Совсем небольшой городок.
Шоссе вливалось в него с запада, через мост, перекинутый через медленную и мутную реку с непроизносимым индейским названием, а потом проходило по деловому району города, превращаясь в широкую улицу с площадкой для стоянки автомашин и четырьмя фонарями.
Я как раз миновал последний фонарь и стал сворачивать направо, в переулок, как вдруг какой-то водитель грузовика, не оглянувшись, дал задний ход.
Слева шла еще одна машина; я сделал все, что мог, — нажал на тормоза, прежде чем врезаться в грузовик. Послышался скрежет металла и вслед за ним звон битого стекла, усеявшего мостовую. На залитой солнцем улице все головы повернулись в нашу сторону.
Я поставил машину на ручной тормоз, вылез и, оценив ущерб, сокрушенно покачал головой. Передний бампер висел неизвестно на чем, а измятое правое крыло и разбитая вдребезги фара почти вдавились в колесо. Но еще неприятнее было смотреть на струю горячей воды, которая вытекала сквозь дыру в радиаторе.
Водитель грузовика с воинственным видом выскочил из кабины. Он был около шести футов ростом, худощавый, с крепким носом, и от его костлявой физиономии пахнуло дешевым мускателем.
— Слушай, ты, болван! — заревел он. — Ты что, на треке гоняешь?
Плохое настроение накапливалось во мне еще до инцидента и не хватало только этого налитого вином малого, чтобы сорваться.
Левой рукой я сгреб его за воротник, а правой уже собирался смазать по физиономии, но в тот же момент понял всю ребячливость такого поведения и просто оттолкнул его. Он угрожающе залопотал, и в ту же минуту на мое плечо тяжело легла большая рука. Я обернулся. Рядом со мной стоял толстяк и смотрел на меня твердым и авторитетным взглядом. На нем была полицейская форма.
— Превосходно! — сказал он мне. — Хотите затеять ссору, так затевайте со мной. Это по моей части!
— О’кей, о’кей! — буркнул я. — Мы ведь не на войне.
Он не сводил с меня жесткого взгляда:
— А вы мастак швыряться людьми!
Вокруг начала собираться обычная в таких случаях толпа — и едва ли для того, чтобы провозгласить меня «Мисс Северная Флорида». Все выглядело так, будто я не только врезался в грузовик, но и затеял скандал, и мои калифорнийские права вряд ли могли помочь делу.
Полицейский повернулся к водителю грузовика:
— Все в порядке, Фрэнки?
«Еще этого не хватало, — подумал я угрюмо. — Они, наверное, родственники».
Фрэнки излил свои жалобы — во всем виноват только я, проклятые туристы носятся по городу со скоростью 60 миль. Когда он иссяк, я осмелился предложить на грош истины, но что можно купить за гроши? Я посмотрел на вытянутые шеи любопытных, выискивая свидетелей, но никто ничего не видел или не хотел признаваться в этом.
— Ну ладно, приятель! — сказал толстяк-полицейский с мрачной холодностью в голосе. — Предъявите свои права!
Я достал из бумажника права и мысленно обещал себе, что, если мне когда-нибудь доведется попасть в этот город еще раз, я перед этим сдам машину в багаж, а сам пойду пешком. Но в этот момент с тротуара сошла высокая, с темными волосами девушка и подошла к нам.
— Я все видела, — сказала она полицейскому и сразу выложила все, что произошло в действительности.
По какой-то непонятной причине — я не смог определить, в чем тут дело, — реакция полицейского показалась мне странной. Он явно знал девушку, но не произнес ни слова приветствия; выслушав ее рассказ, он кивнул, но этот кивок был короткий и какой-то неохотный, даже в известной степени враждебный. А девушка написала что-то на карточке и подала мне.
— Если ваша страховая компания захочет меня видеть, то найдет по этому адресу, — сказала она.
— Спасибо вам миллион раз, — ответил я, вкладывая карточку в бумажник, — очень мило с вашей стороны.
Она вернулась на тротуар. Кое-кто из толпы проводил ее взглядом, и в этих взглядах я почувствовал ту же враждебность, которая удивила меня у полицейского.
У меня создалось впечатление, что ее все знают, хотя никто не сказал ни слова. А она прекрасно владела собой.
Не знаю, то ли благодаря ее рассказу, то ли потому, что полицейский, приблизившись к Фрэнки, почуял наконец дух мускателя, но картина несколько изменилась в мою пользу. Он поставил Фрэнки на свое место, пролаяв ему в лицо, как на строевых учениях, пару фраз,и написал рапорт. Однако никаких квитанций не выдал. Повреждения, причиненные грузовику, были незначительными. Мы обменялись сведениями относительно страховых компаний, а подоспевшая машина техпомощи взяла на буксир мой автомобиль. Я поехал в гараж вместе с водителем. Гараж находился как раз при въезде в город, у реки, на западной окраине.
Было около двух часов жаркого и безветренного летнего дня. В ярком сиянии солнца тени напоминали пролитые чернила. Моя рубашка промокла от пота.
Я выехал из Нью-Орлеана рано утром и до обеда рассчитывал проехать через Сент-Питерсберг и окунуться в заливе.
«Да, теперь уж об этом мечтать не стоит!» — подумал я угрюмо. Потом я вспомнил о девушке и постарался представить себе, как она выглядела. Единственное, что я помнил, это то, что она была высокой и очень стройной. Привлекательна? Пожалуй... Но пальчиков не оближешь. Вероятно, что-то около 30 лет. И тем не менее в ее лице было что-то такое... что-то особенное, но что именно, я сказать не мог... Впрочем, какое это имеет значение!
Гараж занимал большое помещение с демонстрационным залом и несколькими бензоколонками, стоявшими вдоль подъездной дорожки. Машину поставили в ремонтный цех, и мастер осмотрел ее. Это был тощий, как доска, человек с холодным лицом.
— Хотите, наверно, в кредит? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Я расплачусь сам, а потом страховые компании разберутся.
— Готова будет не раньше, чем послезавтра. У нас на складе нет такого радиатора, но нам его могут доставить из Таллахасса.
— О’кей! — сказал я.
Мне отнюдь не улыбалось провести в этом городе тридцать шесть часов, но роптать было бесполезно. Я вынул из багажника два чемодана.
— Где здесь лучше остановиться?
— Лучше всего в каком-нибудь мотеле, — ответил он.
— Отлично! Какой из них ближе всех?
Он вытер руки тряпкой и задумался:
— На этой окраине всего один мотель, милях в трех отсюда. На той окраине есть парочка очень приличных мотелей, совсем близко друг от друга. «Эль Ранчо» и «Испанская грива».
— Спасибо. Могу я взять машину напрокат?
Он мотнул головой в сторону канцелярии:
— Поговорите с девушкой.
Большой светловолосый юнец в белом халате, зашедший за инструментом, повернулся и поглядел на нас:
— Если нужен мотель, то здесь миссис Лэнгстон. Приехала за бензином.
Мастер отрицательно покачал головой.
— Кто такая эта миссис Лэнгстон? — поинтересовался я.
— Содержит мотель «Магнолия Лодж», в восточной части города.
— Тем лучше...
Он пожал плечами.
— Дело ваше...
Ответ меня удивил.
— Что-нибудь не то?
— Да нет, просто мотель захудалый, бассейна нет, но где вы хотите остановиться, дело ваше. С моей точки зрения.
И тут я словно прозрел. Теперь я почти был уверен, что это то самое имя. Однако я не стал сверяться с карточкой, лежавшей в моем бумажнике, а просто подхватил свои вещи, сказал «благодарю» и вышел из гаража.
Я оказался прав. Она стояла возле старого фургона, вынимая из кошелька деньги.
Я подошел к ней и поставил на землю чемоданы.
— Миссис Лэнгстон?
Она повернулась и радостно улыбнулась.
— О, хэлло! — сказала она, и я тут же понял, что именно поразило в ее лице. Выражение усталости. Это было тонкое, хорошо очерченное и весьма привлекательное лицо, но в глубине красивых серых глаз таилась почти безграничная усталость.
— Как я понял, вы содержите мотель? — сказал я.
Она кивнула.
— Верно.
— Если у вас есть место, я бы поехал с вами.
— Да, конечно. Положите ваши вещи... Вот сюда!
Мальчик принес сдачу, и мы двинулись по главной улице. Я надеялся, что если Фрэнки еще в городе, то мы вовремя успеем спрятать нашу машину куда-нибудь подальше, чтобы избежать повторного столкновения.
— Когда будет готова ваша машина? — спросила она, когда мы задержались у светофора.
— Послезавтра, — ответил я.
Зажегся зеленый свет, и мы поехали дальше.
Я повернулся и посмотрел на нее. Темные с золотым отливом волосы, подстриженные чуть повыше плеч, и персиковый цвет лица, хотя она не употребляла никакой косметики, кроме губной помады, да и ту — самую малость. Красивый рот. Из-за высоких скул щеки казались чуть-чуть впалыми, и это усиливало общее впечатление усталости и внутреннего напряжения. Это было лицо зрелой женщины, и в нем чувствовалась сила. Ее перстень и обручальное кольцо, видимо, стоили дорого, но все остальное не соответствовало их ценности. На ней было дешевое платье из магазина готовых изделий и старые поношенные босоножки. Ноги — красивые и длинные, без чулок.
Справа, как раз у городской черты, расположился мотель «Испанская грива». Рядом виднелся бассейн с разноцветными зонтами по краям. В белом сиянии палящего солнца его синева говорила о прохладе, я вспомнил слова мастера о том, что в «Магнолии Лодж» бассейна нет.
«Ну и болван же ты!» — подумал я угрюмо. Но я уже выбрал «Магнолию». К тому же эта женщина так меня выручила!..
«Магнолия» находилась совсем недалеко, слева. Когда мы свернули с шоссе, я понял, что имел в виду мастер, назвав мотель «захудалым»: на всем лежала печать заброшенности и незавершенности. Дюжина домиков, построенных в виде каре с открытым выходом в сторону шоссе. Сам дом — прочный и не слишком старый. Кирпичный, под красной черепицей, но краска кое-где успела облупиться, да и вся территория выглядела мрачной и неприветливой, хотя день был ослепительно яркий и солнечный.
Перед мотелем, видимо, пытались разбить газон, но теперь трава пожухла и покрылась пылью, а на подъездной дороге, посыпанной раскрошившимся и наполовину выветрившимся гравием, кое-где зеленели травинки сорняков. Я удивился, почему ее супруг довел дело до такого состояния.
Бюро администратора находилось слева. Она остановила машину у входа. На заднем сиденье стояли сумки с продуктами. Я взял их и пошел вслед за ней.
В маленьком холле было прохладно. Венецианские шторы, преграждавшие доступ яркому солнечному свету, создавали приятный сумрак. На пол из темно-синих плиток, натертых воском, были наброшены плетеные коврики. На бамбуковых креслах — оранжевые и черные подушки. В углу — телевизор, а перед диваном — бамбуковый кофейный столик. На нем лежало несколько журналов.
На столе у левой стены стояла модель корабля — около трех футов длиной. Поразительно красивые линии.
Напротив двери за перегородкой — стол администратора, на котором находился телефон и ящичек для ключей. Позади стола — скрытая портьерой арка, за которой, видимо, располагались жилые помещения. Где-то в глубине дома слышалось гудение пылесоса.
Я положил сумки, а она окликнула:
— Джози!
Моментально из-за портьеры появилась крупная цветная девушка в белом переднике. Толстощекое добродушное лицо и большой рот, густо накрашенный губной помадой странного, почти лилового оттенка.
Миссис Лэнгстон положила передо мной регистрационную карточку и кивком указала девушке на сумки:
— Отнесите их, пожалуйста, на кухню, Джози!
— Хорошо, мэм, — ответила та, взяла сумки и собралась уходить.
— Водопроводчик был? — остановила ее миссис Лэнгстон.
— Нет, мэм... Только телефон звонил пару раз, но, видимо, ошиблись номером. Когда я подошла, никто не ответил. Просто вешали трубку.
С этими словами она ушла.
Я случайно поднял глаза.
Лицо миссис Лэнгстон было неподвижно, но персиковый цвет слегка побледнел. У меня возникло странное чувство. Мне казалось, что она пытается — и пытается изо всех сил — остаться спокойной, хотя на душе у нее далеко не спокойно.
Заметив мой взгляд, она отвела глаза.
— Вы неважно себя чувствуете? — спросил я.
— Нет, нет! Все в порядке! — она покачала головой и заставила себя улыбнуться. — Просто очень жарко.
Она взяла мою карточку и взглянула в нее.
— Из Сан-Франциско, — сказала она, — и как же вы переносите нашу жару, мистер Чэтэм?
— Вы бывали в Сан-Франциско? — спросил я.
— Один раз. В августе. На мне было только летнее платье, и я чуть было не замерзла. И все же мне там очень понравилось. Замечательный город. — Она сняла с гвоздика ключ. — Возьмите, у вас 12-й номер.
— Я бы хотел сразу расплатиться, — сказал я. — Сколько с меня?
Ответить она не успела — зазвонил телефон. Поразительно: она застыла, словно ее окатили ледяной водой, и в глазах промелькнул мгновенный страх.
Телефон продолжал звонить резко и настойчиво; медленно, с усилием она протянула руку и подняла трубку.
— «Магнолия Лодж», — сказал она слабым голосом.
В следующее мгновение она побледнела и пошатнулась, и я нагнулся, чтобы поддержать ее, — подумал, что она падает. Но миссис Лэнгстон только опустилась на стул, уронила трубку и закрыла лицо руками.
Из трубки продолжали доноситься слабые звуки.
Я поднял трубку.
Я знал, что вмешиваюсь не в свое дело, но движение было чисто рефлекторным; я уже подозревал, что могу услышать.
Я оказался прав.
Это был чей-то шепот — злобный, грязный и издевательский, и от помоев, которые он выплескивал, вам стало бы тошно. Мне показалось, что там, на другом конце провода, где-то в глубине, я слышал и еще какие-то звуки. Наконец поток грязи иссяк, и человек спросил также шепотом:
— Вы хорошо меня слышите, милочка? Скажите, как вам это нравится?
Я прикрыл трубку ладонью, наклонился над столом и, коснувшись ее руки, сказал:
— Ответьте ему что-нибудь...
С этими словами я придвинул к ней аппарат. Она подняла голову, но единственным ответом был устремленный на меня взгляд, полный страха. Я тряхнул ее за плечо.
— Ну, давайте же! — приказал я. — Скажите что-нибудь... Любое, что придет в голову.
Она кивнула, и я снял ладонь с трубки.
— Почему? — выкрикнула она. — Почему вы так со мной обращаетесь?
Я кивнул ей и стал слушать, что последует за этим. В ответ раздался мягкий шипучий смешок, который вызвал такое ощущение, будто болотная тварь ползла по обнаженному телу.
— Потому что мы знаем одну тайну, милочка!.. Мы ведь знаем, что это вы его убили...
Я нахмурился — это не похоже на обычный шантаж. А шепот между тем продолжался:
— Да, мы знаем это, милочка! И мне это нравится. Мне нравится думать о том, как мы вдвоем... — Он конкретизировал то, о чем ему нравится думать. Воображение у него было богатое, порождавшее грязные, ползучие образы.
Потом на линии что-то щелкнуло, и в трубке стало тихо — он дал отбой.
«Не очень он торопился, однако», — подумал я. Я положил трубку на рычаг и взглянул на опущенную голову миссис Лэнгсон.
— Ничего страшного, — сказал я. — Такие люди обычно не опасны.
Она подняла голову, но не произнесла ни звука.
— И давно он так? — спросил я.
— Давно... — прошептала она. — Давно... — Неожиданно она покачнулась.
Я бросился, подхватил ее и осторожно опустил на коврик. Она показалась легкой, необычно легкой для молодой женщины ее роста.
Я поднялся и позвал:
— Джози!
После этого я вновь посмотрел на нее, обратил внимание на необычайную бледность лица и спросил себя: сколько же времени она ходит по краю нервного срыва?
Джози появилась из-за портьеры и вопросительно посмотрела на меня.
— У вас найдется немного виски? — спросил я.
— Виски?.. Нет, сэр, у нас нет ни капли... — Она приблизилась к столу и только тут увидела лежавшую на коврике миссис Лэнгстон. — О, боже ты мой! Да что же это такое?
— Тихо! — сказал я. — Принесите мне стакан и влажное полотенце.
Я поспешно вышел и взял из машины один из моих чемоданов. В нем была бутылка виски.
Джози быстро вернулась. Я налил в стакан немного виски и, опустившись на колени перед миссис Лэнгстон, обтер ее лицо мокрым полотенцем.
— Она не заболеет? — с тревогой спросила Джози.
— Не думаю, — ответил я. — Это просто обморок. — Я пощупал ей пульс: достаточно ровный.
— Вы не собираетесь давать ей виски?
— Не сейчас же, когда она в обмороке! — нетерпеливо ответил я. — Вы что, хотите, чтобы она захлебнулась? Где ее супруг?
— Супруг?
— Мистер Лэнгстон! — резко сказал я. — Ступайте и приведите его! Где он?
Она покачала головой:
— Мистера Лэнгстона нет... Он умер.
— О! — вырвалось у меня.
— Может, позвать доктора? — спросила Джози.
— Думаю, что не надо, — ответил я. — Обождите минутку!
Миссис Лэнгстон шевельнулась и открыла глаза. Я приподнял ее за плечи и поднес к губам стакан с виски. Она сделала глоток, закашлялась, но выпила. Я передал стакан Джози.
— Немного воды! — сказал я.
Через минуту миссис Лэнгстон уже могла сидеть. Я помог ей перебраться в кресло и дал еще немного виски. Лицо ее немного порозовело.
— Спасибо, — сказала она прерывающимся голосом.
Я нетерпеливо отмахнулся.
— Вы знаете, кто он?
— Не имею ни малейшего представления... — Она беспомощно покачала головой.
— Но вы обращались в полицию?
Она кивнула:
— Несколько раз...
Нельзя было терять времени. Я подошел к телефону и вызвал станцию.
— Соедините меня с шерифом!
После второго гудка послышался мужской голос, и я сказал:
— Я хотел бы поговорить с шерифом...
— Его нет. Говорит Макгрудер. В чем дело?
— Я звоню из «Магнолии», — сказал я. — По поводу помешанного, который постоянно названивает миссис Лэнгстон. Я полагаю, к вам уже поступала жалоба.
— Насчет чего?
— Насчет помешанного, — повторил я. — Чокнутого. Он досаждает миссис Лэнгстон по телефону.
— Да, да, знаю, — ответил он. — Так что насчет него?
— Могу навести на его след; если вы поспешите, то сможете его задержать. Он повесил трубку всего две минуты назад и...
— Подождите, приятель! Не так быстро. Вы-то сами кто?
Я перевел дыхание.
— Мое имя Чэтэм. Я остановился в мотеле и случайно был у телефона, когда позвонил этот психопат. Я послушал, что он говорил...
— Зачем?
Если это был и не самый глупый вопрос, какой вообще может задать полицейский, то все равно он граничил с глупостью. Но злой ответ, вертевшийся на языке, мне пришлось проглотить.
— Просто чтобы постараться понять, откуда он звонит.
— И он вам это сообщил? Очень мило с его стороны.
Я вздохнул.
— Нет, не сообщил, но я слышал характерные звуки на заднем фоне. И это могло бы вам помочь...
— Да, да, конечно! Вы нашли отпечатки пальцев на телефоне...
— Значит, вы не хотите меня выслушать?
— Послушайте, приятель, — сказал он холодно, — вы думаете, нам больше нечем заняться, как бегать по городу, разыскивая пьяницу, который звонит по телефону? Передайте миссис Лэнгстон, что если она не желает выслушивать эту дребедень, то пусть вешает трубку. По-моему, все очень просто.
— Ее нервы на пределе.
— Тогда пусть вообще не подходит к телефону.
— А деловые звонки?
— Ну, я не могу отвечать за всех, кто ей звонит... И вообще, телефонные звонки никому еще не приносили вреда.
— Об этом я как-то не подумал, — ответил я. — Во всяком случае, передам ей ваши слова и, надеюсь, все будет в порядке.
С этими словами я повесил трубку. Все во мне клокотало от злости.