа оказалась на стороне Тамары, а он был взят в плен и снова выслан в Византию (1191 г.). Два года спустя аристократическая партия подняла новый мятеж, еще менее удачный, чем первый. В 1200 г. Юрий был изгнан из Византии и появился при дворе азербайджанского атабега. Ему удалось собрать отряд тюрков, с которым он еще раз вторгся в Грузию, но снова был разбит. Дата его смерти неизвестна.

7. Русь и Восток

«Восток» – столь же неопределенное и относительное понятие, что и «Запад». Каждый из восточных соседей Руси находился на разном культурном уровне, и каждый был наделен своими специфическими чертами.

Этнографически, большинство восточных народов, живших по соседству с Русью, были тюркскими. На Кавказе, как мы знаем, осетины представляли собой иранский элемент. С иранцами в Персии у русских были некоторые взаимоотношения, по крайней мере, время от времени. Знание русских об арабском мире ограничивалось, главным образом, христианскими элементами в нем, как, допустим, в Сирии. С народами Дальнего Востока – монголами, манчжурами и китайцами – они были знакомы постольку, поскольку эти народы вмешивались в туркестанские дела. В том же Туркестане русские могли встречаться с индийцами, по крайней мере, изредка.

С религиозной и культурной точки зрения следует проводить различие между областями язычества и ислама. Кочевые тюркские племена на юге Руси – печенеги, половцы и другие – были язычниками. В Казахстане и северном Туркестане большинство тюрков первоначально было языческим, но когда они стали расширять область своих набегов на юг, то вошли в контакт с мусульманами, и были быстро обращены в ислам. Поволжские булгары представляли собой самый северный аванпост ислама в этот период. Несмотря на тот факт, что они были отделены от основного ядра исламского мира языческими тюркскими племенами, им удавалось сохранять тесную связь как в сфере торговли, так и религии, с мусульманами Хорезма и южного Туркестана.616

Следует заметить, что в политическом отношении иранский элемент в Центральной Азии находился в состоянии упадка с конца десятого века. Иранское государство под властью династии Саманидов, которое процветало в конце девятого и десятом веках, было низвержено тюрками около 1000 г.617

Одни из прежних вассалов Саманидов теперь создали новое государство в Афганистане и Иране. Их династия известна как Газневиды. Газневиды контролировали также северо-западную часть Индии. Однако их государство просуществовало недолго будучи разрушено новой тюркской ордой сельджуков (1040 г.).618 Последние под властью султана Альп-Арслана (1063 – 1072 гг.) вскоре вторглись в Закавказье (см. 6, выше), а затем перешли в наступление на запад против Византийской империи. В двенадцатом веке они уже контролировали большую часть Анатолии и распространились также на юг, опустошив Сирию и Ирак. Однако они признавали над собой духовную власть Багдадского халифата. В Египте к тому времени образовался отдельный Каирский халифат, в котором правящая династия была известна как Фатимиды. В конце двенадцатого века Сирия и Египет были политически объединены Саладином, известным своими успехами в противостоянии крестоносцам.619 В целом можно сказать, что исламская зона к востоку и юго-востоку от Руси в киевский период образовывала предел для степени знакомства Руси с Востоком. Однако вне этого предела мощные народы тюркского, монгольского и маньчжурского происхождения находились в постоянном движении, сражаясь друг с другом. Динамика истории Дальнего Востока приводила к тому, что некоторые дальневосточные племена время от времени попадали в среднеазиатское и русское поле зрения. Так, около 1137 г. часть народа китанов, вытесненная из северного Китая чжурчженями, вторглась в Туркестан и установила там свою власть, которая длилась около полувека, пока не выросла мощь Хорезмской империи.620 Именно от названия «Китан» (известных также как кара-китай) происходит русское название Китая. Следующим дальневосточным прорывом на запад был монгольский.

Представляется, что, видимо, более выгодными для русских были взаимоотношения с исламскими народами, нежели с языческими тюрками. Тюркские племена в южнорусских степях были типично кочевыми, и хотя отношения с ними сильно обогатили русский фольклор и народное искусство, от них нельзя было ожидать серьезного вклада в русскую науку и образование. К сожалению, непримиримое отношение русского духовенства к исламу, и наоборот, не давало возможности для какого-либо серьезного интеллектуального контакта между русскими и мусульманами, хотя его легко можно было бы установить на землях поволжских булгар или в Туркестане. У них были только некоторые интеллектуальные связи с христианами Сирии и Египта. Говорилось, что одним из русских священников в ранний киевский период был сириец.621 Известно также, что сирийские врачи практиковали на Руси в киевский период. И, конечно, через посредство Византии, русские были знакомы с сирийской религиозной литературой и сирийским монашеством.

Можно добавить, что наряду с греко-православной христианской церковью на Среднем Востоке и в Центральной Азии существовало также две других христианских церкви – монофизитская и несторианская, но русские, несомненно, избегали любых взаимоотношений с ними.622 С другой стороны, некоторые несторианцы, так же как и некоторые монофизиты, интересовались Русью, по крайней мере, если судить по сирийской хронике Аб-уль-Фараджа, прозванного Бар Хебреусом, в которой содержится определенное количество сведений о русских делах.623 Она написана в тринадцатом веке, но частично основывается на труде Михаила, якобитского патриарха Антиохии, жившего в двенадцатом веке,624 а также и на других сирийских материалах.

Коммерческие отношения между Русью и Востоком были оживленными и выгодными как для тех, так и для других. Мы знаем, что в конце девятого и десятом веках русские купцы посещали Персию и даже Багдад.625 Нет прямых свидетельств, указывающих на то, что они продолжали путешествовать туда в одиннадцатом и двенадцатом веках, но они, вероятно, посещали Хорезм в этот более поздний период. Название хорезмской столицы Гургандж (или Ургандж) известно было русским летописцам, которые называли ее Орнач.626 Здесь русские, должно быть, встречали путешественников и купцов почти из каждой восточной страны, включая Индию. К сожалению, не сохранилось записей о путешествиях русских в Хорезм в этот период. Говоря об Индии, русские в киевский период имели довольно расплывчатые представления об индуизме. «Брахманы – благочестивые люди» упоминаются в «Повести временных лет».627 Что касается Египта, Соловьев утверждает, что русские купцы посещали Александрию, но убедительность источника такого свидетельства, которым он пользовался, проблематична.628

Хотя частные контакты через торговлю между русскими и поволжскими булгарами и жителями Хорезма были, по всей видимости, оживленными, разница в религиях представляла собой почти непреодолимый барьер для тесных социальных взаимоотношений между гражданами, относящимися к разным религиозным группам. Супружеские Связи между последователями греческого православия и мусульманами были невозможны, если, конечно, одна из сторон не выражала готовность отречься от своей религии. В этот период, практически, неизвестны случаи обращения в ислам со стороны русских, за исключением тех русских рабов, которые переправлялись на кораблях итальянскими и восточными купцами в различные восточные страны. В этом отношении для русских было намного проще иметь контакты с половцами, поскольку язычники были меньше привязаны к своей религии, нежели мусульмане, и не возражали против принятия христианства, если в этом была необходимость, в особенности это касалось женщин. Вследствие этого смешанные браки между русскими князьями и половецкими княжнами были частыми.629 Среди князей, которые заключали подобные альянсы, были такие выдающиеся правители как Святополк II и Владимир II Киевские, Олег Черниговский, Юрий I Суздальский и Киевский, Ярослав Суздальский и Мстислав Храбрый.

Хотя, как мы только что видели, религиозная замкнутость исключала возможность прямого интеллектуального контакта между русскими и мусульманами, в области искусства положение было иным. В русском декоративном искусстве ясно прослеживается влияние восточных образцов (таких, например, как арабески), но, конечно, некоторые из таких образцов могли попасть на Русь не прямо, а через посредство контактов либо с Византией, либо с Закавказьем. Однако что касается фольклора, нам следует признать непосредственное влияние восточного фольклора на русский. Относительно влияния иранской эпической поэзии на русскую, то главным его проводником, очевидно, был осетинский фольклор. Тюркские образцы также ясно выявляются в русском фольклоре, как в былинах, так и в волшебных сказках. Уже отмечалось (см. Гл. IX, 4) поразительное сходство в строе гаммы русской народной песни с песнями некоторых тюркских племен. Поскольку многие из этих племен были под контролем половцев, или же находились в тесном контакте с ними, роль последних в развитии русской фольклорной музыки, вероятно, была чрезвычайно важной.

Говоря суммарно, русский народ на протяжении всего киевского периода находился в тесных и многообразных контактах со своими соседями – как восточными, так и западными. Нет сомнения в том, что эти контакты были очень выгодны для русской цивилизации, однако в основном они демонстрировали возрастание творческих сил самого русского народа.