Клинки чужого мира

Глава XVII ЗАСАДА В КАПЕЛЛЕ

Мальчики остановились перед кладбищенскими воротами.

- А ворота-то на замке, - Генрих разочарованно дернул замок. - Придется взбираться на стену. Ты не помнишь, может, она с другой стороны ниже?. - Где стена ниже, а где выше, мне неизвестно, - пожал плечами Олаф. - Но сегодня днем я обнаружил со стороны ручья дыру в кирпичах. От земли невысоко, идем!

Олаф уверенно шагал вдоль стены, Генрих поспешил за ним.

Кладбищенскую ограду огибал метровой ширины ручей. Русло, по которому он нес свои мутные воды, было выложено гранитными булыжниками. Со временем камни покрылись мхом, позеленели. Весной и осенью, во время дождей, ручей разливался, и по этой причине русло еще в старые времена расширили и углубили. Пробираясь вдоль ограды, Генрих прислушивался к журчанью воды и думал, что было бы здорово прогуляться по асфальтовой дорожке с противоположной стороны ручья, а не красться, точно воры.

- Стоп! Пришли, - сказал наконец Олаф. - Вот эта дыра. Судя по всему, стена пробита недавно. Кому это понадобилось?

Он включил фонарь и первым полез в отверстие.

Ночью старое кладбище выглядело зловеще. Электрического освещения не было, и лишь луна бросала на кресты и надгробья мертвенный свет.

- Жутковатое место, - поежился Генрих.

Луна в эту ночь была ясной и полной, но это только усиливало ощущение тревоги.

- Да, приятного в такой прогулке мало, - согласился Олаф. - Одно хорошо - привидения лишь в сказках бывают… Я не трус, но встретить умершего сотню лет назад бургомистра не хочется.

- Меня также не радует такая перспектива, - вздохнул Генрих. -Но привидения существуют, поверь мне. Я бы многое тебе мог порассказать, да боюсь, ты сочтешь меня сумасшедшим.

Генрих вскрикнул, споткнувшись о надгробье. В этой части кладбища их было особенно много - древних, замшелых, похожих на руины.

- Гляди, шею не сломай, - сказал Олаф, включая фонарь. - Черт бы побрал эти деревья! Ничего не видно. Почему я не взял два фонаря? Вот дурак! Но ничего, ты, Генрих, ступай за мной. След в след.

Старинная капелла выглядела довольно внушительно. Ее выбеленные известью стены светлели в темноте. Олаф и Генрих прошли вдоль стены и остановились перед закрытой дверью.

- Надеюсь, не заперто? - спросил Олаф самого

себя.

Он решительно толкнул дверь. Петли заскрипели, одна из створок неспешно ушла внутрь, открыв черный проход. Олаф осторожно заглянул туда, посветил во все стороны фонарем и с заметным облегчением выдохнул:

- Ни одной живой души. Идем.

- Тут еще темней, чем на улице, - передернул плечами Генрих.

- Да, поэтому будь особенно осторожен на лестнице. Фонарь мой едва светит, а почему - не знаю. Я ведь специально зарядил аккумулятор. Ну, пошли вниз, в подвал, тут даже спрятаться негде.

В подвал капеллы вела полувинтовая лестница. Из склепа, если задрать голову, виднелись колонны, поддерживающие крышу, и жутковатые рисунки на стенах. На одном из них два скелета раскачивали колыбель с младенцем, на другом - скелет вежливо поддерживал за руку подвыпившего гуляку, а с правой стороны от гуляки наигрывал на скрипке второй скелет. У правой стены, почти у самого пола, пустовали четыре ниши. В двух из них и предполагал спрятаться Олаф. Но чем ниже спускался Генрих по лестнице, едва освещенной лучом фонаря, тем меньше ему нравилась эта затея.

«Того и гляди, - размышлял он, - кто-то возьмет да запечатает нас стальными плитами, как мертвецов. Потом кричи не кричи, никто не услышит».

- Ну, вот мы и на месте, - Олаф сбросил рюкзак на пол. - Ты какую нишу выбираешь?

Он посветил фонарем в одну, в другую и вздохнул:

- Места полно. Сразу видно, что под гробы рассчитано.

Генрих вздрогнул, а Олаф, зажав фонарь в зубах, присел перед рюкзаком.

- Один костюм, другой, - бормотал он, вынимая из рюкзака какие-то вещи. - Славная выйдет забава…

- Послушай, Олаф, тебе не страшно? - спросил вдруг Генрих.

Олаф замер, несколько секунд подумал, потом взял фонарь в руку и спросил:

- Честно ответить?

Генрих кивнул.

- В таком случае тебе этого лучше не знать, - сказал Олаф, снова принимаясь за разбор вещей. - А вот и маски. Какую возьмешь - вампира или оборотня?

- Мне все равно, - вздохнул Генрих. - Давай оборотня.

Он взял маску, карнавальный костюм и принялся облачаться.

- Главное, чтобы в конце концов мы не напугали друг друга, - невесело пробормотал он.

Закончив переодевание, Генрих спросил:

- Сейчас лезем в ниши или позже?

- Позже. Клаус с шутниками договорились на полночь. А сейчас только половина двенадцатого. Спрятаться мы всегда успеем: компания - это шум, разговоры. Так ты выбрал гробницу?

Генрих задумчиво посмотрел на ниши, сделал шаг к третьей из них и вдруг услышал шепот на «эхте»:

- Господин Генрих, прошу вас, осторожней. Нас

тут много: того и гляди, растопчете кого-нибудь.

От неожиданности Генрих подскочил:

- Кто здесь?

- Ты что-то сказал? - удивился Олаф.

- Это я не тебе. Погоди минуту, я скоро все объясню, - ответил Генрих и, вглядываясь в темноту, опять спросил на языке Малого Мидгарда: - Кто здесь?

- Это я, Плюнькис… Как замечательно, что вы пришли нам помочь, а то мы едва дышим от страха.

- Наше почтение, господин Генрих, - раздалось со всех сторон. - Теперь уж мы точно не пропадем! С нами сам рыцарь его королевского величества, господин Генрих-Герой. Теперь нам даже Безе-Злезе не страшна, не то что какие-то скрэбы!

- Дай-ка фонарь, - Генрих взял у Олафа фонарик и посветил в темноту. Слабый луч выхватил из мрака несколько десятков древнерожденных. Пятеро гоблинов - зеленых и бородавчатых - обхватили, сгорбившись, руками колени. Они сидели несколько в стороне от остальных бойцов, удивленно хлопали веками яйцеобразных глаз и казались похожими на разбуженных лягушек. Гномы, домовые и глюмы тесно жались друг к другу. Малыши сидели прямо на бетонном полу и закрывались ладошками от внезапного света.

Генрих едва сдержал улыбку при виде этого собрания: у одного домового на груди поблескивала стальная сковородка, у другого - крышка от кастрюли; у нескольких древнерожденных лица скрывались под резиновыми, «пугающими» карнавальными масками. Голову Плюнькиса, а старичок-глюм сидел ближе всех к Генриху, защищала тусклая чугунная кастрюлька, подвязанная за ручки кожаными ремешками. Плюнькис сжимал в руке кухонный топорик для разделки мяса. На длинное пальтишко старичок нашил несколько сотен болтиков и гаек, что заменяло, по мнению старика, кольчужный плащ.

Солиднее всех выглядели гномы: многие из них владели настоящими кольчугами и панцирями, почти у всех на головах красовались взаправдашние шлемы. Каждый гном имел за поясом молот или топор.

- Ого, да вас тут целая армия! - удивленно воскликнул Генрих.

- Это еще не все! - гордо заявил Плюнькис. - Мы разделились: одни устроили засаду у дома Теодора Херрманна, а мы здесь, на старом кладбище. Ведь никто не знает, откуда заявятся зеленые карлики. Но этой ночью им ни за что не пробраться в город!

- Жаль, лучников среди нас нету, - вздохнул один из домовых. - А хорошие стрелки ох как пригодились бы!

- А я кто, по-твоему? - возмущенно пискнул глюм, сидевший около старика Плюнькиса. Генриху лицо маленького глюма показалось знакомым, он напряг память и вспомнил. При знакомстве с Бурунькисом и Капунькисом, когда Генрих и малыши обсуждали старика Каракубаса, Капунькис заметил в окне глюма, разбившего снежком уличный фонарь и едва не получившего за это взбучку от домовых. «Фунькис младше нас и потому особенно любит озорничать. Куда нам до него!» - кажется, так сказал тогда Капунькис.

- Фунькис? - спросил Генрих.

- Я. И учтите, я вооружен! - малыш-глюм с радостным видом показал Генриху два пистолета. - Раздобыть настоящие, к сожалению, мне не удалось, - малыш тяжко вздохнул. - А в оружейной лавке я так ничего и не понял - какие патрончики в какой пистолет залазят. И зачем в них затолкали газ? Такое впечатление, что люди умышленно себе жизнь усложняют выдумками. Все это ерунда! Мои пистолеты шумят не меньше, я пробовал.

Фунькис вскочил на ноги и, выпятив живот, продемонстрировал Генриху широкий детский ремень с двумя кобурами: по черной пластмассе щедро вились золотистые узоры.

- Здорово, правда? - усмехнулся малыш. - А на пряжке у меня звезда. И еще вот, на кобурах, по одной! Так что я - хоть со всех сторон гляди, а хоть с одной - настоящий конвой. Скажешь, нет?

- Угомонись, угомонись, бесстыжий хвастун! И чего мы только взяли тебя с собой?! - замахал на него руками старик Плюнькис. - Совсем не умеешь вести себя…

- А ты, дед, на меня не кричи! - с вызовом пискнул Фунькис. - Я пришел сюда не выслушивать твои наставления, а драться со страшными врагами!

- И чей же ты конвой? - улыбнулся Генрих.

- Собственный! - заявил Фунькис. - И еще индейский. Конвои всегда с индейцами воюют.

- Ковбои, - поправил малыша Генрих.

- Может, и ковбои, - пожал плечами Фунькис. А в упаковке - двадцать четыре круглых пластмассовых обоймы. На целых двести восемьдесят восемь выстрелов! Правда, я уже сто восемьдесят два истратил, тренируясь, но на поганых скрэбов хватит и оставшихся…

- Д ну, Фунькис, немедленно умолкни и сядь на место, - в этот раз к малышу обратился Ильвис. - Забыл об уговоре? Будешь шуметь - отправим домой.

- Так я и испугался вас, господин Ильвис! Никуда вы меня не отошлете - это все враки! Дорог в Малый Мидгард не осталось ни одной! - с вызовом сказал Фунькис и показал гному язык. - А будете при господине Герое орать на меня, так я сейчас пойду на улицу, залезу на могилу и первый вступлю в битву с карликами. Станете вы себе тогда локти кусать, господин предводитель, но это уж не поможет вам прославиться… Малыш хотел еще что-то добавить, но гномы схватили его за одежду и силой усадили на пол.

- Сейчас вот скажем колдуну Мьедвитниру, - пригрозил один из них, - так он тебе рот заколдует, да так, что никогда в жизни слова не вымолвишь.

- Не посмеете! Я не какой-то там гном, чтоб ко мне гномскую магию применять. Я - глюм…

Олаф хлопнул Генриха по плечу.

- Эй, дружище, очнись, тут никого нет, - сказал он. - Что это на тебя нашло? Разговорился сам с собой непонятно на каком языке. Страх темноты подействовал?

Генрих повернулся к Олафу, покачал головой:

- Нет, темнота здесь ни при чем. Ты не поверишь, но тем не менее это правда: прямо перед тобой сидят несколько десятков удивительных существ. Они называют себя древнерожденными, а мы зовем их домовыми, гномами и кобольдами. Я могу говорить с ними и видеть их. Ты - нет. А как тебе доказать, что я не вру, я не знаю.