Клан

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Король Капитолийского холма

Избирательная кампания 1980 года, казалось, воссоединила семью Эдварда. Джоан Кеннеди, гордая вновь обретенной способностью вести трезвую жизнь, активно участвовала в кампании мужа. Тем не менее, три года проведенные ею вдали от родных, возвели между ней и остальной семьей настоящую стену. К величайшему удивлению Джоан ее старшие дети, двадцатилетняя Кара и девятнадцатилетний Тедди, были уже взрослыми и совсем самостоятельными. Они разъезжали по стране, ведя агитацию за отца и не догадываясь ставить ее в известность о своих шагах. Даже тринадцатилетний Патрик стал излишне независимым. В подобных обстоятельствах для Джоан особое значение имели чувства мужа, однако репортеры замечали, что Эдвард и Джоан больше напоминают союзников, чем супругов.

— Почему мистер Кеннеди никогда не целует и не обнимает вас? — спросил как-то Джоан один из репортеров.

— А вы видели, чтобы Джек или Бобби целовали своих жен на людях? — нашлась с ответом Джоан.

Джоан задавалась тем же вопросом. Она жаловалось своему административному помощнику и подруге Марции Челлис, что Эдвард не обращает на нее внимания как на женщину. Правда, о возможности подобной ситуации ее предупреждала еще Жаклин Кеннеди. Нельзя оставлять мужчину в одиночестве на три года, уверяла она Джоан, Эдвард попросту отвык от нее.

Вскоре после своего поражения на съезде демократов Кеннеди попытался преодолеть разделяющий его и Джоан барьер, пригласив жену посетить вместе с ним маленький французский ресторанчик в Нью-Йорке как «в добрые старые времена». Однако надежды, что толпы американских и иностранных журналистов, освещающих съезд демократов, не узнают об этом и не превратят это обыденное событие в Новость N 1, были совершенно напрасны. Джоан винила во всем помощников Эдварда, которые, как она полагала, специально организовали для журналистов впечатляющий спектакль, который должен был представить всему миру галантного мужа и его преданную жену. Возрождения «добрых старых времен» не получилось. Но, как ни странно, репортеры не поняли этого.

Возвращение Джоан в покинутый ею дом семьи в Маклине, под Вашингтоном, первоначально тоже не предвещало каких-либо осложнений. Правда, Кара и Тедди-младший уехали в Хайаннис-Порт, забыв предупредить об этом мать. Патрик перед отъездом все же зашел попрощаться, однако решение о поездке принял сам. Впрочем проблему детей Джоан рассчитывала решить после. Там, в Маклине, Эдвард организовал прощальную вечеринку для агентов секретной службы, желая отблагодарить их за самоотверженную охрану во время избирательной кампании. Джоан во всю веселилась, танцуя то с одним агентом, то с другим. Она называла агентов «куклами», но вряд ли кто-нибудь мог догадаться о столь пренебрежительном к ним отношении. Ни они сами, ни, что гораздо хуже, Эдвард Кеннеди.

Есть интересная фотография с той вечеринки. Веселая Джоан стоит среди гостей, на ее лице сияет улыбка, одна рука воздета к небу, другая указывает на зрителей. Стоящие вокруг агенты секретной службы взирают не нее с неподдельным восторгом и обожанием. А сбоку, почти заслоненный спинами других людей, стоит Эдвард и внимательно, без тени улыбки наблюдает за женой.

Джоан не понимала, что ее поведение, в особенности после трехлетнего раздельного проживания, может показаться на редкость двусмысленным. И потому очень удивилась, когда Эдвард стремительно подошел к ней, прервав очередной танец, и тихим голосом сообщил, что им пора отправляться в Хайаннис-Порт. Джоан не стала спорить, хотя и была удивлена. В конце концов, решила она, Хайаннис-Порт самое лучшее место для начала новой жизни.

Из Вашингтонского аэропорта Эдвард и Джоан вылетели в маленьком одномоторном самолете. Вопреки обыкновению, когда Кеннеди либо продолжал в самолете работать, либо пытался выспаться, он начал говорить жене комплименты. Он был очень любезен, прямо-таки подозрительно любезен, но Джоан не догадывалась, что он подготовил ей нечто экстраординарное до тех пор, пока Эдвард не наклонился к пилоту и что-то не прошептал.

Почти сразу же после этого самолет развернулся к востоку и начал снижаться. Когда он приземлился в крохотном аэропорту, Джоан догадалась, что они находятся в Монтоук-Поинте, самой восточной оконечности Лонг-Айленда. Но она не могла понять, что они делают в штате Нью-Йорк, если летели в Хайаннис-Порт. Неожиданно Эдвард попрощался с ней, вылез из самолета и уехал, предоставив жене возможность продолжить путь на Кейп-Код в одиночестве.

Джоан была вне себя от ярости. И ее настроение ничуть не улучшилось, когда она прибыла в Хайаннис-Порт. На лужайке перед домом проходила вечеринка, которую устроили Тедди-младший и Кара. Дом был полон их гостей. Джоан знала двух или трех из них, но все остальные были ей незнакомы. Пылая от негодования, Джоан бросилась к телефону, испытывая потребность пожаловаться Марции Челлис.

— Не может быть! — воскликнула та, выслушав рассказ подруги.

— Это правда, — гневно подтвердила Джоан. — Кендалл, ну ты помнишь, капитан яхты Теда, привел с Кейп-Кода «Кару»[37] и ждал его на берегу. Уверена, он отправился на Карибы с какой-нибудь красоткой. И вот, я прибыла домой одна.

— И это после всего того, что ты для него сделала, — произнесла с сочувствием Марция, — и после все перемен, которые ты совершила в своей жизни.

— Я знаю, — ответила Джоан. — Но запомни, почему я все это делала. Ты знаешь, и я знаю единственную причину, по которой я участвовала в кампании. Я делала это только для себя!

После этого происшествия Джоан то и дело звонила подруге, жалуясь на свое одиночество. При чем это было одиночество в доме, все время полным людей. Вокруг постоянно звучала музыка, слышался смех гостей Кары и Тедди-младшего, которые решительно не знали, как держаться с матерью своих друзей, но при этом болтали и делились своими проблемами с сенатором, который вскоре вернулся в Хайаннис-Порт.

Эдвард не делал никаких попыток примириться с женой. Он не упоминал случившегося. Не обсуждал своих дел. Он предоставлял Джоан возможность делать все, что ей заблагорассудиться, и почти не разговаривал с ней.

— Вся беда в том, что Тед ирландец, — твердила она. (Последнее дело, если кто-нибудь из супругов начинает припоминать другому его национальность!) — Он боготворит мать, возводит жену на пьедестал, но забывает поговорить с ней.

Джоан составила длиннющий список претензий к мужу, забывая, что он имеет все основания сделать то же самое. Она надолго покинула свою семью, хотя ее младший сын Патрик так страдал от астмы, что временами не мог спать без дыхательного аппарата и всегда имел при себе ингалятор. Перед отъездом в Бостон она фактически сказала Эдварду, что именно его присутствие рядом заставляет ее пить. В 1979 году, когда Джоан обещала сенатору свою поддержу, во многих средствах массовой информации появлялись рассказы — и это со ссылкой на ее ближайших подруг — как она прячется при появлении мужа. В том же 1979 году при открытии президентской библиотеки Джона Кеннеди, слушая одну из речей, посвященных его брату, Эдвард даже прикрыл лицо, чтобы репортеры не видели его слез, а Джоан в это время весело болтала с Джимми Картером, не замечая ничего вокруг, в том числе и гневных взглядов Розалин Картер, которая буквально испепеляла ее и собственно супруга. Фоторепортеры нащелкали тогда огромное количество снимков, которые украсили все американские журналы и газеты. А тут еще и злополучная вечеринка…

И при всех подобных выходках Джоан по настоящему любила своего мужа, вот только откуда он мог это узнать? Что бы ни говорили люди о любви Эдварда к белокурым красавицам, он не мог навязывать внимание женщине, которая всеми силами демонстрировала ему свое равнодушие и даже неприязнь.

Упущенные возможности, непонятые намеки…

Между Эдвардом и Джоан развернулась настоящая безмолвная война. Вспомнив, что Кеннеди обещал предоставить ей для прогулок яхту, Джоан через его помощников потребовала прислать ей расписание сенатора, чтобы не видеть его и не сталкиваться с ним. Эдвард выполнил ее требование. И тоже через помощников.

В конце-концов Джоан решилась требовать развода. Она посоветовалась со своими психиатрами, и они поддержали ее решение. День за днем со своими подругами она обсуждала, как обратится к мужу, как объяснит ему, что от брака ей нужно больше, но в результате забыла все свои планы и предъявила Кеннеди настоящий ультиматум. Решительно ворвавшись в его кабинет, Джоан встала перед креслом Эдварда и резко спросила:

— И как ты намерен уладить эту проблему?

Кеннеди поднял голову:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что я хочу развода.

Кеннеди немного помолчал, а затем ответил, что на следующий день отправляется с Патриком на остров Нантаккет и там, во время похода, обдумает ее слова.

Подобный ответ не утешал Джоан. Когда же, вернувшись с Нантаккета, Эдвард пригласил в Хайаннис-Порт отца Инглиша, который многие годы был советником семьи в религиозных вопросах, она и вовсе испугалась, что ее принудят отказаться от принятого решения, устрашая политическими последствиями подобного шага и неодобрением католической церкви.

Она ошиблась. Эдвард не выдвинул практически никаких возражений против развода. Он лишь попросил, чтобы информация об их решении не обнародовалась ранее инаугурации будущего президента. Растерянная Джоан согласилась.

Кто знает, возможно в глубине души она надеялась, что угроза развода так и останется угрозой, что друзья, врачи, священник, а главное сам Эдвард убедят ее не совершать непоправимого. Но друзья подбадривали ее, а Кеннеди соглашался. Она вновь принялась расспрашивать подруг, правильное ли она приняла решение и как ей быть. «Представить жизнь без Теда, — восклицала она, — это все равно, что представить жизнь без алкоголя!» Ничего себе сравнение…

В конце концов Джоан обратилась к Жаклин, к женщине, которой она восхищалась больше, чем кем-либо другим. Та была полна сочувствия, хотя и выразила его несколько странно: «Она сказала, что она без ума от Теда, но она многие годы знала, что мне следовало сделать это еще пятнадцать лет назад… Джекки сказала, чтобы я не беспокоилась о Теде, с ним все будет хорошо. Она сказала, что мне следует присмотреть за собой».

В принципе, Жаклин полагала, что со стороны Эдварда этот брак был ошибкой с самого начала, и ему следовало жениться на ком-нибудь типа Этель или ее самой. Нечто очень похожее, хотя и другими словами, высказала одна из близких подруг Джоан, давая сравнение характеров Эдварда и его жены: «Тед был умным, жестким и склонным к анализу, короче, политиком. Джоан была чувствительной, серьезной и часто столь наивной, что даже не догадывалась, какое производит впечатление. Тед был умным и конкурентоспособным. Джоан не была ни тем, ни другим…»

Как ни удивительно, но репортеры, пристально наблюдавшие за семьей Кеннеди, даже не догадывались, какая драма разворачивается у них на глазах. Хотя Эдвард и Джоан дошли до того, что общались между собой исключительно через третьих лиц, журналисты совершенно искренне рассуждали о новом медовом месяце и розах любви. Тем большее потрясение ожидало их в январе 1981 года.

20 января 1981 года присягу президента США принес Рональд У. Рейган, самый старый из всех американских президентов и единственный, не получивший высшего образования. Об уровне его эрудиции свидетельствует забавный эпизод, случившийся в день инаугурации. Посетив кабинет спикера Палаты Представителей Томаса О'Нила, президент увидел в нем большой портрет, под котором красовалась табличка «Президент Гровер Кливленд».

— Я играл его в кино, — гордо заметил Рейган.

— Нет, господин президент, — поправил его спикер. — Вы играли Гровера Кливленда Александера, игрока в бейсбол.

— Ох ты, — удивился Рейган. — А ведь и правда.

Для Эдварда и Джоан церемония инаугурации Рейгана была тяжкой, но неизбежной обязанностью. Сенатор не мог не вспоминать, как рассчитывал сам приносить в этот день присягу, а Джоан печалилась, что последний раз появляется на людях в качестве жены Кеннеди. На следующий день они повергли репортеров в шок, объявив о своем решении расторгнуть брак.

Потрясение журналистов от подобного сообщения мог быть гораздо большим, но Эдвард идеально рассчитал время для обнародования совместного решения. Вашингтонские празднества должны были перенести внимание репортеров с семьи Кеннеди на Белый Дом. А еще через пару дней Америка принялась ликовать из-за возвращения из Ирана американских заложников. Больше года назад события вокруг американского посольства в Тегеране нанесли тяжелейший удар по шансам Эдварда стать президентом, но теперь возвращение тех же заложников стало для Кеннеди божьим благословением.

Объявив о разводе и предоставив адвокатам сражаться из-за имущественных вопросов, Эдвард вернулся к своим обязанностям в Сенате. Урон, нанесенный демократической партии ноябрьскими выборами, был ужасен. Впервые более чем за два десятилетия большинство в верхней палате Конгресса перешло к республиканцам. Вместе с большинством к ним перешло и председательство во всех комитетах и подкомитетах. И тут оказалось, что смена власти способна породить в Сенате настоящий хаос. На место выбывших сенаторов пришло огромное количество новичков, которым очень повезло сразу же попасть в престижные комитеты, но которым не у кого было перенимать опыт. Доходило до того, что некоторые новички сразу же получали председательство в подкомитетах и решительно не знали, что им со своими должностями делать. Но что новички! В подобной же ситуации оказались и многие сенаторы-ветераны. В частности Орин Хэтч, принявший от Эдварда председательство в Комитете по Труду и Людским Ресурсам. Вот что говорил об этом один из сотрудников комитета: «Все его мысли были направлены на то, чтобы хоть как-то противостоять в Комитете по Труду Теду Кеннеди. И вдруг неожиданно ему пришлось проводить через комитет большую пачку законопроектов Рейгана, а он понятия не имел, как это делать».

Вряд ли два сенатора могли найти хотя бы одну проблему, по которой их взгляды совпадали, но взгляды взглядами, а Сенат должен работать. Руководствуясь этим правилом, Кеннеди постарался обучить Хэтча работать с законодательством, в то время как его помощники обучали помощников нового председателя.

Неразбериха в Конгрессе могла бы стать еще больше, если бы новый президент следовал практике своего предшественника. Как утверждал Марк Сигел, при Картере «Конгресс был врагом. Демократическая партия была врагом. Вашингтонский истеблишмент был врагом. Томас О'Нил хотел бы помочь президенту справиться с повесткой дня, но люди Картера не понимали О'Нила. Они называли его задницей, а если вы называете кого-либо задницей в Белом Доме, представляете, с какой скоростью это становится известно тому человеку?»

Президент Рональд Рейган, как правило, не множил врагов без надобности. Он мог путать Боливию с Бразилией, и президента с бейсболистом, но с тех пор, как впервые вошел в политику, смог понять, что с людьми надо уметь ладить. Формируя свой кабинет, он советовался не только с друзьями, но и с противниками. Постарался выразить свое уважение и дружелюбие спикеру Томасу О'Нилу. Обратился за советом к Эдварду Кеннеди как к лучшему специалисту в вопросах зравохранения при назначении министра зравоохранения, образования и социального обеспечения. Не удивительно, что демократы, при всем своем неприятии воззрений Рейгана, чувствовали, что с ним гораздо легче иметь дело, чем с Джимми Картером.

Восстановив относительный порядок в своих бывших комитетах и подкомитетах, Эдвард вновь развернул активную законодательную деятельность. Он в очередной раз внес законопроект о запрете на свободную продажу и производство некоторых видов оружия, что дало основание прессе заявить, что он чуть ли не единственный законодатель, который с 22 ноября 1963 года беспрерывно ведет жестокую и бескомпромиссную войну с Национальной Стрелковой Ассоциацией.

Несмотря на ослабление позиций демократов и, в особенности, позиций демократов-либералов, Эдвард организовал в Комитете по Труду ожесточенное сопротивление рейгановскому трудовому законодательству. С тем же упорством он противостоял внешней политике республиканцев. Пресса постепенно начала изображать Эдварда в достаточно благоприятных тонах и впервые, вопреки прежней привычке тыкать ему в нос неудачами в личной жизни, не попрекала проходящим разводом.

Тем временем сам бракоразводный процесс затягивался на неопределенное время. Джоан требовала от Эдварда прав опекунства над Патриком, который продолжал жить с отцом, и больших алиментов. Вопреки законам штата Массачусетс она мечтала отсудить у Кеннеди половину всего состояния клана, требовала, чтобы ежегодные алименты выплачивались ей из расчета трат за 1980 год, и собиралась забрать у Эдварда его дом в Хайаннис-Порте. Относительно первого из имущественных требований ей сразу же было отказано. На второе адвокаты Эдварда отметили, что траты года выборов намного превосходят необходимые, и потому алименты должны рассчитываться из ее средних затрат за предыдущие четыре года. Вместо же дома в Хайаннис-Порте, который Эдвард очень любил и с которым не хотел расставаться, ей был предложен на выбор любой дом на Кейп-Коде, который Кеннеди обязался для нее приобрести.

Джоан не хотела слушать никаких увещеваний. Она беспрестанно меняла адвокатов, раздражалась на собственных детей, которые хоть и любили ее, но давно уже не были теми детишками, которых она когда-то знала, вымещала злость на окружающих. Кончилось тем, что даже ее ближайшие друзья и прислуга, которые прежде постоянно осуждали Эдварда за холодное отношение к жене, принялись разбегаться, кто куда, но при этом продолжали поддерживать отношения с сенатором.

Впрочем, как бы не утверждала Джоан, что борется за справедливое к себе отношение, ее главной проблемой, в которой она не могла признаться, было жгучее чувство ревности. Американские газеты с потрясающей серьезностью подыскивали Эдварду новую супругу, рассуждая о том, какая женщина будет достойна его и Белого Дома. Подобные статьи приводили Джоан в состояние бешенства. Собственно говоря, к этому времени она уже успела завести любовника, известного бостонского врача Джерри Ароноффа, который был младше ее на восемь лет. Но как бы пресса восторженно не писала о великой любви Джерри и Джоан, Джоан всего навсего пыталась наказать своим поведением Кеннеди, а в результате пострадавшей стороной оказывался бедняга Джерри.

Продолжая беспрестанно пылать яростью, Джоан так растянула развод, что он совпал с перевыборами Эдварда в Сенат в 1982 году. Казалось бы, подобное положение в сочетании с массированным наступлением на демократов республиканцев способно было довести Кеннеди до поражения, но он не терялся. Одним обвинением больше, одним меньше… Как бы ни старалась Джоан, ей было не сравнится с соперником Эдварда Реймондом Шейми, или с организацией противников абортов «Американцы за жизнь», которая публично называла сенатора детоубийцей, или с калифорнийской группой «Фонд законности в Соединенных Штатов», нападки которой на Эдварда вызвали гнев даже сенатского комитета по этике, контролируемого республиканцами.

Кеннеди игнорировал все наскоки, обсуждая исключительно проблемы избирателей. В том же 1982 году совместно с сенатором-республиканцем Марком Хэтфилдом он выпустил яркую полемичную книгу «Замораживание: как вы можете помочь предотвратить ядерную войну». Оказал поддержку массовому движению за всеобъемлющее запрещение ядерных испытаний. Вряд ли стоит удивляться, что в результате сенатор вновь одержал победу.

Нет, писатель Макс Лернер, назвавший в своей книге «Тед и легенда о Кеннеди» Эдварда «затухающей звездой» был совершенно не прав. Не успел еще Эдвард одержать победу на сенатских выборах, как он принялся рассматривать идею участвовать в президентских выборах в 1984 году.

Но тут его желанию воспротивилась семья.

Собравшись на совещание в Хайаннис-Порте, члены клана Кеннеди внимательно выслушали помощника сенатора Лоуренса Горовица, который объяснял, каким образом Эдвард может победить на президентских выборах. Его объяснения не убедили семью, опосавшуюся за безопасность главы клана, и тогда сенатор сам принялся убеждать родных, выступая «адвокатом Бога», в то время как Стивен Смит взял на себя роль «адвоката Дьявола». На каждое возражение Смита Эдвард находил убедительный аргумент, и тогда Стив решил использовать главный козырь:

— Может быть, проголосуем? — предложил он. — Кто за участие в выборах?

Вверх поднялась лишь одна рука, рука Л. Горовица, ни один из Кеннеди желание Эдварда добиваться поста президента не поддержал.

— Ну что ж, — улыбнулся сенатор. — Нет так нет.

Через несколько дней в присутствии своих детей и Этель Кеннеди он официально заявил, что не будет добиваться выдвижения на пост президента США от демократической партии в 1984 году. Как отмечали журналисты он был спокоен и умиротворен. Это в процессе выработки решения Кеннеди могут нервничать и сомневаться, но, придя к нему, не будут испытывать ни сожалений, ни сомнений. «Политически, — отмечал сенатор в одном из интервью, — все говорило за то, чтобы двигаться совсем в другом направлении — к объявлению своей кандидатуры». И, тем не менее, он также признавал, что при всем желании занять Белый Дом спокойствие его семьи значит для него больше.

А еще через несколько дней в Массачусетсе состоялись судебные слушания относительно условий развода Эдварда и Джоан. Хотя окончательно признаны разведенными они должны были быть только через год, все условия развода были уже оговорены. Джоан таки получила дом в Хайаннис-Порте, а также дом в Бостоне, значительные ежегодные алименты и равные с Эдвардом права на опеку Патрика (но тот по-прежнему оставался с отцом). В какой-то миг, осознание, что она уже никогда не будет женою Эдварда, было столь горьким, что Джоан чуть не заплакала, но Кеннеди, который теперь испытывал к ней сочувствие, положил руку на плечо бывшей жены и успокоил ее.

Коль скоро сам Эдвард отказался от участия в выборах, он решил оглядеться окрест, чтобы выбрать, чью кандидатуру поддержать. Первоначально он склонялся оказать помощь сенатору Гэри Харту, но Харт по собственной глупости упустил эту возможность. Когда Эдвард представил Харта собравшимся в своем доме бизнесменам, которые традиционно финансировали демократов, а затем оставил их, чтобы дать возможность договориться, Гэри Харт, к немалому потрясению предпринимателей, принялся передразнивать своего хозяина. Естественно, бизнесмены поспешили сообщить об этом Эдварду. Кеннеди не стал выходить из себя, но, никогда не спуская хамства, проучил Харта. Хотя он великодушно извинил сенатора от штата Колорадо, который в панике бросился просить прощение, никакой денежной поддержки Харт больше не получил.

Вторая половина 1980 годов ознаменовало небывалое усиление позиций Кеннеди в американском Сенате и в политических кругах страны в целом. И это не смотря на то, что он отказался добиваться поста президента в 1988 году и дал понять, что вряд ли когда-нибудь вновь сделает эту попытку. Впрочем, некоторые обозреватели и сам Эдвард отмечали, что именно его отказ от президентства обеспечил ему желанную свободу и независимость. «Я представляю меньшую угрозу, — откровенно признал Кеннеди, — потому что я не кандидат».

Кеннеди в полной мере пользовался своей свободой. В 1986 году он в третий раз посетил Советский Союз[38] и выступил по первой программе советского телевидения. Затем ответил на вопросы В.С. Зорина. В конце интервью, обсудив вопросы международных отношений, Зорин задал Эдварду вопрос, ответ на который был интересен многим зрителям:

— Сенатор, а теперь последний вопрос, личный. Вы оптимист или пессимист?

Кеннеди улыбнулся:

— Я оптимист. Убежденный оптимист. В прошлый раз я приезжал в Москву со своим сыном Тедди, он потерял ногу в результате ракового заболевания, а теперь он участвует в лыжных состязаниях. Мои дети, племянники и племянницы жизнерадостные и энергичные люди. Я ими доволен.

— Они станут заниматься политикой?

— Возможно. Да некоторые уже и занимаются! Мой племянник Джо баллотируется в конгресс от Бостона и пока успешно. Другая моя племянница баллотируется в Мериленде. Я рад, что все они не стоят в стороне…

Правда, вмешательство третьего поколения в политику имело лишь частичный успех. Джо получил место в Палате Представителей, которое некогда занимали Хани Фитц и Джон Кеннеди, а Кэтлин Кеннеди Таунсенд потерпела поражение. Но в 1988 году младший сын Эдварда Патрик, которому едва исполнился 21 год, победил на выборах в местное законодательное собрание штата Род-Айленд, а старший сын, Эдвард-младший, был назван Мартином Лютером Кингом для миллионов американских инвалидов.

Обозреватели и аналитики поражались. Они никак не могли вспомнить другого законодателя, который оказывал бы такое влияние на политику, как Эдвард. Даже Линдон Джонсон в бытность свою лидером демократов в Сенате не мог похвастаться подобным влиянием, а ведь Кеннеди в отличие от Джонсона даже не был лидером большинства. Лишь за Конгресс 100 созыва, который вновь стал демократическим, и в котором Кеннеди вновь получил председательство над Комитетом по Труду и Людским Ресурсам, сенатор провел более 20 важных законопроектов, большинство из которых стали законами. Он даже смог одержать верх над Рупертом Мэрдоком, владельцем целой газетной и телевизионной империи, добившись принятия закона, который запрещал бы предпринимателям владеть в одном городе и газетами, и телестанциями. Как бы не возмущался газетный магнат, как бы не кричал, что Кеннеди мстит ему, и он стал жертвой «либерального тоталитаризма», ему пришлось расстаться с некоторыми газетами. Правильно про сенатора говорили: «Главное в нем: никогда не выходи из себя, но и не уступай противнику. Эдвард Кеннеди — неустрашимый гладиатор».

Все это конечно не значит, что неприятности полностью оставили клан Кеннеди. В 1991 году в США разразился скандал, связанный с обвинением в изнасиловании, предъявленном племяннику Эдварда Уильяму Смиту. Само дело закончилось оправданием Смита, но вызвало целый шквал обвинений против Эдварда, который, якобы, мало внимания уделяет детям. Обвинения против сенатора носили какой-то странный характер, в конце концов Вилли Смит, которому как раз исполнилось 30 лет, никак не мог назваться ребенком. Но, как отмечал обозреватель «Тайма» Лэнс Морроу, отношения Америки и семьи Кеннеди никогда не были здоровыми.

Даже репортеры временами чувствовали, что делают что-то не то, что их пристрастие пересказывать все сплетни, ходящие о Кеннеди, несправедливы и совершенно не отражают реальной личности сенатора, что, рассказывая об Эдварде, даже почтенные издания сползают в самую настоящую бульварщину.

Некогда журналисты объясняли столь нездоровый интерес к сенатору его молодостью и красивой внешностью, но, перейдя рубеж 60 лет, Эдвард вряд ли мог назваться красивым человеком. Нередко репортеры язвили, что он далеко не такой как прежде (еще бы, не прошло и сорока лет!), что он располнел, поседел и огрубел, и вообще напоминает «бездомного в тысячедолларовом костюме». Но вот — поди ж ты! — в возрасте 60 лет сенатор женился на Виктории Регги, на женщине, которая была моложе его на 22 года, и как бы журналисты не отмечали, что рядом с ней он кажется еще старше, многие признавали, что один вид Викки Кеннеди, которая вся сияет от счастья, полностью снимает все вопросы о здоровье и возрасте Эдварда.

Да что говорить о женщинах! Всякие надежды соперников Кеннеди лишить его политической власти приводили к полному краху. В 1994 году чуть ли не вся пресса Америки дружно предсказывала ему поражение на выборах от молодого республиканского кандидата в сенаторы Митта Ромни. Он молод, он энергичен, он полон свежих идей, которые не имеют ничего общего с идеями мультимиллионера-социалиста (забавные же у американцев бывают представления о социализме!), утверждали репортеры. Самоуверенный Ромни, так и не выучивший урока, что вести дебаты с Кеннеди себе дороже, предложил сенатору два раунда дебатов. И поплатился. Больше всего эта дискуссия напоминала избиение младенцев, а Кеннеди победил с фантастической легкостью, резко контрастирующей с общим поражением демократов и в Сенате, и в Палате Представителей.

Так что же мы можем сказать, о сенаторе Эдварде Муре Кеннеди? Многие политические писатели утверждали, что коль скоро Эдвард так и не стал президентом, он и его клан потерпели сокрушительное поражение, которое положило конец династии Кеннеди. Странное представление. Эдвард достиг гораздо большего. Он выжил, несмотря на самые тяжелые в его жизни годы. Он смог увидеть собственных внуков. Он заслужил небывалое уважение своих коллег. Все важнейшие законы, касающиеся социальных программ или прав человека, принятые за последние десятилетия, либо разрабатывались им, либо никогда не стали бы законами без его усилий по их проталкиванию: Акт о Свободе Информации, Поправка к Конституции о голосовании 18-летних, Акт против возрастной дискриминации, Акт о Лучшей Защите Детей и многие, многие другие.

Он не изображает из себя рыцаря на белом коне, а ведет себя, как нормальный человек, который имеет право не только на достоинства, но и на недостатки. Отстаивая права малоимущих, меньшинств, и единственного дискриминируемого большинства — женщин, — он не боится заслужить от ярых феминисток прозвище Шовинистического Борова, как истинный мужчина делая комплименты женщинам и при необходимости помогая им поднести что-нибудь тяжелое.

Он продолжает побеждать, заслужив репутацию великого законодателя, и при этом не года, не десятилетия, и даже не четверти века. Его называют великим законодателем столетия.

Многие ли политики могут похвастаться этим?

16 июля 1999 года на семью Кеннеди обрушилось новое несчастье: в авиационной катастрофе погибли единственный сын президента Кеннеди Джон Фитцджеральд Кеннеди-младший, его жена Кэролайн и сестра жены Лорен. Небольшой самолет, который пилотировал сам Джон-младший, на огромной скорости рухнул в Атлантический океан у острова Мартас-Винъярд, где должна была состояться свадьба двоюродной сестры Джона, тридцатилетней Рори Кеннеди. Как это часто случается в жизни, радость и горе оказались перемешанными, как будто специально спеша показать, сколь хрупка человеческая жизнь.

Долгие дни, пока американские спасатели отчаянно пытались найти хоть кого-нибудь выжившего в этой катастрофе, пока поднимали со дна океана тела погибших, пока навязчивые репортеры, призвав на помощь вертолеты и новейшую видео- и фототехнику, издали снимали горестную церемонию морских похорон, Америка и чуть ли не весь мир рассуждали о Проклятии клана Кеннеди, об умении этой семьи умирать, о потере Соединенными Штатами Последнего Американского Принца, постепенно превращая человеческую трагедию и горе в мыльную оперу.

Для сенатора Кеннеди новое горе было страшным ударом. Тяжело терять сестру и братьев, но вдвойне тяжко терять детей. Эдвард Кеннеди носил Джона на руках, когда тот был еще совсем маленьким, учил его кататься на лыжах и управлять яхтой, когда тот стал постарше, и вообще всеми силами старался заменить племяннику погибшего отца, которого тот не помнил.

И бедняжка Рори, чья свадьба оказалась отложенной из-за гибели кузена и его семьи… Младшая дочь сенатора Роберта Кеннеди, родившаяся уже после гибели отца, она поспешила обвинить в трагедии себя, как это нередко случается с людьми, пораженными горем. И все-таки, вопреки своему горю и боли, вопреки всем словам о предопределенности и проклятиях, Рори Кеннеди все же вышла замуж, утверждая тем самым свойственную всем Кеннеди неутолимую жажду жизни.