Клон в пальто

Мальчик из пальчика

— Шереметьев, но не граф. Черт его знает, наверное, из бывших крепостных, они ведь получали прозвище по названию усадьбы. Или по фамилии хозяина. Ты чей, спрашивали, холоп? Шереметьев!

Коля Нарышкин, один из компаньонов Леши Антонова и большой поклонник Алиных историй, почитал себя не просто столбовым дворянином, а боярином древнего княжеского рода. Еще бы, ведь из Нарышкиных происходила сама царица, первая жена Ивана Грозного. Потому вопросы родословной интересовали его не меньше, чем хозяина породистой собаки.

Антонов втихомолку издевался над аристократическими амбициями приятеля и за глаза называл его Мышкиным-Норушкиным. Но открыто дразнить породистого компаньона было опасно — он не выносил, когда посягали на святое, а его деньги в бизнесе были не менее святы. Потому Але и Леше приходилось время от времени выслушивать длинные речи Нарышкина о старинных русских фамилиях и плебеях, что к ним примазываются.

Сейчас они с Антоновым обсуждали нового перспективного партнера по фамилии Шереметьев, и Коля считал своим долгом непременно подчеркнуть, что этот Шереметьев — никаким боком не граф. К делу это не относилось, но промолчать Нарышкин не мог. Аля еле удерживалась, чтобы не спросить ехидно: «А с чего ты взял, что сам не из крепостных?» Она ничего не имела против дворян, даром что они сотни лет пороли ее плебейских предков на конюшне, но снобы ее раздражали.

— Шереметьев, но не граф. Что это? Ответ: аэропорт, — сказал Лешка.

— Папа, аэропорт называется «Шереметьево»! — важно поправила Юлька.

— Тогда это тем более не граф, — сказал папа и подмигнул ей.

Они всей семьей гостили у Нарышкиных на даче. Вернее, в их загородном доме, который потомственные бояре устроили с завидным размахом: три этажа, домик для гостей, отдельно стоящая баня с сауной, внутри все чистенькое, стеклянно-оловянно-деревянное, напичканное последними электронно-техническими новинками. Аля мечтала о таком доме, но на него у Антонова пока не было денег, да и неизвестно, будут ли. А Нарышкин имел еще какие-то побочные доходы, вернее сказать, побочным доходом была автодилерская компания, а основную прибыль приносили великокняжескому семейству риелторское бюро и совместное строительное предприятие.

Уже был канун апреля, но зима и не думала кончаться. Сугробы дорастали до окон, и Юлька с Ваней Нарышкиным целый день валялись в снегу, закапывали друг друга по шею, строили снежные замки и канючили, требуя от Кольки выкатить из гаража снегоход.

Антоновы давно уже не выходили в свет, если можно назвать светом боярское гнездо в пятнадцати километрах от МКАД а. Аля, правда, несколько раз попила кофе в компании подруги Терехиной и терехинской мамы. Но это были какие-то бездарные посиделки. Она кое-как поведала о мулатке без лифчика, о Лешкиных приставаниях к стюардессам, но о главном говорить не решалась. Ей было пока непонятно, как складывается эта сказка. Лешка действительно стал другим, и она его не понимала.

Собеседницы сперва разочаровались, потом обиделись, что она что-то от них скрывает, но в конце концов решили, что Аля наконец собралась записывать свои телеги и делать из них книжку. Ну и молодец! Аля не стала спорить, загадочно улыбнулась, и Терехины окончательно поверили, что речь идет по меньшей мере о сценарии для остросюжетного сериала о похождениях Рыжего.

На самом деле похождения остались в прошлом. Всю зиму Леша пахал с утра до ночи без выходных, если не в офисе, то дома, и постоянно звонил Але, докладывая, куда идет и когда будет. От попыток вытащить его в люди отбивался. Мало того — попросил жену экономить! Впервые с тех пор, как она работала в школе и получала учительскую зарплату, слово «экономия» прозвучало в их доме.

— Что, все так плохо? — испугалась Аля.

— Все хорошо, — сказал Антонов голосом Деда Мороза, обещающего детям подарки в следующем году. — Но я хочу, чтобы было еще лучше. Понимаешь?

Ни черта она не понимала, но решила быть хорошей женой. Всю зиму вела себя как декабристка, не просила новую шубу и даже волосы красила дома в ванной.

Компаньон Нарышкин по секрету сообщил ей, что дела фирмы действительно шли хреново, но после их возвращения из Австралии стали налаживаться. Антонов пока молчал, наверное, чтобы не сглазить. Только в апреле он впервые согласился поехать в гости.

Здесь он тоже держался на удивление мирно, почти не пил, не балагурил, не поддразнивал Алю и не приставал к хозяйке. Впрочем, к Ленке Нарышкиной, тощей, смуглой, остроносой, похожей на рыбу-пилу, Лешка никогда не испытывал даже спортивного интереса. Наверное, поэтому он полдня возился с детьми во дворе и обещал после обеда покатать их на снегоходе, если не будут пищать. «Программа идеального мужа все-таки работает или он слишком устал?» — гадала Аля. Приглядываясь к Антонову, она почти забыла о своей непременной обязанности развлекать публику, и день прошел очень скучно.

После обеда Коля и Леша чинно удалились в кабинет. Туда, согласно старинной дворянской традиции, джентльменам должны были подать кофе и сигары. Но Нарышкин с Антоновым не курили, а кофе им пришлось подавать себе самим — Ленка отпустила домработницу и наотрез отказалась прислуживать джентльменам, пусть застрелятся.

— Снегохо-од… — хором заныли Ваня и Юля.

— Потом, потом, — буркнула Лена, выпроваживая их из столовой. — Идите на компьютере поиграйте, нечего.

— Надо гувернантку взять, что ли, чтоб научила хорошим манерам, — брюзгливо пожаловалась она Але. — Совершенно не умеет себя вести. Частное образование — это настоящий разврат. Чем дороже школа, тем больше им там потакают. Не дай бог, ребенок пожалуется дома, что ему в школе плохо, и попросится в другую. Они думают только о своих зарплатах, а наши дети растут, как трава. Мы были в Англии у знакомых — так там ребенок вообще не раскрывает рта, пока ему не позволят. Традиция! Не зря в дворянских семьях всегда жили английские бонны. Наш батюшка говорил, у него есть одна девица, Оксфорд окончила, она учит детей манерам, этикету. Я все собираюсь с ней договориться на пару занятий в неделю. Ты не хочешь? На двоих вышло бы дешевле.

Аля кисло улыбнулась. Юлька была настолько не похожа на английского ребенка, что отдавать ее в лапы какой-то девице из Оксфорда было бы издевательством над всеми сразу. Кроме того, Аля и сама не знала, что бы она делала с девочкой, обученной манерам и этикету.

Вслух она спросила:

— Иван много времени торчит за компьютером?

Нарышкина усмотрела в этом упрек своей материнской ответственности.

— У нас защитный экран, и я строго дозирую время. Но в выходные приходится ему позволять, чтобы не надоедал. А сейчас мужикам надо дать пообщаться, — продолжала Лена, зевая и наливая себе кофе. — У Кольки там какое-то интересное предложение к твоему Антонову. С Америкой связано. Хочешь в Америку поехать?

Аля скорчила рожу и пожала плечами. Она никуда не хотела ехать, ей хватило Австралии на всю оставшуюся жизнь. Но с Ленкой Нарышкиной как с женой старшего компаньона приходилось поддерживать светский разговор на ее любимые темы. Сейчас она скажет, что американцы — тупые обезьяны, и надо успеть сочувственно кивнуть.

— Не навсегда, конечно, что там делать. Американцы — тупые обезьяны. На полгодика, дело наладить. И Юлька твоя английский подучит. Слушай, а чего ты автозагаром не пользуешься? Есть прекрасные средства, как раз для тех, кому нельзя загорать, и недорогие. «Карита», например, или «Клиник». А то ты как ледяная рыба.

Когда они прилетели с Золотого берега, знакомые достали Алю вопросами, почему она такая белая, словно вернулась не из австралийского лета, а с Северного полюса. Лешкина рыжая морда тоже возродилась из пальца довольно бледной, но ему было достаточно пару часов поваляться в плавках на балконе, чтобы стать бронзовым, как памятник самому себе. Аля же отвечала, что австралийские косметологи категорически запретили ей загорать, а они знают, что делают, потому что Зеленый континент занимает первое место в мире по раку кожи (эти обнадеживающие сведения она почерпнула из популярного журнала в самолете).

Ленка Нарышкина версию про врачебный запрет уже слышала. Ее советы насчет автозагара были очевидной подколкой, и Аля не осталась в долгу.

— Вышло из моды, — произнесла она небрежно.

— Что вышло из моды? — насторожилась Ленка.

— Загар. И натуральный, и искусственный. Сейчас самый писк — белая сияющая прозрачная кожа. Как у Снежной королевы. Или у ледяной рыбы.

— Это тебе в Австралии рассказали? — недоверчиво спросила Нарышкина.

«Сейчас скажет: „Что они там в Австралии понимают? Деревня, задворки цивилизации“», — сообразила Аля. И мстительно ответила, повернув к зеркальной двери свое белое, сияющее, прозрачное лицо:

— Нет. Это мне Топчиашвили говорила.

Нату (или Ната) Топчиашвили была одним из самых известных в Москве косметологов. Аля ее видела только издалека, на показах и демонстрациях, но этого никто не узнает, потому что модные косметологи имена своих клиентов держат в тайне. И можно себе представить, что это за клиенты.

Стрела попала в цель. Ленка вся позеленела от злости, и ее узкое лицо, темное от природы, а не от солнца, стало похоже на перезрелое авокадо.

«Есть прекрасные отбеливающие средства, и недорогие», — хотела сказать Аля, но решила не добивать обидчицу. Тем более что про отбеливающие средства она ничего толком не знала. У нее в ванной в баночках из-под «Эсти Лаудер» и «Кларинс» жили рукотворные кремы, мази и бальзамы, которые делала лучшая в мире и никому не известная косметичка Лариса, дай ей бог здоровья и долгих лет жизни нам всем на радость. Ларису Аля получила по наследству от мамы, а та — от своей подруги, которой косметичка приходилась двоюродной теткой.

В начале девяностых Лариса с семьей собралась было уезжать в Америку, но клиентки всполошились (как же мы без вас, Ларочка?), поставили на уши своих мужиков, и те пристроили косметического мужа на хорошую работу в совместное предприятие. Ларочка купила квартиру в новом доме на Ленинском проспекте и продолжала без лишней рекламы и за умеренные деньги колдовать над лицами тех, для кого фраза «пойти к Ларисе» была символом принадлежности к очень узкому, избранному кругу. Аля тоже пользовалась ее услугами, но не делала из этого культа. Отъезд Ларисы в Америку она бы пережила спокойно. Тем более что и ее, как оказалось, приглашают туда же. Были бы соседями.

Ленка помолчала, сначала переживая обиду, потом ожидая, что Аля сейчас начнет какую-нибудь телегу. Но Аля не начала, и Нарышкина стала говорить сама. Поэтому вышло так, что Аля получила «интересное предложение» едва ли не раньше Лешки и по дороге домой нетерпеливо ждала, что он начнет его обсуждать. В последнее время он часто говорил с ней о делах, как будто изнеженная гуманитарная Аля могла дать ему совет по ведению автомобильного бизнеса.

Но Антонов как ни в чем не бывало крутил себе руль и подмурлыкивал нежной мелодии Summer moved on. Усталая Юлька почти сразу же заснула на заднем сиденье в обнимку с подаренным желтым медведем. Лешка в конце концов повозил их на снегоходе, нарочно вываливая в снег на крутых виражах.

— Ты говорил с Норушкиным об Америке? — не выдержала наконец Аля.

— Говорил.

— И что?

Лешка засмеялся. Это был какой-то незнакомый Але легкий смех ангела над земной суетой.

— Тебе Ленка насвиристела?

— Ну да.

Идея пожить полгодика в Штатах ей, по размышлении, понравилась. Юлька действительно освоит английский и погреет свои гланды на солнышке (речь шла о Калифорнии), Рыжий заведет новые связи. А может, им там понравится и… Среди знакомых в последнее время снова начались разговоры об эмиграции, вроде бы в шутку, со снисходительным допущением: вот если бы там кто-то ждал с красной ковровой дорожкой и так далее. Работа в Калифорнии могла бы расстелить им эту ковровую дорожку.

— Забудь, — сказал Лешка, оборвав ее кремлевские мечтания.

— Что?

— Забудь. Не будет никакой Америки.

— Это почему?

Сейчас он ответит, как обычно: «По кочану». И грянет бой. Точнее сказать, начнется острая пикировка, уже не имеющая отношения к теме разговора. Выиграет в ней, как всегда, Аля, ведь в разговорном жанре ей нет равных. Рыжий надуется, но ближе к дому оттает, признает, что она права, а вечером в спальне уже будет чувствовать себя виноватым, что спорил с ней, и постарается искупить свою вину.

Ну, скажи: «По кочану»!

— Я отказался, — сказал Леша.

— Ты отказался. Класс. Молодец. А со мной нельзя было посоветоваться? Или я для тебя пустое место?

В его бизнесе она действительно была пустым местом, но дело не в бизнесе, а в принципе.

— Аленыш, выслушай меня и только потом сердись, хорошо? А лучше не сердись вообще. Нарышкин предлагал мне дело совершенно неприемлемое.

— Ну, и какое дело для тебя неприемлемо? — не собиралась успокаиваться Аля. Уж очень ей жаль было оборванные — похоже, что их и вправду оборвали — крылья американской мечты. Она уже представляла себе автомобильные путешествия по Калифорнии и домик с ручьем на участке, как у подруги Сони в Канаде.

— Продавать машины…

— Какой кошмар! Действительно, ни в какие ворота не лезет!.. Да как он посмел!

— Машины, которые побывали в наводнении и были затоплены водой, — не обращая внимания на ее сарказм, продолжал Леша. — Понимаешь? В Калифорнии это случается сплошь и рядом. Страховая компания выплачивает за них компенсации, а машину продает в мастерскую, якобы на запчасти. Там ее сушат, чистят, вылизывают и выставляют на продажу без всякого намека на то, что она была в серьезной аварии. Внешних следов и повреждений нет, пробег по документам получается минимальный, поэтому такие авто идут за хорошую цену.

— Но…

— Американцы в этих делах разбираются и не покупают машины со вторых рук у дилеров. Работать надо с иммигрантами, а на следующем этапе наладить поставки «утопленников» в Россию.

— Ну и что такого?

— Я не могу обманывать людей. Тем более тех людей, которые экономят на всем, чтобы купить хорошую машину. А эта хорошая машина через год начнет ломаться и жрать деньги на ремонт. И подвергать жизнь хозяина опасности.

— Ого! Давно ли мы стали такие щепетильные? Ты хочешь сказать, что до сих пор никого не обманывал?

— Наверное, обманывал, — серьезно ответил Леша и потер рукой подбородок. — Знаешь, после этой катавасии с акулой я не все помню отчетливо. Но больше этого делать не собираюсь.

В его речи звучал благостный колокольный звон. То-то радости нынче на небесах за раскаявшегося грешника! «Больше этого делать не собираюсь». Аля сидела красная и растерянная. Что в таком случае должна сказать здравомыслящая женщина свихнувшемуся мужу-бизнесмену? Валяй, жалей своих покупателей, веди честную торговлю. Но тогда позабудь о хороших машинах, ухоженной нарядной жене, частной школе для ребенка и отдыхе на заграничных курортах Сам становись лохом, которого не обманет только такой же лох. Согласен?

Аля ничего не сказала. Она чувствовала, что этот пальцем сделанный праведник запросто ответит: «Согласен». Как хороший парень из голливудского фильма, который знает, что в финале он все равно станет миллионером, потому что так решил режиссер.

А ведь она совсем не такого идеального мужа представляла в своих полуснах, пронизанных датчиками и проводами. Это уже доработки Ребекки, ее фантазии на тему чопорной Джейн Остин. Гордость и предубеждение, чувство и чувствительность. Спасибо, доктор Моррис, вот вы меня и осчастливили на всю оставшуюся жизнь.

Одна надежда — на безымянный палец, который, что ни говори, остался от прежнего Лешки. Пальчик против мальчика. Интересно, кто кого?

— Леш, а почему ты не носишь кольцо? — спросила Аля невинным тоном. Ей давно хотелось задать этот вопрос, да все случая не было.

— Не могу найти, — простодушно ответил Лешка.

— А оно у меня.

Разумеется, оно было у нее. Она припрятала его обручальное кольцо в первый же год семейной жизни после того, как несколько раз подряд находила его то на полочке в ванной, то в кармане пиджака, то свалившимся с тумбочки на пол. Рыжий даже не сразу обнаружил пропажу, а потом сказал: «Ну и хорошо, убери, а то оно мне жмет, ты знаешь».

— Жмет? — ехидно спросила тогда Аля. — Ты вначале говорил: сваливается? Ты растолстел?

— Значит, сваливается, — невозмутимо ответил Рыжий и больше о кольце не вспоминал.

— Так тебе отдать его? — продолжала допытываться она сейчас.

— Отдай.

— Будешь носить?

— Буду. Я рад, что ты меня понимаешь по поводу нарышкинского предложения.

Аля только вздохнула. Тамбовский волк тебя понимает! Хрен с ней, с Америкой, наверное, Лешка прав. Тем более что это дело не очень-то законное, а с тамошними законами лучше не связываться. Но он прав, вот в чем дело! Он, а не она. Разве так бывает?

Если бы они сейчас поцапались, это была бы их первая ссора за три месяца. Но они не поцапались. Как это можно было объяснить?

Все эти три месяца Аля не верила своим глазам, ушам и прочим органам чувств. Лешка не пил, не играл, не исчезал в незапланированных командировках, не придумывал идиотских шуток и был к ней удивительно внимателен. Вскоре после возвращения из страны акул и классных врачей Аля увидела наяву картину из своих больничных снов. Рыжий шел по двору, неся в мягком свертке белые хризантемы, и лицо его пунцовело на фоне ослепительных цветов, но не от смущения, а от мороза.

Первая Алина реакция была: «Зачем? Это же дорого!», но она сдержала себя и даже вознаградила дарителя встречей на пороге и нежным поцелуем. Очень нежным, потому что дома никого не было. Но Леша мягко отстранился и пошел на кухню набирать воду в вазу. А потом в его кабинете запипикал включенный компьютер.

Прежде законная супруга и без благодарных поцелуев вызывала у него внезапные вспышки страсти (приспичило, как говорила косметичка Лариса). Их, как и прочие свои желания, Антонов должен был удовлетворять незамедлительно. Дома, когда они были не одни, он пытался затолкать ее в ванную, в машине немилосердно тискал, а в гостях или в ресторане в лучших голливудских традициях тащил в туалет. А уж если в этот момент в их распоряжении находилась пустая квартира…

В новую, послеавстралийскую, эру интим ограничился ночью и спальней и перешел на качественно новый уровень. Как истинный джентльмен Леша теперь делал только то, что она хотела, как она хотела и когда она хотела. И если она НЕ хотела, он нежно обнимал ее, а потом поворачивался на другой бок и засыпал сном младенца. Прежде такие отказы заставляли его дуться поутру, а повторенные больше двух ночей подряд провоцировали разборки на тему: а кукуля мы вообще живем вместе?

И вот еще — он начал гасить свет в спальне! А иногда, добросовестно выполнив супружеский долг, на цыпочках уходил в свой кабинет, включал компьютер — и работал, работал! Просто Владимир Ильич из анекдота про жену и любовницу!

Однажды она шепнула ему, что хочет «чего-то особенного». Вечером, закончив рассказывать Юльке сказку про зеленых обитателей Марса, Аля обнаружила, что в спальне горят свечи, стоят бокалы с шампанским и курятся ароматические палочки, а ванна полна душистой пены — все как описано в журнале для девочек!

На следующее утро Аля побежала жаловаться подруге Терехиной.

Терехина пришла на этот раз без мамы, зато с другой подругой, Иркой. Ирку Аля не очень любила. Она работала в частной школе, писала учебники, получала большую зарплату, но тратить ее не успевала и не успевала вообще ничего — ни мужика найти, ни жить в свое удовольствие. Целые дни она возилась со своими учениками и проверяла тетрадки, и лишь изредка выбиралась на короткие посиделки. Наверное, сейчас Терехина ей сообщила, что Аля Антонова будет рассказывать что-то офигительное, и Ирка прибежала послушать и позавидовать. Она всегда всем завидовала.

— Наверное, импотенция, — предположила Ирка, услышав про ленинские замашки Антонова. — Сейчас даже у молодых мужиков…

— Да нет, какая же импотенция, — возразила Терехина, которая всегда слушала очень внимательно. — Он же все может и делает. Только не так. Аль, а может, у него кто-то есть?

— Это ни при чем, — ответила Аля. — У него всегда кто-то есть.

Вдруг она подумала, что это вовсе не обязательно. Между сейчас и всегда — дистанция огромного размера. Но высказать свои сомнения подругам — значит, безвозвратно потерять репутацию, и свою, и Рыжего.

— Тогда моральная импотенция, — не сдавалась Ирка. — Мужчина теряет вкус к жизни.

— Вкус к жизни? Антонов? — опять усомнилась Терехина. — Нет, ну это просто абзац. Алька, ты должна с ним что-то сделать.

— Ничего тут не сделаешь. Экология и стрессы уже все сделали, — злорадно продолжала Ирка.

Аля подумала, что сейчас самый подходящий момент рассказать им про акулу и про мальчика из пальчика. Тут-то они пораскрывают рты и перестанут ей сочувствовать и давать дурацкие советы.

А может, и не перестанут. Откуда бы ни взялся новый Лешка, он такой, каков есть, скучный ботаник, и его жена ничего, кроме сочувствия, вызвать не может.

Надо было срочно что-то придумывать, но ничего не придумывалось.

— Та мулатка, — неуверенно сказала Аля. — Наверное, она его как-то приворожила. Надо пойти к гадалке.

Ирка и Терехина посмотрели на нее так, как будто она сама дала в газету объявление: «Верну мужа за один день. Полный отворот от соперницы. Результат 100 %».

— Глупости это все! — решительно сказала Ирка. — Давай-ка тащи его в «Красный шап».

«Красная шапочка» была исключительно популярным в Москве стриптиз-клубом, который от других подобных заведений отличался тем, что раздевались там мужчины. Красивые, накачанные молодые мальчики. Для женщин вход был бесплатным, а для мужиков — очень дорогим. Но оно того стоило.

Муж мамы Терехиной, о котором речь впереди, время от времени ходил туда лечиться… ну, не от импотенции, конечно, а, скажем так, от половой усталости. И получал заряд на несколько месяцев вперед. Так, по крайней мере, говорила его жена, терехинская мама.

Другие состоятельные и немолодые господа тоже иной раз прибегали к этому сильнодействующему средству. Все они были обычные гетеросексуалы, и действовали на них вовсе не твердые попки и мускулистые ляжки стриптизеров. Хотя некоторый элемент мужской зависти добавлял адреналина в кровь. Но главное было, конечно, созерцание неистовой, разгоряченной женской толпы. Недаром во всем мире самым острым сексуальным переживанием считается наблюдение за наблюдателем.

Рыжий в «Красный шап» не ходил принципиально. Но не потому, что не нуждался в гормональной встряске. Просто его, наоборот, вгоняли в депрессию беснующиеся женщины, которых он не мог иметь всех сразу и одновременно.

— Ничего, ничего, значит, время пришло, — сказала подруга Терехина.

— В «Красную шапочку»? — удивленно спросил Лешка. — А зачем?

— Это наш тебе подарок, — объяснила Аля. — От меня, Иры и Машки Терехиной.

— На первое апреля, что ли? — хмыкнул Антонов.

Аля тоже вовремя вспомнила, что Новый год давно прошел, и там были другие подарки.

— На день рождения.

— А у кого?

— Не кого, а чего — пионерской организации. День рождения у Иннокентия, дамы приглашают кавалеров. Лешка, какая тебе разница? Зовут, значит, идем.

— У Иннокентия? — так звали мужа подруги Терехиной, и Леша с ним не слишком контачил. — Только, ты знаешь, я обещал ребенку в дельфинарий.

— Во-первых, ребенок был в дельфинарии сто раз. Во-вторых, к дельфинам ты пойдешь днем, а в клуб ночью. Маму я предупредила. Ну!

— Ну… Ну, хорошо.

Кто бы раньше сказал Але, что она будет замужем за таким мямлей!

Они договорились, что Лешка выгуляет Юльку, сдаст ее маме и приедет в кафе «Пушкин», откуда вся компания отправится в «Красный шап». Терехина строго предупредила бессловесного Иннокентия, что у него сегодня день рождения, чтобы он не вздумал с этим спорить. По поводу «Пушкина» Леша неодобрительно покачал головой (а как же экономия?), но Аля заверила его, что все за счет заведения, то есть именинника. На самом деле мероприятие спонсировал муж мамы Терехиной.

В «Пушкине» они просидели до полдвенадцатого. Антонов не пришел. По мобильному он сначала отвечал, что вот-вот выходит, уже собирается. «Шубу надеваю», — прокомментировала Аля, вспомнив сказку про петуха и лису.

Но потом мобильный перестал отвечать, домашний телефон тоже. Аля ловила выжидательные взгляды подруг. Иннокентий, по случаю фальшивого дня рождения вытащенный из дома, потягивал пиво и читал газету «Большой город». Ему было все равно.

— Ну, и чего? — не выдержала Ирка.

А подруга Терехина вдруг расхохоталась:

— Обманули дурака на четыре кулака! Алька, колись! Знаешь ведь, где твой Рыжий?

— Ну, догадываюсь, — с кислой улыбкой сказала Аля.

— А мы и уши развесили — плохо он ее хочет, не так все делает. Рассказывай все, как есть!

Аля набрала побольше воздуха, как всегда делала перед большой импровизацией. И рассказала, что у Рыжего роман с Юлькиной учительницей музыки (Ирина приподняла нос по ветру). Она замужем, но муж в тюрьме, он кого-то убил из ревности (Терехина испуганно ойкнула). В дельфинарий они, очевидно, ходили втроем, а потом папа отправился провожать Светлану Дмитриевну и так распровожался, что забыл о времени. Аля давно знала об этом, просто хотела проверить, насколько все серьезно и пожертвует ли Лешка своим свиданием ради экзотического клуба. Не пожертвовал. Значит, пора вправлять ему мозги.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала мама Терехина. — А про постельные проблемы сочинила, признавайся?

Аля призналась, что сочинила.

Когда она открыла дверь, в квартире было тихо. Юлька посапывала в своей комнате, и через приоткрытую дверь Аля увидела, что второй диван не разложен. Значит, мама поехала домой.

В кабинете у Лешки горела настольная лампа. По затемненному экрану компьютера бегал разноцветный шарик. Сам Антонов спал прямо за столом, положив голову на руки. Вокруг лежали бумаги на разных языках — контракты, таможенные списки, бухгалтерские выписки.

«Работай, работай, работай — ты будешь с уродским горбом», — вспомнила Аля. Она растолкала невменяемого Антонова и отправила его в спальню. Надо было пойти в «Красный шап» и зависнуть там до утра. Он бы даже не заметил.

На следующий день за завтраком Юлька делилась восторгами по поводу посещения дельфинария, хотя действительно была там пусть не сто, но три раза: с мамой, со школьной экскурсией и с бабушкой и дедушкой. Но с папой было лучше всех. После представления они фотографировались с морским львом, потом ели мороженое, потом катались на аттракционах, потом поехали в «Шоколадницу» — в общем, было классно!

Аля ревниво слушала детские возгласы, вспоминая, что их совместные культпоходы всегда сопровождались Юлькиными капризами: то она требовала какой-то ужасный ядовито-лиловый леденец, то на карусель, куда ее не пускали по росту, то ей жали туфли, то кусались колготки и тянула резинка на хвосте. А с Рыжим, значит, все классно, ничего не жмет и всюду пускают.

— Ну и хорошо, — мстительно сказала Аля. — Будешь теперь с папой ходить.

— Ага, — подтвердила Юлька, засовывая в рот горсть папой купленных на обратном пути орешков кешью. — Он сказал, в следующее воскресенье поедем на Воробьиные горы, будем учиться на доске кататься.

— Никакой доски! — заявила Аля мужу. С неразумным дитем она решила не спорить. — Ты видел, что там творится на Воробьевых горах, особенно в выходные? Ее же раздавят!

Леша согласился так спокойно, что ей, уже привыкшей к его новому характеру, все же показалось, что он издевается. Но он был вполне искренен и пообещал узнать, где есть более тихое место и детский тренер. Правда, вскоре у него началась запарка с работой, он пахал без выходных, и Юлька так и осталась без доски, но не в претензии. Попа купил ей компьютер (экономия называется!), наконец-то ее личный, а не родительский, куда пускали ограниченно и под присмотром, и она оттягивалась по полной программе.

Образцовый отец оставался также образцовым мужем. Несмотря на экономию, Лешка старался время от времени устраивать жене маленькие сюрпризы: то хризантемы среди зимы, то недавно вышедший дамский роман, то билет на показ мод. Правда, золотых цепочек с жемчугом и бриллиантами он больше не дарил (и все-таки — даешь экономию!), но за то, что он такой зайчик, Аля прощала ему даже материальные проблемы. Да, прощала, хотя имела полное право не простить, ведь это он, Рыжий, своей неосмотрительностью в делах поставил бизнес под удар и чуть не разорил их семью.

Но ладно, кто старое помянет… В конце концов, все, что напортачил, он сам же исправил. И недавно повел Алю в ресторан «Экспедиция», стильное место, хотя, конечно, больше в мужском вкусе. Гитара, останки вертолета, чучело белого мишки и таежный ручей под стеклянным полом. Строганина и облепиховый мусс Але понравились, а оленье мясо нет, но главное — понравилось, что официантки там ходят в длинных юбках или брюках.

Лешка на юбки даже не смотрел. А после ресторана загорелся идеей самому приготовить оленину, да так, чтобы даже Але было вкусно. Ну хорошо, пусть не оленину, а что-то другое. Ведь кулинария — его давняя мечта.

Вы такое когда-нибудь слышали?

— Я тебе говорила — он перебесится, — сказала мама.

Они только что умяли приготовленное Лешей восхитительное ризотто: рис, белые грибы, маленькие помидорки-шерри, масло, вино и еще черт знает что — Алю к секретам приготовления не допустили. На десерт планировалась клубника со сливками, но сливки оказались расслоенными, густыми сверху и жидкими внизу, и Алешка без звука поехал в супермаркет за правильными сливками, захватив с собой Юльку. Она и без того целый день помогала отцу на кухне и была на вершине блаженства.

Папа после двух порций душистого ризотто и пары рюмок коньяка задремал на диване, а мама с Алей уселись сплетничать в другом углу.

— Что с ним не так? — деловито спросила мама. — Давай быстрей, пока не вернулись.

— Сама видишь, — капризно ответила Аля. — Готовит, в магазин бегает. С ребенком возится. Избаловал ее страшно — покупает все, что попросит.

— Отлично! — мама зажмурилась от удовольствия. — Все?

— Не пьет, не играет, по бабам не ходит. Дурацкие шутки бросил.

— О-о! Я же тебе говорила — рано или поздно перебесится. Я эту породу знаю.

Откуда мама могла знать «эту породу», будучи сорок лет замужем за флегматичным обстоятельным папой и, по Алиным наблюдениям, никаких других мужчин, кроме зятя, и близко не видя, — это обсуждению не подлежало. Надежда Андреевна всегда была для своей дочери главной советчицей, а потому должна была все знать.

— А с тобой как?

— Нормально.

— Что значит — нормально? Любит?

— Ну да.

— Так и говори: любит. Подарки дарит, на руках носит, пылинки сдувает?

Так выглядело счастье в мамином представлении.

Аля задумалась. Подарки ей Лешка дарил, это правда, начиная с жемчужного сердечка в самолете. Что касается рук и пылинок — что ж, в переносном смысле можно сказать, что и это присутствует.

— Золото, а не муж! — подвела итог мама. — Так что ты киснешь? Живи и радуйся.

Радоваться? Так ведь скука смертная! Был человек, а стал ходячий сборник морали. Недавно она рассказала Лешке абсолютно безобидный анекдот, вычитанный в Интернете: «Немецкое слово „нихт“ произошло от русского выражения: „Ни х…я, твою мать!“. В прошлой жизни Рыжий такие шутки называл дамскими, потому что на его вкус они были недостаточно острыми, солеными и жареными. Но сейчас он посмотрел на нее с упреком, как на школьницу, вздумавшую поразить родителей знанием «взрослых» ругательств.

— Алик, у нас ведь девочка растет, — укоризненно сказал он.

Девочка в этот момент мирно спала у себя в комнате, и никакие анекдоты ее нравственности не угрожали.

Интересно, как живут бабы с мужьями, которые родились образцово-показательными? Ведь это ж застрелиться…

Нет, все это, конечно, чушь. Нельзя сочинить человека, как сказочного героя. И уж если на то пошло, она сумеет пересочинить его, придумать заново. Так думала Аля, пока они ехали от Нарышкиных в сгущающихся сумерках и полной тишине. В тишине? Точно, у них все реже звонят телефоны. Погрузившийся в работу Антонов отвадил всех друзей. А с ней, Алей, тоже никому уже не интересно, потому что она вся в переживаниях и перестала выступать перед публикой со своими знаменитыми моноспектаклями. Что же делать, ведь так и жизнь рушится!

«Кабы не было зимы, а все время лето…» — словно утешая ее, зачирикал Лешкин мобильник. Юля на заднем сиденье удивленно открыла глаза, а Аля недовольно поморщилась: тоже мне, мелодия для бизнесмена. А может, этот законопослушный господин и отвечать не будет, раз за рулем, с него станется!

Леша ответил. Его ответ состоял из множества повторенных с перерывами «да», «разумеется», «конечно», «хорошо», «вполне реально». Потом он назначил встречу у себя в офисе, отключился и улыбнулся:

— Алькин, не дуйся. Мы все равно победим. Знаешь, почему? Потому что сейчас мне звонил Шереметьев.

— Аэропорт? — фыркнула сзади Юлька.

— Больше чем аэропорт. Генеральный директор холдинга «Русская скорость». Он хочет с нами работать. У нас будет отличный контракт. Шереметьев дал понять, что согласен на все мои условия. А ты говоришь: Калифорния! Хочешь, летом съездим в твою Калифорнию, чтоб ты не грустила?

— Ур-ра! — завопила Юлька, окончательно проснувшись. — И чтоб я не грустила!

— А Нарышкин пусть свои утопленные машины засунет себе в жопу, — шепотом сказал Рыжий, чтоб не услышал ребенок.

Все-таки он не безнадежен. Разве так выражаются благородные джентльмены у Джейн Остин?